Текст книги "Вороний народ"

12
Марш вороньего народа

Фэй уже собиралась спросить отца, не выжил ли он из ума, когда заметила позади него какое-то движение. Церковь Святой Ирины стояла в самом конце Вуд-роуд, а между надгробиями, танцуя и кружась, выпрыгивая из теней, порхали фигуры. Фэй попыталась сосчитать. Они не стояли на месте, но она прикинула, что их не менее двадцати. Некоторые хлопали в ладоши, другие стучали палками друг о друга, одна сжимала потрепанную старую гармошку, а кто-то гудел в рожок, и все они кружились и вертелись, двигаясь по улице.

Все, кроме одной. Существо с тыквой на голове маршировало впереди, звеня колокольчиком.

Когда оно подошло ближе, сердце Фэй застучало в ушах. Тыквоголовый из рассказа Герберта оказался настоящим, он был здесь и привел с собой всех своих пугал. Тыква не являлась маской или смешной шляпой – это была его настоящая голова. Он был выше остальных, добрых семь футов[17]17
  7 футов – примерно 213 см.


[Закрыть] от макушки до пят, и Фэй задумалась, шел ли он на ходулях или эти тощие ноги тоже были настоящими.

– Рановато для праздника урожая, не правда ли? – уголком рта сказал Терренс, поспешив к Фэй. – Может, это цирк?

– Не думаю, что это так, папа, – сказала Фэй, во рту у нее пересохло. Она заметила, что пугала вымокли до колен, будто только что перешли пруд.

Они веером рассыпались вокруг Тыквоголового, прыгая между жителями деревни, замершими на месте, словно все знали правила этой странной школьной игры. Некоторые, нацепив неуверенные улыбки, хлопали, но большинство колебались, ожидая, что будет дальше. Фэй подумала о том, что ей только что рассказала миссис Тич. Люди видят только то, что хотят.

В основном пугала были набиты соломой и имели головы из мешковины. Некоторые напоминали дроздов с желтыми и оранжевыми клювами. У одного вместо головы был старый кожаный футбольный мяч; у другого улыбающееся лицо в форме подсолнуха с пришитыми желтыми лепестками. Еще одно выглядело как оловянный человечек, с мусорным баком вместо тела, банками из-под краски вместо ног и ведрами вместо рук.

Тыквоголовый остановил парад возле мемориального креста Великой войны[18]18
  Великая война – Первая мировая война.


[Закрыть], и, взойдя по ступеням, теперь возвышался над своим окружением. Он поднял руки. Шум прекратился, и пугала шлепнулись на землю с глухим стуком – за исключением оловянного, звук падения которого напоминал аварию на фабрике Хайнца.

Все пали перед Тыквоголовым ниц, безжизненные, словно тряпичные куклы.

– Жители Вудвилла, – сказал он, его зазубренный резной рот двигался неведомым Фэй образом. – Да будет вам известно, что вороний народ больше не принадлежит вам, и вы не можете делать с ним все что пожелаете. Мы свободны.

Жители деревни удивленно переглянулись. Фэй вцепилась в руль велосипеда. Какая-то часть ее мозга разумно советовала поскорее убраться отсюда, но она была так же заворожена этими странными гостями, как и все остальные. Все вокруг нее озадаченно улыбались, явно радуясь возможности отвлечься и, несомненно, гадая, не последует ли за этим кукольное представление и жонглирование.

Все кроме одной.

Фэй заметила миссис Тич, притаившуюся в дверях мясной лавки и смотревшую на Тыквоголового так, словно к ним явился сам дьявол.

– Эти костюмы довольно аккуратно сшиты, не находишь? – прошептал Терренс на ухо Фэй. – Искусные маски. Прямо как в кино. – Затем он заметил наполнение корзины велосипеда. – О, ты не забыла о беконе. Умница.

Она прищурилась, дабы получше разглядеть Тыквоголового. Если он носил маску, то Фэй не понимала принцип ее действия. Его треугольные глаза сдвинулись, брови нахмурились, а улыбка стала шире, когда он потянулся к пугалам, лежащим на полу, подобно трупам.

– Сестра Сьюки, – сказал он, медленно поднимая руку. – Говори.

Фэй почувствовала, как у нее заложило уши, и одно из пугал в шали и красном клетчатом платье медленно поднялось с земли, словно марионетка на ниточках. Ее колени не сгибались, а руки безвольно болтались по бокам. Полностью выпрямившись, она содрогнулась и прыгнула вперед. Как она это сделала? Несколько жителей деревни зааплодировали, оценив трюк.

Сьюки сложила руки перед собой, обращаясь ко всей деревне. Ее деревянная шея скрипела, как несмазанная дверь.

– Мы ищем одного из вас, – заявила Сьюки. – Браконьера, если угодно.

Жители деревни украдкой обменялись взглядами.

– Он ударил меня по лицу и свернул мне шею, – продолжила она, – и он покалечил двух наших братьев и сестер. Он сжег нашего веселого братца, даже хуже.

– Крэддок? – полушепотом обратилась Фэй к отцу, но в этот самый момент мир накрыла тишина, и ветерок разнес ее шепот по всей деревне.

Вздохи неодобрения заставили Фэй покраснеть от стыда. В конце концов, никто не любил стукачей.

– Вышло… вышло громче, чем я предполагала. – Фэй закусила губу. – Простите.

– Да. – Тыквоголовый спустился по ступеням мемориала к Фэй. Ей хотелось закричать и спрятаться за отца, но она не сдвинулась с места. – Крэддок, – сказал он, протягивая к ней руку в перчатке. – Это он. Отдай его нам.

– Он не совсем мой, чтобы мне его отдавать, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Но если я увижу его, дам ему знать, что вы спрашивали о нем. Кстати, мне нравится ваша маска. Сами сделали? Как она работает?

– Скажи мне, – произнес Тыквоголовый, игнорируя ее вопросы и задавая свой: – Страдаете ли вы от бесчинства ведьм в этой деревне?

Щеки Фэй вспыхнули, а очки начали запотевать.

– Кого, – выдавила она, как только к ней вернулось самообладание, – вы называете ведьмой?

– Ага, ты, дерзкое создание, – сказал Терренс, тыча большим пальцем в сторону дороги. – Если не можешь быть вежливым, убирайся.

– Я просто спрашиваю, – начал Тыквоголовый, поднимая голову, словно почуяв запах, – потому что в воздухе витает магия.

У Фэй закружилась голова от всех этих разговоров о магии и ведьмах, она вспомнила о книге своей матери, но тут же постаралась о ней не думать, на случай если Тыквоголовый умеет читать мысли.

– Здесь все пропитано ею, – улыбнулся предводитель пугал. – Да, воздух, улицы, деревья, дома… и ты, Фэй Брайт.

– Как… как вы узнали мое имя? – спросила она, затаив дыхание при мысли, что это существо может заглянуть в ее разум.

– Оно на твоей книжке написано, – заметил Терренс, выхватывая продовольственную книжку дочери, засунутую вместе с беконом в корзинку. На лицевой стороне красовалось имя Фэй, жирно выведенное заглавными буквами. Терренс передал ей книжечку, и она сунула ее в карман. Владелец паба расправил плечи, глядя на Тыквоголового. – Я предлагаю вам идти своим путем, любезный. Мы посмотрим, что можно сделать с мистером Крэддоком.

Сьюки встала между Терренсом и Тыквоголовым.

– У вас есть время до завтрашнего восхода, – сказала она, обращаясь ко всем жителям деревни громким и ясным голосом. – Увидимся возле аббатства.

– Не разочаруйте нас, – добавил Тыквоголовый чересчур бодрым голосом и поднял руки. – Братья и сестры.

Пугала поднялись, подобно Сьюки, их конечности вяло болтались.

На мгновение они застыли в воздухе.

Затем, как один, пугала бросились на жителей деревни, размахивая руками и качая головами, улюлюкая и завывая, точно обезьяны. Люди, не сдерживая криков, в ужасе разбежались по укрытиям.

Фэй бросила велосипед и крепко обняла отца, наблюдая, как Тыквоголовый шествует обратно по улице, уверенно пробираясь сквозь весь этот хаос, остановившись только для того, чтобы снять цилиндр перед миссис Тич, которая все еще стояла в дверях мясной лавки. К ее чести, она вздернула подбородок и сложила руки на груди, бесстрашно выказывая неповиновение. Тыквоголовый ухмыльнулся, а затем присоединился к своим собратьям-пугалам, и они вместе исчезли в переулках, по которым эхом разносились их крики. А потом они ушли, оставив после себя только ледяную тишину.

Фэй повернулась к отцу.

– Что за чертовщина только что произошла?

13
Насмешка над птицами

Обратное путешествие в аббатство Терфилд обернулось для вороньего народа настоящим весельем. Они танцевали и пели, бредя по лесу, а Тыквоголовый звонил в свой колокольчик.

Сьюки кружилась и танцевала вместе с остальными, радуясь тому, что больше не привязана к крестовине посреди поля. В то время она могла только смотреть и задаваться вопросом, что скрывается в лесу, который выглядел таким темным и далеким. Теперь она знала. Она чувствовала сердцебиение землероек, снующих через подлесок, трепет крыльев над головой и вокруг. Она заметила зябликов, гнездящихся в развилке ствола дерева и кормящих своих птенцов извивающимися личинками.

Все птицы пели ей, пролетая над пологом леса в такт музыке. Сьюки кружилась, и они кружились вместе с ней; она подняла руки, и они взмыли вверх; она широко растопырила пальцы, и птицы разлетелись, точно листья на ветру, а затем снова собрались вместе, повторяя каждое ее движение.

– Ты видишь это, мое Тыквоголовшество? – позвала его Сьюки, прыгая по лесу. – Ну разве я не умница?

– Не водись с птицами, сестра Сьюки, – предостерег он, останавливая свой ритмичный звон. – Они враги пугал.

– Но, мое Тыквоголовшество, так было во времена, когда мы отпугивали их от перепаханных полей для людей с ферм, – сказала Сьюки, кружась вокруг него. – Мы больше не их рабы, как ты и сказал, так почему бы не подружиться с птицами? Нам следует…

Тыквоголовый нежно взял ее за запястье, завершив танец.

– Не водись с птицами, – повторил он, его зигзагообразная улыбка не покидала лица, хотя глаза еще никогда не выглядели более черными. – Ты понимаешь меня, сестра?

– Я… Да, мое Тыквоголовшество, – ответила Сьюки, подняв взгляд и увидев, как птицы улетают прочь. – Мне очень жаль. Правда. Очень.

– Не о чем сожалеть, – Тыквоголовый погладил ее лицо из мешковины, а затем позвал остальных: – Братья и сестры, умерьте свое веселье. – Вороний народ собрался вокруг своего предводителя. – Еще ближе, братья и сестры, подойдите ближе, чтобы вы могли меня слышать. Хорошо, хорошо, так близко, как только можно. Возьмитесь за руки. Вот так. Прекрасно.

Сьюки взяла за руку пугало в соломенной шляпе и почувствовала, как рука Тыквоголового в перчатке сомкнулась на ее ладони. Она задрожала от трепета. Весь вороний народ слился воедино.

– Прислушайтесь, мои братья и сестры, – сказал Тыквоголовый приглушенным голосом, взглянув туда, где стайка воробьев наблюдала за ними с каменных галерей аббатства. – Слышите насмешки птиц? Их карканье, уханье и чириканье. Как часто они насмехались над нами в прошлом?

Сьюки уже собиралась возразить, когда заметила, что все согласно кивают.

– Что, если я скажу вам, что все вместе мы сможем заставить их замолчать? – С этими словами Тыквоголовый крепче сжал руку Сьюки, и она почувствовала себя странно. Легче. Невесомее. Ее зрение подернулось рябью, как вода в пруду. – Слушайте, братья и сестры, слушайте мои слова, вместе мы сильнее, вместе мы могущественнее, вместе мы будем…

Голос Тыквоголового стал тише. Мир Сьюки погрузился во тьму, и она уже не знала, где кончается ее сознание и начинается его.

Сьюки взлетела над руинами аббатства, мир под ней качался. Она стала птицей. Они все – ее братья, сестры и Тыквоголовый. Стали единым целым и летели вместе, неслись на крыльях птиц, проникали в их сознание, парили и пикировали, как в детской мечте.

И тут они увидели его.

Крэддок. Измученный, шатаясь, он плелся вдоль берега реки, направляясь к аббатству. Он шел к ним, и был это лишь вопрос времени, когда они его схватят. Сьюки ощутила укол гневного удовлетворения, который ей не принадлежал. А затем она почувствовала что-то еще. Присутствие чего-то еще. Большего, чем Тыквоголовый. Большего, чем птицы. Мудрый ум, не такой древний, как у их предводителя, но, возможно, такой же могучий. Он зазвенел в ушах Сьюки, как колокольчик. Это испугало Тыквоголового, и Сьюки почувствовала, как его страх, холодный и несгибаемый, проникает в нее. От его гнева закружилась голова, и, когда он сорвался, она почувствовала, как остановилось бесчисленное множество крошечных сердец, и ее мир погрузился во тьму.

14
Сердце деревни

В Вудвилле была отличная ратуша. Восстановленная после пожара 1932 года, она служила местом проведения заседаний деревенского совета, Общества любительского драматического искусства Вудвилла, свадеб и детских праздников. К ней было подведено электричество, имелись парковочные места для двух автомобилей и даже модный туалет внутри здания. Однако добропорядочные жители Вудвилла знали, что есть только одно место, где они могут собраться для дельного обсуждения в случае серьезных чрезвычайных ситуаций.

Настоящим сердцем деревни был паб «Зеленый Человек», и большинство жителей втиснулись в него, дабы обсудить странные события, свидетелями которых они только что стали. То было обеденное время, и в пабе не собиралось такого скопления людей с кануна Нового года. Фэй дежурила возле стойки, а Терренс спустился в подвал, чтобы поменять пару бочек.

– Бродячие артисты, я полагаю. Проезжали мимо, – предположил Берти Баттерворт, и собравшаяся толпа принялась ахать и охать в неопределенном согласии. Он уже успел обсохнуть после утреннего приключения в реке.

– Они сказали «Не разочаруйте нас». – Фэй скрестила руки на груди. – По-моему, это похоже на угрозу, а мы не очень-то жалуем угрозы, не так ли, друзья? – Со стороны добровольцев местной обороны, которые тоже успели обсохнуть, раздался стройный возглас одобрения.

Они смогли припомнить лишь небольшую перепалку между мистером Маршаллом и мистером Бакстером, когда их спросили, как прошла утренняя тренировка. Берти тоже утратил обрывки воспоминаний. Фэй упомянула об этом, когда он заказал напиток, но тот сморщил нос и нахмурился, лишь отчасти вспомнив, что произошло нечто странное, хотя он и не совсем понял, что именно. Почему она единственная запомнила, как скворцы тушили огонь? Фэй могла понять забывчивость пожилых мужчин. Их мысли занимали Дюнкерк и война. С момента отступления им не терпелось ринуться в бой, и если они не могли сражаться с нацистами, то кучка незнакомцев, одетых как пугала и угрожающих деревне, вполне подойдет в качестве нового объекта гнева. Но Берти должен был помнить.

– Не обращай на них внимания, – сказал он рассудительным тоном. За что получил несколько освистываний от товарищей из ОМО. – Зачем ввязываться в драку? Они скоро уйдут.

– Не думаю, что они куда-то денутся, Берти. – Фэй окинула его слегка недовольным взглядом, и мальчик вздрогнул, потягивая сидр, не понимая, почему она вдруг так на него рассердилась. – И я не думаю, что это бродячая труппа, – продолжала она, желая прокричать, что это были настоящие пугала, но при этом помня слова миссис Тич о том, что люди видят и слышат только то, что хотят. Она поймала взгляд Филомены. Пожилая дама наблюдала за ней из дальнего конца бара, потягивая шерри. – И это имя, Сьюки. Уверена, что уже слышала его раньше. Кто-нибудь здесь знаком со Сьюки? – Жители деревни переглянулись, и спустя несколько мгновений устроили конкурс пожимания плечами. – Они называли себя вороньим народом. Что это значит? – Последовало еще больше недоуменных жестов.

– Кажется, они из цирка, – сказал Терренс, возвращаясь из подвала. – Ты знала, что, будучи мальчишкой, я чуть не сбежал с цирковой труппой?

– В цирк? – Фэй покосилась на отца. – С чего бы?

– Они приезжали сюда, когда я был немногим старше тебя. У меня завязалась интрижка с женщиной, которая могла загнуть лодыжки прямо за уши…

– Папа!

Мужчины в баре разразились бурным смехом, когда заметили, что Берти подавился сидром. Миссис Тич, сохраняя нехарактерное для нее молчание после визита вороньего народа, одобрительно приподняла бровь и сделала глоток своего напитка.

Фэй повысила голос:

– Предлагаю вернуться к теме: банда разбойных пугал только что потребовала от нас выдать бедного мистера Крэддока.

– Цыгане, Фэй, – сурово возразил Терренс. – Нехорошо называть их пугалами.

– Бедный мистер Крэддок? – пробормотала миссис Тич, нарушая свое молчание. – Позволь сказать тебе, юная леди, он отнюдь не бедный и не заслуживает нашего сочувствия. Он животное. Жестокое животное. Арчибальд настоящий подлец, и не сыскать здесь человека, кто бы с ним не ссорился.

– Вот именно, – подтвердила мисс Берджесс. – Когда моя Матильда заболела, он сказал, чтобы я свернула ей шею и покончила с этим.

– Черт побери, – выругался Терренс, пока остальные в пабе задыхались от отвращения. – Подожди, а кто такая Матильда?

– Одна из моих кур.

– Он пнул моего мистера Тинклса, – воскликнула мисс Гордон. – Назвал его блохастым котярой. – По комнате разнесся ропот сочувствия, хотя мало кто из присутствовавших не получил в подарок от кота мисс Гордон нечто маленькое, коричневое и вонючее.

– Он пустил непристойный слух, – начал мистер Ходжсон, и завсегдатаи паба затаили дыхание в ожидании кульминации, – о моих коленях.

– Он спустил шины на моем новеньком катафалке, – заявил обычно жизнерадостный распорядитель похорон мистер Лоуф. – Сказал, что тот мешает ему проехать, хотя я не знаю, чего Крэддок хотел добиться, убедившись, что автомобиль не сможет сдвинуться с места. В итоге похороны старины мистера Грегга задержались на час, что печальнее всего.

– Однажды я видел, как он опрокинул молочную тележку Кенни Финча во время спора о взбивании сливок, – кивнул мистер Пейн, лениво выдумывая небылицу. – Два поганца кинулись друг на друга. Некрасиво так говорить, но на самом деле за этим было довольно приятно наблюдать.

– Он всегда насмехался над ростом моего Эрни, – произнесла миссис Тич, глядя куда-то вдаль. – «Коротышка», «малек», «полпинты». Всякий раз, завидев его, Крэддок придумывал новое оскорбление, но мой Эрни принимал все это спокойно и с улыбкой. Уверяю вас, что хотя ему и не хватало роста, он был большим, великим мужчиной.

Никто не осмеливался взглянуть на миссис Тич. До жителей тоже доходили слухи об Эрни.

– Еще шерри, миссис Тич? – предложил Терренс.

Она пододвинула ему свой бокал.

– Мне нравится думать о людях только хорошее, – сказал Берти, пригубив сидр, – но если бы достижение звания жалкого пройдохи стало олимпийским видом спорта, то мистер Крэддок взял бы золото, серебро и бронзу.

– И прошлой ночью он собирался меня ударить, но это не значит, что нам следует отдавать одного из наших соседей этим… – Фэй взглянула на отца. – Цыганам.

– Нас это не касается, – заявила миссис Тич. – Если у них возникли разногласия с мистером Крэддоком, пусть разрешат их самостоятельно. Мы же, подобно швейцарцам, должны сохранять нейтралитет.

– Как у Гитлера были разногласия с Польшей? С Францией? Подобно этому? – Фэй чувствовала неодобрительный взгляд отца – «никогда не спорь с клиентом», – но она не могла промолчать. – А что, если они решат немного поспорить с вами, миссис Тич, а? Тогда мне тоже стоит закрыть на это глаза? Мы никогда не терпели угрозы в наш адрес, и я не вижу причин, почему сейчас должны поступить иначе. Особенно с этими пугалами.

– Цыганами, – поправил Терренс.

– Пугалами, папа. У одного из них вместо головы была огромная чертова тыква. Я видела ее своими глазами, как и все вы. Мне все равно, настоящая она или нет, но, если они одеваются как пугала и ведут себя соответствующе, я буду называть их пугалами. Так что мы будем делать?

– Я не понимаю, что мы можем предпринять, – сказал Терренс, издав смешок. Фэй сначала не могла понять, почему он смеется, но затем вспомнила, что в прошлом видела, как отец проделывал подобное с недовольными клиентами. Он всегда говорил ей, что, если кто-то перебрал, нужно постараться отвлечь его, сменив тему и рассмешив. Просто сделай вид, что не слышал оскорбления или угрозы, и тогда человек не станет выполнять гневные обещания устроить драку. Старый прием, но Терренс никогда не применял его на своей дочери. Он пытался заставить ее замолчать, будто она была заурядной дебоширкой из бара. – Но я вижу, что юному Берти нужна еще порция сидра. – Терренс пододвинул пустой стакан Берти к Фэй.

– О, большое спасибо, – ухмыльнулся ее друг.

– На здоровье.

– За вас!

Фэй хмуро посмотрела на отца, но тот весело подмигнул ей и поднял голову, чтобы обратиться ко всему пабу.

– Миссис Тич права. В этой комнате не найдется человека, у кого бы не случалось стычек с Арчибальдом Крэддоком, – заявил Терренс. – И кто сказал, что его еще не поймали? Кто-нибудь из присутствующих видел его сегодня? Нет, я тоже. И если у него есть какие-то претензии к этим цыганам…

Фэй вздохнула, сдалась и налила Берти полстакана сидра.

– …то, зная Крэддока, он, наверное, сейчас уже затевает с ними драку где-нибудь в амбаре. Вот как он улаживает дела. По правилам Куинсберри. Позволим им разобраться по справедливости и не станем совать в это свой нос.

– Точно, точно, – кивнула миссис Тич. – Не надо совать нос в чужие дела, Фэй. Девушкам это не к лицу.

Фэй фыркнула в ответ на лицемерие самой пронырливой женщины в деревне.

– Что ж, интересно, почему из всех людей именно вы, миссис Тич, не желаете, чтобы кто-нибудь копнул глубже?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Я видела, как этот парень с тыквой вместо головы снял перед вами цилиндр, прежде чем уйти, – заметила Фэй. – Похоже, он достаточно хорошо вас знает.

– Я не в ответе за поведение других.

– Должна существовать какая-то причина, почему он выбрал именно вас.

– Возможно, он признает настоящую леди, когда видит ее.

– Может быть, он…

– Ладно, хватит, Фэй, – проревел Терренс, затем взял дочь за плечи и увел от миссис Тич. – Собери пустую тару и вымой ее, пожалуйста. Думаю, нам всем нужно…

С крыши паба донесся тяжелый стук.

Все замерли и посмотрели друг на друга, дабы убедиться, что они тоже это слышали.

Бух!

Все подняли взгляд.

Бух-бух-бух!

Последовала целая лавина ударов, каждый из которых заставлял сердце Фэй биться чаще. Люди перешептывались и сбились в кучу. А затем снаружи раздался крик. Она поспешила обогнуть барную стойку, протиснулась сквозь толпу, распахнула двери и выбежала наружу.

Фэй обнаружила пожилую миссис Притчетт на прогулке со своими йоркширскими терьерами. Собаки скулили, а старушка дрожала, ее глаза расширились от ужаса.

Вокруг нее и по всей мощеной улице лежали десятки неподвижных скворцов. Некоторые дергались в предсмертной агонии со сломанными крыльями.

Миссис Притчетт обрела дар речи:

– Они просто… попадали с неба.

Продрогший до костей и покрытый засохшей грязью беглец Крэддок полз вдоль кромки болотного ручья. Он уже несколько часов не видел никаких следов пугал и надеялся, что вскоре вернется домой. Его хижина стояла на краю леса по другую сторону аббатства Терфилд. По возвращении он первым же делом затопит печку, переоденется в сухую одежду и допьет бутылку рома, которую припрятал в ящике под кроватью. Он постарается забыть все, чему стал свидетелем этой ночью, и если употребление рома ему в этом поможет, то так тому и быть. Он забудет и больше никогда не заговорит о случившемся.

Когда Крэддок вскарабкался на скользкий берег, со стороны ручья раздался громкий всплеск. Оглянувшись, он увидел кольца воды, расходящиеся от удара. Может, упал зимородок, или карп поднялся к поверхности, чтобы глотнуть воздуха. Арчибальд возобновил подъем, когда услышал еще один всплеск. Затем какой-то предмет отскочил от его головы, и он выругался.

Что-то упало на землю перед ним. Ворон. Его расправленные в полете иссиня-черные крылья застыли в смертельном окоченении.

Вокруг него прямо с неба начали валиться птицы, отскакивая от веток и замертво падая на землю. Человек вроде Крэддока не мог справиться с таким количеством странностей, и потому, снедаемый страхом, он пустился бежать. Выбравшись из ручья, он петлял по лесу, мертвые птицы продолжали падать, стучали ему по голове, хрустели под сапогами. Он выбежал на извилистую тропинку, затем поднялся по неровным каменным ступеням к аркам аббатства, норманнских руин с разбитыми каменными стенами, возвышающимися вокруг него.

Птицы уже не падали, хотя земля была усыпана их телами. Уперев руки в бедра, Крэддок наклонился, чтобы отдышаться, затем опустился на колени. Его пальцы дрожали, в висках стучало, а дыхание царапало горло. Одного мгновения оказалось достаточно.

Из обители вышли пугала.

Шарлотта рубила дрова возле зажженного костра, когда это произошло. Птицы отскакивали от веток и безжизненно падали на поляну вокруг нее.

Она взмахнула топором и воткнула его острие в плаху, прежде чем отправиться в дом и вытащить книгу, которую, как она надеялась, ей больше никогда не придется открывать. Книга знамений и предупреждений, передаваемая из поколения в поколение. Она пролистала ее, внимательно скользя взглядом по страницам.

И вот оно.

Она отшатнулась от книги, будто та была заразной.

Шарлотта нашла свою трубку на обеденном столе, набила ее табаком и, попыхивая, закурила. Ей удалось успокоить нервы, но увиденное все еще тревожило. Она искоса взглянула на книгу, словно не хотела, чтобы та заметила ее любопытство.

Пламя от костра снаружи разбрасывало очертания и тени по всей комнате. Изменчивый свет на страницах книги создавал иллюзию движения старой гравюры, изображавшей птиц, падающих с неба. Под ними танцевало ухмыляющееся пугало с тыквой вместо головы.