Текст книги "Цусимские хроники. Чужие берега"

Глава 8

Тихий океан встретил русский флот тяжелой зыбью. Это серьезно осложняло жизнь миноносникам. Хорошо, что ремонт на обоих пострадавших эсминцах успели закончить. Все остальные корабли переносили такое волнение вполне прилично. Учитывая, что встреч с японским флотом в течение ближайших суток можно было не опасаться, эсминцам приказали гасить котлы и подать буксиры на пароходы.

Все четыре приза из Симоносекского пролива и свеженький голландец пока шли в середине общего строя, так что миноносцам пришлось втягиваться внутрь ордера и уже там начинать возню с канатами. При этом «Безупречный» подал конец на «Терек», оказавшийся ближе всех, так как трофея для него не хватило.

Следующей целью Тихоокеанского флота был Осакский залив. Переход до него планировалось осуществить с соблюдением максимальной скрытности. Для этого за ночь с пятого на шестое июля предполагалось выйти южнее основных морских путей, проходивших вдоль южного побережья острова Сикоку, затем повернуть на восток-северо-восток, чтобы к полудню следующего дня оказаться примерно на 140 миль южнее пролива Кии. Попутно нужно было встретиться с «Днепром» с которым к ночи была установлена устойчивая радиосвязь.

До наступления темноты встретили еще два небольших японских каботажника и три шхуны, шедших в пролив Бунго с юга и востока. Их не стали досматривать из экономии времени, быстро продырявив трехдюймовками, предварительно ссадив экипажи в шлюпки. Оттуда их забирал дежурный «Жемчуг» и переправлял на борт флагманского броненосца для последующего опроса. Флот при этом не останавливался ни на минуту.

Ночью шли плотным строем, выключив все ходовые огни. Крейсера приблизились к броненосцам, держась всего в миле впереди них по курсу, выбросив длинные туманные буи, чтобы было проще ориентироваться в темноте. Все трофейные пароходы, тянувшие миноносцы, на всякий случай, вывели из общего ордера левее строя эскадры, где они шли в более свободном построении.

Незадолго до полуночи достигли назначенной точки рандеву с «Днепром» и по кодовой комбинации огней на мачтах нашли его. Взаимное опознавание прошло без эксцессов. Повтора сигналов не потребовалось. На переходе никаких судов наш рейдер не встретил, так что призов не привел.

Его проводили к броненосцам, где он занял предписанное ему место, после чего эскадра начала круто ворочать к востоку, двинувшись на исходные рубежи для атаки. Ход держали не менее девяти узлов, уже не опасаясь встретиться с кем-либо в этих обычно пустынных водах. Однако крейсерскую завесу с рассветом развернули снова.

Почти сразу «Жемчуг» обнаружил дым на северо-востоке и полным ходом пошел на сближение. Пароход шел от японских берегов, но его курс вел к колонне броненосцев, поэтому было решено судно остановить. Им оказался французский пароход «Артемия», направлявшийся, по словам капитана, с небольшим попутным грузом из Кобе в Сингапур.

Выяснив это, с «Жемчуга» передали приказ Рожественского следовать за ним и привели к каравану транспортов, поставив в хвосте колонны. Радиопередатчика на судне не было, поэтому рассекретить эскадру, идя с ней, он не мог. Француза обещали отпустить через сутки, если тот не будет пытаться скрыться, а за это время оставленные на борту офицер и два матроса осмотрят судно на предмет контрабанды. Задержку и перерасход топлива предложили компенсировать деньгами в нашем консульстве по прибытии судна в Сингапур.

Капитан, естественно, был против, заявляя, что он идет из Японии и потому контрабанды на судне быть не может. Он требовал немедленно покинуть палубу, а пароход отпустить.

В ответ досмотровая партия была увеличена, и скоро нашлись патроны для японских винтовок «Арисака» и 75-миллиметровые снаряды. Все производства осакского арсенала.

Под давлением этих фактов капитан признал, что имеет небольшой военный груз до Шанхая, где предполагалось передать его на японское судно в ходе промежуточной бункеровки. Поскольку контрабанда была лишь небольшой частью от общего груза, ее можно было просто выбросить за борт, а пароход все же отпустить, когда уже не будет необходимости в соблюдении секретности. Конечно, если почтенный шкипер согласится рассказать что-либо заслуживающее внимания о подходах к Осакскому заливу, о нем самом и проливе Кии.

Капитана «Артемии» такой вариант развития событий вполне устраивал, и он охотно согласился прогуляться вместе со старпомом и еще двумя офицерами на катере на флагманский «Орел» для окончательного решения вопроса. А тем временем с его парохода полетели за борт ящики с патронами. Выбрасывать военное имущество было жаль, но перевозить это все в такую погоду казалось слишком рискованным. К тому же времени заняло бы непростительно много, а так никакой заминки не возникло.

Из беседы с капитаном и его штурманом выяснили, что ночью никаких береговых огней ни во входе, ни в глубине пролива Кии нет. В самом проливе запрещено любое передвижение судов от заката до рассвета. Тех, кто до ночи не успевал добраться до таможенного отстойника Вакаяма, останавливали сигналом с берегового поста на острове Исима, отправляя на рейд Гобо на противоположном берегу пролива, откуда за ними приходил брандвахтенный пароход.

Никаких дозорных судов французы не видели, кроме старого сторожевого судна у острова Токушима в проливе Китан, ведущем уже непосредственно в Осакский залив, и еще одного, такого же древнего, на рейде порта Вакаяма. Однако в заливе несут службу несколько японских небольших миноносцев. Их видели, когда бункеровались в Осаке.

Торговых судов в заливе много, в том числе и иностранцев. Навстречу «Артемии» попалось несколько пароходов, направленных японской береговой охраной в Осакский залив и Харимское море, чтобы переждать набег русского флота. Однако капитан Жерве счел, что ему ничего не угрожает, поскольку он шел уже обратным рейсом, благополучно доставив в Кобе груз взрывчатых веществ и стальных отливок. Принятая довеском контрабанда была надежно припрятана.

Карты фарватеров и навигационные знаки Кобе и Осаки, показанные французами, совпадали с добытыми на «Малазиен». Часть рассказанного была уже известна нашей разведке и подтверждалась данными из других источников. Но вместе с тем было и много нового. Например, о запрете любого ночного судоходства в проливе Кии и новом отстойнике судов на рейде Гобо никто и ничего до сих пор не знал.

Это наталкивало на мысль, что ночью дозорная служба в проливе все же несется. Скорее всего, миноносцами или небольшими пароходами. В связи с этим был изменен первоначальный план прорыва к укреплениям на входе в Осакский залив и выбран другой вариант боевого построения. Рейд Гобо, в дополнение к ранее определенной Вакаяме, назначили запасной целью, в случае если прорваться в залив не удастся.

Флот продолжал движение на восток-северо-восток. Состояние моря все так же не позволяло провести угольную погрузку, в которой нуждались эсминцы, поэтому никаких задержек не планировалось. До начала второго часа пополудни шестого июля с флагмана не было никаких сигналов. Штурм Осаки назначили на рассветные часы завтрашнего дня. Море вокруг было совершенно пустынным. Радиотелеграфисты не отмечали никаких признаков работы чужих станций поблизости.

После полудня, учитывая отсутствие явных признаков близости хотя бы даже разведки противника, Рожественский счел возможным сделать профилактическую остановку для осмотра и необходимого ремонта механизмов, на которой уже давно настаивал флагманский механик Политовский. К этому времени «Николай I» с явным трудом мог держать эскадренные девять узлов. Это было совершенно неприемлемо, в свете предстоящего прорыва через охраняемые воды к Осакскому заливу и возможного боя. Для неотложных работ по восстановлению работоспособности механизмов на нем необходимо было вывести из действия часть котлов во второй кочегарке и левую машину, что было невыполнимо на таком ходу.

Шар не поднимали, чтобы не выдать своего места. Но когда флот лег в дрейф, призы и пароходы-крейсера машины не останавливали и обеспечивали его охрану, рассыпавшись веером вокруг до границы видимости. Попутно было созвано очередное совещание, для обсуждения возможных вариантов атаки, в случае если так и не удастся восстановить боеспособность «Николая», и окончательного согласования действий всех отрядов с учетом новых сведений.

На нем присутствовали и пехотные командиры, сразу высказавшие претензии к погрузке войск, приведшей к полнейшему беспорядку в частях, вызванному спешной и бессистемной рассадкой пехоты. Получилось, что командиры старшего и среднего звена оказались на одних кораблях, а их части – совершенно на других, причем порой сразу на всех троих вспомогательных крейсерах. Исправить это сейчас в полном объеме было невозможно, но часть старшего командования все же начали перевозить туда, где было больше всего их подчиненных. Также обещали пехоте обеспечить максимально возможные условия для связи с началом высадки, но десантные группы пришлось переформировывать на ходу.

Предложенная Берсеньевым тактика отдельных боевых групп вполне оправдала себя в Симоносеки, поэтому единодушно было решено при штурме укреплений Осакского залива действовать по такой же схеме. Дело облегчалось тем, что флот теперь был в одном кулаке, и исключался этап сосредоточения отрядов, что резко снижало вероятность возможных накладок и задержек.

По имевшимся данным разведки, крупных сил японского флота у Осаки быть не должно. Только несколько номерных миноносцев и вооруженные пароходы. Чтобы не дать противнику времени на приведение береговой обороны в полную готовность и минирования подходов к портам, атаковать нужно было в лоб, через пролив Китан, при этом подобравшись к нему незаметно, пройдя проливом Кии почти тридцать миль.

В случае движения в обход, предположительно слабо укрепленными проливами Наруто и Акаси, огибая остров Авадзи с запада через Харимское море, шансов остаться необнаруженными не было никаких. Следовательно, к моменту появления наших передовых отрядов в Осакском заливе противник будет готов к продолжительной осаде, которую мы себе позволить не могли.

Главным препятствием были три японских укрепленных района, прикрывавших как пролив Китан, самый подходящий вход во внутреннюю акваторию, так и район порта Вакаяма, восточнее этого пролива. Из-за незначительной ширины входного канала эти укрепления обеспечивали достаточно надежную защиту.

На западном берегу пролива Китан располагался район Юра. По сведениям разведки в нем было одиннадцать батарей, насчитывавших в общей сложности 62 орудия калибром от 90 до 280 миллиметров. На острове Токушима – восточном берегу пролива – размещались еще шесть батарей с тридцатью четырьмя орудиями калибром от 120 до 280 миллиметров. И наконец, самым восточным укрепленным районом был район Када, расположенный между мысами Када и Арида севернее Вакаямы. Там было восемь батарей с сорока восемью орудиями снова от 90 до 280 миллиметров.

Допускалась вероятность наличия береговой артиллерии и внутри залива, у самих портов, но достоверной информации на этот счет не имелось. Точные места расположения орудий предстояло выявить в ходе боя. Все известные батареи были вооружены орудиями старых моделей.

Мин не опасались, так как из-за интенсивного судоходства, в значительной степени иностранных пароходов и сильных приливно-отливных течений, никаких заграждений там не ставилось. Это было известно наверняка. К тому же глубины пролива Китан исключали вероятность его сплошного минирования.

Однако сам залив, сравнительно мелководный, особенно в своей восточной части, мог быть быстро и достаточно серьезно прикрыт оборонительными минными заграждениями, выставленными с дежурного минзага, или даже нескольких, предположительно имевшихся в готовности к выходу в Кобе и Осаке. Для этого было достаточно перегородить лишь узкие судоходные фарватеры, ведущие к рейдам портов.

В случае заминки с преодолением входных проливов времени для этого у японцев будет достаточно. А минные заграждения в сочетании с возможными береговыми батареями и мелями на подступах к портам сделают невозможным или чрезвычайно затруднит высадку десантов. В случае срыва высадки, уже не будет возможности разрушить, или хотя бы достаточно серьезно повредить верфи, арсенал и другие важные военные объекты.

Обстрел с моря с большой дистанции, из-за линий возможных экстренных оборонительных заграждений, не окажет желаемого воздействия на крупные промышленные объекты, даже при корректировке огня с аэростата и израсходовании всего боекомплекта эскадры. Это было ясно всем собравшимся, поэтому такой вариант даже не рассматривался.

Чтобы избежать заминки, планировалось отправить броненосцы береговой обороны, крейсера и истребители сразу на прорыв через пролив Китан под прикрытием огня с больших броненосцев еще до подавления береговой обороны пролива. Угля на эсминцах для действий в заливе гарантированно хватало, но потом нужно будет искать подходящее место для бункеровки, либо бункероваться трофейным прямо в захваченных портах. Тут уж по обстоятельствам. Как повезет.

Взяв под контроль фарватеры и причалы портовой зоны Кобе и Осаки, передовые отряды обеспечивают их удержание, при поддержке огнем с кораблей, и высадку основного десанта с больших вспомогательных крейсеров и бронепаубников, высаживающих свои десантные роты. Их подход ожидался в пределах получаса после появления наших передовых кораблей у японских портов внутри залива.

Главной целью наземной части штурма в Осаке являлся Осакский арсенал, являвшийся одним из основных поставщиков тяжелой артиллерии для армии и флота, а также боеприпасов и прочей военной техники. Он располагался почти в шести верстах от берега рядом с развалинами древнего замка в черте города, так что к нему еще предстояло прорваться. Поэтому все хорошо подготовленные регулярные стрелковые части задействовались именно в Осаке. Пехота, пробившись к комплексу зданий арсенала, должна будет очистить его от японцев и обеспечить условия для закладки фугасов прямо в цехах. Их подрыв приведет к остановке производства, хотя бы на некоторое время. После этого следовало немедленно отступать обратно на корабли.

Одновременно с Осакой атакуется верфь и все портовые сооружения порта Кобе, одного из крупнейших портов Японии. Но пехоты на Кобе уже не хватало, поэтому большую часть работы на берегу там предстояло выполнить десантным ротам с кораблей эскадры. Вся операция в заливе должна завершиться к ночи, поле чего флот снова выдвигается в южном направлении. Так, в общих чертах, выглядел окончательный план штурма.

К трем часам пополудни Политовский доложил, что эскадра готова начать движение. Механизмы исправны и после притирки и регулировки некоторых вспомогательных агрегатов, что можно доделать уже на ходу, способны работать на максимальной мощности достаточно продолжительное время. Запасов угля, воды и машинного масла на всех кораблях достаточно.

К этому времени успели обсудить все основные вопросы, поэтому старшие морские и армейские офицеры немедленно разъехались по своим кораблям, после чего флот двинулся в пролив Кии. Эсминцам было предписано иметь пары для экономического хода к наступлению темноты. По готовности механизмов отдать буксиры и двигаться самостоятельно, согласно боевому приказу, имевшемуся у командиров отрядов. Уже ближе к вечеру этими эсминцами развезли пакеты с окончательными боевыми приказами для флагманов, командиров кораблей и командиров, формируемых фактически заново, штурмовых пехотных отрядов. Командиры всех трофейных судов также получили свои приказы и инструкции.

Двигаясь на север, держали не более восьми узлов хода, чтобы машинные команды имели возможность отдохнуть и спокойно закончить работы. Время пока позволяло не спешить. Снова выслали вперед крейсера, но потом их вернули, поскольку для скрытности решили держать перед флотом трофейного американца, а за ним, в качестве репетичных кораблей, пару эсминцев. Крейсерам же было приказано находиться за ними, то есть в четырнадцати милях позади авангарда, и быть в готовности выдвинуться на перехват.

Такое построение обеспечивало более скрытное контролирование водного пространства впереди по хорду движения. Одинокий пароход с явно коммерческой внешностью не вызовет ни у кого тревоги, а дым держащегося на пределе видимости у него за кормой одинокого репетичного эсминца никак не должен ассоциироваться с нашей эскадрой. Так как входили в район интенсивного судоходства, радио пользоваться было запрещено.

Скоро достигли основных судоходных путей, сходившихся у горла пролива Кии. Вполне ожидаемо, снова обнаружили дымы. Высланные по наводке головного дозора крейсера остановили два крупных японских парохода. Первого перехватил «Жемчуг». Судно называлось «Сикоку-Мару», везло хлопок, рельсы и телеграфный провод из Америки и было объявлено призом. Другой пароход, остановленный «Светланой», назывался «Миёси-Мару». Он оказался пассажирским судном, шедшим из Кагосимы. Контрабанды на нем не было, но отпускать его сейчас значило раскрыть всю операцию, поэтому его поставили пока в хвост колонны трофеев, позади «Арабии», откуда многого было не разглядеть, обещав отпустить, когда отпадет надобность в соблюдении секретности. Ни одно из перехваченных судов не имело радио и потому не могло сообщить о нашем появлении, так что важнейший фактор – скрытность – соблюсти пока удавалось.

С наступлением темноты «Арабия», «Виндекс», «Галатея», «Эверстен» и «Сикоку-Мару» отделились от эскадры и двинулись на юго-восток. На» англичанах» за прошедшие сутки силами команд установили по четыре трофейные 47-миллиметровые пушки, превратив их в хилое подобие вспомогательных крейсеров. Им предстояло произвести поиск на южных подступах к Токийскому заливу, на путях следования пароходов с Гавайских и Марианских островов, не приближаясь к самому заливу, чтобы не столкнуться с его дозорными судами.

Для действий на торговых путях отводились одни сутки. Командовать ими поставили лейтенанта Гернета, пришедшего с Окинавы на крейсерах Добротворского и теперь возвращавшегося во Владивосток из своего затянувшегося похода вокруг Японии. Он же был старшим над всем конвоем.

Проведя короткий набег на коммуникации, ему следовало скрытно догонять остальные призы, которые будут огибать район залива по широкой дуге под охраной «Сикоку-Мару», вооруженного его прежними хозяевами двумя короткоствольными 50-миллиметровыми старыми немецкими пушками. После чего совместно произвести разведку и поиск контрабандистов уже северо-восточнее Токийского залива, на пути судов, следующих из Америки по дуге большого круга. Рекомендуемый маршрут был в стороне от основных судоходных трасс, из соображений максимальной безопасности.

По этой же причине задерживаться в районах поиска категорически не рекомендовалось, проведя его лишь попутно с основным движением конвоя через Курилы в Корсаков и далее во Владивосток. На случай перехвата новых призов во время последней остановки перегонные команды импровизированных вспомогательных крейсеров были значительно усилены, чтобы иметь возможность скомплектовать минимум два новых экипажа с каждого.

Хотя после появления здесь русских все судоходство на Тихоокеанском побережье наверняка встало, считалось вероятным встретить кого-либо именно вдали от берега, поскольку там могли быть как суда, ожидающие возможности войти в порт, так и те, кто еще не получил предупреждения японских властей, находясь в море.

Этот караван благополучно достиг Владивостока 17 июля. У Токийского залива никого встретить не удалось, несмотря на активный поиск с охватом максимально возможной площади моря. Зато на переходе от корсаковского поста до Владивостока, когда не имевшие никакого эскорта пароходы, для большей безопасности, шли, разделившись на два отряда, да еще и с большими интервалами между судами (чтобы только иметь возможность видеть ракетные сигналы друг друга), были перехвачены три шхуны из флотилии, насчитывавшей семь кораблей, которые возвращались с хищнического промысла у берегов Сахалина и Охотского моря.

Это были совершенно новые крепкие, ходкие и мореходные суда, довольно большой грузовместимости. Именно поэтому четырем остальным удалось скрыться. Трофейные шхуны привели на буксире во Владивосток. А те, что ушли, добравшись до японских берегов, распространили известие, что русские теперь загородили сплошными дозорными линиями из вооруженных пароходов все пути на север, полностью перекрыв хорошо освоенные ранее места браконьерского промысла.

Вскоре после ухода каравана призов пассажирскому «Миеси-Мару» и «Артемии» было приказано стравить весь пар из котлов и залить топки. Эти мероприятия плотно контролировали русские офицеры, вернувшиеся затем на свои корабли. Потерявшие на время возможность самостоятельно передвигаться пароходы просто оставлялись на месте, чтобы после ухода флота, вновь разведя пары, спокойно следовать в любую сторону.

Имея огнетрубные котлы, после такой процедуры «старый японец», так же как и достаточно «пожилой француз» могли дать ход не раньше чем через три часа. За это время эскадра уже почти достигнет пролива Китан, через который планировалось ворваться в Осакский залив. Как потом стало известно, японский пароход был встречен судами, мобилизованными береговой охраной, уже много позже начала атаки и благополучно отстоялся под берегом до ухода русского флота, а французский успешно добрался до Шанхая.

Ярко раскрашенный «Лизком-бей» так и остался с эскадрой, продолжившей движение к своей цели. С него, в случае успеха штурма, планировали перегрузить в спокойных водах залива большую часть продовольствия, в котором нуждался цусимский гарнизон, после чего также отправить во Владивосток со штабной почтой.

* * *

Приблизившись к входу в пролив Кии около полуночи, для ведения разведки впереди по курсу, в голову колонны главных сил в дополнение к репетичному миноносцу выслали остальные корабли Андржиевского, а Матусевич на своих трех эсминцах прикрывал фланги. Опасались как японских разведчиков, так и случайных коммерческих или каботажных судов. Строжайший запрет на радиопереговоры без экстренной необходимости по-прежнему соблюдался.

Спустя полтора часа у самого устья пролива «Грозный» остановил большой английский пароход «Нефертити». Шедшее с юго-запада со всеми включенными ходовыми огнями судно было хорошо заметно, в то время как истребитель совершенно скрывало тьмой, поэтому его появление было полной неожиданностью для англичан.

Когда, сблизившись до пятидесяти метров, через мегафон по-английски потребовали остановиться и не пользоваться радио, пароход начал ворочать в сторону истребителя, пытаясь раздавить его своим корпусом. Русские совершенно не были настроены либеральничать, поэтому открыли огонь при малейшей угрозе. Длинная пулеметная очередь по самому верху мостика парохода быстро остудила горячие головы просвещенных мореплавателей.

От двух десятков трехлинейных пуль пострадали лишь доски стенок и подволока ходовой рубки. Те, кто был слишком близко от стекол, отделались мелкими порезами. Остальные только легким испугом. После пулеметной очереди пароход сразу начал травить пар и лег в дрейф. Поднявшиеся на его палубу матросы с «Грозного» закрыли клапаны, но давление к этому времени уже упало почти до нуля. Все лишние огни немедленно погасили, чтобы не демаскировать пароход.

Пулеметная стрельба была, конечно, не такой громкой, как орудийная, но в этом районе интенсивного судоходства ее вполне могли услышать с других пароходов, возможно, находившихся рядом. Никаких огней вокруг не просматривалось, но их вполне могли успеть погасить. Успокаивало, что до берега было еще достаточно далеко, так что оттуда разглядеть или расслышать что-либо было невозможно.

Учитывая тот факт, что на пароходе имелась станция беспроволочного телеграфа, имелся шанс, что ею успели воспользоваться, хотя минеры миноносца все время следили за эфиром и никаких сигналов не слышали. К тому же было известно, что в заливе базировалось два дивизиона миноносцев. Исходя из этого, считалось вероятным, что часть из них может быть задействована в дозорных линиях. Нервное напряжение росло с каждой минутой.

На звуки стрельбы со стороны эскадры вскоре подошел «Безупречный». Находясь на прицеле орудий и минных аппаратов двух эсминцев, англичане совсем сникли. Капитан, отказавшийся предоставить документы на груз, но вопреки всему уверявший, что следует в Сингапур из Йокосуки, а в Осаке у него лишь бункеровка, молча удалился в свою каюту. Старший офицер, штурман и механик, порезанные разлетавшимися осколками стекол ходовой рубки, просто не стали разговаривать с нашими офицерами, оставшись на мостике и всем своим видом выражая возмущенное презрение, периодически прикладываясь к сильно початой бутылке виски. Остальная команда, состоявшая преимущественно из малайцев и индусов, никаких препятствий русским морякам не чинила.

Осмотр корабля и его трюмов провели поверхностно, но и этого было достаточно. Стальные и чугунные отливки, а также листовая сталь в трюмах были запрещены к ввозу в любую из воюющих стран. Имея ценный груз, «Нефертити» был новым судном, спущенным на воду всего три года назад. Мог принять на борт до шести тысяч тонн груза и держать при этом полный ход в одиннадцать узлов.

Из беседы с матросами парохода выяснилось, что груз предназначался осакскому арсеналу. Но сдвинуть с места новый ценный приз в течение ближайшего часа, а то и больше, не представлялось возможным из-за севшего пара в котлах. Машинную команду «Нефертити» отправили на место поднимать пары, а «Безупречный», оставив на пароходе семнадцать человек для охраны, и «Грозный» под бортом, на всякий случай, двинулся к эскадре, чтобы сообщить адмиралу о трофее.

Узнав о нем, Рожественский сначала хотел отправить его вдогонку за остальными призами. Но до начала штурма оставалось около трех часов, а пароход все еще не мог дать ход. Поэтому было решено англичанина топить, чтобы не путался под ногами. Когда все еще лежащий в дрейфе пароход догнала вся эскадра, с него сняли экипаж, перевезя его на «Днепр», и открыли кингстоны, предварительно отдав оба якоря, чтобы не снесло течением и ветром на мелководье, поскольку таким бесшумным способом он должен был тонуть довольно долго.

В каюте капитана «Нефертити», в сейфе, вскрытом топорами и кувалдой, нашли судовой журнал, японский морской телеграфный код, правда, как почти сразу выяснилось, старого образца, документы на груз и пароходную кассу. Деньги отдали капитану под расписку, а все остальные бумаги отправили на флагманский броненосец для предстоящего суда, определяющего призовое право. Начавший медленно садиться в воду и едва заметно крениться вправо большой транспорт еще какое-то время маячил за кормой флота темной громадой, но вскоре совсем пропал в ночи.

Оставшиеся четыре миноносца тем временем продолжали осторожно продвигаться вперед. Ожидавшихся дозорных судов на подступах к проливу Кии и на его входе обнаружено не было, других торговых и каботажных пароходов – тоже. Даже рыбацкие шхуны не попадались на пути. Русский флот беспрепятственно приближался к своей цели, и это уже становилось подозрительным.

Сигнальные вахты были заменены отдохнувшими усиленными. Все, кто был на мостиках и палубах, вглядывались в темноту вокруг. Многие сосали сахар, надеясь так улучшить свое ночное зрение. Лишние огни давно погасили, иллюминаторы закрыли заслонками, а все примыкавшие к верхним палубам помещения освещались только слабым светом пиронафтовых фонарей. Передвижения по кораблям максимально ограничили, а разговаривать невольно старались как можно тише.

Боевого развертывания до определения точного места не планировалось, поэтому шли обычным походным ордером. Впереди «Лизком-бей», следом, несмотря на сильную качку, держались эсминцы, занимавшие места в голове и по обоим бортам основной колонны, не выходя за пределы просматриваемой зоны. Между средними трубами они несли белые полотнища, на всякий случай, чтобы не словить снаряд от своих в случае ночной схватки. Основные силы возглавляли крейсера, шедшие клином с «Жемчугом» во главе. За ними шли броненосцы в двух колоннах. Замыкал строй «Донской».

Весь предыдущий день, а теперь и ночью, небо закрывало облаками, берег был далеко, и его еще не было видно, так что определиться с местом возможности не имелось. Шли по счислению, полагаясь на опыт штурманов. Полученная в результате прокладки точка довольно серьезно не совпадала с координатами, взятыми со штурманского стола на мостике «Нефертити», имевшего последнюю обсервацию по береговым ориентирам сегодня до полудня.

Но полагаться на английского штурмана, оказавшегося в момент ареста судна сильно пьяным, тоже было нельзя. В этой ситуации координаты, выданные флагманским штурманом Филипповским, внушали гораздо больше доверия. По ним до ближайших отмелей было еще достаточно далеко. Да и глубины под килем пока не вызывали тревоги.

Однако по мере втягивания в пролив решили все же предпринять некоторые меры предосторожности, помня о едва не случившейся позавчера аварии с крейсерами у западного побережья Готских островов. Рискнув воспользоваться притушенным фонарем, «Жемчуга» подозвали сигналом к борту флагмана и передали на него пакеты с новыми инструкциями для командовавшего американским пароходом мичмана Картавцева, а также для головных миноносцев.

Увеличив ход и начав опережать броненосные колонны, крейсер второго ранга тихой тенью миновал завесу миноносцев и приблизился к «Лизком-бей», задержавшись у его борта лишь для передачи пакета с приказом. После чего так же тихо вернулся к миноносцам головного дозора, передав и на них распоряжение флагмана, сразу уйдя влево и начав медленно оттягиваться за их корму на свое место в ордере. А эсминцы расступились, пропуская сквозь свой строй одного из собратьев, который как репетичный корабль должен был связать с эскадрой уходящего дальше вперед трофейного впередсмотрящего.

Все маневры были выполнены без единого проблеска света и в полной тишине. Пользоваться станциями беспроволочного телеграфа на передачу было категорически запрещено, хотя возле них постоянно дежурили минеры. Аппараты принимали лишь отдаленные редкие переговоры японских судов или береговых постов, причем даже не всегда кодированные. Никаких признаков тревоги не было.

Море вокруг, сколько удавалось разглядеть в темноте, казалось пустым. Зыбь заметно стихла, но все еще заметно качала корабли, особенно миноносцы, то совершенно пропадавшие из вида между гребнями волн, то вылетавшие на их вершины, стряхивая с палуб каскады воды. Впрочем, такая погода для здешних вод и этого времени года считалась тихой.