Текст книги "Убить одним словом"

Минутой позже я вышел из передней двери, застегивая на ходу пуховик.

– Быстро ты! В одежде спал?

– Типа того. – Я посмотрел ему за спину. Девушка все еще стояла, прислонившись к фонарю. Я видел пар от ее дыхания. У нее были черные коротковатые волосы, черный плащ, бледное лицо.

– Сколько времени?

– Скоро будет полночь, наверное, – пожал плечами Джон. – Я подумал, что надо бы нам проведать тебя. Никки Хэйс не пропускает школу два дня подряд, если он не при смерти. – Он обернулся на девушку: – Миа, что скажешь, он похож на мертвеца? – Он изменил свое произношение, чтобы оно звучало как можно ближе к общему. У него не особо хорошо получилось, все равно был заметен аристократический выговор, которым он кичился в школе.

Миа посмотрела на меня так, словно вопрос Джона не был риторическим.

– Немного жизни в нем еще осталось, как мне кажется.

Она была подругой Элтона. В первый и последний раз я ее видел две недели назад, когда он без предупреждения привел ее домой к Саймону на игру в «Подземелья и драконы». Мы с Саймоном были в шоке, еле-еле мямлили, словно стояли на сцене во время школьного спектакля и ожидали насмешек. Это была худшая игра всех времен. И я понятия не имею, что она делала с Джоном. Я продолжал пялиться то на нее, то на него, как идиот, пытаясь додуматься, как он раздобыл ее номер. И даже вооружившись им, как он набрался сверхчеловеческой храбрости позвонить ей.

– Мы идем к реке. – Джон вытащил банку «Фостерс» из кармана плаща и всучил ее мне. – Давай с нами, косячок забьем. – Он пантомимой изобразил раскуривание косяка.

Я взял банку, которая оказалась теплее, чем я ожидал.

– Ну, можно… – В моем животе заурчало, сигнализируя о сильном голоде. Я подумал о холодном грибном супе, и меня замутило.

Джон показывал дорогу. Если в Ричмонде кто-то говорит «река», то под этим всегда подразумевается Темза, широкая серо-зеленая полоса воды, скользящая через весь Лондон. Лишь Джон подразумевал Беверли Брук, ручей, струившийся через Ричмонд-Парк. И как слово «река» звучало слишком громко для этого ручья, так и слово «парк», казалось, не дотягивало до Ричмонд-Парка, который был куда больше, чем два футбольных поля с качелями, и на самом деле представлял собой полноценные охотничьи угодья семнадцатого века со всеми прилагавшимися оленями, втиснутыми в квадратную милю леса и полей посередине хаоса большого города.

У ворот со стороны Уэссекс-Роуд, ведущих в парк, я почувствовал себя так скверно, словно чья-то рука перекрутила мне все внутренности. Прежде чем я опомнился, я схватился одной рукой за железные прутья забора. Меня рвало и рвало, кислота разъедала мне горло, слюни забрызгивали основание воротного столба.

– Черт, ты и правда болен! – отдернулся Джон.

– Я в порядке. – Я распрямился. Чувствовал я себя отвратительно, изо рта текла слюна, руки тряслись. И пусть потом не говорят, что я не умею произвести первое впечатление на даму. – Пойдем.

Мы дошли до грязного берега по лесистой тропе. Было так темно, что я с трудом различал деревья. Без вездесущего лондонского освещения было бы невозможно даже просто идти по тропинке. Я брел за ними, дрожа от стреляющей боли в длинных костях моих ног. Поразительно, насколько сложнее отмахнуться от дискомфорта, когда кто-то говорит, что это не «тело растет», а «лейкемия». Миа шла впереди за Джоном, и время от времени они тихо переговаривались. Я все-таки еще не до конца проснулся, и их неразборчивые слова пролетали мимо моих ушей.

– Это ручей? – Казалось, что несколько черных ярдов воды между нами и кустами на противоположном берегу не произвели на нее никакого впечатления.

– В Америке они бы сказали, что это речушка. – Джон ездил в Штаты прошлым и позапрошлым летом. Возможно, он даже не подозревал, насколько часто он упоминал об этом факте в любом разговоре. Он снова порылся в кармане своего плаща и вытащил то, что было похоже на старую сигарету.

– Ты же не куришь, – сказал я.

– Это травка, мужик. – Джон говорил, как пафосный мальчик, безуспешно пытавшийся изобразить из себя растамана.

– Я думал, ты шутишь. – Слова словно сами слетели с моих губ, прежде чем я осознал, сколько возможностей произвести впечатление на единственную известную мне девушку я бездарно упустил.

– А Элтон?…

– Не глупи, – фыркнул Джон.

– Папа Элтона его убил бы, если бы он только прикоснулся к травке, – улыбнулась Миа. – Да и мама тоже. И его братья. Джон купил ее у меня. Я знаю одного парня. – Она пожала плечами.

– У меня… нет зажигалки. – Джон похлопал себя по груди, словно зажигалка или спички всегда находились у него в переднем кармане плаща.

Миа вздохнула и щелкнула серебристой зажигалкой, прикрывая пламя ладонью.

Горячий конец косяка Джона приблизился к его лицу. Он поместил противоположный конец между губ и выдул большое облако дыма.

– Крутяк, – проскрипел он, пытаясь подавить кашель, и предложил мне косяк: – Попробуй.

Он выглядел настолько удивленным, когда я принял у него косяк, что это было даже комично.

Протесты доброй дюжины ответственных взрослых поднялись в моей голове одновременно с тем, как поднималась в направлении моего рта рука с косяком. Их голоса звенели в моем затылке: голос миссис Грин, моей любимой учительницы второго класса, пронзительный, осуждающий; голос моей матери, строгий и разочарованный; голос мистера Стэнли из шахматного клуба, неодобрительный. Я их заблокировал. У меня был рак. С заглавной буквы «Р». Почему бы мне не попробовать? Узнать, что именно мне предлагают, прежде чем судьба лишит меня такого шанса.

Я прикоснулся губами к тому, что только что побывало между губ Джона, и вдохнул. Да, я не курил, но знал, как это делается. Дым наполнил мои легкие, как прохладный огонь. Я удержал его внутри, пока он не начал пощипывать и проситься наружу.

– Эй, полегче, Никки, дружище! – Джон никогда так со мной не разговаривал. Это было для Миа. Он похлопал меня по спине с такой силой, что я покачнулся и поневоле сделал несколько шагов в сторону воды.

Я зацепился ногой за корень и едва не свалился в ручей, но смог удержаться на ногах и сохранить равновесие, только и того, что ботинки запачкал. Кашляя, я вернулся, собираясь гневно сказать что-то… Но у меня слова в горле застряли, когда я увидел человека, стоявшего на тропинке.

– Там кто-то есть, – сказал я, не отводя глаз от черного силуэта, стоявшего в тени.

Джон пожал плечами и передал горящий косяк Миа.

– Это свободная страна.

– Но ты же его видишь? – Что-то здесь было не так: человек на нашей тропинке, неподвижный, наблюдающий, казавшийся огромным из-за чернильных силуэтов деревьев за его спиной.

Джон вновь оглянулся.

– Это просто какой-то мужик. – Его голос стал тревожным, вся его бравада испарилась.

– Нам надо идти. – Миа с серьезным видом потушила косяк. Она знала, что что-то не так.

– Конечно. – Джон увел нас, вновь расхрабрившись. Но не тем путем, которым мы пришли, а вдоль реки. Я шел за ними последним, и казалось, что холодная ночь отражается эхом вокруг меня. Краем глаза я видел призраков: пары, которые гуляли, взявшись за руки, бегавших друг за другом мальчиков, женщину с собакой, словно призрачные копии посетителей парка вернулись ночью, чтобы повторить дневные маршруты. Никто из них не задерживался на месте, если я оборачивался, чтобы посмотреть на них, рассеиваясь, как выдуваемый Джоном дым. Моя голова отяжелела, и мир вращался вокруг меня, когда я остановился. Одна затяжка, и я был уже под кайфом?

– Он идет, – напряженно сказала Миа. Я бросил взгляд назад и увидел, как мужчина сделал шаг вперед, одна черная тень отделилась от другой, еле заметный блик отразился на лысой голове.

– Бежим! – Джон ускорил шаг.

Это свободная страна. Словно кто-то нашептывал мне эту фразу со всех сторон, и я тоже попытался перейти на бег, отмахиваясь от призраков матери и ребенка, семенивших вниз по склону, после чего паника завладела всеми нами, и мы уже втроем бежали, не обращая внимания ни на что вокруг. Подобная сосредоточенность свойственна страху, но улетучивается, когда страх превращается в ужас. Вокруг мелькали кусты, когтистые ветви и глухие повороты, и это было похоже на кошмар.

– Боже! – Тяжело дыша, Джон прислонился к воротному столбу. – От чего мы вообще бежали? – Он попытался засмеяться, но вместо этого закашлялся.

– Не знаю. – Я посмотрел в черноту, оставшуюся позади. – Перестремались. Наверное, это просто был старый эксгибиционист.

– Ну что же, было весело. – Миа выглядела побледневшей, и вся ее аура крутой девчонки улетучилась. – Надо в следующем году повторить.

– Ха. – Джону все-таки удалось выдавить из себя смех. – Кое-что мы все-таки выяснили.

– Что? – спросил я.

– Не так уж ты и болен. Ты нас обоих обогнал!

И это было правдой. Боли, из-за которых меня так скрючивало по дороге к реке, исчезли, но было ли это из-за страха, травки или того, насколько в целом странной была эта ночь, – без понятия.

3

– Ты не передумал идти?

– Да, сказал же тебе. – Я продолжил застегивать плащ.

– Ты не позавтракал. – Мать нацепила на себя этот ее плотный, обвиняющий взгляд.

– Я поем у Саймона. – Я схватил сумку и протянул руку к двери.

– Николас. – Она назвала меня полным именем. Значит, быть лекции.

– У меня все хорошо, – я сказал это чуть более резко, чем стоило. По ее лицу было заметно, что это ее задело. – Если мне будет нехорошо, я вернусь домой.

– Я приеду забрать тебя, если ты позвонишь…

Я закрыл дверь у нее перед носом и поспешил на улицу. День был холодный, с заморозками. Боль вернулась, простреливая в моих конечностях, вгрызаясь в мои бедра. Я прикусил губу и пошел быстрым шагом. Агрессивный. Так они описывали худшую форму рака. Возможно, мне тоже стоило быть агрессивным, если я собирался победить в этой битве.

Было настоящим шоком узнать, как быстро я превращусь в шаркающего старика, своей походкой словно старающегося обойти все боли, которые отныне определяли его бытие. Я хотел вернуться на месяц назад во времени. Я хотел наслаждаться недооцененной радостью жизни без боли, широко шагая без приступов боли и даже не опасаясь, что они могут возникнуть. Месяц назад мне казалось, что я неуязвим. Прошла пара недель, и я оказался запертым в предательском теле, которому я не мог доверять и которым я не мог управлять, и казалось, что моя молодость убежала от меня, как оставленное без присмотра молоко на конфорке.

Я шел по улицам Ричмонда, закутавшись в собственные мысли, выдыхая облачка пара перед собой. Вспомнился вчерашний дым. Призраки, видимо, были из-за наркотиков. Кто знает, какое дерьмо подмешал в траву тот «парень», продавший ее Миа. А еще там был маньяк. Или он просто выгуливал собаку. А почему бы и нет? Это свободная страна, в конце-то концов.

К Саймону я шел с запасом времени, потому что проснулся очень рано и не смог снова заснуть.

На углу Броуд-стрит я увидел Майкла Девиса, прислонившегося спиной к стене, с сигаретой в руке. Я решил пойти через Фосс-вэй, чтобы избежать его. Девис был, можно сказать, одним из задир, он постоянно испытывал мое терпение, хоть он и не был достаточно уверен в себе, чтобы делать это так, как показывают в фильмах, но он делал достаточно, чтобы портить мне жизнь. Иногда я воображал, что со всей силы бью его кулаком по морде. Но вряд ли я когда-нибудь решился бы на это. Я бы начал трястись и заикаться и развернулся бы, как всегда, и все уперлось бы в то, кого я ненавижу больше – себя или его. Казалось бы, рак должен был обесценить все эти мелкие страхи. Что мне теперь мешает подковылять к Девису и ткнуть его чем-нибудь в глаз? Что мне мешает разговаривать с Миа так, словно она обычный человек, а не инопланетное существо, которое прилетело на летающей тарелке? Но в жизни все оказалось иначе. И это было досадно, честно говоря.

Девис прицепился ко мне примерно года два назад. Это было именно тогда, когда мы с Саймоном и парой других ребят впервые увлеклись «Подземельями и драконами». Девис учуял слабость. Отличие. Это было несложно, не думайте, что у мерзавца была какая-то сверхсила. Играть в игры в нашем возрасте – этого достаточно самого по себе. Настолки и кости – это детские аксессуары: «Монополия» на Рождество; «Кража» с родителями; встряхивание костей в стакане в «Сожалею!». Только попробуй принести все это с собой в школу, будучи подростком, – проблем не оберешься.

Погрузившись в размышления, я едва не врезался в Иэна Раста. В Мэйлерт учились ребята со всего Лондона. Мне приходилось спускаться в метро и делать пересадку на станции Хаммерсмит. Следовательно, гипотетически я вполне мог пройтись по улице в Ричмонде, не наткнувшись ни на единого учащегося Мэйлерт. Происходило что-то из ряда вон выходящее. Свернуть с улицы, избегая встречи с самым большим задирой в классе, лишь чтобы натолкнуться на школьного психопата, – удача определенно была не на моей стороне. Ну как сказать. Это не рак, но рак хотя бы тихо себя ведет, прячется, никуда не торопится. Столкновение с монстром лицом к лицу немедленно приводит в ужас.

– Какого черта ты тут забыл? – Иэн Раст был на два класса старше меня. То, что его до сих пор не исключили, красноречиво свидетельствовало о его умении манипулировать как своими жертвами, так и власть имеющими.

– Извини. – Я не врезался в него, но был на волосок от этого. Я пытался обойти его, но он заблокировал мне путь, шагая то влево, то вправо с широко расставленными руками.

– Куда идешь? – Его улыбка была жестокой. По-другому он не умел.

Иэн Раст не был крупным. Я был выше. Он был тощим. Он не выглядел угрожающе – пока не посмотришь ему в глаза. Говорят, он как-то раз поджег бездомного. Возможно, это лишь слухи. Я ничего подобного не видел в газете. Но достаточно было совсем немного времени провести в его присутствии, чтобы поверить, что он на это способен, просто забавы ради.

– Куда путь держишь?

– К другу. – У меня во рту пересохло. Я сглатывал слюну, мне хотелось в туалет. Я чувствовал себя как кролик, который остановился посередине дороги и в ужасе смотрит на несущийся на него грузовик.

– У тебя есть друзья?

Я не думаю, что Раст знал даже, как меня зовут, но он знал меня в лицо, знал, что я хожу в ту же школу, следовательно, я был овечкой из стада, на которое он охотился. Люди говорят, что нужно быть большим, чтобы тебя боялись. Они смотрят на здоровяков-боксеров с их огромными мускулами и длинными руками, и они думают, что на улице только это и имеет значение. В действительности же самое важное – это то, насколько далеко ты готов зайти и насколько быстро. Большая часть стычек подчиняется строгой хореографии показухи и угроз. Эскалация происходит в четком соответствии с неписаными правилами. Все знают, во что ввязываются, ставки и исход известны заранее.

Страшным Раст был, потому что казалось, что он не понимает эти правила. Быть сильным, конечно, хорошо, но если игрок в регби перейдет дорогу Иэну Расту, то, скорее всего, у него будет торчать из глаза авторучка еще до того, как они дойдут до стадии тычков в плечо.

– Я… – Я с трудом мог выговорить хоть слово. Тошнота подступала к горлу, вот-вот – и меня вырвет прямо на него.

Раст просто разглядывал меня, упиваясь моей паникой, и вдруг, как будто кто-то повернул выключатель, его улыбка испарилась. Он выхватил из моих рук спортивную сумку и расстегнул ее. Он ухмыльнулся и высыпал ее содержимое на мостовую: карту и записи последней игры, лист моего персонажа, кости, яблоко, которое мать тайком подложила неделю назад, все это скакало по плиткам мостовой, оказываясь в грязных лужах.

– Отвали. – Он бросил пустую сумку и пошел своей дорогой, пиная яблоко, словно мячик. Вполне возможно, что он намеревался встретиться с Девисом на углу Броуд-стрит. Поговаривают, что Девис был вместе с ним, когда Раст поджег бездомного. Скорее, как приспешник, чем как соучастник.

Я стоял на месте, оскорбленный, полный адреналина, готовый сражаться или бежать, ненавидящий Раста и то, как он со мной поступил. Я был в ярости, но опустился на колени и собрал свои вещи. К тому моменту, как я нашел все страницы и попробовал отряхнуть с них грязь, он был уже далеко. Я продолжил свой путь, пытаясь стряхнуть с себя смесь ярости и ужаса, схватившись за свою сумку так, словно это была глотка Раста.

Прежде чем я дошел до дома Саймона, я вообразил себе полдюжины вариантов, как могло закончиться мое столкновения с Растом, все они были сложные, кровавые и почти столь же ужасные, как и сам Раст. И это было то, что объединяло четырех чудаков, которые собирались рассесться вокруг стола для игры Саймона и разыграть истории, полные магии и чудовищ. Это общая нить, связывающая самых разных «ботаников» и «гиков», которые ходили на конвенции и сходки, которые выстраивались очередями перед магазином настольных игр, как только выходил новый путеводитель. Мы все были поглощены нашим собственным воображением, мы были его жертвами, нас преследовало невозможное, освещаемое представлениями – нашими собственными и других людей. Мы не были эпатажными творческими людьми, которые осмеливались выступать на сцене под светом рампы, танцевать, рисовать или даже писать романы. Мы были племенем, которое всегда ощущало себя запертым в ящике, который мы сами и не видели. И когда в нашей жизни появились «Подземелья и драконы», мы вдруг увидели этот ящик – и ключ от его замка́.

– Хочу показать тебе новых орков.

Саймон оставил дверь полуоткрытой и направился к лестнице. Он никогда не говорил «Привет», когда открывал дверь. Ты стучишь в дверь, и он ее тут же открывает, как будто часами под ней поджидал, даже если ты заявишься к нему заранее. В половине случаев он просто продолжал фразу, на которой закончился ваш предыдущий разговор, словно после него не прошел день или неделя.

– Привет, Ник, как делишки? – Мама Ника крикнула из кухни, не показываясь. Она была хиппи из шестидесятых и, кажется, полностью не избавилась от старых привычек. Мне она очень нравилась, и я понятия не имел, что сказать ей.

– Э-э… Привет.

Не понимаю, как у нее родился такой ребенок, как Саймон. Иногда мне хотелось, чтобы моя мать больше была похожа на маму Саймона, но чтобы это сработало, мне пришлось бы тоже измениться. Мы оба были довольно замкнутыми, и для того, чтобы это изменить, пришлось бы раскрутить и свернуть заново нашу спираль ДНК.

– Эй! – Сестра Саймона вышла из кухни, за ней следовал их кот, огромный, медового цвета самец по кличке Чемодан. Сайан была дочерью своей матери, без сомнений: длинные волосы, хипповое платье в цветочек, легкая улыбка, неопределенный возраст (не то двенадцать, не то двадцать), полное отсутствие интереса к брату и его странной коллекции друзей.

Лестничные штанги прижимали ковер на ступенях дома Саймона, а на обоях вырастали древовидные узоры, поднимавшиеся вдоль лестницы. У их дома всегда был один и тот же запах: смесь лаванды и сандалового дерева. Я впервые побывал здесь в четырехлетнем возрасте. Мы с Саймоном вместе ходили в детский сад и в начальную школу, вместе сдавали экзамен в Мэйлерт.

За это время мои родители переехали четырежды. Дом Саймона был куда более постоянен, чем мой. Здесь я в большей степени чувствовал себя дома.

– Вот! – Саймон поднял раскрашенную фигурку высотой в дюйм – воина с боевым молотом. Мне было разрешено смотреть, но не прикасаться.

– Шикарно. – Он как-то показал мне свои волшебные трюки с кистью. Я не смог их повторить.

На столе в его комнате рядом со стопкой справочников было расставлено еще с полдюжины фигурок, готовых к осмотру. Картину дополняла цветастая россыпь игральных дайсов и несколько незаконченных карт. Если бы сторонний человек посмотрел на все эти аксессуары, в его мозгу всплыло бы все, что он знает об играх, о настольных играх с костями. В этой еще были монстры. И все, суждение вынесено. Но «Подземелья и драконы» никогда не были настольной игрой. Фигурки и карты были лишь реквизитом. Правила даже не назывались правилами, это были путеводители, руководства, справочники. Все это предназначалось для того, чтобы предоставить каркас для нашего общего воображения, в котором мы могли пропадать часами, сочиняя легенду по мере того, как она рассказывалась. Нашу уникальную историю, наполненную нашими собственными чудесами, находчивостью и воплощаемой нашими героями храбростью. И это продолжалось каждую неделю и создавалось на протяжении нескольких лет, результатом стала общая для нас история и связи, которые никаким образом не могли возникнуть за игрой в «Монополию» или карты.

Я подошел к своему стулу, и на секунду мне показалось, что комната отдалилась от меня, а голос Саймона утих. Меня охватило чувство дежавю. Мое столкновение с Иэном Растом прогнало из моей головы мысли, которые вертелись в ней по спирали на протяжении всей бессонной ночи. Казалось, что рука, приподнявшая игровое поле, была не моей рукой. На стол перед моими глазами наложилось видение, которое я испытал в больнице на прошлой неделе. Мои пальцы вспомнили, как они сжимали ручку, прорезая ею борозды на лакированной поверхности стола, отправляя послание будущему мне…

– Ничего! – Древесина была гладкой, неповрежденной.

– Что? – Саймон прервал свой монолог и моргнул.

– Тут… Было что-то написано? Ты разворачивал стол?

Он еще раз моргнул.

– Нет. Ты вообще о чем сейчас?

– Ни о чем. – Я пододвинул на место игровое поле. – Просто… так.

Это казалось таким реальным, но думаю, что в этом и есть суть галлюцинаций. Уильям Оккам не был первым, кто несколько столетий назад указал на то, что простейший ответ – это, скорее всего, самый верный, но он был самым знаменитым. Я лежал в больнице с ядом в венах. Что было вероятнее: путешествие во времени или галлюцинация под воздействием медикаментов? Я сам себе усмехнулся.

– Мы что-то пропустили? – Джон распахнул дверь.

Элтон проследовал за ним, уже доставая книги из сумки.

– Надеюсь, что вы уже помолились, пацаны, потому что сегодня я сделаю вам больно! – Будучи мастером подземелья, формально он был организатором игры, именно он ваял мир, по которому мы путешествовали, но как мы справимся со всеми препятствиями, зависело только от нас.

Миа вошла немного позже, ее глаза были подведены черным, ее взгляд пронзал меня сквозь ее черную челку. Я моргнул от удивления. Одно посещение игры в «Подземелья и драконы» уже было нетипичным для любой девчонки. Второй визит был неслыханным, насколько мне подсказывал мой ограниченный опыт.

Элтон умостился за дальним краем стола, разложив свои книги, как щит для заметок и карт, которые не были предназначены для наших глаз. Он расставил свои дайсы погрубевшими от многолетних занятий карате руками. Мастер подземелья обязан быть движущей творческой силой, он должен был играть роли всех обитателей, населяющих этот мир, и быть авторитетным судьей, чтобы разрешать споры игроков и пресекать возражения.

Джон сел рядом со мной. Он был раздражающе светловолосый и красивый. Деньги, харизма и внешность. Если бы у него были только два из трех козырей, то можно было бы его простить, но полный набор не мог не вызывать возмущения. Он не обращал внимания на лист персонажа, лежавший перед ним на столе, и улыбался Миа. Она игнорировала его и вместо этого внимательно изучала лист персонажа. Судя по всему, она переписала персонажа, которого Элтон дал ей в прошлый раз.

Мама Саймона проскользнула в комнату, держа в руках поднос с апельсиновым соком и печеньями. За ней проследовал Чемодан. Она приоткрыла окно.

– Мам! – нахмурился Саймон. – Там арктически холодно.

– Свежий воздух всегда полезен. – Она открыла дверь. – И я это делаю для Миа. Через несколько часов в одной комнате с четырьмя мальчиками комната превращается в газовую камеру. Зажги спичку и… бум! – Она изобразила руками взрыв, оскалилась и вышла. Кот проследовал за ней.

– Тебе лучше? – Миа посмотрела в мою сторону, но мне все равно потребовалось время, чтобы понять, что она обращается ко мне.

– А, ага, – соврал я.

– Лучше? – Саймон бросил на меня мрачный взгляд, словно я его предал, якшаясь с противником.

– Никодимус съел что-то такое, что повздорило с его желудком. – Джон изобразил рвоту весьма гротескно. – Или оно сначала повздорило, а потом он это съел.

– Я в порядке. – Никодимусом звали моего персонажа. Возможно, я не такой уж воображаемый.

– Уж лучше бы. – Элтон скрылся за своей защитной стеной из книг. Он, конечно, бесстрашен в бою и может отлупить любое количество Майклов Девисов, но когда речь заходила о болезнях, то он становился таким же параноиком, как и все остальные.

– Ну, если тебя замутит, дай мне знать, – широко улыбнулась Миа, указывая на свой лист персонажа. – Тут сказано, что у меня есть заклинание «исцеления болезней». Универсальное, судя по всему. Одинаково эффективное как против соплей, так и против лепры.

Было бы неплохо. Я промямлил что-то о том, что я в порядке. Миа достался персонаж-клирик. Всем новичкам дают играть за клирика. Они священники и жрецы, и им достается вся магия лечения, что означает, что их услуги всегда в почете после сражения, но редко – во время. Миа сделала клирика женщиной, жрицей человека-Иисуса, и это настолько напоминало католичество, что мне показалось, что у нее зуб на церковь. Элтон как-то упоминал, что она когда-то сбежала из воскресной школы, спасаясь от преследования монахинь.

Как выяснилось, общий для всех воображаемый кризис отлично подходит для того, чтобы растопить лед. Ко времени обеда Элтон вынудил нас панически бежать из обрушивающихся пещер, и мы с Миа перебранивались, как старые друзья, обсуждая относительные преимущества наших планов по выживанию. Даже у Саймона прорезался голос, когда он потребовал, чтобы мы заткнулись и бежали!

Через час наша маленькая команда приключенцев продвигалась по узкой лесной тропинке, пока Солнце садилось на западе.

– Я залезу на дерево. Высокое. Может, увижу окраину леса. – Саймон взял свои дайсы. Он играл за вора с отлично прокачанным навыком акробатики. Когда он говорил что-то вроде «залезу на дерево», воображение приходилось напрягать сильнее, чем обычно. В реальной жизни у Саймона были большие проблемы с тем, чтобы залезать на деревья.

– Самые высокие деревья – это гладкоствольные вязы, – сказал Элтон. – На них суперсложно залезть. Три проверки навыка. Выпасть должно семнадцать или меньше.

– То есть шестьдесят один процент вероятности, что я долезу до верхушки. – Саймон собрал дайсы.

– Ух ты! – Миа подняла глаза. – Ты просто так взял и рассчитал все?

– Он человек-калькулятор, – сказал Джон. – Смотри. Шестьсот восемь умножить на двести тридцать семь?

– Сто сорок четыре тысячи девяносто шесть, – без запинки сказал Саймон и встряхнул дайсы.

– Это невероятно! – моргнула Миа.

– Не особо. У меня больше шансов залезть на верхушку, чем свалиться, – сказал Саймон.

– Я про математику!

Саймон пожал плечами:

– Любой карманный калькулятор это может. – Он посмотрел в мою сторону. – Это Ник среди нас гений. Я собираюсь изучать математику в Кембридже. Но Ник уже все это знает из книг своего папы. Я просто хорошо считаю. Ник же – вне категорий.

– Твой папа математик? – Миа повернулась ко мне.

– Был. Он умер.

Миа сочувственно поджала губы, но через секунду продолжила:

– Если ты такой вундеркинд, то почему не поступил досрочно в университет?

– Когда они заставляют его сдавать экзамены, он притворяется, что ничего не умеет. – Саймон посмотрел на Элтона: – И что? Что я вижу с верхушки дерева?

– Не очень-то много. Уже темнеет. Солнце тонет за краем леса, и все черно-алое. Но похоже на то, что лес заканчивается через несколько миль к северу. – Элтон протянул руку, чтобы набросать край леса на нашей карте.

Мы продолжили шествие по лесной тропе, выбрав направление на север на развилке. Мы пытались зажечь фонари.

– Похоже, что они не разгораются. – Элтон бросил свои дайсы, которых нам не было видно. – Как будто ночь пожирает пламя.

– Я скастую[5]5
  Кастовать – произносить, использовать заклинание в ролевой игре.


[Закрыть] заклинание света – мой персонаж, Никодимус, изучал тайные искусства; волшебник-стажер, так сказать.

Еще один скрытый бросок.

– Ты кастуешь, и на тропе становится светлее, но не настолько, как могло было бы, это не дневной свет, а как будто ты вкрутил десятиваттную лампочку вместо стоваттной. И по краям свет моргает. Ты чувствуешь, что темнота сжимает твое заклинание, словно это физическое давление. Темнота постепенно вас окружает.

– Тогда я сжимаю зубы и концентрируюсь на том, чтобы заклинание не угасло.

– Хо-ро-шо-о-о… ты держишь его на уровне десяти ватт, но тебе плохо, мужик. Как будто у тебя кишки перекручивает. Боль простреливает твои руки и ноги. – Элтон бросил дайсы еще раз. – Вы продолжаете идти. И идете. Всего-то надо пройти примерно пять миль, но дорога виляет, а лес слишком густой, чтобы продираться сквозь деревья. Вам приходится возвращаться и пробовать другие повороты. На это уходит вся ночь. К тому моменту, когда лес начинает прореживаться, Никодимусу совсем плохо. Тропа приводит вас к ручью. Ночь все еще темна, но до рассвета осталось немного.

– Мост есть? – спросил Саймон.

– Это ручей. Шириной в несколько ярдов. Вы можете его перепрыгнуть. Не в броне, но твой вор мог бы его перепрыгнуть, не разбегаясь. – Элтон сделал еще один бросок.

– Блуждающий монстр! – Еще один бросок, и он тихо присвистнул. Его глаза широко раскрылись: – Черт возьми.

Блуждающие монстры – это непрописанная часть игры. Люди, существа или даже события имеют небольшой шанс оказаться на пути приключенцев в каждый отдельно взятый день, и они выбираются случайным образом из большой таблицы. Полагаю, что Иэн Раст был моим случайным столкновением на сегодня. Нам никогда с ними не везло.

– Никодимус видит его первым. Позади вас, на тропе, между деревьями. Темная фигура. Человек или по форме как человек. Только звездный свет отражается от лысой головы.

– Минутку… – Я поднял руку, смотря на Джона и Миа. – Вы рассказали ему, что ли?

– Рассказали мне что? – Элтон поднял глаза от своего списка монстров. Он выглядел весьма невинно, хотя любой мастер подземелья должен быть немного актером.

– Темный лес. Мне плохо. Ручей. Не река, а ручей. И потом эта хрень с лысым мужиком. – Я тяжелым взглядом уставился на Джона.

– Эй! – На его лице читалось, что до него дошло. – Это же было с нами!

Я повернулся к Миа:

– Ты ему рассказала, значит. – Это не было вопросом.

– А что, это был секрет? Никто не просил его хранить. – Она пожала плечами и уткнулась в свой лист персонажа. – Но вообще-то я ничего не рассказывала.

– Что за ерунду вы обсуждаете? – Бровь Элтона приняла одну из своих знаменитых изогнутых форм. Клянусь, между складками его лба, когда он нахмурен, можно просунуть монеты, и они не вывалятся.