Текст книги "Убить одним словом"

5

– Он что сделал?

– Влепил Майклу Девису прямо в рыло.

– Да ладно! – Джон встал с края моей кровати, как будто эту идею было слишком сложно переварить сидя. – Я его видел сегодня в школе. У него половина лица была фиолетовая.

– Хорошо. Он заслужил.

– И все же… – Джон снова сел. Я поморщился. – Он же на всю голову трехнутый, да?

– Не то слово. – Я набросил один из своих свитеров на груду книжек по квантовой механике на моем прикроватном столике.

– Ну что же, если у нас и появился собственный маньяк, то пусть он будет именно девисоколотильной разновидности, – покачал головой Джон и оглядел мою комнату. Кровать занимала половину всего пространства. Комната Джона была размером с амбар и была доверху набита всякими прикольными штуками. У него на стене был викингский боевой топор и сирийский шлем с кольчугой на стойке.

– Собираешься в школу на этой неделе?

– Может, в пятницу, – пожал плечами я.

– Он выглядел как псих? Я имею в виду, вблизи. Глаз подергивался?

– М-м-м… нет. – Он был похож на моего отца. Хотя это был не он. Слишком много было отличий, чтобы понять, даже если не принимать в расчет похороны. Но он был настолько на него похож, что вполне мог быть каким-нибудь тайным дядей, о котором мне никто никогда не рассказывал.

– Что он сказал?

– Всякие странные и непонятные вещи. Он сказал мне, что через неделю придет поговорить со мной снова. Что-то еще добавил про то, что нужно было время, чтобы эхо успокоилось и мы могли поговорить как следует. Мне было больно и кружилась голова, поэтому всего я не запомнил. Впрочем, он мне назвал свое имя: Димус.

– Я – Димус, ты – Ник. – Лысый поднял руку, чтобы пресечь вопросы. – Я знаю все… Мы поговорим на следующей неделе, когда ты будешь готов меня услышать. А до тех пор почему бы тебе не держаться подальше от школы и не заняться домашним заданием?

– Домашним заданием? – глупым эхом откликнулся я.

– Позубри квантовую механику. В особенности многомировую интерпретацию Эверетта. Ты можешь взять книги в библиотеке Имперского Колледжа. Поговори с профессором Джеймсом на факультете математики. Покажи ему ту работу с узлами в n-пространственных топологиях. Ему понравится.

– Откуда вы…

– Я знаю все, сказал же только что. Скажи матери, что ты болен и не можешь пойти в школу. На это у нее не найдется возражений. – Он вложил мне в ладонь сложенный листок бумаги. – И выучи наизусть эти числа. Это самое важное.

– А? – Я посмотрел на белый квадратик в моей ладони.

– Когда придет время, продемонстрируешь. Тебе нужно, чтобы остальные тоже были в игре. – И на этом он отправился восвояси тем же путем, что и пришел. Я сделал несколько шагов в ту же сторону, но очередной приступ тошноты заставил меня опуститься на колени, и когда он меня отпустил, Димуса уже не было.

– Ник? – Джон щелкнул пальцами перед моим лицом.

– Ч-что?

– Ты отключился, друган.

– Прости. Просто устал, наверное, – я зачитался допоздна.

– Ага. – Джон снова встал. – Слушай, лучше мне пойти. Не хочу тебя измождать. Мне уже твоя мама лекцию прочитала! – Он подобрал свой школьный портфель. – Миа о тебе спрашивала, знаешь?

– Ты ей позвонил? – Это было глупо, но мне не хотелось, чтобы Джон с ней разговаривал. Она была недосягаема для меня даже до того, как я начал блевать и линять, и я понятия не имею, что бы я делал, если бы Джон отступил и дал мне команду действовать. И все-таки… Хоть он и был моим другом, тонкий вредный голосок глубоко внутри жаловался, что ему и так досталось все лучшее. Миа не должна была стать его очередным трофеем.

– Она позвонила мне! – Он широко улыбнулся, демонстрируя идеально белые зубы, которые мне страшно хотелось повыбивать. – Ну ладно. Пора идти. И ты, ты обязан появиться в субботу, или мы все придем сюда и будем тут ютиться, как сардины в банке. – Он встал, но у двери остановился. – О, я почти забыл. Тебе точно понравится. Из прочих новостей: Иэн Раст доигрался до отчисления! Девис места себе не найдет, когда его наставник свалит.

– Отчислили? – От этой новости я искренне улыбнулся. – Что он сделал?

Джон нахмурился:

– Вывернул руку Дэвида Стайнера за его спиной так, что что-то хрустнуло.

– Что-то? – Я почувствовал холодок в груди.

– Кость.

– И никто не попытался его остановить?

– Мистер Робертс попытался. Но Раст уже успел сломать руку Стайнеру, а потом он наставил на Робертса нож.

– Охренеть можно! Раст – чертов психопат. – Мистер Робертс был учителем физкультуры, ростом выше шести футов и словно весь состоял из мускулов.

– Именно, – кивнул Джон. – Вызвали полицию, но Раст испарился к тому моменту, как они приехали. К тому же они его не арестуют, просто назначат дату судебного разбирательства, или как там…

Когда Джон ушел, я включил свою лампу для чтения и вернулся к учебникам. Альтернативой было спуститься на первый этаж и смотреть с матерью «Даллас». Она называла эту мыльную оперу своей «маленькой слабостью». И действительно, это была единственная передача, которую она смотрела, кроме Би-би-си-2. Даже появление четвертого канала не смогло изменить ее привычку!

Должен признаться, что квантовая механика – не для средних умов. Большая ее часть не была похожа ни на что другое, но в ней было достаточно фундаментальной математики в основе всех красивых операций, чтобы пробудить во мне интерес.

Я сделал все то, что мне сказал Димус. В конце концов, ради меня он двинул кулаком в незатыкающийся рот Девиса. И что мне еще оставалось делать? Мне предоставили загадку. Я мог сосредоточиться на ее решении или же продолжить волноваться из-за лейкемии, медленно пожиравшей мой костный мозг. Так что вопрос даже не стоял. Квантовая механика была не очень простой, но она открывалась мне для понимания куда более охотно, чем вся та странность, окружавшая Димуса. Кто, черт возьми, он был такой? Почему он выбрал меня? И почему сейчас?

Выбраться из школы было просто. Ускользнуть из дома – сложнее. Я поехал на метро до станции Саут-Кенсингтон и проковылял мимо Музея естествознания до Имперского колледжа, уродливого комплекса зданий, отлитых из бетона в шестидесятых, недалеко от Альберт-холла.

Сначала я попытался войти в библиотеку, взяв брошюру на стойке администрации, но меня выпроводила с территории эффектная женщина с волосами с проседью, завязанными в тугой узел, и такими угловатыми очками, которые библиотекарей, видимо, заставляют носить. Вероятно, подростки в футболке Joy Division[9]9
  Joy Division – британская рок-группа второй половины 1970-х годов.


[Закрыть] были тут не в почете, и вообще я должен быть в школе. Как она догадалась, что я не студент, я так и не понял. Да и какой отчаянный хулиган решится прогулять уроки, чтобы проникнуть в университетскую физическую библиотеку?

Судя по всему, профессор Джеймс был несколько удивлен, увидев меня у своей двери. Он спросил, не заблудился ли я. Я спросил, не рассматривал ли он применение гипотезы Райберга в неевклидовых многообразиях более чем с пятью измерениями, потому что это внезапно стало доказуемо и этот факт оказал неоценимое влияние на теорию узлов высокого порядка. И тем самым насадил его на крючок.

– Это невероятно, молодой человек. – Профессор грузно опустился на стул и откинулся на спинку, отрывая взгляд от вороха бумаг с нашими расчетами. У него была привычка дергать себя за волосы, когда он сосредоточивался, и теперь они у него торчали во все стороны.

– Николас Хэйс, говорите?

– Ник.

Он потянул себя за кончик уса.

– Не родственник же Альфреда Хэйса, разумеется?

– Сын.

– А… – Он ухватился за это, как утопающий за соломинку. – Это его неопубликованная работа? Должен сказать, я несказанно впечатлен, что вы хоть что-то в этом понимаете, Ник. Вы на первом курсе, втором?

– Вообще-то я еще не в университете. Что… э-э… подводит меня к подлинной причине моего визита. Мне хотелось бы позаимствовать ваш пропуск в библиотеку. А еще, если бы вы сообщили библиотекарям, чтобы меня ожидали, вы бы мне здорово помогли.

Мне всего-то надо было пообещать вернуться с другими работами моего отца, которые я могу отыскать, и профессор Джеймс чуть ли не силой всучил мне свой пропуск.

– Ник? – В дверь моей спальни постучали. Я оторвался от «Квантовой механики и интегралов по траекториям» Ричарда Фейнмана, величайшего из живущих экспертов по этой теме. Постучали еще раз. Мне подумалось, что стучали и до этого, просто я не обратил внимания.

– Да?

Мать открыла дверь:

– К тебе снова пришли. – В ее голосе слышалось что-то странное.

– Привет, Ник! – Миа протиснулась мимо матери, которая обосновалась на пороге, словно страж.

– Я купила шоколадные капли. Они похожи на виноград, только сделаны из шоколада и… совсем другие. – Она положила коробку на кровать.

– Эм… – моргнул я. Я всегда полагал, что она ходит в школу Элтона, но никогда напрямую не спрашивал. Школьной формы на ней не было, зато она была от головы до ног покрыта атрибутикой готов, одежда на ней была или черная, или еще более черная, вся в молниях; ее лицо было бледным, глаза подведены черным, на губах – очень темная красная помада.

– Привет.

Мать не шелохнулась с места, ее неподвижная улыбка, как и у всех британцев, свидетельствовала о крайней степени неодобрения.

– Привет, – повторил я, забыв, видимо, все остальные слова. Меня накрыло болезненным осознанием того, что я мог рукой дотянуться до моей шерстяной шапки, но надевать ее прямо сейчас было бы чересчур. Вместо этого мне пришлось смириться с тем, что Миа без купюр увидит ужасающее зрелище моей стремительно лысеющей головы.

– Привет, – сказала Миа. И затем, стоило мне подумать, что мы могли застрять в цикле обмена приветствиями вплоть до конца наших дней, она спросила: – Что читаешь?

Вместо ответа я выразительно посмотрел на мать, которая уже и так превысила социально приемлемое время нахождения на пороге минимум втрое.

– Я бы что-то выпил, мам.

Она явно не ожидала от меня обращения «мам», но виду не подала.

– Апельсиновый с…

– Чай, пожалуйста. – Я никогда раньше не просил чай.

– Конечно. – Ее улыбка заняла исходное положение. – И… Миа? Ты хотела бы чашечку… чая?

– Кофе, если вас не затруднит, – улыбнулась Миа. – С молоком и двумя кусочками сахара.

Мать удалилась. Я подождал, пока не утихли ее шаги по лестнице.

– Квантовую механику. – Я поднял в воздух книгу.

– Клево. – Миа села на постель. Ближе, чем друзья обычно садятся рядом с друзьями. Она пахла эфирным маслом пачули. Мне это нравилось.

– О чем же это?

– Ну… Обо всем, в общем-то. Это наиболее точное и полное описание вселенной, которое когда-либо существовало. А еще оно полностью чокнутое. – Я замялся. Я был уверен, что это не то, о чем надо было говорить, когда девушка приходит в гости.

– Еще более чокнутое, чем общая теория относительности? – Миа выхватила книгу из моей мертвой хватки. – Парадокс близнецов сложно переплюнуть.

Я вздохнул с облегчением. Она была одной из наших! Волшебная сила «Подземелий и драконов» притягивала людей, которые знают, как устроен мир. Какое уж теперь дело до вопросов, потерявших свою актуальность.

– Еще более странное. – Миа была права, парадокс близнецов было сложно переплюнуть. Когда Эйнштейн продемонстрировал миру, что время сделано из резины и что для одного человека оно может растягиваться, а для другого сжиматься, вплоть до того, что между ними возникнет разница в несколько лет… это было весьма странно. Но даже Эйнштейна поставила в тупик космическая странность, которую представляет собой квантовая механика.

– Я читал про многомировую интерпретацию.

Миа потянулась к коробке шоколадных конфет.

– Продолжай.

– Ну, в общем, квантовая механика – это одно сплошное сумасбродство, но каждое ее предположение сбывается с точностью до стольких знаков после запятой, сколько мы в силах вообразить. Огромное количество наших технологий основано на ней. Следовательно, нам нужно лишь проглотить это безумие.

– Именно. – Миа отправила в рот шоколадку и протянула мне коробку.

– Помогает с этим справиться то, что можно управлять сумасшествием происходящего в зависимости от того, как ты интерпретируешь теорию. Ни одно из предположений не меняется, и сумасшествие не пропадает: просто принять это безумие – это что-то вроде платы на входе в этот мир.

– И множество миров – это один из вариантов цены? Что это означает? – Она откусила половину глазури от второй капли своими маленькими белыми зубами, обнажив орех.

– Это применяется каждый раз, когда делается любой выбор. Причем не только когда ты выбираешь, скажем, остаться дома или пойти погулять, но на самом деле выбор делается всякий раз, когда есть множество вариантов исхода. И теория утверждает, что каждый раз, когда выбор сделан, вселенная расщепляется, и возникают новые вселенные, в которых происходит каждый из вероятных исходов. И эти вселенные продолжают существовать и жить своей жизнью вечно, больше никогда не пересекаясь. – Я набросал дерево в лежавшем рядом блокноте, объясняя попутно, что дерево – это наша временная линия и что в основе каждого разветвления лежит принятое решение, расщепляющее вселенную на множество новых временных линий. В мельчайших мелочах скрываются все возможные исходы, величайшее множество исходов будет расщеплено вновь новыми выборами.

– По сути, все мы – хитросплетение бесконечных исходов.

– Ух ты. – Она облизала пальцы.

– Ага. – Я оторвал взгляд от ее красных губ и попытался вернуться к ходу своих мыслей. – Например, существует вселенная, в которой Ник Хэйс всегда выбрасывает единицу на игральной кости. И триллион других, где этого не происходит. В этой единственной вселенной он, вероятно, знаменит, и его приглашают на телевидение. Но суть в том, что это всего лишь стечение вероятностей. Каждый раз, когда он подбрасывает шестигранный кубик, у него одна и та же вероятность получить единицу или любое другое число, и в пяти из шести разветвляющихся вселенных телеведущие моргают, и Ник говорит: «Но… это всегда работает… Я не понимаю…» Но в одной вселенной из шести у Ника выпадает заветная единица, и весь мир считает, что это трюк или магия.

– Ответственно заявляю, что это безумие, – кивнула Миа. – Поэтому… в одной из вселенных один из моих лотерейных билетов выиграет завтра сто тысяч фунтов?

– Ага. Вообще-то будет существовать вселенная, в которой все твои лотерейные билеты выиграют завтра приз… а саму тебя убьет упавшим на голову метеоритом.

Я даже не заметил, как мать вошла с напитками. Мы уже час, наверное, болтали или больше. Меня не волновало то, что Миа, скорее всего, пришла из жалости и что, если бы я не умирал от лейкемии, она бы на милю ко мне не приблизилась без Элтона или Джона под ручкой. Мне просто нравилось проводить с ней время.

– Пора мне. – Миа посмотрела на свои наручные часы и сдвинула челку с глаз. Она посмотрела на дверь в спальню, которую мать преднамеренно оставила распахнутой.

– Я… эм… у меня кое-что еще для тебя есть, – сказала она очень тихо и положила между нами маленький черный прямоугольник, завернутый в липкую пленку. Поначалу я подумал, что это какая-то странная шоколадная плитка.

– Это, типа, должно тебе помочь от боли и тошноты. – Она закусила губу. – Я читала об этом.

Я не был уверен на сто процентов, но, кажется, это был гашиш, и довольно большое количество.

– Я… Спасибо. Но я не…

– Я знаю, что ты не куришь, – улыбнулась она. – Тем не менее ты притворился лучше, чем Джон! – Ее улыбка стала еще шире. – Но его можно жевать. Не больше, чем столько. – Она показала ноготь своего мизинца. – Я просто подумала, что тебе может это помочь.

Я посмотрел на прямоугольник и прикрыл его рукой, когда она убрала свою.

– Спасибо.

– Без проблем. – Она встала и перед уходом стянула еще одну шоколадку. – До субботы. – Она остановилась на пороге. – Или мы все придем сюда.

6

В субботу я все-таки добрался до дома Саймона. Мать меня подвезла, что было с ее стороны очень мило, потому что я сомневаюсь, что смог бы дойти пешком. Мой третий сеанс химиотерапии оказался тяжелым. Гашиш помог, хотя из-за него матери казалось, что мне хуже, чем на самом деле. Еще из-за него мне стало сложнее концентрироваться на учебниках по квантовой механике, так что я принимал самый минимум, который позволял мне приподняться с самого дна и начать функционировать, но не «кайфовать» при этом настолько, чтобы мне уже стало все равно.

Ночь была бессонной, и я плыл по течению черного моря жалости к себе. Да почему бы и нет? Я глазел в темноту, и одна мысль цеплялась за другую. Я всегда считал, что у меня вся жизнь впереди, бесконечная череда рассветов и закатов. Десятилетие казалось вечностью, два десятилетия – и я был бы того же возраста, в котором сейчас моя мать. Но рак положил этому конец. Мое ви`дение будущего сузилось до ушка в букве «Р», сквозь которое была видна разве что следующая неделя, следующий месяц… Дотяну ли я до следующего года? Я влачил не только бремя моей болезни, но и давление делать что-то значимое каждый день, раз уж их у меня оказалось гораздо меньше, чем я ожидал, я был теперь вынужден цепляться за каждый из ускользавших сквозь мои пальцы часов.

Я сидел, позевывая, на заднем сиденье автомобиля, как ребенок, и внимательно разглядывал записку Димуса. На ней было два слова и десять чисел: «Плотнее ряды». Они были написаны кривыми заглавными буквами, как будто детским почерком. Я уже запомнил числа: 4, 17, 17, 6… и так далее. Я пытался зафиксировать их у себя в голове. Саймон мог запомнить любую последовательность чисел, едва взглянув на нее. У меня всегда были проблемы с памятью. Телефонные номера из нее ускользали. Возможно, оно и к лучшему, что друзей у меня немного. Понимание – это совсем другое дело. Я мог довольно быстро усвоить новую идею, но список чисел… это было бы тяжело даже без дозы.

На пороге меня встретила мама Саймона вместо него самого. Она помахала матери, все еще сидевшей в машине на обочине, просигнализировав ей что-то, что на универсальном материнском означало, что я в надежных руках.

– Шапка идет тебе. – Она неожиданно обняла меня и подтолкнула наверх. – Все уже пришли.

Я кое-как поднялся по ступеням. В онкологической палате я все еще был синхронизирован с болтушкой Евой. Ее продолжало рвать, как из фонтана, но между приступами она говорила, что хорошо себя чувствует, и ее тусклые каштановые волосы все еще уныло свисали с черепа. Из всех, кто там был, я, судя по всему, лидировал в гонке, кто быстрее попадет в могилу. Медсестры цыкали языком, доктора задумчиво изучали анализы крови и факторы свертываемости. Белые стены и накрахмаленные халаты перестали казаться убедительными. Их яд отравлял меня куда сильнее, чем вредил раковым клеткам в моих венах.

– Святые негодники! Это же шапочник! – Джон поднял банку колы в знак приветствия. На столе все уже было расставлено: дайсы, карты, фигурки.

– Как поживаешь, Ник? – Элтон встал, как будто я был пожилым родственником, которому могла понадобиться помощь со стулом.

– Сколько миров разбросано по вселенным, а он выбирает мой. – Миа завернула эвереттовскую многомировую интерпретацию в цитату из «Касабланки»[10]10
  «Из всех пивнушек всех городов мира почему она зашла именно в мою?»


[Закрыть] и тем самым завоевала еще большее восхищение с моей стороны.

– Ты опоздал. – Саймон не поднял глаз от листа персонажа. Я знал Саймона, можно сказать, всю мою жизнь. Он всегда был таким. Многое из того, что он чувствовал, в принципе, не было способно кристаллизоваться в таких мелочах, как слова и поступки. Вместо этого оно носилось по его черепу, все больше и больше его накручивая. Я даже сотую долю того, что творилось в его голове, представить себе не мог, но я знал о нем достаточно, чтобы мы могли быть друзьями.

– Ох ты. – Только когда я присел, я заметил синяк под глазом Миа. – Что случилось?

– Ты бы видел того парня. – Она улыбнулась, но как-то неубедительно.

– Но что…

– Это неважно. – Миа многозначительно посмотрела на Элтона, который нахмурился, но намек понял и начал игру:

– Крепость прилегает к гранитной скале. Она наполовину разрушена, но вы можете представить, что когда-то она была великолепна. Она занимает огромную территорию. Лучи утреннего солнца только-только коснулись башен. Внизу же – сплошь тени…

Игра шла своим чередом. Благодаря умению Элтона мы погружались в мир, сформированный его воображением. Оставшаяся часть мира отодвинулась на задний план, а вместе с ней и большая часть моих неприятных ощущений. Лишь квадратик бумаги в кармане был моим якорем, который приковывал меня к миру, существовавшему за пределами крепости, которую мы исследовали.

Элтон вынудил нас красться по темным коридорам, увешанным мертвым плющом, выламывать древние двери, спускаться на бесконечные подземные уровни под обширными фортификациями. Часы летели, как минуты. Я и опомниться не успел, как пришла пора уходить.

– Зал просто огромен, – сказал Элтон. По нему мог бы проехать двухэтажный автобус. Лучи света кое-как пробиваются то тут, то там сквозь дыры в потолке, через который можно чуть-чуть разглядеть внешний мир.

– Короче, мы словно слепые, – сказала Миа.

Джон нахмурился:

– Он же сказал, что есть свет.

– Да, но это как лучи от фонариков: световые пятна, за пределами которых ничего не видно, и неизвестно, что прячется в тенях. И фонарь Саймона не сможет осветить такую большую комнату…

– Финниса, – пробормотал Саймон. В игре он предпочитал, чтобы к нему обращались по имени его персонажа.

– Извини. – По Миа нельзя было сказать, что она чувствует себя виноватой. – Итак, Финнис, может, выпустишь пару стрел, и мы посмотрим, что от этого переполошится?

Саймон пожал плечами:

– Я вешаю фонарь на пояс, достаю мой короткий лук и выпускаю стрелу в противоположную стену.

– Раздается крик боли, – сказал Элтон.

– Черт. – Я передвинул Никодимуса за спину бронированного здоровяка-воина Джона.

– Почему черт? – спросил он.

– Он не сделал бросок, – сказал я. – Если Элтон не делал бросок, чтобы узнать, попала ли в кого-то стрела…

– Значит… это место просто кишмя кишит ими! – сказала Миа.

– Они всей гурьбой двинулись от противоположного конца зала. – Элтон радостно передвинул фигурки орков. – Их несколько дюжин. Большие урук-хайи в кольчугах. С ними огры.

Джон пододвинул своего воина поближе к моему магу.

– Плотнее ряды! Пришло время для огненного шара!

– Что? – Холодок узнавания пробежался по моему позвоночнику.

– Огненный шар! Быстрее, пока они не слишком близко!

– Ты сказал: «Плотнее ряды». – Слова на бумажке Димуса. Совпадение, конечно же?

Джон постучал пальцем по столу и указал на бегущих впереди орков:

– Давай, Никодимус. Огненный шар! Мы именно за этим и взяли в команду мага.

Я моргнул.

– Хорошо. Я запускаю шар так, чтобы он взорвался у противоположной стены.

Элтон кивнул:

– Бросай на урон.

Я взял шестигранник. Если попросить остальных кидать на урон, то они кинули бы пригоршню дайсов. Я же предпочитаю это делать по одному броску за раз. И я бросил его.

– Четыре. – Элтон начал записывать числа.

– Я знал… – Первое число в записке Димуса.

– Что знал? – спросила Миа.

– Что я выкину четверку.

– Делов-то, – фыркнул Джон.

– Нет, серьезно. Я знал, что это будет четыре.

– Если твой коронный фокус – это угадывание одного из шести чисел, то тебе нужно выучить новый фокус. – Джон подобрал двадцатигранник. – Порази меня, шапочник!

– Семнадцать, – сказал я, практически уверенный, что выпадет что-то другое.

Джон кинул дайс. D20 – это почти шар. Технически это икосаэдр, но катается по столу он почти как шар. Он катился, пока не врезался в новенький справочник Миа.

– Семнадцать! – воскликнула она. – Клево!

– Да. Здорово ты угадал, – пожал плечами Джон. – Давай еще раз. – И он бросил свой второй D20.

– Опять семнадцать, – сказал я.

И так и было.

– Черт. – Джон выпрямился. – Какова вероятность?

– Один шанс из четырехсот, – ответил Саймон, совершенно не впечатленный. – Давай уже, бросай на урон.

– Шесть, – сказал я и бросил еще один D6. Выпала шестерка.

Даже Саймон напрягся. Он мрачно посмотрел на меня и зажал в кулаке три D12.

– Какие числа выпадут?

– Один, два, потом одиннадцать.

Саймон бросил три дайса по очереди. Один, два, потом одиннадцать.

– Какова теперь вероятность? – выдохнула Миа.

– Один шанс из четырех миллионов ста сорока семи тысяч двухсот, – сказал Саймон, нахмурившись. – То есть это все-таки фокус. Как ты это делаешь, Ник?

Я пожал плечами и бросил на стол еще три шестигранника.

– Три, пять, три.

Затем я вытащил из кармана бумажку Димуса и показал ее всем. Номера были там, записанные по порядку.

– Давай еще! – потребовал Элтон.

– Я не могу. Это все, что у меня есть. – Я сделал последний бросок на урон, о котором уже все забыли.

– Шесть, – с надеждой сказал я. Выпало четыре.

– Все что есть? – спросила Миа. – Я не понимаю.

– Что тут написано? – Элтон поднялся со стороны мастера подземелья и покинул свой трон. Он взял в руки бумажку:

– Черт! Плотнее ряды. Это же то, что ты сказал, да, Джон? Плотнее ряды? Ты тоже в этом участвуешь? Вы взвешенные дайсы принесли, что ли? – Он схватил пару дайсов, которые я кинул последними.

Джон, прищурившись, посмотрел на бумажку.

– Елки-моталки… Я это сказал… А потом ты записал, значит!

– Как? – Я покачал головой: – Мой маньяк дал мне эту бумажку в прошлую субботу.

– Чушь какая-то. – Саймон пихнул стол. – Все это ненастоящее.

Это было смелое утверждение со стороны того, кто пять минут назад с упоением занимался подрывом орков, но я отнесся к его точке зрения с полным пониманием.

– Слушай, ну не знаю я, как он это сделал.

– Тот парень, который побил Майкла Девиса… знал, что выпадет на этих дайсах? – Джон запустил пальцы в волосы, схватившись за голову, словно он надеялся выдавить из нее хоть каплю здравого смысла для прояснения ситуации. – Ты же знаешь, что это все полный бред?

– Знаю. – На фоне этого рак казался чем-то обыденным.

– И что нам делать? – спросил Элтон.

– Проверить, остался ли кто-то из нас в живых. – Саймон постучал по столу.

Я проигнорировал его.

– Не знаю. А что мы можем сделать?

– Пойти и найти этого мужика! – Элтон ударил кулаком в ладонь. – И…

– И что? – встала Миа. – Поколотить его за то, что он знает будущее? Как будто это не бред. И вообще… он будет знать, что мы ищем его.

– Ник! – позвала меня мама Саймона с лестницы. – Твоя мама только что подъехала, ищет, где припарковаться.

– Пора мне. – Я принялся складывать мои вещи в сумку. Времени было полно. Мать ужасно парковалась, а на дорогах вокруг дома Саймона всегда были пробки. Но я хотел убраться отсюда. Мне снова поплохело, и мне нужно было пространство, чтобы дать волю удивлению, вместо того чтобы выслушивать их требования разобраться в этой нелепице.

Вскоре я уже волочился вниз по лестнице. За моей спиной Джон стоял у окна, слишком пораженный, чтобы возражать. Элтон все кидал и кидал дайсы. Тряс ими у уха. Саймон продолжал сидеть, уставившись в стол таким тяжелым взглядом, что казалось, в нем, того и гляди, появятся дырки.

– Погоди. – Миа проследовала за мной на первый этаж. – Это был фокус. Да?

– Хотелось бы мне. – Я дошел до двери и крикнул в коридор: – Спасибо, миссис Бретт!

– Но… – Миа вышла вместе со мной на мороз и схватила меня за руку, чтобы я остановился. – В противном случае это просто сумасшествие.

Я покачал головой:

– Исходя из того, что я читаю, вся вселенная построена на сумасшествии. Надеюсь, Димус вновь появится и все объяснит…

– Димус? Тот мужик?

– Ага… – Я посмотрел в обе стороны улицы. Матери не было видно, как и ее «Крайслера Авенджера», которому она последние десять лет не давала возможности уйти на покой с достоинством.

– Слушай… Не могла бы ты… Знаешь… дать мне еще этой штуки? Она и правда помогает.

Миа нахмурилась и потрогала свой синяк на скуле.

– Еще? Ты им собаку кормишь?

– Я заплачу, конечно. – У меня еще много осталось. Просто мне хотелось, чтобы она еще раз пришла ко мне в гости. Но я все испортил.

– Ладно, забудь. – Хотя сам я точно об этом не забуду. Мысль о том, что я останусь без гашиша, несколько пугала меня. Мне вновь нужен был барьер между мной и моим предательским телом.

– Нет. – Она покачала головой. – Это не проблема. Я тебя обеспечу.

– Ник! – Мать позвала меня из-за угла. – Ник!

– Мне пора. – Я виновато посмотрел на Миа.

– Увидимся.

И я ретировался, перед моими глазами все еще стояла ее улыбка, в то время как любой здравомыслящий человек психовал бы из-за лысых маньяков с потусторонними силами.