Текст книги "Город холодных руин"

Глава девятая

В новом городе надо было найти новое место, где можно было выпить. Раньше, в Виллджамуре, он любил зайти в бистро, сесть со своим блокнотом где-нибудь в углу за столик и, прихлебывая ароматный чай, наблюдать за тем, как движется мир вокруг. Проходя по здешним иренам, он уже отметил, что еды на них продается на удивление много, а он-то думал, что Оледенение приведет к нехватке свежего мяса. По крайней мере, у них дома сельское хозяйство рухнуло уже давно, и только те производители, кто побогаче, могли себе позволить – не без помощи культистов, конечно, – поставлять на рынок свежатину. А в этом городе до сих пор не перевелись повара, которые, причудливо соединяя древние рецепты аборигенов с современными кулинарными приемами, могли в считаные минуты соорудить обед в лучших виллджамурских традициях.

Поставив перед собой задачу устроить на новом месте новую жизнь, Джерид вдруг задумался над тем, что вот уже сто восемьдесят лет он служит в инквизиции и за все эти годы у него не было и двух одинаковых дней. Интересно, дальше тоже так будет?

Самые необычные бистро встречались в Старом квартале, особенно те, с барочными завитушками, прятавшиеся в самой тени Крыл. В одно из них он зашел – там оказалось тепло, но не жарко, красные и белые плитки в шахматном порядке покрывали пол, за столиками сидели клиенты, довольно состоятельные с виду. Курильницы с ароматическими травами стояли на прилавке, за которым бездельничали две светловолосые девицы: одна просто стояла, сложив руки на груди, другая неспешно вытирала тарелку. Помещение было большим, естественного света в нем не хватало, и в полированных поверхностях столов дрожали отраженные огоньки свечей. Посетителей было немного, всего человек десять – больше в разгар утра по всему миру ни в одном бистро и не увидишь. Все они тут же уставились на Джерида, мужчины без масок – те вообще смотрели холодно и враждебно. О подобных проявлениях неприязни по отношению к его расе он уже слышал от одного румеля в инквизиции.

– Доброе утро. – Джерид повесил свой плащ на спинку стула за угловым столиком, потом снял шляпу.

Да, не очень-то они тут приветливы, но, как знать, может, для северного города такое поведение вообще норма.

– Доброе утро, – заговорил с ним наконец один из них, седобородый мужчина с маленькими глазками. – А ты, как я погляжу, румель?

– Точно, – буркнул в ответ Джерид и обратился к официантке: – Черный чай с булочкой, пожалуйста.

– Румели сюда обычно не заходят, – прохладно заметил седая борода.

– Вот как? – Джерид, покряхтывая, опустился на стул. «Старость не радость».

Седая борода встал, а его спутница, женщина в синей маске и плаще в тон, отвела взгляд, возможно смущаясь.

– Ты, друг, кажется, не понял.

Джерид ответил ему взглядом в упор, внезапно как-то особенно отчетливо ощутив, что кожа у него темная и шероховатая, глаза навыкате и блестят, а сзади хвост. Да, давненько ему не приходилось сталкиваться с этой гадостью.

– Прошу прощения, я не представился. – Расстегнув верхние пуговицы своего одеяния, он показал инквизиторский медальон – угловатое изображение алхимического тигля. – Следователь Румекс Джерид, приятно познакомиться. Я в этом городе недавно, так что не успел разобраться, какие места здесь кишат ублюдками, а какие нет. Все еще выясняю.

– А… – замешкался седая борода, отчаянно мечтая дать задний ход. – Ну… я вижу…

– Все, что ты видишь, – это румель, да? Понимаю. Что ж, придется тебе потерпеть полчасика, пока я съем вкусную булочку, а не то я зашвырну твою задницу в тюрягу на сегодняшнюю ночь, где сокамерники тебя побьют, а может, и что похуже. Ну ладно, хватит, чтобы произвести впечатление на твою куколку, друг?

Тут как раз явилась официантка с заказом Джерида. Судя по ее нахальной улыбке, представление ей понравилось. Он подмигнул девице.

Седая борода вернулся за свой стол, где сразу затеял отрывистую перепалку со своей спутницей. Румели составляли на архипелаге этническое меньшинство, и Джериду, конечно, приходилось сталкиваться с расизмом и раньше, но Виллджамур уже давно просветили на этот счет, и он как-то не ожидал встретить в другом большом городе что-то подобное. В столице последний трактир «только для людей» закрыли еще до его рождения. Да, видно, здесь, на севере, все и впрямь иначе.

Откусив от булочки – прекрасного произведения кондитерского искусства с сочащейся медом сердцевинкой – и отхлебнув чаю, он нашел, что атмосфера в заведении значительно потеплела.

Ранний подъем каждое утро и рабочий день, начинавшийся в восемь утра, помогли ему быстро войти в колею; затем чашка хорошего чаю и разговор с теми из новых коллег по инквизиции, кто еще не утратил энтузиазма, – так он входил в дела. На новом месте его начинали уважать, и он знал это. Нетрудно было догадаться, в чем причина такого отношения: он был единственным, кого на самом деле интересовали преступления и их раскрытие, – факт, удивлявший его самого.

Он попросил, чтобы ему дали какие-нибудь нераскрытые дела, и скоро на его столе появилась целая стопка папок.

Он пролистал все бумаги в поисках какой-нибудь зацепки по делу Хауста. Все было как всегда в любом большом городе: кражи, изнасилования, разбойные нападения, убийства. Вот только люди стали исчезать чаще, но никто не удосужился заняться этим фактом. Любопытным показалось ему и увеличение количества порноголемов – женщин-кукол изготавливали и распространяли через бандитские сети культисты, к вящей радости изголодавшегося по сексу мужского населения Виллирена и для облегчения участи проституток, которым теперь не надо было часами стоять на холоде, дожидаясь клиентов и рискуя заработать пневмонию. Джерид нисколько не удивился, когда кто-то намекнул ему, что эта торговля процветает с благословения самого бейлифа, а потому инквизицию просили воздержаться от вмешательства, просто ему стало тошно.

А вот и вчерашние убийства: четыре отчета о мертвых телах с колотыми ранами на шеях, высушенных, как фиги, хотя эти не пропадали надолго – их нашли позади трактиров, где они пили накануне, и никого не удивляло то, что они плохо кончили. Да и вообще, в инквизиции существовал специальный отдел, занимавшийся именно такими делами, так что позже их у Джерида забрали.

Час спустя, завершив знакомство с делами, Джерид оказался за одним столом с тремя своими начальниками – сивыми румелями намного старше его самого, пьяными с самого утра.

Он изложил им суть нового дела, чтобы получить у них разрешение на его расследование; они не возражали. Никого в инквизиции, похоже, не интересовало, чем именно он там занят, и это одновременно раздражало и радовало Джерида. Зато никто не мешает, не наваливает на него административные дела, не связывает его по рукам и ногам путами бумажной работы.

Джерид приступил к опросу всех, кто заявлял о случаях пропажи людей. За дело он взялся основательно, обходя улицу за улицей в сопровождении Нандзи, которая помогала ему так же старательно, как и раньше.

Джериду она нравилась. Ее присутствие привносило в их партнерство столь необходимую ему стабильность, ее отличал гибкий, неординарный ум. А еще она регулярно приносила ему чай. Следила за тем, чтобы возле камина в его кабинете не кончался запас топлива. Она навела порядок в его заметках, принесла карту – без всякой просьбы с его стороны. Но она не только помогала Джериду – она успевала еще заниматься нуждами и проблемами женщин и ребятишек, которые постоянно толпились у здания инквизиции, и то и дело рассказывала ему жуткие истории о том, с чем они туда приходили. Да, хорошие помощники на дороге не валяются.

Исходив пешком едва ли не весь город, они выяснили, что у пропавших людей было мало общего. Джериду пришлось опросить немало горюющих семей, и в каждом случае он старательно искал малейшие детали сходства истории данного пропавшего со случаем Хауста. Это повышало его шансы разузнать хоть что-то о судьбе исчезнувшего солдата.

Иные дома, казалось, свидетельствовали о крайней бедности своих обитателей: наспех возведенные конструкции без всяких признаков заботы о красоте. Людей запихивали в кубики комнат, к которым примыкали точно такие же комнаты по бокам, снизу и сверху – особенно сверху, такие дома росли все больше ввысь, считалось, что за ними будущее архитектуры и гигиеничного жилья. За ними – прогресс, утверждал Лутто и прикарманивал ренту, а тем временем улица, застроенная такими домами, теряла свое лицо.

Так они и шли: семья за семьей, дверь за дверью, история за историей.

Джерид знал, сам не понимая почему, что многих пропавших уже не найти. Он видел ветхие дома, из которых они исчезли, и думал, что, где бы они ни оказались, там им вряд ли может быть хуже, чем здесь.

Джерид изучал жизнь тех, кем никогда не интересовались власть имущие. Люди, потерпевшие катастрофу: женщины, едва удерживавшиеся от слез, мужчины на грани отчаяния, молодые девушки с детишками на руках – хорошо, если не своими собственными, – старики, страдающие заболеваниями, которые он не знал, как описать. Всеми забытые, они гнили в своих домах, прекрасно осознавая, что не нужны этому городу. Джерид понимал, что он – первый следователь, который расспрашивает этих людей об их исчезнувших родственниках. Матерей, оставшихся без старших сыновей и дочерей, от чьих заработков они зависели. Мужей, потерявших жен, с которыми они прожили тридцать лет. Детей, лишившихся родителей.

Вы ведь найдете их, правда? Вы нам поможете?

Многие говорили, что не могут найти работу, а без нее как выжить на улице в Оледенение? Другие жаловались, что бейлиф нарочно обескровил профсоюзы, ввозя такую дешевую рабочую силу с островов, что им теперь платят сущие гроши. Кто-то рассказывал о выпущенных Лутто листках, в которых разъяснялось, что выплата социальных пособий прекращается, поскольку эти деньги пойдут на оборону города от врагов с севера. На самом деле это его очередная уловка, вариация на ту же тему, как несколько лет назад, когда речь шла об угрозе дикарей-террористов с Варлтунга. Лутто создавал атмосферу напряженности, чтобы простолюдины знали свое место.

Если эти люди и знали о неизбежности войны, то никак этого не показывали.

Разве можно уничтожить народ, который уже сломлен?

Однако они с Нандзи обнаружили и кое-что интересное: пропадали в основном люди престижных профессий – торговцы, трактирщики, кузнецы. Джерид даже расстроился из-за того, что в инквизиции просмотрели такое важное обстоятельство.

В штаб-квартиру инквизиции они возвращались под падающим снегом, создававшим таинственную атмосферу.

– Не слишком красивая картинка получается, правда? – Джерид так задумался, что даже забыл на время о присутствии Нандзи. А ведь ей, наверное, трудно пришлось сегодня.

– Я и понятия не имела о том, что в городе все так плохо, – призналась она. – Не похоже, чтобы мы чем-то могли им помочь, или нет?

– Хороший следователь, – отвечал Джерид, – всегда видит возможность выбора, даже когда другим кажется, что выбора у него нет. Он инстинктивно знает, как поступить правильно. Его выбор состоит в том, чтобы что-то делать.

– Похоже, что, кроме вас, хороших следователей больше не осталось, – заметила Нандзи.

– Вот и у меня такое чувство, как будто я один удерживаю целый форт.

Еще один долгий день подходил к концу, ноги болели, слова застревали в пересохшем горле. Когда Нандзи ушла отдыхать, он сел за стол в своем кабинете – чашка чаю с одной стороны, печенье с другой – и принялся обозревать свои сегодняшние находки.

Начинали вырисовываться кое-какие закономерности.

Во-первых, исчезновения чаще всего происходили между Старым кварталом и морем либо в Дипинге, вокруг цитадели и казарм.

Джерид долго обдумывал это обстоятельство, точно настраиваясь мыслями на его важность.

Что особенного в людях, которые там живут? Надлежало подумать еще и о том, что именно с ними происходило: убивал ли их какой-то ловкий маньяк, или они просто уходили из своих семей накануне неминуемой войны?

Далеко на севере красное солнце садилось рано, и Джерид решил подумать об этом когда-нибудь попозже, когда нечего будет делать в темноте.

Снова шепот, кто-то шепчет в темноте какое-то имя, чужое имя. Снова ночь, Джерид лежит в постели. Его красные штаны в золотых звездочках висят на спинке стула и точно насмехаются над ним. Перед сном он читал историческую книгу, найденную им на полке, – именно в такой сухо изложенной информации он нуждался, чтобы очистить мозг на ночь.

Мариса развлекала себя тем, что шарила по библиотекам. В городе не было единого книжного депозитария, небольшие хранилища были разбросаны по разным районам, притягивая к себе местную богему, занимая порой не более одной комнаты или чердака. Нынешняя сфера ее интересов касалась древней архитектуры. Бореальский архипелаг был полон остатками зданий неизвестного предназначения, сооружениями, стертыми временем настолько, что от их былого облика не осталось почти ничего, кроме намеков на какую-то эстетику, однако в Виллирене старина встречалась крайне редко. Она надеялась, что ей удастся устроиться куда-нибудь преподавать историю, но здесь мало кого интересовали подобные вещи.

А сегодня вечером она вернулась со своего первого занятия по какой-то таинственной самообороне. Яркие рекламные листки то и дело возникали на разных углах города, заманивая обещаниями безопасности посреди бандитского беспредела. Сам он не успевал за ними: техники то и дело менялись, сегодня восхваляли какой-то удар ножом, завтра – хук в челюсть.

Новейшее достижение в технике борьбы! Система-убийца! Женщины, защитите себя от бандитской угрозы!

Вскоре она вышла из комнаты, чтобы приготовить им чай, и тут он впервые услышал голос: то ли настоящий, то ли это просто шептал ветер – он не знал.

Во второй раз это был точно голос, и он произнес какое-то имя.

Когда он открыл окно и выглянул на улицу, там было пусто. Никто не шел по узкому, неосвещенному тротуару. Неужели за ним следят?

Глава десятая

Малум с удовольствием играл в карты с Джей-Си и торговцем по имени Голль, человеком холерического темперамента, из чьих карманов сота и лордилы текли рекой, заливая стол, на котором шла игра. Малум не нуждался в деньгах, просто ему нравилось выигрывать, правда, иногда его раздражало, что эти типы боятся его и потому не могут сосредоточиться. Голль подрабатывал в минеральной франшизе «Черноглазый пес» и, как поговаривали, приторговывал рабами, но Малум никогда не видел ни малейших доказательств последнего.

Рядом с ним стоял стакан с кровью, из которого он время от времени отхлебывал, наслаждаясь металлическим вкусом. Здесь, среди своих, не было необходимости скрывать, кто он такой. В углу комнаты, лицом к двери, сидел Мунди, семилетний мальчишка, оставшийся круглым сиротой, когда все его племя перебили имперские солдаты. Обычно он разгуливал с демонстративно независимым видом, небрежно помахивая ножом, больше похожим на мачете.

Мунди отошел в сторону, когда в комнату вошли двое рекрутов банды из самых молодых и устремились к слабо освещенному бару; Малум наблюдал за ними из-под маски. Оба были светловолосы: крепыш Джодил и худышка Дин. Четырнадцати и пятнадцати лет соответственно, они щеголяли в кожаных плащах, едва прикрывающих зад, и тех самых джемперах из падесуа – богатого и тяжелого шелка – с капюшонами, которые купил им на инициацию Малум. К сожалению, они так и не расстались с грубыми самодельными клыками, которые носили в отличие от взрослых, по-настоящему посвященных членов банды, но Малум не возражал – не хотел отбивать у них энтузиазм.

В данный момент оба, похоже, нервничали – переступали с ноги на ногу, сунув руки глубоко в карманы плащей. Эти парнишки ему нравились. Их отличало глубокое чувство преданности, проистекавшее из того, что оба потеряли своих отцов-моряков, а другой родни у них не было. Оба оказались в свободном плавании, а Малум приветил их, обогрел, накормил. Немало новичков именно так и попадали в его банду.

Малум бросил карты, а Джей-Си встал и пошел побранить малолеток за то, что те испортили игру.

Малум положил руку ему на плечо:

– Брось, все нормально. – Он сделал Джей-Си знак вернуться на свое место. Потом обратился к малолеткам: – В чем дело, парни?

Джодил, тот, что покрепче, заговорил, от волнения едва справляясь с дыханием:

– Мы потеряли Диба. Мы были внизу, у кладбища. Сторожили там, чтобы посмотреть, не принесут ли кого из придурков из «Крика» после вчерашней потасовки. Потом Диб решил докопаться до тех двоих чудны`х стариков. И… И…

– Не так быстро. – Малум подошел к ним и отечески приобнял каждого за плечи. – Сядьте и расскажите все как было.

Спокойный голос, близкий телесный контакт: как раз то, чего двоим юным уличным бойцам не хватало в данную минуту. Малум зыркнул на торговца, и тот, ни слова не говоря, сгреб свои монеты и смотался из бара. Юные члены банды «Кровь» заняли места за столом.

– Итак, – Малум подался вперед, положив руки на стол и глядя в глаза парнишкам, – что там стряслось с Дибом?

– Помер, – буркнул Дин.

– Ага, наверное, – поддакнул Джодил.

Малум задумался над их жестами.

– Похоже, вы сомневаетесь.

– Те старики, – продолжал Джодил, – они что-то делали с могилами. Одну даже разрыли.

– С могилами бандитов? – переспросил Джей-Си.

– На кладбище других нет, – фыркнул Малум. Всех, кто нарушал закон, хоронили в земле, а не сжигали, чтобы их души и после смерти оставались в городе: посмертное заключение.

– Какая разница, – продолжал Джодил. – Диб пошел посмотреть, что там творится, и стал их обзывать.

– Зачем?

– Ну, ты же знаешь, какой он. Придурок. Вечно ему надо выделываться.

– Те люди, что они там делали? Вы разглядели?

– Один был лысый, – сказал Дин, – на другого мы не посмотрели. На обоих было много одежды, в несколько слоев, и все темное.

– А что они сделали с Дибом?

– Схватили его за шею – вот так – и швырнули в могилу.

Малум жестом велел им продолжать.

– Там что-то вспыхнуло. Тут мы сообразили, что они культисты. А потом Диба подняли из могилы те штуки, которые уже были там.

– Трупы, что ли?

Юнцы дружно закивали.

– А что вы двое делали в это время?

– Мы начали орать, но не могли пошевелиться. Между нами и ними как будто стена встала. Клянемся, мы пытались помочь ему. Мы стали бросать камни, но всего два или три приземлились рядом с ними. Я даже стрелял из маленького лука, но стену все равно не пробил.

Малум кивнул:

– Что было дальше?

– Диб был как мертвый. Он не должен был шевелиться. У него была сломана шея и голова висела так странно. И глаза были закрыты. Те штуки, ну, рядом с ними, они уже совсем сгнили. Походили на подтаявших людей, с которых лохмотьями слезла кожа. Они трое пошли к нам, тогда мы взяли ноги в руки и побежали и бежали не останавливаясь аж досюда. Мы слышали, как те мужики на кладбище смеялись нам вслед.

Все ждали, когда Малум скажет свое слово и заполнит зияющую паузу, никто не решался посмотреть ему в глаза.

Подобные рассказы он слышал и раньше, правда, все это были сплетни, придуманные для того, чтобы пугать дураков, но вот совсем недавно кто-то рассказал ему, что на Джокулле мертвецы ходили по тундре, однако это было далеко и потому его не касалось.

Тем не менее, зная, что мальчишки, скорее всего, не врут, он заявил:

– Культисты-некроманты. На них это похоже. На кладбище возятся с могилами, поднимают мертвых, убивают члена нашей банды.

– Что нам делать? – насупившись и угрюмо подняв плечи, спросил тощий пацан. – Может, пойти назад посмотреть, там они или нет?

Малум встал, размял ноги.

– Мы, члены банды, одна семья. Если один из наших умирает, я умираю вместе с ним. Мы уважаем и поддерживаем друг друга. Но связываться с некромантами… это уже за пределами наших обычных дел.

Никто из его людей не был готов воевать с культистами. С отдельными из них он имел договоренности, и те, в обмен на кое-какие материальные блага, оказывали ему помощь, но в целом он не видел смысла тратить силы и деньги на то, чего люди все равно не поймут. А уж связываться с некромантами и подавно незачем: такие ублюдки даже среди придурков-культистов встречаются нечасто. Он решил, что ничего предпринимать не будет, а мальчишек повысит в ранге за проявленную смелость и попытку отбить у некромантов своего уже мертвого друга.

Глава одиннадцатая

– Леди Рика, может, помолитесь немного? – буркнул Рандур. – Глядишь, снег и перестанет.

Он оглядел безлесную равнину с разбросанными по ней кое-где бликами солнечного света, небо, быстро обретающее цвет заржавленного клинка, – единственная цветовая вариация в этом бесцветье, по которому они так долго держали свой путь. Птеродетты окружали крачек, а те уворачивались от птеродетт. Но спрятаться на просторном поле небес было совершенно негде.

– По твоему тону я заключаю, что ты забавляешься на мой счет, Рандур, – сказала Рика. Ее черный плащ колыхался на ветру, то и дело открывая изукрашенный медальон, одетый поверх платья, – единственное напоминание о богатстве, которым еще так недавно наслаждались сестры.

– Не сильно, если честно, – отвечал Рандур, ловя кривую усмешку Денлина.

Он стоял на крыльце заброшенного фермерского дома, под навесом которого они укрывались от непогоды, и опирался на меч. В доме давно никто не жил, но все-таки это было не то же самое, что пережидать снег под открытым небом. Да и вообще, любое укрытие было для них большим подспорьем. Они были в пути уже тридцать дней и все тридцать страдали от ледяной сырости. Тридцать дней прошло с тех пор, как они бежали из Виллджамура.

Они были беженцами, ни больше ни меньше; он вырвал обеих девушек из лап правосудия, чем прогневил целую империю, и сказать, что теперь он чувствовал себя не вполне уверенно, значило не сказать ничего. В утлой лодчонке, которую долго швыряло и бросало по бурным волнам, они прошли на север вдоль берега Джокулла, не видя по пути ничего, кроме пустого неба да морской пены. Избежав ледяных полей возле Куллруна, подгоняемые убийственно холодными ветрами, они продолжали свой путь на юг и наконец не далее чем вчера, благодаря скорее везению, нежели умению, высадились на восточном берегу Фолка.

Но это была едва половина пути. Их целью оставался Виллирен, крупный торговый город, расположенный на дальнем от Фолка берегу соседнего с ним острова, и добраться до него в данный момент казалось почти невозможным.

Ну и ладно, зато хотя бы из ледяной воды вылезли.

Фолк, родина Рандура. Он хорошо знал свой остров, а значит, представлял, какие опасности могут грозить им здесь, вдали от крупных городов. Вот и теперь, видя перед собой выбеленный снегом пейзаж, где не двигалось ничего, кроме ветра, имея в запасе лишь немного провизии и забыв, как выглядят другие люди, он думал о том, что вряд ли их ждет успех. Участки голой земли у самого берега производили негостеприимное впечатление, на них не росло ничего, кроме лишайника да мха, и все же самые очертания здешних холмов и долин, знакомые Рандуру с детства, вселяли в него уверенность, хотя он и сам этого не подозревал.

Денлин, едва они выбрались на сушу, принялся поучать спутниц. Конечно, опыт старика был здесь полезен, но в последнее время он выражал свое мнение по поводу и без.

– Девушки из приличной семьи, потерявшие все – деньги, связи, родственников. Кто вы теперь такие? Никто, ясно вам?

– Никто, – мямлили они так, словно получали выговор за какую-то мелкую провинность, а не боролись за выживание на этой недружественной земле.

Обе были одеты в бесформенные плащи из коричневого меха, капюшоны надвинуты на самые глаза, у их ног лежали вещевые мешки. Некогда изысканно убранные волосы Рики висели нечесаными жидкими прядями, которые, намокнув от снега, липли к лицу. В отличие от подружки Рандура, Эйр, – у той волосы были короче и жестче, а лицо более круглое, чем у Рики; в остальном девушки были похожи как две капли воды. Их сходство сильно беспокоило Рандура – как бы не сделать какое-нибудь сомнительное предложение не той сестре или не шлепнуть, часом, не по тому заду. И не получить пощечину в ответ. Дважды он был уже близок к фатальной ошибке и дважды в последний миг замечал тонкие различия и останавливался.

– Потому что всякий, кто что-то собой представляет, получает по шее, – продолжал делиться мудростью Денлин. – Хотя нет, не по шее, а по жопе.

– Разве выражаться обязательно? – пожаловалась Эйр.

– Привычка, – буркнул Рандур.

– Я многое повидал, паренек. Я, можно сказать, человек светский. – Денлин властно обернулся к нему, его лицо, изборожденное старческими морщинами, с мешками под глазами, даже выигрывало от этого внезапно обретенного достоинства. Его зеленый, как трава, плащ, бывший армейский, был безукоризненно чист – может быть, по старой солдатской привычке. Когда Рандур увидал старика впервые, тому было не до опрятности – он едва сводил концы с концами и с трудом наскребал деньги на выпивку и еду в вонючих трактирах Виллджамура. Однако теперь – вдали от людей, под огромным небом родного острова – юноше уже не приходилось обижаться на то, что он здесь лучше всех одет.

– Сейчас не время миловаться да любезничать, – сказал Денлин. – В диких местах и язык должен быть диким.

Вдали что-то зашевелилось.

– А как на диком языке сказать вот что? – перебил его Рандур. – «Там, вдали, армейский фургон, и он движется прямо сюда».

Старик повернулся, чтобы посмотреть на приближающуюся группу.

– Верно подмечено, паренек. Вот дьявольщина.

Запряженный одной лошадью фургон показался на вершине ближайшего к ним холма: на боку повозки красовалось грубо намалеванное изображение орла, распростершего крылья над пламенем. Рандур понял, что это не регулярные войска, а группа мятежников из тех, что то и дело возникали по всей империи. Юноша уже встречал их раньше на Фолке и знал, что добра от них ждать не приходится. Они требовали свободы от Джамурской империи и отказывались платить налоги, однако своим поведением позорили доброе имя анархизма. Рандуру не раз приходилось слышать о том, как они, перебираясь из города в город на своих тележках, соблазняли там молоденьких девчонок, которые покупались на их недоделанную философию, заимствованную у тех, кого больше интересовало побесить своих предков, чем заняться собственно революцией. Эти молодчики любили призывать других взяться за оружие, но сами только и умели, что петушиться по трактирам на глазах у девчонок.

– Две лошади впереди, одна сзади, одна сбоку от каравана, но, что еще важнее, четверо вооруженных мужиков в драных плащах, и мечи у них охрененно здоровые, – поделился наблюдением Рандур. – Как по-твоему, они тут цветочки продают?

– Думаешь, мы возьмем их, Ранд? – Эйр потрогала золотую цепочку у него на шее – одно из немногих украшений, которые ему удалось вынести из города. С тех пор как в Виллджамуре он учил ее искусству боя на мечах, уверенности у нее значительно прибавилось. Рандуру нравился ее новый характер, ему не терпелось остаться с ней наедине и продолжить исследование их чувств друг к другу. По правде говоря, остаться с ней один на один ему хотелось до головокружения, но с ее богом ударенной сестрой и Денлином, которые вечно крутились поблизости, такая возможность им пока не предоставлялась.

– Не советую, – отозвался Денлин. – После Виллджамура вы двое задаетесь дальше некуда. Думаете, попредставляли там, на стене, так уже и героями стали. А здесь-то все по-другому.

– А мне хотелось бы надеяться, что здесь мы воздержимся от насилия, – вмешалась Рика. – Видит Астрид, я уже повидала достаточно, с меня хватит. – Она склонила голову и задвигала губами в беззвучной джорсалирской молитве. Годы, проведенные ею на Южных Фьордах, где под наблюдением жриц Астрид она изучала богословие, не прошли для нее даром. Рандура раздражало, что в такие моменты, как этот, когда они нуждались не в божественном вмешательстве, а кое в чем посущественнее, она всегда обращалась к религии.

– Девчонка дело говорит, – согласился Денлин. – Для насилия нет причин, не о чем тут беспокоиться. Предоставь все мне.

И Денлин, опасливо ступая по глубокому снегу, двинулся навстречу незнакомцам – сущим пещерным жителям, судя по виду. Отойдя от своих спутников шагов на пятьдесят, Денлин приветствовал прибывших, а дальше Рандур не слышал ничего – расстояние и снег поглотили слова старика. Тот жестикулировал на все лады, тыкал пальцем то в одну, то в другую сторону, смеялся, подбоченясь, и Рандур с облегчением заметил, что верховые тоже начали улыбаться.

Настроение изменил стремительный обмен взглядами.

Один из чужаков поднял арбалет и выстрелил Денлину прямо в глаз, на снег хлынул фонтанчик крови. Старик повалился навзничь. А бандиты продолжали глядеть на него как ни в чем не бывало.

Рика приглушенно вскрикнула.

– В дом, быстро! – приказал Рандур. – Эйр, если меня пристрелят, пригляди за сестрой. Не думаю, что эти мерзавцы хорошо с ней обойдутся.

Лицо Эйр исказилось от негодования. Она хотела остаться с ним и показать себя в бою, он знал это, и, может быть, у нее еще будет такая возможность, но сейчас она не готова убивать, несмотря на свое героическое настроение. Эйр распахнула дверь дома, пропустила вперед Рику и, бросив ему напоследок сердитый взгляд, скрылась за ней сама.

«Черт побери, – думал Рандур. – Денлин…»

Молитва уже не казалась ему неуместной.

Отключив эмоции, он сосредоточился на настоящем, сбросил плащ и взялся за меч, чувствуя приятный холодок возбуждения внутри. К бандитам он приближался медленными, размеренными шагами, надеясь, что они не сразу разнесут его в клочья из своих арбалетов, не дав ему даже подойти к ним. Больше всего на свете ему хотелось оказаться сейчас где-нибудь в другом месте, и он старался даже не смотреть на тело мертвого друга. Снег проваливался под его ногами, ветер стих, оставив по себе жутковатую тишину, в которой его путь к бандитам показался ему вечным.

– Вряд ли это было так уж необходимо, – обратился Рандур к обрюзгшему смуглому мужику в коричневом плаще, который сидел на козлах фургона. Крошки и пятна от еды украшали его одежду спереди, в руках он держал мех с вином. Злится, наверное.

– Солдат, – равнодушно буркнул тот. Пожав плечами, он протянул свободную руку. – На нем плащ, значит нечего ему тут делать, вот и все.

Двое всадников развернули лошадей. К ним подоспел третий, тот, что ехал сзади, вместе они окружили Рандура. Молодой человек молча смотрел на их вожака, подавляя злость.

– Он не служил в армии уже давно. Он много лет как уволился и всего несколько дней назад сам сражался против джамурцев.