Текст книги "Год обезьяны, или Клад купца Трофимова"

Глава 4. «Зеленая» на юге

Место встречи в центре Олег нашел очень быстро. Допотопная белая арка в честь победы кого-то над кем-то не первый век служила излюбленным ориентиром для всех отдыхающих города. Под ней назначали встречи. В бойницу останков старинной крепости, соседствующей рядом, бросали монеты, что бы вернуться сюда ещё раз. Рядом делали стандартные для каждого южного местечка фотографии на память с видом на море или в развалинах прошлых веков.

Маркер встал в проеме, поправил рюкзак на плече, и принялся всматриваться в лица отдыхающих. «После пляжа, где все без макияжа, узнать девушек будет сложно. Это факт. Цвет и фасон их купальников уже не будет определяющим в оценке внешности. Вот так. Приплыли. – думал Олег, – Как же я найду именно тех девчонок? Это первый вопрос. А второй напрашивается сам по себе: может быть познакомиться с кем-нибудь другим, получше? Такие очаровашки вокруг, пальчики оближешь. Пусть и с макияжем, и в брюках… Хотя разбрасываться в первый день, наверное, не стоило».

– Молодой человек, у вас огоньку не найдется?

– Пожалуйста. – Маркер протянул зажигалку, не поворачивая головы в сторону просящей прикурить. Он был так занят изучением лиц людей вдали, что не замечал тех, кто стоял рядом.

– А вы не местный? Не подскажете, где здесь приезжим девочкам сняться можно? – это ему вернули зажигалку.

– Опаньки… – Маркер потерял дар речи. Перед ним стояли две фотомодели. Брюнетка и шатенка. Тоненькая и пухленькая. Обе на высоких каблуках. С шикарными прическами. С оголенными плечами. С блеском в глазах. – Я бы вас ни за что не узнал, если бы не голоса…

– Да, конечно. Типа мы не знакомы. Сознавайся, на кого ты уже глаз положил?

– Очаровашки, вы всех затмили. Кроме вас никого не вижу. Вы – лучшие под этой аркой на побережье!

– А кто из нас самая-самая?

– Та, что с краю…

Все засмеялись, оценив деликатность ситуации. И взяв кавалера с двух сторон под руки, пошли на звуки музыки. Настроение было праздничным. Дневная жара спала. Лёгкий ветерок с моря бодрил. Вокруг звучали смех и громкие голоса отдыхающих. Компания взяла хрустящий попкорн, с шумом покаталась на каруселях, с удовольствием поели мороженое, выиграли в тире плюшевого мишку, сфотографировались на память с павлином.

Набрались мужества и зашли в «Музей средневековых наказаний», где в помещении под землёй собраны всевозможные орудия пыток и казни, с реалистичными восковыми макетами героев и жертв. Там выглядело всё очень правдоподобно: лужи крови, оторванные конечности, белые кости и черепа. Слабонервным минут через пятнадцать становилось жутко и появлялось желание исторгнуть содержимое желудка.

Девчонкам – хоть бы что. Наоборот, на выходе они сподвигли Олега хором попеть караоке. Вдохновил просмотр! И так незаметно, развлекая друг друга, обошли все более-менее привлекательные места в центре курортного городка.

Вокруг становилось все меньше и меньше народу. Мелкая детвора просилась спать, а озабоченные и уставшие их родители невольно шли по снятым квартирам. Малышню постарше, наоборот, было невозможно затянуть в койки, и они неохотно тащились к дому, подвывая и хныча.

Маркер повел свою компанию к месту, где он встретил сегодня художников.

– Я покажу сейчас местный Арбат…

– Где? Это же Лувр.

– Нет. Эрмитаж, – девчонки изгалялись в остроумии. На знакомом месте Маркер увидел всего только один завалившийся этюдник и спящего рядом Лёву. Вокруг было удивительно пусто. Как будто днем здесь никого и не было. Фантастика какая-то.

– Так. Минуточку. – Олег оставил девушек и подошел к спящему другу. – Лёва. Подъем! Страна зовет своих героев.

– Расценки дороговаты, зато борода без ваты, рисую гуашью противные рожи ваши! – Лёва не спал, а лишь прикидывался, наблюдая за компанией. – Маркер, ты где шаришься?

– Я того, гуляю… Вот познакомься. Две очаровашки. Гордость местного курорта.

– Лев, – представился художник. Он встал и галантно поцеловал девушке руку.

– Света, – улыбнулась брюнетка.

В ответ Лева выдал свой перл:

 
«Ты скажи мне, Светик,
Любишь ли минетик?
Я тебе в ответик
Передам приветик».
 

– Оба—на! Так вы типа поэт?

– А то… – Лева положил руку на грудь и повернул свой профиль, изобразив памятник.

– Будем звать тебя «Шехерезада»! За твои замечательные смоляные волосы…

– Это ты, царь Шахрияр? А Олег – его брат? – не растерялась Света.

– Инга, – кокетливо присела и сделала реверанс шатенка.

– А чего ты вся в белом?

– Сдаюсь!

Лев тут же взял её под руку и продекламировал:

 
«С воскресения на понедельник
заскочил сексуальный затейник.
В целомудренной девочке Ингочке.
Обнаружил две новые дырочки.
Он попробовал ротик, и попочку,
не испортив при этом нисколечко».
 

Ошарашенную пошлым рифмоплетством девушку, он быстренько увлек в ближайшие кусты, не давая задуматься над смыслом слов…

– Лёва, Инга, вы куда? – такая прыть Лёвы удивила Свету, но не Маркера. Он то знал взбалмошный и непредсказуемый характер товарища по перу. А о его рифмоплетстве – тем более.

– Все за мной. По пути объясню.

Компания нырнула в заросли и оказалась на тропинке, уводящей вглубь парка. Еле поспевая за Львом, они слушали его нехитрые объяснения.

– Около полуночи приехали наши ребята. Художники с Урала. И вся толпа снялась с насиженных мест и ушла на «зеленую». Вот мы их и догоняем.

– А что такое «зеленая»? – спросила удивленно Инга.

– Придем – узнаешь.

– Брат, а как же мы с пустыми руками явимся. Ты же знаешь, как я не люблю на халяву.

– Обижаешь. А я на что. Меня же оставили тебя дожидаться. А рюкзак я заполнил, как положено.

– Ой, какой Вы, Лева запасливый…

– Инга, давай сразу на ты перейдем. А на брудершафт попозже выпьем.

– С таким мужчинкой я завсегда и с удовольствием, – Инга еще плотнее прижалась к художнику. А Лёва свернул с тропинки влево, ориентируясь по каким-то своим приметам. Через минуту перед ними предстала роскошная картина.

– «Зеленая» на юге – во всем своем великолепии, – Лева сделал широкий жест рукой, кругом обозначив панораму. – Мане со своими завтраками на траве, Шишкин в лесу и все пейзажисты разом отдыхают. 21 век. Картина маслом. Подлинник. Гуляют художники демократической России. Вот это и есть наша «зеленая».

– А зимой она «белая», – шепнул на ухо Светлане Маркер, чтобы ненароком не сорвать спич Левы.

Справедливости ради, открывшийся вид впечатлял. За узким, но довольно длинным столом, вьющимся широкой рекой тарелок и стаканов, между зелеными кустами акации, сидели выразительные личности в панамах и кепи, лысые и кучерявые, молодые и пожилые. Прикид художников на общем фоне всегда отличается от остальных людей, а когда творцов много, и они в одном месте… Татуировки и шейные платки, здоровенное сомбреро и забавное канотье, кольца в ушах и ракушечные ожерелья на шеях в свете отблеска свечей создавали незабываемое впечатление. Женщины и мужчины, сидящие за импровизированным столом, составленным из этюдников и подставок к рекламе, похоже, только что выпили после очередного тоста и с аппетитом закусывали. Но с каким смаком, удовольствием от трапезы они это делали! У опоздавшей компании слюнки капали так, что, казалось, они не ели неделю до этой встречи.

Во главе стола сидели Маэстро и Жора. Первый был утвердившийся лидер компании, а второй – известный тамада. К тому же он был местным, самым старшим по возрасту и с замечательной способностью все подмечать, придумывать неординарные тосты-притчи, веселить компанию.

На противоположном от них конце стола сидели незнакомые ребята – наверное, это те, что приехали с Урала. А рядом с ними было несколько свободных мест, к которым устремились опоздавшие.

– А вот и мы! – Лева в силу своего великанского роста и неумеренной активности сразу завладел всеобщим вниманием. – Не дождались москвичей, выпили уже по первой?

Он водрузил на стол три двухлитровых банки с вином и подвинул ящик Свете.

– Присаживайтесь, – он сел сам и уместил на коленях Ингу. – Маркер, не стой столбом. Стульев здесь все равно не найдешь. Размещайся, как тебе удобно.

– Ты не против такого пассажа? – добавил он чуть тише, чтобы слышал его один только Олег. – Я же помню «твой размерчик», поэтому выбрал себе пухленькую, а тебе Шехерезаду…

Давным—давно в каком—то московском баре, они делились своими предпочтениями в выборе модели для ваяния. Надо же Лёва помнил, как Маркер ему показывал на проходящих девушек и говорил: «Видишь, это – мой размерчик. Максимум 44—ый, карманная девочка. Ножки, как у куколки. А грудь – „троечка“. Одевается в Детском мире, но не ребенок…»

Пока Маркер со Светой усаживались, все заполнили пластиковые стаканы. Маэстро представил вновь прибывших, а Жора принялся говорить очередной тост. Из витиеватых фраз лица кавказкой национальности сложилось замечательное: «Выпьем за наших друзей». Художники чокнулись пластиком (вот почему со стороны было все тихо и степенно) и выпили.

Завязалась беседа, которая постепенно становилась все оживлённее. Южные вина некоторым развязывают язык и связывают ноги. Другим навевают сон. Но сегодня сонных лиц не было. В работе на пленэре народ соскучился по дружескому общению, одним хотелось проявить себя, другим предстать с неизвестной товарищам стороны. Тем более, что художниками многие из них были по призванию. А в будничной жизни занимались совсем иным делом. Среди тружеников кисти и карандаша встречались школьные учителя, военные, чиновники, журналисты, компьютерщики, музыканты и все, все, все. Но жизнь свободных художников была у них в крови, свои отпуска они с радостью проводили в этой тусовке. Находили новых друзей, кто-то влюблялся и женился, а некоторые колесили по всем городам юга, и знали практически весь «свет» уличных художников.

С Маркером заговорил один из парней с Урала. Зеленоволосый сосед напротив обращался к нему не иначе как к Мастеру. А самого его звали все Рыжим за яркий окрас на голове, который он умудрялся создавать каждый год по-новому. Мужики эти были веселые, жизнерадостные и с уральским чувством юмора: с прибаутками, приколами под дурачка, естественным громким смехом и оканьем.

Они обменялись визитками с номерами телефонов. Оказалось, что эти парни знают и помнят многих арбатских ребят по Крыму и Анапе. Рыжий проработал как—то на Арбате целое лето. Мастер постоянно гастролировал по черноморскому побережью и средиземноморью. Как-то сразу тема разговора перешла в воспоминания, и они мигом нашли общих друзей. И пожалели, что не все уже могут быть рядом. Кто спился. Кого убили. Кто уехал в никуда.

– Друзья! Я вам сейчас расскажу, как нас в Америку блатовали ехать. – Рыжий захотел поговорить. Свой природный артистизм он живо нёс друзьям.

– На Бродвей что ли?

– Не знаю. Я туда не попал. Но суть вот в чем. Стоим мы у стены Цоя. Вдруг подходит мужик—иностранец с переводчиком. И они предлагают все желающим ехать по контракту в США. Но при условии прохождения конкурса.

– Что за конкурс?

– Мы за пять минут должны нарисовать этого американца. Он потом отсылает наши шаржи своему брату в штаты и те, чьи работы брательнику понравятся, будут приглашены за океан на полгода.

– Так вот откуда мне твоя рыжая голова знакома! Я в том же кругу стоял и рисовал этого американца.– Маркер вспомнил тот конкурс.

– Я—то уехал через месяц. А чем все закончилось? Вызовы пришли кому—нибудь?

– Кидалова не было. Из полусотни желающих в том кругу вызов в США пришел пятерым.

– И они ездили?

– Да. Суриков—младший, Дега, Влад и Саня.

– Четверо. Ты тоже пролетел, как и я?

– Получается, что пролетел. Только я был пятым в том списке. А шестым – мой брат. Я тогда за пять минут два шаржа нарисовал. Цветной за брата и черно—белый за себя. Но мне визу не дали, так как я служил в те годы офицером. А брат с ребятами в Индию, уехал, в монахи. Да так там и остался. Ты Панаму помнишь? – спросил Мастер

– А как же! Он меня так классно развел однажды.

– Расскажи.

– Мы с Михалычем и Суриковым—младшим стояли у Праги. Подваливает Кент в европейском прикиде и кивает нам. Плиз, мол, рисуйте! Мы отпахали его все трое. Три шаржа вручаем, чтобы выбрал тот, что понравится. А он позировал молча, только улыбался. А в конце по—русски: «Привет арбатским художникам от Магаданских мастеров кисти и карандаша! Героев панели надо знать в лицо!»

– Что, не заплатил никому? – удивился Лёва.

– Это бы был не он, если б так поступил. Всем понемногу, но дал.

– Судьбу Ешкиного Кота кто—то знает? Я с ним в Крыму работал, – спросил ребят Жора.

– Погиб Гарик пару лет назад, – отозвался Лёва.

В среде художников хватает разного люда. И профессионалы, и халявщики, и алкоголики, и трезвенники, и порядочные, и сволочи – всякие рисуют. Но среди этой братии всегда находятся такие люди, кто завоевывает симпатии своим внутренним огоньком, обаянием, неординарным рисунком, особой харизмой. И в первую очередь у своих собратьев по перу.

Таким был Гарик – Ешкин Кот. В Афганистане он служил военным переводчиком, получил контузию и приехал в Москву лечиться после увольнения из армии. Да так и осел на Арбате. Его знали все продавцы в ларьках, новые русские кооператоры, уличные музыканты и даже центровые московские бомжи. Гарик был всегда в хорошем настроении, с неизменной щербатой улыбкой и под шафе с утра. Доброта и веселый нрав Игорька не знали границ и практически всё, что он зарабатывал, в тот же день пропивалось в компании новых и старых друзей. Главным ругательством этого знатока английского языка было выражение «Ешкин Кот». Под таким погонялом его знала не только вся Москва, но и страна. Умер он по пьяному делу. Водка… А собутыльник Эдик, который был с ним в ту роковую ночь, попросту пропал. И о нем никто ничего не слышал до сего дня. Гарика любил мастеровой народ, и потерю его переживали всем Арбатом. Поговаривали, что один из московских баров в честь него так и назвали «Ешкин Кот».

Была в арбатской тусовке еще одна неординарная фигура, о которой вспоминали хорошим словом. Толя Будилов – Будилыч, как его уважительно называли соратники по цеху. Профессиональный художник, автор многочисленных выставок и одновременно член союза журналистов, Будилыч был способен нарисовать авторучкой классный шарж даже на полях четверной банкноты, которую он тут же продавал за полтинник. Именно он показал Маркеру ту технику рисунка фломастером, которая потом легла в основу новых арбатских линейных шаржей. Будилыч дружил с архитекторами, поэтами, скульпторами. Но он же ни дня не мог прожить без посещения ресторана в Домжуре [дом журналистов], где его так хорошо все знали и постоянно… наливали. В силу своего богатырского здоровья он никогда не отказывался и уходил в многодневные запои. Потом возвращался, рисовал, хорошо зарабатывал и… встречал очередного друга, с которым не виделся со времен физиков и лириков. Но однажды всё это затянулось так, что его перестали пускать в рестораны, у художника стали трястись руки, не стало денег. Будилыч пообносился, развелся с женой, продал квартиру, забомжевал. Он стал не похож на себя. И когда однажды Маркер, который считал себя Толиным учеником, встретил того на Арбате, Будилов его попросту не узнал. Лишь попросил закурить. Маркер дал ему пачку. Попытался напомнить о себе. Но в пустых глазах, пораженных беспробудным пьянством, ничего не отразилось. А через год Будилыча не стало. Его зверски забили насмерть у Киевского вокзала. Кто – неизвестно. Преступников так и не нашли.

Многие сегодняшние соседи по столу помнили и о Великом хироманте. Для них он был Алексей Иванович, а для Маркера – просто Лёхой, старым закадычным товарищем. Они проработали рядом в переходе под Арбатом у кинотеатра «Художественный» не один год. Этюдник к этюднику. Бывали друг у друга в гостях. Обсуждали научные статьи, делились идеями. Алексей считался по праву самым лучшим арбатским специалистом. Со своей аудиторией, почитателями, постоянными клиентами, учениками. К нему приходили за помощью богатые москвичи, которые ему хорошо платили. Обращались друзья, многим из которых он помогал бескорыстно. Не взяв ни копейки. Он предсказал друзьям Маркера, отчаявшимся иметь детей, что через год у них будет ребенок. Он уговорил их попробовать на себе еще одну методику, и все получилось. Правда, предсказал двух детей, а появился только мальчик. Но какая это была для бездетной семьи радость!

Но кому-то Алексей Иванович отказывал, рассмотрев ладони и увидев страшную перспективу. Как—то он делился курьезными случаями из своей практики и рассказал историю про собаку. Обратилась к нему пожилая дама, у которой утром на прогулке пропала собака. И она не придумала ничего лучшего, как сразу же прийти к Лёхе. Помоги, мол, найти любимого пёсика. И протягивает ему свои ладони. Лёха мне говорил, что спустя месяц после приключившегося с человеком, он может что-то выяснить, пользуясь хиромантией. Жизненные события накладывают свой отпечаток – рисуют линии на руках. Но спустя два часа… Это нонсенс. Поэтому он просто пошел с дамой к месту собачьей прогулки и помог найти псину. Просто так, как обычный сосед по дому.

Погиб Лёха по-идиотски обидно. Спускаясь на той самой хоженой—перехоженной лестнице у кинотеатра в подземный переход, где трудился многие годы, он поскользнулся и упал, ударившись затылком. Его потеря была наиболее трагична. И достойной ему замены на Арбате так и не появилось.

– Смерть – единственная реальность жизни… – медленно привстал Мастер.

– Давайте помянем тех ребят, кто раньше нас покинули этот мир, – добавил Мастер. Их поддержали все, и молча, не чокаясь, пригубили вино.

Кто—то достал гитару и провел рукой по струнам. Рыжий запел на два голоса с Лёвой. Грустная музыка и печальные слова были своеобразной данью памяти всем тем, кого не было рядом.

Глава 5. Бильярд – игра трезвых

Маркер проснулся поздно. Потянулся за пивом в сумку. И ничего не нашел. В голове мелькнула трезвая мысль: «Что—то не так… Не привычно». Вспомнил, что трезвое – хорошо проспавшееся пьяное, значит – выспался.

И, правда, приоткрыв глаза, он увидел справа на столе пустую бутылку от пива, а слева…

Слева лежала Света. Хороша девица – как ни крути.

– Привет, Шехерезада…

– Доброе утро, милый. Удивлен?

– Не очень. Хотя нет. Удивлен. То, что мне хотелось вчера быть с тобой – это нормально. Но почему так скоро?

– Что скоро? Просто к твоему дому было ближе идти, чем к моему. Ингу утащил куда—то Лев, а она не сопротивлялась. Ты по—джентельменски предложил меня провести домой и привел сюда.

– И все?!

– И все. Открыли бутылку пива, якобы «полирнуть». Ты сделал глоток и вырубился.

– А ты?

– Что я. Мне тоже хотелось спать. А кровать у тебя оказалась одна. Я допила пиво и уснула рядом.

– Приплыли… Старею. Извини. Перехожу на лечебное сексуальное голодание.

– Да, ничего. Мне вчера с тобой было интересно. И ребята – твои друзья – классные. Я впервые в такой тусовке, лежала, вспоминала эту ночь, всё так интересно, просто отлично. А секс – это же процесс пары минут.

– Они у тебя есть?

– Есть. Но лучше оставим это дело на потом. На вечер. Я сейчас, – она немного сконфузилась, – не в форме. И на море хочется. Впереди мало времени. Уверена, у нас все еще будет.

– Ладно, искусство секса – это умение поцеловать даму в нужное время в нужном месте. – Маркер посмотрел на часы. Он понял пикантность ситуации. – Пора подниматься. Надо мужикам долги раздать. Да и поработать.

– А мне совсем по утрам работать не хочется.

– Утром не хочется идти на работу? Открой журнал «Форбс» и найди там свою фамилию. Не нашла? Шуруй на работу!…

– Приколист… А, правда, что тебя в поезде кинули? – Света застегивала платье и искала взглядом зеркало. – И ты совсем без денег?

– Угу.

– А как же ресторан обещанный? Или на наши бабки хотел погулять?

– Думаешь, я из этих?

– На тебя вроде не похоже. Да и ребята к тебе относятся нормально.

– Вот и не переживай. Обещал, значит сходим.

– А Ингу возьмем?

– И Инга, и Лёва, и ты, и я. Сегодня же встречаемся на том же месте и в то же время!

– Ура!!! Слушаю и повинуюсь, мой Шах! – Света захлопала в ладоши, как маленький ребенок, чмокнула Маркера в щеку, поклонилась вниз, сложив руки, как восточная женщина, и выбежала из комнаты.

Маркер пошел бриться и чистить зубы, постепенно просыпаясь и вспоминая вчерашние разговоры: «Да, какое обманчивое первое впечатление. На вид ей лет двадцать семь—двадцать восемь, а дочка уже взрослая. Что на море не разглядел из—за очков в пол—лица, что вечером при свете фонарей. И только утренний солнечный свет выдал возраст: с морщинками, складками, шрамом от кесарева. Хотя и аккуратным. Видно юной рожала. Хотя девчонка отличная. С юморком».

Он взял из сумки бутылку виски (может вечером пригодится) и пошел в город. По пути заглянул на рынок и купил себе «боцманку» – шляпу сезона, на которой было вышито золотыми нитками «капитан». Китайская безделушка, но от солнца спасает. Забрел в канцтовары. Купил себе этюдник, пачку бумаги, набрал еще всякой мелочевки и отправился в парк.

Небо затянулось тучами, дул неприятный ветер так, что казалось, будто зубы качаются при его порывах. На прежних местах сидели человек пять художников и скучали.

– Всем привет! А где остальные?

– Где ж им еще быть, – Наташа показала в сторону соседнего здания. – В бильярдной, опохмеляются.

– А ты чего не с мужем?

– В семье хоть один человек должен быть трезвым. Вчера им был Маэстро. Сегодня – моя очередь.

– На. Возьми мой должок. Спасибо большое тебе, и мужу.

– Да, не за что. Свои же люди. Сегодня ты в долгах, мы в шелках. Завтра наоборот.

– А где Лёва?

– Пока не появлялся. Он ближе к вечеру приходит, днями отсыпается.

Маркер поставил этюдник рядом с фонарем недалеко от остальных, и пошел в бильярдную.

В последние годы, помимо уличного рисования, страстью Маркера стала игра на зеленом сукне. «Американке» и «Сибирке» он отдавал особое место. Играл, как любитель. Но с удовольствием. Особо тогда, когда игра шла, и было настроение гонять шары. Удар ему ставил в свое время отец. Играли они тогда с ним редко и только в выходные. Ходили в дом офицеров или в городской парк с утра, до появления профессионалов. Но когда учитель стал проигрывать ученику чаще, чем побеждать, у сына появились новые интересы. И бильярд был заброшен на многие годы.

Потом Олегу встретился по жизни молодой паренек, солдатик. От трудно было ожидать отличной игры за столом. По крайней мере так Олегу казалось. Первогодок, замученный службой. Но, за бильярдным столом с противниками, даже с дембелями и офицерами, он преображался. Выигрывая почти все партии с разбоя (стол был, кстати, старенький и разбитый, с лузами в два кулака), он не давал спуска никому и заслужил искреннее восхищение Маркера. Показал некоторые удары, натаскивал, как умел. Рассказывал всякие интересные истории про мастеров.

Например, о Владимире Маяковском, который играл как-то с критиком, нелестно оценившим пьесу «Клоп». Играли «на пролаз». То есть проигравший должен был пролезть на четвереньках под столом. Поэт выиграл и загнал критика под стол. Телосложение у него было такое, что он еле там помещался. И четыре метра пути перемещался попеременно: на четвереньках и по-пластунски под всеобщий хохот литературной братии. «Рожденный ползать – писать не может!» – напутствовал его поэт.

Рассказал о Марке Твене и его рассказе Бильярд. Там писатель вывел примеро следующее: «Страсть к бильярду полностью испортила мой ангельский характер. Давно, когда я был бедным репортером «Вирджиния Сити», я всегда выбирал в партнеры простаков, которых легко выигрывал.

Однажды в наш город приехал незнакомец и открыл бильярдную. Я осмотрел его без особого интереса. Он предложил мне сыграть с ним партию, и я ответил: – Хорошо, давайте.

– Покатайте-ка пока шары, я хочу посмотреть, как вы играете, – спросил он.

Я выполнил его просьбу. После этого он сказал:

– Буду честен, предлагаю играть с вами левой рукой.

Я был очень задет. Он был косоглазый, рыжий, весь в веснушках и я осмелился проучить его как следует. Он положил первый шар и закончил сам всю игру, не дав мне опомниться. Я только стоял и мелил свой кий. Мои полдоллара перекочевали к нему в карман.

– Если вы левой рукой играете так хорошо, – сказал я, – интересно как вы играете правой?

– А правой я играть не умею, – ответил он. – Я левша».

На деньги Маркер старался не играть. Всегда вспоминал случай из далекой юности, когда попал в какой—то пансионат и обратился к невзрачному старичку. А тот согласился играть лишь за деньги. Правда, небольшие по тем временам, но интерес проснулся мгновенно. Дедушка попросил разбить, а сам играл медленно, размеренно. Со стороны даже как—то неуверенно. А Маркер стучал кием по полу и радовался забитым шарам, как пацан. Первую партию закончили со счетом восемь—пять в полчаса. Причем, Маркер дважды выставлял свои шары и думал, что уж во второй—то партии он себя проявит по—полной. Не тут—то было. К вечеру в зале потихоньку стали собираться зеваки, пришли завсегдатаи, и дедок преобразился. С разбоя вложил два шара. Дал пару раз ударить Маркеру, и партию закончил в пять минут, не дав возможности забить шар престижа.

– Учись, внучок. С тобой пока играть скучно. Смотри, как это делают взрослые дяди, – сказал на прощанье профессионал, взяв деньги. И стал играть с вновь прибывшими.

В тот вечер, и несколько дней подряд после памятного проигрыша, Маркер просидел в зале не один час и понял многое в игре. Как заманивают, как подставляются, как сливают партии, как обогащаются за один вечер и как становятся нищими. Как важно хорошо знать стол и владеть своим киём. Чувствовать уверенность в себе и давить на психику сопернику. Ходил он в тот зал потом не одни раз. Играл с любителями, тренировался. Правда, всегда ему мешали влажные пальцы. Кий по руке скользил так, как по весенней грязи лыжи. Его научили посыпать кисть тальком, который не всегда был, правда, под рукой. Олег приспособился посыпать место соприкосновения руки и кия пеплом от сигареты. Благо, что курил он много и вместо пепельницы ссыпал его себе на пальцы. Только зимой этого года он удосужился купить себе трехпалую перчатку игрока. И сразу почувствовал, как легче стал бить по шарам… Но зарок: «на деньги не играть!», – помнил…

В зале на побережье столов было много. Работал кондиционер, и отдыхающие расслаблялись. Маркер осмотрелся по сторонам.

За первым столом играли, похоже, два отставника: один седой дед – высокий, не по годам стройный, в белом костюме, с изящными манерами и спокойными движениями он грациозно ходил вокруг стола. Второй – лысоватый, маленький, крепенький, суетливый, желающий победы любой ценой. Играли в «Американку» и, похоже, на какой—то свой интерес. Каждая партия заканчивалась под прикосновение пластиковых стаканчиков с коньяком. Платил проигравший. Шары после этого возлияния залетали в лузы чаще у высокого, а шуму, приколов, ажиотажа больше было у мелкого. Игра смотрелась. Побеждали по очереди. Тем более, за соперниками наблюдала дама преклонного возраста, по которой не было видно, кому из них она отдает предпочтение. Оба старались.

На груди этой женщины весел кулон на серебряной цепочке. Маркер не удержался и прошел рядом, поглядывая на камень. Сходство с тем, «камнем княгини» оказалось призрачным – вблизи цвет и форма оказались совершенно иными. Олег поймал себя на мысли, что история с кулоном его хорошо зацепила. Собрать деньги, поехать в столицу и найти обладательницу камня Трофимовых – вот что стало его ближайшей задачей.

За соседним столиком резвилась детвора в «пул». Разноцветные шарики гоняли просто так – лишь бы забить.

А вот за третьим шла нешуточная борьба в «московскую». За милю было видно, что хохол средних лет и пожилой грек играли на деньги. Первый был хмур и сосредоточен, а второй весел и непринужден. Он сыпал обычными фразами, которые слышны в любом зале: «Кто сильнее бьет, тот и побеждает!» – и у него шары влетали с треском в лузу. «Тише – надежнее» – и закатывал нежных свояков через весь стол. Делая неудачную серию ударов, не преминул промолвить и свое, похоже, коронное: «Не каждая лычка в строчку!»

В ответ слышалось лишь «епрст!» при неудачном ударе, и «гарно!» при забитом шаре. Или: «Я такие девять из десяти кладу!» Маркер постоял рядом, поболел за обоих и пошел к друзьям.

Знакомые художники занимали дальний стол в конце зала, играли с шутками, и попивали пиво.

– А не забацать ли нам турнир по бильярду пока время позволяет! – Маркер пожал всем руки и достал новую белую «боцманку». – Вот. Презентую победителю предстоящих соревнований!!!

– Ага. Турнир «Белого шлёма», – поддержал Маэстро.

– Точно. Победителю переходящая белая шляпа и… – Маркер достал пузырь виски, – и приз!

– Играем!!! – откликнулось сразу несколько голосов.

Оказалось, что всего было восемь человек, которые хотели сразиться. Олимпийская система с выбывавшими сразу побежденным проходила в этом раскладе без проблем. Тут же нашелся лист бумаги, куда готическим шрифтом Феликса вписали имена участников. Мастера, как не умеющего играть, все единогласно избрали рефери. Постановили играть американку из трех партий. Так быстрее и зрелищней в большой компании. Из белой шляпы вытащили номера партнеров и разыграли время проведения матчей. Взяли по пиву, обмыли почин с турниром, и стали к столу.

Первым выпало сражаться Маркеру и Эльдару. Этого парня он видел впервые, на вчерашнем застолье его тоже не было. Как он играет, никто не знал. Поэтому башкирский соперник был сюрпризом для всех.

После выпитого пива художники повеселели. Болельщики сгрудились вокруг стола. И назначенный судья объявил начало турнира первым ударом по шару. После нескольких ударов соперником Олегу стало ясно, что Эльдар играл слабо, и это было ему на руку. Можно не напрягаться и не бояться делать подставки, забивать те шары, которые ложатся без особого напряжения. Одним словом, Маркеру повезло. Не матч, а разминка. Он даже черную перчатку, в которой всегда играл последнее время, и с которой никогда не расставался, вытащил лишь во второй партии. И то падал этот жест, как устрашающую хохму. А как же, мол, иначе, если первая партия проиграна. Задачу выиграть турнир он себе не ставил. А хорошо отдохнуть, и найти себе интересных партнеров в такой ситуации было можно.

Народ веселился, подначивал то одного, то другого. Вскоре болельщики разделились на два лагеря и активно аплодировали каждому удачному удару. Спустя час Мастер назвал первого победителя.

– Со счетом 2:1 победу одержал Маркер!

Сам победитель раскланялся, и не на шутку удивился: пока шел первый матч, остальные соперники времени не теряли. По крайней мере, четверо из них послали гонца в спорттовары и обзавелись цветными перчатками! Вырисовались потенциальные победители, готовые сражаться в финальных матчах: синяя перчатка – Одессит, красная – Леня, зеленая – Маэстро, белая – Феликс.