Текст книги "Июнь 41-го. Окончательный диагноз"

Но за такой результат немцам пришлось бы заплатить. Заплатить временной потерей инициативы, срывом графика тщательно спланированной наступательной операции. Заплатить серьезными потерями собственных танковых дивизий, которым встречный бой с семью сотнями новых советских танков ничего хорошего не сулил. Заплатить растратой резервов Группы армий (и без того весьма малочисленных), без которых невозможно было бы в дальнейшем обеспечить наращивание сил в ходе наступления в глубине советской территории. В конечном счете, потеряв 5–7 дней на «перемалывание» советской бронированной орды, вермахт смог бы возобновить наступление на восток от Буга в первых числах июля. К тому моменту ему бы противостояли 15–20 полностью отмобилизованных стрелковых дивизий ЮЗФ. А это уже совсем другой «сценарий» приграничного сражения, скорее всего – с качественно иным его исходом.

Первые решения и оценки

Какой же из описанных выше вариантов действия выбрало командование Юго-Западного фронта? Все три, без исключения. В следующей последовательности: «третий», «первый», «второй». Оборвавшаяся, так и не начавшись, попытка нанести удар мехкорпусами на Люблин. Затем – попытка удержать линию укрепрайонов «ниткой» стрелковых дивизий первого эшелона фронта. И только после этого – отвод разбитых остатков войск фронта на линию «старой границы».

Вечером 22 июня, в 21.15, из Москвы в штабы фронтов была отправлена Директива № 3 Главного Военного совета Красной Армии, подписанная всей «троицей» из Тимошенко, Жукова и Маленкова. В части, касающейся южного фланга фронта войны, были поставлены такие задачи:

«…г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией (т. е. южный обвод «Львовского выступа». – М.С.), концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 Армий, не менее пяти мехкорпусов (выделено мной. – М.С.) и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления». [154]

Вот, собственно, и все. Изданием этой Директивы контрнаступление мехкорпусов ЮЗФ исчерпалось, так и не начавшись. Ни один танковый взвод ни в одной точке не пересек границу. Никаких документов (приказов, боевых донесений), свидетельствующих о том, что Директиву ГВС хотя бы пытались выполнить, хотя бы готовились к ее выполнению, пока еще никто не обнаружил. И это тем более странно, что один из составителей и «подписантов» Директивы № 3, начальник Генштаба генерал армии Жуков поздним вечером 22 июня прибыл в Киев, а затем в Тарнополь, куда, начиная с 19 июня, переместился штаб Юго-Западного фронта[56]56
  Жуков в своих мемуарах как мог пытался отмежеваться от Директивы № 3 и даже сочинил историю про то, что в 13.40 он уже вылетел из Москвы в Киев, а про Директиву узнал лишь поздним вечером, находясь в штабе ЮЗФ в Тарнополе; однако из «Журнала посещений» видно, что в 14.00 Жуков еще только вошел и в 16.00 вышел из кремлевского кабинета Сталина.


[Закрыть].

Что это было? Предоставляя читателю самому придумать любую, правдоподобную, на его взгляд, версию этого несостоявшегося события, обратимся к рассмотрению реальных действий. А реальные действия командования и штабов соединений фронта свелись к тому, что они вскрыли «красные пакеты» и попытались приступить к реализации плана прикрытия. Характерная деталь – маршал Баграмян (на тот момент – полковник, начальник оперативного управления штаба ЮЗФ) даже 30 лет спустя соответствующую главу своих мемуаров озаглавил именно так: «КОВО-41 вступает в силу». [155] Но план прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск по определению был непригоден для ситуации начавшейся вторжением противника войны, а попытки действовать в строгом соответствии с ним данную ситуацию только усугубляли.

Еще более усугубило ее отсутствие адекватной оценки группировки и планов противника. В первый день войны численность введенных в бой войск противника была существенно занижена (что и послужило основой для неоправданно благодушной оценки положения на фронте). Так, в Оперативной сводке № 01 к 18–00 22 июня штаб 6-й Армии выявил перед фронтом 3-й кавдивизии (см. рис. 3) «до полка пехоты с ротой танков» (фактически там была одна пехотная дивизия), в полосе Рава-Русского укрепрайона «до пехотной дивизии с батальоном танков» (фактически – три пехотные дивизии, возможно участие в бою и одного дивизиона «штурмовых орудий»). [156]

К утру 24 июня содержание сводок советского командования приходит в соответствие с реальным числом пехотных дивизий противника на фронте 5-й и 6-й Армий ЮЗФ, но тут начинается новая напасть – многократное завышение количества вражеских танков. Оперсводка штаба фронта № 05 к 20–00 24 июня сообщает о наличии на фронте Влодава, Сокаль (т. е. в полосе 5-й Армии) «свыше 2000 танков» – это при том, что фактически на тот момент были введены в бой три (11-я, 13-я и 14-я) и начинала выдвижение через границу четвертая (16-я) танковые дивизии вермахта, по полторы сотни танков в каждой. [158]

И это еще не все. Кроме завышения численности реальной танковой группировки противника была еще «обнаружена» несуществующая. Разведсводка штаба фронта № 2 к 22–00 23 июня сообщает, что «по шоссе из Брест на Ковель в 6 часов отмечалось выдвижение танков, количество не установлено». [159] На следующий день, в упомянутой выше Оперсводке № 05, по поводу этих мифических танков было уже сказано следующее: «На брест-ковельском направлении действуют крупные механизированные соединения противника; в 17 часов 15 минут танковая колонна головой подходила к Ратно, хвост – Великорита». Между Ратно (это н.п. в украинском Полесье, у верховьев реки Припять) и Великорита (а это уже в Брестской области Белоруссии) 45 км по шоссе. Тут еще надо пояснить, что по немецким нормативам танковый полк в движении со скоростью 15 км/час имеет длину колонны в 8380 м, соответственно, на участке в 45 км могли расположиться несколько танковых дивизий. [160]

«Систему характеризуют не ошибки, а реакция на ошибки». Ошибки в работе разведки на войне абсолютно неизбежны, командирам всегда приходится принимать решения на основании неполной и часто ошибочной информации. Ничего сверхъестественного в том, что кому-то где-то померещилась гигантская колонна вражеских танков, нет. Странно другое – от Ковеля (в том районе находились штаб 5-й Армии и штаб 15-го стрелкового корпуса) до Ратно 50 км по шоссе. Отделение разведчиков на мотоциклах могло проехать туда и обратно за 2 часа. «Кукурузник» У-2 мог слетать в Ратно и приземлиться на любой поляне рядом со штабом у Ковеля за час. В реальности же четыре дня потребовалось разведке Юго-Западного фронта для того, чтобы 27 июня в Разведсводке № 7 было, наконец, со стыдливыми оговорками признано: «Сведения о действии крупных мотомеханизированных частей с направления Брест на Ковель не подтвердились. Здесь действуют небольшие пехотные и кавалерийские части с небольшим количеством танков». [161]

Присутствовало, к сожалению, еще одно обстоятельство, мешавшее принятию командованием ЮЗФ адекватных решений. Назовем его «фактор Тюленева». Днем 21 июня в Москве было принято решение о формировании Южного фронта. Фронт развертывался на базе соединений, главным образом, Одесского ВО, но его штаб решено было дислоцировать в Виннице, т. е. на территории Киевского ОВО. Парадокс этот, скорее всего, объяснялся тем, что главной задачей нового фронта должно было стать прикрытие направления Могилев-Подольский, Винница, т. е. южного основания «Львовского выступа». (Рис. 12.) Как бы то ни было, но на Юго-Западном фронте появился «третий командующий» (в дополнение к Кирпоносу и Жукову). Им стал бывший командующий Московским ВО, ныне командующий войсками Южного фронта генерал армии Тюленев.

Рис. 12. Одесский военный округ

По формальным критериям комфронта Тюленев стоял всего лишь на одну ступеньку выше комфронта Кирпоноса (генерал армии против генерал-полковника). По негласной же «табели о рангах» их статус был просто несоизмерим. Тюленев – официально признанный «герой Гражданской войны», и не просто герой с тремя (!) орденами Красного Знамени, а «первоконник», личный друг маршала Буденного (в 1-й Конной Тюленев был начальником разведотдела). В 1930 г. Тюленев становится командиром Особой кавбригады им. Сталина, затем несет службу в центральном аппарате Наркомата обороны, с 1938 г. он командующий войсками Закавказского ВО и член Военного совета при наркоме обороны. Наконец, в августе 1940 г. Сталин назначает Тюленева командующим столичным военным округом, т. е. вверяет ему охрану своей жизни и власти. К такому авторитетному командующему и члену Военного совета Южного фронта назначили не абы кого, а бывшего начальника Главного политуправления Красной Армии (заместителя наркома обороны по должности) тов. Запорожца.

Прибыв в Винницу, Тюленев с Запорожцем начали бомбардировать Москву донесениями, а затем и личными письмами тов. Сталину, в которых сообщали о несметных полчищах врага, собравшихся у советско-румынской границы. (Рис. 13.) Правды ради надо сразу же подчеркнуть, что не они первые это придумали! Совершенно неадекватные оценки численности группировки вермахта в Румынии давались и ранее. Так, в Спецсообщении Разведуправления ГШ от 31 мая 1941 г. численность немецких (именно немецких, а не «немецко-румынских») войск в приграничной полосе («в Молдавии и Северной Добрудже») определялась в 17 дивизий, в том числе 2 танковые и 4 моторизованные; кроме того, «в Прикарпатской Украине» (т. е. на территории, занятой на тот момент венграми) было обнаружено 4 немецкие дивизии, а «в центре Румынии (Бухарест и к западу от него)» еще 11 дивизий резерва ГК вермахта. [162]

С началом войны цифры поползли вверх. Разведсводка № 1/660724 РУ ГШ Красной Армии от 20.00 22 июня сообщала, что «в Словакии и Прикарпатской Украине количество немецких войск составляет 13–15 дивизий; в Румынии 33–35 дивизий, из них 4 танковые, 11 моторизованных и 1 горно-пехотная». Разведсводка № 3/660739 от 20–00 24 июня чуть уменьшила эти фантастические оценки: «Общая группировка противника перед нашим Южным фронтом составляет 15 немецких дивизий, из них 6 пехотных, 7 моторизованных, 2 танковые. В районе Бухарест, Плоешти, Питешти предполагаются фронтовые резервы в составе 15 немецких дивизий». [163]

Фактически же развернутая в Румынии 11-я Армия вермахта имела в своем составе 7 (семь) пехотных дивизий и один-единственный (190-й) дивизион самоходных «штурмовых орудий». В Венгрии и вовсе не было ни одной немецкой дивизии. Командующий Южным фронтом мог бы, прибыв на место и разобравшись с ситуацией, пресечь эту дезинформацию. Увы, вместо этого 1 июля в 19–50 он направляет на имя Сталина и Тимошенко донесение, в котором оценивает обстановку на двух фронтах (одним из которых ему никто не поручал руководить) следующим образом:

«Противник к исходу дня 30.6. создал две основные ударные оперативные группировки: Ровно-Бродскую подвижную группу против Юго-Западного фронта и вторую, Ботошани-Ясскую, определяемую нами в 15–16 пехотных дивизий, 2–3 танковые и до 4-х механизированных дивизий. Оперативное положение этих группировок позволяет прийти к выводу, что противник предположительно будет стремиться нанести концентрический двойной удар обеих групп; а) короткий в направлениях Броды, Тарнополь и Черновцы, Тарнополь, б) одновременно глубокий удар в направлениях Ровно, Бердичев и Ботошани, Винница… Отсутствие фронтовых оперативных резервов заставляет высказать опасение за Винницкое направление со всеми вытекающими отсюда последствиями для Юго-Западного фронта…» [164]

Рис. 13. Доклад командования Южного фронта Сталину

В следующем послании к Сталину (от 5 июля) Тюленев и Запорожец рисуют совсем уже мрачную картину: «Общая численность войск противника перед Южным фронтом (до 40 пехотных дивизий, до 3 танковых дивизий, до 10 моторизованных дивизий) дает ему общее превосходство в живой силе в 3–4 раза, в технике – в 2–2,5 раза при имеющейся средней оперативной плотности наших войск – одна стрелковая дивизия на 70–80 км… Армии Южного фронта имеют возможность выполнять поставленную перед ними задачу методом подвижной обороны (т. е. непрерывно отступая. – М.С.), опираясь на укрепленный район р. Днестр…» [165]

Тут, конечно, надо вспомнить, что, кроме семи дивизий вермахта, перед Южным фронтом была еще и румынская армия[57]57
  Традиционная советская историография представляет участие Румынии в войне против СССР как некую данность, неотвратимое явление природы, от действий и воли людей не зависящее. Реальность гораздо сложнее. В период между двумя мировыми войнами новорожденная Румыния ориентировалась – и во внешней политике, и в строительстве Вооруженных сил – на Францию и ее союзника Чехословакию. В начале Второй мировой войны именно Румыния предоставила убежище для правительства Польши и личного состава польской армии, разгромленной совместными усилиями Германии и СССР; именно Румыния стала поставщиком драгоценной во время войны нефти для англо-французского блока. Закончила же войну Румыния в составе антигитлеровской коалиции, а король Михай был награжден советским орденом «Победа» – и это не шутка. Есть серьезные основания предположить, что если бы не «смелая дебютная идея» Сталина с оккупацией летом 1940 г. Бессарабии и Северной Буковины (последняя вообще никогда не входила в состав Российской империи), то в 1941 г. румынского фронта у Красной Армии могло и не быть.


[Закрыть]. По номинальной численности группировка румынских войск была весьма солидной: 13 пехотных дивизий, 1 бронетанковая дивизия, 3 горно-пехотные и 3 кавалерийские бригады, всего порядка 17 «расчетных дивизий». По штатной численности личного состава (17,7 тыс. человек) румынская дивизия даже превосходила пехотную дивизию вермахта.

Соответствовал ли реальный боевой потенциал румынской армии такой численности? По этому поводу были высказаны разные мнения и оценки. Тюленев в своих донесениях, как видим, вообще не различал немецкие и румынские пехотные соединения, по умолчанию признавая таким образом, что румынская дивизия не уступает немецкой. Оценочное суждение Гитлера было совершенно иным: «Никаких иллюзий по отношению к союзникам… От румын вообще ничего нельзя ожидать. Возможно, они будут в состоянии лишь обороняться под прикрытием сильной преграды (реки), да и то только там, где противник не будет атаковать. Антонеску увеличил свою сухопутную армию вместо того, чтобы уменьшить ее и улучшить». [166]

С другой стороны, в составе войск Одесского ВО накануне войны числилось 13 стрелковых, 3 кавалерийские, 4 танковые и 2 моторизованные дивизии, очень мощная группировка артиллерии (13 отдельных артполков, включая 5 гаубичных большой мощности). [140] Авиация Одесского ВО по числу самолетов вдвое превосходила противостоящую ей группировку немецко-румынской авиации (и это без учета ВВС Черноморского флота и 4-го корпуса ДБА в Запорожье). По всем канонам военной науки войска Одесского ВО, опираясь на два мощных естественных оборонительных рубежа (реки Прут и Днестр в их нижнем течении) и сотни ДОТов Каменец-Подольского и Могилев-Подольского УРов, могли обеспечить устойчивую оборону против 7 немецких и 17 румынских дивизий.

Тюленев, однако же, рассудил по-другому, и подталкиваемая его пораженческими донесениями Ставка ГК начала передавать в состав Южного фронта одно за другим соединения Юго-Западного фронта: 17-й стрелковый корпус (левый, восточный фланг 12-й Армии), 55-й стрелковый корпус (резерв командования ЮЗФ), 16-й мехкорпус (12-я Армия), 4-ю ПТАБР. Строго говоря, эта «передача» не означала перемещения войск в пространстве, все (или почти все) остались на своих местах, но теперь об использовании этих войск для усиления обороны 5-й и 6-й Армий ЮЗФ, оказавшихся под «стальным катком» главной ударной группировки вермахта, не могло быть и речи.

Конечным результатом такого «оперативного искусства» стал сокрушительный разгром. Правый (северный) фланг Южного фронта, составленный из бывших соединений ЮЗФ, практически без боя сдал румынам (ни одной немецкой дивизии там не было) Северную Буковину; Черновцы были заняты 5 июля, на третий (!) день наступления противника. Три недели потребовалось румыно-германским войскам для того, чтобы занять большую часть Бессарабии и форсировать Днестр. 25 июля Ставка передала в состав Южного фронта беспорядочно отступающие войска 6-й и 12-й Армий Юго-Западного фронта (к тому моменту в состав 12-й Армии были переданы и все остатки 26-й Армии). В составе ЮФ они и были окружены и уничтожены в районе Умани.

Глава 2.2
Львов

Вернемся, однако, в первые дни войны и к войскам первого эшелона Юго-Западного фронта. Описание короткой и печальной истории их разгрома мы начнем с боевых действий на «Львовском выступе», т. е. в полосе наступления 17-й Армии вермахта. На начальном этапе операции перед ней стояла задача связать боем войска 6-й, 26-й и 12-й Армий ЮЗФ, не допустить их переброску в полосу главного удара, занять важнейший дорожный узел (Львов), обеспечить условия для ввода в прорыв 14-го танкового корпуса.

Имеет смысл сказать несколько слов об условиях местности, на которой разыгралось сражение (см. Рис. 3). К исторической столице Галичины ведут три дороги: «северная» (Томашув, Жолкев, Львов) и две «западные» (Радымно, Яворов, Львов и Перемышль, Грудек-Ягеллонский, Львов). Местность южнее дороги Перемышль – Львов сильно заболочена, прорезана многочисленными притоками Днестра; движение крупных масс войск там едва ли возможно. Полоса местности западнее «северной дороги», от Янув до Немиров и далее по территории Польши до Билгорай – это массив густого леса, местами заболоченного. К востоку от «северной дороги» местность открытая, но испещренная многочисленными мелкими речушками, притоками р. Буг. Полоса между двумя «западными дорогами» – всхолмленная возвышенность, покрытая лесом; наступающей в этом направлении армии предстоит форсировать (не говоря уже про пограничную р. Сан) две водные преграды: р. Вишня и р. Верещица, которая в районе Грудек-Ягеллонский, Любень Вельки[58]58
  На современных картах Украины это Городок и Великий Любень; Жолкев – Жовква, Янув – Ивано-Франково, Крыстынополь – Червоноград. Перемышль после окончания 2-й МВ вернулся в Польшу, и называется он сейчас Пшемышль.


[Закрыть] представляет собой цепочку озер, соединенных протоками.

Вероятно, именно учитывая эти обстоятельства, командование 17-й Армии вермахта решило нанести главный удар вдоль «северной дороги», по кратчайшему и относительно проходимому направлению на Львов. Там был сосредоточен 4-й Армейский (пехотный) корпус в составе 71, 295, 24, 262-й пехотных дивизий; корпусу был придан единственный в составе 17-й Армии дивизион самоходных «штурмовых орудий» и батальон огнеметных танков (это подразделение предполагалось использовать для подавления ДОТов Рава-Русского укрепрайона). С запада, с «острия» выступа на Львов, наступал 49-й горно-пехотный корпус (1-я горно-пехотная, 68-я и 257-я пехотные дивизии). 101-я легкопехотная дивизия должна была занять приграничный Перемышль и наступать вдоль дороги на Судова Вишня, Львов.

Два первых дня

В первые часы войны обстановка в полосе наступления 17-й Армии (как, впрочем, и на всем Восточном фронте) вызвала у немецкого командования прилив эйфории:

«6.00. По всей ширине фронта наши корпуса наталкиваются лишь на слабое сопротивление, бои ведутся поначалу лишь с пограничными войсками противника. Судя по всему, неприятель был захвачен врасплох. Мост [через р. Сан] у Перемышль взорван не был, мост под г. Радымно находится в наших руках в исправном состоянии. Наступление повсюду развивается без помех…

10.15. Противник захвачен врасплох. Пограничные укрепления заняты войсками противника лишь частично. Сопротивление усиливается, но остается хаотичным…

11.30. Захвачен железнодорожный мост в районе Перемышля». [167]

Уверенность в том, что «хаотичное сопротивление» будет сломлено в ближайшие часы, была столь велика, что в 11.15 командование 17-й Армии предложило «ввести в бой 14 ТК либо после полудня, либо в первой половине следующего дня, 23.06.41. Командование ГА «Юг» соглашается с этим мнением». [167] В реальности же ввести в прорыв 14 ТК немцам удалось лишь вечером 28 июня; командование вермахта не оценило по достоинству Рава-Русский укрепрайон, а самое главное – занявшую там оборону 41-ю стрелковую дивизию генерал-майора Микушева[59]59
  Георгий Николаевич Микушев. Родился в 1898 г., по происхождению из народа коми. Участник Гражданской войны. В межвоенный период – командир полка в знаменитой 25-й Чапаевской дивизии, комбриг, с июня 1940 г. генерал-майор. Погиб в бою у г. Козелец (Черниговская обл.) 9 сентября 1941 г., лично возглавляя контратаку бойцов своей дивизии.


[Закрыть].

Даже в обстановке неожиданного (для Сталина) нападения соединения 6-й Армии ЮЗФ вступили в бой достаточно организованно[60]60
  Охрана и возможный подрыв мостов находились в руках войск НКВД, поэтому беспрепятственный захват противником важнейших мостов не может быть поставлен в вину командованию армейских частей.


[Закрыть]. Еще 20 июня командующий армией генерал-лейтенант Музыченко отдал приказ: «Штабам корпусов, дивизий, полков находиться на месте. Из района дислокации никуда не убывать. На всякие учения, связанные с отрывом от района дислокации, испрашивать разрешение Военного совета…Зенитные дивизионы срочно отозвать из Львовского лагерного сбора к своим соединениям, по прибытии поставить задачу – прикрыть с воздуха расположение дивизий…» [168] В 41-й стрелковой дивизии этот приказ был выполнен в точности, артиллерийские подразделения, находившиеся на полигонах, были возвращены в дивизию, командный состав, благодаря налаженному взаимодействию с пограничниками, был поднят по тревоге в 2 часа ночи. В конечном счете части 41-й сд успели занять оборонительные позиции раньше, чем противник смог выйти к переднему краю Рава-Русского УРа.

По плану строительства укрепрайон должен был состоять из 306 (!) боевых сооружений, сгруппированных в 13 узлах обороны («опорных пунктах»). К моменту начала войны было построено порядка 150 ДОТов; бронированные амбразурные узлы, вооружение, воздушные насосно-фильтровальные установки смонтированы примерно в 90 ДОТах. Правда, вооружение было установлено далеко не в полном объеме, тем не менее 8 пушек калибра 76 мм, 52 пушки калибра 45 мм и 181 станковый пулемет, укрытые 2-метровым слоем фортификационного железобетона, уже ждали наступающую пехоту противника. [41, 42] Заблаговременно были оборудованы и оборонительные позиции – с траншеями, ДЗОТами и блиндажами – для составлявшей «пехотное заполнение УРа» 41-й стрелковой дивизии. (Рис. 14.)

В середине дня к Рава-Русской на усиление 41-й сд подошел 209-й корпусной артполк (36 гаубиц калибра 152 мм). Это серьезная сила, по показателю «вес единичного залпа» один такой полк превосходил пехотную дивизию вермахта. Заслуживает внимания и темп, с которым тихоходные (что особенно любят подчеркнуть некоторые современные историки) трактора протащили тяжелые гаубицы от местечка Шкло (10 км восточнее Яворов) до Рава-Русской (32 км по прямой, но через заболоченный лес трактора по прямой не летают). На следующий день, 23 июня, 41-й дивизии был придан еще более мощный 135-й артполк РГК (24 пушки калибра 122 мм и 24 пушки-гаубицы калибра 152 мм).

Рис. 14. Рава-Русский укрепрайон

Уже к вечеру 22 июня настроение в штабе 17-й Армии вермахта начало меняться:

«19.30. Вечером 22.6 противнику удалось прорвать боевые порядки наших войск на правом фланге 262 пд в районе северо-западнее Рава-Русская…

20.00. Опасная ситуация на левом фланге 4 АК еще больше усложняется. 4 АК подтягивает резервы, находящиеся в непосредственном подчинении командования корпуса…

Общая сводка за день… сильные контрудары противника из лесов северо-западнее и северо-восточнее Рава-Русская…» [167]

На следующий день глаза от страха настолько увеличились, что в них отразились даже 150 несуществующих танков:

«13.00. 4 АК докладывает о концентрации танковых соединений противника в районе Хребенне с целью атаки позиций 262 пд в районе Корнье (н.п. у южной излучины р. Солокия, в 10 км севернее Рава-Русской. – М.С.).

Сводка за день… Около полудня отмечалось скопление приблизительно 150 танков[61]61
  Трудно сказать определенно – какие реальные события стоят за этим странным сообщением. Ни одной танковой части Красной Армии в районе Рава-Русской не было. Однако на вооружении 41-й стрелковой дивизии, вместо положенных по штату 17 плавающих танкеток, были обычные легкие танки (скорее всего, Т-26). Кроме того, за «танк» немцы могли принять бронированный гусеничный тягач «Комсомолец», вооруженный пулеметом в шаровой установке на лобовой плите корпуса. «Комсомольцев» в Киевском ОВО было много, в некоторых стрелковых дивизиях – до 50 и более единиц.


[Закрыть], которые своими активными действиями представляли угрозу позициям 262 пд в районе Корнье… Силами 5-го авиакорпуса было проведено два налета на группировку противника в этом районе…» [167]

Существует подробное описание боевых действий 41-й сд, составленное бывшим начальником штаба дивизии полковником (в дальнейшем – генерал-майором) Ереминым. [169] Его статья, опубликованная в 1959 г. (в короткую эпоху хрущевской «оттепели»), столь же незаурядна (если не сказать – уникальна), как и сама история боев у Рава-Русской. В статье Еремина нет ни «лавины танков с бронетранспортерами» в боевых порядках пехотной дивизии вермахта, ни диверсантов с ножницами («связь со штабом армии работала бесперебойно»), ни вездесущей немецкой авиации, которая «с утра до вечера висела над полем боя», ни жалоб на отсутствие и неисправность матчасти («части пополнились с дивизионного склада боеприпасами, необходимым вооружением и снаряжением до норм военного времени»); дивизии противника имеют конкретные номера, и ни одной лишней не наблюдается (вместо традиционно-безразмерного «немцы бросали в бой все новые и новые соединения…»).

Итоги первого дня войны в изложении бывшего начштаба 41-й сд были такими:

«Наши части, действуя на хорошо знакомой местности, ободренные первыми успехами и искусно используя выгоды и преимущества обороны, чувствовали себя уверенно в заранее подготовленных и оборудованных сооружениях, отражали все атаки противника… Мы сумели удержать при сравнительно небольших потерях решающий оборонительный рубеж, с которого не только нанесли весьма значительное поражение противнику, но и на всем своем фронте остановили его дальнейшее продвижение… Не имея информации о положении на фронтах и исходя из успешных действий на своем участке, мы были настроены оптимистически, полагая, что на всем протяжении западной границы наши войска действовали не менее успешно…»

Не менее успешно действовал и правый сосед дивизии Микушева – кавалерийская дивизия под командованием генерал-майора Малеева. Казалось бы, кавдивизия мало приспособлена для ведения статичной обороны, да и по простой арифметике кавалерийская дивизия Красной Армии (8968 человек при полной штатной численности) была значительно меньше наступающей на фронте Белз, Крыстынополь 9-й пехотной дивизии вермахта. Но кавдивизия была не простая, а 3-я Бессарабская Краснознаменная ордена Ленина имени Г.И. Котовского. Что же касается входившего в состав 3-й кд танкового полка (44-й тп), то он и вовсе был одним из старейших в Красной Армии и свою родословную вел от «первого пролетарского бронедивизиона», сформированного еще в 1917 году!

Накануне войны 3-я кавдивизия дислоцировалась в н.п. Мосты Вельки. Во второй половине дня 22 июня, стремительно выдвинувшись на север, дивизия своим танковым и двумя кавалерийскими полками контратаковала противника и выбила немцев из района ж/д станции Пархач[62]62
  Ныне Межиречье, н.п. в 6 км южнее Крыстынополь, у впадения р. Рата в р. Буг.


[Закрыть]. В дальнейшем 3-я кд, усиленная 491-м стрелковым полком 159-й стрелковой дивизии, держала оборону в междуречье р. Солокия и р. Рата вплоть до вечера 27 июня. Сильно нарушая хронологию событий, отметим, что 3-я кд дожила до конца 41-го года (ситуация уникальная для фронта, дважды разгромленного в Уманском и Киевском «котлах»), в декабре стала 5-й Гвардейской кавалерийской и в таком звании дошла до Берлина.

Совершенно иначе развивались события на фронте к западу от 41-й сд. Левый сосед, 159-я стрелковая дивизия (без одного полка, переданного в 3-й кд) после безуспешной попытки контратаковать противника отходила к н.п. Верхрата и южнее, преследуемая наступающей 71-й пд вермахта. 23 июня нажим противника усилился, и 159-я сд начала беспорядочный отход, обнажая левый фланг Рава-Русского укрепрайона. Утром 24 июня передовой отряд немецкой 71-й пд (две велосипедные роты) после короткого боя занял Немиров. Три крайних слева опорных пункта УРа были заняты немцами, приступившими к методичному уничтожению блокированных ДОТов. В Журнале боевых действий 17-й Армии вермахта читаем:

«23 июня. Общая сводка за день… Во второй половине дня было взято два укрепленных опорных пункта неприятеля в районе Брусно и Вельки Дзял…

24 июня. 15.00. Исключительно ожесточенное сопротивление и упорные контратаки противника… Примером может служить поведение гарнизона ДОТа близ Брусно. После того, как русские солдаты осознали безнадежность дальнейшего сопротивления, они застрелились. Один русский солдат, который передал немецкое требование о прекращении сопротивления и сдаче в плен, был застрелен командиром гарнизона ДОТа…» [167]

Командование 17-й Армии и 4-го армейского корпуса вермахта быстро оценило ситуацию. Вечером 23 июня были отданы приказы, в соответствии с которыми на Рава-Русское направление из резерва Армии были переброшены две свежие дивизии: 296-я пехотная и 97-я легко-пехотная. Лобовую атаку укрепрайона вдоль шоссе Томашув, Жолкев должна была вести лишь одна 296-я пд, трем дивизиям (71 пд, 295 пд, 97 лпд) предстояло, наступая с рубежа Верхрата, Немиров, обойти укрепрайон с юга; 24-я пд и 262-я пд продолжали наступление на правом фланге УРа. В общей сложности к 41-й стрелковой дивизии и остаткам 159-й сд было приковано шесть (!) дивизий вермахта; едва ли на всем протяжении Восточного фронта наблюдалось еще что-то подобное…

Несравненно успешнее (для немцев) развивалось наступление 49-го горно-пехотного корпуса. Все мосты и переправы на р. Сан были захвачены без боя. В 6.40 (по берлинскому времени, «советское» было на 1 час больше) штаб корпуса констатирует: «На всем пространстве противник не произвел ни одного артиллерийского выстрела». К 3 часам дня 1-я горно-пехотная дивизия в нескольких местах форсировала р. Любачувка (7–10 км южнее границы). Прикрывавшая «острие Львовского выступа» 97-я стрелковая дивизия (наряду со 159-й и 41-й она входила в состав 6-го стрелкового корпуса 6-й Армии) перешла к подвижной обороне, и, судя по тому, что к исходу второго дня войны пехота вермахта успела переправиться через две реки и продвинуться на 20–25 км в глубину советской территории, эта «оборона» превратилась в беспорядочный отход. (Рис. 15.)

Рис. 15. 49-й горно-пехотный корпус вермахта, боевые действия 22–23 июня

Прискорбное для историка правило заключается в том, что от разгромленных частей и соединений почти (или вовсе) не остается первичных документов. Так и в случае с 97-й сд главным источником информации может служить лишь Журнал боевых действий 49 ГПК вермахта. [170]

«22 июня, 20.00. Наше наступление явилось для противника полной неожиданностью. Сопротивление на границе оказывали только пограничники. Противнику до сих пор не удалось создать единую оборонительную линию…

23 июня, 08.00. В настоящий момент 68-я пехотная дивизия наступает в хорошем темпе и без какого-либо противодействия противника…[63]63
  В документах вермахта отмечены ожесточенный бой и контратаки противника вечером 22 июня в районе н.п. Лазы и Лашки (в 5–7 км восточнее границы у р. Шкло). Некоторые российские историки сообщают, что накануне войны в тот район выдвинулся мотоциклетный полк 4-го мехкорпуса; быстрый отход обороняющихся, которые исчезли уже к 8 часам утра 23 июня, до некоторой степени подтверждает эту версию.


[Закрыть]

11.30. 68 пд потеряла боевое соприкосновение с противником.

16.00. 257 пд периодически вступает в боевое соприкосновение с противником…

22.15. Противник отступил 23.6. по всему фронту. Отмечается отсутствие организованного сопротивления, сопротивление оказывают лишь отдельные разрозненные группы…»

К утру 24 июня вследствие отхода 97-й и 159-й стрелковых дивизий во фронте обороны 6-й Армии юго-западнее Немирова образовался разрыв шириной в 10–15 км. Возникла реальная угроза окружения 41-й сд и выхода немецких войск на шоссе Жолкев, Львов. Дивизия Микушева и гарнизоны ДОТов Рава-Русского укрепрайона продолжали героическую и неравную борьбу, но оптимизм первого дня начинал таять. Как пишет в своей статье Еремин, «среди личного состава дивизии стали невольно возникать и распространяться настроения нетерпения, досады и даже недовольства из-за отсутствия поддержки со стороны нашей авиации и танков; каждый думал – где же они и почему их так долго нет?»

Нетерпение и даже недовольство были вполне понятными и оправданными: свою часть общей работы дивизия выполнила и даже перевыполнила, заставив командование 17-й Армии вермахта стянуть к Рава-Русской шесть дивизий. Чудес не бывает, и, сконцентрировав войска на восточном фланге, немцы с неизбежностью ослабили свой западный фланг, где на «острие Львовского выступа», в полосе от Любачув до р. Сан остались разбросанные по лесным дорогам подразделения всего двух (1 гпд и 68 пд) пехотных дивизий. Таким образом создавались идеальные условия для нанесения сокрушительного танкового удара силами двух мехкорпусов (4 МК и 8 МК) в северном направлении, на Билгорай и далее на Люблин.