Текст книги "Куриный бульон для души. Все будет хорошо! 101 история со счастливым концом"

Лицензия на улыбку

Улыбнитесь – и тучи разойдутся.

Уильям Артур Уорд

Любой, кто со мной знаком, назовет меня оптимисткой. Я верю в силу надежды и нахожу плюсы даже в самых сложных обстоятельствах. Мой оптимизм исходит из сильной веры во всемилостивого Бога, который, я уверена, интересуется даже малейшими деталями нашей жизни, а не только «важным». Я также верю, что ничего не происходит без причины, а если держать разум и душу открытыми, наш невидимый Бог часто становится видимым – и порой довольно забавным путем!

И все же порой надежду теряют даже оптимисты. Со мной такое случилось одним особенно холодным и унылым январским днем. Меня тяготили суровые испытания, с которыми пришлось столкнуться. Семейные и финансовые сложности и проблемы со здоровьем словно объединили силы, чтобы создать настоящий ураган эмоций, который в конце концов сломил мой дух. Я злилась, расстраивалась, тяготилась проблемами и чувствовала себя оторванной от Бога. Погода будто отражала мое настроение – сквозь серые тучи не пробивался ни один лучик солнца. Работая в тот день, я не могла отогнать ощущение безнадежности и отчаяния.

В середине дня я отправилась на обед. Все такая же подавленная, я заметила, что солнце ненадолго вышло из-за туч. Я начала размышлять о своем негативном подходе к жизни и поняла, что сама ответственна за это состояние души. Хотя не обращать внимания на боль было невозможно, я могла либо погрузиться в негатив, либо сместить фокус на положительные моменты. Я снова и снова напоминала себе об этом, но изменений не происходило. Поэтому я схватилась за руль и искренне взмолилась сквозь слезы: «Боже! Где же ты? Я не хочу таких чувств, но сегодня я в отчаянии и не вижу надежды. Прошу, помоги мне выбраться из этого мрака!»

Остановившись у светофора, я взглянула на машину, оказавшуюся прямо передо мной. Мое внимание привлек ее персонализированный номер, на котором значилось: «СОЛНЦЕСВЕТИТ». Я тотчас улыбнулась. Казалось, Бог таким образом напомнил мне, что на небе все равно светит солнце – и среди самой длинной, самой темной и холодной зимы за долгое время это само по себе было счастьем. Но затем я взглянула на машину, стоявшую в соседней полосе. На ее номере значилось: «БРЮЗГА». Прочитав номера друг за другом, я вслух произнесла: «СОЛНЦЕСВЕТИТ, БРЮЗГА». Тут я уже не просто улыбнулась, а рассмеялась! В тот момент два таких разных автомобильных номера еще раз убедили меня в своей способности выбирать настроение вне зависимости от обстоятельств. Я решила больше не хандрить и сразу же почувствовала прилив жизненных сил.

Вернувшись на работу, я рассказала эту историю нескольким коллегам, которые рассмеялись в ответ на мое «послание с небес». В тот день я узнала, что, когда мы сами не в силах вытащить себя из пучины отчаяния, нужно лишь помолиться!

Джули Хавенер

Плохие новости

Если не можете что-то изменить, измените свое отношение к этому.

Мэри Энгельбрайт

Мы со Сью ехали со скоростью семьдесят пять миль в час, поднимаясь по извилистой горной дороге на границе Северной Каролины и Вирджинии. Сью, моя младшая дочь, уже сама была мамой и бабушкой, а теперь и молодой сердцем пятидесятилетней вдовой. Полагаю, ее можно было назвать «мостиком» между мною и более молодыми членами семьи, потому что я часто просила ее отвезти меня куда-нибудь или сделать что-то, что не могла или не хотела делать сама.

Более политкорректно, пожалуй, было бы назвать Сью представителем «сэндвичного поколения»: эти мужчины и женщины среднего возраста еще воспитывали своих подросших детей, но при этом уже начинали заботиться о стареющих родителях, что добавляло хлопот в их и без того загруженную жизнь.

Откинувшись на спинку сиденья, я наслаждалась роскошью комфортной поездки и любовалась пейзажем, сильно отличавшимся от флоридского. Должна признать, порой бывали моменты, когда я жаждала увидеть горы и крутые холмы и скучала по краскам разных сезонов. И все же жить во Флориде на пенсии было просто замечательно, тем более так я могла заботиться о своей стареющей матери. Но иногда возникали ситуации, подобные этой, когда у моего сына обнаружились серьезные проблемы со здоровьем. Я обрадовалась, что дочь нашла время отвезти меня к нему, чтобы быть рядом после операции. Для нее эта поездка тоже много значила – она давала ей возможность увидеться со старыми друзьями и близкими.

Когда мы въехали в Вирджинию, деревья и трава стали еще зеленее, отражая солнечный свет поздней весны. Когда мы поднялись на одну из самых красивых точек шоссе, справа от нас раскинулись живописные долины и бескрайние поля, на которых тут и там виднелись белые постройки цивилизации. Слева в небо вздымались горы, по которым бежали ручьи талой воды, огибающие замшелые камни, а в предгорьях все было покрыто растительностью, подчеркивающей крутой уклон. Тут и там виднелись осколки скал и комья земли, которые сорвались с утесов и лежали молчаливым напоминанием о провалившейся попытке человека победить этот горный ландшафт.

Я повернулась направо, пытаясь найти гору со следом «укуса» на вершине. Я считала этот укус «делом рук человека» – должно быть, без него было не натянуть провода, чтобы провести сюда цивилизацию. На подъезде к краям, где жил дядюшка Чарли, наша семья всегда искала эту гору, причем все старались друг друга опередить.

Вот так, без предупреждения, не пытаясь даже смягчить удар, мне сообщили страшный диагноз.

Было 28 апреля 2009 года – день, который мне нельзя забывать. Но сколько еще я смогу его помнить?

Мой мобильник вдруг зазвонил, нарушив спокойствие момента. Я взглянула на номер и ответила с некоторым беспокойством. Я уже какое-то время ждала этого звонка.

– Здравствуйте, мисс Беннетт, – радостно приветствовали меня. – Это Аннетт из офиса доктора Джея. Он хочет вам сообщить, что пришли результаты вашей томографии. Они соответствуют болезни Альцгеймера.

Я ахнула! Вот так, без предупреждения, не пытаясь даже смягчить удар, мне сообщили страшный диагноз, которого я ожидала, но все равно боялась. Я сама попросила сделать мне ПЭТ (позитронно-эмиссионную томографию – это особая техника исследования организма, которая позволяет построить трехмерные изображения внутренних органов).

– Он хочет, чтобы вы незамедлительно начали принимать «Арисепт», – добавила Аннетт. – Я оформлю рецепт. Хорошего вам дня. – С этими словами она повесила трубку.

Я закрыла телефон, убрала его в сумочку и, ничего не говоря, продолжила смотреть по сторонам, хотя пейзаж уже потерял свое обаяние.

– Кто звонил? – спросила Сью.

– Девушка из больницы, – ответила я, стараясь выдавить хотя бы полуулыбку. – Обещает оформить рецепт на лекарство от моих проблем с памятью.

Сью повернулась ко мне и начала что-то говорить.

Я решила принимать каждый день таким, какой он есть, и жить своей жизнью.

Я коснулась ее плеча и остановила, пока дочь не стала задавать вопросов:

– Следи за дорогой, милая. Шоссе извилистое, а падать далеко. Такое впечатление, что мы въехали прямо в облако.

В ту минуту я не готова была делиться своим диагнозом с близкими, хотя ничего на самом деле не изменилось – просто официально подтвердились мои подозрения.

Если бы я сама была за рулем, мрачные мысли могли бы завести меня на опасную дорогу. Новость сообщили мне так бессердечно, что у меня мурашки побежали по коже. Я смотрела на отвесную скалу, нависающую над долиной, и на секунду задумалась, не лучше ли свернуть с шоссе и полететь вниз, навстречу своей судьбе, вместо того чтобы годами зависеть от других и жить в тумане, который явно ждал меня впереди.

Но разум все же возобладал, и в ту секунду я приняла важнейшее решение.

Я не собиралась становиться жертвой. Я решила принимать каждый день таким, какой он есть, и жить своей жизнью. Все остальное было не в моей власти. Но я не хотела считать себя просто пешкой. Я решила бороться и пытаться замедлить процесс, но никогда, ни за что не чувствовать себя его жертвой.

Лоис Уилмот-Беннетт

Глава 3. Каждый день – особенный

Каждый день приносит новые подарки. Не бойтесь их открывать.

Рут Энн Шабакер

Каждый день – пятница

Понедельник – жалкий способ провести 1/7 вашей жизни.

Автор неизвестен

Я люблю пятницы, и в этом я не одинока. У большинства людей последний день рабочей недели ассоциируется с облегчением, расслаблением и предвкушением хороших выходных. Не может быть, чтобы не было ничего особенного в том дне, который встречают с такой радостью, что в честь него даже назвали одну из ресторанных сетей!

Неудивительно, что и я отмечаю наступление каждой пятницы. Утром я увожу сына в школу, а затем заезжаю в «Старбакс», где покупаю себе вкусный кофе. А после, вместо того чтобы сразу ехать домой, я выбираю самую красивую дорогу и обычно проезжаю через любимый уголок местного природного парка. В течение дня я то и дело ловлю себя на мысли, что радуюсь просто тому, что наступила пятница, а не понедельник, не вторник и даже не среда.

Когда через несколько часов я забираю сына из школы, он дает мне пять, и мы хором кричим: «ПЯТНИЦА!» Эхо этого возгласа еще долго разносится по округе. Затем мы выискиваем признаки начала пятничного праздника в университетском городке, через который проезжаем по дороге домой. На лужайках друзья перекидываются футбольными мячами, готовятся гамбургеры, люди садятся на качели у себя на крыльце, начинаются вечеринки. Порой кажется, что весь мир празднует наступление пятницы!

Что, если поделиться этим «пятничным настроением» с дождливыми понедельниками, унылыми вторниками и грустными средами?

Несколько дней назад я вышла из кабинета врача, довольная позитивным прогнозом относительно беспокоившей меня медицинской проблемы. Мое хорошее настроение стало еще лучше, когда я увидела вокруг первые признаки весны – цвели цветы, пели птицы, солнце грело мне спину. Я вдруг почувствовала, что не прочь это отпраздновать, и мне в голову тут же полезли мысли о кофе. Прошептав: «Капучино!» – я направилась в кофейню, которая, к счастью, находилась прямо за углом.

Мой мозг протестовал: «Что ты творишь? Сегодня вторник! Для кофе есть пятница!» И вдруг я поняла, насколько глупа эта мысль! Чем пятница лучше других дней недели? Зачем терять шесть дней впустую, чтобы радоваться только на седьмой? Через несколько минут я уже шла обратно к машине, широко улыбаясь и держа в руке малиновый мокко.

Да, победа была небольшой, но она показывает, как многие из нас проживают свою жизнь. Мы вечно ставим условия, которые необходимо выполнить, чтобы стать счастливыми. Кто-то думает, что праздновать можно будет после окончания института и устройства на работу, а кто-то откладывает этот момент до той поры, когда дети наконец начнут на целый день уходить в школу. Кто-то собирается радоваться, когда выкупит машину, а кто-то ждет выхода на пенсию. В этом ожидании мы теряем ужасно много времени, которое отмерил нам Бог, и упускаем счастье каждого дня. Что, если поделиться этим «пятничным настроением» с дождливыми понедельниками, унылыми вторниками и грустными средами? В итоге наша жизнь точно станет гораздо счастливее.

Интересно отметить, что «Фрайдис» работает не только по пятницам! Нет, они празднуют всю неделю напролет – и в выходные тоже.

Нам стоит брать с них пример.

Элейн Бридж

Благословен рак мозга

На одном пути можно найти и горесть, и радость.

Юдора Уэлти

В августе 2002 года я получил самый ценный подарок в жизни – мне сообщили, что у меня рак мозга в терминальной стадии и мне осталось жить от четырех до шести месяцев. Это случилось ровно через пять месяцев после моей свадьбы. Моя карьера шла в гору, друзья и близкие любили меня. Я был счастлив как никогда. Так почему это стало для меня подарком? Почему?

Потому что мне нужно было смириться со смертью.

Ситуация меня ужасно злила: я ненавидел рак, ненавидел себя, докторов и Бога.

Одной холодной январской ночью 2003 года я бродил по улице, одинокий и несчастный. Клиническое исследование, в котором я участвовал, было очень опасным и не давало никаких гарантий. Меня допустили к нему только потому, что мой рак уже вошел в терминальную стадию, и шансов выжить у меня почти не осталось. У меня путались мысли, меня постоянно тошнило, и я едва мог ходить даже с тростью.

Ситуация меня ужасно злила: я ненавидел рак, ненавидел себя, докторов и Бога. Я кричал, вопил, рыдал и всячески протестовал против этой несправедливости. Впервые за пятьдесят четыре года я обрел счастье, а теперь эта жуткая болезнь не только забирала у меня всю радость жизни, но и лишала всякого намека на стабильность, комфорт и уют. Неужели мне было суждено сгнить заживо и так рано сойти в могилу?

Затем внезапно среди всего этого безумия раздался вдохновляющий голос моего старого друга, начальника и наставника Клемента Стоуна, который одним из первых написал о позитивном мышлении. Я вдруг вспомнил слова, которые он повторял не одну тысячу раз: «Любое испытание несет в себе зерно равного или большего блага для того, кто мыслит позитивно!»

Что?

Правда?

Большее благо?

Старик, что хорошего можно найти в медленной смерти от рака мозга? (Тогда я еще не знал, что мистер Стоун скончался пятью месяцами ранее в возрасте 100 лет.)

Его слова снова и снова звучали в той части моего мозга, которая еще функционировала. Не просто испытание, а любое испытание, как он сказал, ЛЮБОЕ испытание несет в себе зерно равного или большего блага! Да вы издеваетесь!

К счастью, долгие годы работы под его началом, в течение которых он был моим учителем и героем, оставили свой след – у меня над головой, словно солнце, сияли слова: «Я должен подумать». Он часто использовал эту фразу – и часто прибегал к ней при описании критических жизненных ситуаций. Однажды отчаявшийся, потерявший надежду человек приставил к его голове пистолет. Он сказал, что все потерял, и хотел убить мистера Стоуна, а затем и себя. Хотя большинство из нас в такой ситуации ударились бы в панику, мистер Стоун спокойно сказал: «Я должен подумать» – и разработал план, как спасти не только себя, но и нападавшего. Впоследствии он устроил этого человека на работу, где тот добился успеха и прекрасно трудился весь остаток жизни.

«Так, – сказал я самому себе, следуя примеру Стоуна. – Давай-ка подумаем». Я тотчас успокоился и почувствовал себя разумным – впервые за много месяцев.

Итак… Какие у меня были варианты? В конце концов, жизнь в этот момент давала мне не слишком большой выбор.

У меня явно не было возможности «жить долго и счастливо». Или все же была?

Правда в том, что случиться могло всего две вещи: либо я должен был очень скоро умереть, либо – что гораздо менее вероятно – прожить еще довольно долго.

Так что, если бы я умер?

У меня было множество причин сохранять позитив и ни одной причины злиться.

Что ж, я решил, что если и дальше буду сердиться и сетовать на судьбу, то последние несколько месяцев моей жизни пройдут в печали и изоляции и станут настоящим адом для моих близких, из-за чего меня запомнят как ворчливого старика, который позволил раку победить. Я получу свою долю сочувствия, но в конце концов не буду вызывать у них ничего, кроме презрения.

С другой стороны, что, если я буду мыслить позитивно и надеяться на лучшее? Смерть этим не отсрочишь.

Однако в таком случае последние месяцы своей жизни я буду дышать глубоко и свободно, перестану сердиться по пустякам и буду дарить любовь своим близким и всем, кто попадется мне на пути. Я умру счастливым человеком, и меня запомнят как отважного парня, который встретил смерть дерзко и мужественно, с высоко поднятой головой. Все мои знакомые будут уважать мою память.

А что, если я не умру? Что, если выживу?

Тогда вообще нет смысла сердиться и страдать! Зачем тратить целые месяцы своей жизни, оплакивая скорый конец, который так и не наступит?

Получалось, что у меня было множество причин сохранять позитив и ни одной причины злиться.

В тот момент, в ту самую секунду, впервые в своей жизни я перестал умирать и начал жить.

Я стал всем говорить, что рак мозга – лучшее, что со мной случалось, и сегодня я всем сердцем уверен в этом.

Живите каждый день, живите каждую минуту, живите каждую секунду своей жизни.

Немногим более года назад я узнал, что рак вернулся. Сегодня лечение гораздо лучше изучено и более предсказуемо, однако нельзя быть уверенным в его эффективности. После года облучения и химиотерапии доктора решили продлить химиотерапию на неопределенный срок и велели мне раз в месяц делать МРТ, не давая при этом никаких обещаний.

Как на меня повлияли эти тревожные новости? Я стал лишь более позитивным!

С того судьбоносного момента – с той холодной, темной январской ночи 2003 года – я ни секунды своей жизни не потерял на страх смерти. Все свое время я трачу на жизнь.

В первый раз рак мозга сделал меня лучше. Во второй раз он делает меня еще лучше. Рак мозга – лучшее, что со мной случалось в жизни.

А что насчет вас? У вас в жизни будет и хорошее, и плохое. Порой жизнь будет радовать вас, а порой швырять камни вам в лицо.

Все это рано или поздно случится, и у вас будет лишь два способа ответить – либо сохранить позитив и веселый настрой, либо погрузиться в тоску и печаль. Вот и все. Главное помнить, что выбор всегда за вами! Вы выбираете, насколько счастливым быть каждый день своей жизни, что бы ни происходило – когда угодно, где угодно и с кем угодно.

Выбирайте жизнь, а не смерть. Выбирайте позитив, а не негатив. Не ждите трагедии вроде моей, чтобы наконец это понять. Живите каждый день, живите каждую минуту, живите каждую секунду своей жизни.

Том Шумм

Одиннадцать минут

Действуйте так, словно от ваших поступков что-то зависит. Это действительно так.

Уильям Джеймс

Среда началась довольно обычно. Я выключила будильник и повалилась обратно на теплую и мягкую постель, слушая тихое дыхание мужа и ритмичное причмокивание дочери. Они еще спали.

Чувствуя, что вот-вот снова засну, я заставила себя открыть глаза и села на кровати. Я не просто так решила встать в безумные пять часов тридцать минут утра! Быстро натянув одежду для бега, я пошла к машине.

Пока я ехала к стадиону, было еще темно, и я гадала, привыкну ли когда-нибудь вставать до рассвета. На небе еще ярко сиял Орион, но горизонт уже светлел.

Я не узнавала людей, которые бегали или группами ходили по темному стадиону. Затем я увидела женщину, которая шла одна. Мариса? Накануне она сказала, что, возможно, сегодня не придет. Растягивая ахилловы сухожилия, я пригляделась.

Нет, не она. Просто незнакомка в синей ветровке.

Ступив на беговую дорожку, я почувствовала, что нога почти в норме. Размявшись, можно будет хорошенько побегать. Я прошла мимо трибун и справа, на Черри-авеню, увидела быстро бегущую вместе с приятельницами Лиэнн. Однажды и я смогу держать их темп.

Слева меня обогнал еще один бегун. Он был похож на мужа Лиэнн, Тодда. Может, он тоже приходит на стадион, когда она бегает? Нет, это вряд ли. Я не сомневалась, что Тодд остался дома с…

БАМ!

Бегун упал как подкошенный. Его голова громко ударилась о дорожку.

Бегун упал как подкошенный. Его голова громко ударилась о дорожку – все равно что шар для боулинга, брошенный на бетонный пол.

– Ой! – отпрыгнув, воскликнула женщина в синей ветровке. Она была от него всего в паре шагов.

– С ним все в порядке? – крикнула я. Будучи ярдах в тридцати от них, я поспешила подойти ближе.

Мужчина на дорожке не издавал ни звука. Он даже не кричал от боли.

– У кого-нибудь есть телефон? Звоните 911! – велела женщина в синей ветровке.

Вытащив телефон, я набрала 911. Мужчина хрипло дышал. Гудок. Глаза у него были открыты, но он смотрел в одну точку; язык высунулся изо рта. Еще гудок. Его ноги неестественно подогнулись. Еще гудок. Я подошла к нему и проверила, не подвернул ли он ногу.

– Здравствуйте, чем могу помочь?

– Мужчина только что упал на школьном стадионе «Уиллоу-Грей» на Черри-авеню. Пришлите, пожалуйста, «Скорую».

– Хорошо, секундочку.

Вокруг стали собираться люди. Все тихонько переговаривались. Никто не касался мужчины.

– Скажите, что у вас болит? Вы в порядке? – громко спросила я.

Я никак не могла понять, почему он не говорит: я и не догадывалась, что его повреждения незаметны глазу. Он казался вполне здоровым мужчиной за сорок.

– Здравствуйте, чем могу помочь? – сказала мне диспетчер по телефону, и я поняла, что во время долгой паузы мой звонок перенаправляли в службу спасения Сан-Хосе.

– Мужчина только что упал на школьном стадионе «Уиллоу-Грей» на Черри-авеню. Пришлите, пожалуйста, «Скорую», – повторила я.

– Секундочку.

Мы все молча смотрели на пострадавшего. Ждали чего-то. Его дыхание становилось все тише. Тише. Еще тише. Уже не дыхание, а хрипы.

О, господи… Мужчина умирал прямо у меня на глазах!

О, господи… Он умирал прямо у меня на глазах! Мы все на мгновение замерли, осознав это.

– Он не дышит! – прокричала я в телефон. – Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание?

Много лет назад я прошла курсы первой помощи. Мне было неприятно при мысли о дыхании рот в рот, но я хорошо помнила, как делать массаж сердца, поэтому решила не терять времени.

Первым делом я распрямила ему ноги, а затем опустилась на колени возле его груди. Я не стала поправлять ему голову, проверять пульс или слушать сердцебиение. Левым плечом я прижала к уху телефон и незамедлительно начала массаж.

– Раз, и два, и три, и четыре, и… – сосчитала я и сделала паузу. – Он не дышит. Кто-нибудь может сделать дыхание рот в рот? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Я считала, продолжая надавливать ему на грудь, не давая сердцу остановиться:

– Раз, и два, и три, и четыре, и…

Коснувшись его щеки, я заглянула ему в глаза. Его кожа на ощупь была гладкой и холодной. Его глаза были открыты, но ничего не видели. Казалось, язык блокирует его дыхательные пути.

Подтянутая, активная бабушка Барбара с густыми, коротко подстриженными седыми волосами опустилась на колени, чтобы поправить ему голову. У нее дрожали руки.

– Зажмите ему нос, – предложил кто-то у меня за спиной.

– Запрокиньте ему голову, – посоветовал еще кто-то.

– Раз, и два, и три, и четыре, и… – считала я, ритмично нажимая ему на грудь.

Барбара попробовала пальцем сдвинуть ему язык. Он рефлекторно ее укусил.

– Ой! – вскрикнула она.

– Раз, и два, и три, и четыре, и…

Отважно зажав мужчине нос, Барбара вдохнула воздух ему в рот. Его грудь поднялась и снова опала.

Диспетчер службы спасения начала давать инструкции по оказанию первой помощи.

Я считала и сжимала грудь мужчины. Считала и сжимала. Считала и сжимала.

Барбара вдохнула еще раз.

– Держись! – крикнула она мужчине. – Твое время еще не пришло!

У меня перед глазами мелькали сцены из фильмов, и я гадала, летает ли сейчас душа этого мужчины над нами, наблюдая за нашими действиями свысока.

Диспетчер объяснила мне, как расположить руки. Мне претило слушать бесполезные инструкции, пока я пыталась не сбиться с ритма, то и дело проверяя дыхание мужчины.

– Я проходила курсы, – раздраженно прервала я диспетчера.

– Мэм, я просто хочу убедиться, что вы все делаете правильно!

Ладно. Я замолчала и позволила ей продолжить:

– Теперь нужно шестьсот раз сдавить ему грудь.

– Шестьсот раз? – недоуменно переспросила я.

– Да, шестьсот раз. Не останавливайтесь. Считайте так, чтобы я слышала.

– Раз… два… три… – громко считала я.

Барбара еще раз вдохнула воздух в рот мужчине, и мне показалось, что он начал дышать сам.

– Тебе рано умирать! – кричала она.

– Девять… ДЕСЯТЬ… Раз… два… три…

Я вошла в ритм и чуть не уронила телефон. Шея болела от того, что мне приходилось прижимать его плечом. Я попросила кого-нибудь подержать его для меня и переключить на громкую связь.

– Девять… ТРИДЦАТЬ… Раз… два…

Барбара прекратила делать дыхание рот в рот, потому что мужчина теперь глотал воздух сам. Его язык по-прежнему безвольно лежал во рту, и каждый выдох сопровождался громким сопением.

– Теперь он дышит сам, – сказала я диспетчеру. – Восемь… девять… СТО… Раз… два…

– Ого, – раздался у меня за спиной мужской голос. – У него тяжелый сердечный приступ. Очень тяжелый.

Я наконец-то поняла, что у мужчины нет видимых повреждений, а следовательно, проблема внутри. Останавливаться было ни в коем случае нельзя. Я поддерживала его сердцебиение! Впервые я решила проверить пульс у него на шее и ничего не почувствовала. Может, я просто не нашла артерию? Я продолжила считать и делать массаж.

– ДВЕСТИ… Раз… два…

Казалось, прошла целая вечность с того момента, как я позвонила в службу спасения. Где же «Скорая»? Мы ведь не всесильны.

– Восемь… девять… ДВЕСТИ ВОСЕМЬДЕСЯТ… Раз… два…

– Вам нужна передышка? – спросил кто-то сзади. – Вы справляетесь?

Я не стала оборачиваться:

– Спасибо, все хорошо.

У меня уже побаливала поясница, но я боялась остановиться и позволить кому-нибудь занять мое место. Я не хотела останавливаться. Я не могла остановиться. Я считала и сжимала ему грудь. Считала и сжимала. Считала и сжимала.

– Восемь… девять… ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ… Раз… два…

Когда я сосредоточилась на счете, моя тревога немного утихла, но затем я вдруг поняла, сколько времени прошло! Солнце уже встало, темнота рассеялась.

– Где «Скорая»? – раздраженно крикнула я диспетчеру.

– Уже едет, – заверила она. – Продолжайте. У вас отлично получается.

– Девять… ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ… Раз… два…

Я чувствовала, как в толпе нарастает беспокойство.

– Они уже должны быть здесь! – отчаянно воскликнул кто-то.

– Восемь… девять… – Я сбилась со счета и наугад сказала: – ЧЕТЫРЕСТА ВОСЕМЬДЕСЯТ.

Мы услышали сирену. Машина ехала по главной школьной улице у нас за спиной.

– Они не на той дороге! – в панике воскликнули сзади.

– Нет, они знают, куда едут, – спокойно объяснила диспетчер. – Продолжайте. У вас отлично получается.

Сирены стали ближе, и мы увидели, как на улице остановилась пожарная машина. Пожарники в синей униформе спокойно вышли, собрали все необходимое и пешком пошли по стадиону.

– Почему они не бегут? Им нужно торопиться! – услышала я слева.

– Восемь… девять… ПЯТЬСОТ ДЕСЯТЬ… Раз… два…

Толпа немного расступилась, чтобы дать дорогу пожарным, и один из них положил сумку на землю и начал надевать перчатки, вытаскивая оборудование. Затем, не торопясь, он подошел к нам.

– Так, можете прекратить массаж, – сказал он мне. Я заметила печаль в его глазах. – Я вас заменю.

Я встала и отошла в сторону, а он снова начал сдавливать мужчине грудь. Кто-то вернул мне телефон.

– Они приехали, – сказала я диспетчеру.

– Да, я вижу, что они на месте. Вы отлично поработали, – ответила она и повесила трубку.

Подъехала «Скорая», и к пожарным присоединились фельдшеры. Они достали кислородный мешок, а затем освободили дыхательные пути и ввели трубку. Продолжая массаж сердца, они сменяли друг друга. Фельдшеры сжимали грудь очень сильно, при каждом надавливании ноги мужчины подергивались, и я начала переживать, что мой массаж оказался бесполезен. Неужели я давила слишком слабо? Неужели все было зря?

Фельдшеры не могли прощупать пульс. Работая тихо и эффективно, они разрезали на мужчине футболку, чтобы приложить электроды дефибриллятора. Кто-то сказал:

– РАЗРЯД!

Вся команда отпрянула от больного, дали разряд. Руки и ноги мужчины дернулись, торс напрягся.

Пульса по-прежнему не было. Фельдшеры продолжили массаж. Бесполезно.

– РАЗРЯД!

Они попробовали еще раз. Тело мужчины дернулось и снова обмякло.

Воцарилась тишина. Мы все ждали сигналов монитора.

– Пи-и-ип… пи-и-ип… пи-и-ип…

Все выдохнули с облегчением – его сердце снова билось.

– Они вернули пульс! – крикнул кто-то.

Я не чувствовала удивления. Мне даже в голову не приходило, что мужчина может не выжить.

Остальные захлопали в ладоши. Казалось, все были обрадованы и удивлены. Почему-то я не чувствовала удивления. Мне даже в голову не приходило, что он может не выжить. Может, я была в шоке?

Пожарный нашел ключ от дома в кармане шортов мужчины. Никаких документов не было. Ни кошелька. Ни телефона. Никакой возможности сообщить его семье о случившемся. Должно быть, он жил неподалеку. Я с ужасом думала, что кто-то ждет его дома, не зная, что произошло.

«Скорая» уехала, и несколько пожарных остались, чтобы убрать с дорожки мусор от медицинских принадлежностей. Одним из них был тот, с печальными глазами.

Он подошел ко мне и сказал:

– Знаете, обычно у нас такого не случается.

– Ага, – добавил другой пожарный. – Обычно мы не можем их вернуть.

Я не верила своим ушам:

– Что? Почему? Все просто стоят и смотрят?

– Нет, свидетелей часто и вовсе не бывает. Люди заходят в комнату и обнаруживают человека на полу. Порой прошло уже слишком много времени, или они не знают, сколько времени прошло, или не умеют оказывать первую помощь.

– Когда он упал, как скоро вы приступили к реанимации? – спросил пожарный с печальными глазами.

Я немного подумала:

– Хм-м… Пожалуй, и минуты не прошло.

– Это его и спасло. Ему повезло. Чем раньше начать массаж, тем выше шансы на восстановление, – сказал пожарный, продолжая заполнять отчет.

Теперь я поняла, почему сначала его глаза были так печальны. Приехав на вызов, он, видимо, не ожидал благоприятного исхода. Он по опыту знал, что в таких случаях в истории редко бывает счастливый конец.

Женщина в синей ветровке, которая стояла рядом со мной, уже с трудом держалась. Я повернулась, чтобы ее обнять. Она была совсем перепугана.

– Как вас зовут? – спросила она меня, вытирая слезы.

– Хизер. А вас?

– Сюзанна. О, я бы с этим не справилась. Хизер, я вас никогда не забуду. Вы молодец. Я все думаю, что на его месте мог оказаться мой муж… – Она замолчала, не в силах совладать с чувствами.

Теперь женщина в синей ветровке стала для меня Сюзанной.

Я была не готова как ни в чем не бывало продолжить собственную жизнь.

Я посмотрела на телефон: 6.15 утра. Я не могла поверить, что все случилось менее чем за полчаса! Казалось, прошло гораздо больше времени. Мне не нужно было домой до половины седьмого. Стоило ли мне побегать? Я не прошла по стадиону ни единого круга. Оглядевшись, я увидела, что остальные вернулись к своим упражнениям, и это показалось мне странным. Я была не готова как ни в чем не бывало продолжить собственную жизнь. Я хотела поехать домой. Попрощавшись с другими бегунами, я пошла к машине.

– Мэм! – окликнули меня.

Обернувшись, я снова увидела пожарного с печальными глазами.

– Я просто хотел еще раз сказать, что вы молодец. Я сейчас поеду в больницу, чтобы забрать своих ребят, которые уехали с ним на «Скорой». Мне позвонить вам, если я что-то узнаю о его состоянии?

– Конечно. Было бы здорово. Я хочу знать, как у него дела. И нашли ли его родственников.