Текст книги "Гири"

Марк Олден
Гири

Я только теперь ухватился

За осознания нить -

Мы клятву давали: «ПОМНИТЬ»,

А в мыслях держали: «ЗАБЫТЬ».

Танка (стихотворение) Сайго Хоши

Гири – японское слово, понятие, означающее обязательство, преданность чему-либо, долг.

Посвящается любимой Диане

Пролог

Молодость – это ощущение справедливости и энергия. Энергия, стимулированная бу (боевыми искусствами) может перетекать в хорошие и плохие поступки. Поэтому если правильно следовать учению карате-до, то это отточит ваш характер и вы всегда будете стоять на страже справедливости. В противном случае, – когда учение используется для достижения злых целей, – вы становитесь червоточиной в человеческом обществе, вы оказываетесь на противоположном от человечества полюсе.

Гичин Фунакоши, основоположник современного карате-до

Нью-Йорк.

Он следил за ней в течение вот уже трех часов, дважды она проходила совсем близко от места его засады. Он мог бы протянуть руку и коснуться ее. Однако многолетние тренировки развили в нем вацо о ходокосо кьоки – чувство нужного психологического момента для применения своей техники. Никогда не бей раньше или позже этого момента. Удар наноси вовремя. Жди своего благоприятного мгновения, благоприятного стечения всех обстоятельств и лишь тогда вступай в дело. Если такого мгновения, такого стечения обстоятельств нет, создавай это сам. Ты хитер. Делай обманные движения. Отвлекай внимание противника. Затем атакуй. Молниеносно. Решительно.

Без предупреждения – это очень важно. Хищные птицы, нападая, летят всегда низко, сложив крылья, камнем падают на жертву. Атакующий хищный зверь всегда стелется по земле и прижимает к голове уши.

Умный человек перед нанесением фатального удара всегда сумеет усыпить бдительность противника своим внешне безобидным видом.

Со стороны противоположной от него стены, всего в нескольких футах от его места засады, послышались неторопливые шаги. Кто-то уходил домой. Этот кто-то захлопнул за собой дверь офиса и, прежде чем пройти к лифтам, подергал за ручку – прочно ли закрыл?.. Спустя несколько секунд пришел лифт. Еще через несколько мгновений двери его закрылись и он поехал вниз. Это означало, что теперь на этаже не было никого, кроме охотника и жертвы…

Его дыхание участилось. В первый раз за последние минуты он пошевелился. Движение ограничилось движением пальцев на его руках. Руки у него были в перчатках. Он держал их вытянутыми вдоль тела. Он развел пальцы как можно дальше один от другого, замер, досчитал до пяти, затем вновь сжал кулаки. Если бы не ткань перчаток, было бы видно, как побелели при этом костяшки пальцев…

Через минуту он поднес одну ладонь к лицу, отогнул зубами край перчатки и принял на язык несколько упавших таблеток амфетамина.[1]1
  Медицинский препарат, предназначенный для преодоления состояния депрессии, усталости и т. д. также ослабляет аппетит.


[Закрыть] Он окружил во рту таблетки слюной и разом проглотил их.

Вскоре ему в лицо бросилась кровь. Он весь содрогнулся от удовольствия. Внутри него поднялся горячий смерч. Прошло еще несколько мгновений и он почувствовал, что аккумулировал в себе предельную силу.

* * *

Телеграмма разозлила Шейлу Эйзен, так как поставила ее перед необходимостью принять решение, которого она всеми силами хотела избежать. Сегодня вечером она должна будет сделать окончательный выбор между двумя своими мужчинами. У одного в руках была такая власть, что он мог дать ей все, чего бы она только ни пожелала. Другой однажды предал ее и больше ничем, казалось, не был знаменит. Но она любила именно этого, другого.

Она стояла перед окном в своем офисе на Пятой Авеню. Из окна открывался хороший вид на Сентрал-Парк и отель «Плаза». Она неподвижно глядела на мокрую от первого, ноябрьского снегопада улицу и бесцельно теребила антикварные часики из французской эмали и золота, висевшие у нее на шее. Это был подарок от мужчины, который сейчас поджидал ее там внизу, в своем лимузине. Он был ее любовником. Что о нем можно было сказать? Это был кинопродюсер, работы которого постоянно получали Премию Академии. Он был на двадцать пять лет старше Шейлы и к тому же имел здравствующую жену, находящуюся с ним в законном браке.

Он был также вторым крупнейшим держателем акций самой известной голливудской студии. А сегодня утром он предложил ей занять должность штатного продюсера. При условии, что она уедет вместе с ним в Лос-Анджелес.

Но на столе, за ее спиной, лежала телеграмма от бывшего мужа. Прошлой ночью, – впервые со времени их развода, который был два года назад, – они легли спать в одну постель и занимались любовью. Наслаждение было настолько острым, настолько затмевающим собой все остальное, что у Шейлы не хватило сил отрицать то, что она и так давно уже знала: она все еще любила своего бывшего мужа, всегда любила, никогда не переставала и никогда не перестанет любить его. Сегодня он прислал ей в офис розы и телеграмму, в которой просил выйти за него замуж во второй раз.

Выбрав время, она ушла с работы, перешла на противоположную сторону улицы, углубилась в парк, где села на первую же попавшуюся лавочку и всласть выплакалась. Внутренний голос убеждал ее в том, что она должна, пожалуй, не любить, а презирать его. Ведь в свое время он ее бросил, а теперь вернулся и делает это…

Кто был тот мудрый человек, который назвал процесс принятия решения временной, но мучительный пыткой?

Ближе к нему был ее любовник-продюсер. Этот человек обладал поистине фантастическим чувством выживания. С помощью именно этого чувства он постепенно перебрался из трущоб Будапешта в собственный особняк в Бэль Эйр, где была даже небольшая посадочная площадка для вертолетов. Он сказал как-то Шейле:

– Никогда не оставляй людям право выбора. Потому что их выбор неизбежно будет неверным.

Ей было немного за тридцать. Это была миниатюрная, хорошенькая женщина, с четко очерченным лицом, окаймленным длинными, чуть вьющимися локонами модно уложенных, ярко-каштановых волос. Она работала пока редактором киносценариев на студии своего любовника, которая находилась на Восточном Побережье. Ее должность требовала от нее оставаться в офисе вплоть до восьми часов вечера, когда все уже уходили домой. Именно в это время вице-президент и звонил ей из Калифорнии. Этот человек, всегда готовый на мелкое и крупное предательство, в своей страсти к идиотским нарядам напоминал ей знаменитого господина Журдена. Шейла ненавидела его, так как знала, что он заработал себе свое мягкое кресло, присваивая без малейшего стеснения плоды труда других людей, включая плоды ее собственного труда. Но что поделаешь – начальство.

Он предпочитал звонить ей в пять часов вечера по лос-анджелесскому времени. Шейла находилась от него в трех временных поясах. Он знал, что секретаря уже не будет, автоответчик еще не будет включен. Он знал, что трубку поднимет сама Шейла, которая обязана была в такое время находиться на рабочем месте.

Она еще раз взглянула на часы. Было без шести минут восемь. Отвернувшись от окна, она вернулась за свой стол, доверху заваленный книгами, рукописями и гранками, очистила себе небольшое пространство и придвинула ближе телефонный аппарат.

Внимание ее привлек сценарий, написанный по мотивам одной «забродвейской» пьесы. За последние недели это была первая вещь, которая, по мнению Шейлы, была достойной экранизации. Впрочем, если студия заинтересуется этим, ей нужно будет пошевеливаться. Шейла знала, что продюсеры пьесы планировали переехать со своим детищем на Бродвей, а когда это случится, цены на право экранизации возрастут ровно втрое.

Она откинулась на спинку стула и, держа перед собой часы, неподвижно смотрела на циферблат. Если все получится с организационной стороной дела, эта пьеса может стать для нее блестящим дебютом в качестве кинопродюсера. Она улыбнулась, подумав, – в шутку, конечно, – что это может стать третьим выбором, между ее бывшим мужем и любовником.

В дверь приемной неожиданно раздался тихий стук. Шейла вздрогнула и выронила из руки часики. Благо, они были на цепочке.

– Кто там? – с тревогой спросила она, глядя на дверь.

– Полиция. Детектив сержант Рикс. Центральный участок Манхэттена, – Голос был мягким, вальяжно учтивым. Такова была манера разговаривать с незнакомыми людьми у всех нью-йоркских полицейских, которые строили из себя «скучающих джентльменов». – Надеюсь, я не испугал вас?

Закрыв глаза, Шейла дотронулась рукой до своего неистово колотившегося сердца.

– Представьте себе – испугали. Я здесь сижу одна и жду очень важного звонка.

– Я постараюсь не отнимать у вас много времени, мисс…

Он замолк, ожидая, когда она назовется.

– Миссис Эйзен. Господин офицер… Не хочу показаться невежливой, но неужели ваше дело не может подождать до завтра?

– Боюсь, что нет, миссис Эйзен. К нам в участок позвонили из вашей службы охраны, которая внизу, и сообщили о том, что в здание проник посторонний. Возможно, вор. Возможно, насильник.

Шейла вскочила со стула. Вот сейчас она по-настоящему испугалась.

– Я полагаю, этот парень проник сюда через вход для грузового лифта с той стороны дома, которая выходит на Пятьдесят Восьмую улицу, – сказал из-за двери человек. – Мы проверяем сейчас все этажи, туалеты, кладовки, чуланы, пожарные выходы и вообще все, что у вас есть. В таких зданиях автоматические лифты. Представьте себе такую картину. Злоумышленник забирается в один из них и катается вниз-вверх, – разумеется, вечером, когда все уже ушли домой, – поджидая задержавшуюся на работе женщину, которая сама попадает ему в лапы. Такое уже случалось в других фирмах, мэм.

Он не повышал своего голоса. Но сама бесстрастность его тона, – кто-то назовет это «истинным профессионализмом», – намекала на существование деталей, о которых лучше не говорить вслух.

Она бегом пересекла офис и распахнула дверь перед худощавым, улыбающимся молодым человеком, на котором было темно-синее пальто и серая шляпа. На руках у него были перчатки. В одной руке он держал золотистую бляху, которая говорила о том, что ее обладатель является действительно детективом из полиции. Улыбка прочно закрепилась на его лице. Он выразительно смотрел на нее, однако, не двигаясь и ничего не говоря, предоставляя ей самой, возможность догадаться о том, что она загораживает ему проход.

Когда она наконец отошла в сторону, он едва заметно кивнул ей и прошел вперед.

Он закрыл за собой дверь на замок, прошел к столу секретарши, поставил на него свой «дипломат» и огляделся кругом. Затем он сдвинул свою шляпу лихо на затылок и почесал лоб ногтем указательного пальца.

«Прямо как Алан Лад, – подумала Шейла. – Холоден, спокоен, собран…»

Он расстегнул свое пальто и снял шляпу, открыв вьющиеся белокурые волосы. Затем он повернулся к Шейле, – на лице его была все та же улыбка, – и осмотрел ее тщательно с головы до ног. Такая бесцеремонность покоробила ее. Он это, похоже, заметил, потому что тут же вновь превратился в сухого и деловитого профессионала. Своим пристальным взглядом зеленых глаз он стал медленно обводить весь офис. От него, казалось, не могла ускользнуть ни одна деталь.

На вид ему было не больше тридцати. У него были резковатые черты лица и здоровый румянец на щеках. Ни то ни другое, на ее взгляд, не добавляло привлекательности мужчинам. Впрочем, он пришел сюда совсем не для того, чтобы произвести на нее впечатление своей красотой.

Взгляд его задержался на двери приемной. Затем он показал в ту сторону своей шляпой и проговорил:

– Между прочим, замочек у вас неважнецкий, скажем прямо. Пружинный механизм с суживающимся языком. Дайте мне кредитную карточку или любой другой кусочек пластмассы, и я открою эту дверь за пару секунд. Когда я пойду от вас, могу продемонстрировать. Открывается действительно проще простого.

Да, я знаю… – покачала головой Шейла, бросив взгляд на запертую дверь.

– И знаете, что самое смешное? – с довольной улыбкой продолжал детектив Рикс. – Половина нападений и краж со взломом не требуют взлома как такового. Преступника провоцируют вид незапертой двери, открытого окна, ключа под ковриком для ног… Халатность людей не знает границ. Порой кажется, что человек делает все, чтобы его ограбили. Словно приглашает к себе злодея в гости. Удивительно, но факт.

– А какой замок вы мне посоветуете?

– «Мертвая задвижка», тут двух вариантов быть не может. Замок, который приводится в действие не пружиной, вот что нужно вам и всем тем, кто дорожит своим добром и своим здоровьем. В запертом состоянии задвижка стабилизируется намертво. Это вам не суживающийся пружинный язык, который можно задвинуть обратно. Впрочем, авторитетно заявляю вам, что неприступных запоров и замков на свете не бывает. Это вы всегда помните. В принципе, опытного преступника вы остановить не можете. Ваше спасение может заключаться в том, что с крепким замком много возни. Пусть он сразу поймет, что над вашей дверью ему придется изрядно попотеть. В таких случаях вы выиграете время. Часто преступники, сталкиваясь с надежными запорами, очень быстро отказываются от своих намерений относительно вас и вашего имущества и переключаются на более легкие цели. Большинство нападений и краж со взломом происходят в результате игры случая, когда человек, сам того не зная, создает благоприятную почву для преступления. Так не создавайте же ее! Грабитель рассчитывает на быстрое, почти мгновенное достижение своей цели. Ворвался, сделал дело и смотал удочки. Если он увидел, что ворваться будет не так просто, это его, как правило, расхолаживает.

Он кинул шляпу на поверхность «дипломата» и стал разминать пальцы, затянутые тканью перчаток. Шейла бросила взгляд на табличку, которая была на «дипломате». Там были выгравированы инициалы: «Р. Э.» Это ее озадачило. Затем она подметила еще кое-что, от чего у нее екнуло сердце: у детектива Рикса в правом ухе была… золотая серьга!

Сзади зазвонил телефон. Она резко обернулась в ту сторону. Затем спохватилась в вновь посмотрела на сержанта Рикса. По выражению его лица она поняла, что выдала себя излишней резкостью движений. Он догадался о зашевелившемся внутри нее, еще не осознанном ею самой подозрении. Он догадался о том, что в ее глазах вместе со звонком вспыхнула интуитивная, рефлекторная надежда.

Телефонный аппарат продолжал настойчиво дребезжать. Ей нужно было только схватить трубку и позвать на помощь.

Тсуки но кокоро.

Как луна с равным насыщением освещает все, что лежит в пределах досягаемости ее лучей, так и воин должен развить в себе такую чуткость, чтобы сразу увидеть все характеристики поля боя, чтобы сразу охватить сознанием все потенциальные возможности противника, все его движения и возможные направления движений.

Он атаковал. Молниеносно. Решительно.

Его левая рука змеей метнулась в ее сторону. Лезвие ножа сокрушило одним-единственным прикосновением гортань. Этим он лишил Шейлу способности говорить, но еще не убил ее. Пока не убил… Глаза ее стали выкатываться из орбит от непомерного изумления. Все это, конечно, какая-то дурацкая шутка! Она не понимала, что все происходит не в кино, а здесь и именно с ней. Первые несколько секунд она была одновременно и участницей всего действа и сторонним наблюдателем. Она как бы вышла из своей телесной оболочки и смотрела избиение откуда-то сбоку. Впрочем, образ «стороннего наблюдателя» быстро испарялся под давлением растущей волны дикой боли. Хуже того, эта боль тащила за собой в ее мозг панику и безотчетный, парализующий все мышцы страх.

Она схватилась руками за горло, из которого хлестала кровь, и отшатнулась от него.

Он неторопливо последовал за ней. Когда было достигнуто мааи, – необходимое для атаки расстояние, – он сделал еще один выпад. Удар был произведен ребром ладони правой руки по носу жертвы. Нос был сломан. От удара она пошатнулась и наткнулась спиной на стол секретаря. Шейла все еще не могла поверить, что эта дикость творится именно с ней. Может быть, поэтому она до сих пор не оказала никаких попыток сопротивления.

Однако, боль усиливалась. Ей уже было трудно дышать. Кожа была липкой и влажной.

Он сблизился с ней еще раз и провел удар ногой в правую ляжку, чуть выше колена. Ноги ее подкосились и она рухнула спиной на стол. Подойдя к ней вплотную, он молниеносно провел, – как по тренировочной «груше», – несколько мощных ударов по ее почкам с обеих рук. Сдавленный, хриплый звук донесся из ее разбитого горла. Только теперь ей все стало ясным. Она напряглась всем телом, уперлась непослушными ногами в толстый ковер… Чувствовалось, что теперь она готова предпринять все возможное для спасения своей жизни… Только возможностей уже не оставалось. Впрочем, их не было с самого начала.

Шейла хотела жить. Она отчаянно хотела жить, хотя бы для того, чтобы сделать все-таки свой драматический выбор между двумя мужчинами, которые любили ее…

Вдруг этот зверь остановился. С удивительной нежностью он поднял безвольное уже тело Шейлы со стола и положил его на пол.

Телефон продолжал звонить.

Этот человек задрал ее юбку, стянул вниз трусики и разорвал их. Затем он раздвинул осторожно ее ноги в разные стороны. Чуть отклонился. Оглядел ее внизу и радостно улыбнулся.

Он поднялся, снял с себя пальто, пиджак и стал расстегивать свои брюки. Он тяжело, прерывисто дышал, наслаждаясь своим возбуждением, которое достигло высшей точки. Затем он лег на нее сверху, вошел в нее и стал ритмично двигаться, балансируя на коленях и локтях, тщательно стараясь не задевать ее залитого кровью лица.

Со временем его толчки становились все резче. Он чувствовал, что тонет в ее мягкой плоти и теряет над собой контроль. Через несколько минут он приглушенно застонал, толкнулся внутрь нее особенно глубоко, замер и стал медленно подергиваться почти на одном месте. Затем он шумно вздохнул. В этом вздохе было наслаждение, которое раздирало его и которое он должен был из себя наконец выпустить. Это наслаждение затмевало разум. Оно было сродни смерти, только имело ограничение во времени, тогда как смерть уплывала в вечность.

Затем он вышел из нее и лег на спину на ковре рядом с ней. Он лежал спокойно. Вскоре дыхание его полностью восстановилось, стало глубоким, ровным. Все его существо переполняло чувство невиданной любви. Это невозможно было пересказать, нужно было только уметь почувствовать. Теперь он и эта женщина были навеки объединены в Чи-матсури.

Так называли кровавый древний обряд, – ему насчитывалось не меньше тысячи лет, – и означал он принесение человеческой жертвы богу войны перед поединком.

Поединок…

Он быстро сел и посмотрел на свои наручные часы. Меньше чем через час он встретится лицом к лицу со своим противником.

Женщина, которая лежала распластанная на ковре рядом с ним, издала какое-то булькающее хрипение. Она захлебывалась собственной кровью. Глаза ее молили о пощаде, но он не мог ей этого дать. Он мог лишь избавить ее от лишних мучений. Чуть наклонившись к ней, он коротко ударил ее согнутым локтем в висок.

Шейла умерла.

* * *

Трое мужчин, двое из которых оживленно обсуждали торговый план, над которым им пришлось работать в продолжение последних двенадцати часов, вышли из лифта и направились по пустынному вестибюлю к столу, за которым сидел охранник в форме и смотрел телевизор.

Все трое расписались в журнале. Охранник ленивым взглядом смерил уходящих джентльменов. Все трое были в приличных пальто, с «дипломатами» в руках. Хоккей был более интересным зрелищем, поэтому охранник скоро вновь обернулся к телевизору. Он не заметил того, что третий бизнесмен, шарф которого закрывал почти все его лицо, взяв шариковую ручку в затянутую в перчатку руку, не расписался, а лишь продублировал линии предыдущей подписи.

Выйдя на Пятую Авеню, этот человек сдвинул шарф вниз, дотронулся на секунду до золотой серьги в ухе и поднял взгляд на ржавое небо. У него было разгоряченное лицо, на которое тут же стали падать холодные снежинки. Ничего не могло быть приятнее этого ощущения.

Он чувствовал себя непобедимым. Его ки, – энергия, – прибывала с каждой минутой. Все чувства его были предельно обострены. Казалось, он улавливал тот неслышный шелест, с которым падала на землю каждая снежинка. Сегодня вечером он выйдет на арену и от его шагов задрожит земля. Он был защищен кровавым обрядом с Хачиманом Дай-Босатсу, Великим Бодхисаттвой, богом войны.

Он вдыхал морозный воздух и ощущал себя мечом, выкованным из четырех элементов: металла, воды, дерева и огня.

Он ощущал себя настоящим буши – непобедимым воином.

Часть первая
Гойджо-гиоко
Принцип пяти чувств и пяти желаний, которыми должен овладеть воин для того, чтобы иметь преимущество перед своим врагом.

Каймановы острова лежат в одном часу полета на юг от Майами и в ста восьмидесяти милях к северо-западу от Ямайки. Суши здесь всего лишь сто квадратных миль, на которых проживают двенадцать тысяч человек. Это потомки шотландских фермеров, европейцев, африканцев и пиратов, которые в свое время терроризировали Карибское море во главе с мрачно известными сэром Фрэнсисом Дрэйком, Генри Морганом и Черной Бородой. Попадая в кораблекрушения, они добирались до Кайманов и оседали здесь.

Население островов жило за счет рыбной ловли, продажи акульих плавников, шкуры, черепах и красильного дерева.

Самым большим островом в архипелаге является Большой Кайман. Он представляет собой тонкую и плоскую полосу кораллов, занесенных белыми песками. В глубине можно напороться на мангровые болотца.

В 1962 году Кайманы, которые до этого времени зависели от Ямайки, отказались подчиняться ее руководству и провозгласили свою независимость от Великобритании. В ответ на это три острова из архипелага, – а именно Большой Кайман, Малый Кайман и Кайман Брак, – путем голосования решили остаться подконтрольными Британской Короне. Полномочия были распределены следующим образом: Кайманы управляются по собственной конституции, а их иностранной политикой и обороной занимаются из Лондона.

Следуя примеру Багамских островов, которые стали процветать после того, как предоставили право освобождения от налогов иностранным банкам и транснациональным компаниям и корпорациям, жители Кайманов решили превратить свою маленькую, удаленную от цивилизации колонию в «Карибскую Швейцарию».

В 1966 году здесь прошел новый закон о трасте. С этого времени Каймановы острова стали настоящим международным финансовым центром. Здесь иностранные компании нашли уютную, свободную от налогов гавань. Местные условия позволяли мировым банкам проводить операции с такой секретностью, которой просто невозможно было достичь где-либо в другом месте, будь то Багамы или та же Швейцария.

Спустя пятнадцать лет в Джорджтауне, – столице Большого Каймана, – было уже зарегистрировано свыше трех сотен банков и около двенадцати тысяч различных компаний. Другими словами, на островах зарегистрировались миллиарды и миллиарды долларов, полностью освобожденные от налогов и от слежки.

И, наконец, от дурацких вопросов об их происхождении.

* * *

Подсчет был почти окончен.

Итак, восемь миллионов и триста тысяч долларов наличными. Вся эта сумма совершила путешествие в трех чемоданах из Нью-Йорка до Большого Каймана и была вывалена в Джорджтауне на стол управляющего банком, который был также местным законодателем и одним из семи членов островного «исполнительного совета», проще говоря, кабинета министров. Совмещение должностей, относящихся к двум разным ветвям власти, позволяло ему поддерживать свое благополучие в материальном и моральном плане, а также повергать в постоянные хлопоты неприятного характера своих соперников по бизнесу и по жизни. Со своими клиентами он обращался со старомодной учтивостью и почтением, угощал их кубинскими сигарами и старым добрым французским ромом (Vieille Rhum), привезенным с французских островных колоний. Но самое главное заключалось в том, что он умел хранить секреты своих клиентов пуще глаза.

Впрочем, кое-что указывало на то, что у него имелись и кое-какие собственные секреты. Тревор Спарроухоук, сидевший в обшитом филенкой офисе банкира под цветной, заключенной в хорошую рамку фотографией королевы Елизаветы Второй, догадывался, по крайней мере, об одном из таких секретов. От его внимания не могло ускользнуть, какими взглядами «старый женатик» банкир обменивался со своей молоденькой секретаршей. Это была роскошная уроженка Ямайки с глазами цвета терновой ягоды, синими африканскими лилиями, подколотыми к волосам и наручными часиками «Люсьен Пикар». Глядя на эти трогательные перемигивания, Спарроухоук думал о том, что тут дело, пожалуй, ими не ограничивается. Где перемигивания, там и обжимания, там и шлепки, и щипки. Из всех присутствующих в комнате господ Спарроухоук был самым наблюдательным. Он разглядел на переносице банкира темноватые пигментации кожи, которые появляются у людей только от длительного ношения очков. Значит, с некоторых пор банкир предпочитает контактные линзы, которые делают его, – во всяком случае он на это надеялся, – более молодцеватым.

Спарроухоуку было также известно о том, что зарплата этого человека, как банкира, была хоть и довольно приличной, so совершенно несопоставимой с теми доходами, которые сыпались ему в руки, когда он выступал в качестве местного «законника». За регистрацию каждой транснациональной корпорации он получал не менее тысячи долларов. Кроме того, в благодарность за его содействие в регистрации многие фирмы вносили его фамилию в список своих советов директоров. За последние десять лет с его помощью на островах зарегистрировалось свыше тысячи компаний. Он вводил бизнесменов в манящий мир теневых банковских операций и свободы от налогов, а взамен получал «скромную» мзду. На книжных полках располагались многочисленные, забранные под стекло и в рамки, сертификаты, которые говорили о том, что владелец офиса, носивший неизменно галстук в стиле Этонского публичного университета, является членом целого ряда престижных лондонских клубов.

Из пяти мужчин, сидевших за столом банкира в эту минуту, только Спарроухоук не был занят подсчетом денег. Он был всего лишь наблюдателем со стороны. Долгие часы ожидания изрядно утомили его. Большую часть этого времени он провел, стоя у окна, – кабинет находился на втором этаже, – и глядя на гавань Джорджтауна, наблюдал за разгрузкой рейсового лайнера, прибывшего из Каракаса. Когда ему это надоело, он вернулся на свое место и углубился в чтение «Стихотворений, написанных главным образом на шотландском диалекте» Роберта Бернса. Это было первое издание, подаренное ему его женой на день рождения.

Под конец Спарроухоук закрыл книгу, поднялся, положил ее на стул и быстро сделал несколько гимнастических упражнений для разминки. Согнувшись пополам и стараясь не подгибать коленей, он коснулся кончиками пальцев поверхности толстого ворсистого ковра. Это упражнение ему удалось довольно легко. Неплохо для пятидесятилетнего старика.

Тревор Уэлс Спарроухоук был приземистым, краснолицым англичанином с острым носом, который далеко выдавался над пушистыми черными усами, свисавшими по обе стороны рта остроконечными, навощеными кончиками. На голове у него была буйная шевелюра седых волос, которые скрывали остатки его изуродованного правого уха, которое было травмировано в бельгийском Конго напившимися «симба», которые были к тому же вооружены пангой. Его темные серые глаза были постоянно сужены в остром прищуре, что говорило о врожденном чувстве подозрительности в этом пожилом джентльмене. Что ж, неудивительно. На лацкане твидового пиджака у него красовался значок «СС ВВС» (SAS, Спецслужба Военно-Воздушных Сил). Он с гордостью носил эту бляшку, которая говорила о том, что в свое время он проходил службу в рядах этого элитарного британского подразделения спецназа, которое готовило настоящих головорезов-коммандос. Спарроухоук мог похвалиться долгой военной карьерой в этом подразделении. Он был удовлетворен этим фактом своей жизни.

Но теперь Спарроухоук жил и работал в Америке, где занимал должность шеф-офицера и директора частной разведывательной службы «Менеджмент Системс Консалтантс».

Банкир и два его помощника сидели на противоположной от Спарроухоука стороне длинного стола из черного дуба. Они наконец закончили подсчет и готовились занести полученную на трех разных калькуляторах сумму в гроссбух, лежавший под локтем у банкира. Напротив них, недалеко от Спарроухоука, со своим собственным калькулятором сидел Константин Пангалос, обладающий большой властью нью-йоркский юрист. Именно его Спарроухоук и два охранника из его фирмы сопровождали с денежными чемоданами из Нью-Йорка в Сент-Питерсберг на машине, а оттуда до Каймановых островов на самолете.

Пангалосу было за сорок. Это был маленького роста, волосатенький человечек со смуглой кожей, мохнатыми бровями, нависавшими над крючковатым носом, и развратным блеском в глазах. Он относился к той категории мужчин, которым хлеба не давай, лишь бы у них была возможность трахнуть жен своих знакомых. Своей распутностью и развязностью в манерах он напоминал Спарроухоуку Распутина. В свое время Пангалос был известным федеральным прокурором, которому подчинялась оперативная группа, занимавшаяся борьбой с организованной преступностью. Теперь он сам работал на эту организованную преступность, а именно на мафиозное нью-йоркское семейство Поля Молиза. На него же работал и Спарроухоук.

В гавань зашел очередной рейсовый лайнер. Спарроухоук услышал три его мощных, низких гудка, ответом на которые были тонкий свист и побрехивание рыболовных суденышек.

– Все!

Усталый Пангалос откинулся на спинку своего стула и стал массажировать натруженные глаза костяшками пальцев. Затем он обратился к Спарроухоуку, которого не любил, – чувство было взаимным, – не оборачиваясь к нему:

– Можете позвонить в Нью-Йорк и сказать нашим друзьям, что через три дня все будет в шляпе.

Англичанин поднялся со своего стула, держа подмышкой томик Бернса.

Поль Молиз, – как младший, так и старший, – будут рады узнать, что их денежки вернутся к ним всего через трое суток. «Отмытые» уже, разумеется. План подобной «стирки» был целиком и полностью детищем мозговитого Поля-младшего, финансового кудесника, который имел диплом Гарвардской Бизнес-школы и отвечал в своем семейном мафиозном клане за «законные» капиталовложения: частные лечебницы, торговые центры, сберегательные и кредитные ассоциации, а также недвижимость.

«Менеджмент Системс Консалтантс» также отмывала свою долю грязных денег, однако, в этом состояла отнюдь не самая главная ее функция. Под умелым руководством Спарроухоука эта фирма занималась сбором нужной Молизам информации. Сведения поступали из различных источников, каждый из которых был авторитетен и надежен. Тут были и полицейские папки, и информация из комитетов Конгресса, сведения с корпоративных деловых совещаний, торговых сессий различных предпринимательских союзов, банки данных Ай-А-Эс и ФБР, секретные судебные документы с различными показаниями, бумаги федеральной службы, которая осуществляла американскую программу защиты свидетелей. Информация поступала от бывших юристов, которые теперь были на содержании «Менеджмент Системс». Они использовали свои старые служебные связи и контакты, чтобы получить нужные компьютерные файлы, банки данных, копии различных документов, досье, докладов.