Текст книги "Психология за 5 минут"

Оперантное обусловливание

Наиболее влиятельная идея, которая выходит из радикального подхода, используемого Скиннером, это его теория оперантного обусловливания о том, что наше поведение обусловлено последствиями действий. Несмотря на свое восхищение Павловым и Уотсоном, он считал, что объяснение связи между стимулом и реакцией с помощью классического обусловливания является недостаточным.

Он провел эксперименты в духе опытов Торндайка с использованием животных в специально разработанных для этой цели устройствах (они получили название «ящики Скиннера»), которые позволяли им исследовать среду, в которой они оказались, и изучал поведенческие реакции, приводящие к получению вознаграждения. Скиннер пришел к выводу, что последствия действий и есть то, что имеет решающее значение для научения поведению – организм работает («оперирует») в окружающей его среде (отсюда и «оперантное обусловливание») и взаимодействует со стимулами, которые укрепляют оперантное поведение. Важное различие между этим и классическим обусловливанием заключается в том, что в первом случае предполагается активное участие субъекта.

Положительное и отрицательное подкрепление

Оперантное обусловливание объясняет то, как формируется наше поведение через взаимодействие с окружающей средой. Основным фактором в понимании поведения по Скиннеру является подкрепление, созданное последствиями действия. Положительные результаты, такие как получение лакомства или побег из коробки, поощряют повторение действий, которые привели к этому результату, увеличивая вероятность аналогичного поведения в будущем.

Скиннер был крайне осторожен в формулировках, избегая использования слов «награда» и «наказание» при описании последствий, поскольку он считал, что они имели коннотации хорошего и плохого поведения, желательных или нежелательных действий. Положительное подкрепление (награда) может поощрить «плохое поведение». Например, в случае с вором, который продолжает получать награду (украденное) в результате совершения преступлений, которые сходят ему с рук. В равной степени «хорошему поведению» может препятствовать отрицательное подкрепление, как, например, предоставление денежной ссуды нуждающемуся другу (что само по себе хорошее поведение), который никогда не отдаст вам долг обратно.

Коробки Скиннера

Скиннер создал свою теорию оперантного обусловливания на основе экспериментов с участием животных и с использованием различных устройств собственного изобретения. Эти приспособления, которые стали известны как «коробки Скиннера», были похожи на коробки-головоломки Торндайка (см. стр. 52), но зачастую более сложные.

Каждая коробка Скиннера представляла собой закрытое пространство, внутри которого находился элемент управления в виде педали, кнопки или рычага, которые мог использовать участник эксперимента. Животное свободно перемещалось внутри коробки и имело возможность открыть ее при помощи механизма.

В простом варианте эксперимента, при нажатии на педаль, животное могло получить либо небольшой кусочек корма, либо слабый разряд электрического тока. В других коробках к полу было подведено электричество, и испытуемый должен был научиться управлять выключателем, чтобы избежать ударов током. Скиннер пришел к выводу, что положительное подкрепление оказывает более сильное влияние, чем отрицательное подкрепление, и повышает вероятность повторения действий. Предотвращение отрицательного результата также действует как форма положительного подкрепления.

Эксперименты на животных

Шутка о том, что психология – это наука о развитии навыков у крыс, основывается на экспериментальных методах бихевиористов. За исключением эксперимента Уотсона с маленьким Альбертом, бихевиористские теории создавались и апробировались в экспериментах на животных. Помимо вездесущего «подопытного кролика», психологи также используют кошек, собак, цыплят, и даже, как Скиннер, голубей, которых он считал идеальными подопытными для экспериментов.

Скиннер, как и большинство бихевиористов, был настроен против экспериментов на людях, но его этические нормы были подвергнуты сомнению, когда он изобрел «няню», защищенный контейнер с контролируемой средой, который должен был использоваться как альтернатива колыбели. Это высмеяли как коробку Скиннера для детей, и окрестили «кондиционер для наследника». Скиннер считал, что оперантное обусловливание работает одинаково для всех организмов, и наблюдение за любым животным дает информацию о поведении человека. Хотя большинство бихевиористов согласились бы с этим мнением, многие психологи не считают результаты экспериментов на животных достаточными для объяснения поведения человека.

Обучающая машина Скиннера

В отличие от классического обусловливания, которое объясняет, как можно сформировать поведение и как им можно управлять, оперантное обусловливание дает представление о том, как животные учатся через взаимодействие с внешним миром. Скиннер сделал акцент на изучении, а не на обучении или тренировке, и в его версии модели «стимул-реакция» ученик является активным участником, а не просто объектом изучения.

Тем не менее, Скиннер всячески подчеркивал значимость идеи положительного подкрепления для образования. Будучи заядлым техником, он изобрел «тренажер», который позволял студентам обучаться поэтапно и давал положительные оценки за правильные ответы на тесты в конце каждого этапа. Тот же самый основной принцип позже был использован во многих компьютерных программах интерактивного самообразования. Скиннер также разработал обучающую программу, которая была широко распространена в школах в США и других странах, где учителя поощряют учеников, давая положительные отзывы на каждом этапе обучения.

Поощрение и наказание

С одной стороны, исследования Скиннера полностью изменили подход к образованию в США. Раньше упор делался на дисциплину, контроль поведения, а наказание следовало не только за проступок, но и за неправильные ответы. Скиннер увидел в экспериментах, что для поощрения хорошего поведения отрицательное подкрепление слабее, чем положительное.

Он выступал за похвалу, а не за физическую награду, и не одобрял телесных наказаний как предотвращение ошибочного пути. Скиннер доказывал, что наказание не только менее эффективно, чем поощрение, но отрицательное подкрепление любого рода может быть даже контрпродуктивным. Наказание кого-то за определенное поведение вовсе не обязательно приведет к отказу от него, особенно если подобное поведение доставляет удовольствие. Однако это может побудить наказуемого изменить свое поведение таким образом, чтобы избежать наказания, к примеру, продолжать действия в тайне. Отказ в поощрении действует как отрицательное подкрепление даже более эффективно, чем само наказание.

Импринтинг

«Радикальный бихевиоризм» Скиннера (см. стр. 72) привел его к мысли, что у нас нет свободной воли, и что наше поведение определяется выбором действия с положительными последствиями. Кроме того, наша способность взаимодействовать с нашим окружением определяется генетически.

В 1930-х годах натуралист Конрад Лоренц заметил, что молодые гуси не привязываются к своей матери сразу после вылупления, и можно сделать так, что практически любой объект они будут воспринимать в качестве родителя, если это будет первый движущийся объект, который они увидят в жизни. Такое поведение, которое Лоренц назвал импринтингом, является инстинктивным, постоянным, и случается только на очень ранней стадии жизни птенцов. Лоренц позже выявил ряд других инстинктивных форм поведения, которые возникают на разных этапах жизни животных, которые также не выучены с помощью имитации или создания условий. Он пришел к выводу, что эти «фиксированные шаблоны» есть генетически предопределенные модели поведения, и они эволюционировали путем естественного отбора.

Бихевиоризм против инстинкта

В то время как Скиннер пришел к выводу о том, что у нас есть генетически определенная предрасположенность обучаться поведению с помощью оперантного обусловливания, Лоренц предложил идею о том, что некоторое поведение животного само по себе генетически запрограммировано. Подавляющее большинство бихевиористов утверждают, что все формы поведения являются выученными и даже – как предложил Уотсон (см. стр. 62) – через создание условий можно любого человека научить делать что угодно. Пожалуй, самым ярым сторонником такого бихевиористского подхода был американский психолог китайского происхождения Цин-Янг Куо, который отклонил понятие инстинкта как просто удобного способа объяснить поведение, которое не было правильно понято. К примеру, он считал, что агрессия кошки по отношению к крысам является не инстинктивной, а усвоенной. В проводимых экспериментах он выкормил котят и крыс вместе и обнаружил, что кошки не только не вели себя агрессивно по отношению к крысам, но даже относились к ним как приятели. Он пришел к выводу, что все животные проходят процесс непрерывного развития, который определяет их поведение, и нет такого понятия, как врожденное или унаследованное поведение.

Когнитивная психология

Термин «когнитивная психология» сейчас связывают с подходом к психологии, который стал преобладать после Второй мировой войны. Он сосредоточивает своё внимание на психических процессах, а не на поведении. Но с первых дней существования психологии как научной дисциплины, психологи намеревались изучить то, как работает наш разум.

Хотя бихевиоризм, который господствует в психологии в США, отклонил познавательные процессы как неочевидные и несущественные, – немецкие психологи продолжали исследовать методы изучения этих мыслительных процессов. Герман Эббингауз и Вильгельм Вундт заложили основы для научного исследования памяти и восприятия, и позже, гештальт-психологии (см. стр. 110). Они дали исчерпывающее объяснение психических процессов, которое противопоставили акценту бихевиоризма на обусловливании. Когнитивная психология формально возникла в 1950-х, после так называемой «когнитивной революции». Это движение образовалось во многом под влиянием достижений в области информационных и компьютерных наук

Память

Одним из пионеров научного изучения памяти был немецкий психолог Герман Эббингауз, который ещё в конце XIX века исследовал свою собственную способность запоминать списки из слов и букв, делая заметки о том, насколько хорошо и как долго он хранит информацию. Из своих наблюдений он выделил закономерности того, как мы обучаемся и как забываем, а его открытия положили начало изучению памяти, продолжающемуся вплоть до наших дней. Однако его методы были подвергнуты сомнению другими исследователями.

Хотя он был очень щепетилен в оформлении своих экспериментов и проводил их систематически, Эббингауз не задействовал в них никого, кроме себя. Он считал, что, так как мы не можем иметь прямой доступ к тому, что происходит в чужих мозгах, психические процессы могут быть изучены с помощью интроспекции. Другие экспериментальные психологи рассматривали такой подход как субъективный и ненаучный, и шли дальше, чтобы найти другие экспериментальные методики для изучения познавательных процессов с использованием нескольких различных предметов.

Запоминание и воспоминания

В 1880 году Герман Эббингауз поставил перед собой задачу изучить способы запоминания и факторы, влияющие на то, насколько хорошо мы запоминаем необходимую информацию. С этой целью он разработал целый ряд задач для собственного запоминания, например, запомнить список слов и протестировать способность вспомнить их позже. Он систематически проводил свои эксперименты так, чтобы иметь возможность измерить и записать эффективность запоминания списка в определенное время – не только за один присест, но и в разных сессиях за различные промежутки времени, а затем проверять свою способность вспомнить через различные периоды времени.

Эксперименты Эббингауза показывают два отдельных процесса запоминания и воспроизведения, и именно воспроизведение является основным показателем эффективности обучения. Таким образом, он мог сравнить результаты запоминания разных «списков» и их влияние на его способность вспоминать информацию. А также, выявив закономерности в запоминании информации, он обнаружил, что существует и аналогичная закономерность в том, как мы её забываем.

Забывание

Одна из вещей, которую Эббингауз обнаружил, может опечалить всех студентов, которые пытаются методом «зубрежки» подготовиться к экзамену. Спустя всего 24 часа мы забываем примерно две трети полученной таким способом информации. Однако он обнаружил, что существуют способы преодоления этой экспоненциальной «кривой забывания». Эббингауз заметил, что наша память гораздо лучше сохраняет информацию, полученную частями, в несколько этапов, и что информация, которую мы часто вспоминаем, лучше запоминается.

Вместе со списками слов, Эббингауз проверил свою способность запоминать списки трех-буквенных бессмысленных слогов. Он обнаружил, что запомнил их гораздо хуже, чем те слова, которые имели смысл, и таким образом пришел к выводу, что запоминание и извлечение информации из памяти более эффективно, если информация имеет смысл. Наш разум способен не просто хранить и извлекать информацию механически, но в нем происходят процессы ее семантической обработки, связанные с поиском смысла, так что важная информация более эффективно запоминается и легче извлекается.

Эббингауз оценивал, что через 24 часа две трети информации забывается

Эффект Зейгарник

Эббингауз выявил отдельные закономерности запоминания и забывания в результате своих экспериментов. А также быстрое начало и медленное снижение в процессе запоминания так называемой «кривой забывания». Он заметил подобную «кривую обучения», связанную с запоминанием. Например, когда мы изучаем некий список, мы склонны лучше запоминать информацию в начале и в конце его, нежели чем находящуюся в середине списка, что получило название «эффект края».

Позже российский психолог Блюма Зейгарник обнаружила еще одну отличительную особенность памяти, наблюдая за официантами в местном кафе. Если попросить их повторить заказ, то неоплаченный заказ они помнили значительно лучше, чем тот, по счёту которого только что рассчитались. Память о законченном действии уже была не важна и нужно было её «отпустить», чтобы освободить место для новых заказов. В более поздних экспериментах Зейгарник установила, что незавершенные или прерванные задачи, как правило, запоминаются лучше, чем те, которые были завершены.

Долговременная и кратковременная память

Применяя методологический подход к изучению памяти, психологи выяснили, что это не просто вопрос хранения и извлечения информации. Есть два разных вида памяти: кратковременная память (КВП) и долговременная память (ДВП). КВП удерживает информацию только в течение нескольких секунд и имеет ограниченную емкость, а ДВП может хранить неограниченное количество информации бесконечно.

КВП отвечает за информацию, которую нужно сразу использовать, а то, что нужно помнить для будущего использования, хранится в ДВП. Например, когда мы смотрим на номер телефона, наша кратковременная память помнит его столько, сколько необходимо, чтобы набрать номер. Но если мы собираемся позвонить позже или используем этот номер постоянно, мы запоминаем его, перемещая в долговременную память. Большинство психологов признают существование такой модели двойного хранения информации в памяти, но есть некоторые разногласия относительно точной роли КВП и ДВП, их связи, и являются ли они на самом деле отдельными системами.

«Комплект» клеток мозга

Понятие «хранения» в памяти дало начало идее о том, что у нас в мозге физически есть место, где хранятся воспоминания, или, по крайней мере, что память, как и другие психические процессы, расположена в определенной области мозга.

Однако в 1940-х годах прошлого века Карл Лешли показал, что память не связана с какой-либо определенной частью, а равномерно распределяется по всему мозгу. Коллега Лешли, Дональд Хебб, пошел ещё дальше, чтобы описать процесс нашего обучения с точки зрения нейронных связей.

Каждое наше действие или опыт устанавливает четкую структуру связей на клеточном уровне. Хебб объяснил, что «клетки, работающие вместе, соединяются вместе» – если действие или опыт повторяется, связи укрепляются и становятся «зашитыми» в наш мозг как «комплект» клеток. Мы учимся путем создания ассоциаций между различными комплектами, например, когда ребенок учится ассоциировать звук шагов его матери, он связывает это с тем, что она подойдет к нему, он увидит её лицо, и она возьмет его на руки.

Изучение языков

До 1950-х годов наше понимание того, как мы обучаемся, было почти полностью основано на бихевиористской теории о модели создания условий по принципу «стимул-реакция». Однако не все психологи были в этом уверены, и в 1955 году американец Ноам Хомский представил альтернативное объяснение процесса обучения. В нем он показал, что, если мы учим иностранный язык, то мы должны разобраться в нём, а не просто заучивать «как попугаи».

Хомский заметил, что дети достигают прогресса в изучении языка гораздо быстрее, чем если бы они просто подражали, и понимание сложных грамматических структур в очень молодом возрасте гораздо лучше. Он пришел к выводу, что все языки имеют сходную базовую структуру – это «универсальная грамматика» – и что мы имеем врожденную способность использовать это при изучении иностранных языков. Иногда говорят, что теория изучения языка Хомского положила начало когнитивной революции в психологии, сместив акцент с поведения на психические процессы, но для многих европейских психологов в подобном подходе не было ничего нового.

Изучение языков считается когнитивным процессом, а не формированием обусловливания

Решение проблем

Бихевиористские психологи в США находились под влиянием экспериментов Павлова и изучали поведение животных с точки зрения стимула и реакции. Однако немецкий психолог Вольфганг Кёлер считал, что такой подход многое упускает. Кёлер был одним из основателей гештальт-движения (см. стр. 110) и провел несколько лет в качестве директора научно-исследовательского центра на острове Тенерифе, наблюдая колонию шимпанзе.

Ставя им задачи и наблюдая за тем, каким путём они приходили к решению, он заметил, что обезьяны не используют простой принцип проб и ошибок. После безуспешной попытки решить проблему, например, получить еду с высокого или труднодоступного места, шимпанзе брали паузу и начинали думать до тех пор, пока не придумывали другой способ, часто используя палку или взбираясь на ящик. Если решение работало, то оно снова использовалось для решения подобных проблем. Кёлер понял, что у шимпанзе в мозге при решении проблемы происходил не простой перебор вариантов поведения методом проб и ошибок, а сложный процесс восприятия и понимания.

Восприятие

Когда мы бодрствуем, наши органы чувств дают нам огромное количество информации, из которой можно составить внутреннее представление о внешнем мире. Вместо того, чтобы использовать эту информацию как просто ощущения, наше сознание систематизирует и интерпретирует то, что наши чувства говорят нам. Этот познавательный процесс известен как восприятие. Для того, чтобы взаимодействовать с миром, мы должны понять, что мы видим, слышим, осязаем, обоняем и чувствуем на вкус, и различать, что для нас важно и что не имеет никакого значения.

Восприятие – это, например, наша способность отличить передний план от фона, а также идентифицировать объекты и их положение. Большую часть времени мы делаем это бессознательно, не думая об этом. Некоторые психологи, особенно представители гештальт-движения, считают, что эта способность неотделима от нашего мозга и что мы «запрограммированы», чтобы структурировать информацию в понятные для нас формы. Другие считают, что восприятие – это то, что мы узнаем из опыта.

Гештальт-психология

На рубеже XX века группа немецких психологов предложила другой взгляд на познание и воспри ятие. Вместо распространенного структурализма психологов, таких, как Вильгельм Вундт, который стремился выявить отдельные элементы каждого психического процесса, они предложили более целостный подход. Он получил свое название от немецкого слова gestalt, что означает «форма, или сущность». Возникла гештальт-психология из работ Вольфганга Келера, Макса Вертгеймера и Курта Коффки.

Согласно идеям гештальт-психологии, у нас есть встроенная тенденция к восприятию объекта как осмысленного целого, а не методом склеивания формы предмета из отдельных частей. Например, когда мы видим простой рисунок, на котором изображен квадрат, мы воспринимаем форму в целом, а не четыре отдельных линии, а когда мы видим определенную последовательность вспышек света, мы воспринимаем это как движение. Как выразился Коффка, «целое больше, чем сумма его частей».

Отдельные части сами по себе мало значат. Гештальт-психологи считают, что мы понимаем объект в целом, а не сумму его частей.