Текст книги "Черчилль и евреи"

Летние каникулы Уинстон Черчилль провел, путешествуя по Европе. При этом он посетил Эрнеста Касселя на его вилле в Швейцарских Альпах, Лайонеля Ротшильда, вместе с которым путешествовал по Италии, и барона де Фореста в замке Эйхштатт в Моравии. Все трое были евреями.

Вернувшись в Великобританию, в октябре Черчилль женился на «своей любимой Клементине». Его первым публичным выступлением после женитьбы стала речь на митинге в Манчестере в поддержку Еврейского больничного фонда. Его встречи с представителями еврейской общины Манчестера позволили ему почувствовать поворот общественного мнения в сторону большей социальной ответственности и взаимопомощи, что произвело на него большое впечатление и оказало на него сильное влияние как на политика.

В своем избирательном округе он делал периодические взносы в пользу еврейской столовой, еврейского молодежного клуба, еврейского теннисного и крикетного клуба. Газета «Таймс» описывала посещение им еврейской больницы, религиозной школы Талмуд-тора и клуба еврейских рабочих, где он сказал, что «не может представить себе лучшего способа объединить еврейскую общину, чем создание подобных клубов». Черчилль добавил, что, посетив больницу и школу Талмуд-тора, он был «очень тронут той работой, которую проводит там еврейская община». Он считал, что «люди могут объединиться лишь на базе какого-то основополагающего общего принципа. В этой части Манчестера евреи сохраняют дух своего народа и свою веру». Он посоветовал им сохранять и поддерживать этот дух, сказав: «Это замечательная вещь, которая объединяет вас, дарит вам вдохновение и является источником вашей силы».

Черчилль также присутствовал на специальной службе в Большой синагоге на Читэм-хилл роуд, проводившейся для сбора средств в пользу Еврейской мемориальной больницы имени королевы Виктории. Из еврейской юношеской бригады был составлен почетный караул. Настоятель кафедрального собора Манчестера епископ Уэлдон, в школьные годы Черчилля возглавлявший колледж в Харроу, направил теплое послание со словами поддержки благотворительного проекта «своих еврейских сограждан».

В ту же ночь в театре «Палас» состоялся митинг в поддержку Еврейского больничного фонда. Рассказав о «приятном и памятном дне, проведенном в северо-западном Манчестере», Черчилль сказал, что «мы много слышали в эти дни о пользе совместной общинной жизни. Я полагаю, что, если мы собираемся обеспечить достойную жизнь большим массам людей, то мы должны изучать успешные примеры общинной жизни так, как мы до сих пор не пытались этого делать. Для достижения конкретных целей мы должны уметь объединяться вместе». При этом общественная жизнь «ничего не стоит, если за ней не стоят личные усилия. Простая механическая организация общества в большие группы была бы абсолютно бесплодной, если бы эти большие группы не поддерживались сильным духом личной заинтересованности». Это было его искренним убеждением. Если можно сделать так, чтобы люди «прилагали усилия для процветания этой конкретной больницы, чтобы это процветание непосредственно зависело от них, то они бы создали что-то новое в этом мире. Они бы получили рычаг, с помощью которого могли бы устранить грех, болезни, горе и нужду. И это было бы ценнее деятельности любой обычной официальной организации, потому что несло бы на себе отпечаток как личного участия людей, так и их коллективных устремлений».

– Я совершенно уверен в том, – сказал далее Черчилль, – что, если бы мы вели активную общественную жизнь, то мы бы получили более высокие стимулы, большую движущую силу. Евреи стали удачливой общиной, потому что в них присутствовал их общинный дух, дух их расы и веры». Он не желает, чтобы «этот дух использовался лишь для каких-то узкоклановых целей, лишь для того, чтобы отделить себя от других». Он верил, что это расходилось бы «с их истинными настроениями и намерениями». Он видел, что «та активная движущая сила, которая была характерна для их общины, придает их организациям живучесть, которую не может дать ничто другое».

«Я говорю вам: будьте хорошими евреями, – заявил Черчилль. И добавил под звуки приветствий: – Еврей не может быть хорошим англичанином, не являясь хорошим евреем».

После столь энергичной и успешной борьбы против предложенного консерваторами закона об иностранцах Черчиллю пришлось затем противостоять в парламенте новому проекту закона об иностранцах, внесенному уже правительством либералов. И пусть новый проект, ставший законом в 1908 году, существенно отличался от выдвинутого в свое время консерваторами, он тем не менее оставался по существу ограничительным. 8 февраля Черчилль написал письмо протеста министру внутренних дел Герберту Гладстону в связи с новым законом: «Я озабочен тем, что, как я на днях узнал, еврейская община страны горько разочарована последствиями применения этой грубой и непростительной меры – нового закона об иностранцах… Я надеюсь, что вы сможете что-нибудь предпринять, чтобы успокоить широко распространившееся чувство недовольства. Я уверен, что либеральная партия должна поддержать аннулирование столь глупого законодательного акта».

Далее Черчилль изложил свои замечания относительно вступившего в силу закона: закон на деле совсем не препятствовал въезду в страну «всякого рода мошенников, бродяг, воров обоего пола, если только они сумеют (на ворованные деньги) прибыть в Великобританию первым или вторым классом. Но он препятствует прибытию честных, но бедных людей». Далее Черчилль указывал, что с теми, кого вернули «из страны обетованной в места отчаяния – то есть из Англии в Россию, обошлись столь жестоко лишь потому, что у них не было достаточных средств, а не потому, что они нежелательны в том смысле, как нежелательны бесчестные или развращенные люди. Официальные лица, ответственные за применение этого закона, использовали неприемлемые и поверхностные критерии при своих обследованиях и проверках потенциальных иммигрантов». При этом детей отрывали от родителей, а «люди, насильственно возвращенные в свои страны, снова прибывали сюда за счет благотворительных организаций в виде пассажиров первого класса. Это показывает гротескный результат действий нового закона. Если только иностранец сумеет выпросить, занять или украсть деньги на билет первого класса, то он приветствуется. Если он сэкономит и прибудет по билету третьего класса, он отвергается, разве только у него есть с собой достаточная сумма денег, размер которой меняется по прихоти министра внутренних дел». Закон в результате был одновременно «и бесполезным, и обременительным».

14 марта 1907 года Черчилль возглавил группу депутатов парламента, протестующих против введенной новым законодательством высокой платы за получение британского гражданства, которая добилась приема у премьер-министра сэра Генри Кемпбелла-Бэннермана. Но, несмотря на эту встречу и на еще одну инициативу Черчилля год спустя, плата за получение гражданства оставалась слишком высокой для малоимущих иммигрантов. Усилия Черчилля по изменению ситуации оказались безуспешными. Однако его озабоченность положением с иммиграцией была совершенно искренней. Он постоянно добавлял новые факты и подробности в свои выступления против нелепого иммиграционного законодательства, оттачивая свою аргументацию в борьбе с ним. Но он по-прежнему оставался в меньшинстве, даже внутри своей собственной либеральной партии.

В январе 1908 года, через несколько месяцев после возвращения Черчилля из поездки по Восточной Африке, видный британский сионист Моше Гастер попросил его обратиться с посланием к ежегодной конференции Английской сионистской федерации. Федерация настаивала на том, чтобы Палестина, а не Восточная Африка, стала местом создания еврейского национального очага. Гастер просил Черчилля включить в послание положение о признании Иерусалима в качестве «единственной конечной цели» еврейского народа и о том, что достижение этой цели должно стать «одной из немногих ясных задач на ближайшее будущее».

Черчилль знал, что подобное положение о статусе Иерусалима может быть одобрено «территориалистами», имевшими большое влияние в Манчестере и еще не оставившими надежду на создание еврейских поселений под властью британской короны в Восточной Африке. Поскольку Черчилль сильно зависел от избирателей-евреев Манчестера, он не решился включить подобный пассаж о Иерусалиме в свое послание. Объясняя это решение Черчилля, Эдвард Марш, личный секретарь У. Черчилля, написал Гастеру, что, «к большому сожалению и разочарованию Черчилля, последний считает необходимым подчеркнуть, что ему не следует публично озвучивать мнение, содержащееся во второй части проекта послания и затрагивающее щекотливые проблемы до тех пор, пока он не вернется в положение большей свободы и меньшей ответственности». Марш добавил: «Черчилль просит рассматривать эти слова как совершенно личные, предназначенные лишь для Вас».

В результате текст послания Черчилля, направленного 30 января 1908 года ежегодной конференции Английской сионистской федерации, был сформулирован следующим образом: «Я с полной симпатией отношусь к традиционным историческим ожиданиям евреев. Их возвращение в то место, которое исторически служило центром их государственности, символом национального и политического единства стало бы великим событием в истории всего мира. Будут ли основные усилия еврейского народа сосредоточены на обретении национального очага в Палестине, или же пока что будут выбраны иные возможные места для объединения евреев, изо дня в день страдающих от своей раздробленности и разбросанности, – это те вопросы, на которые я едва ли способен дать определенные ответы».

В апреле 1908 года Черчилль был назначен на свой первый министерский пост – пост президента Торговой палаты. По тогдашним парламентским правилам он должен был быть после этого переизбран в парламент. Черчилль принял участие в выборах, однако потерпел поражение. Чтобы сохранить свой министерский пост, он принялся срочно искать другой избирательный округ и в конце концов нашел его в Данди, в Шотландии.

Дружеские отношения, возникшие между Черчиллем и лидерами еврейской общины Манчестера, были подлинными и имели большое значение. Один из лидеров общины, Джозеф Дальберг, написал Черчиллю, пытаясь как-то утешить его после поражения на выборах: «Лично для меня, как и для многих других людей, расставание с вами является большой утратой, и я не могу свыкнуться с ней. Утешением для меня служит то, что я сделал все, что мог, для вашего успеха, и в том, что касается ваших еврейских избирателей, вы не должны были быть разочарованы. Если бы другие группы избирателей так же сплотились вокруг вас, вы бы выиграли с большим перевесом. Согласно нашим подсчетам, на вашей стороне было не менее 95 процентов еврейских избирателей».

Осенью 1908 года, не будучи более членом парламента от Манчестера, Черчилль приехал туда, чтобы открыть новый корпус здания еврейской больницы в Читэме. «Когда я появился среди своих еврейских друзей в Читэме, – сказал Черчилль, – то меня, как всегда, ожидал добрый и сердечный прием». Являясь членом парламента от Манчестера, он принимал особое участие в делах еврейской общины. И хотя сейчас он больше не представлял их в парламенте, его интерес к жизни общины сохранился. Он с удовольствием наблюдал за жизнью и работой еврейской общины в Англии. Он отмечал при этом, что в общине существовало высокое чувство коллективной ответственности и чувство долга.

Еврейская больница, заявил Черчилль, была одним из примеров «тех совместных общиных проектов, которые с воодушевлением осуществляли евреи Манчестера. Существует так много болезней и лишений, что нужно иметь каменное сердце, чтобы воздерживаться от помощи и выражения сострадания к ближним». Он сказал, что «можно по праву гордиться тем, что эта больница открыта для всех, независимо от воззрений, национальности и условий жизни». Он заявил, что всегда будет с гордостью хранить подаренные ему ключи от больницы. Они будут символизировать не только его связь с больницей, но и память о еврейской общине Манчестера, к которой он навсегда сохранит самое теплое чувство дружбы и уважения.

Выражая искреннюю признательность Черчиллю, президент Сионистского комитета Манчестера и попечитель больницы доктор Чарльз Дрейфус отметил, что имя Черчилля «сохранится в потомстве как имя одного из тех людей, кто завоевал любовь евреев, и особенно тех из них, кто ощутил на себе негативные последствия отвратительного закона об иностранцах, против которого он столь блестяще боролся. Они верят, что на своем ответственном посту он сумеет добиться того, что трудности, испытываемые иностранцами, будут в конечном счете минимизированы, и поможет им своей энергией и влиянием».

В 1910 году Черчилль был назначен министром внутренних дел, отвечавшим за поддержание общественного порядка. Август 1911 года стал для него временем подлинных испытаний – в этот период прошел ряд общенациональных забастовок в портах, на железных дорогах и на рудниках. В центре этих промышленных конфликтов стояла борьба за повышение заработной платы и за лучшие условия работы. Но эти конфликты привели к побочному результату, имевшему трагические последствия для евреев – к единственному в истории Великобритании еврейскому погрому.

Нападения на лавки и дома, которыми владели евреи, произошли в Южном Уэльсе. Акты насилия начались 18 августа в горняцком городе Тредегар, где тридцать еврейских семей жили среди двадцатитысячного населения. При этом семнадцать семей владели магазинами, одна семья занималась производством минеральной воды, в трех торговали вразнос, а еще один еврей был раввином. Лишь одна еврейская семья владела доходным домом, помещения в котором сдавались внаем. Но по городу прошел слух о том, что будто бы домовладельцы-евреи изгоняют те семьи горняков, которые не могут вовремя оплатить свои расходы, а сами при этом постоянно повышают квартплату, требуя все больше. Этот слух быстро распространился среди шахтеров, и в течение трех дней на евреев Тредегара, их дома и лавки совершались нападения.

Черчилль предпринял немедленные жесткие меры. Полиции было приказано блокировать въезды в город, чтобы воспрепятствовать появлению там преступников из соседних городов, привлеченных возможностью легкого грабежа. 20 августа, на третий день насилий, после того как выяснилось, что полицейские кордоны не могут полностью блокировать въезды в Тредегар, Черчилль совместно с Министерством обороны организовал отправку туда сотни солдат.

Но нападения на евреев продолжались, постепенно распространившись от Тредегара до Эббоу-Уэйл и далее в другие небольшие города и поселки. Правда, при этом никто из евреев не был убит. В Эббоу-Уэйл нападения на евреев и еврейскую собственность начались 21 августа. Войска достигли этого города лишь к полуночи. «Когда за несколько минут до полуночи грабежи достигли наивысшего уровня, – говорилось в отчете, полученном Черчиллем из Эббоу Уэйл, – раздались крики: «Солдаты идут!» Эффект был мгновенным. Грабители побежали в свои дома, как кролики в норы».

Когда вооруженные ломами бунтовщики ворвались в дом еврея, владевшего табачной лавкой, и проникли в гостиную, то находившиеся в доме мужчины, женщины и дети были вынуждены, по словам газеты «Джуиш кроникл», спрятаться на чердаке и были спасены только с появлением солдат. «После освобождения они обнаружили, что лавка была полностью разрушена, а товары украдены, – писала газета. – Газовые светильники были отвинчены и унесены».

Подобные отчеты о разрушениях и о том воздействии, которое оказывало появление солдат, дошли до Черчилля 22 августа. Его инструкции немедленно использовать войска, чтобы остановить антиеврейские выступления, были применены повсеместно, и 23 и 24 августа вспышек насилия уже не было.

Использование Черчиллем войск вызвало недовольство на обоих краях политического спектра. Тред-юнионистам казалось непростительным использовать войска против горняков. Для консерваторов любое использование войск служило признаком неприемлемой милитаризации страны. Но Черчилль убедился, что его решение было эффективным, и, несмотря на политические атаки на него со стороны как консерваторов, так и либералов, послал дополнительный контингент войск в долину Сирхоуи, к югу от Тредегара, когда там тоже начались нападения на евреев.

Лидеры еврейской общины страны выразили признательность Черчиллю за его решительные действия. Дэвид Александер, президент Совета представителей британских евреев – организации, созданной для защиты интересов евреев, сказал в интервью: «Я полагаюсь на официальное заявление Министерства внутренних дел о том, что не существует больше причин для тревоги среди еврейской общины Южного Уэльса. В этом районе находится достаточно войск, и, пока не наступит полное успокоение, они не будут отозваны». Сообщая Совету представителей о вспышках насилия, Александер писал, что, прибыв в Лондон 21 августа, в самый разгар антиеврейских выступлений, он сразу отправился в Министерство внутренних дел. Там его приняли очень сердечно и пригласили приходить в любое время. Он получил веские заверения в том, что евреи будут обязательно защищены от возможных будущих нападений.

В последовавшие после нападений дни Черчилль проследил за тем, чтобы как можно больше нападавших были арестованы, предстали перед судом и были приговорены к срокам до трех месяцев каторжных работ. После того как эти приговоры были утверждены, местное население собралось на массовые митинги, на которых были собраны сотни подписей под обращениями к Черчиллю с протестом против этих приговоров. Делегации местного населения Уэльса представили эти петиции министру внутренних дел. Однако Черчилль ответил им, что в результате «серьезного и тщательного рассмотрения ситуации он решил, что не может вмешиваться в решения местного правосудия».

Используя свою власть министра внутренних дел, Черчилль без промедления употреблял силу для немедленного пресечения актов насилия против евреев в Великобритании.

Глава третья
Первая мировая война и ее последствия

4 августа 1914 года, вслед за вторжением немецких войск в Бельгию, с которой Великобритания была связана договором о союзе, действовавшим в течение более чем семидесяти лет, Великобритания объявила войну Германии. Все германские подданные, находившиеся в Великобритании, в силу законов военного времени могли автоматически стать «враждебными иностранцами». К их числу принадлежали и являвшиеся германскими подданными этнические евреи, давно перебравшиеся на жительство в Англию. Одним из них был и Ганс Герцль – сын Теодора Герцля. «С помощью Уинстона Черчилля, – вспоминал позднее видный британский сионист Зелиг Бродецки, – Ганс немедленно получил британское подданство, как только началась война».

Когда началась война с Германией, Черчилль оказал поддержку двум другим евреям – членам парламента. Когда его родившийся в Австрии друг барон де Форест, член парламента от либеральной партии, избранный по округу Уэст-Хэм, был обвинен в принижении роли британских Вооруженных сил и в том, что в своих речах поддерживал идею победы Германии в войне, Черчилль написал генеральному прокурору Великобритании следующее письмо: «Я убежден в лояльности барона де Фореста и в присущем ему чувстве долга, хотя, видимо, временами он позволял себе говорить чересчур свободно и его аргументы заходили слишком далеко». Черчилль добавил, что де Форест, занимавший должность заместителя командующего резерва ВМФ, уже отбыл во Францию на театр военных действий, что делает абсурдными все выдвинутые против него обвинения и саму возможность его дальнейшего преследования. В следующем году Черчилль прекратил свое членство в Реформ-клубе после того, как де Фореста исключили из членов этого клуба.

После начала войны родившийся в Германии Фрэнк Голдсмит, член парламента от консервативной партии по округу Стоумаркет, был обвинен в прогерманских симпатиях. Все началось после того, как его племянник Эрнст фон Маркс прислал ему телеграмму из Германии, в которой патетически спрашивал: «Как ты можешь думать о том, чтобы сражаться за кого-то еще, кроме твоей Родины?» В избирательном округе Голдсмита начались волнения. Черчилль, по словам сына Голдсмита, был одним из немногих коллег-парламентариев, последовательно «стоявших за него».

Когда военные действия на море усилились, Черчилль как первый лорд адмиралтейства столкнулся с растущим дефицитом в Великобритании ацетона – растворителя, используемого при производстве кордита, важнейшего взрывчатого вещества. Через главу порохового отдела адмиралтейства сэра Фредерика Натана Черчилль связался с Хаимом Вейцманом, работавшим в Манчестерском университете. В своих мемуарах Вейцман так вспоминал об их встрече: «Мистер Черчилль тогда был намного моложе. Он был подвижный, обаятельный, обворожительный и энергичный. Когда мы встретились, то его первыми словами были: «Итак, доктор Вейцман, нам нужно тридцать тысяч тонн ацетона. Можете ли вы их произвести?» Я был так напуган этими гигантскими цифрами, что чуть не поджал хвост». Вейцман ответил Черчиллю: «До сих пор мне удавалось производить лишь нескольких сотен кубических сантиметров ацетона путем процесса ферментации. Я всего лишь химик-исследователь. Но если технология производства ацетона путем ферментации будет окончательно отлажена, то ацетон таким способом можно будет производить практически в любых масштабах. Для этого мне потребуется хороший инженер и поддержка со стороны правительства, чтобы я мог получить необходимых мне людей, оборудование, помещения и все остальное».

Это вполне устроило Черчилля, и Вейцман вспоминал: «Я получил карт-бланш от Черчилля и от порохового отдела адмиралтейства и взялся за работу, потребовавшую от меня всей моей энергии в течение последующих двух лет, работу, которая привела к последствиям, которых я не мог даже представить себе». Одним из таких последствий явилось сотрудничество Х. Вейцмана с преемником Черчилля на посту первого лорда адмиралтейства Артуром Бальфуром. Вейцману удалось убедить Бальфура поддержать идею создания еврейского национального очага в Палестине, которую можно было бы осуществить после поражения Турции в Первой мировой войне.

Через четыре месяца после начала войны бои на Западном фронте превратились в позиционные. Война зашла в кровавый тупик. Это побудило Черчилля выступить с предложением осуществить атаку против Турции – союзника Германии и Австро-Венгрии. Черчилль предложил высадить морской десант на Галлиполийском полуострове, откуда можно было угрожать турецкой столице Константинополю. Черчилль полагал, что это может заставить Турцию выйти из войны, что приведет к ослаблению коалиции центральных держав. Он надеялся, что в конечном счете это позволит уменьшить продолжительность войны. Черчилль хотел покончить с тем, что он презрительно именовал «отправлять наши армии пережевывать колючую проволоку» на Западном фронте.

В боях на Галлиполийском полуострове с апреля по декабрь 1915 года вместе с британскими, австралийскими и новозеландскими частями сражался Сионский корпус погонщиков мулов. Это подразделение было сформировано в Египте из евреев, изгнанных ранее турками из Палестины.

Перспектива поражения Турции разожгла территориальные аппетиты Великобритании. Сэр Герберт Самуэль, один из двух евреев в составе британского кабинета министров, предложил распространить на Палестину власть британской короны с тем, чтобы в будущем она могла стать населенной преимущественно евреями самоуправляющейся территорией. Черчилль в свою очередь решил, что пришло время освободить Палестину из-под власти Турции, и в письме министру иностранных дел сэру Эдварду Грею предложил передать ее под управление Бельгии. Черчилль аргументировал это тем, что Бельгия с самого начала войны больше всего пострадала под гнетом немецкой оккупации. По иронии судьбы, именно сэр Герберт Самуэль руководил в Великобритании кампанией по приему бельгийских беженцев.

Провал морской наступательной операции в Дарданеллах привел к закату военной карьеры Черчилля. В декабре 1915 года Черчилль подал в отставку. Уйдя со своего правительственного поста, он отправился на Западный фронт, где в звании подполковника служил в должности командира батальона. В его дивизии переводчиком с французского языка работал тридцатилетний лейтенант-еврей Эмиль Герцог, впоследствии ставший известным как писатель Андре Моруа. Когда Черчилль решил дать возможность своим солдатам мыться в ванных, то Моруа по его просьбе отправился в соседний город Байе и договорился с местной пивоварней о том, чтобы она предоставила им свои бочки из-под пива вместо ванн. Позже, тоже по его просьбе, Моруа помог доставлять баранину, овощи и молочные продукты с ферм, расположенных за линией фронта, для нужд солдат и офицеров батальона. Позже Моруа писал: «Я не смею надеяться, что он заметил какого-то безвестного француза, который лишь смотрел на него с немым восхищением». Но на самом деле Черчилль заметил его и даже специально упомянул в письме своей жене Клементине об очень «внимательном и элегантном офицере», приставленном к нему в качестве переводчика.

В мае 1916 года Черчилль вернулся в Великобританию и снова стал членом парламента. В декабре того же года Ллойд-Джордж был назначен премьер-министром. Он объявил о намерении «более решительно» вести войну. В июле 1917 года он назначил Черчилля министром вооружения. Черчилль стал отвечать за производство оружия, включая танки и авиацию, необходимые для победы над Германией. Одним из тех, с кем Черчилль работал вместе в своем новом министерстве, был сэр Альберт Стерн, генеральный директор Управления по производству танков и убежденный сионист. Другим ведущим сотрудником Министерства вооружений был эксперт в области взрывчатых веществ полковник Фредерик Натан, еврей по национальности. Под его началом работал Хаим Вейцман. А семью годами ранее Черчилль в качестве министра внутренних дел подписал документы, предоставляющие Вейцману британское гражданство.

В 1916 году Вейцман стал директором лабораторий британского адмиралтейства, в которых на основе процессов бактериальной ферментации вырабатывался ацетон, применявшийся при получении кордита, одного из важнейших взрывчатых веществ. Для ферментации Вейцман использовал бактерию clostridium acetobutylicum, известную как «организм Вейцмана». Одним из главных источников этих бактерий был каштан конский. 8 октября 1917 года в британских газетах появилось сообщение о том, что более 20 000 тонн конских каштанов, собранных школьниками, будут поставлены Министерству вооружений к концу года. Черчилль, которому раньше ничего не докладывали о роли каштанов в производстве кордита, был крайне удивлен этой новостью. Он написал сэру Фредерику Натану 2 ноября 1917 года: «Прошу объяснить мне, зачем вам понадобились каштаны и что вы собираетесь с ними делать?» Черчилль при этом подчеркнул слово «каштаны». Позже ему объяснили, для чего потребовались каштаны.

Письмо Черчилля по поводу сбора каштанов для нужд войны было послано в тот же самый день, когда А.Дж. Бальфур, министр иностранных дел в правительстве Ллойд-Джорджа, послал второму барону Ротшильду письмо, ставшее известным как Декларация Бальфура. Полностью это письмо, написанное на бланке Министерства иностранных дел, звучало следующим образом: «Правительство Его Величества[3]3
  Короля Георга V. – Прим. перев.


[Закрыть] с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; причем ясно подразумевается, что не должны производиться никакие действия, которые могут нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине, или же права и политический статус, которым пользуются евреи в любой другой стране».

Британский кабинет надеялся, что выдвинутая им идея создания еврейского национального очага в Палестине заставит живущих в России евреев способствовать тому, чтобы находившаяся тогда в состоянии революционной агонии Россия продолжала воевать против Германии на стороне союзников. Кабинет также рассчитывал, что благодаря этой декларации американские евреи будут содействовать ускорению военных приготовлений Соединенных Штатов, которые уже вступили в войну с Германией, но пока были не слишком активны на поле боя.

Ради этого Вейцман согласился поехать сначала в Соединенные Штаты, а затем в Россию, чтобы провести соответствующую пропагандистскую кампанию среди живших там евреев и убедить их стать сторонниками продолжения войны. Но 8 ноября 1917 года, еще до отъезда Вейцмана, большевики захватили власть в Петрограде и провозгласили окончание войны. Вождь большевиков Владимир Ильич Ленин обещал русским массам хлеб и мир; первым, что предоставило народу новое большевистское правительство в течение первых дней революции, стал мир, за которым почти немедленно последовала беспрепятственная германская оккупация огромных территорий на западе и юге России.

Декларация Бальфура была опубликована слишком поздно, чтобы предотвратить триумфальный приход к власти большевиков. Она, однако, побудила американских евреев, особенно выходцев из России, поехать в Палестину воевать с турками в составе британской армии. Среди этих рожденных в России евреев, записавшихся в 1918 году в британскую армию, был Нехемия Рубицов, оставшийся потом в Палестине. Там у него в 1922 году родился сын, ставший известным под именем Ицхака Рабина.

Черчилль всегда признавал, что декларация британского правительства, в которой с симпатией говорилось о создании в Палестине национального дома для еврейского народа, была прежде всего продиктована неотложными военными нуждами. Но впоследствии, когда ситуация изменилась, ее уже нельзя было отбросить. В глазах Черчилля также очень многое значил тот факт, что евреи-сионисты являлись противниками большевиков. Он ясно видел, в каком опасном положении оказались Великобритания, Франция и Соединенные Штаты в марте 1918 года в результате выхода России из войны и укрепления большевистской диктатуры внутри самой России. Жестокое подавление Лениным демократически избранного Учредительного собрания и установление грубой тирании тайной полиции являлись для Черчилля совершенно неприемлемыми.

В Соединенных Штатах коллегой Черчилля в области организации производства вооружений был еврейский финансист Бернард Барух, являвшийся председателем комитета по военной промышленности в администрации президента Вудро Вильсона. Хотя Черчилль и Барух не встречались во время войны, они обменялись многими сотнями письменных посланий во время совместной работы по обеспечению поставок сырья, необходимого для поддержания военных усилий союзников.