Текст книги "Я сгораю"

3

У меня странная привычка грустить в одиночестве: отчаяние сжимает тисками каждый раз, когда я остаюсь одна или же когда на меня никто не смотрит. Каждый раз я чувствую себя потерянной, я расстроена и мне грустно, словно я падаю в бездну пустоты. Будто цепляюсь за внимание людей, чтобы не рухнуть в темноту, но все равно пальцы предают и соскальзывают.

И вот сейчас, находясь в пустом доме, я сижу на кровати с учебником биологии в руках и пытаюсь прочитать материал, заданный учителем Филлесом, но мысли путаются, в груди разрастается неприятное чувство тоски, и я никак не могу сосредоточиться. Читаю одно и то же предложение уже пятый раз.

Глубоко вздохнув, захлопываю книгу и откладываю в сторону, пряча лицо в ладонях и надавливая на глаза с такой силой, что появляются яркие блики. Обнимаю колени и замираю – тревожность только увеличивается, и я никак не могу избавиться от нее.

Вспоминаю спасшего меня парня и снова думаю о Рори. Его комната находится прямо у меня за спиной, нас разделяет всего одна стена. Спальня заперта со времен гибели брата, и после его смерти туда никто ни разу не заходил.

Иногда мне кажется, что Рори сейчас внутри, лежит на своей кровати, подбрасывает бейсбольный мяч, слушает музыку в наушниках и ждет, когда же мы отопрем дверь и выпустим его. Иногда мне хочется пойти к нему в комнату и убедиться в этом, но я знаю, что, во‑первых, мать начнет ругаться, а, во‑вторых, там никого нет. Это всего лишь мое воображение. Мысли, сводящие с ума.

Я снова глубоко вздыхаю, пододвигаю ближе открытый ноутбук и переключаю приевшуюся грустную песню.

Мать еще на работе. Или, возможно, снова отправилась гулять с подругами. Если бы отец был дома, мы бы с ним поехали за город и постреляли бы по банкам. Я люблю оружие, но терпеть не могу войну. Стрелять в банки – это не то же самое, что стрелять в людей.

Однако с момента смерти Рори я так ни разу и не брала в руки папин пистолет.

Звонок в скайпе вырывает из пучины воспоминаний, и я несколько секунд вглядываюсь в настойчивое окошко вызова. Звук отвратительный, и мне дико хочется отключить его.

Но я этого не делаю, потому что звонит Нина.

– Чего так долго? – Ее лицо появляется на мониторе.

– Сорри.

Подруга в домашней футболке с неровным пучком на голове – лежит на кровати и подпирает голову рукой. Сбоку вижу телефон и фантики от конфет. Сажусь по-турецки, настраивая экран, чтобы меня было лучше видно.

– Сейчас Мил присоединится, – говорит Нина.

– Угу.

– Чем занимаешься?

Беру книгу по биологии и показываю подруге – она морщится, словно это что-то мерзкое и неприятное.

– А ты? – Бросаю учебник в сторону.

– Уж точно не уроками. – Нина смеется, смахивая в сторону фантики, чтобы я их не видела. Я знаю, как ее мама тщательно следит за диетой дочери, и лишние сладости не входят в дневной рацион. – С Шоном болтала. Хочет, чтобы я поехала с ним в горы на все каникулы, но мать, естественно, меня никуда не отпустит.

Шон – это парень Нины. Они вместе уже почти год, у них любовь и все такое.

– Может, отпустит, ты же не спрашивала.

– Пф-ф. – Нине приходит сообщение на телефон, и она на несколько секунд отвлекается. Затем снова смотрит на меня. – Этим летом будут очередные турниры, где я, конечно же, должна буду занять первое место. Затем светские вечеринки, ужины и встречи, чтобы покрасоваться перед фотографами, попасть в какой-нибудь журнал, познакомиться с кем-то и бла-бла-бла. – Нина замолкает. – Лучше бы я поехала в горы.

– Ты же ненавидишь снег, – замечаю я.

– Это лучше, чем все вот это вот. – Она показывает рукой то ли на свою комнату, то ли на свою жизнь. – Ты хотя бы в лагерь сваливаешь. Завидую.

– Что за лагерь, почему я об этом ничего не знаю? – Голос Мил заставляет меня вздрогнуть.

Теперь у меня на экране два окошка: слева Нина, справа Мил.

У Мил черные крашеные короткие волосы, голубые глаза, до жути белая кожа, родинка на правой щеке, брови немного неопрятные, но почти незаметные, широкие скулы, острый маленький нос, татуировка на шее в виде небольшой змеи и три кольца в левом ухе. На ней синяя футболка, подчеркивающая большую грудь, и аквила (подвеска в виде двуглавого орла, символ ее веры в Империум и в Императора).

– Я…

Нина перебивает меня:

– Она собирается свалить на две недели в скаутский лагерь вместо общественных работ, – жалуется рыжая. – Представляешь? И ничего об этом не сказала!

Мил секунду молчит.

– Я бы тоже не сказала, – задумчиво тянет она. – Когда что-то кому-то рассказываешь, планы вечно рушатся. Хочет – пусть едет, тебе-то что? – обращается Мил к Нине.

Та обиженно фыркает, а я улыбаюсь. Хоть кто-то на моей стороне.

– И что там нужно делать? – медленно бормочет Нина. – В лагере?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Наверное, буду вожатой, стану следить за детьми, за лагерем. – Я сворачиваю скайп, и окошки с изображением подруг уменьшаются, смещаясь в угол экрана.

– Но ты же не скаут, – усмехается Мил.

– Зато хорошо стреляю, – шучу я.

Нина все еще обижается, утыкаясь в телефон. Наверное, переписывается с Шоном и жалуется ему на нас.

– А что скажет… Да твою мать! – почти кричит Мил. – Чертовы Эльдары.

Она цокает языком и поджимает губы, затем откидывается на спинку стула и, кажется, сворачивает игру.

– Опять в свой «Вархаммер» играешь? – улыбаюсь я.

– Ага. Так. – Мил отрывается от своего увлечения и теперь полностью посвящает себя нам. – Что скажет твоя мама на то, что ты собралась в лагерь?

Я недолго молчу. Нина все еще зависает в телефоне, а Мил терпеливо дожидается ответа. Я вновь разворачиваю скайп на весь экран – вижу за спиной девушки на стене плакат с космодесантниками и заглядываюсь на их голубую мощную броню и болтеры. Кажется, это отряд Ультрамаринов, Мил как-то рассказывала про них.

– Да все равно, – безразлично бросаю я. – Я без вариантов поеду туда. Тем более, что папа не против. Он сказал, что это пойдет мне на пользу. – Я приободряюсь, вспоминая недавний разговор по скайпу с отцом. – Природа и все такое. Как раз вернусь к его приезду.

– Это здорово. – Мил улыбается.

Иногда мне кажется, что только Мил по-настоящему понимает меня – никаких претензий, обид и упреков.

– Черт, Трис… – бормочет Мил. – Я подключу ее.

– Не надо! – почти хором кричим мы с Ниной. – Не подключай!

– Поздно…

Мы замолкаем, наблюдая за тем, как к нашей беседе присоединяется еще один пользователь. Повисает тишина, возникает общее напряжение, и мне вдруг на мгновение становится жаль Трис. Если бы я оказалась на ее месте, мне было бы обидно. Она прекрасно знает, что мы ее недолюбливаем, но даже не обращает на это внимания.

– Привет, сучки.

Голос у Трис манерный.

– Привет, – Мил первая нарушает тишину.

– Привет, – здороваюсь я.

Нина игнорирует приветствие, снова утыкаясь в телефон, но Трис как будто не замечает этого.

У нее каштановые волосы, свободно спадающие на плечи, карие глаза, всегда идеальный макияж, даже когда она сидит дома и никуда не выходит (хотя такие моменты бывают очень редко, потому что Трис вечно чем-то занята). Красивая майка плотно облегает фигуру, и, как всегда, на ней множество аксессуаров: серьги, браслеты, подвески. Трис всегда выглядит так, словно собирается на вечеринку, будто она сама вечеринка.

– У меня к вам гениальное предложение. – Девушка улыбается. – Почему бы нам не собраться вчетвером перед каникулами и не повеселиться? Мы так давно не тусили все вместе!

Я молчу. Нина бормочет что-то наподобие «черта с два», продолжая рыться в телефоне. Мил словно надеется, что кто-то возьмет ответственность на себя. Тишина напрягает.

– Ну, не знаю, – тяну я. – У тебя есть какие-то предложения?

Нина вскидывает голову и смотрит так, словно готова вцепиться мне в волосы и расцарапать лицо.

– Если это очередная вечеринка, то я пас, – заявляет рыжая.

Трис закатывает глаза.

– Согласна с Ниной, – решаю я поддержать подругу. – Не люблю вечеринки, ты же знаешь.

– Это не вечеринка! – обижается Трис, немного надув губы. – Просто встретимся как раньше, погуляем, поболтаем по душам.

Я скептично вскидываю бровь, совершенно не представляя, каким образом я буду разговаривать с Трис о своих проблемах. Да об этом тогда весь город узнает! У Трис язык без костей.

– У меня на носу игра, так что я вряд ли смогу, – Мил отказывается первая. – Мы сваливаем на несколько дней на тематическую встречу.

– Под «мы» ты имеешь в виду своих приятелей-ботаников? – Трис, кажется, не обижается.

– Да. – А вот Мил это определение задевает, но она упорно старается не подавать виду.

Я тщетно пытаюсь придумать оправдание, чтобы избежать встречи, но в голове настоящая пустота.

– У меня турниры, мать не отпустит, – подает голос Нина.

Повисает тишина – я стараюсь не думать о том, что все ждут моего ответа, точнее, ждут, что я откажусь. А мне сложно сказать «нет», не люблю обижать людей. И ненавижу себя за это.

– У меня сейчас не лучшее время, чтобы веселиться, – признаюсь я. – Может быть, в августе? Когда я вернусь из лагеря.

Трис тут же цепляется за новость и моментально забывает про планы собраться вчетвером как в старые времена.

– Лагерь? Что за лагерь? – Ее захлестывает любопытство.

Подруги делают вид, что ни при чем. Конечно, сама нарвалась.

– Я еду в скаутский лагерь вместо общественных работ, – поясняю. – Ничего такого.

– Скаутский лагерь? – Трис скептично хмурится. Эта тема явно не для нее. – Как тебе вообще пришла в голову такая идея?

Я пожимаю плечами.

– Я просто попросила учителя подобрать мне что-нибудь, чтобы можно было уехать отсюда на пару недель. Он предложил лагерь скаутов. – Я меняю положение и выпрямляю ноги. – Хочу сменить обстановку.

Трис несколько секунд молчит.

– Вот поэтому я и предложила вам встретиться, мы совсем перестали общаться. – На мгновение мне кажется, что та прежняя Трис, с которой я познакомилась несколько лет назад, снова вернулась к нам, но потом секундный проблеск слабости исчезает за ее обычным манерным высокомерием. – Ладно, мне пора. В пятницу мы устраиваем вечеринку у Джо, так что, если надумаете, приходите.

– Ага, – бросает Мил.

Трис отключается.

– Стерва. – Нина недовольно морщится, словно съела кислый лимон.

Мы все молчим.

– Я тоже сваливаю. – Мил роется в ящике стола. – Мои приятели-ботаники приехали, – передразнивает она Трис.

– Давай, пока, – киваю я.

Мы остаемся с Ниной наедине, и нас снова окутывает молчание. Не знаю, что сказать, да и, признаться, не хочу ничего говорить. Подруга откладывает телефон в сторону и переворачивается на другой бок. Мне кажется, она думает о Трис.

– Я, пожалуй, тоже пойду, – говорю я. – Надо готовиться к экзаменам.

– Да, экзамены, ага, – тянет она. – Пока, Эмма.

Я улыбаюсь и отключаю связь. Вот и все. Пора за учебу.

4

– У меня проблемы, – это первое, что говорит мне Нина, забегая в школьную раздевалку перед очередной тренировкой.

Я озадаченно поднимаю голову, отрываясь от завязывания шнурков, и непонимающе провожаю взглядом подругу. Та подлетает к своей спортивной сумке и начинает судорожно запихивать в нее вещи.

– Что случилось-то? – спрашиваю я, теребя в руке резинку для волос.

Девушка на секунду останавливается, переводя дыхание, затем оборачивается ко мне и напряженно говорит:

– Шон в больнице.

Я вскидываю брови, вставая с лавки. Не умею утешать людей и подбирать нужные слова, поэтому растерянно переступаю с ноги на ногу. Если Нина так взволнована, значит, случилось что-то серьезное.

– Не справился с управлением. – Подруга отворачивается, запуская руку в волосы и убирая их назад.

Она медлит, наверное, думая о том, что же ей сейчас делать. У нее тренировка по теннису, и если Нина по какой-то причине пропустит ее, то вечером будет долгий и болезненный скандал с матерью. Я это понимаю, и подруга тоже.

– Не знаю подробностей, но он вылетел на встречку и врезался лоб в лоб с легковушкой. – Нина стоит ко мне спиной, и я вижу лишь ее вздрагивающие плечи. – Он в реанимации. Я должна поехать к нему…

Она кивает, словно убедив саму себя в правильности решения, застегивает сумку, продолжая собираться.

– Хочешь, поеду с тобой?

– Нет! – Нина поворачивается ко мне и быстро сокращает дистанцию. Хватает за плечи, словно я должна спасти ее жизнь. – Эмма! – Голос у подруги решительный, но в темных болотных глазах я вижу панику. – У меня будут проблемы, если я пропущу тренировку. – Ее пальцы холодны, и я вздрагиваю из-за мурашек, скользнувших по телу. – Прикрой меня. Просто скажи ей, что мне стало плохо и я поехала домой. Заболела или еще что. Придумаешь. – Она замолкает и отводит взгляд в сторону. – Я должна поехать к Шону…

Ее голос становится тише, и меня вдруг охватывает неприятная тоска. Я вспоминаю Рори, думаю о дне, когда узнала, что брата больше нет, и мне становится невероятно больно. Я знаю, что если Шон не выкарабкается, то Нина окажется на моем месте.

– Все будет хорошо, – неожиданно для себя я подаюсь вперед и обнимаю подругу. – Я прикрою. Не волнуйся.

Нина обнимает меня в ответ, утыкаясь носом в волосы – подруга выше и крепче меня, но в этот момент она кажется такой хрупкой и беззащитной, словно хрустальная ваза.

– Иди, – я отпускаю ее. – Позвони мне, как узнаешь подробности.

– Хорошо. – Нина отстраняется и быстро оказывается рядом со своей сумкой. Она даже не переодевается, оставаясь в костюме теннисистки. – Люблю тебя!

Она бросает на меня последний взгляд и выбегает в коридор, а я остаюсь в одиночестве, пытаясь осмыслить происходящее. Шон неплохой парень, отличный водитель и не пьет за рулем. Да что уж там, он практически вообще не пьет! У него не было ни одного штрафа после получения прав, а полтора года – это не так мало для водителя. Что же тогда случилось?

Трясу головой и завязываю волосы в хвост. Нужно пойти к тренеру Нины и объяснить ей, почему подруги не будет на тренировке, а потом я отправлюсь на футбольное поле и немного побегаю.

Шумно вздыхаю, хлопаю себя по щекам, чтобы взбодриться, и решительно направляюсь в тренерскую. Женщина, с которой занимается Нина, строгая и до жути правильная. Я с ней не знакома, но по рассказам подруги с ней лучше не шутить.

Останавливаюсь перед распахнутой дверью кабинета и собираюсь с мыслями.

Я прикусываю губу, поправляю волосы и только через несколько секунд решительно захожу внутрь. Сердце взрывается адреналином, когда я вижу женщину в обтягивающем спортивном костюме с тугим пучком черных волос на голове. Она просматривает бумаги, очевидно, готовясь к тренировке с моей подругой, но сегодня ей придется поменять планы.

– Добрый день! – Мой голос на удивление громок.

Я не знаю, как зовут эту женщину, а если когда-то и слышала ее имя, то сейчас вряд ли вспомню.

– Здравствуй. – Она выжидающе смотрит на меня.

Я вздыхаю и подхожу ближе к столу, за которым сидит тренер.

– Я насчет Нины, – осторожно начинаю я, замечая, как бровь женщины изящно поднимается. – Ей стало плохо, и она поехала домой. Что-то с желудком, кажется. Наверное, съела что-нибудь не то. – Я осекаюсь. – Она просила, чтобы я передала вам, что она не сможет прийти сегодня на тренировку.

Женщина внимательно вглядывается в меня, словно вот-вот поймет, что я лукавлю, но я не отвожу взгляда в сторону.

– А почему она сама не позвонила?

– Я не знаю, – пожимаю я плечами. – Я все равно здесь на пробежку остаюсь, так что заскочила.

Легко улыбаюсь.

– Ну, я пойду?

– Ага. Спасибо, что зашла. – Тренер кивает.

Я облизываю губы и разворачиваюсь, чтобы уйти, но меня останавливают.

– Постой. – Замираю, пугаясь, что тренер все-таки догадалась о том, что я соврала. – Эмма, верно? – Оборачиваюсь.

– Да.

– Это ведь ты каждый день бегаешь после уроков? – Она теребит в руке ручку.

Я неуверенно переступаю с ноги на ногу, не понимая, при чем тут вообще мои пробежки и откуда ей известно мое имя.

– Ну да.

Я озадаченно смотрю на женщину, которая разглядывает меня. Мне становится неловко, и я смущенно завожу руки за спину.

– Я со следующего учебного года набираю новеньких в команду по бегу. Если хочешь, могу тебя записать.

Я вскидываю брови и ошарашенно таращусь на нее. Даже подумать не могла, что мне предложат вступить в школьную команду по бегу. Я, конечно, знала, что у нас есть ребята, которые выезжают на соревнования, но у меня никогда не возникало мысли присоединиться к ним.

– Я не знаю, – пожимаю плечами. – Как-то не думала…

– Ну, вот. Подумай. – Она продолжает улыбаться. – После каникул будет объявлен набор, так что, если загоришься желанием, с радостью тебя возьму.

Неловко улыбаюсь.

– Я подумаю, – киваю. – Спасибо за предложение.

Поняв, что разговор окончен, я разворачиваюсь и оказываюсь в коридоре, все еще не веря в то, что меня вот так просто позвали в команду по бегу. Это как-то странно. Не знаю. Это…

Я улыбаюсь, совсем забывая о Нине, и направляюсь в сторону школьного стадиона.

Ребята как обычно бегают по полю под яростные крики тренера. Они выполняют упражнения, отрабатывают приемы и броски, а под конец тренировки играют друг против друга.

Размявшись, я поправляю шорты, майку и бегу. Несколько девчонок сидят на трибунах и наблюдают за тренировкой «Викингов». Я вспоминаю, что через неделю у ребят последняя игра в сезоне. В следующем году старшеклассники покинут команду, и, как это всегда бывает, будет объявлен набор.

Я пробегаю мимо девчонок из группы поддержки, красующихся перед парнями, и, наконец, завершаю первый круг. Двести пятьдесят метров. Обычно меня хватает на десять-пятнадцать кругов, а если я хочу вымотать себя полностью, то пробегаю все двадцать. Сегодня я не знаю, на сколько меня хватит, потому что мысли о Нине и неожиданное предложение вступить в команду по бегу крутятся в голове и сводят с ума.

Парни в массивной форме бросают друг другу мяч и отрабатывают силовые приемы. Они как животные сбивают противников с ног и совершенно не думают о том, что могут кого-то покалечить. Не особо люблю подобный спорт, хотя на играх «Викингов» частенько бываю.

Их капитан, Майкл Филлинс, настоящий красавчик! По нему сохнут все девчонки нашей школы. Наверное, все, кроме меня. Да, я считаю его симпатичным, но желания познакомиться поближе он не вызывает. Это все равно что увидеть красивого актера в фильме, он тебе понравится, но ты понимаешь, что в реальности у вас с ним ничего не получится. Так же и здесь. Майкл живет своей жизнью, а я своей. И я не собираюсь делать так, чтобы они пересекались.

Да и вообще не уверена, что мне все это надо. Парни, отношения… У меня в жизни и без этого «Санта-Барбара». Даже если бы я захотела с кем-то начать встречаться, то это был бы уж точно не Майкл Филлинс. А вот защитник под номером «девять», Оливер Андерс, вполне мог бы привлечь мое внимание. Я как-то видела его в школьном коридоре, парень стоял возле окна и читал Стивена Кинга.

Не замечаю, как у меня за спиной замыкается девятый круг. Дыхание давно сбилось, а легкие начинают гореть, но я не останавливаюсь. Еще как минимум парочка кругов, и тогда я смогу подумать над тем, чтобы пойти домой. Главное, не тормозить, иначе не смогу больше бежать. Точнее, не захочу. Один раз остановился, и все. Конец.

Хочется пить. Замечаю столик недалеко от тренера, на котором стоят банки с водой, и кривлюсь. Если стащу хотя бы одну, то мистер Диги сожрет меня с потрохами. «Это же для кома-а-анды».

Думаю о Нине. Как она там? Все ли в порядке с Шоном? Надо будет позвонить ей после пробежки.

– Осторожно! – слышу крик и невольно оборачиваюсь.

И замечаю, как в мою сторону летит мяч. Слегка притормозив, скольжу по земле, поднимая пыль, и, прикинув траекторию полета, останавливаюсь прямо в тот момент, когда мяч с силой впечатывается в грудь и оказывается в моих руках. Я морщусь от тупой боли, все-таки подача была сильная, но единственное, что меня сейчас расстраивает: я остановилась. Надо было просто уклониться и продолжить бежать.

Я прижимаю мяч к боку и смотрю на номер «один», что трусцой бежит в мою сторону. Капитан. Майкл Филлинс. Парень на ходу снимает шлем, и его мокрые от пота темно-коричневые волосы превращаются в ежик. Лицо у капитана раскрасневшееся и потное – я впервые вижу этого парня так близко, и тем более первый раз в жизни контактирую с ним.

Пока Майкл приближается, я замечаю на его губе шрам, очевидно, после пирсинга. У него небольшая щетина и темные карие глаза. Филлинс выше меня почти на голову, и на его фоне я выгляжу хрупкой и потерянной.

– Отлично поймала! – улыбается, останавливаясь рядом со мной.

– Спасибо. – Бросаю ему мяч.

Уже собираюсь снова попытаться возобновить пробежку, но Майкл говорит:

– Я часто тебя здесь вижу.

Осматриваю поле и замечаю, что остальные парни из команды наблюдают за нами.

– Да, – перевожу дыхание. – Я каждый день здесь бегаю.

– Не видел тебя в команде по бегу. – Филлинс переступает с ноги на ногу.

Я прикрываю глаза и упираюсь рукой в бок, который начинает неожиданно покалывать.

– Я не в команде по бегу. – Вспоминаю о сегодняшнем предложении вступить в клуб. – Я просто бегаю. Нравится.

– Сегодня круг не дотянула, – усмехается, намекая, что я пробежала всего девять кругов. Он что, считал? Или просто так ляпнул? – Я Майкл.

– Знаю. – Окидываю парня взглядом, а потом разворачиваюсь и перехожу на легкий бег.

Ноги сводит от усталости, и я понимаю, что дальше тренироваться не смогу. Сегодня вообще какой-то странный день. Не мой, что ли…

Больше я не смотрю на капитана «Викингов», перехожу на шаг и медленно направляюсь в сторону школы. До раздевалки добираюсь быстро, а когда прохожу мимо музыкального класса, неожиданно понимаю, что оттуда не доносится музыка. Дверь открыта, класс пуст. Странно. Может, я слишком рано? Или поздно?

Захожу в раздевалку и устало опускаюсь на скамейку. Нина. Надо позвонить ей.

Достаю мобильник из сумки и набираю номер подруги. Нина не отвечает. Я звоню еще раз, но тщетно. Ладно. Позвонит сама. Наверное, просто не слышит из-за беззвучного режима. Вздохнув, недолго сижу на скамейке, а потом начинаю собираться. Сегодня нужно оповестить мать о том, что я уезжаю в лагерь на пару недель. Надеюсь, хотя бы с ней проблем не будет.

* * *

Возвращаюсь домой с мрачными мыслями, проверяя телефон каждые пять минут, чтобы случайно не пропустить звонок Нины, но от нее нет никаких вестей. Даже сообщений. Я волнуюсь. Звонить Мил, а тем более Трис, чтобы расспросить их на эту тему, не хочу, потому что уверена, что Нина ничего им не говорила.

На пороге дома я останавливаюсь и делаю еще один звонок подруге, но у нее выключен телефон. Отлично! Открываю дверь и захожу внутрь, с удивлением понимая, что мама дома, хотя в это время должна быть на работе. Ее звонкий голос разносится по гостиной – она разговаривает по телефону, очевидно, с одной из своих подруг.

Наверное, это к лучшему. Чем быстрее расскажу, что уезжаю в летний скаутский лагерь, тем скорее решу эту проблему. Я уже знаю ее реакцию: маме будет все равно, уеду я или нет, останусь дома на каникулах или отправлюсь в путешествие автостопом с друзьями-хиппи, которых у меня нет.

Но все же, сбрасывая кроссовки и оказываясь на пороге гостиной, я замираю и начинаю нервничать.

Мама сидит в кресле, закинув ногу на ногу, и увлеченно болтает о каких-то поездках за город. Она красива: так скажет любой, кто увидит ее сейчас. Изящный пучок на голове, несколько небрежно свисающих прядей, белая блузка, узкие джинсы и туфли на каблуке.

– Мам, – громко окликаю я.

Она переводит на меня взгляд и замолкает.

– Нам надо поговорить. – Прислоняюсь плечом к косяку, внимательно наблюдая за ней.

Она недолго смотрит на меня, затем коротко вздыхает – мол, хорошо, и просит кого-то в трубке подождать. Мама не отключает вызов – ее рука с телефоном плавно опускается на колени, намекая, что мне лучше поторопиться.

– Этим летом я уезжаю в летний лагерь на две недели. Я уже подала заявку. Папа в курсе. Вернусь к его приезду.

Секунду мама молчит, внимательно наблюдая за мной, и на мгновение кажется, что она вот-вот запретит мне ехать, но этого не происходит.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Нет.

Мама отрывает от меня взгляд и возвращается к разговору. Я пару секунд стою на месте, ощущая невероятную пустоту и обиду, а потом поджимаю губы и отправляюсь на кухню. Кто бы сомневался. Все так, как я и предполагала. Никаких возражений, скандалов и пререканий. Ей все равно. И это безразличие приносит гораздо больше боли, чем скандалы и непонимание.

Я заглядываю в холодильник, нахожу апельсиновый сок и вкусные кексы. Прихватив все это с собой, поднимаюсь в свою комнату и запираюсь там. Хочется позвонить Нине и пожаловаться на безразличие матери, но я вспоминаю о несчастном случае с Шоном и передумываю. Телефон оказывается в руках – я набираю номер Мил и падаю на кровать.

– Привет, будущая герлскаут.

– Привет. – Улыбаюсь, услышав веселые нотки в голосе Мил. – Нина тебе не звонила?

Подруга секунду не отвечает, и я слышу, как Мил шумно затягивается. Кажется, курит.

– Нет, а что?

– Да так. – Сажусь на кровати и потираю глаза, размазывая макияж. Только потом вспоминаю о косметике и мысленно чертыхаюсь. – Она телефон отключила и трубку не берет.

– Батарея села, – констатирует факт Мил. – Как у тебя дела с лагерем? Уже решила, что будешь брать с собой? Каблуки явно не пригодятся.

Она смеется, и я невольно улыбаюсь.

– С мамой только что говорила на эту тему, – вздыхаю я, смотря в сторону сока, который покорно стоит на тумбочке и дожидается меня.

– А она что?

– Догадайся.

Я поднимаюсь на ноги и пытаюсь стянуть с себя верхнюю одежду. Мил недолго молчит.

– Думаю, сделала вид, что ей все равно, и отпустила тебя в самые непроходимые джунгли, переполненные змеями и ядовитыми пауками. – Она делает жутковатый голос.

– Ага, – печально усмехаюсь я. – Сказала: «Хорошо. Что-нибудь еще?» – передразниваю мать.

– Ну, кто бы сомневался, – тянет Мил. – Ты расстроена?

– Немного.

Бросаю футболку в кресло и морщусь от неприятного запаха пота, ведь в душе после пробежки я так и не была.

– Не парься. – Она откашливается. – Вот поживете пару недель вдали друг от друга, может, и проснутся в ней материнские чувства.

– Сомневаюсь. Ладно, пойду я в душ, а то от меня несет, как от нашей команды по регби после недельной тренировки.

– Ага, – смеется Мил. – Давай. Не хочу, чтобы моя подруга превратилась в тупого качка.

Я усмехаюсь, вспоминаю Майкла Филлинса, а потом отключаю вызов. Так. Сок с любимыми кексами подождет, а я в душ! Нужно расслабиться и подумать обо всем, что сегодня произошло.

О Нине с Шоном.

О предложении вступить в команду по бегу.

О капитане «Викингов».

О маме.

И о поездке в лагерь. До нее осталось меньше месяца, и нужно уже готовиться к отъезду. Не люблю все делать в последний момент.

Я потягиваюсь и выхожу из комнаты. Мама все еще разговаривает по телефону – ее голос слышен даже на втором этаже. Не вслушиваясь в разговор, захожу в ванную и скидываю грязную одежду, бросая ее в корзину. Включаю воду и тут же забираюсь в нее, позволяя шуму заглушить все посторонние звуки.

Горячая ванна после тяжелого дня – это лучшее, что можно придумать в этом мире. Просидев в ней почти час, я, наконец, вылезаю из воды, обматываюсь полотенцем и возвращаюсь в комнату.

Подхожу к кровати и хватаю мобильник, снимая блокировку и замирая. Шесть пропущенных от Нины.

Прикусываю губу, пытаясь унять колотящееся сердце, и звоню подруге. Пока идет гудок, забираюсь на кровать с ногами.

– Шон в коме, – это первое, что я слышу, как только Нина поднимает трубку.

– Что? – осекаюсь я. – Я…

Прокашливаюсь, не зная, что ответить.

– Сможешь приехать через час на наше место?

– Да, конечно.

– Жду.

Нина отключается, а я все еще сижу на кровати и не понимаю, что происходит. Шон в коме?! Неужели все настолько серьезно? Бедная Нина…

* * *

Наше место – это детская площадка недалеко от школы. Раньше мы частенько там зависали, обсуждая мальчиков и школьные сплетни, но со временем необходимость приходить исчезла так же постепенно, как и наш квартет. Иногда я забредаю туда, сажусь на скамейку и вспоминаю, как когда-то давно мы с девчонками смеялись под скрип старых качелей.

Пока собираюсь и перекусываю кексами, проходит больше времени, чем планировалось, поэтому на встречу я опаздываю. Нина уже сидит на качелях: ее голова опущена, волосы растрепаны, словно она добиралась сюда бегом.

Выглядит Нина покинутой.

Я подхожу ближе, сажусь на соседние качели и молчу. Хочется обнять Нину, но я не решаюсь. Хочется спросить, что с Шоном и как она сама, но я не делаю даже этого.

– Я бросила теннис, – наконец бормочет она после продолжительного молчания.

– Оу…

Удивленно смотрю на нее, не веря своим ушам.

– И как… – Я собираюсь спросить о реакции ее родных, но осекаюсь.

Нина выглядит так, словно готова вот-вот разреветься, и мое сердце невольно сжимается. Подруга шумно втягивает в себя воздух, откидывается назад, и теперь я могу разглядеть ее лицо. У нее опухшие красные глаза – Нина плакала – и усталый, потрепанный вид. Смотрю на ее профиль и пытаюсь подобрать подходящие слова, но в голове кавардак.

– Как Шон? – спрашиваю я.

Ее губы вздрагивают.

– Я не знаю, – Нина плотно сжимает челюсть. – Я пробыла там все время, пока он был в реанимации. Врач сказал, что у него множественные переломы, черепно-мозговая травма и что-то с органами, но пока Шон в безопасности. Если не считать, что он в коме. Третья степень. Есть риск, что она перейдет в запредельную, четвертую. Тогда его подключат к аппарату. Никто пока не знает, когда он придет в себя. – Нина снова судорожно вздыхает и прикрывает лицо руками, словно пряча слезы, но ее плечи не дрожат, и я не слышу всхлипов.

– Боже, – шепчу я. – А известно… – Я осекаюсь. – Как все случилось…

– Не справился с управлением, – коротко бросает она. – Официальная версия. Подробностей не знаю.

Отворачиваюсь и прикрываю глаза рукой – передо мной встает образ улыбающегося Шона. Короткие черные волосы, карие глаза, родинки на шее, ровные красивые зубы, немного курносый нос с еле заметными веснушками. А потом я буквально вижу его на больничной койке, а рядом плачущую Нину, и мне становится дурно.

– А с теннисом что? – вздыхаю я.

Девушка пожимает плечами, смотря на свои сцепленные руки. Она прислоняется виском к качелям и недолго молчит.

– Тренер позвонила матери, чтобы справиться о моем самочувствии, – бормочет Нина, и я мрачнею. – Узнать, буду ли я на завтрашней тренировке. Оказалось, что мать не в курсе о моем сегодняшнем прогуле.

– Оу, Нина. – Я виновато морщусь. – Это моя вина, надо было придумать что-нибудь правдоподобное…

– Забей, – бросает подруга. – Здесь нет твоей вины. Она бы все равно позвонила.

Я прикусываю губу, наблюдая за тем, как подруга начинает потихоньку раскачиваться, не отрывая ног от земли. Слышу крики и возгласы – здесь недалеко школьный стадион, и на нем, кажется, все еще тренируются «Викинги». Почему-то думаю о Майкле Филлинсе.