Текст книги "Возвращение блудного Покрышкина"

Глава 27
Вася входит во вкус

Пока все шло хорошо. ПСИХО прирастала новыми членами. Это был не только медперсонал окраинных клиник, которым партия поставила целые вагоны благотворительного спирта; в ПСИХО полным составом вошли несколько удачливых команд из Клуба веселых и настойчивых – секты высмеивающих всех и вся любителей черного юмора, которые насмотрелись фильмов Тарантино. Эти ребята умело агитировали за свою партию на всех столичных площадях. Советники Метелицы начали беспокоиться.

О необходимости перемен уже судачили на всех углах. Серо-буро-малиновый кардинал Шахназар Потапович Перекупкин с невозмутимой миной вел вялые финансовые переговоры с руководством крупнейших окраинных предприятий. Эти предприятия умирали – им, как обычно, не хватало инвестиций. От Перекупкина не требовалось слишком много энергии, чтобы им эти инвестиции посулить. Мировая «двенадцатка» была готова активно спонсировать всю эту движуху.

Вася быстро осваивался и постепенно входил во вкус предвыборной подготовки. Больше всего ему нравилось встречаться с простыми людьми, нравилась их симпатия. Он начал втягиваться в олигархический план не только за деньги, но и за совесть – или за что там у него было на ее месте.

Коммуникационные навыки бывшего комика и порноактера, и без того отлично развитые, пошли в беспрецедентный рост. В отведенном для партии особняке Покрышко не засиживался. Его референты, приглашенные из исследовательских центров, шерстили все новые сообщества, которые могли бы скопом проголосовать за лидера новой партии. К тому же все, даже самые типовые, предвыборные обещания в устах одаренного Василя звучали свежей новостью и, в отличие от предложений его конкурентов, казались чем-то вполне осуществимым.

Когда Вася входил со своей командой в сетевые продуктовые магазины, работники бросали раскладывать товар и летели фотографироваться со звездой. Вася быстро понял, что в Окраине, как правило, трудятся женщины; мужчины обычно руководят и заседают. Следовательно, именно женщины представляли основу будущего электората; именно они были тем усредненным «народом», на который стоило рассчитывать. В целом. К отдельным привилегированным стратам общества должен применяться иной подход. Итак, решающее слово в предвыборной борьбе принадлежало окраинкам. На основании этого нехитрого умозаключения Покрышко и построил свою стратегию, о применении которой не без эффекта отчитывался перед Шахназаром Перекупкиным. Тому оставалось лишь дивиться сообразительности присланного Климом кандидата.

Работа велась с размахом. Было закуплено невероятное количество миниатюрных флаконов веропейских духов, которые помощники Василя Покрышко загружали в огромные коробки и развозили во все учреждения с приветом от своего лидера. Что поделать – агитационные расходы! Зато результат был потрясающим – Васю ждали повсюду, о нем разговаривали с подругами, хвастаясь подарком. Женщины табунами бежали в штаб ПСИХО и, получив презент, повсюду распространяли разъяснительные буклеты о партии и, что гораздо важнее, – восторженные слухи. Даже наиболее матерые феминистки из СИСЖО постепенно переходили на сторону ПСИХО и все как одна начинали мечтать о приватном свидании с обаятельным и молодым главой партии.

Надо сказать, подтянутая фигура Васи была едва ли не более серьезной причиной его растущей популярности, чем щедрость «двенадцатки» и сбалансированные тезисы предвыборной программы, грамотно сформулированные лучшими политологами мира, которых нанял Клим Шатковалко. Внешний вид Василя Покрышко и в самом деле выгодно отличал его от окраинного политического истеблишмента. Одевали Покрышко стильно, по-веропейски, и даже не без щегольства: костюмы мягко-серых оттенков могли быть в тонкую полоску, а могли и в широкую пунктирно-зеленоватую клетку – наглийский стиль придавал респектабельности. На манжетах белоснежных и лавандовых рубашек поблескивали серебряные запонки.

Вася старался вести себя соответственно этому образу. Он хорошо запомнил уроки учителей по этикету: истинные аристократы демократичны. Именно демократизма так не хватало заносчивым окраинным политикам! Эксперименты с прокачиванием популярности, однако, могли завести креативного Покрышко достаточно далеко: однажды Васе в его закружившуюся от перемен красивую голову пришла шальная мысль наведаться в квартал малиновых фонарей. Нет-нет, не для личных нужд (жизнь подневольного кандидата для этого слишком просвечивалась) – исключительно для расширения электората. Ему как-то удалось, не согласовав свои действия с Перекупкиным, выехать на партийном автомобиле в район сомнительной репутации, взяв с собой наряд охраны. Руководителю охранников эта идея не показалась странной; он охотно присоединился к парням.

Проституция хотя и не была узаконена в Окраине как официальная профессия, но неофициально вполне процветала. Правоохранительные органы никогда не разгоняли дам облегченного поведения, но всегда бесплатно пользовались их услугами. Брутальные правоохраны были грубы с девушками, их не любили. Вася решил проводить агитацию подчеркнуто уважительно к нелегальному профсоюзу торгующих своим телом. Под охраной ражих амбалов Покрышко прибыл на соответствующую улицу.

– Милые девушки, – начал он, выйдя из автомобиля и встав перед окнами соответствующего заведения, помахивая изящной тросточкой. – Позвольте преподнести вам скромные дары в знак моего уважения к вашему нелегкому труду. Заботиться о ваших интересах и о вас как самых трудолюбивых гражданах великой страны – огромная честь для меня.

Вася прикалывался, но этого никто не понял. Помощники выгружали коробки с товаром: кружевные трусики всех цветов, подвязки, чулки, пудру, дезодоранты, мушки, презервативы, оральные контрацептивы и прочую дребедень.

Столь любезное обращение лишь поначалу вызвало фырканье и прысканье изо всех окон. Полуодетые работницы любовного фронта высыпали на улицу, уставясь театрально накрашенными глазами на чудесного компактного шатена с изумительной фигурой.

– Мой! Мой! Нет, мой, – наперебой кричали они, все стекаясь и стекаясь из переулков, теряя терпение и туфельки без задников.

– Успокойтесь, друзья мои! Я ваш! Я общий! Я стану вашим президентом, если вы проголосуете за меня. – И, послав элегантный воздушный поцелуй, Вася поспешно спрятался от возбужденных женщин в бронированный автомобиль.

Когда машина тронулась, кружевные трусики все еще летели в руки хищных красоток из последней коробки, оставшейся на сиденье. Охранники бросали их, как конфетти.

Глава 28
Зевота, икота, дремота

А пока наш шаловливый Василь подобными легкомысленными выходками пытался скрасить свое подневольное положение и каждое утро в штабе партии убеждал неофициального куратора ПСИХО Шахназара Потаповича Перекупкина (а официально – одного из деятелей царствующей ПКВ) в эффективности столь экстравагантных методов агитации, его унылый соперник – действующий президент Окраины Виктор Метелица – дремал в кресле рядом с холодильником, с тоской ожидая своих референтов и верных или неверных помощников и министров.

Впрочем, кому и чему можно доверять в наши дни? (Так подумал бы, если бы не спал, Виктор Петрович.) Идеи быстро обесцениваются, не говоря уже о людях. Недвижимость дешевеет, золото тускнеет, произведения искусства выходят из моды. Проще и надежнее всего казалось доверять алкоголю. Это изобретение человечества, по крайней мере, всегда можно было уважать за предсказуемость его воздействия. Вот и перед Виктором Петровичем на рококошной тумбочке неизменно и ежеутренне высился графинчик с национальным напитком и маринованная закуска – помидорчики, огурчики, синенькие, патиссончики…

Но в то историческое для Окраины утро они стояли неприкаянно. Президенту снился тревожный сон. И во сне он продолжал сжимать кулаки, представляя себе, как врежет промеж красивых глаз подтянутому шатену Василю Покрышко, реклама партии которого маячила уже на каждой продуктовой упаковке. Кошмар! Даже фирменные бублики свояка Метелицы Раздолбая Нашпигованного шли со штампом «ПСИХО» и улыбающейся во все белоснежные зубы молодой мордой этого выпендрежника. «Извини, – оправдывался свояк, – так эту кондитерскую хрень быстрее раскупают. Чисто бабки, ничего личного».

Поначалу президент не воспринимал новоявленного «психа» всерьез. Но когда до ключевых событий остался какой-то месяц, растущая, как опара, популярность Покрышко стала действовала Метелице на нервы. А их лучше было не теребить – ибо за годы пребывания во власти они растянулись, как резинки от застиранных семейных труселей. Партия крепкой власти уже не казалась ее лидеру такой уже крепкой. Упадок, упадок! Упадок настроения, упадок в стране. Как назло, даже газ из соседней Колоссии начали поставлять с перебоями. Да и инвестиции умериканских бизнесменов отчего-то все сокращались… Даже картошку из дальней Белолоссии привозили уже порченой, с глазками (согласно нытью министра сельского хозяйства и отдыха Прокла Климентовыча Выгоды). Эх, эх! Печаль, да и только.

Страна очевидно летела в тартарары. Но и бог бы с ней! Систему офшоров еще никто не отменял; жена Виктора Петровича уже полгода как отдыхала на Мальвидах, внуки учились за границей, дети жили там же и припеваючи. Метелица понимал, что надо быть реалистом – Окраине уже не помочь. Главное, что за семью на этом этапе своей жизни он уже не волновался. Но вот добрать кое-что по сусекам, чисто для себя, ему еще очень и очень хотелось. Все должно остаться по-прежнему! По-прежнему! Мы заставим народ поверить в то, что он любит своего президента!

Поэтому перед тем, как отрубиться, Метелица распорядился созвать совет, чтобы обсудить предвыборные нюансы. И прежде всего – срочные меры по нейтрализации Покрышко и дезориентации ПСИХО. Их еще вполне можно было успеть предпринять.

Другие известные народу претенденты на президентский пост, главы своих партий – Матадор Копытов (НФО), Екатерина Завсегдатова (СИСЖО) и Феоктист Распаденко (ЛДЗД) – Виктора Петровича вообще не интересовали, он считал их ползающими насекомыми, ибо рейтинг их популярности у населения страны, согласно ангажированным Метелицыным аналитикам, был едва различим под микроскопом и исчислялся сотыми долями процента. Так это было или не так, но разбираться с этим не хотелось – особенно сейчас, перед лицом ПСИХО-опасности, видимой и не вооруженным аналитиками глазом.

Виктор Петрович вдруг встрепенулся, икнул и продрал этот самый глаз. С Покрышко надо было что-то делать! Проще всего было его убить. Но как, но чем? Может быть, организовать аккуратное покушение, продумав полнейшую секретность? Возможно, с похищением. Нет, нет… Это только усилит ажиотаж вокруг его сомнительной персоны, да и хлопотно. Может быть, просто снайпер? Но последствия непредсказуемы, ибо неизвестно, кто за этим Покрышко стоит…

Икающий президент, отягощенный раздумьями и вчерашними неумеренными возлияниями, даже не заметил, как его тайная комната отдыха заполнилась людьми. Их было совсем немного, человек пятнадцать (то, что Шахназара Перекупкина среди них почему-то не было, Виктор Петрович заметил не сразу), – самые приближенные, самые избранные, самые условно-надежные. С этими можно было не церемониться. Это раньше Метелица утруждал себя перемещением в конференц-зал или в зал для переговоров с ромбовидным столом, а теперь – зачем? Он подумывал, что мог бы собирать ближайших подчиненных прямо у своей постели. Действительно, зачем вставать и суетиться? Для чего? Зачем тратить драгоценное время на все эти переодевания и этикеты?

Конечно, церемонии ни к чему – примерно то же думали и собравшиеся. Они видели, что Виктор Петрович был уже не тот. Кто с горечью, кто – с тревогой, а кто и не без злорадства. Они играли в привычную политическую игру без всякого энтузиазма. В воздухе пахло весной. Все чувствовали, что дни Метелицыного кабинета сочтены.

Глава 29
Совет да нелюбовь

Виктор Петрович поднялся из кресла с трудом и потребовал освежающий мусс из огуречной взвеси. Окружение, потупившись, изображало почтение. Опытная прислуга метнулась и принесла несколько стеклянных кувшинов и широких стеклянных бокалов (президент любил выделить кого-нибудь из подчиненных и «удостоить» совместного распития чего-либо – на фоне кучки остальных, сглатывающих слюну).

– А где Шахназар? – капризным голосом вопросил Метелица, отпил взвеси и зашелся в кашле. Красный бархатный халат на его груди слегка распахнулся, демонстрируя абибасовский синий спортивный костюм, так контрастировавший с примятым немолодым лицом Виктора Петровича.

– Шахназар Потапович трудится на местах. Работает с представителями, так сказать, банковского капитала, – застенчиво соврал подкупленный Перекупкиным министр энергетики Вольфрам Семенович Лопато, крепостью своих членов и надежностью их суставного крепежа четко оправдывающий свою фамилию.

– Ладно, ладно, пускай, – подавил поднявшееся было раздражение Метелица и обратился к горстке соратников: – Ну? И? Каковы будут ваши предложения по борьбе с нашими конкурентами?

– Дорогой Виктор Петрович, предоставьте это мне, – к президенту сразу же подскочил угодливый розовощекий субъект – министр здравоохранения и здравого смысла нации Игорь Тугодумко. – Убираем по-тихому, с помощью дружественного коктейля…

Метелица поморщился.

– Отравить, что ли? Яд?

– Можно не так радикально. Подведомственная мне клиника, скажем, или – что еще лучше – народный танцевальный коллектив «Рушничок» приглашает этого господинчика якобы на посвященный ему концерт. Все жаждут вступить в ряды ПСИХО…

Президент скривился, как от острой зубной боли.

– Что ты рассусоливаешь, Игореша? Ну и?

– Далее афтепати – все, как полагается, в народном стиле: пироги, сало, борщ, настойки, пиво. А оно окажется несвежим. Да не просто несвежим, а зараженным бактериями, специально разработанными в нашей лаборатории для такого случая. И Покрышко выпивает кружечку-другую. А потом…

– Умирает?

– Да нет. Мучается животом всю дорогу. Оказывается недееспособным в течение месяца.

Виктор Петрович помолчал.

– Ненадежно. А вдруг он крепкий? Что скажете? – обратился он к экспертам, робко толпившимся возле него.

– Для надежности можно и в пирожки что-нибудь подложить. Такое, что подействует не сразу, – робко высказался сухопарый советник по международной политике Костолом Абрамович Кривошейко.

– Но такое, чтобы и не слишком поздно подействовало. Что вы имеете в виду? Бактериологическое оружие накопительного действия? – уточнила сообразительная и упругая мадам в расцвете лет с огромным бюстом и роскошной черной шевелюрой – фаворитка Метелицы Фекла Крепдешинова, заммин по культуре.

– Если вы так склонны это называть, – все знали о слабости сухопарого Кривошейко к Фекле, которую она порой утоляла, когда Виктор Петрович оказывался не в форме.

– Нет, – отрезал Метелица. – Он может не съесть это и не выпить.

– Он может вообще не явиться туда, а послать кого-то из заместителей, – высказался министр обороны Юсуп Суповой-Наборский. – Предлагаю поступить проще: в порядке боевых учений подготовить ракетные установки с радиусом действия до штаба этих самых психов. Проследить, когда они там соберутся вместе с проклятым Покрышко. И выстрелить!

– Что ты, батенька Юсуп Комбезович! Мировая общественность нас заклюет! Народ отвернется!

(Помощники и министры переглянулись. Поздновато заговорил об этом Виктор Петрович!)

– Так мы и не будем брать ответственность! Так сказать, несчастный случай! Технические неполадки! А виновных, неверно рассчитавших траекторию, накажем!

– А все-таки опасно, Юсуп, – Метелица с перепугу выпил еще огуречного мусса и закусил моченым помидорчиком. – Все-таки центр города, все учреждения близко. Что там рядом с их проклятущим штабом?

– Детский садик там, – тихо просипел знаток города Горегляд Иванович Краеведенко, доктор искусствоведения, эксперт по красоте праздников и шествий. – Какая-то больничка…

– Деток эвакуируем! Так сказать, санитарный день! – бодро продолжал Суповой-Наборский, игнорируя сообщение о больнице.

– А лучше все это сделать в воскресенье, – задумчиво прошептала Фекла, волнуясь всей своей необъятной грудью. – Детворы не будет. А сторожа выманим на бутылочку…

– Фекла Константиновна, ты гений. – Мадам скромно потупилась, и нежная краска удовольствия стала разливаться по ее щекам, затем шее, а затем перешла на зону откровенного декольте. – Но собираются ли наши противники по воскресеньям? – Виктор Петрович строго оглядел часть своего журналистско-шпионского пула, представленного Николаем Хромайкопыто, Павлом Гуревичем и Аркадием Толстогубенко. – Что разведка донесет?

– А мы как раз и хотели! – наперебой загуторили молодые перспективные хлопчики, журналисты/идеологи/шпионы, три в одном. – Сообщить вам! Что в это воскресенье у них как раз сходка! Назначено на двенадцать! Собираются готовить Покрышко к теледебатам с вами!

– Ну-ну, – усмехнулся Метелица, – перед смертью все равно не надышаться. Юсуп Комбезович, разворачивай ракетную установку. Готовьсь к учениям.

– Есть! – гаркнул Суповой-Наборский, изумленный тем, как быстро Метелица принял решение. Свидетелей-то было слишком много! Опасно озвучивать такие вещи!

– А как же ваши теледебаты на центральном канале? С кем же они тогда пройдут? Кого вам побеждать? – вдруг встрепенулся эксперт по лакировке действительности, знаменитый окраинный политтехнолог Остап Темный.

– Тёма, шат ап. Заткни пасть, так сказать, – не церемонясь, ляпнул Юсуп Комбезович. – Нам надо пульнуть! Надо ее протестировать. Новую ракету то есть. Мы получили ее совсем недавно. Нужны учения, ешкин кот! Живая мишень – что может быть лучше! Это тебе не хрен с маслом.

После того как все подписали свидетельства о неразглашении всего услышанного (в случае если инфа просочится, Суповой-Наборский обещал расстрел всем присутствующим, кроме президента, без суда и следствия), стратегия устранения Покрышко начала превращаться в реальность.

Глава 30
Великоокраинский пофигизм и его последствия

Воскресенье выдалось теплым, радостным, солнечным. Окраинцы с семьями прогуливались в парках и уезжали на пикники. Все равно электричество в квартирах было отключено до позднего вечера – как сообщало правительство, в целях оздоровительной практики и массового отдыха роговиц от вредного излучения компьютеров и телевизоров. Ни одна партия по воскресеньям не могла рекламировать себя по телеканалам – и в этом был какой-то резон. Работали только правительственные подстанции.

Не подозревавший о злодейском умысле президента и активистов ПКВ Василь Покрышко приехал в особняк, принадлежавший ПСИХО, в компании лишь пары охранников, легко и весело – попросту на метро. По пути целовали руки дамам, кокетничали с девушками, болтали с мужиками – Василю нравилось практиковаться в окраинском и демонстрировать народу, что их любимец – свой в доску.

В особняке его уже ждал недовольный Перекупкин, прибывший в бронированном автомобиле с темными стеклами. Его раздражал тот бесконтрольный риск, на который постоянно нарывался опекаемый им Покрышко. Шахназару Потаповичу, чье восприятие давно стало мутным от постоянного, почти автоматического вранья, был непонятен энтузиазм этого веселого Васи, находящегося в весьма невеселом положении невольника. Перекупкин даже ему немного завидовал, оттого и раздражался (впрочем, весьма вяло). Ну надо же! Парень попал в дикую историю, оказался заложником мирового олигархата, однако умудряется получать удовольствие от своего положения! Ведет себя как настоящий демократический лидер! И все же к чему все эти заигрывания с народом, от которого все равно ничего не зависит?

Здесь, в Окраине, уже настолько ничего ни от кого не зависело, что даже финальный телевизионный баттл, к которому серо-буро-малиновый Шахназар должен был подготовить Василя Покрышко, его совершенно не волновал. Может быть, впервые предприимчивому Перекупкину по-пенсионерски хотелось домой, к наглийскому сериальчику, пледу и креслу-качалке. Ноги в новых крокодиловых черевичках ныли немилосердно. Но хочешь не хочешь, а доллары братца надо было отрабатывать. Клим Шатковалко выходных не признавал, как и его одиннадцать коллег.

Если бы в качестве засланного казачка Перекупкин, как ему и следовало, присутствовал при опохмеле Метелицы в кругу его избранных подчиненных – том самом утреннем опохмеле, на котором было принято историческое решение запулить ракету в предвыборный штаб ПСИХО, – мозг серо-буро-малинового кардинала, вероятно, сейчас не был бы в таком расслабленном состоянии. И Перекупкин смог бы предупредить Покрышко о готовящемся покушении. Конечно, тогда История и наша история пошли бы совсем по-другому. Но История, как известно, не терпит сослагательного наклонения (лишь наша история – история Васи Покрышкина, удивительного кандидата в окраинные президенты, – стерпит все что угодно; однако не будем забегать вперед).

Прислуживать Метелице, ошалевшему от злоупотреблений властью, Шахназару Потаповичу в эти предвыборные дни просто было недосуг. Конечно, он не общался и с представителями банковского капитала на благо ПКВ, ведь никакого банковского капитала в Окраине уже практически не было. Перекупкин был занят совершенно другими, секретными делами: день и ночь он нехотя следил за Васей и за тем, насколько прилежно тот исполнял свои обязательства перед самыми влиятельными людьми мира. Да что там мира – бери выше! Один из двенадцати – разумеется, Клим Шатковалко – собирался открыть сезон космического туризма и строил летательный аппарат повышенной комфортности. Вот только окраинные события пока задерживали его…

Все шло вроде бы хорошо. Подопечный Перекупкина вполне устраивал мультимиллионеров. Зарплата за труды текла Потаповичу в карман. Но вот как раз к нему самому у заказчиков мало-помалу возникали вопросы. Следить-то он за Покрышко следил, но как-то формально и дипломатическую помощь ему оказывал довольно вяло. Шахназара Потаповича начали подозревать в игре на двое ворот. Никто из «двенадцатки» ведь и подумать не мог, что дело было вовсе не в стратегиях и игре, а в обыкновенной профессиональной деформации под названием «великоокраинский пофигизм». Миллиардеры понятия не имели, что это такое. Они-то никогда не теряли своего интереса и работали на совесть, наращивая капиталы, без остановок.

А Шахназар Потапович Перекупкин, сам того не желая, взял курс на постепенное торможение. А почему? Да потому, что его пофигизм все прогрессировал и прогрессировал как осложнение после перенесенной чиновником тяжелейшей коррупции. Редко у кого в Окраине коррупция протекала в такой тяжелой форме. Вообще-то ею в стране болели время от времени все правительственные чиновники, заражая друг друга как воздушно-капельным, так и рукопожатным путем. Поговаривали, что инфекцию занесли из Великолоссии, но она настолько прижилась в Окраине, что стала казаться всем чем-то наподобие местного специалитета. Никто не усматривал в этом чего-то страшного. Дети, учителя, рабочие ею не заражались – и ладно.

Некоторые полагали коррупцию естественной болезнью грязных рук (убираться в чиновничьих кабинетах было достаточно сложно из-за кипы бумаг); некоторые – особой формой аллергии на неценные бумаги. Во всяком случае, иного лечения, кроме как народными методами – крепкий алкоголь, да чеснок, травки, да мед, да банька, да с девушками, – никто в Великой Окраине в подобных случаях и не пробовал. Считалось, что болезнь уйдет сама собой после того, как заболевший как следует отдохнет. Рецидивы, как предполагалось, еще могли случаться, у некоторых наблюдалась хроника. Но чтобы такие тяжелые осложнения, как у Шахназара Потаповича, – с такими случаями медицина Великой Окраины еще не сталкивалась, и препаратов от пофигизма не было.

Нет-нет, никого из коллег Перекупкина не смутило, когда случайно обнаружилось, что он скупил львиную долю окраинных угодий. Многие подумали: это у него пройдет. Шахназар Потапович буквально купался в роскоши: в загородном дворце у него была золотая ванна и платиновое биде, которым, впрочем, он пользовался лишь по праздникам и по выходным.

И в знаменательное воскресное утро было весьма трудно оторвать свой центр тяжести от всех этих удобств и ехать на встречу с Покрышко и активистами ПСИХО. «Всех нафиг», – вяло думал Перекупкин, а в это время амбициозный генерал Юсуп Комбезович Суповой-Наборский уже командовал мини-армией, размещенной на ближайшем от Выкиня полигоне. Лучшие военные инженеры уже закрепили установку «Пхукет» с особой ракетой четкого наведения, а лучшие офицеры занимались баллистическими расчетами, готовясь выстрелить. Лучшие солдаты, сгорая от любопытства, переминались с кирзового сапога на сапог на сиротливом плацу.

У ракеты был пугающе обтекаемый серебристый корпус и какие-то ангельские крылышки, которые лишь подчеркивали смертоносность новейшего оружия. Крылышки могли показаться инородными, приставными – если бы не грозная уверенность военачальника в необходимости ее проверки на людях. Юсуп Комбезович умел заразить своей уверенностью подчиненных. Азарта и вполне логичной бесчувственности по отношению к любым человеческим жертвам ему было не занимать.

День обещал быть жарким.