Текст книги "Времена"

Ася

Она продолжала думать о том коротком сообщении, той невозможной телеграмме, что пробила непробиваемую стену и попала к адресату с такой точностью, как будто ее доставил самый лучший в мире почтальон. Теперь она понимала, откуда Мишка знал, что ей нравится, когда целуют ладошку, или когда осторожно тянут, один за другим, пальчики у нее на ногах. И еще многое, многое другое знал о ней ее Мишка, такое, что она и сама не знала о себе. Все же неправ был Рыхлый, и колдовской информационный пакет был длиннее восемнадцати байтов, содержа в себе еще что-то помимо шести заветных слов. Она хотела предупредить, что его формулы могут быть неверны, но постеснялась рассказывать про ладошку и пальчики. Надо надеяться, думала она, что он все поймет сам, когда будет искать Л-энергию для своих новых аппаратов…

– И вот еще что, Соня… – осторожно начал Жилистый, даже не заметив как он ее назвал, доставая пачку разноцветных бумаг. Были там и голубые и розовые листочки, и было на них что-то напечатано, где крупным, а где и мелким шрифтом. Запинаясь на каждом слове, и не глядя ей в глаза, Жилистый объяснил, что все это надо подписать, причем обязательно на каждом листе и еще в нескольких местах, которые он пометил галочками. Текст на листочках был составлен на том невероятно запутанном диалекте иврита, которым в полной степени владеют только адвокаты, да и то не все. Те немногие фразы, которые она смогла понять, обещали невнятные кары за разглашение чего-то сродни «торсионным полям» Рыхлого. Ася подумала, что Жилистый все же оказался «товарищем майором», но в его гуманной израильской версии, и начала подписывать. Она подписывала лист за листом уже не пытаясь прочесть напечатанное, а лицо Жилистого становилось все более брезгливым и жалким, как будто он презирал себя за то, что вынужден был делать.

Внезапно Мишка пошевелился, но это не было обычное его шевеление, заканчивающиеся прочтением заветного адреса и заветного имени. Нет, это тяжело ворочался мужчина, просыпаясь после долгого, тяжелого и беспокойного сна. Тогда она, бросив разноцветные листки на пол, метнулась к кровати и увидела, что его левый глаз открыт. Правый глаз он открыть не смог и поэтому казалось, что человек хитро щурится. Он посмотрел на нее незнакомым взглядом и тихо спросил:

– Соня?

– Да, это я – вырвалось у нее.

Кто этот человек, с ужасом думала она? И кто я? Вопросы, на которые не было ответа, судорожно копошились внутри и рвались наружу, грозя взорвать череп. Ей казалось, что сердце перестало биться, перехватило дыхание. Сейчас я умру, подумала она, и ей было все равно. Но тут человек на кровати закрыл левый глаз и приподнялся на локтях с закрытыми глазами, потом открыл оба глаза и с удивлением посмотрел на иглу в руке, на монитор и на приборы в углу. Затем он остановил взгляд на ней и, как ей показалось, бесконечно долго и пристально смотрел на нее. Жилистого и Рыхлого он не заметил. Наконец, в его глазах что-то промелькнуло, он моргнул два раза и снова спросил:

– Аська?

Вот теперь его глаза были знакомыми Мишкиными глазами. Ответить она не смогла, потому что слезы потоком вырвались наружу, и она зарыдала, уткнувшись в его такую знакомую ладонь от которой пахло незнакомым лекарством. Потом он гладил ее по голове и говорил нежные слова, и ей стало так хорошо, что она зарыдала еще сильнее, на этот раз от счастья. А ведь раньше она и не подозревала, что плакать может быть так хорошо.

Шли часы, а она все еще сидела на том же стуле в той же больничной палате. Жилистый возился со своими разноцветными листками, а Рыхлый что-то лихорадочно выстукивал на своем ноутбуке. Вроде бы они расспрашивали ее все эти часы и, наверное, задавали многочисленные вопросы, но она не помнила ни их вопросы, ни свои ответы, потому что за занавеской снова спал ее Мишка, повернувшись на бок и сорвав с себя провода монитора. Прибегали врачи и медсестры, долго суетились, но Мишка открывал сонные глаза и, заявив – «Я сплю» – снова начинал сопеть носом. Тогда от него отстали.

Теперь она, наконец, поняла, что означают загадочные слова – «перпендикулярное время». Именно сейчас она жила в нем, в этом странном времени, которое было ортогонально всему и всем: и толстому доктору, и симпатичной медсестре, и дежурившим у подъезда больницы таксистам, и маме, и даже детям. В нем, в этом времени сейчас находилась лишь она, да так знакомо храпящий мужчина за занавеской. Жилистого и Рыхлого тоже не было в ее времени, они это поняли и засуетились. Жилистый начал лихорадочно собирать голубые и розовые листки, а Рыхлый с треском захлопнул свой ноутбук. При этом они все время смотрели на нее. Очень странно смотрели на нее эти двое… Жилистый глядел выжидающе и даже робко, он больше не был похож на деревянного солдата, а лицо у него вдруг стало мягкое и рыхлое, как будто он взял его взаймы у своего напарника. Рыхлый, наоборот, смотрел спокойно и уверенно, как будто он решил уже все проблемы и вывел, наконец, свою заветную формулу. Потом они повернулись и ушли, причем Жилистый все время оглядывался, а Рыхлый ни разу не обернулся. Уходя вдаль по коридору, они становились все меньше и меньше, пока их не проглотила дверь лифта. После их ухода, похожего на бегство, Ася прижалась лицом к холодному стеклу и долго следила за тем, как эти двое шли по автостоянке к своему серому «Хюндаи». Ей было хорошо видно, как Жилистый внезапно остановился, и начал рвать голубые и розовые листки. Он рвал их, и злые слезы текли по его некогда такому волевому, а теперь – растерянному лицу, а Рыхлый тихо смеялся. Отсмеявшись, он обнял Жилистого за плечи и повел к машине, потом заурчал мотор, и они исчезли навсегда. На потрескавшемся асфальте остались розовые и голубые клочки, ветер подхватил их, закружил и разбросал по ветровым стеклам запаркованных «Тойот», «Хюндаев» и «Шкод». Там они и остались, подобные рекламным листкам, скупым гимном тому, перед чем бессильна самая точная аппаратура и что не в силах описать самые умные формулы.

Михаил

Озеро, даже очень большое – это далеко не море. Однако и тут бывают волны, порой более неприятные, чем в океане. Здесь волна ударяется о скалы и, отраженная, сталкивается с другой, набегающей волной, создавая бурлящую мешанину, способную укачать даже самого просоленного морехода. Инспектор не был опытным моряком, и недолгий переход на катере от пристани в Рива-дель-Гарда вымотал его напрочь. Да и предстоящий осмотр изуродованных в аварии тел не сулил приятных ощущений. Но профи – всегда профи, невзирая на самочувствие и предпенсионный возраст, и он нарочито бодро спрыгнул с носа катера, разумеется, потянув при этом ногу.

Все было как обычно: деловитые патрульные, хладнокровные и спокойные спасатели, бесполезные уже медики и зеваки, непонятно как оказавшиеся на бесплодном берегу – наверное, сумасшедшие рыбаки. Недолгий осмотр и опрос свидетелей здесь внизу и наверху – на трассе, показал обычную картину то ли злоупотребления алкоголем, то ли внезапно возникших медицинских проблем. Ничего, вскрытие покажет. Смущал только полусгоревший заграничный паспорт непонятно какой страны. Вот этим ему и придется заняться, но и это не проблема в Европе, где давно уже смешались все национальности. Можно было закругляться, но что-то было не так, его смущало нечто необычное, ощущаемое где-то далеко, на самой границе подсознания. Внезапно он понял, что было причиной его неосознанной тревоги – он не чувствовал смерти. Инспектор не был закоренелым мистиком, как не был он и упертым материалистом, допуская существование того, что современная наука не способна была ни объяснить, ни даже распознать. За годы работы сначала в уголовной, а потом – в дорожной службе, он сталкивался много раз со смертью и был убежден, что у нее есть своя аура. Он сам ощущал ее каждый раз, когда осматривал очередной труп на обочине дороги или в темных переулках. Сейчас же смерти не было. Это не укладывалось ни в какие рамки, и он иронично предположил, что обгоревшее тело, все еще сидящее в покореженном «Рено», сейчас встанет, улыбнётся и попросит прощения за причиненные неудобства. И все же смерти не было, зато было нечто другое, совершенно другое. Инспектор, в глубине души считавший себя сильным медиумом, ощущал какую-то странную атмосферу. Эти ощущения он не встречал ни в темных переулках, ни на обочинах дорог и в тоже время они были ему смутно знакомы, вызывая давние, прочно забытые воспоминания. Так ничего и не вспомнив, он отогнал ненужные мысли и направился к берегу.

Катер с трудом карабкался на волну, медленно продвигаясь к пристани, но теперь инспектор не чувствовал дискомфорта. Волны изменились, они стали больше, намного больше, но уже не болтали катер, а плавно поднимали его и не торопясь бережно опускали. Возможно, поменялся ветер, но только – заметил инспектор наметанным глазом – что-то странное происходило сегодня с озером. Казалось, оно перестало быть озером и вело себя как море, не швыряясь рваными волнами, а колыхая огромные пологие валы. Изменился даже цвет, и ему подумалось, что если сейчас зачерпнуть забортной воды и лизнуть ее языком, то почувствуешь вкус соли. Оторвавшись от неизвестно откуда взявшихся загадочных мыслей, инспектор неожиданно вспомнил, что там, на берегу около пристани он видел цветочный киоск. Надо будет набрать букет гвоздик жене, подумал он, она очень любит гвоздики, а я ведь так давно не дарил ей цветы.

Ася

Город растекался по обоим склонам горы, врезающейся в море острым клином, и спускался к воде густой сеткой дорожных серпантинов и пересекающих их крутых лестниц. Больница находилась высоко на склоне, и ей надо было спуститься вниз к скоростному автобусу, который увезет ее домой, в недалекий пригород. И вот теперь она шла вниз по лестницам, высоко подняв голову и ни на кого не глядя. Редкие встречные провожали ее долгим взглядом. Мужчины, завидев ее летящую походку, сбивались с шага и стояли в растерянности, не понимая, что с ними происходит. Потом они вспоминали ее в течение нескольких тревожных дней и ночей, а после этого забывали навсегда. За эти дни ими было написано две симфонии, раскрыта одна тайна природы и созданы восемь поэм, одна из которых впоследствии прогремела. Женщины, и молодые и не очень, встретив ее на лестнице, немедленно поправляли прически, долго смотрели на себя в карманное зеркальце и сходили с ума от зависти. А она быстро шла вниз, не считая ступеньки и не замечая никого, гордая и красивая женщина, жена человека, победившего Время.

Пересечение времён

Часть I. По эту сторону

Страницами старинных книг

Я был навек приговорён

Искать неуловимый миг

Пересечения времён

Словами мудрых и глупцов

Течение жизней и смертей

Дарует нам в конце концов

Пересечение путей

Пересечение людей

Пересечение имен

Пересечение идей

Пересечение времён

Про этот онлайновый сервис я узнал от Мишеля. Действительно, от кого же еще? Именно Мишель был тем, кто первым залезал на каждый прорекламированный сайт туманного происхождения. Его вел туда тот же энтузиазм и то же состояние души, которое заставляло Бугенвиля поднимать паруса, а Кука – высадиться на берег, на котором его благополучно съели. Мишеля пока что еще не съели, зато в результате посещения сомнительный сайтов, его старенький «Тошиба» оказался под завязку набит всевозможными вирусами. От Мишелевой флешки мы шарахались, как от носового платка прокаженного, а его ноутбук на полном серьезе предлагали продать в лабораторию Касперского в качестве вивария. На его сайты мы благоразумно не ходили, и Мишелю оставалось лишь рассказывать, что он и делал на своем русско-еврейско-французском диалекте. Ох уж эти сетевые истории! Помню, как восторженно описывал он сайт поиска смысла жизни или сайт для связи с параллельными мирами. Возбужденно выкрикивая слова и периодически переходя на ультразвук, с пылом неофита, он доказывал нам, что в Сети возможно все. О да, он искренне в это верил. Надо заметить, что его вера подвергалась серьезному испытанию, каждый раз, как очередной эзотерический сайт ненавязчиво просил его указать данные кредитной карты. Впрочем, это лишь ненадолго охлаждало его пыл, но не убавляло оптимизма. На этот раз, однако, он рекламировал нечто относительно безобидное – всего лишь сайт знакомств. Название сервиса так и не прозвучало, Мишель лишь разослал нам всем подозрительная ссылку, по которой я, немного поколебавшись, и зашел…

Мне всегда представлялось, что жизненный цикл социальных сетей, сайтов знакомств и всевозможных болталок напоминает судьбу людей. Они, эти сети и болталки, рождаются в муках программистов, изначально бесхитростны как дети и вызывают такое-же умиление. Потом, много позже, они начинают напоминать подростков. Подобно тому, как в тинейджерах начинают проявляться не слишком симпатичные черты, так и в молодых социальных сетях вдруг всплывают неизвестно кому понадобившиеся подозрительные функции. Тогда умиление пропадает и появляется либо сухой интерес, либо раздражение, в зависимости от того, нужна ли тебе эта функция. И, наконец, много позже социальная сеть продается какой-нибудь корпорации. Тогда она обрастает неуправляемо выскакивающей рекламой и норовит уговорить тебя подписаться на нечто тебе совершенно не нужное. Это уже болтливая старость, а там недалеко и до деменции и летального исхода.

Вот и на этом сайте, несомненно вошедшем в период полового созревания, неожиданно появилась новая функция. Называлась она «случайное соединение» и предлагала довериться судьбе, игнорируя разум. Обычно, я не доверяю азартным играм, да и сам не азартен. В карты мне не везет, но, вопреки старой поговорке, не везет и в личной жизни. Однако, сайты знакомств стали мне последнее время казаться некоей разновидностью игорного притона. Самый серьезный облом произошел тогда, когда зеленоглазая шатенка с ником «Ассоль235» оказалась милой старушкой, лишь совсем недавно перевалившей за 90-летний рубеж. С тех пор я доверяю, да и то не полностью, лишь онлайновому видео. Именно это и привлекло меня в «случайном соединении». Функция предлагала довериться судьбе и некоим случайным образом соединить пару собеседников, не боящихся показаться на экране. После истории с «Ассолью» я уже не боялся ничего и смело полез в меню. Немедленно выскочил незамысловатый экранчик, предложивший мне выбрать пол, возраст и местоположение собеседника. Пол я выбрал не задумываясь, так как к сексуальным меньшинствам отношусь терпимо, но не примыкаю. Возраст я, поколебавшись, выбрал от 16 до 40. Когда тебе перевалило за тридцать, начинаешь поневоле быть более толерантным. Местоположение случайного собеседника я оставил открытым, наученный горьким опытом. К примеру, не так давно я совершенно случайно узнал, что симпатичная Надя из соседнего Реховота, с которой у меня наладились неплохие, если не сказать больше, виртуальные отношения, на самом деле живет в подмосковном Ликино-Дулево, да к тому же и замужем. Возможно ее семейный статус меня бы не остановил, но подвело расстояние. Напоследок она призналась, что выбрала своим виртуальным адресом израильский город из-за экзотичности названия. До сих пор не могу понять. что она нашла экзотического в слове Реховот. А я задумался над тем, решился бы я понестись в далекий подмосковный городок, если бы… Но весьма милое лицо ликино-дулевской Нади не дало мне ответа на этот вопрос.

Отогнав ненужные воспоминания, я храбро нажал кнопку со скромной надписью «Пуск». Окошко с вопросами скрылось и его сменила смешная иконка, на которой весело вертелась какая-то неизвестная науке зверушка, предлагая мне подождать. Ожидание затянулось и я невольно задумался над тем, что сейчас происходит в безумном переплетении оптоволоконных кабелей и бесчисленных серверов. Где проходит сейчас мой дурацкий запрос? Какие компьютеры его выполняют? Сотни тысяч процессоров и маршрутизаторов представляют из себя такой лабиринт, топологию которого не представляет себе ни один, даже самый продвинутый администратор сети. Не начнет ли Сеть в какой-то момент жить своей жизнью? Может ли она обрести сознание и повести себя так, как ее создатели и не предполагали? Но тут наконец ожидание закончилось, прервав мои смутные размышления.

На экране появились данные чьего-то профиля. В графе «пол» предсказуемо значилось «ж», а графы имени и ника были пусты. Пустое имя меня не удивило, а вот отсутствие ника насторожило. Как программист я понимал, что необходимо что-либо для идентификации: если не ник, то идентификационный номер, или хотя-бы что-нибудь в этом роде. Поэтому пустота порождала вопросы, ответы на которые я благоразумно решил искать позже. В графе «возраст» стояла цифра 17 со знаком вопроса после нее. Моя бы воля, я бы и восклицательный знак поставил, учитывая то, что в большинстве стран совершеннолетием считается более зрелый возраст. Как говорится в том старом анекдоте: «… Я всегда думал, что „за совращение несовершеннолетних“ – это тост, а оказалось, что это статья». И все же, что означает этот непонятный вопросительный знак? Графа «местоположение» выглядела еще интереснее: там было написано «Хазарский Каганат, Kænugaðr». Ну и дела! А почему не «Империя Монтесумы» или «Гиперборейская Республика»? Разумеется, местоположение на таких сайтах указывают порой произвольно и именно так возник подмосковный Реховот моей Нади. Однако страну, как правило, выбирают из длинного списка членов ООН и, насколько мне известно, Хазария там не значится лет уже этак с тысячу. И что это за странный город? Любопытно, что его название появилось не по-русски, а в каком-то северо-европейском алфавите, может быть потому, что в моем языке не нашлось ни таких букв, ни таких звуков. Пришлось полезть в поисковик, который ненавязчиво предположил исландский язык. Сам толком не осознавая, что делаю, я попробовал поискать этот город в онлайновых картах, предполагая увидеть его севернее Рейкьявика или не увидеть совсем. Результат был ошеломляющим – меня перенесли в Киев. Раз за разом пытался я переубедить географический сайт, но он с упорством идиота предлагал мне город на Днепре. Не веря своим глазам, читал я на экране знакомые названия: Собор Софія Київська, Майдан Незалежності, Києво-Печерська лавра. Бедная моя голова пошла кругом и я на всякий случай взглянул на дату в углу экрана, опасаясь увидеть там «86-е мартобря». Но бесстрастный комп уверенно подтвердил середину декабря. И тут я заметил, что под таинственным профилем бежит счетчик обратного отсчета. Оказывается, у меня было только пять минут на размышление, а я сразу и не заметил. Теперь же оставались считанные секунды, следовало что-то решать, а на раздумья не оставалось времени. Вот и славно, подумал я торопливо нажимая на кнопку «Подтверждаю»: неизвестный собеседник, столь хитро зашифровавший столицу Украины (то есть, простите – України), заслуживал уважения и вызвал несомненный интерес.

Внезапно экран компа погас и некоторое время я тупо созерцал известную картину Малевича. Постепенно черный свет начал светлеть, становясь темно-серым, а потом и просто серым. Картинка была неоднородной и пятнистой, как будто на стекло надышали изнутри. Иллюзия усилилась, когда по экрану прошлось нечто, оставляя после себя разводы, приоткрывающие смутные силуэты, все еще скрытые виртуальным туманом. Надо же, подумал я, кому-то было не лень создавать такую графику. Но каково качество! Какова сила иллюзии! Я предположил, что неизвестный предмет, движущийся «изнутри» по экрану, должен был, по задумке создателей контента, изображать тряпку, которой протирают запотевшее стекло экрана на той стороне. Это было замечательно запрограммировано и я твердо решил позаимствовать идею для одного из сайтов, нам которыми я сейчас работал. Однако мой профессионализм сработал на уровне подсознания и я отметил для себя, что не совсем корректно захватывать весь экран, не получив на то согласия пользователя. Тут виртуальная тряпка прошлась по экрану еще раз, вероятно – начисто, и картинка наконец очистилась.

Еще какое-то время картинка была мутноватой, но постепенно приобрела четкость. Это так было похоже на стекло с быстро подсыхающими разводами, что я снова восхитился искусством программистов. Картинка показывала темное помещение, внутренностей которого не было видно, лишь справа неясно вырисовывался угол чего-то вроде кровати. Резкий и узкий луч света попадал в комнату откуда-то из-за кровати справа, высвечивая только стоящий передо мною массивный деревянный стул с резной, антикварный спинкой. Неужели таинственная незнакомка сидит за компом на этаком страшилище? Не иначе, как она «чайник», любитель, подумал я. Для любого профессионала это седалище стало бы орудием пытки, а локти начали бы затекать уже через пару минут работы на клавиатуре. Но где же хозяйка этого антиквариата? Неожиданно, на периферии экрана снова появилась тряпка. Видимо уже сухая, она прошлась по экрану еще раз, насухо. Избыточность алгоритма, подумал я, лишний цикл, оставленный неаккуратным программистом и халтурно пропущенный при тестировании. Но тут я с удивлением увидел, что держит эту тряпку. А держали ее тонкие пальцы, можно сказать – пальчики, с немного неровно подстриженными ногтями.

У вас было когда-нибудь это странное чувство? Не имею ни малейшего понятия, как его называют ученые психологи и высоколобые профессора многочисленных университетов. Не уверен также, что существует какой-либо заумный термин, описывающий это ощущение. Попробую лишь его описать. Представьте себе следующую смесь: возьмите семь частей изумления, добавьте две доли смутного страха, а потом – три или четыре части восторга и малую толику неясного томления. Но и это еще не все. Полученную смесь следует замешать на густом предвестии чего-то необычного, странного, как будто не принадлежащего нашему миру. Нечто подобное я ощутил впервые подойдя к краю Большого Каньона. И то же самое происходило со мной сейчас, только ощущение это было в разы сильнее, чем тогда в Аризоне. В этот момент я впервые в жизни ощутил свое сердце, и даже невольно схватился правой рукой за грудь слева подмышкой, чтобы не дать ему вырваться.

Рука с тряпкой исчезла и появилось лицо молодой девушки. Хотя экран был уже идеально чист, как будто его протерли с обеих сторон, что-то наверное случилось с моими глазами. Лицо на экране расплывалось и мне долго не удавалось сфокусировать взгляд. Наконец, мне это удалось и тут она моргнула раз, потом другой, сморщилась, почесала кончик носа и чихнула в длинный рукав, почему-то отороченный грубой вышивкой. Как ни странно, именно это вывело меня из ступора и я смог ее рассмотреть. Темно-русые волосы, забранные на лбу красной повязкой и скрепленные на спине не то заколкой, не то неплотно заплетенной косой, плавно обрамляли слегка скуластое лицо с мягким подбородком, маленьким носиком, бледными припухлыми губами и пушистыми ресницами, прикрывающими полузакрытые глаза, цвет которых от меня ускользал. Немногочисленные бледные веснушки (а может быть и дефекты графики) не портили ее лицо, а лишь добавляли ему очарования. Девушка осторожно приподняла веки и теперь я видел ее глаза. Они были зелеными и смотрели испуганно.

– Привет! – неестественно бодро сказал я.

– Привещаю ти тэж! – неуверенно произнесла незнакомка.

Оп-ля, а об языковом барьере я не подумал, как не подумали, похоже, и разработчики сайта. Но мне почему-то не хотелось отключаться от зеленоглазой девушки. Ее язык явно был славянским, но не русским, не белорусским, не украинским и не польским. Чешка, словенка, хорватка? Приветствия на всех этих языках мне уже когда-то приходилось слышать и звучали они несколько иначе. Что же сказать?

– Каковыи твои речь? – вдруг спросила незнакомка и, как ни странно, я ее понял.

– Русский – ответил я.

Я специально использовал только одно это слово, опасаясь неправильных падежей, или как там это называется. Сейчас я впервые пожалел о том, что завершал школьное образование в Израиле, а не в России. Тогда бы я наверное знал разницу между падежом и деепричастием, что бы это не значило.

– Ти, видяше, рус? – удивилась девушка.

– Так есть – пробормотал я, припомнив свои краковские приключения два года назад.

Но тут мне вспомнился один старый фильм и я добавил:

– Вообще-то, аз есмь еврей.

Прозвучало глуповато и она переспросила:

– Еврей?

– Да, еврей, джувиш, юде, жид, жидовин, иудей – стал я перечислять все известные мне звучания этого слова.

Тут я с удивлением и восторгом увидел, как ее и без того большие глаза стали еще больше, а их зеленый цвет перешел в изумрудный.

– Так ты иудей? – изумленно спросила она.

Но ее изумление ни шло ни в какое сравнение с моим, потому что сказано это было на иврите.

– Ты знаешь иврит? – машинально задал я совершенно идиотский вопрос, вызвавший на ее губах предсказуемую улыбку.

– Нет – сказала она и подмигнула – Это тебе лишь снится. На самом деле я и рта не раскрывала.

– Так ты израильтянка? – полуутвердительно спросил я – Ты в Израиле?

– Эрец Исроэл? – удивилась она – О чем ты? Мы же говорим по-иудейски, а не по-арабски.

О чем я? А она о чем? По арабски я знал только десятка два слов, нахватанных мною во время службы в армии. Половину составляли пожелания доброго дня и всех благ, а вторую половину – грязные ругательства. Я решил зайти с другой стороны:

– Ты из какой страны? И что это за город такой – Канигард?

– Странно. Ты действительно говоришь как рус – Кани-гард – она сделала едва заметную паузу перед словом «гард» – А мы, поляне, зовем его – Киев-град.

– Так ты в Украине? – я едва удержался от неполиткорректного «на Украине».

– Украина?

Она не переставала удивляться и удивление ей очень шло, делая зеленые глаза большими и изумрудными. Цветопередача была великолепной и мне даже казалось, что ее глаза все время меняют оттенок, переходя от светло-изумрудного к темно бархатному. В таких глазах хорошо бы утонуть, мелькнула неосознанная мысль.

– Украина? – повторила она, сделав ударение на «а» – Ты что, так Тьмутаракань называешь? Да нет же! Мы живем в граде Киеве. Ну, в том что на Славутиче-реке стоит. Неужели не слышал?

– Слышал, конечно.

Все стало ясно. Зеленоглазая незнакомка была ролевиком, причем ролевиком упертым. Такие экземпляры хомо сапиенс настолько погружались в свой воображаемый мир, что порой игнорировали реальный, забывая чистить зубы и звонить родителям. Один мой знакомый, психиатр по профессии, называл это «сенсорно-моторным погружением» и искренне считал увлечение ролевыми играми очень тяжелой разновидностью поведенческой аддикции. Это объясняло антикварный стул, рукав с оторочкой, Славутич вместо Днепра и неуклюжие попытки говорить на подобии древнеславянского. Непонятно только при чем здесь иврит и как киевская хохлушка могла его так хорошо выучить. Но тут я вспомнил одну свою давнюю знакомую, которая, в период увлечения ролевыми играми, выучила эльфийский язык и некоторое время общалась на нем с такими же, как и она, фанатами.

Пробиться из реального мира в виртуальную вселенную упертого ролевика – не простая задача. Я вспомнил советы моего друга-психиатра и осторожно заметил:

– Странный у тебя стул, на нем, думаю, не слишком удобно сидеть. Руки не затекают по клавишам стучать?

– Клавиши? Это ты про ромейскую одежду? А зачем по ним стучать?

Обычно мы забываем о двойном смысле слов, потому что используем такое слово в контексте, придающем ему однозначность. Да верно, клавиша на клавиатуре и пуговица на одежде обозначаются на иврите одним и тем-же словом, однако трудно предположить, что кто-то перепутает смысл. Вот это погружение! Ай да Толкиен, ай да сукин сын! Впрочем, судя по Славутичу, Толкиеном тут и не пахло и на ум скорее приходил старец Нестор и «Повесть Временных Лет». Ну почему я такой образованный? Это же всегда мне мешало при общении с девушками! Впрочем, сейчас это было скорее в помощь, на случай, если придется вытаскивать незнакомку из ее виртуального мира. А вытащить ее мне уже хотелось, потому что колдовские глаза и мелкие веснушки, похоже, зацепили меня не на шутку.

– Неважно – я неуклюже попытался снова сменить тему – А вот сеть у тебя хороша. И видео хорошего качества. Компьютер, похоже, тоже не слабый.

– Какая сеть? – изумруда в глазах прибавилось – Ты говоришь странные слова. Вот ты сказал «видео»? Это ведь значит «вижу», да? Один ромейский монах немного учил меня латинской речи. А что такое «думатель»? Это ты про мудрецов Торы? Или… – тут она перешла на шепот – … про волхвов?

Все чудесатее и чудесатее, подумал я. Зеленоглазка, и без того загадочная, вся так и эманировала таинственность. Ее иврит тоже был странным. В нем напрочь отсутствовали английские и французские слова, так обогатившие наш древний язык. Зато во множестве наличествовали арамизмы, также обогатившие современный иврит, но не в такой степени. Она же швыряла арамейские слова направо-налево и поэтому понять ее было нелегко. К счастью, я в свое время неосторожно прочитал на спор «Вавилонский Талмуд». После этого я чуть не помер от переутомления, зато теперь с благодарностью вспоминал древних мудрецов.

– И одет ты как-то странно – сказала девушка – У тебя на рубахе что-то написано. Буквы-то вроде кирилловы, а вот слов таких я не знаю.

Это она меня ловко подколола и я даже покраснел от смущения, которое мне обычно не свойственно. Одет я был несколько легкомысленно, признаю. На мне была неопределенного цвета гавайка с идущей наискосок надписью по-русски: «Секс инструктор. Первый урок бесплатно». Ниже располагались легкомысленные шорты всевозможных цветов, но я надеялся, что камера их не схватывает, также, как и босые ноги. Ну а мою голову венчала темно-синяя бейсболка с надписью «Валетта. Мальта». Кич, согласен, но мне в бейсболке легче думается. Но зеленоглазка, похоже, не заморачивалась похабной надписью у меня на груди. Изумруд сменился бархатно-зеленым и она грустно сказала:

– Жаль, что ты хазарин. Отец не позволяет мне встречаться с хазарами.

– Хазарин? – у меня отвисла челюсть.

– А то кто-же? По-полянски ты не говоришь. Уже не сердись, но как ты пытался подражать нашей речи, так это просто срам. По-русски ты вроде тоже не говоришь. Правда и я по-русски не очень, уж больно язык сложный…

Это я-то по-русски не говорю? Да это же мой родной язык! Правда в новорусской терминологии я изрядно путаюсь и не я один. Хотя, кто их знает, что в их игровом мире зовется русским языком. Интересно, по какой серии книг они играют?