Текст книги "Венчальная свеча"

Марси Бэннет
Венчальная свеча

1

Жан-Луи арендовал для торжественного приема ресторан на Эйфелевой башне. Не успев привыкнуть к свалившейся на него известности, он с трудом осознавал, что вся эта шумная толпа собирается праздновать его собственную помолвку.

Знаменитая картина была выставлена здесь же, и многие, несомненно, пришли сюда именно ради нее, это была его самая вдохновенная работа, и критики всей Франции расточали ей щедрые похвалы. Он вдруг сделался модным художником; быть с ним в приятельских отношениях стало престижным, и многие, прежде всего женщины, мечтали быть увековеченными его кистью.

Греясь в лучах славы и не упуская возможности воспользоваться всеми ее выгодами, Жан-Луи пригласил на сегодняшний вечер сливки парижского общества, а заодно и друзей-художников. Эта разношерстная публика представляла из себя экзотический коктейль. Разумеется, всех интриговало неожиданное продолжение, которое получила работа над портретом. Ведь союз художника с его моделью, как правило, не бывает прочным, и отношения прекращаются, лишь только новый прелестный лик воспламеняет воображение творца.

Картина висела на видном месте и была в фокусе всеобщего внимания. Оттуда доносились возбужденные возгласы знатоков. Некоторые из них бесцеремонно оглядывались на Анжелику, сравнивая оригинал с запечатленным на холсте образом.

Вначале от этого холодного внимания и доносившихся до нее обрывков фраз девушке становилось не по себе. Не так уж приятно быть для окружающих не живым человеком, а «объектом». Но она уже успела приобрести иммунитет к раздевающим пристальным взглядам и двусмысленным комментариям.

– ... Они отдавались друг другу с неистовой страстью, когда он работал над этим портретом, – с жаром рассказывала какая-то элегантная дама. – Это же очевидно. Здесь каждый мазок буквально брызжет сексом.

Еще и еще взгляды... Порой изучающие, оценивающие, но в большинстве своем все же понимающие.

Париж он и есть Париж. Понятно, что художнику трудно избежать физической близости со своей моделью. Удивить публику он мог бы, лишь не сделав этого. Или же предложив ей вступить в брак, как сейчас.

Тряхнув длинными золотистыми волосами, Анжелика направилась к шумной хохочущей группе, в центре которой стоял Жан-Луи. Он тут же взял руку невесты и, поднеся к губам, пламенно поцеловал ее. Было видно, что ему все это чрезвычайно приятно.

Ожидание триумфа было долгим, но теперь художник получил возможность выбирать, кого рисовать. Его картины уходили за баснословные цены, а мечта войти в мир высшей богемы наконец осуществилась. Все, что ему требовалось теперь, – это закрепить блестящий успех, и несколько заказов были у него уже в кармане.

Он обнял Анжелику за талию и нетерпеливо привлек к себе.

– Ты счастлива, любовь моя?

– Конечно. Вечер просто чудесный. – В ее парижском произношении едва угадывался какой-то легкий акцент.

– Вы работаете над очередным портретом мадемуазель Касте? – спросил кто-то.

Слово «мадемуазель» позабавило Анжелику. Уважение, с которым гости обращались к ней, объяснялось лишь положением невесты Жана-Луи.

– Еще бы! – Он энергично всплеснул руками. Как же можно перестать рисовать ее? Она просто изумительна. А эти глаза! Боюсь, моя палитра бессильна передать их прелесть.

Его немедленно принялись разубеждать, и не без основания: глаза на портрете были написаны с потрясающим мастерством. Они светились как живые, и казалось, что это сияние исходит из глубины холста.

При первой встрече внимание художника привлекли именно глаза Анжелики – ясные, зеленоватые, с глубокими янтарными бликами. Он преследовал ее с упорством маньяка, пока наконец не убедил позировать ему.

И все же, предвидя подобное развитие событий и не желая становиться частью публичного спектакля, девушка сопротивлялась до последнего. То же касалось и его сексуальных домогательств, которые она отвергала до тех пор, пока Жан-Луи не впал в такую прострацию, что почти потерял способность работать. Почти. Живопись всегда стояла для него на первом месте, и Анжелика не строила иллюзий на этот счет.

Появился фоторепортер с камерой, желая запечатлеть модель рядом с ее изображением. Он просил об этом далеко не первым, но Жан-Луи был сама любезность. Проводив невесту вниз по ступенькам к картине, выставленной в фойе ресторана, и объяснив репортеру, как выбрать наилучший ракурс, он так и не смог дождаться, пока будет отснята вся пленка, и вернулся на верхний этаж. На какое-то время Анжелика оказалась в одиночестве и повернулась к своему портрету, чтобы еще раз оценить его.

Живопись Жана-Луи Лене была не особенно оригинальна. Тем не менее, несмотря на новейшую манеру исполнения с ее характерными колористическими излишествами, ему удалось достичь почти полного сходства с оригиналом. Зато изображенные в качестве фона суровые горы и сумрачные долины при ближайшем рассмотрении оказывались сплетением сладострастно изогнутых женских тел. Безупречная фигура Анжелики в просторном, развевающемся на ветру белом платье давала простор воображению зрителя. Но прежде всего обращали на себя внимание глаза девушки – таинственные, искушающие, исполненные дивной гипнотической силы, они светились юмором.

Легкая улыбка тронула ее губы. Та женщина утверждала, что рукой мастера водила страсть. Пожалуй, но она была в равной степени замешана и на желании, и на разочаровании. Что же касается воображения, то фантазировать пришлось в первую очередь самому Жану-Луи, ибо Анжелика так и не позволила писать ее обнаженной. Быть может, в этом и состояла дразнящая тайна полотна и одновременно секрет его ошеломляющего успеха? Холст излучал желание и одновременно вселял ощущение какой-то хрупкости, нереальности, заставляя работать фантазию зрителя.

Щедрый луч закатного солнца упал на Анжелику, позолотил ее легкую и стройную фигуру и окружил пышные волосы ослепительным нимбом. На девушке было белое платье до щиколоток, и многие отмечали его сходство с тем, нарисованным. Тонкая ткань казалась почти прозрачной, являя взору соблазнительные очертания великолепных ног – таких длинных, что, казалось, они растут прямо из талии. Она была теперь ожившим портретом, а тот – лишь ее бледной копией..

На второй этаж прибыл снизу лифт, и двери его с шумом открылись. Фойе заполнила оживленно галдящая толпа. Гости повалили к входу, предъявляя приглашения. Потом они с восхищенными возгласами подходили к картине и отправлялись на поиски виновника торжества.

– Я, кажется, оставил в номере свое приглашение, но вот... – послышался чей-то низкий голос с английским акцентом.

Говоривший умолк, и Анжелика представила себе деньги, вручаемые в качестве компенсации за забывчивость. Еще один «заяц», здесь их десятка два, не меньше... Девушка легко взбежала по лестнице и смешалась с толпой.

Владелец галереи накрыл для гостей роскошный стол. Шампанское лилось рекой. Шум нарастал, атмосфера становилась все более жаркой.

Огромные окна от пола до потолка позволяли любоваться раскинувшимся внизу Парижем. Солнце тяжелым оранжевым шаром погружалось в городской смог, и окрестные здания проступали черными силуэтами на фоне червонного золота заката. К подножию Эйфелевой башни потихоньку сползались сумерки, пронзаемые пока еще редкими огоньками, которые придавали городу романтическое очарование.

Стоя с бокалом в руке в тени одной из металлических распорок, разделявшей два соседних окна, Анжелика вглядывалась в запрудившую зал толпу. Скоро напитки и яства начали иссякать, и наиболее высокопоставленные гости стали постепенно расходиться. Только друзья-художники намеревались держаться до последнего с тем, чтобы потом всей компанией податься в один из клубов на Монмартре и прокутить там остаток ночи. Но только не Жан-Луи. На сегодня дружеская попойка не входила в его планы.

К Анжелике подходили, заговаривали, пытаясь вовлечь в свою компанию, но вскоре разочарованно отступали.

Тут в зал вкатили тележку с тортом колоссальных размеров, и Жан-Луи принялся искать свою избранницу.

– Анжелика... Анжелика! Где ты?

Она сделала нерешительный шаг вперед и тут же выдала себя. Кто-то тут же схватил ее за руку и громко возвестил, что невеста нашлась и сию минуту будет доставлена к жениху.

Толпа расступалась перед ними. Промелькнули лица – бородатые художники, модели в вечерних платьях, респектабельные владельцы художественных магазинов и галерей... Некоторые гости были ей знакомы, но большинство из них она видела впервые. Все, как один, широко улыбались и легонько подталкивали девушку в центр круга, где, уже завладев всеобщим вниманием, стоял Жан-Луи рядом с гигантским тортом в виде палитры живописца.

Тот шагнул ей навстречу и обнял одной рукой. Он был чуть выше Анжелики, худощавый и жилистый, с длинными, заботливо ухоженными волосами. На его красивом лице выделялись тонкие губы – характерная черта многих французских мужчин. Изысканный костюм, купленный на солидный аванс от галереи, был призван произвести впечатление на потенциальных заказчиков и убедить их, что его владельца можно смело приглашать в лучшие дома. Жан-Луи смотрел на невесту блестящими от возбуждения глазами, явно связывая с предстоящей ночью массу приятнейших ожиданий.

Владелец галереи, вложивший деньги в новоиспеченную знаменитость, выступил вперед и произнес речь, в которой поздравлял Жана-Луи с успехом, предрекая будущие победы, и обещал дальнейшую поддержку. Несмотря на многословие оратора, его слушали внимательно, заполняя аплодисментами каждую паузу. Лишь в конце речи меценат вспомнил, что надо как-то связать сказанное с приемом по случаю помолвки, и отдал должное красоте невесты виновника торжества, пожелав им обоим счастья. В руку художника вложили нож, а слушатели тем временем уже шумно требовали ответного выступления. Жан-Луи не заставил себя долго упрашивать. Его искрометная речь была несколько более рискованной, и друзья многозначительно перемигивались, ловя жадные взгляды, которые тот бросал на девушку. Выслушав аплодисменты, он занес нож над огромным тортом.

– Одну минуту, пожалуйста! – Резкий властный голос с английским акцентом привлек всеобщее внимание. Анжелика узнала того самого мужчину, что «забыл» свое приглашение.

Из толпы выступил высокий человек. На вид лет тридцати двух или трех, он выглядел как истинный англичанин в своем безукоризненно сшитом темном вечернем костюме, не скрывавшем крепкой атлетической фигуры. Его красивое лицо с твердо очерченным подбородком выдавало недюжинное хладнокровие и силу воли. На фоне пестрой, беззаботной толпы он казался белой вороной.

Гул голосов стих, и смутное ожидание чего-то необычного охватило собравшихся. Незнакомец направился к Анжелике и Жану-Луи. В его устремленных на девушку глазах словно застыл немой вопрос, но в ее ответном взгляде блеснуло лишь откровенное любопытство. Мужчина нахмурился, и, обращаясь к Жану-Луи, произнес:

– Боюсь, что эта женщина – не та, за кого себя выдает.

Художник недоверчиво хмыкнул.

– Вы, собственно, о чем? Анжелика – моя невеста. Она выходит за меня замуж.

– Это только осложняет ситуацию. – Незнакомец вновь впился взглядом в девушку. – Потому что тогда ей сначала придется расторгнуть помолвку со мной.

2

Наступила звенящая тишина, которую сменил возбужденный шепот. Каждый пытался выведать у соседей что-нибудь о подоплеке происходящего, и в то же время не пропустить ни слова из назревавшего скандала.

Первым пришел в себя Жан-Луи. Подозрительно прищурившись, он спросил:

– А с кем, собственно, имею честь?

– Меня зовут Майлз Кейн. Я англичанин.

– Ты знаешь его? Он говорит... правду?

Художник повернулся к Анжелике, в то время как Кейн сверлил девушку испытующим взглядом, словно пытаясь заглянуть ей в душу.

– Ну, что ты! – беззаботно рассмеялась та. – В жизни не встречала этою чудака. Наверное, у него не все дома. И, конечно же, он явился без приглашения. Так почему бы не выставить его на улицу? – Она с улыбкой взяла жениха под руку.

– Разумеется.

Повернувшись спиной к человеку, который называл себя Мaйлзом Кейном, художник вонзил нож в торт. Вокруг зааплодировали, но без особого воодушевления. Чувствовалось, что все испытывают разочарование от того, что главный сюрприз вечера – скандал – может не состояться.

Вырезав первый кусок, Жан-Луи обмакнул палец в нежную глазурь и нарисовал затейливый вензель на губах Анжелики. Девушка рассмеялась вновь, поймала его палец и слизнула сладкую приманку, с лукавым озорством глядя жениху прямо в глаза.

– Быть может, вам любопытно будет взглянуть вот на это, – вновь прозвучал голос англичанина.

Чувствуя нарастающую злость, Жан-Луи уже собирался сделать знак официантам, но при виде протянутой ему фотографии так и застыл на месте. Это был увеличенный черно-белый снимок, изображавший некую пару. Мужчина крепко обхватил рукой талию молоденькой женщины, глядя на нее с явной гордостью обладателя, а та с напускной безмятежностью улыбалась прямо в объектив. В мужчине легко было узнать Майлза Кейна, а юной особой была, без сомнения, Анжелика.

– А что вы скажете на это?

Кейн извлек из кармана газетную вырезку, тоже с фотографией. Она упала на торт. Затем с ловкостью фокусника он принялся доставать откуда-то все новые фотографии, небрежно разбрасывая их поверх яркого крема. На каждой из них был он в компании с Анжеликой.

Зарычав от бешенства, Жан-Луи взмахнул ножом и пронзил им черно-белую фотографию, пригвоздив ее к торту.

– Как это понимать? – обратился он к невесте. – Может быть, мы выйдем отсюда и спокойно все обсудим, – опередив ее, быстро сказал Кейн.

Художник потряс сжатыми кулаками и заговорил медленно и угрожающе:

– Как вы смеете являться сюда и говорить подобные мерзости в такой момент? По-вашему, меня остановит то, что Анжелика знала вас раньше? Ваш поезд ушел. Это за меня она выходит замуж...

– Но эта девушка – не Анжелика Касте, проскрежетал Кейн, прерывая гневную речь эмоционального француза. – Она даже не чистокровная француженка. Ее настоящее имя – Патриция Шандо.

Оба мужчины разом повернулись к девушке, но та не замечала их пристальных взглядов. Внимание ее было приковано к фотографиям, а на лице застыло ошеломленное выражение. Она медленно протянула руку к одной из них, чтобы рассмотреть подробнее.

Похоже, снимок был сделан давно, потому что лицо ее выглядело по-детски невинным. Дело было не иначе, как на светской вечеринке, об этом свидетельствовало длинное декольтированное платье. Рядом, не дотрагиваясь до нее, стоял Майлз Кейн в строгом вечернем костюме. Он непринужденно улыбался, но его спутница и здесь выглядела слегка подавленной.

Внезапно, будто обжегшись, Анжелика выпустила фото из рук.

– Жан-Луи! – Она прильнула к нему и заговорила со смятением и тревогой: – Ничего не понимаю. Как были сделаны эти снимки? Я не знаю этого человека.

Во взгляде художника смешались озадаченность и недоверие.

– Но ты не можешь его не знать!

– Я действительно впервые его вижу, говорю тебе. Это какой-то фокус. Пусть он уйдет. Выгони его отсюда!

С видом оскорбленного дворянина Жан-Луи повернулся к противнику и приготовился к поединку. Но и англичанин выпрямился, расправив плечи. Он был выше и массивнее художника, а холодный и решительный блеск в его глазах мог остудить чей угодно пыл.

Художник вдруг осознал, что на приеме присутствует несколько репортеров, не говоря уже о богатых и влиятельных фигурах, от которых во многом зависела его дальнейшая карьера. Едва ли стоило устраивать потасовку при таком стечении народа, особенно, если притязания Кейна все же на чем-то основаны. К тому же не исключено, что англичанин выйдет из этой схватки победителем и выставит его, Жана-Луи, в крайне невыгодном свете.

– Так может, все же поговорим где-нибудь в более подходящей обстановке? – вновь предложил Кейн. – Например, в кабинете управляющего рестораном?

Он сделал приглашающий жест, и изнывающая от любопытства публика расступилась перед ними, образовав коридор. Жан-Луи сердито взял Анжелику за руку и первым двинулся в указанном направлении. Майлз Кейн последовал за ними, предварительно собрав все фотографии.

Управляющий вначале запротестовал, но, увидев озабоченные лица всех троих, пожал плечами и вышел из кабинета. Дверь он, однако, оставил полуоткрытой. С едва заметной улыбкой Кейн плотно закрыл ее.

– Что все это значит? – гневно спросил Жан-Луи. – Чего вы добиваетесь?

Англичанин выпрямился.

– Я хочу, чтобы Патриция признала факт нашей помолвки. – Он сунул руки в карманы и хмуро взглянул на Анжелику. – И я добиваюсь внятного объяснения, – продолжал он отрывисто и угрожающе, – почему она исчезла. Как ей могло прийти в голову бросить всех – семью, друзей – и своего жениха в придачу?!

За все время инцидента он впервые выказал признаки волнения, хотя голоса по-прежнему не повышал. Впрочем, Анжелика не сомневалась, что за этой холодной невозмутимостью скрывается неукротимая ярость.

– Вы ошибаетесь, – как можно убедительней произнесла она. – Я вас не знаю. Вы принимаете меня за какую-то другую девушку.

– Всякий, кто видел эти фотографии, – шагнув к ней, резко сказал Кейн, – подтвердит, не колеблясь, что на них изображена ты.

– Ничего подобного! Эта девушка выглядит намного моложе.

– Они сделаны до твоего бегства. Но почему, почему ты поступила так?

Он подошел еще ближе, свирепо выкатив глаза и угрожающе выпятив подбородок. Было видно, что руки, которые он продолжал держать в карманах, сжаты в кулаки.

– Говорю вам, вы перепугали. – Она в испуге отступила на шаг. – Меня зовут Анжелика Касте, я француженка. Спросите Жана-Луи, если не верите.

Но Кейн не обращал на ее жениха ни малейшего внимания. Он бесцеремонно схватил девушку за локоть.

– Ну, за доказательствами дело не станет!

– Что вы хотите сказать? – вмешался художник.

– У Патриции Шандо есть особая примета – след от падения с велосипеда в детстве. Это шрам в форме серпа на левом плече – вот такой... – С этими словами он резким движением подтащил Анжелику к себе и потянул свободной рукой за рукав ее открытого платья.

Она вскрикнула от испуга и возмущения, и Жан-Луи инстинктивно вцепился в Кейна, чтобы оттащить его прочь, но, увидев обнаженное плечо девушки, застыл на месте.

Первым обрел дар речи англичанин.

– Так, так, до чего же... хитро придумано, хрипло рассмеялся он. Взгляд его серых глаз был более чем красноречив. – Такая миленькая кругленькая божья коровка – и дело в шляпе. И когда же, позволь поинтересоваться, у тебя появилась эта татуировка?.

– Она была всегда, – вмешался Жан-Луи. – По крайней мере, с тех пор, как мы знакомы.

– И как же давно случилось это знаменательное событие?

– Несколько месяцев назад.

– Патриция Шандо исчезла уже больше года назад.

Высвободив руку, Анжелика привела платье в порядок и, вся красная от гнева, повернулась к Кейну.

– Я не та женщина, которую знали вы. Вы просто сумасшедший. Я уже битый час твержу, что никогда не видела вас раньше! – Она нетерпеливо повернулась, собираясь уйти. – Почему вы не оставите нас в покое?

– Так ты отрицаешь, что ты Патриция Шандо? – Мне что, повторить еще раз? – Анжелика в бешенстве затрясла кулачками перед его лицом. Вы отлично расслышали, как меня зовут!

– В таком случае, надеюсь, ты не будешь возражать против проверки отпечатков пальцев? – вкрадчиво предложил Кейн.

– Моих отпечатков пальцев? – опешила Анжелика.

– Конечно. Уж их-то не закамуфлируешь. Прежде чем она успела ответить, в дверь постучали и вошел владелец художественной галереи.

– Жан-Луи, – сказал он с нотками нетерпения в голосе, – вас ищет американская миллионерша. Она хочет заказать вам портрет, но только при условии, что вы приступите к работе немедленно и закончите до ее возвращения в Штаты.

– Боже мой! – с досадой хлопнул себя по лбу художник. – Принесло же вас на нашу голову именно сегодня! – Он повернулся к невесте. Придумай что-нибудь. Мне нет дела до того, знала ты его раньше или нет. Но нужно это уладить.

Он шагнул к двери, но Анжелика вцепилась ему в локоть.

– Постой! Как ты можешь оставлять меня наедине с этим...

– Там, за дверью, больше двухсот человек. Жан-Луи стряхнул ее руку, начиная терять терпение. – Ну, закричишь в случае чего.

– Нет, я иду с тобой.

Девушка направилась к выходу, но Кейн удержал ее за руку.

– Тебе нужно еще слишком многое мне объяснить. – Он захлопнул дверь и прислонился к ней, отрезая путь к бегству. Анжелика потерла сдавленную кисть, глядя на него как на опасного маньяка.

– Что за игру вы затеяли? – с вызовом спросила она.

– Именно этот вопрос я как раз хотел задать тебе, Пат.

– Не называйте меня так! Это не мое имя.

– Хватит! – В порыве гнева он шагнул к ней. – Ты прекрасно знаешь, как тебя зовут. Так же как и то, что обещала выйти за меня замуж, – проговорил он с металлическими нотками в голосе. – Какого черта было бросаться такими словами? Отвечай! – Анжелика подняла руки, чтобы заткнуть уши, но ее попытка была решительно пресечена. – Неужели ты не понимаешь, каково было мне? Ты исчезла, не сказав никому ни слова, и всего за неделю до свадьбы! Тебя искали по всей стране, но нашли только твою машину. Я думал, что с тобой...

– Да перестаньте же! – воскликнула Анжелика. – Прекратите на меня орать.Он отпустил ее, и девушка схватилась за голову, надавив пальцами на виски. После некоторой паузы Кейн заговорил уже спокойнее:

– С тобой все в порядке? Может, принести воды?

– Нет, спасибо. Если я успокоюсь, это пройдет.

Англичанин нахмурился, внимательно изучая ее побледневшее лицо.

– И часто у тебя бывают головные боли?

– Теперь уже нет. По крайней мере, днем. Но по ночам порой... – Она запнулась, почувствовав, что взяла слишком доверительный тон в разговоре с незнакомым мужчиной.

– И что же по ночам? – настаивал он.

– Да ничего особенного, – сухо сказала девушка. – Так, скверные сны.

– Что тебе снится? – подался вперед он.

– С какой стати я должна рассказывать вам о своих снах? – презрительно хмыкнула Анжелика.

– Ладно. – Он вдруг перешел на английский. У меня тут, кстати, твой паспорт, не хочешь посмотреть?

Их взгляды на мгновение встретились, и девушка отвела глаза.

– Я не понимаю.

– А мне так не кажется. – Достав из кармана паспорт в красной обложке, Кейн раскрыл его и продемонстрировал ей фотографию. – Она была сделана всего за несколько недель до твоего бегства. Мы собирались провести медовый месяц в Америке.

Медленно взяв документ, она принялась рассматривать фото. Изображенная на нем юная леди смотрела в объектив без всякого энтузиазма.

– Обрати внимание, что описание соответствует тебе до мельчайших подробностей, даже пресловутый шрам упомянут.

– Я не умею читать по-английски.

– Какой вздор! Бога ради, Патриция, прекрати наконец этот идиотский спектакль. – Он решительно шагнул к ней, но Анжелика отпрянула.

– Нет! Пожалуйста! Я не знаю вас. Мне очень жаль, но это так. – Она выставила вперед руки, защищаясь. – Пожалуйста, я вас умоляю, оставьте меня в покое.

Кейн остановился и, уловив в ее словах неподдельное страдание, взял себя в руки. Переходя вновь на французский, он процедил сквозь зубы:

– Извини. Я не хотел напугать тебя. Но почему ты не хочешь признаться, Пат?

– Я говорю чистую правду.

Его серые глаза вновь полыхнули гневом, но он сдержался.

– Хорошо. Допустим. Тогда кто же ты на самом деле?

– Я уже все объяснила. К чему повторяться?

– Ну, имя я слышал. Но мне нужно знать о тебе все. Где ты родилась, сколько тебе лет, кто твои родители, где ты училась – словом, все о твоей жизни.

– Но зачем? – нахмурилась Анжелика.

– Чтобы убедиться раз и навсегда в своей ошибке.

– Нет уж, поищите себе помощников в другом месте, – зло отчеканила она.

– Послушай, в случае твоего отказа я буду неотступно следовать за тобой по пятам, стану твоей тенью и не оставлю в покое до тех пор, пока не добьюсь признания в том, что ты – действительно Патриция Шандо. – Кейн говорил спокойно, но с явной угрозой в голосе. Смерив его изучающим взглядом, Анжелика пожала плечами.

– Что ж, извольте. Мне двадцать три года, я из Нормандии.

– Что ты говоришь! А точнее?

– Э-э... Лизье.

– Я хорошо знаю эти места. В какой части города ты живешь?

– Уже ни в какой. Я там родилась.

– Но ты должна его помнить. Где был ваш дом?

Возле собора? – Он задал этот Вопрос небрежным тоном, но при этом впился в нее таким взглядом, что Анжелике стало не по себе. Она покачала головой.

– Меня увезли оттуда очень маленькой. Я мало что помню.

– И ты туда больше не возвращалась?

– Увы.

– И кто же тебя увез?

– Родители, надо полагать.

– «Полагать»? Разве ты сомневаешься?

– Ну, разумеется, – с раздражением перебила она. – Родители, моя семья – кто же еще?

– И где же они теперь?

В серых глазах Анжелики мелькнуло затравленное выражение.

– Их... нет. Да, они умерли.

– А другие родственники? Братья или сестры? Дяди, тети, бабушка, племянники...

Она вновь медленно покачала головой.

– У меня никого нет. Я не пом... – Внезапно осекшись, она вскинула голову. – Теперь я живу в Париже и собираюсь замуж за Жана-Луи.

– Это мне известно. – Кейн пристально смотрел на нее, что-то соображая. – Ты живешь с ним?

– Отнюдь. У меня своя комната в Латинском квартале, – ответила она с холодным достоинством.

Его плечи как будто слегка обмякли.

– Ты ходила в школу здесь, в Париже?

– О да! – живо закивала Анжелика, ухватившись за подсказку. – Я училась именно здесь. – Что это за школа? В каком районе?

– Это были разные школы. – Она начала нервно расхаживать по комнате.

– Их названия?

– Не помню, – отрезала Анжелика, резко оборачиваясь и направляясь к дверям. – И посторонитесь, сэр! Меня ждут гости.

Но Кейн не двинулся с места.

– Ты не могла забыть такие вещи.

– Повторяю, я не помню! – гневно воскликнула девушка и вновь с гримасой боли поднесла руку к голове.

– Ладно, оставим это. Расскажи мне о своей работе.

На этот раз последовал уверенный и четкий ответ: – Я работаю в «Ла Куполь».

– Что это за место?

– Большой ресторан с танцевальным залом на Монпарнасе.

Его лицо вытянулось.

– Ты танцуешь с клиентами?

– Нет, я обычная официантка. Там мы и познакомились с Жаном-Луи.

– Понятно. У тебя большой стаж?

– Скоро будет год.

– А до этого где ты работала?

– До этого я только искала работу, – ответила она уже с меньшей уверенностью.

– Как долго?

– Я... я не могу сказать точно. Несколько недель. После того, как... – Она проглотила конец фразы.

– Что-что? Продолжай же!

– После больницы, – медленно вымолвила Анжелика, отчаянно массируя пальцами виски.

– Так ты была больна? – Голос Майлза больше походил на шепот. – Боже мой...

– Да. Мне сказали, что я попала в автокатастрофу.

– Кто сказал?

– Врачи в клинике.

– А сама ты...

– Нет. Нет. Я не помню. – Внезапно выпрямившись, она раздраженно бросила: – Итак, теперь вам известно все, что вы хотели узнать. Может, наконец оставите меня в покое? Хватит с меня испорченного по вашей милости вечера!

– Еще минуту, пожалуйста. – Он извлек из кармана мятую газетную вырезку. – Важно, чтобы ты прочла вот это.

Анжелика с неохотой приняла из его рук клочок бумаги и, едва взглянув, равнодушно вернула обратно.

– Здесь написано по-английски.

На этот раз Кейн воздержался от комментариев. – Что ж, придется перевести, – улыбнулся он. – Этo сообщение о нашей помолвке. В заметке говорится, что этот брак скрепит узами родства деловое партнерство, связывающее наши семьи на протяжении уже более двух столетий. «Компания Кейна и Шандо до сих пор управлялась Майлзом Кейном, прямым наследником одного из отцов-основателей». – Покосившись на Анжелику, англичанин обнаружил, что с таким же успехом он мог бы пытаться заинтересовать буддийскую статую. Нимало не смутившись, он тем не менее продолжал: – Итак, половина акций предприятия по-прежнему в собственности семьи Шандо, хотя с момента смерти Джорджа Шандо право наследования стало передаваться по женской линии. Дочь покойного вскоре вышла замуж за некоего француза, но брак оказался неудачным и все акции перешли в собственность внучки Джорджа мисс Патриции Шандо. – Аккуратно сложив вырезку, Кейн выразительно посмотрел на девушку, но та стояла с безучастным видом.

– К чему мне знать об этом? – поморщилась она. – И вообще, странный способ объявлять о помолвке. У вас в Англии светская хроника вся такая?

– Это напечатано не в сплетнях, а в колонке финансовых новостей.

– Так значит, вас связывало с невестой чисто деловое соглашение! – Рассмеявшись, она почти с жалостью взглянула на своего мучителя. – Ну, это я понять могу. Здесь, во Франции, толстосумы тоже любят устраивать подобные браки. – В глазах Анжелики явственно читалось прене6режение. – Неудивительно, что вы так рьяно пытаетесь вернуть ее, что готовы даже прицепиться к другой девушке. Потерять половину акций никому не захочется, – добавила она с нескрываемой издевкой.

– Ты действительно так думаешь? – спросил Кейн, пристально глядя на нее.

– Какое вам дело до того, что я думаю? И прекратите обращаться ко мне на ты!

– Полноте! Ты для меня очень много значишь, Пат, – возразил Кейн с какой-то особенной теплотой в голосе.

– Как это может быть, если вы никогда меня прежде не видели? – прыснула Анжелика.

– Не в этом ли причина твоего бегства? – гнул он свое. – По-твоему, брак с тобой открывал мне путь к полному контролю над компанией? Ты не могла бы заблуждаться сильнее, чем сейчас, Патриция. Потому что мое сердце целиком принадлежит тебе.

Медленно подняв глаза, Анжелика встретилась с ним взглядом и не удержалась от ехидной улыбки.

– Всегда считала англичан беспросветными занудами – и теперь могу объяснить, почему.

– Не пытайся обидеть меня, Пат, – помолчав, сказал он.

– Перестаньте меня так называть, – снова помрачнела она. – Вы теряете время, упорствуя в своей ошибке. Повторяю: я не та, которую вы ищете.

– Все еще выясняем отношения? – послышался раздраженный голос. На пороге стоял Жан-Луи.

– Как у вас с английским, мсье Лене? – задал Кейн встречный вопрос и, получив в ответ утвердительный кивок, вручил жениху злополучный квадратик газетного текста.

– Вы утверждаете, что эта женщина и есть Анжелика? – пробежав глазами заметку, изумленно спросил художник.

– Я в этом абсолютно уверен.

– Если все так, как он говорит, солнышко, то ты превращаешься в богатую невесту. Послушайте, эта... Патриция Шандо действительно наследница миллионов? – Он покосился на вырезку.

– Именно так.

Некоторое время все трое молча изучали друг друга, пока наконец Жан-Луи не опомнился. – Это в самом деле возможно, Анжелика? – Нонсенс! Я...

– Я попросил ее рассказать о себе, – перебил Кейн, не обращая внимания на протестующий жест девушки. – Но, чем конкретнее были вопросы, тем больше она терялась и путалась. Наконец мне удалось выяснить, что всему виной несчастный случай, после которого события прошлого почти полностью стерлись из ее памяти.