Текст книги "Язык жизни. Ненасильственное общение"

Подведем итог

Нашей природе свойственно делиться и отдавать, сопереживая. Но мы усвоили много форм отчуждающего от жизни общения и поэтому наше поведение и слова ранят других и нас самих. Одна из форм отчуждающего от жизни общения – использование моралистических суждений, которые подразумевают неправоту или испорченность тех, кто не отвечает нашим ценностям. Еще одна форма такого общения – сравнения, которые блокируют сопереживание по отношению к другим и к нам самим. Отчуждающее от жизни общение также скрывает от нас осознание того, что каждый из нас несет ответственность за свои мысли, чувства и действия. Высказывание наших желаний в форме требований – еще одна характеристика речи, блокирующей сопереживание.

3
Наблюдение без оценивания

НАБЛЮДАЙТЕ! Мало что столь же важно и священно, как наблюдение.

Фредерик Бюхнер, священнослужитель

 
Я могу послушать, как ты скажешь,
Что я сделал, а чего не смог.
И я готов принять твои толкования,
Но, пожалуйста, не смешивай одно с другим.
 
 
Если хочешь запутать любое дело,
Вот самый лучший рецепт:
Смешай то, что я делаю,
С тем, как ты реагируешь на это.
 
 
Говори мне, что ты разочарован
Моей недовыполненной работой.
Но я не стану работать лучше,
Если ты будешь называть
меня «безответственным».
 
 
А ты говори, что тебе обидно,
Когда я отвергаю твои ухаживания.
Но твои шансы не повысятся нисколько,
Если ты назовешь меня «бесчувственным».
 
 
Да, я могу послушать, как ты скажешь,
Что я сделал, а чего не смог.
И я готов принять твои толкования,
Но, пожалуйста, не смешивай одно с другим.
 

Маршалл Розенберг

Первая составляющая ННО подразумевает отделение наблюдения от оценивания. Мы должны внимательно отслеживать все, что мы видим, слышим или осязаем, – все, что оказывает влияние на наше самочувствие, – не примешивая к этому никаких оценок.

Наблюдение – важный элемент ННО, когда мы хотим ясно и честно выразить себя перед другим человеком. Когда мы смешиваем наблюдение и оценивание, мы снижаем вероятность того, что другие услышат смысл нашего высказывания. Вместо этого они могут слышать критику и, таким образом, будут сопротивляться любым нашим словам. ННО не требует, чтобы мы оставались абсолютно объективными и воздерживались от оценивания. Оно лишь требует, чтобы мы отделяли наши наблюдения от оценок. ННО – это язык-процесс, который не приветствует статичные обобщения. Вместо этого оценки должны быть основаны на наблюдениях, соответствующих определенному времени и контексту.

Когда мы смешиваем наблюдение с оцениванием, люди могут слышать в наших словах критику.

Специалист по семантике Уэнделл Джонсон указывал на то, что мы создаем себе много проблем, используя статичный язык, чтобы выразить понимание непрестанно меняющейся реальности: «Наш язык – несовершенный инструмент, созданный в древности невежественными людьми. Это анимистический язык. Он побуждает нас говорить о стабильности и константах, об общих чертах, о нормальности и типажах, о магических преобразованиях, волшебных таблетках, простых задачах и финальных решениях. Но мир, который мы пытаемся в символической форме представить посредством этого языка, – это мир процессов, изменений, различий, измерений, функций, отношений, роста, взаимодействий, развития, обучения, сотрудничества, сложностей. И несоответствие между нашим постоянно меняющимся миром и относительно статичным языком – часть проблемы».

Моя коллега Рут Бебермейер противопоставляет статический и процессуальный язык в песне, которая иллюстрирует разницу между оцениванием и наблюдением:

 
Я никогда не видела ленивого человека;
Я видела человека, который никогда не бегал,
Когда я на него смотрела; и я видела
Человека, который иногда спал
Между ланчем и обедом и сидел
Дома в дождливый день,
Но он не был ленивым человеком.
Не торопись возражать, а подумай:
Был ли он ленивым или
Просто делал то, что мы приписываем
«ленивцам»?
 
 
Я никогда не видела глупого ребенка;
Я видела ребенка, который иногда делал
Вещи, мне непонятные,
Или поступал не так, как я ожидала;
Я видела ребенка, который не был там,
Где бывала я,
Но он не был глупым ребенком.
Не торопись возражать, а подумай:
Был ли он глупым или
Просто знал не то, что знаешь ты?
 
 
Как ни присматривалась, я никогда
Не видела повара;
Я видела человека, который смешивал продукты,
Из которых получалась наша еда;
Я видела человека, который включал плиту
И готовил на ней мясо, —
Все это я видела, но только не повара.
Скажи мне: когда ты смотришь,
Ты действительно видишь повара
или просто человека,
Который делает то, что мы называем
поварской работой?
 
 
То, что некоторые из нас называют ленью,
Другие называют усталостью
или расслабленностью;
То, что некоторые из нас называют глупостью,
Другие называют другим видом знания.
И я пришла к выводу, что лучше бы нам
Не смешивать то, что мы видим,
С нашими мнениями.
Но, конечно же, и это —
Всего лишь мое суждение.
 

Рут Бебермейер

Последствия негативных ярлыков, таких как «лентяй» или «глупый», более-менее очевидны, но даже позитивные или с виду нейтральные ярлыки, такие как «повар», ограничивают наше восприятие целостности другой личности.

Высочайшая ступень развития человеческого ума

Индийский философ Джидду Кришнамурти однажды заметил, что наблюдение без оценивания – это высочайшая ступень развития человеческого ума. Когда я впервые прочитал это утверждение, в моем сознании промелькнула мысль: «Какая чушь!», и тут я сразу понял, что даю прочитанному оценку. Большинству из нас тяжело наблюдать без осуждения, критики и других форм анализа, особенно когда речь идет о людях и их поведении.

Я со всей очевидностью осознал эту сложность, когда работал в начальной школе, где часто возникали коммуникативные проблемы между педагогическим коллективом и директором. Инспектор школьного округа попросил меня помочь в разрешении конфликта. Сначала я должен был поговорить с коллективом, а затем – с коллективом и директором вместе.

Я начал встречу с вопроса коллективу: «Какие действия директора идут вразрез с вашими потребностями?»

«У него длинный язык», – сразу ответили мне. Я спрашивал о наблюдениях, но, хотя выражение «длинный язык» дало мне информацию о том, как учитель оценивал директора, оно не могло описать конкретные слова или действия, которые привели к этой оценке.

Когда я указал на это, вызвался второй учитель: «Я знаю, что он имеет в виду: директор слишком много говорит!» Вместо ясного наблюдения, описывающего поведение директора, я опять услышал оценку того, как много директор говорит. Затем третий учитель объявил: «Он думает, что ему одному есть что сказать». Умозаключения о том, что думает другой человек, – это не наблюдение за его поведением. Когда я это объяснил, вызвался четвертый учитель: «Он хочет постоянно быть в центре внимания». Я заметил, что это тоже умозаключение о желаниях другого человека, и тогда двое учителей выпалили в один голос: «Знаете, на ваш вопрос очень сложно ответить!»

Тогда мы вместе разработали список конкретных действий директора, которые создавали для учителей дискомфорт, и убедились, что в списке нет оценок. Например, директор на педсоветах постоянно рассказывал истории о своем детстве и о войне. В результате совещание иногда затягивалось на лишних двадцать минут. Когда я спросил, пытались ли учителя донести свое недовольство до директора, они ответили, что да, но лишь в виде оценочных суждений. Учителя никогда не упоминали конкретные поступки – например, рассказывание историй из жизни. Они согласились поднять эту тему на совместной встрече.

Стоило ей начаться, и я почти сразу понял, о чем говорили мне педагоги. Вне зависимости от темы директор вмешивался и начинал: «А вот в мое время…» Затем следовала история о его детстве или о войне. Я ждал, пока кто-нибудь продемонстрирует дискомфорт, вызываемый поведением директора. Но вместо ненасильственного общения учителя применяли невербальное осуждение. Кто-то закатывал глаза, кто-то демонстративно зевал. Один из педагогов все время посматривал на часы.

Я терпел это неприятное развитие сценария и наконец сказал: «Никто ничего не хочет сказать?» Воцарилось неловкое молчание. Учитель, первым заговоривший на нашей встрече, собрал все свое мужество, посмотрел прямо на директора и объявил: «Эд, у вас длинный язык».

Как показывает эта история, иногда нелегко отказаться от старых привычек и овладеть навыком отделения наблюдения от оценок. Учителям наконец удалось объяснить директору, какие конкретно его действия беспокоят их. Директор внимательно слушал, а потом спросил: «Но почему никто из вас раньше мне этого не сказал?» Он признал за собой привычку не к месту рассказывать свои истории – и сразу после этого перешел к истории, в которой речь шла об этой привычке! Я перебил его, заметив (добродушно), что он делает это снова. Под конец встречи мы разработали способы, с помощью которых учителя могли мягко дать понять директору, что его истории нежелательны.

Как отличать наблюдения от оценок?

В следующей таблице нейтральные наблюдения отделены от тех, которые смешаны с оценками.

Примечание. Слова «всегда», «никогда», «постоянно», «каждый раз» и тому подобные могут выражать наблюдения, когда используются следующим образом:

• Каждый раз, когда Джек говорил при мне по телефону, это длилось минимум полчаса.

• Я не помню ни одного раза, когда ты мне написал бы.

Иногда такие слова используются как преувеличения. В таких случаях наблюдения и оценки смешиваются:

• Ты вечно занят.

• Если она нужна, ее никогда нет.

Когда такие слова используются в преувеличениях, они часто вызывают защитную реакцию, а не сопереживание.

Такие слова, как «часто» и «редко», также могут способствовать путанице между наблюдением и оцениванием.

Подведем итог

Первая составляющая ННО предусматривает разделение наблюдения и оценивания. Если мы смешиваем эти два процесса, окружающие могут воспринимать наши слова как критику и отторгать наши слова. ННО – это язык-процесс, который не приветствует статические обобщения. В наблюдениях следует четко указывать время и контекст. Например, «Хэнк Смит не забил ни одного гола за двадцать матчей» – вместо того чтобы просто говорить: «Хэнк Смит плохо играет в футбол».

ННО в действии

«Самый высокомерный докладчик, которого мы когда-либо слышали».

Этот диалог состоялся во время семинара, который я вел. Прошло полчаса моей презентации, и я сделал паузу, чтобы дать участникам возможность высказаться. Один из них поднял руку и сказал: «Вы самый высокомерный докладчик, которого мы когда-либо слышали!»

Когда люди говорят со мной подобным образом, у меня есть несколько вариантов реакции. Первый – принять высказывание полностью на свой счет. Я знаю, что веду себя подобным образом, когда испытываю потребность унижаться, обороняться или извиняться. Еще один вариант (в котором у меня большой опыт) – атаковать человека в ответ на то, что кажется мне атакой, направленной на меня. В данном случае я выбрал третий вариант – сосредоточиться на том, что могут означать утверждения этого человека.

МР (выдвигая догадку об услышанном наблюдении): Это ваша реакция на то, что я потратил целых тридцать минут на изложение своих взглядов, прежде чем дать слово вам?

Фил: Нет, вы сейчас слишком все упрощаете.

МР (пытаясь получить дальнейшее объяснение): Это ваша реакция на то, что я не упомянул о трудностях, которые использование этого процесса может представлять для некоторых людей?

Фил: Нет, не для некоторых людей – для вас!

МР: То есть это ваша реакция на то, что я не рассказал о том, какие трудности этот процесс представляет иногда для меня?

Фил: Да.

МР: Вы раздражены, потому что хотели бы услышать от меня какое-либо упоминание о том, что у меня самого с этим процессом определенные сложности?

Фил (подумав секунду): Да.

МР (теперь, когда установлена связь с чувствами и потребностями человека, я меньше волнуюсь и могу сосредоточиться на его направленных ко мне пожеланиях): Вы хотели бы, чтобы я прямо сейчас признал, что использование этого процесса может потребовать внутренней борьбы?

Фил: Да.

МР (прояснив смысл услышанного наблюдения, чувства, потребности и запрос, я разбираюсь в себе, чтобы определить, готов ли я выполнить его просьбу): Да, этот процесс часто требует от меня усилий. Когда мы продолжим работу, возможно, я опишу несколько случаев, когда я пытался – порой безуспешно – применить этот процесс и эту осознанность, о которых рассказываю сейчас вам. А не сдаваться мне помогает тесная связь с другими людьми, которая возможна тогда, когда я действительно остаюсь в процессе.

Упражнение 1

Наблюдение или оценивание?

Чтобы определить, насколько вы умеете отделять наблюдение от оценивания, выполните это упражнение. Обведите номера всех предложений, которые являются только наблюдениями и не содержат оценок.

1. Вчера Джон разозлился на меня без малейшего повода.

2. Вчера вечером Нэнси грызла ногти, когда смотрела телевизор.

3. Во время совещания Сэм не спросил моего мнения.

4. Мой отец – хороший человек.

5. Дженис слишком много работает.

6. Генри агрессивен.

7. На этой неделе Пэм каждый день приходила первой.

8. Мой сын часто пренебрегает чисткой зубов.

9. Люк сказал мне, что в желтом я выгляжу не очень хорошо.

10. Когда я разговариваю с тетей, она мне жалуется.

Вот мои ответы к упражнению 1:

1. Если вы обвели этот номер, то наши мнения не совпадают. Я считаю, что слова «без малейшего повода» относятся к оцениванию. Кроме того, я считаю, что оценочным является и умозаключение о том, что Джон разозлился. Он мог чувствовать себя оскорбленным, напуганным, грустным – или как-то еще. Вот примеры возможных наблюдений без оценивания: «Джон сказал мне, что он зол». Или: «Джон ударил кулаком по столу».

2. Если вы обвели этот номер, то наши мнения совпадают. Это наблюдение, к которому не примешивается оценивание.

3. Если вы обвели этот номер, наши мнения совпадают. Это наблюдение, которое высказывается без примеси оценивания.

4. Если вы обвели этот номер, наши мнения не совпадают. Я считаю, что слова «хороший человек» – это оценка. Возможный пример описания без оценивания: «Последние двадцать пять лет мой отец отдает десятую часть своей зарплаты на благотворительность».

5. Если вы обвели этот номер, наши мнения не совпадают. Я считаю, что «слишком много» – оценка. Описание выглядело бы так: «На этой неделе Дженис провела в офисе более шестидесяти часов».

6. Если вы обвели этот номер, наши мнения не совпадают. Я считаю, что слово «агрессивен» – оценочное. Описание без оценивания могло бы звучать так: «Генри ударил сестру, когда она переключила канал».

7. Если вы обвели этот номер, наши мнения совпадают: описание не содержит оценивания.

8. Если вы обвели этот номер, то наши мнения не совпадают. Я считаю, что «часто» – это элемент оценивания. Вот возможный пример наблюдения без оценивания: «На этой неделе мой сын два раза пропустил вечернюю чистку зубов».

9. Если вы обвели этот номер, наши мнения совпадают: это наблюдение, высказанное без оценивания.

10. Если вы обвели этот номер, наши мнения не совпадают. Я считаю слово «жалуется» оценочным. Возможный пример описания без оценивания: «На этой неделе тетя звонила мне трижды и каждый раз рассказывала о людях, поступки которых ее огорчили».

Маска

 
Всегда держа маску
В белой тонкой руке,
Не давала она
Увидеть свое лицо…
 
 
Да, эта рука,
Легонько сжимая маски края,
Дело знала свое.
Но, кажется, иногда
Едва заметно
Пальцы дрожали,
Когда держали
Маску ее.
 
 
А я годами
В догадках
Терялся,
Но спросить
Не решался.
И однажды,
С опаской
Взглянув
За маску,
Не увидел я ничего.
Лица
Не было у нее.
 
 
Осталась
Только рука,
Изящно
Державшая маску.
 

Автор неизвестен

4
Как осознавать и выражать свои чувства?

Первая составляющая ННО – наблюдение без оценок. Вторая составляющая – высказывание того, что мы чувствуем. Психоаналитик Ролло Мэй считает, что «зрелый человек становится способен дифференцировать чувства на самые разные нюансы, сильные и яркие эмоции или же изящные и тонкие, как в различных музыкальных пассажах в симфонии»[7]7
  Ролло Мэй. Человек в поисках себя. М.: Институт общегуманитарных исследований, 2013.


[Закрыть]. Однако для многих из нас диапазон собственных чувств, как писал Мэй, «ограничен, подобно нотам в сигнале горна».

Тяжелый груз невысказанных чувств

Наш лексический запас для присвоения людям ярлыков часто богаче нашего словаря, предназначенного для ясного описания эмоциональных состояний. За двадцать один год я прошел полный цикл обучения в американских учебных заведениях всех ступеней, и за все это время никто ни разу не спросил, что я чувствую. Чувства просто не принимаются во внимание. Ценится прежде всего «правильное мышление» – в том смысле, который в эти слова вкладывают люди, обладающие властью и статусом. Нас учат «повиноваться другим», а не находиться в контакте с самими собой. Нас учат быть «рассудительными», то есть беспокоиться о том, что скажут люди о наших словах и поступках.

Опыт моего общения примерно в девятилетнем возрасте с одним учителем показывает, как может начаться отчуждение от наших чувств. Однажды после уроков я прятался в классе от мальчишек, которые поджидали меня снаружи, чтобы поколотить. Меня заметил один из учителей и попросил покинуть здание. Когда я объяснил, что боюсь выходить, он ответил: «Большие мальчики ничего не боятся». Через несколько лет я получил подкрепление этой установки во время занятий спортом. Для тренеров было обычным делом хвалить спортсменов, если те «выкладывались на полную» и продолжали играть, несмотря на сильнейшую физическую боль. Я так хорошо это усвоил, что как-то целый месяц продолжал играть в баскетбол со сломанным запястьем и не обращался за помощью.

Однажды на тренинге по ННО участник (студент колледжа) рассказывал о том, как сосед по комнате не давал ему спать, потому что слишком громко слушал музыку поздней ночью. Когда студента спросили, что он в это время чувствовал, он ответил: «Я чувствовал, что слушать музыку по ночам на такой громкости неправильно». Я обратил его внимание на то, что после слова «чувствовал» он высказал скорее мнение, чем свои чувства, и попросил его попробовать еще раз. Тогда он ответил: «Когда люди делают нечто подобное, я чувствую, что с ними что-то не так». Я объяснил, что он снова высказывает скорее мнение, чем чувства. Поразмыслив, он запальчиво произнес: «Я вообще не испытываю никаких чувств по этому поводу!»

Этот студент, конечно же, испытывал сильные чувства. К сожалению, он не умел их осознавать, не говоря уже о том, чтобы выражать их. Эти сложности с распознаванием и выражением чувств присущи многим, особенно юристам, инженерам, полицейским, руководителям корпораций и кадровым военным – то есть людям, работающим в тех сферах, где профессиональная этика не поощряет выражение эмоций. Если человек неспособен выражать свои эмоции, это становится тяжелым испытанием для его родственников. Риба Макинтайр, певица в стиле кантри, написала после смерти своего отца песню, которую назвала «Мой величайший незнакомец». Несомненно, она выразила чувства многих людей, которые так и не смогли установить нужных им эмоциональных связей со своими отцами.

Я часто слышу утверждения такого рода: «Не хочу, чтобы у вас сложилось превратное мнение о моем муже, он чудесный человек, но… Я никогда не знаю, что он чувствует». Одна из таких недовольных женщин привела мужа на тренинг, во время которого сказала ему: «У меня такое ощущение, будто я вышла замуж за стенку». И тогда муж прекрасно изобразил стенку: он сидел молча и неподвижно. Она раздраженно повернулась ко мне: «Вот видите! И так каждый раз. Он просто молча сидит. Все равно что со стенкой говорить».

«Кажется, вы чувствуете себя одинокой и хотели бы больше эмоционального контакта со своим мужем», – ответил я. Она согласилась, и тогда я попытался показать, что заявлениями вроде «все равно что со стенкой говорить» ей вряд ли удастся донести до мужа свои чувства и желания.

Кроме того, такие заявления часто превращаются в самосбывающиеся пророчества. Например, муж слышит, как его ругают за то, что он ведет себя как стенка. Это его задевает и лишает уверенности в себе. Он не отвечает, подтверждая тем самым представления своей жены.

Если улучшить наш словарный запас, предназначенный для выражения эмоций, это, несомненно, скажется положительно не только на межличностных отношениях, но и на профессиональной сфере. Однажды меня в качестве консультанта нанял технологический отдел большой швейцарской корпорации. Для сотрудников этого отдела стало неприятным открытием, что их избегают люди из других отделов. Когда тех просили объяснить ситуацию, они отвечали: «Мы терпеть не можем совещания с этими технарями. Это все равно что с роботами говорить!» Остроту проблемы удалось снизить, когда я провел немного времени с сотрудниками техотдела и вдохновил их демонстрировать больше человеческих качеств во время общения с коллегами.

В другой раз я работал с административным персоналом больницы. Эти сотрудники волновались по поводу предстоящей встречи с врачами. Администраторы хотели, чтобы я показал им, как использовать ННО. Им нужна была поддержка врачей для воплощения проекта, который те недавно уже отклонили абсолютным большинством голосов (семнадцать человек против одного).

На репетиции я, говоря от имени администратора, начал свое выступление так: «Мне страшно поднимать эту тему». Я выбрал эти слова, потому что чувствовал, насколько напуганы администраторы предстоящим противостоянием с врачами. Я не успел продолжить, потому что один из администраторов прервал меня: «Это просто невозможно! Нельзя, чтобы мы признавались врачам в своем страхе».

Когда я спросил, почему признать свой страх – такое табу, он ответил, не раздумывая: «Если мы признаемся, что боимся, они нас в клочья разорвут!» Я не удивился его ответу; я часто слышал, как люди говорят, что даже мысль о выражении своих эмоций на рабочем месте кажется им невероятной. Однако мне было приятно узнать, что один из администраторов все же отважился рискнуть и показать свою уязвимость на собрании, которого все так боялись. Выйдя из своего привычного безукоризненно логичного, рационального и безэмоционального образа, он решил поделиться своими чувствами, а также причинами, по которым хотел переубедить врачей. И с изумлением и облегчением заметил, что вместо того, чтобы «разорвать его в клочья», врачи полностью пересмотрели свою позицию и проголосовали в количестве семнадцати человек против одного за поддержку проекта! Эта потрясающая перемена помогла администраторам осознать и оценить, каким потенциалом обладает выражение своей уязвимости – даже на рабочем месте.

Демонстрация своей уязвимости может помочь в решении конфликтов.

Наконец, позвольте поделиться с вами случаем из моей жизни, который продемонстрировал мне, какие последствия может принести сдерживание эмоций. Я вел курс по ННО для учеников из малообеспеченных районов. Когда в первый день я вошел в класс, ученики, которые оживленно общались между собой, замолчали. «Доброе утро!» – приветствовал их я. Тишина. Я чувствовал себя очень неловко, но боялся это показать. Вместо этого я заговорил дальше, стараясь держаться как можно более профессионально: «На этих занятиях мы будем изучать процесс, который, надеюсь, поможет вам лучше строить общение дома и с друзьями».

Я продолжал объяснять, что такое ННО, но казалось, никто не слушает. Одна девочка, порывшись в сумке, выудила пилочку и принялась энергично шлифовать ногти. Ученики, сидевшие возле окна, приклеились носами к стеклу – казалось, их очень интересует происходящее на улице. Мне становилось все более и более неловко, но я продолжал молчать об этом. И наконец один из учеников, проявивший явно больше смелости, чем я, заговорил: «Все дело в том, что вам просто мерзко находиться среди чернокожих, правда?» Я был ошарашен его словами, но сразу понял, как выглядели со стороны мои попытки скрыть испытываемый дискомфорт.

«Мне и правда не по себе, – признал я, – но дело совсем не в цвете кожи. Мои чувства вызваны тем, что я никого здесь не знаю, и мне хотелось бы, чтобы вы меня приняли». Когда я продемонстрировал свою уязвимость, эффект был потрясающим. Ученики начали рассказывать о себе и задавать вопросы о том, кто я и что такое ННО.