Книга: Двадцать писем к другу - Светлана Аллилуева

«Многое из того, что творила эта гидра, пало теперь пятном на имя отца, во многом они повинны вместе, а то, что во многом Лаврентий сумел хитро провести отца, и посмеивался при этом в кулак, — для меня несомненно.»

От мемуаров Светланы сильно воняет пережаренной «чаадаевщиной». Настолько сильно, что хочется проветрить помещение от одного упоминания этих демократических «ценностей», о которых мечтала дочь одураченного «тирана»:

«Людям хочется счастья, эгоистического счастья, ярких красок, звуков, фейерверков, страстей, — хочется не только этого, я знаю: хочется культуры, знаний; хочется, чтобы жизнь стала европейской наконец-то и для России; хочется говорить на всех языках мира, хочется повидать все страны мира, жадно, скорей, скорей!»

Эх, бы поговорить с таксистом-эмигрантом из фильма «Брат-2». Он бы ей быстро мозги на место поставил бы.

В принципе, и сам Сталин, конфликтуя со своей женой, если верить Светлане, постоянно требовал фактов преступлений Берия, но и Надежда Аллилуева ничего не могла предоставить!

«Мама еще давно (году в 29-м), как говорил мне сам отец, «устраивала сцены, требуя, чтобы ноги этого человека не было у нас в доме». Отец говорил мне это позже, когда я была уже взрослой, и пояснял: «Я спрашивал ее — в чем дело? Приведи факты! Ты меня не убеждаешь, я не вижу фактов! А она только кричала: я не знаю, какие тебе факты, я же вижу, что он негодяй! Я не сяду с ним за один стол! Ну, — говорил я ей тогда, — убирайся вон! Это мой товарищ, он хороший чекист, он помог нам в Грузии предусмотреть восстание мингрельцев, я ему верю. Факты, факты мне надо!»

Короче говоря, конкретики в книге никакой. Все на уровне высказываний в стиле: «мне рассказывала много старая кавказская большевичка О. Г. Шатуновская, понимавшая роль Берия»; «няня слышала, как мама все повторяла, что «все надоело», «все опостылело». Временами она просто опускается до банальной рекламы каких-то зарубежных мемуаров.

«Эти застолья хорошо описаны в книге Джиласа: «Беседы со Сталиным». Так и хочется спрашивать ее вновь и вновь: - а что же ты сама ничего не пишешь?

Кстати, если подходить к делу философски, то Светлана поступила со своими детьми почти также, как и ее мать поступила с ней самой – она бросила их. Только Надежда ушла, выбрав смерть, а Светлана побег за рубеж.

Примечательно, что про рассказывая про «тирана» Сталина, времена Аллилуева забывается и в ней прорывается нечто человеческое, неиспорченное. Вдруг выясняется, что отец больше давал ей любви, чем мать!

«Она редко ласкала меня, а отец меня вечно носил на руках, любил громко и сочно целовать, называть ласковыми словами — «воробушка», «мушка». Однажды я прорезала новую скатерть ножницами. Боже мой, как больно отшлепала меня мама по рукам! Я так ревела, что пришел отец, взял меня на руки, утешал, целовал и кое-как успокоил...»

А еще было письмо. Посмертное. Очень и очень ужасное. Правда, загвоздка в том, что посмертное письмо Надежды Аллилуевой Сталину Светлана не видела. Как и пресловутое завещание Ленина. Ей кто-то что-то пересказал Няня, быть может. Или еще кто-то... И снова никакой конкретики. Одни эпитеты. Пускай читатель, сценаристы и журналисты с историками сами все додумают, домыслят и подтасуют.

«Это объяснялось тем, что мама оставила ему письмо. Очевидно, она написала его ночью. Я никогда, разумеется, его не видела. Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упреков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое. И, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет.»

А самое главное, что сама же Светлана пишет о том, что в те времена часто стрелялись. Либо после прочтения какой-то странной литературы, либо после любовных драм. Типа люди были слабые. Примечательно, что в один ряд с явными самоубийцами Светлана почему-то поставила и Маяковского. А ведь Маяковский, словно что-то подозревая, сам написал незадолго до своей смерти(самоубийства) следующие строки:

«И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу у виска нажать...» 

И снова «чаадаевщина», стенания о том, что мы (русские) дикари и куда нам до западных цивилизаций...

«А мы — варвары, каких не сыщешь нигде.»

А еще Светлане хочется напомнить о том, что она не пожалела отца после самоубийства Надежды Аллилуевой. Ей было по барабану, что «смерть мамы страшно ударила его, опустошила, унесла у него веру в людей и в друзей.» Кто знает, быть может и Берия бы не подобрался бы к Сталину, если бы Светлана была по-настоящему рядом? А так получается, что Берия ловко воспользовался ситуацией. Причем возник из «ниоткуда»...

«Именно в эту полосу духовного опустошения и ожесточения так ловко подъехал к нему Берия, до того лишь изредка появлявшийся в Сочи, когда отец отдыхал там.»

Короче говоря, не пахнут эти мемуары ни интеллектом, ни информационной ценностью. Всего лишь подтверждение того, что «Павлик Морозов жив!». Светлану часто просили разные люди пойти к отцу и что-то пересказать, рассказать. Сталин обычно сильно сердился и ругался на свою недалекую дочь. Она даже пишет о том, как называл ее отец в таких случаях:

«Для этого высылали меня: — «Поди, скажи папе...» Я шла, и получала от отца нагоняй: — «Что ты повторяешь все, что тебе скажут, как пустой барабан!»

Как говориться: в точку. Товарищ Сталин знал, как емко и точно дать характеристику человеку. И не делал исключений даже для собственной дочери. Даже в специальную школу не захотел ее отдавать. Не хотел, чтобы она пополняла ряды своеобразной «элиты». Впрочем, и дочь потом не делала исключений для своего отца. Или просто не умела тогда соображать? Аминь!