Текст книги "Ремонт Земли. Трансатлантическая история экологической реставрации"

Долина Стура и ее проблемы

Начинаясь в аллювиальных равнинах на высоте 500 м, горы провинции Кунео резко поднимаются до гранитных вершин и постоянных ледников высотой более 3 км. К югу от них известняковые долины круто спускаются к Средиземному морю; к северу осадочные и сланцевые хребты соединяются с высочайшими горами Пьемонта, такими как Монте-Визо высотой 3 800 м. Каждая из 8–9 основных долин Кунео обладает уникальным геологическим субстратом и находится на разном расстоянии от теплого моря.

Таким образом, каждая из них имеет свой растительный мир и соответствующие традиции землепользования. Древние петроглифы в высокогорных альпийских регионах дают нам представление о том, как долго наши предки взбирались по горам и спускались с них, гоняясь за дичью, пася животных и совершая сезонные миграции в зоны с более мягким климатом. В местах, где Приморские Альпы встречаются с побережьем Средиземного моря, археологами были обнаружены предметы быта, возраст которых насчитывает 35 000 лет. Пещерные жилища, найденные у южного подножия Валь-Нерайссы, показывают, что люди стали селиться в этих местах как минимум 5 800 лет назад [Mano 1986; Priuli 1984].

Стура – самая длинная из долин Кунео. Долгое время она служила ключевым транспортным маршрутом между Провансом и Пьемонтом. Середина долины представляет собой крутое и узкое ущелье длиной 20 км, в то время как ее верхняя и нижняя части просторные и солнечные, что позволяет заниматься там сельским хозяйством и пасти скот. Двенадцать побочных долин, подобных Нерайссинской, примыкают к Стуре, беря начало из высокогорных котловин, когда-то образованных краевыми ледниками. Ориентация Стуры с востока на запад также означает, что в ее северной и южной частях царит совершенно разный микроклимат. На северном склоне холма над Винадио растут молодые каштановые рощи, а густые хвойные и буковые леса на средних высотах переходят в кустарники и альпийскую тундру.

Южная сторона менее лесиста. Летом там жарко и сухо. Здесь преобладают возделанные поля, переходящие в пастбища, окаймленные веретенообразными дубами, ольхой и буком. Выше – хвойные деревья и альпийские луга. На них вдоль самой реки Стура иногда можно найти мощные и одинокие каштаны – памятники того времени, когда их орехи помогали сельским жителям пережить голодные зимы. Сегодня на эти каштаны со всех сторон наступают молодые заросли рябины, бобовника и бузины. Неподалеку бук осваивает заброшенные пастбища, которые уступают место зарослям ели, сосны и лиственницы. Некоторые из которых были посажены во время первых проектов по лесовосстановлению.

Эта сложная растительная мозаика, которую представляет собой долина Стура, сочетает в себе множество аспектов как человеческой, так и естественной истории.

Хотя Стура и является самой засушливой долиной провинции, в ней все же выпадает около 100 см осадков в год, бо́льшая часть – в виде дождя. С июля по ноябрь черные тучи надвигаются на горные вершины, почти ежедневно низвергая ливни. Примерно раз в 10 лет случается, что бо́льшая часть осадков приходится на несколько крупных шквальных дождей, а раз в 20–30 лет экстраординарные ливни могут произвести среднегодовую норму осадков всего за несколько дней. Массивные аллювиальные отложения, залегающие вдоль берегов реки Стура и в местах слияния с ее притоками, свидетельствуют о мощности наводнений, следовавших за чрезмерным выпадением осадков и внезапными паводками.

Таблица 2. Наводнения в долине Нерайсса, Италия, 1906–1913 годы

Источник: IRC-1, 21

Все, что находилось в пойме реки (будь то пастбища, мосты или целые дома), оказывалось смыто или засыпано грязью и гравием. Из-за высоких цен на землю и строгих границ собственности у жителей Кунео часто не было выбора, кроме как раз за разом возвращаться и вновь строить свои жилища на этих опасных местах до следующего наводнения. Недавнее наводнение в Кунео произошло в 2000 году, но особо разрушительные потопы охватили эти долины в 1957 и 1994 годах. Сверяясь с газетами и архивными записями, можно достоверно проследить историю наводнений в долине Стура вплоть до 1800 года.

Нерайсса затоплялась даже чаще, чем основная долина, иногда 3–4 раза в год. В одном источнике указано, что только в период с 1906 по 1913 год в Нерайссе произошло 11 крупных наводнений (табл. 1 и 2).

Жители Кунео пытались устранить риск возникновения наводнений, а также случайных лавин и оползней с помощью целого ряда методов, постоянно испытывая новые способы, если старые переставали обеспечивать защиту. В середине XIX века они большей частью полагались на лесовосстановление, прежде чем несколько десятилетий спустя перейти к физической реконструкции. К началу XX века были сформированы более изящные методы восстановления, которые включали в себя восстановление растительного покрова травами и кустарниками при одновременной стабилизации русла с помощью небольших подпорных плотин. Хотя в течение этого периода население Альп продолжало уменьшаться, наводнений от этого меньше не стало, часто они только усиливались. Это укрепило расхожее убеждение в том, что деятельность жителей горных регионов способствовала стабилизации местных экосистем. Только к 1950-м годам многие итальянцы стали считать деятельность человека потенциально более вредной для их гор, чем полезной.

Илл. 8. Затопленная деревня в провинции Кунео, около 1900 года (Di Tella. Il Bosco Contro il Torrente)

Восстановление лесов

Итальянцы не могли начать процесс реставрации гор до тех пор, пока не были определены причины возникновения проблем. Если стихийные бедствия вроде наводнений возникали случайно, можно было только винить невезение или разгневанное божество. Если стихийные бедствия возникали по воле природы, уже можно было делать некоторые эмпирические заключения (например, такие: наводнения случаются в сезон дождей, значит, к ним можно готовиться и принимать определенные меры, чтобы их избежать). В начале XIX века жители Кунео стали приходить к выводу, что к наводнениям приводят не только осадки сами по себе, но и недостаток лесов, которые сдерживали бы потоки воды и горные породы. Человек по-прежнему не рассматривался в качестве главного виновника бедствий. В лучшем случае он был ответствен лишь косвенно, пренебрегая посадкой деревьев. Различные эксперты сходились во мнении, что люди прошлых столетий действительно могли поспособствовать приведению горных экосистем в бесплодный и подверженный стихийным бедствиям вид, вырубая леса. Однако вряд ли они могли винить нынешних жителей региона за то, что произошло давным-давно. По словам Ф. Вальтера, до 1880-х годов восстановление альпийских лесов производилось с целью «уберечься от разрушительных последствий влияния природных сил» [Walter 1983]. Влияние человека все еще не считалось основной причиной горных катастроф. Даже в начале XX века (при всем развитии соответствующих наук) люди продолжали считать себя благодетелями горных экосистем.

Леса издавна играли важную роль в жизни обитателей Стуры. Хотя в долине имелись обильные водные ресурсы и обширные пастбища, лесные угодья в тех местах были скудны. Лес не только обеспечивал монтанари (жителей гор) строительными материалами и топливом, но и, как указывали такие эксперты начала XIX века, как К. Кастеллани и Ф. Менготти, укреплял склоны холмов и защищал деревни от схода лавин. Скудостью лесов Кунео объясняются технологии постройки местных жилищ, которые почти полностью сооружались из камня, за исключением деревянных свай, поддерживавших шиферные или соломенные крыши. Большу́ю нагрузку на леса создавала и потребность в топливе, в качестве которого обычно использовался древесный уголь, преимущественно буковый. Карбонари, или производители такого угля, зарабатывали неплохие деньги, сбывая свой товар на рынках Кунео и Турина, в то время как большинство жителей долины существовали благодаря натуральному обмену. Запреты на вырубку лесов с целью регуляции запасов лесоматериалов существовали в Италии издавна. Однако, как уже указывалось в главе 1, первые лесные инспекторы Кунео (например, Карло Лепротти) считали, что наиболее серьезный ущерб лесам возникает ввиду естественных причин, таких как болезни деревьев и спонтанное разложение. Если Лепротти и рассматривал деятельность местных жителей (например, рубку сухостоя) как разрушительный фактор, он все же считал, что бо́льшая часть наносимого человеком ущерба незначительна. Более того, с моральной точки зрения Лепротти не мог винить простых крестьян. Он считал, что «ущерб лесам наносят не злостные преступники, а отчаявшиеся люди» [AST-1].

В течение десятилетий, последовавших за отчетом Лепротти, эксперты по землепользованию Кунео по-прежнему рассматривали естественное разрушение лесов как главную проблему, а реставрацию – как процесс очистки и улучшения состояния загнивающих угодий. Но были и признаки того, что жители долины начинали все отчетливей видеть роль человека в причинении ущерба лесам. В 1802 году в связи с растущим в обществе беспокойством по поводу плохого состояния лесных угодий Туринская академия наук проспонсировала конкурс эссе, в котором рассматривались «физические и политические причины упадка лесов». Хотя из формулировки видно, что первостепенное значение придается физическим, или естественным, причинам упадка, в ней также признается наличие политических причин. К. Перотти из Кунео почти полностью посвятил свое конкурсное эссе политическим и культурным вопросам. В его стостраничном труде «О физических и политических причинах массового истребления лесов Пьемонта» перечислялись в первую очередь причины, относящиеся к человеческому фактору, например недобросовестное соблюдение лесного законодательства или высокие цены на зерно, побуждавшие фермеров вырубать леса, чтобы освободить место для посевов. Он рекомендовал охранять существующие леса с помощью более строгих ограничений на выпас скота и вырубку леса, а также возмещать ущерб путем посадки выносливых видов (таких как робиния ложноакациевая), способных быстро расти на крутых и неплодородных склонах. Человек для Перотти был частью проблемы [Perotti 1881].

Но большинство жителей Кунео все еще не разделяли антропоцентричных взглядов. Дж. Микелини, член парламента Кунео, который в свое время обсуждал лесное законодательство с Маршем, в 1833 году писал, что высокие цены на древесину спровоцируют людей сажать больше деревьев. Таким способом свободный рынок решит проблему нехватки лесоматериалов и поможет восстановлению лесов. Он утверждал, что запрещать вырубку лесов следует только в отдельных случаях (например, тогда, когда она может привести к угрожающим населению наводнениям или лавинам), при этом Микелини считал, что даже в таких бедствиях не было вины местных жителей. Настоящими виновниками наводнений и лавин, по его словам, были неблагоприятные погодные условия, к примеру, интенсивные ливни, приводящие к разливу рек. Как и большинство итальянцев того времени, он рассуждал о борьбе с наводнениями и «контроле над водами», но не о контроле над людьми, которые вырубают леса. В Италии XIX века наблюдать исчезновение лесов в реальном времени выпало небольшому количеству человек, потому что во многих местах они уже успели исчезнуть. Таким наблюдателям, как Микелини, наводнения казались проявлением спонтанных, неконтролируемых сил, наиболее очевидными из которых были шквальные осадки [Michelini 1833].

Микелини и его коллеги полагали, что Альпы страдали в большей степени от гидрологических факторов, чем от проблем с лесами. Если наибольшую угрозу для жителей и экосистем долины Стура представляли масштабные наводнения, было логичным, что за советом нужно идти к экспертам-гидрологам. Таким образом, жители Кунео в первую очередь обратились за помощью к экспертам в области гидротехники, а не лесного хозяйства. Итальянцы севера, жившие у подножия альпийских вершин, чьи снега поддерживали потоки рек даже жарким и сухим летом, имели богатую традицию ирригации и строительства каналов. Во времена Микелини также была распространена уверенность во всесилии технического прогресса, для демонстрации которого гидравлические решения подходили лучше, чем ботанические. Марш был не единственным, кто восхищался итальянскими каналами и ирригационными проектами, когда он восхвалял опыт К. Каландры и Э. Ломбардини. В начале 1850-х годов британское правительство направило специального посланника в Пьемонт для составления доклада о том, как новейшие достижения Италии в области гидравлической науки и техники могут быть применены в индийских колониях [Smith 1855].

Один из главных уроков, преподанных итальянскими экспертами-гидрологами, заключался в демонстрации ключевой роли растительности в регулировании стока рек. Это способствовало переключению внимания с самих рек на окружающие их леса, что в конечном счете вызвало бо́льший интерес к альпийскому лесному хозяйству. В своей работе 1816 года Менготти показывал, как мертвый покров защищает землю от осадков, корни поглощают избыток воды и стабилизируют почву, а стволы деревьев и побеги замедляют течение рек [Mengotti 1816]. Шесть лет спустя Кастеллани опубликовал еще одно крупное исследование о влиянии лесов на речной сток, написанное с целью «предотвращения ущерба, который вода наносит нации» [Castellani 1818–1819]. Затем, в 1841 году, французский инженер А. Сюррель произвел на свет свой “Étude sur les Torrents des Hautes-Alpes” («Этюд о потоках в Верхних Альпах»), к которому во время посадки лесов для борьбы с наводнениями стали обращаться землепользователи всей Европы [Surell 1841]. Утверждая, что первостепенная важность альпийских лесов заключалась не в запасах древесины, а в их роли в предотвращении наводнений, эти эксперты помогли катализировать движение за сохранение и восстановление лесов.