Текст книги "Тайная история Изабеллы Баварской"

Быстро уладили все сложности и в ожидании, пока будут выработаны статьи договора, заключили перемирие на четыре года.

Вскоре появился еще один повод искать союза с Англией. Супруга Ричарда Анна Люксембургская, дочь императора Карла IV, умерла, и препятствия для столь желанной Изабелле женитьбы короля Англии на одной из ее дочерей более не было.

Нам очень важно не упустить ни одного маневра коварной государыни. Не намереваясь установить во Франции мир, она, потакая собственному честолюбию, хотела объединить две великие державы, дабы управлять ими обеими; для этого она предполагала выманить супруга дочери во Францию и увенчать его французской короной.

Обратите внимание, насколько похожи средства, используемые этой ужасной женщиной для достижения цели.

Призрак в Манском лесу, шарлатан из Гиени, сны отшельника Робера – все эти спектакли похожи один на другой, и только слепой может этого не видеть.

Поразмыслив, мы окончательно убедились, что Изабелла не только не хотела блага Франции, а, напротив, блюдя лишь свой личный интерес, мечтала отдать страну во власть англичан. Об этом мы вам сейчас и расскажем.

Никто из придворных вельмож даже не подумал освободить провинцию Гиень, почти полностью занятую англичанами. Те, кто жаждал новых завоеваний, не проявляли желания возвращать бывшие владения, а правившая страной честолюбица спала и видела, как все французские провинции наконец окажутся под владычеством Англии; она надеялась увидеть Францию расчлененной и порабощенной и делала все, чтобы приблизить осуществление своей мечты.

И хотя в центре страны царило относительное спокойствие, сборщики налогов под предлогом государственных нужд собирали незаконные подати и неприкрыто занимались лихоимством; бо́льшая часть собираемых денег поступала в сундуки королевы и принцев. Герцог Орлеанский, любовник Изабеллы и соучастник всех ее преступлений, уговорил дядьев отправить его подавлять волнения в Бретани. Эта экспедиция отвечала не только интересам принца, большого друга Англии, но и преступным замыслам королевы, покровительствовавшей всем сторонникам англичан, особенно тем, кто трудился ради скорейшего заключения союза с Англией, ибо этому союзу предназначалось стать своеобразным противовесом, сдерживающим властные амбиции принцев крови.

Прибыв в Бретань, Людовик убедился, что пожар войны, раздутый коннетаблем и герцогом Бретонским, все еще тлеет.

Историки говорят, что герцог Бургундский, будучи либо недальновидным, либо плохо осведомленным, покровительствовал герцогу Бретонскому, в то время как Орлеан стоял на стороне коннетабля. Но мы с вами видели, какими извилистыми тропами следовал герцог Орлеанский: делая вид, что он на стороне Клиссона, он только и думал, как бы вернее погубить его; в сущности, оба принца, Бургундский и Орлеанский, чьи дома еще не разделила непримиримая вражда, сами того не подозревая, служили единой цели.

Неожиданно появился маркиз де Краон; обуреваемый жаждой мести, он рвался уничтожить своих врагов. Запершись в своем замке Жослен, Клиссон приготовился сражаться до последнего; неожиданное перемирие сражение отменило, и коннетабль, откупившись солидной суммой, обрел кратковременный покой.

Рассказ об экспедиции Орлеана, не имеющий прямого отношения к нашей истории, свидетельствует о том, что даже в период переговоров о капитуляции герцог продолжал следовать своим темным, извилистым путем.

Превращать перемирие с Клиссоном в долгий мир никому не было выгодно, а потому вскоре враждебные действия возобновились: начались стычки, враги придумывали ответные ходы… Неожиданно герцог Бретонский на старости лет, испытывая угрызения совести, решил примириться со своим бывшим другом Клиссоном, и недовольному Орлеану пришлось ни с чем вернуться ко двору.

Изабелла сменила тактику и принялась плести новую интригу. Договорившись о перемирии, Ричард стал лелеять надежду заключить с Карлом долгосрочный договор, и желание это, горячо поддерживаемое королевой, вскоре осуществилось.

В июле 1394 года во Францию прибыли послы Англии с поручением начать переговоры. Принцы хотели скрепить союз мирным договором, но у Изабеллы были другие планы, поэтому она действовала в ином направлении. Когда стороны договорились о перемирии на ближайшие двадцать восемь лет, юную принцессу Изабеллу Французскую немедленно сосватали за английского короля Ричарда II.

Как только брак стал делом решенным, послы по совету королевы потребовали зафиксировать на бумаге права короля Англии на корону Франции; в этом маневре легко просматривалась мстительная воля честолюбивой Изабеллы, которая в случае успеха становилась тещей короля, претендовавшего на корону Франции, а значит, получала власть и могущество, несравнимые с теми, коими она обладала в роли супруги безумного государя, чьи дядья каждодневно ставили ей палки в колеса. Правда, брак дочери ссорил королеву с герцогом Бретонским, давно посулившим свою старшую дочь в жены английскому королю. Но Изабелла надеялась все уладить, предложив в жены сыну Бретонца еще одну из своих дочерей.

И вновь нам предстоит встретиться с нашими добродушными историками. Изабелла, говорят они, опасаясь частых припадков супруга, проживала во дворце Сен-Поль, в то время как короля удерживали в Лувре. Неужели они действительно считают, что тяжкий недуг не налагал на нее обязанности ухаживать и заботиться о Карле? Или сознательно забывают об истинной причине раздельного проживания супругов? Мы уверены, они просто не хотят говорить, что, проживая вдали от короля, Изабелла могла свободно принимать тех, кого хотела соблазнить и привязать к себе противными чести способами. Вот так наши добрые историки рассказывают историю, а дураки верят всему, что они пишут.

Впрочем, не нам жаловаться на подобную небрежность: если бы наши предки все рассказали, о чем бы мы сейчас писали?

9 марта 1395 вновь явились английские послы с брачным договором, ставшим одним из постыднейших документов нашей истории, ибо, согласно этому запечатленному на бумаге сговору, мы теряли половину Франции и в течение двадцати восьми лет не имели права потребовать ее обратно… Ради этих брачных уз оставшаяся территория попадала в руки монарха, единственной целью которого являлось приумножение подвластных ему земель; постепенно недовольные начали роптать против предприятий королевы, и ропот сей вполне ею заслужен!

Помилование Краона явилось одним из условий договора, свидетельствуя тем самым о великом благорасположении, питаемом королевой к убийцам коннетабля; условие приняли.

Помирившись с Клиссоном, герцог Бретонский не стал протестовать против прощения предателя, а королева, не считая нужным обсуждать этот вопрос с герцогом Бретонским, подтвердила послам исполнение и этого условия.

Но при французском дворе у Краона имелись враги, защищать от которых Изабелла его не намеревалась. Едва маркиз появился в столице, вдова герцога Анжуйского, королева Сицилии, вспомнив, как он обманывал ее супруга, велела арестовать его и приговорить к штрафу, превосходящему его возможности; таким образом Краон оказался в заточении в башне Лувра, где его намеревались держать до тех пор, пока он не заплатит все сполна.

Буа-Бурдон, в прежние времена водивший дружбу с маркизом, стал уговаривать королеву вернуть ему свободу, полагая, что та вправе выпустить маркиза из тюрьмы и без уплаты долга королеве Сицилии. Буа-Бурдон оказался прав, но вот какой ответ Изабеллы прочли мы в бумагах несчастного конфидента.

– Бурдон, – сказала королева, – я уже давно оцениваю людей в зависимости от того, насколько они могут быть мне полезны. В прошлом Краон пользовался моей благосклонностью, иначе я вряд ли смогла бы уговорить его совершить покушение на Клиссона; герцогу Орлеанскому об этом известно; он также знает, что в былые времена Краон злоупотреблял нашей доверчивостью. Так вот, Орлеан ответил, что неуместно выбирать между жизнью Клиссона и ценой, которую, будучи в курсе наших замыслов, Краон потребовал за его голову, – маркиза следовало сохранить как исполнителя желанного для нас убийства. Краон приободрился… получил свое и сослужил нам службу. Когда же Орлеан захотел погубить его, мы выдали его герцогу Бретонскому; остальное тебе известно. Мы вспомнили о нем, когда он снова нам понадобился, а понадобился он нам для нового преступления. Краон вернулся, и мы попытались вновь использовать его, не намереваясь, однако, слишком дорого платить за его услуги; мы даже помыслить не могли, что королева Сицилии, пожелав отомстить ему, захватит его и будет держать в тюрьме. Но теперь мы можем обойтись без него, нам больше нечего бояться его разоблачений, поэтому не напоминай больше об этом человеке; если у него не хватит ума выбраться из темницы, пусть он там и сгниет.

Буа-Бурдон не ответил или не посчитал нужным записать свой ответ; во всяком случае, в бумагах его ответа не нашли. Скандал быстро заглох; мы сообщаем его подробности единственно потому, что обещали выявить все черты характера нашей героини, что было бы невозможно, если бы у нас не сохранилось кое-каких документов, подтверждающих наши предположения.

После заключения брака английского короля с французской принцессой, состоявшегося в дворцовой часовне, начались торжества, пышнее и роскошнее которых еще не бывало. Их величества появились на этом торжестве разодетые и увешанные драгоценностями. Все с удивлением смотрели, как английские вельможи, представлявшие Ричарда, шли впереди вельмож французских. Нетрудно догадаться, кто отдал церемониймейстерам подобное распоряжение. В этом же году при французском дворе, где самые черные преступления совершались либо скрытно, либо искусно замаскировавшись под благое деяние, случилась чрезвычайно странная история.

Недуг короля у многих вызывал живейшее сострадание, и, когда приступы безумия участились, на всех, кто обладал способностью ввергнуть короля в состояние, не соответствующее природному, стали смотреть косо. Вновь без всякого на то основания заподозрили Валентину Миланскую; удивительно, что, выбирая виновницу из двух женщин, одна из которых, Валентина, любила короля, а другая, Изабелла, его ненавидела, именно подруга монарха вызывала наибольшие подозрения, в то время как истинный враг короля оставался в стороне.

Королева поддерживала супруга в чрезвычайно выгодном для нее состоянии слабоумия, однако Валентину состояние короля нисколько не смущало. Питая ненависть к Карлу, Изабелла одновременно жаждала погубить Валентину, обвинив ее в болезни короля. В самом деле, несмотря на безнравственное соглашение, заключенное между ней, Орлеаном и Валентиной, Изабелла, глядя, как Валентина заботится о ее супруге, испытывала ревность; и она не придумала ничего лучше, как возвести на соперницу клевету, заставив всех позабыть о том, что плачевное состояние короля возникло исключительно естественными причинами.

Могут сказать, что такая женщина, как Изабелла, способна избавиться от соперницы при помощи яда, средства быстрого и верного. Без сомнения, но в этом случае виновница привлекла бы к себе пристальное внимание, все подозрения тотчас пали бы на нее, а наша героиня, искушенная преступница, прекрасно знала, как совершить преступление и в то же время отвести от себя подозрения общества, жаждущего выявить виноватого.

Изабелла дала понять герцогу Орлеанскому, насколько опасна для них женщина, которая, являясь другом короля, дает ему возбуждающие средства, дабы пользоваться результатами их действия.

– Но разве мы не вместе подбирали эти средства? – спросил Орлеан.

– Да, вместе, – согласилась королева, – но ваша жена давно уже действует самостоятельно, не посвящая нас в свои планы.

Орлеан поверил и немедленно отослал герцогиню в Нефшатель-сюр-Луар.

Ссылка герцогини Орлеанской возбудила подозрения; и вскоре все поверили, что Валентина одна является виновницей расстроенного здоровья короля, хотя на самом деле ухудшение здоровья Карла явилось результатом адских козней Изабеллы, из ревности и корысти стремившейся поссорить Валентину с супругом. Вдобавок, желая обезопасить себя, Изабелла решила взвалить все подозрения в применении опасных снадобий на соперницу.

О, какой удобный момент выбрала Изабелла! Когда она начала плести интригу против Валентины, отец ее, Галеас де Висконти, яростно противился стремлению Генуэзской республики заключить союз с французским двором. Изабелла сказала, что Галеас пытался задержать дары, посланные генуэзцами французам, и, утешая Карла, огорченного утратой любимой женщины, уверила его, что Валентина действовала в пользу отца, преградив тем самым путь Франции к славе, и что она давно уже отличалась неблагонравным поведением, отчего от нее отвернулся ее супруг. Когда же Карл начал расспрашивать брата о Валентине, тот, подготовленный королевой, сумел убедить короля в справедливости наказания, постигшего его жену.

Глядя, с какой ловкостью Изабелла сумела провести всю интригу, вряд ли кто-нибудь удивится, если вскоре мы сообщим об очередной казни.

Желая во что бы то ни стало укрепить узы с Англией и с вельможами островного государства, Изабелла, выдав старшую дочь замуж за Ричарда, выдала свою дочь Жанну за Жана де Монфор, старшего сына герцога Бретонского. По случаю этого брака отец молодого супруга решил сопровождать французский двор в Кале, куда прибыл сам Ричард – встретить предназначенную ему в жены принцессу.

Путешествовали со всем возможным комфортом, истратив по дороге все приданое юной королевы. Изабелла любила роскошь столь же страстно, как и преступление; похоже, зло чувствует себя в безопасности, только купаясь в роскоши, поэтому бесчинства принцев всегда более опасны, нежели злоупотребления несчастных, обделенных фортуною.

В 1396 году королева родила сына, названного Людовиком; его крестным отцом стал герцог Орлеанский, но многие считали младенца сыном герцога; твердо же все были уверены в одном: отцом новорожденного мог быть кто угодно, кроме Карла.

В Лондоне на брак юной Изабеллы с Ричардом, королем Англии, смотрели косо: там полагали, что в результате этого союза англичанам придется вернуть принадлежавшие им крепости, расположенные на французском берегу. Однако у королевы и в мыслях не было ставить подобные условия: она хотела, чтобы англичане не только не отдавали крепостей, но и захватили всю территорию Франции. Скоро мы увидим, как она принялась осуществлять свой план.

Изабелла не намеревалась долее скрывать свои чаяния, связанные с принцессой, отданной в супруги Ричарду. Она мечтала посадить зятя на трон Франции, но желание ее вызвало волнения в самой Англии. Подавляя мятежников, Ричард сурово расправился со многими вельможами; гибель Варвика и Эрондейла ускорила несчастья, постигшие того, кто стал их палачом.

К Изабелле в Англии отнеслись дурно; дочь не была ни столь развращенной, ни столь предприимчивой, как ее мать.

Тем временем здоровье Карла ухудшалось; несчастный государь давно уже вызывал жалость у всех, кто окружал его; к несчастью, он понимал, что состояние его не является нормальным.

– Мои болезни – дело рук врагов моих! – восклицал он в те редкие часы, когда разум возвращался к нему. – Ах, почему они не сжалятся надо мной и не положат конец дням моим? Только этой милости прошу я у них!

А когда приближался приступ, Карл начинал просить:

– Уберите от меня оружие, лучше я сам умру, нежели причиню смерть кому-нибудь другому.

После совершенного убийства преступника охватывает ужас: это та кара, которую насылает на злодея добродетель. Услышав, как супруг ее утверждает, что недуг его – дело рук врагов, Изабелла содрогнулась. Но вскоре страсти одержали верх над совестью, и она не посмела оспаривать их права. Пример сей ясно показывает: с самого детства надо учиться обуздывать собственные страсти! О, почему мы лелеем то, что неминуемо нас погубит? Почему жаждем вкушать яд жизни, когда можно вкушать ее нектар?

Изабелла ловко избавилась от исполнения долга, предписанного Гименеем, и, возмещая королю ущерб, подложила ему в постель дочь торговца лошадьми.

Не ведая более удержу, она с удвоенным пылом предалась любви с герцогом Орлеанским, оскорбляя одно супружеское ложе и нанося бесчестье другому; преступная женщина, казалось, хотела усугубить преступление адюльтера, предаваясь изменам под предлогом, что супруг ей изменяет. О, до какой степени развращенности должна дойти женщина, превратившая подобные мерзости в игру?

Девицу, которой наша героиня отвела столь позорную роль, называли королевой-малюткой. Буа-Бурдон уверяет, что Изабелла не раз просила свою заместительницу предельно истощать ее супруга, дабы она поскорее от него избавилась, и, как гласит текст, «наставляла ее и обучала, что надо делать, дабы Карл испытал величайшее наслаждение, опьянел от любви и поскорее отдал концы»[4]4
  Слова эти записаны на шестой день допросов, коим подвергся Буа-Бурдон, и, полагая обязанностью своей передать их в точности, надеемся, что люди целомудренные простят нас.


[Закрыть].

– Можно, – говорила Изабелла своему фавориту, – использовать более скорые средства, но мне кажется, нам выгоднее, ежели Карл поживет еще немного. И мне, и Людовику призрак этот еще нужен; пусть пока действует та, кто меня замещает.

Поэтому девушку осыпали дарами. Ей подарили один дом в Кретее, другой в Баньоле, а когда в бесстыдстве своем она родила от короля дочь, ей пожаловали владение Бель-Виль, что в Пуату.

Всем известно, что нечестивые поступки совершали и во времена не столь давние, но подобные интриги всегда плели любовницы монархов и никогда супруги. Наша история не знает ни одной королевы, открыто являвшей пример самой ужасающей проституции; гордые супруги королей не пятнали свой сан низменным развратом.

Словно угадав таившиеся в груди Изабеллы коварные планы, из Гиени явились двое монахов, посланных, по их собственным словам, маршалом де Сансерром. Пьер и Лансло (так звали монахов) утверждали, что могут изготовить снадобье, способное исцелить короля. Новоявленным целителям поверили на слово и, поселив их рядом с дворцом Сен-Поль, стали исполнять все их требования. Монахи молились, произносили заклинания, изготовляли отвары и настои, куда добавляли толченый жемчуг, но состояние короля не улучшалось. В умах зародились подозрения, за лекарями стали наблюдать и обнаружили, что прием любых лекарств стал вызывать у пациента отвращение; бесстыдные же монахи заталкивали в короля множество снадобий и даже позволяли себе делать надрезы на коже его головы; вдобавок они имели склонность предаваться самому омерзительному разврату. Монахов арестовали и, допросив с пристрастием, узнали, что они подосланы герцогом Орлеанским.

О, теперь многим стала понятна гнусная сущность Изабеллы! Ее любовник оказался виновным, значит, она не могла стоять в стороне!

Арестовали привратника из дворца Орлеанов и королевского цирюльника. Но они ничего не знали, и их отпустили, однако обвинения с Людовика не сняли.

Чтобы обелить брата короля и супругу монарха, а также прекратить ненужные разговоры, обоих монахов умертвили.

Через некоторое время прошел слух, что герцог Орлеанский хочет отправиться в поход против турок; слух не имел под собой никаких оснований, а потому подозрения о виновности Орлеана превращались в уверенность.

Часть вторая

А чье сердце увлечется вслед гнусностей их и мерзостей их, поведение тех обращу на их голову.

Иезекииль, 11: 21

Как ураганы сотрясают огромную махину нашей суши, разбивают и дробят камни, так злоба и зависть властей предержащих колеблют империи. Похоже, всем великим природным катаклизмам предшествуют грозы! Неужели волнения, сотрясающие наш мир, зависят от содрогания земного шара, на поверхности коего проживаем мы в наших государствах? Есть ли сходство между стихией и миром людей? Обязательно ли электрический удар, поражающий одних, разит и других? Наши сомнения оскорбительны для Божества, ибо они предполагают существование двух могущественных сил; к счастью, человек, наделенный властью самим Создателем, не способен представить себе сей чудовищный разрыв единой и всеобщей связи.

Так разве Тот, Кто все соединяет, Кто определяет все побуждения наши, не является Тем, Кого мы полагаем самым дорогим, самым почитаемым, к Кому мы питаем все те восторженные чувства, кои Он вложил в нас?

Так как нам предстоит рассказать о многочисленных бедствиях, мы обязаны убедить читателя, что и карает нас, и дарует нам процветание одна и та же рука. В урочное время Творец, ежедневно погружая нас во мрак, доказывает, что в мире, Им управляемом, полезно все; небесная же гармония напоминает нам о Его непреходимом величии.

При дворе прорастали зерна ненависти, вскоре будет вбит клин между герцогами Бургундским и Орлеанским. Орлеан не скрывал своей ревности к герцогу, чья власть день ото дня становилась все прочнее. Даже королева, разделявшая чувства своего любовника, не могла подорвать доверие к принцу, обладавшему огромными богатствами и постоянно окруженному своими сторонниками. Не секрет: богатство всегда притягивает к себе людей.

Раздоры среди окружавших короля принцев порождали противоречивые указы, в результате чего возникало неподчинение, с одной стороны, и непонимание – с другой. Дурное правление печалило приверженцев добра, ибо победы, одержанные почитателями зла, сулили людям неисчислимые беды.

Государство оказалось на грани распада, ибо никто не заботился о его сохранении. Вельможи воевали друг с другом, а возмущенный народ одинаково ненавидел их всех; со всех сторон сыпались доносы, в ход пошли яды, а тех, кто вставал на пути у сильных мира сего, карал меч закона.

Сторонники герцога Бургундского неустанно напоминали всем о признаниях монахов-шарлатанов, и, хотя сам герцог был причастен к гонениям на своих противников, а также и к мошенническому присвоению денег, в причинении вреда королю его не обвинял никто. А так как несчастного Карла продолжали жалеть и любой, заподозренный в злоумышлении против монарха, порождал всеобщий гнев, то естественно, что герцог Орлеанский, продолжавший вместе с королевой вести себя крайне непристойно, вызывал наибольшие нарекания.

Всеобщая продажность способствовала падению нравов; современники уверяют, что большей распущенности никому из них видеть не доводилось.

Алчностью герцог Орлеанский ничуть не отличался от своего дяди, а потому королева всегда старалась устроить так, чтобы часть конфискованного имущества непременно попала к Орлеану; по указке Изабеллы конфискации проводились только у состоятельных людей, поводов же для грабежа ей было не занимать. Она подстрекала к мятежу против короля графа Перигорского, в результате чего этот богатейший вельможа лишился состояния: оно отошло к герцогу Орлеанскому. В эти плачевные и жестокие времена сторонники каждой из партий добивались уничтожения своих противников главным образом для того, чтобы воспользоваться их имуществом, а безумный государь принимал сторону тех, кому удавалось окончательно заморочить его бедную голову.

Постепенно королеве и герцогу Орлеанскому удалось восстановить к себе доверие, и только герцог Бургундский по-прежнему относился к ним с подозрением. Орлеан обладал талантом со всеми поддерживать дружеские отношения. Любезность и простота в общении завоевали ему сердца парижан. Королева посоветовала ему воспользоваться моментом и попросить ввести его в Совет, управлявший государством. К этому времени герцогу уже исполнилось двадцать восемь лет, и отказ по причине крайней молодости ему не грозил; действительно, желание его удовлетворили. Взяв в руки рычаги власти, он первым делом приказал маршалу Бусико снять осаду с Авиньона, в стенах которого заперся Папа Бенедикт XIII; тем самым он снискал расположение главы Церкви. При дворе, склонном скорее к суевериям, нежели к истинному благочестию, покровительство Папы значительно повысило авторитет Орлеана, оправдав тем самым его поступок. К несчастью, суеверие, не имеющее ничего общего с чистым чувством благочестия, лишь извращает культ. Как известно, у Бенедикта имелся конкурент и поддержка, оказанная Папе двором Карла вкупе с братом монарха, давала ему определенное превосходство над соперником, но, как мы уже говорили, получая помощь от нечестивцев, Папа сам невольно присоединялся к сообществу, нуждавшемуся в снисходительности.

Союз Орлеана с Папой не устраивал герцога Бургундского, и его ненависть к сопернику возрастала не по дням, а по часам. И вскоре герцог отважится на ужасное преступление, о котором мы поведаем вам во всех подробностях.

В последние годы уходящего века рухнул один из столпов, поддерживавших честолюбивые амбиции Изабеллы. Трусливый Ричард, трепетавший перед собственным народом, достойный презрения из-за своих слабостей, а еще более по причине жестокости, проявленной к своим дядьям, не справился с заговорщиками, выступившими против него, и в результате на трон Англии взошел герцог Херефорд.

Ричарда сначала заключили в Тауэр, а потом убили. Имеется множество версий трагической гибели Ричарда, немало написано и про тех, кто ей способствовал, но эти события относятся к истории Англии, и мы, не желая делать ошибочные выводы и опасаясь оклеветать кого-нибудь ненароком, не станем излагать ее.

Наше внимание привлекли слухи, согласно которым герцог Бретонский способствовал узурпации власти герцогом Херефордом. Действовал ли он по указке Изабеллы или соблюдал исключительно свои интересы? Вскоре мы об этом расскажем, ибо хотим, чтобы читатели наши в очередной раз убедились в мошенничестве и безмерном властолюбии известной ему государыни, подчинившей всю свою жизнь служению преступным страстям.

Когда королева поняла, что король Ричард, ненавидимый всеми англичанами, не в состоянии оправдать ни одной из ее надежд, его свадьба с Изабеллой, старшей дочерью Карла VI, уже состоялась. Старания Изабеллы сделать Ричарда достойным двух корон оказались напрасны: даже собственная корона была для него слишком тяжела. Королева перешла в стан врагов Ричарда и, возможно, более чем кто-либо способствовала его гибели. В ту пору, когда герцог Ланкастерский еще именовался герцогом Херефордом, она встретилась с ним в Париже, где они обсудили шансы заговорщиков, мечтавших сбросить с трона ее зятя, не соответствовавшего ее представлениям о короле. Во время встречи с Херефордом она поведала ему о недостатках Ричарда, изрядно их преувеличив. Мы собственными глазами видели приговор, вынесенный этому несчастному государю, – в нем стоят те же слова, что произнесла Изабелла во время встречи с герцогом Херефордом:

Издание тиранических законов.

Казнь родных дядей.

Казнь многих знатных вельмож.

Принудительные займы, произвольные решения, клевета и оговоры, кражи из церквей.

Утверждение, что жизнь и имущество подданных принадлежат исключительно монарху, ибо тот получил свой скипетр от Бога.

Обвинения, внушенные Изабеллой Херефорду, составили длинный список, погубивший Ричарда. В этом преступлении королева сама призналась Буа-Бурдону.

Покинув Париж, Ланкастер отправился в Ренн. Там с ним встретился слывший другом Изабеллы герцог Бретонский; исполненный презрения к Ричарду, Бретонец убедил Ланкастера в необходимости захватить трон, ибо нынешний его владелец не дорожит им, а значит, недостоин занимать его.

Перед смертью Ричард дал показания; по словам Изабеллы, его гибель «должна была научить людей воздерживаться от жалоб».

Но почему Ричард умер столь жестокой смертью? Несчастного государя лишали сна, полагая, что бессонными ночами пред взором его станут сменять друг друга картины его преступлений. Ему приносили кушанья, но стоило ему потянуться к ним, как их немедленно уносили обратно. Почему ему не дали возможности угаснуть от старости, зачем потребовалось ускорить его кончину и прибегать к пыткам, коих устыдились бы даже каннибалы? Единственной причиной, на наш взгляд, является встреча герцога Бретонского с Ланкастером, ибо только в Ренне Бретонец имел возможность внушить англичанину необходимость скорейшего устранения Ричарда.

Настала пора устанавливать отношения с Генрихом IV, сменившим на престоле Ричарда. Королева заверила нового английского монарха в своем благорасположении и покровительстве, подтвердив установленное ранее двадцативосьмилетнее перемирие, согласно которому все, чем владели англичане во Франции, по-прежнему оставалось в их руках.

От своих целей Изабелла отступать не собиралась, намереваясь в недалеком будущем объединить оба королевства, а затем стать во главе союза, созданного исключительно благодаря ее коварству. Жестокосердое создание, она вынашивала в сердце преступное желание прервать французскую династию, заменив ее династией английской, а затем уступить англичанам трон, занимаемый ею, в сущности, в одиночестве.

В результате заключенного соглашения во Францию вернулась вдова Ричарда, плененная англичанами вместе с дамой де Куси, единственной не покинувшей ее француженкой; обе дамы некоторое время провели в заточении.

Изабелла, столь же скупая, сколь и честолюбивая, потребовала, чтобы ей также вернули приданое и драгоценности, привезенные дочерью в Лондон и врученные ею мужу, но Генрих IV сделал вид, что не услышал большую часть ее требований. Он не только не хотел ничего отдавать, но, напротив, намеревался удержать и принцессу, и деньги; собственно, зачем возвращать приданое и драгоценности, раз новый король Англии хочет жениться на вдове короля прежнего? После недолгих размышлений Изабелла решила поддержать намерения Генриха соединиться браком с ее дочерью. И хотя брак этот оскорблял все приличия, ибо вдову выдавали за убийцу ее супруга, Изабеллу подобные соображения остановить не могли: она потакала лондонскому заговору, убийству Ричарда и возведению на трон Ланкастера ради того, чтобы дочь ее стала женой короля, который смог бы осуществить ее замыслы. Об этом мы уже говорили и еще говорить будем.

Но когда юная вдова вернулась домой, дело застопорилось. Тем временем герцог Орлеанский, используя всеобщую к себе симпатию, присвоил немало поместий, и его владения, еще не сравнявшись по размерам с владениями герцога Бургундского, уже превосходили их роскошью.

Руководствуясь советами любовницы, Орлеан пригребал к себе все, что предназначалось для поступления в государственную казну, – королева желала вести роскошный образ жизни. Сосредоточив в своих руках сбор податей, распределение полученных денег, генеральные откупа, расходы и доходы общин и частных лиц, он чувствовал себя в полной безопасности, ибо, даже если бы его обвинили в злоупотреблениях, Совет, куда он входил, взял бы его под свое покровительство; словом, герцог получил право единолично распоряжаться финансами.

Ужасным последствием его деспотизма явилось обнищание всего государства. Разочаровавшись в справедливости, люди краснели при виде запустения, в котором пребывал король, часто не имевший самого необходимого, в то время как брат его купался в роскоши. Изабелла знала об этом, но, по словам Буа-Бурдона, она лишь смеялась над тем, что супруг ее прозябал в нищете, в то время как у нее всего имелось в избытке. Подобная дерзость, вполне соответствовавшая духу совершенных ею преступлений, являлась неуместной, ибо одновременно оскорбляла и ее самое, и того, кто разделял вместе с ней подобные заблуждения.