Текст книги "7 лучших историй для мальчиков"

– Как моя жена? – спросил Гленарван.

– Как сестра? – крикнул Роберт.

– Миссис Гленарван и мисс Грант ожидают вас на яхте, – ответил старший матрос. – Но надо спешить, сэр, – прибавил он, – нельзя терять ни минуты: уже начался отлив.

Все в последний раз обняли индейца. Талькав проводил своих друзей до шлюпки, уже спущенной на воду.

В тот миг, когда Роберт садился в шлюпку, индеец схватил его на руки, с нежностью поглядел на мальчика и сказал:

– Знай: теперь ты настоящий мужчина!

– Прощай, друг, прощай! – еще раз промолвил Гленарван.

– Неужели мы никогда больше не увидимся? – воскликнул Паганель.

– Quien sabe![58]58
  Quien sabe! – Кто знает!


[Закрыть] – ответил Талькав, поднимая руку к небу.

Это были последние слова индейца. Их заглушил свист ветра.

Матросы оттолкнулись от берега. Шлюпка, уносимая отливом, направилась в открытое море. Долго еще над пенившимися волнами вырисовывалась неподвижная фигура Талькава, но мало-помалу она стала уменьшаться и наконец совсем исчезла из глаз его друзей.

Час спустя Роберт первый взбежал по трапу на «Дункан» и бросился на шею Мэри Грант под гремевшие кругом радостные крики «ура», которыми экипаж яхты приветствовал возвращение Гленарвана и его спутников.

Так закончился этот переход через Южную Америку, совершенный без малейшего отклонения от прямой линии. Ни горы, ни реки не могли заставить наших путешественников отклониться от намеченного пути, и если этим самоотверженным, отважным людям не пришлось бороться с людской злобой, то стихии, не раз обрушиваясь на них, подвергали их суровым испытаниям.

Часть вторая

В первые минуты все только радовались, что снова встретились. Гленарвану не хотелось омрачать эту радость известием о неудаче поисков.

– Будем верить в успех, друзья мои! – воскликнул он. – Будем верить! Капитана Гранта нет с нами, но мы совершенно уверены, что разыщем его!

В словах Гленарвана звучала такая уверенность, что в сердцах пассажирок «Дункана» снова затеплилась надежда.

Действительно, пока шлюпка приближалась к яхте, Элен и Мэри Грант пережили немало волнений. Стоя на юте, они пытались пересчитать сидевших в шлюпке. Молодая девушка то приходила в отчаяние, то, наоборот, воображала, что видит отца. Сердце ее трепетало, она была не в силах вымолвить ни одного слова и едва держалась на ногах. Элен, обняв молодую девушку, поддерживала ее. Джон Манглс молча стоял подле Мэри и пристально вглядывался в шлюпку. Его глаза моряка, привыкшие различать отдаленные предметы, не видели капитана Гранта.

– Он там! Вон он! Отец! – шептала молодая девушка.

Однако по мере приближения шлюпки иллюзия рассеивалась. Когда же она была уже саженях в ста от яхты, то не только Элен и Джон Манглс, но и Мэри потеряла всякую надежду. Ободряющие слова Гленарвана прозвучали вовремя.

После первых поцелуев и объятий Гленарван рассказал Элен, Мэри Грант и Джону Манглсу об основных происшествиях, случившихся во время экспедиции, и прежде всего ознакомил их с тем новым толкованием документа, которое предложил проницательный Жак Паганель. Гленарван с большой похвалой отозвался о Роберте и заверил Мэри Грант, что она с полным правом может гордиться таким братом. Он рассказал о мужестве и самоотверженности мальчика в часы опасности и так расхвалил Роберта, что не спрячься тот в объятиях сестры, он не знал бы, куда и деваться от смущения.

– Не надо краснеть, Роберт, – сказал Джон Манглс, – ты вел себя как достойный сын капитана Гранта.

Говоря это, он притянул к себе брата Мэри и расцеловал его в щеки, еще влажные от слез молодой девушки.

Излишне упоминать о том, как сердечно были встречены майор и Паганель и с каким чувством благодарности вспоминали великодушного Талькава. Элен очень сожалела, что не могла пожать руку честному индейцу. Мак-Наббс после первых же приветствий ушел к себе в каюту и принялся там бриться спокойной, уверенной рукой. Что касается Паганеля, то он порхал от одного к другому, собирая, подобно пчеле, сладость похвал и улыбок. На радостях наш географ выразил желание перецеловать весь экипаж «Дункана», и так как он утверждал при этом, что Элен и Мэри Грант являются частью этого экипажа, он начал с них и закончил мистером Олбинетом.

Стюард нашел, что единственный способ, которым он может отблагодарить ученого за любезность, – это объявить, что завтрак готов.

– Завтрак? – воскликнул географ.

– Да, господин Паганель.

– Настоящий завтрак, на настоящем столе, с приборами и салфетками?

– Конечно, господин Паганель!

– И нам не подадут ни сушеного мяса, ни крутых яиц, ни филе страуса?

– О сударь! – укоризненно промолвил уязвленный стюард.

– Я не хотел задеть вас, друг мой, – заметил, улыбаясь, ученый, – но такова была наша обычная пища в течение целого месяца, и обедали мы не сидя за столом, а лежа на земле или восседая верхом на дереве. Поэтому-то завтрак, о котором вы нам возвестили, и мог показаться мне сновидением, вымыслом, химерой.

– Идемте же, господин Паганель, и убедимся в его реальности, – сказала Элен, будучи не в силах удержаться от смеха.

– Позвольте мне быть вашим кавалером, – обратился к Элен галантный географ.

– Не будет ли каких-либо распоряжений относительно «Дункана», сэр? – спросил Джон Манглс.

– После завтрака, дорогой Джон, – ответил Гленарван, – мы обсудим сообща план нашей новой экспедиции.

Пассажиры яхты и молодой капитан спустились в кают-компанию. Механику дан был приказ держать яхту под парами, чтобы быть готовыми пуститься в путь по первому сигналу. Свежевыбритый майор, а также и другие путешественники, быстро переодевшись, уселись за стол.

Завтраку мистера Олбинета была воздана заслуженная честь. Его нашли чудесным и даже превосходящим великолепные пиршества в пампасах. Паганель по два раза накладывал себе каждого блюда, уверяя, что он это делает «по рассеянности».

Это злополучное слово навело Элен Гленарван на мысль спросить, часто ли случалось милейшему французу впадать в его обычный грех. Майор и Гленарван, улыбаясь, переглянулись. Что касается Паганеля, то он громко расхохотался, откровенно признаваясь в своей слабости, и тут же дал честное слово в продолжение всего путешествия воздерживаться от присущего ему греха. Затем он самым забавным образом рассказал о своей неудаче с испанским языком и о своем глубоком изучении поэмы Камоэнса.

– Впрочем, – прибавил он, – «не было бы счастья, да несчастье помогло», и я не сожалею о своей ошибке.

– А почему, мой достойный друг? – спросил майор.

– Да потому, что теперь я знаю не только испанский язык, но и португальский. Вместо того чтобы говорить на одном языке, я говорю на двух.

– Право, я и не подумал об этом, – ответил Мак-Наббс. – Поздравляю вас, Паганель, от всего сердца поздравляю!

Все присутствующие зааплодировали ученому, занятому едой. Паганель умудрялся одновременно и есть и вести разговор. Но он не заметил кое-чего, не ускользнувшего, однако, от Гленарвана, а именно: того особенного внимания, какое оказывал Джон Манглс своей соседке по столу, Мэри Грант. Легкий кивок головы Элен дал понять мужу, что, действительно, дело обстоит «именно так». Гленарван с сердечной симпатией посмотрел на молодых людей, а затем обратился к Джону Манглсу, но совсем по иному поводу.

– Как совершился ваш переход, Джон? – спросил он.

– В наилучших условиях, – ответил капитан. – Только я должен довести до вашего сведения, сэр, что мы не проходили Магеллановым проливом.

– Вот как! – воскликнул Паганель. – Вы, значит, обогнули мыс Горн, а меня с вами не было!

– Повесьтесь! – сказал майор.

– Эгоист! – отозвался географ. – Вы даете мне такой совет лишь для того, чтобы получить мою веревку.

– Полноте, дорогой Паганель! – вмешался в их разговор Гленарван. – Если не обладать даром быть вездесущим, нельзя же одновременно находиться повсюду. И раз вы странствовали по пампасам, вы никак не могли в то же время огибать мыс Горн.

– Но это не мешает мне сожалеть о том, что меня там не было, – сказал ученый.

После этого Паганеля оставили в покое, а Джон Манглс стал рассказывать о сделанном переходе. По его словам, огибая американский берег, он обследовал все западные архипелаги, но нигде не обнаружил следов «Британии». У мыса Пилар, при входе в Магелланов пролив, пришлось из-за противного ветра изменить маршрут и пойти на юг. Яхта прошла мимо островов Отчаяния, достигла 67° южной тиироты, обогнула мыс Горн, прошла вдоль Огненной Земли, затем через пролив Лемера и взяла курс вдоль берегов Патагонии. Здесь, на высоте мыса Корриентес, ей пришлось выдержать сильнейшую бурю, ту самую, которая с такой яростью обрушилась во время грозы на наших путешественников. Выдержала яхта этот шторм хорошо и уже три дня крейсировала в открытом море, когда выстрелы карабина дали знать о прибытии ожидаемых с таким нетерпением путешественников. Капитан «Дункана» прибавил, что с его стороны было бы недобросовестно не упомянуть о редкой отваге, проявленной миссис Гленарван и мисс Грант. Буря их не испугала, и если они и беспокоились, то лишь о своих друзьях, странствовавших в это время по равнинам Аргентинской республики.

Этими словами Джон Манглс и закончил свой рассказ. Лорд Гленарван поздравил его с удачно сделанным переходом, а затем обратился к Мэри Грант.

– Дорогая мисс, – сказал он, – я вижу, что капитан Джон воздает должное вашим достоинствам, и я очень рад, что вы так хорошо чувствовали себя на борту его судна.

– Как же могло быть иначе? – ответила Мэри, глядя на Элен Гленарван, а может быть, и на молодого капитана.

– О, сестра моя очень любит вас, мистер Джон! – воскликнул Роберт. – Я тоже вас люблю!

– Я плачу тебе тем же, дорогой мальчик, – ответил Джон Манглс.

Молодой капитан был несколько смущен словами Роберта, а Мэри Грант слегка покраснела.

Джон Манглс поспешил переменить тему разговора:

– Раз я кончил свой рассказ о переходе «Дункана», то, быть может, вы, сэр, ничего не будете иметь против того, чтобы ознакомить нас с подробностями вашего путешествия по Америке, а также с подвигами нашего юного героя?

Конечно, ни одно повествование не могло доставить большего удовольствия Элен и мисс Грант, как это, и Гленарван не замедлил удовлетворить их любопытство. Рассказывая, он как бы заново проделал, не пропустив ни одного эпизода, все свое путешествие от одного океана до другого: переход через Кордильеры, землетрясение, исчезновение Роберта, похищение его кондором, выстрел Талькава, нападение красных волков, самопожертвование мальчика, знакомство с сержантом Мануэлем, наводнение, убежище на омбу, молния, пожар, кайманы, смерч и, наконец, ночь, проведенная на берегу Атлантического океана. Все эти эпизоды, то страшные, то веселые, попеременно вызывали ужас или смех слушателей. Не раз, когда говорилось о Роберте, его сестра и Элен Гленарван, восхищаясь мальчиком, осыпали его горячими поцелуями.

Закончив свое повествование, Эдуард Гленарван прибавил:

– А теперь, друзья мои, давайте подумаем о настоящем дне. Прошлое позади, но будущее в наших руках. Займемся же снова капитаном Гарри Грантом.

Завтрак был окончен. Все перешли в салон Элен Гленарван и разместились вокруг стола, заваленного картами и планами.

– Дорогая Элен, – не теряя времени, начал Гленарван, – взойдя на борт «Дункана», я сказал вам, что хотя с нами и нет потерпевших крушение на «Британии», но надежды найти их у нас больше, чем когда-либо раньше. После перехода через Южную Америку у нас явилось убеждение, даже скажу больше – уверенность, что катастрофа эта не произошла ни у берегов Тихого океана, ни у берегов Атлантического. Отсюда, естественно, вытекает, что толкование той части документа, где говорится якобы о Патагонии, было неверно. К счастью, нашего друга Паганеля осенило внезапное вдохновение, и он понял, что в толковании документа была сделана ошибка. Он доказал, что мы шли по ложному пути, и истолковал документ так, что у нас нет больше ни малейших сомнений в его подлинном смысле. Я говорю о документе, который написан на французском языке, и прошу Паганеля здесь же разъяснить вам его, чтобы ни у кого из вас не осталось ни тени недоверия к моим словам.

Ученый не замедлил исполнить просьбу Гленарвана. Он убедительнейшим образом изложил, что, по его мнению, означают обрывки слов: gonie и indi. Он ясно вывел из слова austral слово «Австралия». Он доказал, что судно капитана Гранта, покинув берега Перу, могло на пути в Европу потерпеть аварию и быть занесенным южными течениями Тихого океана к берегам Австралии. Гипотезы ученого были так остроумны, а выводы так логичны, что заслужили полное одобрение даже Джона Манглса, а он был очень строгий судья в таких вопросах, и его нельзя было увлечь фантастическими планами. Когда Паганель кончил, Гленарван объявил, что «Дункан» тотчас же направится в Австралию.

Однако майор попросил, прежде чем будет отдан приказ взять курс на восток, разрешить ему высказать одно простое соображение.

– Говорите, Мак-Наббс, – сказал Гленарван.

– Цель моя, – начал майор, – не заключается в том, чтобы поколебать доводы моего друга Паганеля; еще менее собираюсь я опровергать их. Доводы эти я нахожу серьезными, проницательными, достойными всяческого внимания, и мы несомненно должны на них опираться в наших будущих поисках. Но я хотел бы, чтобы они были подвергнуты еще одной, последней проверке: тогда они станут бесспорны и неопровержимы.

Никто не понимал, куда клонит осторожный Мак-Наббс, и все слушали его с некоторым беспокойством.

– Продолжайте, майор, – сказал Паганель, – я готов ответить на все ваши вопросы.

– И вам будет чрезвычайно легко это сделать, – промолвил майор. – Когда пять месяцев назад мы изучали в Клайдском заливе эти три документа, нам казалось, что другого толкования, чем то, какое было предложено, быть не может. Крушение «Британии» нигде не могла произойти, кроме как у берегов Патагонии. У нас не было даже тени сомнения на этот счет.

– Совершенно верно, – заметил Гленарван.

– Позднее, – продолжал майор, – когда, на наше счастье, Паганель по своей рассеянности попал на «Дункан», ему были предложены на рассмотрение эти документы, и он безусловно одобрил наше намерение производить поиски у берегов Америки.

– Правильно, – подтвердил географ.

– И, однако, мы ошиблись, – закончил майор.

– Мы ошиблись, – повторил Паганель. – Каждый человек может ошибиться, но только безрассудный человек упорно не хочет признать, что он ошибся.

– Не горячитесь, Паганель! – промолвил майор. – Я вовсе не хочу сказать, что мы должны продолжать наши поиски в Америке.

– Тогда чего же вы хотите? – спросил Гленарван.

– Хочу признания того, что Австралия кажется нам теперь единственно возможным местом крушения «Британии», с той же очевидностью, с которой еще недавно таким местом нам казалась Америка.

– Охотно признаем это, – ответил Паганель.

– Принимаю это к сведению, – продолжал майор, – и вместе с тем убеждаю вас не давать воли своей фантазии и не доверять всем этим противоречивым «очевидностям». Как знать! Быть может, после Австралии какая-нибудь другая страна внушит вам такую же уверенность, и если эти поиски снова окажутся неудачными, то не станет ли «очевидным», что их надо возобновить еще в другом месте?

Гленарван и Паганель переглянулись: соображения майора поразили их своей верностью.

– Итак, – продолжал Мак-Наббс, – раньше, чем мы направимся в Австралию, я хотел бы, чтобы была сделана последняя проверка документов. Вот они, эти бумаги, вот карты. Давайте просмотрим одно за другим все места, через которые проходит тридцать седьмая параллель, и подумаем, нет ли другой страны, на которую указывал бы наш документ.

– Это сделать нетрудно и недолго, – заявил Паганель, – так как, на наше счастье, вдоль этого градуса широты лежит мало земель.

– Посмотрим, – сказал майор, разворачивая английскую карту обоих полушарий, сделанную по Меркатору.[59]59
  Меркатор (1512–1594) – нидерландский географ-картограф; изобрел особый способ измерения больших расстояний на земной поверхности. Географические проекции Меркатора особенно важны в навигации, а в картографии употребляются и в настоящее время.


[Закрыть]

Карту разложили перед Элен, и все разместились так, чтобы иметь возможность следить за пояснениями Паганеля.

– Как я уже говорил вам, – начал географ, – тридцать седьмая параллель, пройдя через Южную Америку, пересекает острова Тристан-да-Кунья. Я утверждаю, что ни одно слово документа не может относиться к этим островам.

После тщательного рассмотрения документов все присутствующие должны были признать, что Паганель прав. Острова Тристан-да-Кунья были отвергнуты единогласно.

– Будем же продолжать, – снова заговорил географ. – Выйдя из Атлантического океана двумя градусами южнее мыса Доброй Надежды, мы попадаем в Индийский океан. Одна только группа островов встречается на нашем пути – Амстердамские острова. Обсудим вопрос о них так же, как мы это сделали по отношению к Тристан-да-Кунья.

После тщательного обсуждения Амстердамские острова были тоже отвергнуты: ни одно слово, полное или неполное, будь то французское, немецкое или английское, не могло относиться к этой группе островов Индийского океана.

– Теперь мы подходим к Австралии, – продолжал Паганель. – Тридцать седьмая параллель вступает на этот материк у мыса Бернулли и покидает его в том месте, где находится бухта Туфольд. Надеюсь, вы согласитесь со мной, что, не делая никакого насилия над текстом документов, можно отнести неполное слово stra из английского документа и неполное слово austral из французского к «Австралии»? Это так очевидно, что даже не стоит на этом настаивать.

Все согласились с заключением Паганеля. Его предположение казалось всесторонне обоснованным.

– Пойдем дальше, – продолжал майор.

– Пойдем, – откликнулся географ, – путешествие нетрудное. Покинув бухту Туфольд, мы пересекаем море на востоке Австралии и встречаем на пути Новую Зеландию. Тут я напомню вам, что обрывок слова contin из французского документа неопровержимо указывает на то, что вопрос идет о континенте. Стало быть, капитан Гранту не мог найти пристанища на Новой Зеландии, ибо она представляет собой не материк, а остров. Но пожалуйста – анализируйте, сравнивайте, переворачивайте на все лады слова и обрывки слов, а затем скажите, имеют ли они хоть малейшее отношение к этой стране.

– Ни в каком случае, – ответил Джон Манглс, тщательно рассмотрев документы и карту полушарий.

– Нет, – согласились с ним остальные слушатели Паганеля и даже сам майор, – о Новой Зеландии не может быть и речи.

– Дальше, – продолжал географ: – среди всего огромного водного пространства между этим большим островом и берегом Америки тридцать седьмая параллель проходит только по одному бесплодному, пустынному островку.

– Как он называется? – спросил майор.

– Смотрите на карту. Это остров Марии-Терезии, но, надо сказать, ни в одном из трех документов нет никаких следов этого названия.

– Никаких, – подтвердил Гленарван.

– А теперь, друзья мои, – закончил географ, – скажите: не ясно ли, что наиболее вероятным, а вернее сказать – совершенно бесспорным является мой вывод о том, что речь здесь идет именно об Австралии?

– Несомненно, – единодушно ответили пассажиры и капитан «Дункана».

– Скажите, Джон, – спросил тогда Гленарван капитана, – в достаточном ли количестве имеется у вас съестных припасов и угля?

– Да, сэр, я с избытком всем запасся в Талькагуано. К тому же мы легко сможем еще пополнить наш запас топлива в Капштадте.

– В таком случае, дайте приказ к отплытию…

– Еще одно соображение… – перебил Гленарвана майор.

– Говорите, Мак-Наббс!

– Как ни много у нас шансов на успех в Австралии, а не следовало ли бы нам все же на день-два сделать остановку у островов Тристан-да-Кунья и Амстердамских? Нам ведь это по пути. И тогда уж мы окончательно убедимся в том, что у этих островов не осталось следов крушения «Британии».

– Ну и недоверчив же этот майор! – воскликнул Паганель. – Он стоит на своем!

– Я стою главным образом за то, чтобы нам не пришлось возвращаться назад в том случае, если Австралия не оправдает наших надежд.

– Эти меры предосторожности кажутся мне разумными, – заметил Гленарван.

– И, уж конечно, не я стану вас отговаривать от них, – добавил Паганель, – напротив!

– Тогда, Джон, отдайте приказ идти к островам Тристан-да-Кунья, – распорядился Гленарван.

– Немедленно, сэр, – ответил капитан и отправился на свой мостик, в то время как Роберт и Мэри Грант горячо благодарили Гленарвана.

Вскоре «Дункан», держа курс на восток, уже рассекал своим форштевнем волны Атлантического океана, удаляясь от американских берегов.

Если бы яхта шла вдоль экватора, те сто девяносто шесть градусов, которые отделяют Австралию от Америки (или, вернее сказать, мыс Бернулли от мыса Корриентес), представляли бы собой путь в одиннадцать тысяч семьсот шестьдесят географических миль. Но тридцать седьмая параллель вследствие формы земного шара короче экватора, и, следуя по ней, яхте предстояло пройти всего лишь девять тысяч четыреста восемьдесят миль. От американского берега до островов Тристан-да-Кунья считается две тысячи сто миль. Это расстояние Джон Манглс надеялся пройти в десять дней, если только его не задержат в пути восточные ветры. Молодому капитана посчастливилось: к вечеру ветер стал заметно спадать, а затем изменил свое направление. Море успокоилось, и «Дункан» получил возможность проявить все свои бесподобные качества.

Жизнь вернувшихся пассажиров на яхте пошла своим обычным ходом. Казалось, что они и не покидали судна на целый месяц. Только теперь кругом них плескались волны уже не Тихого, а Атлантического океана. Но ведь все волны, если не считать некоторого различия в их оттенках, похожи друг на друга. Стихии, подвергшие наших путешественников стольким грозным испытаниям, теперь им благоприятствовали. Океан был как зеркало, дул попутный ветер, и паруса «Дункана», вздувшись под западным бризом, помогали его неутомимо работающей паровой машине.

Благодаря всему этому переход совершился быстро, без злоключений и приключений. Наши путешественники ждали с твердой надеждой австралийского берега. Они все больше и больше верили в успех. О капитане Гранте говорили так, будто яхта шла за ним в какой-то определенный порт. Уже были приготовлены каюта для него и койки для его двух матросов. Мэри Грант доставляло большую отраду устраивать отцовскую каюту, украшать ее. Каюту уступил мистер Олбинет; сам же он перебрался к своей супруге. Каюта, предназначенная для капитана Гранта, находилась рядом со знаменитой каютой номер шесть, заказанной Жаком Паганелем на пароходе «Шотландия». Ученый-географ, запершись, проводил в ней почти целые дни. Он с утра до вечера работал над трудом под заглавием «Чудесные впечатления географа в аргентинских пампасах». Часто было слышно, как он взволнованно читал вслух свои изящные периоды, прежде чем доверить их записной книжке. И, надо признаться, восторженный ученый не раз изменял музе истории Клио и обращался к божественной музе Каллиопе, вдохновительнице аттических поэм, прославляющих подвиги героев. Паганель и не скрывал того, что целомудренные дочери Аполлона охотно покидают для него Парнас или Геликон. Элен и майор поздравляли его с этими мифологическими посетительницами.

– Только смотрите, дорогой Паганель, – добавлял при этом майор, – берегитесь рассеянности, и если вам придет фантазия учиться языку австралийцев, то не вздумайте прибегнуть к помощи китайской грамматики.

Итак, на яхте все шло прекрасно. Эдуард и Элен Гленарван с интересом наблюдали за Джоном Манглсом и Мэри Грант. Супруги находили, что молодые люди ведут себя безупречно, а раз Джон Манглс молчит, то лучше делать вид, что они ничего не замечают.

– Что подумает капитан Грант! – сказал однажды жене Гленарван.

– Он подумает, что Джон достоин Мэри, и не ошибется, дорогой Эдуард.

Между тем яхта быстро двигалась к цели. Через пять дней после того, как скрылся из виду мыс Корриентес, а именно 16 ноября, подул западный бриз, чрезвычайно благоприятствующий судам, огибающим южную оконечность Африки: там дуют обычно юго-восточные ветры. «Дункан» распустил паруса и под своим фоком, гротом, марселями, брамселями и стакселями лег на левый борт и понесся левым галсом так быстро, что винт почти не успевал отталкиваться от ускользающих вод, рассекаемых его форштевнем. Можно было подумать, что «Дункан» принимает участие в состязании яхт Королевского яхт-клуба Темзы.

На следующий день океан оказался покрытым громадными водорослями, делавшими его похожим на огромный пруд, заросший травами. Казалось, это одно из тех саргассовых морей, которые образованы из обломков деревьев и растений с соседних материков. Впервые обратил на них внимание мореплавателей ученый Мори. «Дункан» словно скользил по громадной равнине (Паганель удачно сравнил ее с пампасами), и ход его несколько замедлился.

Прошли еще одни сутки, и на рассвете с мачты послышался голос сторожевого матроса.

– Земля! – крикнул он.

– В каком направлении? – спросил его Том Остин, стоявший в это время на вахте.

– На подветренном, – ответил матрос.

Не успел раздаться этот всегда волнующий крик: «Земля!», как палуба сразу наполнилась людьми. Вскоре из люка выглянула подзорная труба, и тотчас же вслед за ней появился Жак Паганель. Ученый не замедлил направить свой инструмент в указанном направлении, но не увидел там ничего похожего на землю.

– Взгляните на облака, – посоветовал ему Джон Мангле.

– Верно, – сказал Паганель. – Там, правда, еще очень неясно, но все же виднеется что-то вроде остроконечной горной вершины.

– Это Тристан-да-Кунья, – объявил Джон Манглс.

– В таком случае, если только память мне не изменяет, – продолжал ученый, – мы должны быть от него в восьмидесяти милях, ибо эта вершина, поднимающаяся на семь тысяч футов над уровнем моря, видна именно с такого расстояния.

– Совершенно верно, – отозвался капитан Джон.

Прошло несколько часов, и на горизонте вполне отчетливо вырисовалась группа чрезвычайно высоких островов с крутыми берегами. Коническая вершина Тристана выделялась темным силуэтом на сияющем фоне неба, разноцветно озаренного лучами восходящего солнца. Вскоре из скалистой массы архипелага выступил главный его остров, расположенный как бы у вершины направленного на северо-восток треугольника.

Тристан-да-Кунья находится под 37°8′ южной широты и 10°44′ западной долготы от Гринвичского меридиана. Этот маленький одинокий архипелаг Атлантического океана пополняется в восемнадцати милях к юго-западу островом Неприступный, а в десяти милях к юго-востоку – островом Соловей. Около полудня яхта прошла мимо двух главных приметных мест, которые помогают морякам ориентироваться, а именно: мимо угловой скалы острова Неприступный, очень похожей на лодку с поднятым парусом, и мимо двух островков у северной части острова Соловей, напоминающих развалины небольшой крепости. В три часа «Дункан» вошел в бухту Тристан-да-Кунья – Фалмут, – защищенную от западных ветров остроконечной горой Гельм. Здесь дремало на якоре несколько китоловных судов, занятых ловлей тюленей и других морских животных, которыми изобилуют эти берега.

Джон Манглс занялся приисканием надежного места для стоянки «Дункана», зная, что этот не вполне защищенный рейд представляет для судов большую опасность при северном и северо-западном ветре. Именно в этой бухте затонул в 1829 году английский бриг «Джулия» с командой и грузом. «Дункан» бросил якорь в полумиле от берега, на каменистое дно глубиной в двадцать саженей. Для пассажиров яхты тотчас была спущена большая шлюпка; они высадились на берег, покрытый тонким черным песком – мельчайшими остатками пережженных, выветрившихся известковых скал.

Столицей всего архипелага Тристан-да-Кунья является небольшой поселок, расположенный в глубине бухты, у широкого шумного ручья. В нем до полусотни довольно опрятных домиков, расположенных с той геометрической правильностью, которая, по-видимому, является последним словом английской архитектуры. За этим миниатюрным городком расстилается равнина в полторы тысячи гектаров, заканчивающаяся огромными насыпями из остывшей лавы. А над этой плоской возвышенностью поднимается конический пик в семь тысяч футов.

Гленарван был принят губернатором английской колонии и тотчас же осведомился у него относительно Гарри Гранта и «Британии». Но эти имена оказались совершенно неизвестными ему. Острова Тристан-да-Кунья находятся в стороне от обычного морского пути, и к берегам их редко подходят суда. После известного крушения английского судна «Блендон-Голл», разбившегося в 1821 году о скалы острова Неприступный, еще два судна потерпели крушение у берега главного острова: «Примоге» в 1845 году и трехмачтовый американский корабль «Филадельфия» в 1857 году. Этими тремя катастрофами и ограничивалась местная статистика кораблекрушений.

В сущности, Гленарван и не рассчитывал получить здесь какие-нибудь сведения, а расспрашивал губернатора для очистки совести. Из тех же самых соображений он послал шлюпки вокруг острова, окружность которого не превышает семнадцати миль. Если бы остров был даже втрое больше, то и тогда на нем не могли бы уместиться ни Лондон, ни Париж.

Пока производились эти поиски, пассажиры «Дункана» прогуливались по поселку и его окрестностям. Количество его жителей не достигало и ста пятидесяти человек. Все это были англичане и американцы, женатые на негритянках и капских готтентотках.

Наши туристы были рады тому, что чувствуют под ногами твердую почву. Побывав в поселке, они отправились на берег, к которому прилегает обработанная долина, единственная на этом острове. Все остальное пространство острова покрыто крутыми и бесплодными утесами из застывшей лавы. Среди них живет множество огромных альбатросов и тысячи пингвинов.

Путешественники сначала осмотрели утесы вулканического происхождения, а потом направились к долине. Вокруг них журчали многочисленные проворные ручьи, питаемые вечными снегами конусообразной горы. Пейзаж оживляли зеленые кусты, на которых виднелось почти столько же птичек, сколько и цветов. Среди зеленеющих пастбищ возвышалось одно-единственное дерево футов в двадцать вышиной. Гигантский кустарник туесе с древовидным стеблем, ацена с колючими семенами, могучие ломарии со своими переплетающимися стеблями, многолетние кустарниковые растения ануэрины, распространяющие кругом одуряющий аромат, мхи, дикий сельдерей, папоротник – все это представляло, правда, не разнообразную, но роскошную флору. Чувствовалось, что над этим благодатным островом нежно веет вечная весна.

В окрестностях поселка паслись стада быков и овец. Цветущие поля, засеянные хлебами, маисом, овощами, ввезенными сюда лет сорок назад, примыкали вплотную к улицам столицы.

Как раз в то время, когда Гленарван вернулся на борт, подошли к «Дункану» шлюпки. Они успели в несколько часов объехать кругом весь остров, но ни на какой след «Британии» на своем пути не наткнулись. Таким образом, приходилось окончательно вычеркнуть острова Тристан-да-Кунья из перечня тех мест, где можно было надеяться найти капитана Гранта.