Текст книги "Приключения Гекльберри Финна (адаптированный пересказ)"

Марк Твен
Приключения Гекльберри Финна

© Родин И. О., текст, 2015

© Родин И. О., дизайн и название серии, 2015

* * *

Лица, которые станут искать в этом произведении мотив, будут отвечать по суду. Лица, которые обнаружат в нем мораль, отправятся в ссылку. Лица, которые выявят сюжет, будут приговорены к расстрелу.

Генерал-губернатор, Начальник артиллерийского управления (по требованию автора)

1. Страшная клятва

Тот, кто не читал книжку под названием «Приключения Тома Сойера», вряд ли знает, кто я такой. Ничего страшного. Сейчас я кратко напомню ее содержание, и все будет в порядке. Если кто спросит, вы всегда сможете блеснуть своими познаниями, даже если никогда не держали в руках томик Марка Твена. Теперь многие так делают.

Итак, мы с моим приятелем Томом Сойером стали героями историй господина Марка Твена. Я на автора не в обиде: он, в общем, старался, изложил наши странствования с юмором и в целом, не очень наврал. Будет время – загляните, обхохочетесь.

Кончается книжка тем, что мы с Томом нашли деньги, зарытые грабителями в пещере, и сказочно разбогатели. Судите сами: по шесть тысяч долларов на брата и все золотом! Судья Тэтчер взял на себя обязанность опекать наши капиталы, положил их в банк, и объяснил, что теперь у нас каждый день будет по доллару чистой прибыли, а делать при этом ничего не надо. Нас с Томом, понятное дело, это очень даже устроило.

Вдова Дуглас усыновила меня и принялась воспитывать. Честно говоря, жаловаться на вдову было бы свинством. Она старалась, вдоволь кормила меня и никогда не ругала, только уж очень много правил-поведения-в-приличном-обществе сразу обрушилось на мою голову. Курить и ругаться она запрещала, заставляла одеваться во все чистое и спать на свежем белье. В конце концов я удрал на волю, однако на третий день Том разыскал меня.

– Я набираю шайку разбойников, – заявил он. – Могу принять и тебя тоже, если вернешься к вдове и будешь вести себя хорошо. Когда у нас будет первый сбор, – это сегодня ночью – я приду к ее дому и мяукну тебе снизу.

Скрепя сердце я поплелся обратно. Вдова повздыхала, обозвала меня бедной заблудшей овечкой, одела во все новое и чистое, так что я целый день ходил, словно связанный, и потел.

Сестра вдовы, мисс Уотсон, сухопарая старая дева в очках, как раз в этот день приехала к ней погостить. Заняться мисс Уотсон было нечем, и она с жаром принялась меня воспитывать.

– Не клади ноги на стул, Гекльберри! – только и слышал я от нее. – Не скрипи стулом, сиди смирно! Не зевай и не потягивайся, веди себя как следует!

Я даже есть не мог за ужином – так она меня замучила. Кончилось тем, что вдова сама за меня заступилась и велела мисс Уотсон «оставить ребенка в покое».

Я поднялся с огарком свечки к себе наверх, сел перед окном и попробовал думать о чем-нибудь веселом. Однако мрачное настроение, вызванное нападками мисс Уотсон, не проходило. К тому же я услышал, как где-то за огородом кричит козодой и воет собака. Негры говорят, это значит, что скоро кто-то умрет. Я совсем пал духом, а тут еще откуда-то мне на плечо свалился паук. Я его сбил щелчком, но не рассчитал и попал прямо на свечку, и паук тут же съежился. Хуже не бывает приметы. Если убьешь паука, жди большой беды. Я вскочил, повернулся три раза на каблуках и каждый раз при этом крестился, потом взял нитку и перевязал себе клок волос, чтобы отвадить ведьм. Однако все это помогало слабо, и мне это было прекрасно известно.

Мне стало так тоскливо, что, несмотря на за прет вдовы, я потихоньку достал трубку. В доме было тихо, как в гробу. Я рассудил, что никто ничего не узнает, и закурил. После трубки мне стало легче. Пробило двенадцать, и я услышал, как внизу, в темноте, под деревьями треснула ветка, а потом кто-то еле слышно мяукнул. Я обрадовался, вылез в окно и соскользнул по водосточной трубе на землю. Под деревьями меня ждал Том Сойер, и мы на цыпочках двинулись между деревьями в конец сада.

– Слушай, Гек, – шепнул по дороге Том, – у меня маловато свечей, надо бы пойти в кухню и взять побольше.

– Там сейчас Джим, негр мисс Уотсон, – ответил я. – Он спит снаружи, но может проснуться и войти в кухню.

– Что ты все трусишь! – рассердился Том. – Что тебе не предложишь, ты никогда не хочешь рискнуть!

Я не нашелся, что возразить, и вслед за Томом потащился к кухне. Джим лежал у самого входа и громко храпел, но Том все же осторожно забрался внутрь, взял три свечки и оставил на столе пять центов в уплату. Я решил от греха подальше даже не высовываться из кустов.

– Между прочим, – похвастался Том, когда вернулся, – я стащил с Джима шляпу и повесил ее на сучок у него над головой.

– А Джим?

– А Джим немножко пошевелился, но не проснулся. Так что все шито-крыто!

На другой день Джим уверял, будто ведьмы околдовали его, усыпили и катались на нем по всему штату, а пять центов ему подарил сам черт. Негры стали собираться со всей окрути, чтобы послушать его рассказы, и отдавали Джиму все, что у них было, лишь бы взглянуть на монетку. Однако негры ни за что не соглашались дотронуться до нее, потому что пятицентовик побывал в руках черта. Джим стал пользоваться среди слуг неслыханным уважением. Монетку он надел на веревочку и нацепил на шею, очень загордился, а работать перестал совсем.

– Это мой талисман, – хвастался Джим. – Им можно лечить от всех болезней и вызывать ведьм, когда вздумается, – стоит только прошептать заклинание.

Пока же Джим спал, мы с Томом, как у него и было договорено, встретились на старом кожевенном заводе с Джо Гарпером и Беном Роджерсом. Те привели с собой еще двоих знакомых ребят, желавших податься в разбойники. На ялике, который Том еще днем припрятал у берега, мы спустились по реке километра на три, до большого оползня на горе. Когда мы вскарабкались по склону, Том остановился, повернулся к нам и поднял руку, требуя тишины.

– Поклянитесь, что не выдадите тайны! – торжественно потребовал он.

– Клянемся! – с готовностью ответили мы, и тогда Том раздвинул кусты и показал нам вход в пещеру.

Один за другим мы протиснулись внутрь. В пещере было очень сыро, и влага капала с потолка.

– Объявляю о создании шайки разбойников, – заявил Том. – Назовем ее «Шайка Тома Сойера». Кто захочет разбойничать вместе с нами, должен будет принести клятву и подписаться кровью.

Все согласились. Том достал из кармана листок бумаги, где у него была написана клятва.

– «Клянусь горой стоять за шайку и никому не выдавать ее тайн, – откашлявшись, прочитал он вслух. – Если кто-нибудь обидит моего товарища, я не должен ни есть, ни спать, пока не убью обидчика и всех его родных и не вырежу у них на груди крест – знак нашей шайки. Если кто-нибудь из нас выдаст тайну, я перережу ему горло, сожгу труп и развею пепел по ветру, кровью вычеркну его имя из списка и больше не стану о нем вспоминать. Предатель да будет проклят на веки веков».

– Клятва замечательная! – признал Джо Гарпер. – Слушай, Том, неужели ты сам ее придумал?

– Кое-что сам, а остальное взял из книжек про разбойников и пиратов, – ответил Том.

– Клятва отличная, – подтвердил Бен Роджерс, – только можно дополнить ее. Хорошо бы убивать родных у тех, кто выдаст тайну.

– Недурная мысль, – кивнул Том, и вписал предложение Бена карандашиком.

– У Гека Финна никаких родных нет; как с ним быть? – подал голос Джо.

– Ну и что, отец-то у него есть, – пожал плечами Том.

– Где ж ты разыщешь его отца? Больше года старика Финна не видели в городе.

– Тогда придется Гека вычеркнуть, – развел руками Бен.

– Еще чего! Подумаешь, родных нет! Может, вам мои родные и не понадобятся! – возмутился я.

– Может, – согласился Том, – только, понимаешь, Гек, так уж положено, чтобы родных, в случае чего, убивали. А у тебя убивать некого. Так нечестно.

– Может, кого-нибудь другого можно убить? – предложил я. – Вот, к примеру, мисс Уотсон, сестру вдовы Дуглас, у которой я теперь живу.

Все согласились и стали колоть себе пальцы булавкой и подписываться под текстом клятвы кровью.

– Ну вот, – подытожил Том, – теперь мы разбойники. Наденем маски и будем останавливать дилижансы на большой дороге, убивать пассажиров и отбирать у них часы и деньги. Некоторых приведем сюда в пещеру и будем держать, пока за них не дадут выкупа.

– Выкупа? А что это такое? – поинтересовался я.

– Не знаю. Я про это читал в книжках, и нам придется так делать. Брать выкуп, то есть.

– Как же они станут выкупаться, если мы сами не знаем, как это делается? – с сомнением протянул Джо.

– Том, а ты сам как думаешь, что это такое? – спросил Бен.

– Может, это значит, что надо их держать, пока они не умрут? – предположил Том.

– Точно! – обрадовался Джо. – Будем их держать, пока они не выкупятся до смерти. Слушай, а женщин тоже будем убивать?

– В книжках ничего подобного нет, – ответил Том. – Женщин убивать нельзя.

– А что с ними делать? – поинтересовался я.

– Приводишь их в пещеру и обращаешься с ними как можно вежливее, а они тем временем в тебя влюбляются и сами больше не хотят домой.

– Я что-то большого смысла в этом не вижу, – изрек Джо. – Так у нас в пещере скоро пройти негде будет: столько набьется женщин и тех, кто дожидается выкупа. Так и самим разбойникам мес та не хватит.

– Ладно, над этим подумаем, – решил Том и предложил приступить к выборам.

Мы единогласно избрали его атаманом шайки, а Джо Гарпера – помощником и разошлись по домам.

Почти целый месяц мы играли в разбойников, а потом я это дело бросил, и остальные ребята тоже. Никого мы не ограбили и не убили, только, дурака валяли. Например, выбегали из леса и бросались на погонщиков свиней или на женщин, которые везли овощи на рынок. Том называл свиней «золотыми слитками», а репу и морковь – «драгоценными камнями». Вернувшись в пещеру, мы хвастались, сколько всего награбили и сколько человек убили.

Однажды Том заявил, что получил от своих лазутчиков тайное сообщение, будто завтра около пещеры остановится караван богатых арабов и испанских купцов, с двумя сотнями слонов, шестью сотнями верблюдов и тысячей вьючных мулов, нагруженных алмазами. Он велел нам наточить мечи и вычистить ружья. Мы послушались, хотя все наше оружие состояло из палок и ручек от щеток.

Когда наутро мы пришли к пещере, никаких испанцев и арабов там не было, верблюдов и слонов тоже. Караван на поверку оказался экскурсией первоклассников из воскресной школы. Мы на них набросились и разогнали детей по долине. Никакой добычи нам, конечно, не досталось, кроме пряников и варенья. Бен подобрал тряпичную куклу, а Джо – молитвенник. Потом за нами погналась учительница, мы все это побросали и пустились бежать.

– Слушай, Том, зачем ты наврал, что там будет караван? – разочарованно спросил Джо.

– Всему виной наши враги – чародеи, – таинственно проговорил Том. – Это они назло превратили арабов в воскресную школу.

– Тогда давай нападем на них, – предложил Бен.

– На кого?

– На чародеев.

– Это очень опасно. Чародей может вызвать себе на помощь целое полчище джиннов…

– Мы тоже вызовем джиннов, – не растерялся Джо.

– Как это ты их вызовешь? – не понял Том.

– Не знаю. А чародеи как вызывают?

– Как? Потрут старую жестяную лампу или железное кольцо, и со всех сторон к ним слетаются духи, гром гремит, молния сверкает. Джинны все могут. Если тот, кто потрет лампу, велит выстроить дворец из бриллиантов и наполнить его доверху жвачкой с конфетами, а потом похитить дочь китайского императора себе в жены, джинны все это должны сделать.

– Знаешь, Том, по-моему, джинны просто ослы, если так стараются для других, – заметил я. – Я бы на их месте оставил дворец и дочь императора себе.

– Ничего ты не понимаешь, Гек! И вы все тоже! Никакого воображения! Скука с вами смертная! – в сердцах бросил Том.

Мы разошлись, недовольно ворча. На этом наши разбойничьи похождения закончились.

2. Родительский день

Наступила зима. Вдова определила меня в школу, я научился читать и писать, даже осилил таблицу умножения. Когда становилось невтерпеж, я удирал с уроков, а на следующий день получал порку от учителя. Это шло мне на пользу. Чем дольше я ходил в школу, тем больше привыкал к ней, да и к правилам вдовы Дуглас тоже постепенно притерпелся. В одном мы с ней никак не могли сойтись: вдова ни в какую не хотела верить приметам, какими бы верными я их не считал.

Как-то утром за завтраком меня угораздило опрокинуть солонку. Я поскорей схватил щепотку соли, чтобы перекинуть ее через левое плечо, чтобы отвести беду, но тут очень некстати подоспела мисс Уотсон и остановила меня.

– Не сори, Гекльбери, – заявила она и аккуратно, ладонью, собрала соль со скатерти.

Отвести беду не удалось, и остаток дня я шатался по городу в самом унылом настроении и ждал неприятностей.

Свежий снег тонким слоем лежал на земле, и я заметил возле нашего дома странные следы. На левом каблуке незнакомца был набит крест из больших гвоздей. Так делают, чтобы отводить нечистую силу. Я вспомнил, что похожие башмаки были у моего отца, и испугался, что он снова явился в город. Добра от его появления мне ждать не приходилось: он был большой любитель колотить меня. К тому же, узнай папаша, что у меня завелись деньги, он непременно потребовал бы свою долю. Сам бы я от него ни за что не отвертелся. Надо было обратиться к кому-нибудь за помощью, и я побежал к судье Тэтчеру.

– Вчера я получил за тебя больше ста пятидесяти долларов, – обрадованно сообщил судья, едва я поздоровался. – Это проценты за полгода, Гек. Я положу эти деньги вместе с остальными шестью тысячами, а то ты, чего доброго, истратишь их, если возьмешь.

– Нет, сэр, – решительно заявил я, – тратить я их не буду. Вообще мне эти деньги не нужны. Возьмите себе и шесть тысяч, и все проценты.

– Ты что, Гек? Что случилось? – оторопел судья. – Тебе кто-нибудь угрожал?

– Пожалуйста, возьмите мои деньги и ни о чем не спрашивайте, – твердо стоял я на своем. – Тогда мне не придется врать.

Судья задумался.

– Кажется, я понял, – наконец сказал он. – Ты хочешь уступить мне свой капитал на время, а не навсегда.

Он взял бумажку и что-то написал на ней.

– Тут сказано: «За вознаграждение». Это значит, что я приобрел у тебя твой капитал и заплатил за это. Вот тебе доллар. Распишись здесь.

Я расписался и пошел к Джиму, негру мисс Уотсон, большому специалисту по части примет, гаданий и предсказаний. У него был большой волосяной шар величиной с кулак, который Джим вынул из бычьего сычуга, и теперь гадал на нем, взимая за свои предсказания деньги. Негр утверждал, что в шаре сидит дух, который может ответить на любой вопрос.

– Джим, я хочу узнать, правда ли, что мой папаша вернулся в город, – начал я. – Если да, то пусть шар скажет, что старик собирается делать.

– А плата, мистер Гек?

– У меня есть старая фальшивая монета в четверть доллара, – честно сказал я, – но, может, шар ее возьмет, не все ли ему равно? Понимаешь, я все свои деньги отдал судье, потому что боюсь, отец их у меня отнимет.

Джим понюхал монету, покусал и потер ее.

– Ладно, мистер Гек, я сделаю так, что шар примет ее за настоящую, – пообещал он. – Надо разрезать сырую картофелину пополам, положить в нее монету на ночь, а наутро меди уже не будет заметно и на ощупь она не будет такая скользкая. Такую монету и в городе кто угодно возьмет с удовольствием, не то что волосяной шар.

Монета исчезла у Джима в кармане, и гадание началось. Шар стал нашептывать Джиму, а Джим пересказывал мне.

– Ваш папаша еще сам не знает, что ему делать. То думает, что уйдет, а другой раз думает, что останется. Лучше всего ни о чем не беспокойтесь, пусть старик сам решит, как ему быть.

Легче от этого предсказания мне не стало, но пришлось довольствоваться имеющейся уклончивой информацией. Я поплелся домой, полный мрачных предчувствий. Первое, что я увидел, войдя к себе в комнату, был мой родитель собственной персоной!

Отцу было лет около пятидесяти. Его длинные, нечесаные, грязные волосы свисали космами на лоб. Волосы были черные, без седины, а лицо совсем бледное, как рыбье брюхо. Одежда состояла из одних лохмотьев, один сапог лопнул, и наружу вылезли два пальца.

– Ишь ты, как вырядился! – вместо приветствия заявил мне папаша. – Небось думаешь, что ты теперь важная птица?

– Может, думаю, а может, и нет, – буркнул я.

– Говорят, образованный стал, читать и писать умеешь, – продолжал он недовольно. – Думаешь, отец тебе и в подметки теперь не годится, раз он неграмотный? Гляди, я дурь-то из тебя выколочу. Школу свою брось. Твоя мать ни одной буквы не знала, так неграмотная и померла. И все родные тоже. Я сам ни читать, ни писать не умею, а сынок, смотри ты, каким франтом вырядился! Зря думаешь, что я это терпеть буду! А может, врут, про грамотность-то? Ну-ка, почитай вслух.

Я взял учебник и начал читать что-то про генерала Вашингтона. Не прошло и минуты, как отец вы рвал книжку у меня из рук, и она полетела в угол.

– Вижу. Читать ты умеешь, – проговорил он беря в руки синюю с желтым картинку, где был нарисован мальчик с коровами. – Это что такое?

– Это мне дали за хорошую учебу.

– Я тебе тоже дам кое-что: ремня хорошего! – рассердился отец и разорвал картинку. – Разбогател, говорят! Это каким же образом?

– Все врут – вот каким, – буркнул я.

– В общем так: ты мне эти деньги завтра же достань.

– Нет у меня денег.

– Врешь! Они у судьи Тэтчера.

– Судья Тэтчер приобрел у меня весь капитал. Вот расписка. У меня есть всего один доллар, и тот мне самому нужен…

– Какое мне дело, что тебе нужно!

Папаша отобрал у меня единственный доллар, а на другой день напился и пошел к судье Тэтчеру требовать, чтобы тот отдал ему мои накопления. Ничего из этого не вышло, и тогда отец пригрозил, что заставит отдать деньги по закону.

Вдова и судья Тэтчер подали прошение в суд, чтобы меня у отца отобрали и кого-нибудь из них назначили в опекуны. Однако судья у нас с Сент-Питерсберге был новый. Он недавно получил назначение, еще не знал моего папашу и сказал, что суду не следует без крайней необходимости вмешиваться в семейные дела и разлучать родителей с детьми.

Будь моя воля, я объяснил бы новому судье, что такая крайняя необходимость существует. Папаша все время требовал у меня денег. Пришлось занять три доллара у Тэтчера. Отец их отнял, напился и в пьяном виде шатался по всему городу, ругаясь и безобразничая. Кончилось тем, что его поймали и посадили под замок, а наутро повели в суд и приговорили к недельному заключению.

Новый судья заявил, что намерен сделать из старика Финна человека. Он привел папашу к себе в дом, одел с головы до ног во все чистое, посадил за стол вместе с семьей и завел разговор о трезвости, да так, что папашу слеза прошибла.

– Боже мой, господин судья! – запричитал отец. – Столько лет я вел себя дурак дураком! Но уж теперь – все! Начинаю новую жизнь, и больше ни капли в рот не возьму!

Судья прослезился, жена его заплакала от умиления. Отец дал письменное обязательство не пить и вместо подписи поставил крест.

– Это историческая, святая минута… – проговорил новый судья, и добавил, – друг мой.

Старика отвели в лучшую комнату, которую берегли для гостей. Папаша лег спать трезвым, чего с ним не случалось ни разу за последние лет пятнадцать. Однако ночью ему захотелось выпить, он вылез на крышу, спустился по столбику на крыльцо, обменял свой новый сюртук на бутылку виски, влез обратно и осушил ее до донышка. На рассвете он, пьяный в стельку, вывалился из окна, скатился с крыши, сломал себе левую руку в двух местах и чуть было не замерз насмерть. Лучшую комнату судьи папаша превратил в уборную, и хозяин здорово обиделся.

– Старика, пожалуй, можно исправить, – процедил рассерженный судья, – хорошей пулей из ружья. Другого способа я не вижу.

Когда рука у отца зажила, он подал жалобу на судью Тэтчера, чтобы тот отдал мои деньги. Мне самому сильно от него влетало, потому что я так и не бросил школу. Раза два папаша ловил меня на улице и немилосердно порол, а весной выследил прямо после уроков, поймал и увез в лодке вверх по реке.

Мы с ним стали жить в старой хибарке. У отца было краденое ружье, и мы ходили на охоту, удили рыбу, так что еды хватало. Временами он запирал меня на замок и уезжал в лавку к перевозу. Там старик менял рыбу и дичь на виски, привозил бутылку домой, напивался вдребезги, пел песни, а потом колотил меня. Вдова узнала, где я нахожусь, и прислала мне на выручку слугу, но отец выгнал его, пригрозив ружьем.

После этого случая старик совсем распустился, повадился драться палкой, и я понял, что надо удирать. Обдумав все как следует, я решил, что возвращаться к вдове нет смысла. Лучше возьму с собой ружье и удочки и пойду бродяжничать по всей стране, а пропитание буду добывать охотой и рыбной ловлей. Я уйду так далеко, что ни старик, ни вдова меня больше ни за что не найдут. Дождавшись, когда папаша в очередной раз уехал за виски, я взял старую ржавую пилу без ручки и начал отпиливать кусок толстого бревна в углу хибарки, чтобы можно было пролезть в дырку. Времени это отняло порядочно, однако, когда я услышал шаги отца, дело уже шло к концу. Я наскоро уничтожил следы работы и спрятал пилу.

В тот вечер старик явился сильно не в духе. Он по бывал в городе у адвоката, и тот сказал, что выиграет процесс и получит деньги от Тэтчера, если удастся довести дело до суда. Существовало множество способов оттянуть разбирательство, а судья Тэтчер по праву считался большим мастером в таких делах. Адвокат упомянул, что судья со своей стороны затевает новый процесс, чтобы отобрать меня у отца и отдать под опеку вдове.

– Посмотрим, как им это удастся! – орал папаша. – Я буду глядеть в оба! Пусть только попробуют! Я-то знаю одно место, где тебя спрятать!

Ночью со стариком стало твориться неладное. Он как сумасшедший метался по хижине и кричал. Ему мерещились змеи, и он жаловался, что гады ползают у него по ногам, причем я никаких змей не видел и решил, что папаша допился до белой горячки. Потом стало еще хуже: он принялся гоняться за мной с ножом и называл Ангелом смерти.

Наконец он обессилел, повалился на кровать и задремал. Больше оставаться под одной крышей с ним было нельзя. Я снял со стены ружье, улегся в углу, прицелился в папашу и решил, когда он проснется, потребовать ключ, отпереть дверь и вы браться на свободу.