Текст книги "Светлана, дочь Сталина. Судьба Светланы Аллилуевой, скрытая за сенсационными газетными заголовками"

Имея такие чувства к Бриджешу Сингху и индуизму, она могла бы решиться, следуя древнему обычаю сати, сгореть на погребальном костре в Варанаси, а ее пепел был бы так же развеян над Гангом. Было бы и белое сари, и все, полагающееся обряду. Прошу извинить, если это звучит цинично. Но я не переношу таких экзальтированных женщин. Такими, обычно, были жены чиновников британской колониальной администрации. Возьмите американских туристов, для которых Индия – это прежде всего Тадж-Махал и аскетическое лицо Неру. Теперь случилась история с дочерью Сталина. Нам повезло, что она не открыла для себя Дхармасутры [древнейшие индийские сборники законов]. Наверно, вместо этого она сейчас изучает словарь бейсбольных терминов.

Индийский гуру Рамакришна [Светлана изучала основы его учения] был безумцем, как вы знаете. В данном случае не обошлось без ЛСД. Он описывает, как впал в религиозный транс при виде льва в зоосаде. В полном смысле слова, я не преувеличиваю. Напомню, что наши религиозные предания повествуют, что Вишну превращался в вепря. Серьезно, я не стал бы рассказывать подобные вещи туристам, но эта присущая им наивность всегда заставляла меня делать это. <…> Понаблюдайте за истощенными нищими в живописной Калькутте; слетайте в страдающий от голода штат Бихар, где нечего есть даже священным коровам! Индия, с которой знакомит „Кук энд сан“ под мелодию „Лунный свет над Гангом“, не имеет ничего общего с суровой реальностью нашей жизни.

Наша дремучая смесь религиозных верований должна уступить место таким основополагающим вещам, как рационально организованное сельское хозяйство и планирование семьи.

Светлане можно простить то представление, которое она имела о нашей стране, потому что она была, как я себе представляю, случайным гостем. Но вот что касается ее религиозного обращения, то в этом проявилось ее полное незнание индийской философии. Мне хотелось бы знать, какие книги об Индии она читала в Московском университете. Или о чем ей рассказывал Бриджеш Сингх. Может ли взрослый человек с претензиями на интеллект и личным интересом к Индии не знать об основных понятиях индуизма? Но я слышал, что ее привлек католицизм во время пребывания в Швейцарии. Давайте зададимся вопросом, какая наиболее распространенная форма христианства в англо-саксонском мире? Конечно, это англиканская церковь. И епископальная церковь в Америке. Прошу извинить меня за мой цинизм. По месту рождения и по паспорту я бенгалец; но я – индийский интеллектуал. Не принимайте все сказанное мной слишком всерьез».

Глава 2. Побег к свободе

Сжимая ручку чемодана одной рукой, а другой – поворачивая вращающуюся дверь, Светлана вошла на территорию посольства Соединенных Штатов в Нью-Дели. Сержант морской пехоты за стойкой регистрации был занят разбором ежедневной входящей и исходящей корреспонденции. Когда, не говоря ни слова, госпожа Аллилуева предъявила ему свой советский паспорт, сержант просто положил его на стол, лицевой стороной вниз. Отпустив курьеров, он взял ее паспорт и спросил, чем может быть ей полезен.

«Я – советская гражданка, – сказала Светлана, – и я хотела бы поговорить с кем-то из работников посольства».

Светлана сидела в комнате рядом с залом регистрации и ждала. В посольство был вызван консул Джордж О. Хьюи. Он принял Аллилуеву в своем кабинете, и, когда она представилась и сказала, что не желает возвращаться в Россию, Хьюи сразу же позвонил послу Честеру Боулсу, который был болен и соблюдал постельный режим. Тем временем Светлане предложили отдохнуть в кабинете первого секретаря посольства Джозефа Грина.

Согласно инструкциям Боулса, к Хьюи присоединились другие работники посольства. Они проинтервьюировали Светлану, разузнали подробности ее поездки и связались с Государственным департаментом для получения дополнительной информации и дальнейших инструкций. Они должны были сделать выбор между быстрым реагированием и дипломатической осторожностью. Была ли это действительно дочь Сталина? Она могла оказаться самозванкой, которую собирались использовать в целях русской пропаганды, да и просто какой-то беженкой, и к тому же не совсем нормальной.

Посол Боулс принял временное решение в ответ на просьбу Светланы о защите и помощи в организации ее отъезда. На самом деле, она не просила о «политическом убежище» в Соединенных Штатах. В этом случае американские власти должны были сообщить индийскому правительству о ее просьбе, независимо от того, собирались ли они предоставить ей убежище в США.

Принятое посольством решение после быстрой консультации с Государственным департаментом в Вашингтоне должно было дать дочери Сталина время составить планы на будущее, но в атмосфере полной свободы без всякого давления извне. Посол Боулс проинструктировал одного работника посольства, знавшего русский язык, агента ЦРУ, и поручил ему сопровождать Светлану в Рим по возможности на самом первом рейсе. Другой работник посольства, Роберт Ф. Рэйл, приобрел билеты для них обоих на рейс 751 австралийской авиакомпании «Квантас эйруэйс», отправлявшийся в Рим в 1:14 ночи 7 марта. На ее советском паспорте была проставлена американская виза, чтобы обеспечить беспрепятственный, по мере возможности, транзитный перелет через Италию. Она путешествовала под собственным именем, записанным в паспорте как «Светлана Аллилолев». В нем был указан последний адрес ее проживания в Нью-Дели – «10, Тьягараджа Марг». Дело в том, что нет дома под номером 10 на этой улице. Самолет вылетел из делийского аэропорта Палам согласно расписанию и без всяких происшествий в 7:45 утра по местному времени. Светлана остановилась в римской столице в частной резиденции господина Рэйла и персонала посольства США, чтобы подготовка к дальнейшему перелету не привлекала внимания общественности.

Советское посольство в Дели послало двоих работников в Калаканкар в поисках Светланы. В то время, когда опрашивали Суреша Сингха, они услышали по радио новость о ее прибытии в Рим. Посол Бенедиктов обратился к министру иностранных дел Индии утром 8 марта с протестом по поводу, как он назвал это, совершенного «похищения». В этот же вечер американский посол Боулс посетил министерство и объяснил, что Светлана добровольно пришла в американское посольство за визой, которую ей и выдали. Боулс затем передал Светлане в Рим просьбу индийского правительства вернуться в Дели, предоставив право самой принять решение, подчеркнув тот факт, что она не была «похищена». Светлана отказала в этой просьбе, утверждая, что обращение к ней было принято с подачи советского правительства. Она писала индийскому другу: «Я не желаю сейчас просить ни правительство Индии, ни кого-либо еще в вашей стране предоставить мне политическое убежище в Индии. Поскольку у меня все еще имеется советский паспорт, я не могу чувствовать себя в безопасности ни в Индии, ни в какой иной стране, на которую СССР в состоянии оказать давление».

Государственный департамент информировал Советский Союз о поездке Светланы и ее теперешнем статусе. Он не хотел, чтобы ее решение негативно отразилось на отношениях между Вашингтоном и Москвой. В попытке продемонстрировать свои добрые намерения Вашингтон предоставил Светлане возможность обдумать в спокойной обстановке свои дальнейшие шаги на нейтральной территории. Посольство США в Москве открыто заявило, что американские официальные лица не оказывали никакого давления на принятие Светланой решения отказаться от возвращения в Россию и переехать из Индии на Запад. В данный момент русские проявили обеспокоенность, но были далеки от возмущения – они просто пожали плечами при виде такого поворота событий. В конце концов, это было привилегией женщины изменить свое мнение, она могла и передумать. Продолжала сохраняться возможность, что Светлана в итоге вернется в Москву.

С одной стороны, во время отъезда из Италии в Швейцарию она, казалось, была раздражена, что ей приходится делать это. Организация ее охраны в Риме была тщательно продумана итальянской полицией и носила характер мелодрамы. После трех дней пребывания на итальянской земле семь членов швейцарского кабинета 10 марта предоставили ей временную визу. Она должна была покинуть Рим и отправиться в Женеву на коммерческом самолете компании «Алиталия». Новость о ее пребывании в стране просочилась в прессу, но итальянская полиция держала в строгом секрете место проживания Светланы ради ее безопасности. Настолько в строгом, что, когда господин Рэйл, сотрудник ЦРУ, который должен был сопровождать Светлану в Женеву, прибыл в аэропорт, ее там не оказалось.

Итальянская полиция направила Рэйла в зал аэровокзала, а Светлану – совсем в другое место. Согласно планам полиции они должны были встретиться на борту самолета, отлет которого был задержан в ожидании приезда ВИП-персон. Но журналисты уже проникли в каждый закоулок аэропорта. Уже севший в самолет Рэйл был крайне встревожен; он потребовал задержать отлет, пока Светлана не поднимется на борт. Экипаж самолета, не имевший понятия о составе пассажиров, но собиравшийся твердо следовать расписанию полетов, не послушал его, и трап уже начал медленно отъезжать. Тогда Рэйл встал в проеме входа, твердо схватился за стенки и отказался сойти с места. Он заявил, что не улетит без Светланы. Он спорил до тех пор, пока озадаченные пилоты не разрешили ему, подогнав снова трап, сойти и обыскать в поисках пассажирки здание аэропорта.

Никто ничего толком не мог сказать Рэйлу. Даже полиция была в неведении о месте, где прятали Светлану. Рэйл в бешенстве бегал от одного полицейского поста к другому, от одного полицейского чина к другому. Наконец он нашел кого-то, кто знал местонахождение таинственной гостьи. Ее спрятали в помещении пустого склада в дальнем конце аэропорта.

К этому времени Светлана уже начала паниковать, оставленная в одиночестве в заброшенном и мрачном месте, где только одинокий молчаливый охранник стоял в проеме открытых дверей. В результате этой комедии ошибок, действовавшей на нервы, Светлана окончательно потеряла терпение: «Если бы я знала, что все будет проходить именно таким образом, я бы ни за что не решилась на поездку!» Были дальнейшие задержки, было много путаницы и суеты. Рэйл был вынужден зафрахтовать итальянский государственный почтовый самолет за 2 тысячи долларов. Светлана все еще пребывала в крайнем возбуждении, когда она и Рэйл пристегнули ремни на своих креслах. К тому времени их отъезд задержался уже почти на десять часов – и всё ради обеспечения «безопасности»! Все эти события вымотали их. Под ровный гул моторов самолета, взявшего курс на север в направлении Альп, Светлана Аллилуева заснула. Спустя два часа, когда шасси самолета коснулось посадочной полосы аэропорта Женевы, она вновь обрела спокойствие.

В Нью-Дели, Москве и Вашингтоне перелет дочери Сталина из Италии в Швейцарию вызвал вспышку лихорадочной активности дипломатов. В индийской столице агенты ЦРУ 10 марта в офисе авиакомпании забрали все документы, связанные с отъездом Светланы. В советской столице было принято решение отозвать Бенедиктова из Индии. В Государственном департаменте активно шла подготовка к перелету Светланы в США и к предоставлению ей нейтрального статуса, если бы она того пожелала.

После прилета в Женеву Светлана была передана на попечение швейцарских властей. Она, сохраняя молчание, вышла из самолета, не ответив на многочисленные вопросы на немецком, французском и английском языках бросившихся ей навстречу репортеров. Ей была выдана швейцарская виза при одном условии: она не должна заниматься политической деятельностью. Все заинтересованные стороны старались убедиться в том, что это условие не будет нарушено. В это время министерства иностранных дел США, России, Индии и Швейцарии проводили постоянные консультации, стараясь решить возникшие с бегством Светланы проблемы и помочь ей в дальнейшем.

Швейцария была намерена гарантировать неприкосновенность ее частной жизни, а также личную безопасность. Вместе с тем Светлана была свободна решать, с кем встречаться и поддерживать переписку. Местные власти желали быть уверенными в том, что у русских нет причин опасаться, что ее присутствие в Швейцарии будет использовано для антисоветской пропаганды. За Светланой также признавалось право свободного выезда в любую страну, куда она пожелает.

В Швейцарии Светлане была выдана гостевая виза. Она не сделала ни одного публичного заявления во время своего пребывания в стране, и к ней не допускалась пресса. Тем не менее журналисты и фотографы старались использовать любую возможность, чтобы выследить ее. Офицерам федеральной полиции в Берне, столице страны, предлагались взятки, чтобы узнать местопребывание Светланы; репортеры наводнили сельскую местность в ее поисках.

Людвиг фон Моос, швейцарский министр юстиции и полиции, руководил «Операцией Светлана» все то время, когда она пребывала в стране. К Светлане был приставлен Антонио Жаннер, начальник одного из отделов Министерства иностранных дел. Визит Светланы начался с заявления правительства о том, что она «прибыла для кратковременного отдыха», и ей была выдана швейцарская виза, потому что «согласно имевшейся информации она никогда не занималась политической деятельностью». Было также подтверждено, что «она не намерена возвращаться в Советский Союз».

В то время как Рэйли собирался лететь в Вашингтон с личным докладом Государственному секретарю Дину Раску, Светлана в сопровождении охраны – детектива в штатском и двух полицейских – прибыла в отель в Шатель-Сен-Дени, где остановилась на обед.

Опасение огласки заставляло швейцарцев дважды менять местопребывание Светланы в стране. Сначала она поселилась в коммуне Беатенберг, на горнолыжном курорте, в Бернер Оберланде. Она занимала 16-й номер в отеле «Юнгфраублик», из окон которого открывался живописный вид на вершины Юнгфрау и Эйгер. Но Светлана и три ее телохранителя пробыли в Беатенберге только два дня. Несмотря на то что место было отдаленное, расположенное в десяти милях от Интерлакена, ее узнали вскоре после приезда. Светлана заказала вегетарианские блюда и минеральную воду в ресторане отеля; она сидела возле окна с занавешенными шторами. Но когда она покупала лыжный костюм в магазине Штели – это было 13 марта, – ее быстро опознали по фотографии из газеты.

Светлана говорила сначала по-английски, а затем перешла на немецкий. Она приобрела темно-синие лыжные брюки, куртку, перчатки и белую шерстяную шапочку. Продавщица Сильвия Шмокер рассказывала, что она была одета в темный плащ и вошла в магазин одна. Сильвия, так же как и хозяева магазина, Роберт и Эн Штели, сразу же узнали ее. Герр Штели сообщил об этом в полицию. Вскоре после этого охрана Светланы вывезла ее из отеля в такой спешке, что, по словам его менеджера Ханса Цалера, она не успела заплатить 29 франков по счету, деньги были переведены позднее. Эта спешка оказалась оправданной – на следующее утро толпа репортеров осадила отель.

Вместо того чтобы спускаться в долину по шоссе с крутыми опасными поворотами, Светлана и ее телохранители предпочли воспользоваться фуникулером. Они заранее предупредили швейцарскую полицию из Беатенберга, и машина уже ждала их на берегу Тунского озера.

Для того чтобы избежать повторения подобной ситуации, следующим пунктом назначения был выбран приют в Сент-Антуане, в семи милях от Фрибура, которым управляли католические монахини. Ее простая комната, единственным украшением которой было модернистское распятие и пальмовые листья, напоминала келью. Именно отсюда она выезжала на встречу с секретарем Министерства иностранных дел Индии Р. Джайпалом, который находился в Швейцарии с 12 по 16 марта. Джайпал должен был взять у Светланы письменное заявление, в котором она подтверждала, что индийское правительство не имело никакого отношения к ее отлету из Нью-Дели. Целью ее заявления было также снять с индийского правительства обвинение, что оно официально отказало Светлане в просьбе позволить ей остаться в Индии. Во время ее переговоров с Джайпалом присутствовал швейцарский дипломат Жаннер. Светлана утверждает, что он был приглашен по ее желанию, чтобы он мог свидетельствовать, что между ней и ее собеседником не осталось никаких недоговоренностей. Индийское правительство заявило, что присутствие швейцарского дипломата давало гарантии против возможных обвинений Джайпала в том, что Светлана якобы делала заявление под его диктовку.

После консультаций со швейцарскими официальными лицами Джайпал отправился в Москву, чтобы еще раз подтвердить, что Индия была непричастна к отъезду Светланы. В это время индийские коммунистические и другие газеты выдвинули обвинение, что Светлана была «похищена» американскими агентами против ее воли и при молчаливом согласии индийских властей. Джайпал пробыл в Москве три дня; он передал имевшуюся у него информацию индийскому послу Кевалу Сингху, чтобы он сообщил русским подробности бегства Светланы. Джайпал вернулся в Дели из Москвы, где представитель индийского правительства подтвердил, что оно не отказывало Светлане в просьбе остаться в Индии и даже не знало, что она хотела остаться. Пошла бы она на подобный риск, зная, что это приведет к ухудшению взаимоотношений индийского правительства с советскими властями?

Чего действительно индийское правительство не приняло во внимание, был тот факт, что Светлана во время ее пребывания в Аллахабаде говорила всем и каждому со свойственной ей искренностью и упорством, что она сыта Москвой, особенно безапелляционным отношением премьера Косыгина, и отчаянно хотела остаться в Индии, которую искренне полюбила. Так говорила ли она о своем желании остаться в Индии или нет? Это противоречие в заявлении позволяло парламентской оппозиции в Дели задать вопрос министерству иностранных дел, не лжет ли оно?

Еще 19 марта она не знала о том, что предпримет дальше. 23-го числа Светлана послала из Швейцарии написанное от руки письмо давнему другу Бриджеша Сингха индийскому социалистическому политику Рам Манохар Лохии, которое он предал гласности 4 апреля. Швейцария разрешила ей писать по любому адресу и в любое время, но ее почта проходила через Федеральный политический департамент в Берне. Офис в Берне играл роль «почтового ящика» для Светланы, который не ограничивал объем ее корреспонденции и не подвергал ее цензуре. Ее письмо было вложено в конверт и отправлено в Нью-Дели.

Светлана написала его под влиянием появившихся в швейцарской прессе сообщений из Индии, что индийское правительство не знало о ее желаниях. 21 марта министр иностранных дел М. Чагла заявил в парламенте в Нью-Дели, что «она никогда и никому не говорила во время ее пребывания в нашей стране, что желает остаться в Индии». Его заявление поддержал министр торговли Динеш Сингх. Доктор Лохиа обвинил правительственных чиновников и индийское правительство в трусости и лжи. Светлана познакомилась с результатами парламентских дебатов по этому вопросу, когда находилась в католическом приюте близ Фрибура. Она была глубоко возмущена лицемерием индийских официальных лиц. Вот текст ее письма.

23 марта, 1967 года

Швейцария.

«Дорогой доктор Лохиа!

Мне стало известно здесь из газет, что Вы, действительно, сражались за меня в парламенте. Благодарю Вас за ваше доброе сердце, за Ваши добрые слова обо мне и о моем муже. Я познакомилась с заявлением господина Чагла в парламенте. Поскольку Вы проявили заинтересованность в моем вопросе, я хотела бы сообщить Вам некоторые правдивые факты. К сожалению, теперь я вижу, как каждое мое слово или поступок могут быть обращены против меня, и иногда люди просто лгут.

Да, состоялась частная беседа между мной и Динешем Сингхом в январе в Калаканкаре, во время которой обсуждалась возможность остаться мне в Индии до конца моей жизни. Я спросила его, могу ли обратиться с такой просьбой к премьер-министру. Динеш знал о моих чувствах к покойному мужу, к Калаканкару и Индии. Для него не было неожиданностью, что я пожелала остаться в Индии. Но он сказал мне, что, по его мнению, это будет невозможно по причине неизбежного сильнейшего противодействия со стороны советского правительства.

Позднее 16 января я встретилась с премьер-министром в Калаканкаре, куда она приехала во время своего предвыборного тура. Было невозможно поговорить с ней наедине, так как нас окружало множество людей, но она все же знала о моих чувствах и моем желании и понимала их. В конце января, перед тем как Динеш Сингх уехал из Калаканкара в Дели, он снова поговорил со мной, и совершенно ясно сказал, что индийское правительство, премьер-министр и он сам не смогут хоть как-то помочь мне, если я решу не возвращаться в Москву и остаться в Индии. Он сказал, что я должна постараться сама каким-то образом решить эту проблему с советским правительством, и если мне удастся это сделать, тогда, несомненно, я могу рассчитывать также и на помощь индийской стороны.

Для Динеша Сингха это была частная беседа со мной. Но для меня это было мнение правительства, выраженное неофициально. Разве это было не так? И вот, на самом деле, это объясняет, почему я теперь здесь, в Швейцарии, и почему я вынуждена обратиться в посольство Соединенных Штатов Америки. Разве это непонятно?

Теперь они послали специального эмиссара в Швейцарию, чтобы встретиться со мной и выслушать мои объяснения. Я имею в виду Р. Джайпала, посланца господина Чагла, с которым я беседовала в присутствии швейцарского представителя, потому что я опасалась, что мои слова снова будут искажены. Господин Р. Джайпал сделал все возможное, чтобы объяснить мне, что мой разговор с Динешем Сингхом (в итоге закончившийся отказом) был частным, что мне не следует считать, что это было ответом правительства Индии.

Я не особенно разбираюсь в дипломатии, но у меня возникло впечатление, что государственный министр выразил определенное мнение. Почему я должна пренебречь им? Или я должна сказать теперь, что подобного разговора никогда не было? Господин Р. Джайпал передал мое письмо Динешу Сингху (основные пункты которого он набросал для меня сам), чтобы доказать, что никто в Индии не знал о моем плане и никто не помог мне. Это – чистая правда, никто не знал о нем, и никто не помог мне.

Но меня все это сильно расстраивает. Когда я находилась в Римском международном аэропорту, я получила известие, что индийское правительство просит меня вернуться в Дели. Я отказалась, потому что знала, что это была просьба Москвы. Вот все, что я хотела сказать, дорогой доктор Лохиа.

Большое Вам спасибо за все, что Вы для меня сделали. Надеюсь однажды встретиться с Вами снова в Индии, потому что, куда бы я ни отправилась и где бы я ни жила, мое сердце навсегда принадлежит Калаканкару и Индии. Я сделаю все возможное, чтобы однажды вернуться и остаться там навсегда.

C наилучшими пожеланиями,

искренне Ваша, Светлана Аллилуева».

Письмо вызвало возмущенную реакцию в Лок Сабхе – нижней палате индийского парламента. Лохиа передал письмо в качестве доказательства того, что премьер-министр и министры торговли и иностранных дел пошли на открытое «нарушение прав законодательного органа», как это называется в индийской конституции. Он призвал к созданию парламентского комитета по расследованию этого вопроса. Его предложение не прошло, так как оно не получило достаточной поддержки при голосовании, которому предшествовали жаркие четырехчасовые дебаты.

В какой-то момент ситуация была близка к хаосу. Оппозиционеры попытались помешать выступлению министра иностранных дел Чагла, а члены правящей партии Индийский национальный конгресс не дали высказаться А.К. Гопалану, представителю коммунистической партии (левой).

Доктор Лохиа обвинил правительство в сознательном намерении ввести в заблуждение парламент и мировое общественное мнение, добавив, что «большое преступление – убийство, но еще большее преступление – это лгать». Его поддержал М.Р. Масани, представитель правой партии Сватантра. Лохиа напомнил о более раннем утверждении Чаглы, что Светлана никогда не просила Динеша Сингха о помощи, но обратил внимание на то, что содержание ее письма противоречит этому заявлению. Члены Индийского национального конгресса потребовали доказательств подлинности письма, и Лохиа предложил сравнить его почерк и писем Светланы из Калаканкара.

Лохиа обвинил правительство в попытке замолчать «правду», добавив, что он предлагал Светлане остаться вместе с ним, несмотря на давление индийской и советской сторон, чтобы они могли «сражаться» вместе, но она не приняла его предложение.

Члены партии Индийский национальный конгресс хотели преуменьшить значение дебатов. К. Нараяна Рао не видел никаких причин, чтобы «чрезмерно беспокоиться» о приезде или отъезде Светланы. Госпожа Таракешвари Синха сравнила Лохиа со странствующим рыцарем, защитником прекрасного пола, что вызвало смех среди депутатов, разрядивший напряженную обстановку. Она обвинила лидера оппозиции в его попытках поставить в центр государственной политики какую-то романтическую историю. Госпожа Синха заявила: «Те, которые говорят о том, как бьются сердца любящих людей, да притом иностранки, должны озаботиться, прежде всего, тем, как бьются сердца тысяч простых индийцев». Доктор Лохиа прервал ее: «Я обращаюсь к вашему бьющемуся сердцу». На что Синха ответила: «Вы можете обращаться к нему, но оно вам не ответит». Затем она сделала вывод, что Лохиа, будучи холостяком, не мог серьезно рассуждать о браке между Светланой и Бриджешем Сингхом. В деле Светланы речь могла идти «о прекрасной женщине, дочери Сталина, подобной цветку розы или камелии, но там, где дело касается государственных дел и парламентских привилегий, розы и камелии ничего не значат». Когда она упомянула о Лохиа, как о человеке неженатом, он галантно прокричал ей: «Вы ни разу не предоставили мне такой возможности!»

Дебаты вновь обострились, и депутаты начали перебивать друг друга и кричать. После того как порядок был восстановлен, министр Чагла снова предупредил об «опасном прецеденте», в случае если парламент и дальше будет сомневаться в словах министра только потому, что частное письмо «рекламируется» перед ними такими людьми, как доктор Лохиа, которого он назвал «защитником девушек в опасности».

Масани задал вопрос министру, предоставили бы Светлане политическое убежище, если бы она попросила о нем? Чагла ответил весьма осторожно, что такая просьба могла бы быть воспринята «благожелательно». Затем было рассмотрено предложение Лохиа. Голосование показало, что депутаты не поддержали его: было подано 150 голосов «за» и 236 – «против». Члены партии Индийский конгресс поддержали позицию правительства.

Дебаты в индийском парламенте лишь ненадолго испортили настроение Светлане, проживавшей тогда в Швейцарии, в Сент-Антуане, у католических сестер приюта, посвященного св. Петру Канизию. После горячих дней в Дели и Риме и стремительного бегства из Беатенберга она наконец-то обрела полный покой. Она доверяла монахиням и даже рассказала им, что была крещена в Русской православной церкви в Москве в 1962 году. 26 марта в Пасхальное воскресенье она присутствовала на Высокой мессе в кафедральном соборе Св. Николая во Фрибуре. Кафедральный собор, замечательный образец готической архитектуры XIII–XIV веков, принадлежит Римскокатолической церкви. Светлана посетила его еще один раз в следующее воскресенье 2 апреля.

Последние недели ее пребывания в Швейцарии она провела во Фрибуре в католическом приюте Ордена посещения пресвятой Девы Марии. Она переехала туда, потому что в Сент-Антуане начали распространяться слухи, что новая загадочная обитательница католического приюта может быть «русской женщиной». Орден сохранял ее инкогнито почти три недели; только мать настоятельница Луиза Рафаэль и постоянная компаньонка Светланы сестра Маргарита Мария знали, что немногословная голубоглазая гостья была дочерью Иосифа Сталина.

Монахини были молчаливы и отзывчивы. Впервые за много лет, возможно, с тех самых пор, когда была ребенком, Светлана наслаждалась миром и спокойствием. Теперь появилось время поразмышлять над всей ее жизнью, над всеми прожитыми 42 годами, или, по крайней мере, над тем, что она помнила. Образ отца не потерял своей силы и яркости в ее памяти. Но ее мать Надежда, вторая жена Сталина, умерла, когда Светлане было всего семь лет. Она решилась на непоправимый шаг – совершила самоубийство. Сталин попытался стереть воспоминания дочери о ее матери, чтобы ничто не напоминало о ней. Но здесь, в монастырской тиши, в момент подведения итогов собственной жизни и принятия окончательного решения она все вспомнила.