Книга: В сторону Сванна - Марсель Пруст

Но когда после смерти людей, после разрушения вещей ничего не остается из минувшего, — тогда одни только запах и вкус, более хрупкие, но и более живучие, менее вещественные, более стойкие, более верные, еще долго, как души, живут в развалинах всего остального и напоминают о себе, ждут, надеются и неутомимо несут в своих почти неощутимых капельках огромную конструкцию воспоминанья.

Так проходила жизнь моей тети Леони, всегда одинаковая, в сладостном однообразии, которое сама она с притворным пренебрежением и глубоко запрятанной нежностью называла «мое прозябание».

«Бедненький мой боярышничек, — говорил я сквозь слезы. — Ты-то не хотел меня огорчить, ты-то не заставлял меня уезжать. Ты-то мне никогда ничего плохого не делал! Вот я тебя и буду всегда любить». И, утирая слезы, я обещал боярышнику, что, когда вырасту большой, не стану жить так бессмысленно, как другие взрослые, и даже в Париже в начале весны, вместо того чтобы ходить по гостям и слушать глупости, буду уезжать в деревню смотреть на первые цветы боярышника.

Например, часто мне хотелось вновь увидеть кого-нибудь, но я не понимал, что этот человек просто напоминает мне о боярышниковой изгороди, — что-то понуждало меня верить и притворяться, что я верю во внезапный прилив симпатии, хотя было это простой тягой к знакомым местам.

Обычно я такое очень люблю, но в исполнении Пруста порой было настолько затянуто, что превращалось в простое нагромождение слов, в котором я теряла первоначальную мысль – возможно, и автор тоже. Попытка перейти этот Эверест с помощью озвучки успехом не увенчалась: в новом переводе Елены Баевской её просто нет. В общем, я грызла кактус.

Но во второй части романа Пруст меня очаровал. Когда герой гостил в поместье тёти Леони в Комбре, они гуляли по двум тропинкам – в сторону дома Сванна и в сторону дома Германтов. Истории болезненной любви сына Сванна, с которым был когда-то дружен отец героя, и посвящён почти весь остаток текста. Он написан в стиле Пруста – с глубоким погружением в рефлексию героя о своей жизни и чувствах к женщине. Ограниченной, не особо красивой, ведущей аморальный, по тем временам, образ жизни.

Покорила, в первую очередь, честность Сванна, который полностью отдавал себе отчёт в том, что из себя представляет Одетта, что лучше забыть о ней – и по каким причинам он не хочет этого делать. Обычно в таких сюжетах писатели используют приём «розовые очки» и объяснение на любой поступок «люблю – не могу». Действия тут, как и в первой части, кот наплакал – сплошная рефлексия. Но зато какая! В общем, в этот момент я простила Прусту всю неоднозначность первой части романа.

Та фраза по-прежнему связывалась для Сванна с любовью к Одетте. Он чувствовал, что его любовь ни на что не похожа и со стороны кажется необъяснимой; он понимал, что дорожит минутами, проведенными рядом с Одеттой, не потому, что она обладает какими-то особыми достоинствами. И часто, когда в Сванне брало верх разумное начало, он хотел оборвать эту связь, не жертвовать больше умственными и светскими интересами этому воображаемому блаженству.

Кроме того, мне понравилось, как автор отзеркалил некоторые сцены на приёмах у Вердюренов со сценами на вечере в более высоком обществе, как автор показал мнимую исключительность их гостей, их стиля общения, их воспитания, подчеркнув тем самым одинаковость человеческой природы. Мне даже подумалось, что не зря Пруст вывел Сванна человеком на два лагеря, из-за чего ни один из них его полностью не принимал.

В третьей части у меня снова появились вопросы. Но она короткая. Мы возвращаемся к рассказчику из первой части. Только теперь он повествует о своей безответной любви к дочери Сванна.

В общем и целом, у меня есть претензии к стилю написания. Никуда они не делись. И это не только невнятность выражения мысли, хождение вокруг да около, вплетение в нагромождение слов странных метафор, за которыми теряется и красота, и смысл. Это и непонятное лицо, от которого ведётся повествования: первая и третья части, по всем признакам, написаны от первого лица, а вторая, похоже, от неопределённого третьего, иначе как рассказчик мог знать столько всего о личной жизни Сванна, его чувствах и мыслях? Но это неточно.

Однако мне очень понравилось, как автор создал образ героя, погрузил в его чувства и мысли, тонко подсветил лицемерие и тщеславие людей разного социального положения, показал красоту момента, связал чувственные впечатления с воспоминаниями и ощущением себя в настоящем.

Придётся продолжить знакомство с Прустом – очень уж заинтриговала и очаровала его неидеальная идеальность.

У автора безумно красивый слог, он тонко чувствует переплетения человеческой души, что только подкупает меня, как читателя. Это именно такая книга, которой нужно довериться, расслабиться и погрузиться в пучину души одного человека, а после того, как вынырнешь, оказывается можно получить ответы, которые тебя глубоко волнует.

Книга — загадка, которая очень психологична и подсвечивает темные уголки человеческого сердца. Я такого никогда не читала, поэтому меня книга впечатлила.

Больше всего мне понравилась часть про любовь Сванна и Одеттой, очень завлекло меня то, как автор закручивал эту линию. Буду ли я продолжать цикл? Буду, но точно мне нужно время, чтобы мысленно возвращаться к этой истории снова и снова.

Люди стремятся оставить свой след, втоптанный в почву умов поколений, чтобы демонстрировать всем, что жизнь была прожита кем-то из них, не впустую и имела хоть какую-то ценность. "Смотрите! Однажды я был среди вас! Запомните меня молодым и счастливым! Плевать, что я тосковал в одиночестве и дважды плевать, что счастлив я был достаточно редко". Мне ни к чему подобные списки регалий и безмолвная память других. Я способен умереть и не оставив для всех отпечатка.

Из многих делений людей на вымышленные категории, существует та, где одни рождены создавать, а другие лишь лицезреть то, что создали другие (великие). В каждой из них существуют те, кто плохо создаёт или не способен что-либо понять и в каждой другой, подобно присутствует свой отъявленный гений. Это норма сравнений, которая существует лишь для того, чтобы определять действительно лучших. До худших, при всём уважении, абсолютно нет дела. Скажите, кто помнит вторых? Покажите мне наивных глупцов, что стремятся быть за кем-то вторыми, пытаясь увековечить себя и ответьте, мне громко, кто их действительно помнит? Бедные люди... Скупые стремления...

Эти тёмные мысли одолевали меня в светлом кафе, в самом центре, забытого и пыльного города. Внутри в это время, как всегда, не было ни одного человека, разумеется, кроме меня, если кто-то до сих пор, после строк сказанных выше, продолжает считать меня таковым. Бросьте! Даже моя мать давно перестала видеть что-то здоровое, в этом разбитом зеркале давно позабытых надежд, а вы всё ещё ждёте текста рецензии без погружения в атмосферу рассказа. Проявите немного терпения и следите за тем, что я выделил жирным...

Здесь было уютно и тихо... Поэтому я люблю это место. Я часто бываю здесь, для того чтобы думать, читать или смотреть на людей за высокими окнами. Они вечно куда-то спешат. А здесь тишина, покой и меня ничто не тревожит... Как всегда, только я и одинаковый человек-автомат для выдачи кофе и лестных предложений десерта, с определённым количеством некоторых разобранных функций, которые несомненно вели к требованию чаевых, а не для моего удовольствия. "Интересно... Она счастлива здесь? Или мечтает о чём-то высоком? Может ждёт, что однажды её кто-то заметит? Как минимум то, что она успешно сделала нужную функцию из всех вариантов на выбор..." Одна из них предназначались для выдачи кофе, другая для слепого нажатия комбинации царапанных кнопок и последующей выдачи чека, а третья и вовсе выражалась в примитивно-снабжённой улыбке, от которой так отчётливо веяло дешёвой пластмассой, что столь выразительно портила воздух, натужно-нелепым присутствием. "Лучше бы она искренне желала мне смерти..." - думал я смотря на неё, одновременно, откусывая, судя по свежести, вчерашний эклер, запив его птичьим глотком, наполненным вкусом свежего кофе.

"Все люди будто картонные персонажи, что написал придуманный автор, а я словно один из людей, кто должен страдать и вызывать у других пять капель сочувствия, заставляя прочесть роман до последней страницы, чтобы знать когда я буду вынужден сдаться. Жаль, что этот мир не написан Марселем... В нём мои страдания и вся моя жизнь заиграла совершенно другими словами и красками. Он бы мог описать даже то, к чему мне самому сложно найти хотя бы несколько слов, подобрав их словно букетик, что должен принести для любимой, чтобы напомнить, как я соскучился без нежности рук..." - думал я, кусая эклер. - "Да. Именно с подобного укуса мадленки, началось воспоминание автора и перенос его воспоминаний из детства..."

Подобно ему, я вспомнил первую книгу и всё то, что сохранилось внутри, спустя полгода прочтения. Взрыв эмоций, кратный десятку ядерных бомб, абзацы наполненные чувственным слогом, возможности размышлений, невероятные клочки цитат, которые хочется заучить наизусть и поглощающий уход от реальности. Автор забирает читателя, словно свой прототип из прожитого детства. Нежно взяв за дрожащую руку, ведёт по невообразимому количеству строк, наполняя сердце благоухающим полем цветов, разрешив окунуться в шелест зелёной травы.

Мы узнаем о настоящей любви, о волнующем родительском поцелуе, характер первых героев романа, который не растворится в этом бесконечном потоке воспоминания детства. Возможности прощений измены, первых приёмов гостей и двух дорог, что предстоит не раз истоптать для совершений прогулок и совершения выбора от которого потом будет зависеть вся жизнь. Роман, который заставит почувствовать себя в списке живых, даже отъявленных циников, кто давно разочарован всеми возможными гранями жизни.

Любой томик Пруста, вырывает из жизни и возвращает к реальности подарив читателю крылья. Книга состоит из трёх частей, наполненных чувством эгоизма ребёнка и пожеланием ему добрых снов, сквозь тексты записок, первой несправедливостью жизни, первым желанием, первой собственной мыслью и ревностью, первой разницей чувств и первой историей. Сквозь великолепие речевых оборотов и авторской мысли нам придётся лицезреть весь клубок запутанных чувств. Делать невольные сравнения, выписывать цитаты и размышлять о чём-то своём, проводя параллели. Вспомнить свою любовь, прикосновения мамы, сухость губ и влажность полученных поцелуев, список капризов, тёплое молоко и густые деревья, склонившие листья над головой, полной надежд...

Он хотел издать весь роман в одной книге. Издатели разводили руками и смотрели на него, будто на сумасшедшего. Он и правда был одержим этой работой, считая, что может умереть, закончив последние страницы черновиков. Но это всё будет потом. Сегодня я размышлял лишь о первой книге романа, изредка забегая вперёд.

Авторский стиль сложно с чем-то сравнить и для тех, кто откроет его врождённые грани, он может стать предметом часовых разговоров и растянутых вздохов... "Как же он пишет? Как же он способен прочувствовать? Этот практически бессюжетный поток сознания, который разливается на целые сотни страниц. Ты в каком переводе читал? Все рекомендуют в переводе Елены Баевской. Да, он не совершенный, как остальные, но лучше всех предыдущих. Я искал статьи и анализы, многие пришли именно к подобному общему знаменателю.

"Ты видел обложку от "Иностранки?" Господи, это шедевр! Какая лёгкость и грация! Кажется, что ты готов провести вечность у ног этой женщины. А ты помнишь этот момент?" - хочется спросить у любого прохожего, что бежит по делам за плоскостью длинных окон.

— Скажите, а Вы читали "В сторону Сванна?" - спросил я, у человека-автомата для выдачи кофе, снабжённого вечно-протяжной улыбкой.

— Марсель Пруст? Конечно. Это мой любимый писатель. Я прочла дважды весь цикл. А по Вам и не скажешь, что вы можете интересоваться подобным. Вы смотритесь, как человек из картона. - сказала она, вдруг став настоящей.

— Мне кажется, что я готов умереть с чистой совестью. Прямо в Вашем кафе... Если Вы хотя бы на пару минут мне расскажете о любимых моментах! - сказал я испытав семь граней надежды.

— Надеюсь, что до этого не дойдёт, но на всякий случай, мне понадобится чай и мадленка. Подождите пару минут. - попросила она, впервые искренне улыбаясь моменту.

Я доедал вчерашний эклер, вливая остатки холодного кофе и благодарил судьбу за возможность поговорить с человеческой душой, кто как и я прочёл весь цикл "В поисках утраченного времени..." Пожалуй, оставлю возможность догнать меня тем, кто до сих пор не касался и первой книги романа. Доверьтесь, это нужно попробовать, словно эклер. Только так можно ощутить все степени вкуса и познать примерную свежесть. Сделать небольшой укус и понять, насколько всё кажется близким. Надеюсь, что многих не разочарует данный совет и вы откроете новый, удивительный мир. Как всегда...

"Читайте гениальные книги!" (с)