Текст книги "Ткачиха теней"

Глава восьмая

До полудня мы не встречаем циннийских солдат. Мы останавливаемся отдохнуть в тени огромного заскорузлого дуба, но, внезапно услышав металлический лязг доспехов и топот копыт по лесной подстилке, я сразу же лезу на дерево. Я залезаю так высоко, как только могу, а затем прижимаюсь к стволу дуба и окружаю себя тенью древнего дерева, точно одеялом.

Я затаиваю дыхание, когда звуки становятся ближе и тяжёлым эхом отдаются у меня в голове. Вскоре я вижу зелёные плащи. Один из гвардейцев останавливается неподалёку от дуба и спешивается, отчего моё сердце начинает рваться из груди. Он наклоняется и поднимает что-то с усыпанной листьями земли.

Это яблочный огрызок, который я отбросила буквально за минуту до того, как услышала их. Я так испугалась, что даже не подумала о последствиях. Дара напряглась за моей спиной, её края покраснели. На этот раз я не смею пошевелиться и пригладить их, чтобы успокоить Дару, как я обычно делаю.

– Кто-то здесь был, и к тому же недавно, – говорит гвардеец.

Мужчина, едущий впереди отряда, разворачивает лошадь и становится лицом к своим людям. Я коченею от страха, узнав в нём племянника Тейта Алдена.

– Поспешите, девчонка должна быть где-то рядом.

Алден разворачивает коня и вместе со своим отрядом едет прочь от того места, где я прячусь на дереве.

Я выдыхаю буквально всем телом и обмякаю на дереве, привалившись к стволу. Мои колени кажутся такими же слабыми, как стебли травы.

– Мы были на волосок от опасности, – шепчу я Даре.

– Теперь у нас есть преимущество. Они нас опережают, и мы знаем, куда не надо идти.

– Спасибо Провидению за это.

Некоторое время я выжидаю: я ещё не готова спускаться вниз, мои руки дрожат. Здесь, наверху, так спокойно, и с того места, где я сижу, видны пустые птичьи гнёзда. Я испугала птиц или гвардейцы?

Наконец я спускаюсь вниз, по пути расцарапав руки. Так приятно ощутить под ногами твёрдую землю! Но, пока я стою в своём укрытии в тени большого дерева, до меня вдруг доносится ласкающий уши звук.

Голос, что-то напевающий в лесу.

Я выглядываю из-за дерева. Впереди, в стороне, противоположной той, куда ушли циннийцы, свет как будто стал ярче, словно солнце решило поздороваться и засияло в этот миг сильнее.

Музыка исходит оттуда же. Почему-то она кажется знакомой, и меня тянет к ней.

Быстро убедившись, что за только что прошедшим отрядом не следуют никакие отставшие солдаты, я перебегаю к следующему дереву. Оно не так уж близко, но я должна лучше услышать музыку и увидеть собственными глазами, кто или что издаёт её.

Я перебегаю от дерева к дереву, вверх по холму, каждый раз тщательно укрывая себя тенями. Между деревьями мне удаётся разглядеть край поля и цветы, сияющие золотом в полуденном свете.

– Куда ты идёшь, Эммелина? – спрашивает Дара, в её голосе слышится нотка беспокойства, но сейчас я не обращаю на это внимания. Зов музыки и света слишком силён, чтобы сопротивляться.

Я останавливаюсь у дерева на краю поля. Низко пригнувшись к земле, я выглядываю из-за ствола – и вдох удивления замирает у меня на губах.

Источник музыки и света – мальчик, чуть старше меня – обнаружился в центре поля, окружённый травой по колено и похожими на кружево белыми и жёлтыми цветами. С его губ слетает мелодия, которая привела меня сюда. Свет окрашивает его тело во всевозможные оттенки жёлтого и золотого. Свет не просто становится ярче – кружась в такт музыке, он охватывает мальчика сверкающими лентами. Он образует идеальную сферу. В воздухе чувствуется что-то ещё. Что-то шипучее. Что-то, что мне знакомо.

У меня перехватывает дыхание.

Мальчик играет со светом так же, как я играю с тенями! Он владеет магией.

Я никогда раньше не встречала никого с подобным даром.

Ноги сами несут меня к полю.

– Это может быть ловушка! – шипит мне Дара в ухо.

– Нет, я уверена, что нет, – едва слышно отвечаю я. – Он… он владеет магией. Я узнаю это ощущение.

Когда я выхожу в поле, Дара больше не произносит ни слова. Световые ленты вокруг мальчика удлиняются, его сфера так близка, что я могу протянуть руку и коснуться золотистого контура.

– Разве это не прекрасно, Дара? – шепчу я, но она не отвечает.

Я замираю на месте, не решаясь сделать ещё один шаг. Мальчик меня пока не замечает, но я не могу противиться желанию узнать его имя. Узнать, как он называет свой дивный талант. Дара разозлится, но я не могу подавить внезапное тягучее желание познакомиться с кем-то ещё, кто мог бы меня понять. Кто мог бы понять, что это такое – владеть магией и всем, что она за собой влечёт. И даже поговорить с этим человеком, а не просто наблюдать со стороны, как я обычно делаю.

Моё решение бесповоротно. Я иду дальше в поле, позволяя музыке и свету окутать меня теплом точно от полыхающего костра. Я опускаю взгляд себе под ноги – и в шоке замираю на месте.

Моя тень исчезла. Её голос, мой вечный утешитель, умолк. Сверкающий свет заполняет всё поле, и на нём нет места теням. Холод бежит у меня по рукам, но мои ноги идут дальше.

На полпути через поле мальчик замечает меня. Его голос обрывается, музыка и свет исчезают.

Я резко останавливаюсь, замерев под его взглядом. Как глупо я, должно быть, выгляжу, появившись перед ним с мешком из-под муки на плече и с открытым ртом.

Он бледнеет и пятится назад.

– Привет, – говорю я. – Прости, я просто… Я услышала, как ты поёшь, и это было так мило.

Мальчик с опаской оглядывается, и я вдруг понимаю, что его кожа и волосы не золотистые, как казалось поначалу. Это была игра света. У него бледная кожа, а волосы тускло-светлые. У него самые зелёные глаза, какие я только видела.

– Я просто хотела поздороваться. – Я мну в руках мешок, жалея, что это единственное объяснение, которое я смогла придумать.

Мальчик немного успокаивается:

– Всё в порядке. Просто ты так неожиданно появилась. Я никогда никого не видел среди этих холмов.

Я хмурюсь:

– Тогда что ты здесь делаешь? Поблизости есть деревня?

– Я мог бы то же самое спросить у тебя. – Он качает головой и подходит чуть ближе. – Я живу не в деревне. Я живу здесь.

– В лесу?

– Да.

Мы идём друг к другу как в замедленном танце: несколько шагов он, несколько – я, и вскоре между нами остаётся всего пара футов.

– Совсем один? – спрашиваю я.

Он смеётся, и его смех, звенящий и чистый, напоминает мне песню.

– Мои родители живут в доме неподалёку. – Он резко замолкает, как будто пожалел, что проговорился.

– Прости, я не собиралась ничего выпытывать. У тебя замечательный голос.

Его щёки алеют, и он смотрит себе под ноги.

– Спасибо. – Он водит ногой по лежащему рядом камню. – Что ты здесь делаешь?

Теперь моя очередь опустить глаза.

– Ври, – командует Дара, так неожиданно появившись за моей спиной, что я даже сомневаюсь, правда ли она исчезала. – Ты должна ему соврать. Это единственный разумный выход. Мы никого не знаем за пределами особняка и должны быть осторожными.

Меня коробит мысль о том, что придётся лгать единственному владеющему магией человеку, которого я встречала, но всё-таки это правильнее, чем рассказать всем и каждому, кто я такая. Особенно когда гвардейцы всё ещё охотятся за мной. Теперь, когда мне довелось узнать, что люди на самом деле думают о моей магии, я сначала должна узнать этого мальчика получше. Я не знаю, выдержу ли, если ещё один человек будет шарахаться от меня только потому, что я ткачиха теней. Или ещё хуже – сочтёт меня сумасшедшей, потому что со своей тенью я тоже разговариваю.

– Я… я работала в поместье к востоку отсюда. У меня была жестокая хозяйка, и… в общем, я вроде как скрываюсь от неё. По крайней мере до тех пор, пока не найду новое место, – говорю я и сама удивляюсь, как легко ложь слетает у меня с языка.

Какое-то время мальчик молча смотрит на меня.

– Покажи ему свои синяки, – шепчет Дара. – Это должно его убедить.

Магия света так меня заворожила, что я почти забыла о своём утреннем приключении, после которого мои руки и ноги сплошь покрыты синяками и ссадинами. Они ныли всю дорогу досюда.

– У меня была злая хозяйка, – я закатываю рукава, будучи не в состоянии смотреть мальчику в глаза. Царапин больше, чем я думала, и они горят, когда я касаюсь их тканью. Мальчик со свистом втягивает воздух, и его лицо смягчается.

– Тебе нужно промыть эти ссадины, – говорит он. – А от синяков помогает компресс. – Он снова смотрит на меня долгим взглядом, а затем протягивает мне руку. – Я Лукас.

Я беру его руку и пожимаю:

– Эммелина.

– Если хочешь, я могу проводить тебя в мой дом, и мама тебя подлатает.

Я улыбаюсь:

– Спасибо, ты очень добрый.

Я иду за ним, Дара вздыхает, но я не могу спросить её почему, не привлекая внимания. Мальчик ведёт меня в лес по другую сторону поля и дальше по тропинке, полускрытой в лесной подстилке. Меня так и распирает спросить про его магию, но, учитывая, как он отреагировал на то, что его застали за пением, я боюсь, что могу разрушить то хрупкое доверие, которое нам удалось соткать. Я решаю подождать, когда срок нашего знакомства не будет ограничиваться несколькими мимолётными мгновениями.

– Обычно мы здесь людей не видим, – говорит Лукас. – Путешественники иногда заходят, но уж точно не моего возраста и не в одиночку.

– Ты уверен, что твои родители не будут против, если ты приведёшь меня к себе домой?

Он качает головой, и солнечный луч вплетается в его волосы.

– Маме понравится, что в доме есть девочка, – он оборачивается через плечо и улыбается. – Думаю, иногда ей слегка надоедает, что целыми днями она видит только нас с папой.

Неожиданно для себя я смеюсь. Мне трудно представить его маму, которая будет рада видеть меня в своём доме.

Впереди деревья расступаются, открывая вид на поляну. В центре неё стоит причудливый белый домик с зелёными ставнями. Перед домом разбиты несколько клумб с полевыми цветами, а вдоль стены тянутся грядки. За ними вырисовывается небольшой сарай. Всё это так просто, мило и совсем не похоже на мой собственный дом.

– Ты идёшь? – Лукас, уже значительно меня опередивший, оглядывается, сдвинув брови, и только тогда я понимаю, что остановилась.

– Да, конечно.

Я спешу за ним, и он ведёт меня по дорожке прямо к входной двери. Моё сердце резко подпрыгивает до потолка, потому что воображение уже успело нарисовать картинку затаившихся в доме солдат, ожидающих меня. Но я вижу только весело раскрашенные стены и чую густой тёплый, уютный запах овощного супа и свежеиспечённого хлеба. Я останавливаюсь, чтобы вдохнуть поглубже, и тепло наполняет меня изнутри.

– Осторожнее, – предупреждает Дара. Я открываю глаза и вижу Лукаса, который пристально смотрит на меня.

Я прячу неловкость за улыбкой:

– Здесь такой чудесный запах!

Он тоже расплывается в улыбке:

– Это всё мама. Она готовит лучше всех! И с компрессами и бинтами она тоже отлично управляется. – Он указывает на мои руки. – Уж я-то знаю: она часто на мне практикуется.

– Лукас? – из кухни слышится женский голос. – С кем ты разговариваешь?…

В дверях появляется мама Лукаса и замирает на месте. У неё тёмные волосы, и лицо обрамляют выбившиеся из тугой косы пряди.

– Лукас, кто это? – Её голос, тихий и напряжённый, выдаёт характерное недоверие к чужакам. Она щурит пронзительные тёмные глаза, но ничто не может скрыть их сияющую теплоту.

– Мама, это Эммелина. Я встретил её в лесу. Она была служанкой, но хозяйка плохо с ней обходилась. Теперь она ищет новое место.

Мама Лукаса скрещивает руки на груди:

– Она сбежала?

– Осторожнее, – предостерегает Дара. – Очень многие уже невзлюбили тебя и твою магию. Она может попытаться отправить тебя туда, откуда ты пришла.

Моё сердце лихорадочно колотится. Это будет катастрофа! Получится, что мы зря проделали весь этот путь.

– Я не хочу навязываться. Я просто пойду дальше…

Но не успеваю я повернуться и уйти, как Лукас хватает меня за руку и вытягивает её.

– Мама, ей нужна помощь. Эммелина, покажи ей.

Я опускаю голову и закатываю рукава, чувствуя укол совести за этот обман. Ложь, пусть и с хорошими намерениями, мне не по нутру.

Когда мама Лукаса видит порезы и синяки на моей коже, выражение её лица смягчается:

– Ну, это уж слишком. Все эти благородные господа не имеют права так обращаться с другими. Можешь называть меня Мирандой. Проходи.

Она кладёт руку мне на плечо и ведёт в кухню. От этого прикосновения по моему телу бегут мурашки. У меня остались смутные воспоминания из раннего детства, когда мама обнимала меня, но это было так давно. Последнее время меня обнимала только Дара, а прикосновение Миранды куда более материальное.

Она приводит меня в кухню – Лукас идёт следом – и усаживает на стул у стола. Дара располагается прямо у меня под ногами, и я ясно вижу, как она щетинится от тревоги.

– Будь очень осторожна, Эммелина, – предупреждает Дара. – Эти люди не такие, как мы с тобой. Тебе нужно следить за тем, что ты говоришь и как двигаешься, если хочешь, чтобы они поверили, будто ты и вправду служанка.

Моё сердце пускается вскачь. Я даже не думала об этом.

– Закатай рукава, милая, – говорит Миранда, при этом складывая травы в ступку. – Лукас, пойди принеси чистой воды, пожалуйста.

Лукас посылает мне быструю улыбку и бегом отправляется исполнять поручение. Я смотрю, как его мама толчёт травы, потом перекладывает их в чашу и смешивает с глиной, солью и ещё какими-то веществами, которые я впервые вижу. Она снимает с очага чайник, наливает в смесь немного кипятка и размешивает. Затем расправляет на столе сложенную в несколько слоёв ткань и выкладывает на неё смесь. К тому времени, когда Лукас возвращается, она уже сворачивает ткань.

– Налей немного в чистую чашку, пожалуйста, – говорит она. Лукас так и делает и ставит чашку на стол рядом со мной. – Теперь, Эммелина, подержи это на каждом синяке несколько минут, а я пока обработаю твои ссадины. – Она цокает языком. – Хорошо, что Лукас нашёл тебя. С такой грязью ты легко могла подхватить инфекцию.

Я с трудом сглатываю. Инфекцию?! Мне никогда не случалось болеть, подхватывать инфекцию или получать травмы – вплоть до вчерашнего вечера, когда я отправилась в это путешествие.

Дара растекается у моих ног и сжимает лодыжку:

– Я бы тоже о тебе позаботилась.

Позже я поблагодарю её, но сейчас с радостью принимаю помощь Миранды и Лукаса. Иногда я смутно припоминаю, как в детстве ходила с ободранными коленками, но не могу вспомнить, чтобы кто-то когда-то так заботился обо мне, если не считать Дары. А ведь я чужая в доме Миранды. Что-то поднимается в моей груди, отчего глаза начинает жечь, но я смаргиваю это чувство.

Миранда промывает мои ранки, а я перекладываю компресс с синяка на синяк, как она сказала. Когда она заканчивает, я не могу не признать, что чувствую себя лучше. Даже синяки меньше ноют. Миранда встаёт, отставляет чашку в сторону и упирает руки в бока:

– А теперь, юная леди: где твои родители?

Жар моментально разливается по моему телу.

– Ври! – командует Дара, растекаясь по кухонному полу, как ползучая грязь. – Или она точно отравит тебя назад. Скажи ей, что ты давным-давно их не видела.

– Я давно их не видела, – осторожно говорю я. Это в каком-то смысле правда. Я сбежала вчера, и мне на самом деле кажется, будто прошло уже очень много времени.

Миранда вздыхает.

– Они продали тебя в услужение, да? – выдыхает она сквозь зубы. – Что же это за родители, которые отказываются от собственного ребёнка ради толики спокойствия и горстки монет! – Она садится на стул напротив меня, устремив взгляд на сына, который всё это время молчал, но изо всех сил старался помочь. – Ты знаешь, куда тебе идти?

На этот раз мне даже не нужно врать:

– Нет. Просто иду куда глаза глядят.

– Тебя ищут?

Моё сердце снова подпрыгивает, но я не вижу угрозы в её глазах – только сочувствие.

– Наверное, да.

– Ну, в таком случае ты можешь остаться у нас на несколько дней, если хочешь. У тебя будет кровать и еда, и я позабочусь о твоих синяках и ссадинах. Но тебе придётся помогать мне по хозяйству.

– Мам! – укоризненно восклицает Лукас.

Она бросает на него задорный взгляд:

– Этого никому не избежать. Мы все должны нести свою ношу. Не волнуйся, работы не так много. Ты можешь помогать мне в саду. Хорошая прополка там не повредит.

– С-спасибо, – говорю я. – Я только рада быть полезной.

– Тогда решено. Лукас, накрывай на стол. Отец будет дома к обеду.

Я помогаю Лукасу расставлять приборы, пока он смеётся и шутит с мамой. Когда Альфред, его отец, приходит домой, мы садимся есть, хотя я так боюсь случайно себя выдать, что едва прикасаюсь к еде. Здесь приборы совсем не такие, как дома: у всех только по одной ложке и по одной вилке, а не по несколько, как я привыкла. Должно быть, разница между мной и этими людьми намного больше, чем я поначалу предполагала.

– Я тебе говорила, – шепчет Дара мне на ухо. – Они не такие, как мы. Они кажутся милыми, но мы всё время должны быть начеку. Позаботься о том, чтобы скрыть, что ты не та, кем представилась.

У меня внутри разверзается бездна. Когда я впервые увидела Лукаса, я так надеялась, что он примет меня. Но Дара права. Пока я не узнаю их получше, им не стоит знать, кто я и откуда.

После ужина Миранда подробно рассказывает своему мужу, почему я здесь. Глядя на меня своими зелёными глазами, он поправляет очки на переносице, а потом смотрит на Лукаса:

– Где ты был, когда нашёл Эммелину?

Лукас мнётся, поэтому я отвечаю сама:

– На самом деле это я нашла его, сэр. В поле.

Альфред мрачнеет.

– Лукас, что ты делал на том поле? – тихо спрашивает он.

Лукас не отрывает взгляда от своей тарелки с супом.

– Тренировался, – мямлит он.

– Лукас! – говорит Миранда, резким движением пригладив фартук. Напряжение словно туча повисает над столом, но я не совсем понимаю почему. Похоже, мне вообще не стоило открывать рот.

– Она видела совсем чуть-чуть. Эммелине можно доверять, честное слово. Она никому не скажет, правда?

Его дар. Вот из-за чего они расстроены. Я знаю, что некоторые люди скрывают свои способности, но я не думала, что такое может случиться с кем-то вроде Лукаса. Я скрываю свою магию, потому что другие её боятся, но, может быть, не так уж странно, что и родители Лукаса тоже не хотят, чтобы другие знали о его способностях.

– Я ни одной живой душе не скажу, что ты получил благословение кометы Серилии, клянусь, – говорю я. Мой секрет готов сорваться с губ, но я помню предупреждение Дары: все боятся моих способностей. Я совсем не хочу пугать этих людей.

– Что бы ты ни делала, ты не должна говорить им обо мне. Мы не можем позволить себе потерять их доверие.

Дара права. Мы подождём и узнаем больше об этих людях. Пока мы обе не решим, что им можно довериться.

Миранда и Альфред вздыхают.

– Полагаю, всё равно уже ничего нельзя изменить, – говорит Альфред, взглянув на меня. – Надеюсь, Лукас прав и ты действительно верна своему слову.

– У меня нет права разглашать ваши секреты.

После этого Альфред накладывает себе добавки, а Лукас застенчиво улыбается мне над тарелкой. Разговор переходит на более житейские темы, и вскоре комната наполняется смехом.

Эта семья с присущей им искренней непосредственностью и простотой приняла меня в свой дом. Я подавляю непрошеный всхлип. Такой доброты я не встречала очень-очень давно. До сегодняшнего дня я и не подозревала, как многого мне не хватает.

Но тревога всё равно грызёт меня. Если они узнают, что я умею делать, они тоже будут меня бояться – или будут всё так же добры, потому что у Лукаса тоже есть дар? Я бы хотела рассказать Лукасу о своей магии, но пока я не узнаю его семью получше, мне придётся хранить свои секреты в тайне.

Глава девятая

На следующее утро я просыпаюсь не в своей кровати и не в своей пижаме. Мы с Дарой бежали в такой спешке, что я даже не подумала захватить сменную одежду. Мама Лукаса невысокого роста, но всё равно намного выше меня, поэтому пижама мне велика, как и простое прочное зелёное платье, которое она положила на стул. Так мило с её стороны одолжить мне всё это.

Я надеваю платье и повязываю вокруг талии простой пояс так, чтобы не было видно, что оно на мне болтается.

– Наконец-то ты проснулась, – говорит Дара, скользя по полу. – Ты сегодня спала как убитая.

– Прости, я вымоталась. Надеюсь, мы наконец-то оторвались от тех солдат. – Я зеваю. Сегодня с самого утра я чувствую себя такой уставшей.

– Я ужасно хочу выйти из этого дома. Лес очень настойчиво зовёт меня.

– Возможно, нам придётся остаться здесь дольше, чем хочется, просто чтобы не попасть в беду. – Я оглядываюсь на дверь гостевой комнаты. – Нам нужно узнать, чем обычно занимаются Лукас и его семья. Я должна помочь по хозяйству, если мы хотим на какое-то время остаться здесь.

Мои руки и ноги дрожат от нервного напряжения. Эта странная семья, живущая в лесу, заинтриговала меня… как и световая магия Лукаса. Я надеюсь, что мы сможем остаться, по крайней мере до тех пор, пока не придёт пора проводить ритуал.

Надев ботинки, я отправляюсь на поиски признаков жизни. Из кухни исходит чудесный насыщенный запах, приправленный смехом. Оказавшись в дверях, я вижу источник аромата, от которого у меня сразу начинают течь слюнки: круассаны великолепного золотисто-коричневого цвета – спасибо светлому пению Лукаса.

Он стоит на стуле, и музыка струится, собирая льющийся в окно утренний свет в единый луч. Лукас сгибает его, заставляя кружиться прямо над тарелкой с круассанами.

– Эммелина, присаживайся, пожалуйста. Лукас почти закончил, – говорит Миранда.

Лукас подмигивает мне и заканчивает песню, после чего опять садится на стул, попутно схватив пышущий жаром круассан.

– Эммелина, невежливо пялиться с открытым ртом, – шепчет Дара мне на ухо. Я быстро захлопываю рот. – И можно не сидеть на стуле как будто кол проглотила.

Я стараюсь слегка ссутулиться, но это выглядит неестественно. Всю мою жизнь меня приучали сидеть прямо, аккуратно складывать руки на коленях и не говорить о своей тени.

Папа Лукаса усмехается и берёт себе булочку:

– Всё в порядке. Лукас превосходный пекарь, хотя его методы несколько необычны.

– Я много тренировался, – говорит Лукас.

– Да, – кивает Миранда. – Минимум раз в неделю он печёт круассаны, а если повезёт, то и два раза.

– Тут всё дело в утреннем свете, – Лукас жуёт с глубокомысленным видом. – Круассанам нужен правильный тип света, очень нежный, но при этом достаточно горячий, чтобы тесто пропеклось. Я совсем не могу печь днём. Всё сгорит, если я попробую.

– Я и не знала, что свет такой капризный, – говорю я. Мои любимые тени сгущаются и бледнеют в течение дня, так что, наверное, логично, что у лучей света есть свои особенности. Я вдыхаю чудесный запах, и мои руки действуют сами – тоже хватают круассан. Это слоёное золотистое совершенство. – Потрясающе.

Лукас улыбается и наклоняет голову:

– Я тут подумал, что мог бы стать пекарем, когда вырасту. Уверен, что буду самым быстрым поваром в округе.

Альфред смеётся и кладёт руку на плечо сыну:

– Сначала закончи с домашним обучением, тогда и поговорим о твоей карьере.

Я поворачиваюсь к Миранде:

– Спасибо, что позволили мне остаться у вас на какое-то время. Чем я могу быть полезна?

Тревога струится по моим жилам, но я прилагаю все усилия, чтобы не замечать её. Я никогда ничего не делала по дому, но я не могу рисковать: они не должны узнать, кто я на самом деле. Не сейчас. И если ради этого нужно заняться домашней работой, я готова принести эту жертву. Я только надеюсь, что не испорчу всё окончательно и не выдам себя.

– Можно Эммелина поможет мне сегодня принести воду с реки? – спрашивает Лукас.

Миранда какое-то время раздумывает:

– Да, думаю, на сегодняшнее утро этого достаточно. Ты разбираешься в растениях?

Я качаю головой, не желая открывать набитый рот. Мама всегда мне говорила, что это невежливо, и я не хочу оскорбить Миранду. Хотя, может быть, здесь и не придают этому значения? Я уже не знаю, как правильно себя вести, и это сбивает с толку.

Она пожимает плечами:

– Это не страшно. Мы тебя научим. Бо́льшую часть еды мы выращиваем сами, хотя покупаем зерно и мясо, когда раз в неделю ездим в местную деревню, чтобы продать излишки урожая. Завтра можешь к нам присоединиться. И, возможно, мы даже закажем тебе новое платье, в котором тебе будет удобнее.

Мои щёки пылают. Мне действительно стоило подумать о том, чтобы взять с собой одежду. Боюсь, к самостоятельной жизни я подготовлена ещё хуже, чем предполагала.

– Я бы с радостью поучилась работать в саду, – говорю я. Если мы долго будем в бегах, умение выращивать всякие растения будет только на руку.

Когда тарелки пустеют, Лукас ведёт меня наружу.

Я закрываю глаза и позволяю солнечному свету оседать на моей коже – раньше я никогда об этом не задумывалась. Лукас прав: утреннее солнце чуть более нежное, чем полуденное или дневное. Я всегда была так поглощена своими тенями, что не обращала внимания на свет.

Я расплываюсь в улыбке, и опередивший меня Лукас смеётся:

– Эммелина, что ты делаешь?

Я открываю глаза и тоже смеюсь:

– Я проверяла свет. Ты прав, он мягче.

– Здесь нет ничего удивительного. Я много всего знаю о свете.

Дара фыркает у моих ног:

– Тени всё равно лучше.

Я улыбаюсь, но не смею ответить ей сейчас.

Лукас ведёт меня к сараю за домом. В сарае много странных инструментов, в том числе и вёдра, подвешенные на привязанных к шестам верёвках. Лукас берет одну такую конструкцию и кладёт шест себе на плечи, отчего вёдра свешиваются по бокам. Я морщу лоб:

– Что это?

Он с любопытством разглядывает меня:

– Ты никогда раньше не видела вёдер для воды?

– Не такие. В моём поместье был колодец.

Я прикусываю язык: не стоило называть усадьбу «моей», но, к счастью, Лукас не обратил на это внимания.

– Ну, тут всё просто. Просто поднимаешь шест и кладёшь его себе на плечи. Когда мы наполним вёдра, следи, чтобы они не зацепились по пути за ветки. Иначе придётся возвращаться обратно к реке.

Глаза Лукаса сверкают, и я быстро отвожу взгляд. На его лице написано простодушие и беззаботная радость, как будто солнечный свет исходит из его пор. Я беру одну конструкцию с вёдрами. Управляться с ней легче, чем я ожидала.

– Река вон там. Мама всегда говорит мне быть предельно осторожным, когда мы уходим так далеко от дома. Веди себя как можно тише и не разговаривай с незнакомцами, – он смотрит на меня, тёмные ресницы бросают тень ему на щёки. – Только, боюсь, с тобой я нарушил это правило. Поэтому теперь я думаю, что не все незнакомцы плохие.

Я смеюсь:

– Может, это касается только странных взрослых.

– Точно.

Лес здесь замечательный, и пока мы с Лукасом идём по узенькой тропинке к реке, Дара ныряет, выгибается и играет с местными тенями у нас за спиной. Я слышу её радостные визги, и узел напряжения у меня внутри ослабевает. Мы делаем то, что необходимо, но ведь нет ничего плохого в том, чтобы ещё и немного повеселиться.

Кажется, что свет вокруг Лукаса всё время гнётся и меняется, окружает его руки, освещает ему дорогу, когда требуется. Интересно, он специально это делает – или это свет сам по себе так реагирует на его магию?

Я держу язык за зубами. Я ещё не знаю этих людей. Но надеюсь, что это ненадолго.

Сначала до нас доносится звук бегущей воды; затем, когда деревья расступаются, я вижу между ними бурлящий поток. Свет мерцает в нём поблёскивающими звёздочками.

Когда мы подходим к берегу, Лукас оборачивается ко мне, собираясь что-то сказать, но вдруг недоумённо дёргает головой.

– Эммелина, – тихо говорит он. – Куда пропала твоя тень?

Волна жара проходит по мне от макушки до пяток. Обычно люди не замечают, когда Дара резвится, но, разумеется, к Лукасу это не относится. Он настолько тонко чувствует свет, что не может не видеть, как меняется противоположная стихия.

«Дара!» – мысленно кричу я, хотя не уверена, что она меня слышит. Я забыла, что она играет позади, связанная со мной только тонкой нитью.

– О чём ты? – спрашиваю я, встряхивая подол платья и молясь, чтобы Дара меня услышала.

– Прости, – шепчет она, скользнув ко мне и изо всех сил стараясь сделать вид, что её скрывал мой подол.

Лукас удивлённо смотрит и чешет в затылке.

– Я… мне, наверное, показалось, – говорит он. – В общем, вот как нужно набирать воду.

Я знала, что у нас в поместье есть колодец, но до сегодняшнего дня не утруждала себя мыслями о том, где наши слуги каждый день берут бесчисленные вёдра воды. Лукас показывает, как наполнить оба ведра и не пролить ни капли. Я копирую его движения, но у меня нет такой сноровки.

Лукас наблюдает за мной, и когда я проливаю второе ведро себе на ноги, намочив при этом и платье, заливается смехом. Я поражена: он находит столько радости во всём, даже в самых трудных поручениях. Он сильно отличается от тех нескольких детей, которых я встречала в нашем поместье, и уж точно не имеет ничего общего с Кендрой. Даже Дара по-настоящему радуется, только когда мы играем с тенями.

– Нужно двигаться более плавно. Попробуй ещё раз, только медленнее. Не напрягайся так.

Я вздыхаю, но наклоняюсь снова, чтобы наполнить вёдра. Лукас придерживает меня за локоть, когда я наклоняюсь в другую сторону, чтобы набрать второе ведро. На этот раз у меня получается набрать оба и только чуть-чуть облить ноги. Кажется, вдвоём получается лучше.

– Отлично! Теперь самое трудное – не пролить всё это по пути до дома.

Лукас улыбается, а вот мне не до веселья.

– Боюсь, у меня ничего не получится.

– Просто следуй за мной, ступай, куда я ступаю, и всё будет хорошо.

Ветер играет с моими волосами, швыряет их мне в лицо, пока я изо всех сил пытаюсь удержать вёдра на одном уровне. Но Лукас прав, он знает наилучший путь. Идти по его следам легче, поэтому я сосредотачиваюсь на них.

Дара украдкой приближается ко мне и оборачивается вокруг одного из вёдер. По её телу бегут тёмные морщинки, видимо, это значит, что она недовольна.

– Эти поручения такие скучные. Когда мы снова будем играть?

Я приостанавливаюсь, чтобы Лукас отошёл чуть дальше вперёд, и только тогда осмеливаюсь ответить:

– Пока мы здесь, тебе придётся играть без меня. Сейчас мы не можем рассказать им о тебе. Мы ещё не уверены, что им можно доверять, – шепчу я.

Дара вздыхает и соскальзывает с ведра. Она так легко впадает в скуку. Хотела бы я, чтобы она научилась радоваться простым вещам, как это делает Лукас.

– У тебя всё хорошо? – окликает меня Лукас.

– Да, прости. Камешек попал в ботинок.

Лукас ждёт меня на середине холма, солнце танцует у него в волосах, пока я нагоняю его по следам. Кажется, кое-где я их потеряла. Нужно быть внимательнее.

Быть одной во внешнем мире сложнее, чем я думала.

Я ещё не призналась Лукасу, что я ткачиха теней, но если хочу остаться с его семьёй и не лишиться рассудка, то в конце концов мне придётся это сделать. В ушах звенят слова моей мамы: «Не заставляй нас за тебя краснеть». Из-за моей магии надо мной смеялись и унижали меня. И она стоила мне единственного человеческого друга, которого, как я думала, я нашла в Кендре.