Текст книги "Черчилль и евреи"

Мартин Гилберт
Черчилль и евреи

Посвящается Эстер

Предисловие

Если брать любую из этих трех тем по отдельности – Черчилль, евреи и сионизм, – то каждая из них является крайне интересной. Если же исследовать их не по отдельности, а вместе, то они позволяют проследить интереснейшее взаимодействие этой выдающейся личности и еврейского народа, которые оба окружены множеством проблем и противоречий. Прошло почти сорок лет с тех пор, как я начал собирать материал для этой книги. Первого сентября 1969 года я провел целый день в беседе с сэром Эдвардом Льюисом Спирсом – генералом, многолетним другом Черчилля и его соратником по военной службе, по занятиям историей и по работе в парламенте. Сидя в своем уютном доме, расположенном в английской сельской местности, Спирс призывал меня нарисовать полный, без каких-либо купюр портрет этого великого человека – пусть даже и со всеми возможными изъянами и противоречиями. Когда он убедился, что я действительно намерен создать полный портрет Черчилля, то доверительным тоном произнес: «Даже у Уинстона был один недостаток – он был слишком привязан к евреям».

Замечание генерала натолкнуло меня на мысль попытаться заглянуть в этот «недостаток» поглубже. Как именно он проявлялся? Как это повлияло на ход истории? Повлияла ли эта «привязанность» на судьбы евреев во время Второй мировой войны? Оказала ли она воздействие на возникновение Государства Израиль в 1948 году? Почему она считалась «недостатком»? Было ли это просто «привязанностью» или же каким-то более глубоким чувством?

В течение более чем полувека жизнь Черчилля была связана с еврейскими проблемами. В его бытность молодым членом парламента с 1904 по 1908 год у него было много избирателей-евреев. В качестве члена кабинета министров в 1921–1922 годах он отвечал за разработку статуса еврейского национального очага в Палестине. Являясь лидером страны во время войны с 1940 по 1945 год, он противостоял военной мощи и тирании нацистской Германии. Будучи премьер-министром в мирное время с 1951 по 1956 год, в первое десятилетие существования Государства Израиль, он был в курсе проблем и нужд еврейского государства и относился к ним с симпатией. Несмотря на то что это не пользовалось особой популярностью ни среди коллег-парламентариев Черчилля, ни среди его современников, У. Черчилль настойчиво боролся тем, что он называл «антисемитскими предрассудками», и старался поддержать чаяния евреев – как граждан Великобритании, так и тех, кто непосредственно стоял у истоков создания Израиля.

Один из членов британского парламента предупреждал Черчилля, что из-за его поддержки сионистских устремлений в Палестине тот окажется лицом к лицу с «передающейся по наследству неприязнью к еврейской расе, существующей во всем мире». Однако Черчилль все равно не отступил. Хотя он никогда не являлся безоговорочным сторонником сионизма, он проявлял себя по отношению к нему как один из его наиболее стойких союзников и защитников. Черчилль высоко ценил евреев, которые зачастую были объектом презрения, неприязни, недоверия и жестокости, и хотел, чтобы они заняли то место в мире, которое должно было по справедливости принадлежать им. В то самое время когда он публично осуждал акты террора против британцев в Палестине, которые совершали еврейские боевики, он доверительно заявил своему другу-еврею, смущенному столь жесткой критикой Черчилля: «Еврейский народ хорошо знает, что я его друг». Это было действительно так. Он проявлял себя как друг евреев именно тогда, когда это было особенно необходимо, и он являлся при этом их настоящим другом.

Лондон,

5 февраля 2007 г.

Глава первая
Ранние годы: «Этот чудовищный заговор»

У Черчилля в роду не было предков-евреев. Когда он порой ронял замечания о своем «экзотическом происхождении», то это являлось намеком на то, что у него мог иметься далекий предок из числа североамериканских индейцев. Но с самых ранних лет он увлекался историей еврейского народа. В годы учебы в Харроу он тщательно изучал Ветхий Завет. Эта книга стала источником его образования и дала питательную пищу его воображению. Одно из его первых школьных сочинений называлось «Палестина во времена Иоанна Крестителя». Описывая фарисеев, он просил своего читателя – в данном случае им был его преподаватель – не быть слишком строгим по отношению к этой «жестокой» еврейской секте. «У них было множество недостатков, – писал он и тут же добавлял: – А у кого их мало?» Поскольку ему было лишь тринадцать лет и он был тогда еще школьником, ему следует простить то, что в том же сочинении он упоминает о «минаретах», будто бы украшавших Сионский храм.

Отец Уинстона Черчилля, лорд Рэндольф Черчилль был известен своей тесной дружбой с евреями. Завсегдатаи британских клубов сплетничали о том, что у него было много друзей-евреев, а члены семьи упрекали его за то, что он приглашал евреев к себе домой. Однажды, когда он гостил в поместье одного из своих друзей, один видный аристократ приветствовал его словами: «Лорд Рэндольф, не привезли ли вы с собой ваших еврейских друзей?» На что тот ответил: «Нет, я не думаю, что их могла бы позабавить здешняя компания»[1]1
  Эта история многократно рассказывалась автору книги сыном Уинстона Черчилля Рэндольфом в бытность М. Гилберта его помощником. – Прим. перев.


[Закрыть].

Как преданный сын, всегда жаждавший одобрения своего отца, Уинстон Черчилль принимал его сторону во время дискуссий, где затрагивались проблемы евреев. Евреи, с которыми его отец был знаком и которых он приглашал к себе в дом, были выдающимися людьми, сумевшими многого добиться в жизни. Одним из них был «Нэтти» Ротшильд – первый барон Ротшильд, глава лондонской ветви банкирской семьи Ротшильдов, ставший в 1885 году первым евреем – членом палаты лордов. Другим был родившийся в немецком Кельне сэр Эрнест Кассель – банкир, близкий друг принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII.

Когда отец Черчилля потерял в 1892 году надежду на то, что Уинстон сумеет сдать экзамены, необходимые для зачисления на военную службу, он собирался пристроить его к какому-нибудь делу. При этом он был уверен, что с помощью Ротшильда или Касселя сумеет подыскать сыну какую-то достойную работу. Незадолго до того как Уинстону исполнилось девятнадцать лет, отец взял его с собой, направляясь погостить в Тринг-Парк – загородное поместье лорда Ротшильда. Визит прошел удачно. «Уинстону в Тринг-Парке уделили очень много внимания», – писал лорд Рэндольф бабушке Черчилля.

Перед своим восемнадцатым днем рождения Черчилль упомянул в письме к матери о том, что «молодой Ротшильд» – Натаниэль, второй сын первого барона Ротшильда, учившийся вместе с ним в Харроу, «жадно пожирал яйца и все остальное. Это выглядело отвратительно!» Пятьдесят лет спустя уже сын «молодого Ротшильда», Виктор Ротшильд, ставший перед Второй мировой войной третьим бароном Ротшильдом, занимался проверкой получаемых Черчиллем подарков в виде еды и сигар на предмет обнаружения в них яда. За храбрость, проявленную Виктором Ротшильдом при обезвреживании бомбы, спрятанной в ящике с луком – бомбы, которая должна была взорваться в одном из британских портов, – Черчилль представил его к награждению Крестом Георга.

Другой хорошо знакомой Черчиллю ветвью семейства Ротшильдов была семья Леопольда Ротшильда, в чьем доме в Ганнерсбери неподалеку от Лондона он обедал в 1895 году в бытность свою младшим офицером британской армии, и с сыном которого, Лайонелом, ставшим впоследствии членом парламента от партии консерваторов, он дружил. Лайонел учился в школе вместе с младшим братом Черчилля Джеком. «Он симпатичный паренек, – писал Черчилль Джеку, – и Лео Ротшильд будет тебе очень благодарен, если ты позаботишься о нем». Черчилль добавлял: «Их благодарность может облечься в практическую форму, поскольку у них есть очаровательное имение в Ганнерсбери, куда они могут тебя пригласить».

Еврейским приятелем родителей Черчилля был также родившийся в Германии специалист по болезням горла сэр Феликс Симон. В 1896 году, незадолго до того как Черчилль отправился служить в Индию, он консультировался с Симоном по поводу своего дефекта речи – неспособности произносить букву «c». Исправить этот дефект можно было с помощью операции, но Симон отговорил Черчилля от ее проведения, объяснив будущему премьеру, что «при надлежащем терпении и настойчивости» тот сможет научиться бегло говорить и без операции. «Я только что познакомился с совершенно удивительным молодым человеком», – рассказывал после встречи с Черчиллем Симон своей жене. Делясь с Симоном своими планами, связанными с военной службой, Черчилль признался: «Конечно, в мои планы не входит стать профессиональным военным. Я лишь хочу набраться опыта. Когда-нибудь я стану государственным деятелем – таким же, как мой отец».

Родители Черчилля дружили также с родившимся в Австрии бароном Морисом де Гиршем, ведущим еврейским филантропом; они были частыми гостями в его доме в Лондоне. Приемный сын барона Морис, известный как «Тути», позднее получивший титул барона де Форест, впервые встретился с Черчиллем в конце 1880-х годов во время скачек в Ньюмаркете, когда Черчилль побывал на приеме в доме Гиршей. Однажды во время школьных каникул Черчилль гостил в доме Гиршей в Париже.

Когда Черчилль посетил в 1898 году Париж, французская столица бурлила по поводу суда над капитаном Альфредом Дрейфусом, евреем по национальности, обвиненным в шпионаже в пользу Германии. Эмиль Золя принял сторону Дрейфуса и в страстной статье «Я обвиняю!» выступил против правительства и против антисемитизма во французской армии, продемонстрировав всю ложность этого обвинения. «Браво, Золя! – писал Черчилль матери. – Я счастлив быть свидетелем полного провала этого чудовищного заговора».

После смерти лорда Рэндольфа Черчилля в 1895 году еврейские друзья его отца продолжали дружить с его сыном. Лорд Ротшильд, сэр Эрнест Кассель и барон де Гирш часто приглашали его к себе. В примечании к первому тому официальной биографии Уинстона Черчилля его сын Рэндольф писал с некоторым юмором: «Уинстон Черчилль не ограничивал свою потребность в общении с новыми интересными личностями посещениями одних лишь домов евреев. В этот период он иногда встречался и с гоями».

Во время военной службы в Индии в 1897 году Черчилль мечтал найти газету, которая согласилась бы печатать его военные корреспонденции. «Лорд Ротшильд мог бы устроить это для меня, – писал он матери, – потому что он знаком со всеми». По возвращении из Индии, весной 1899 года, желая начать политическую карьеру, он вновь рассчитывал на помощь Ротшильда. Во время приема в лондонском доме лорда Ротшильда он с радостью заметил, что другой гость банкира, министр финансов А. Дж. Бальфур «очень вежлив со мной – и мне кажется, что он согласен с тем, что я говорю, ведь он внимательно слушал все, что я говорил».

Друг его отца сэр Эрнест Кассель предложил Черчиллю свои услуги в качестве финансового советника. Черчилль, заработавший написанием книг и статей свой первый капитал, согласился с предложением Касселя, сказав ему: «Кормите моих овец». Этим банкир и занялся. Разумно и удачно вложив заработки Черчилля в доходные бумаги, он со временем заметно приумножил его сбережения. При этом Кассель ничего не взял за свои услуги.

Когда Черчилль в 1899 году готовился к поездке в Южную Африку в качестве военного корреспондента, ему потребовалась финансовая поддержка для закупки необходимого снаряжения. Лорд Ротшильд выделил ему тогда 150 фунтов стерлингов, а Кассель – 100 фунтов. Общая сумма, поступившая Черчиллю в качестве поддержки от этих двух банкиров, равнялась годовому доходу семьи среднего класса тех лет. В 1902 году, на второй год пребывания Черчилля в парламенте, Кассель обеспечил ему участие в выпущенном японским правительством займе на сумму в 10000 фунтов (в нынешних деньгах – 500 000 фунтов). Черчилль написал своему брату Джеку об этой финансовой операции: «Я надеюсь получить от этого небольшую прибыль». В 1905 году Кассель оплатил меблировку библиотеки в холостяцкой квартире Черчилля в лондонском районе Мэйфэр. Финансовая поддержка со стороны Касселя была постоянной. Доходы от акций железной дороги «Этчисон, Топека и Санта-Фе», купленных им для Черчилля в 1907 году, позволили политику оплачивать услуги машинистки. Когда Черчилль в 1908 году женился на Клементине, Кассель подарил им на свадьбу 500 фунтов стерлингов, то есть около 25 000 фунтов в пересчете на нынешние деньги.

Черчилль высоко ценил свою дружбу с Касселем. Когда Кассель умер в 1921 году, Черчилль написал его внучке Эдвине Эшли, что ее дед был «хорошим и справедливым человеком, которому доверяли, которого уважали и почитали все, кто его знал. Мой отец высоко ценил дружбу с ним, а я унаследовал эту дружбу на всю свою жизнь. Я знал, что он любил меня и верил в меня во все времена – и особенно в тяжелые».

22 января 1901 года Черчилль находился в канадском городе Виннипеге, заканчивая читать там цикл лекций о войне в Южной Африке и о своем побеге из бурского лагеря для военнопленных, когда он узнал о смерти королевы Виктории. «Это переломное событие, – писал он своей матери. – Я очень хотел бы узнать какие-то новости про короля. Изменит ли он свой образ жизни после коронации? Продаст ли он своих лошадей и порвет ли со своими друзьями-евреями, или же Реувен Сассун будет по-прежнему сиять среди алмазов короны и других регалий? Станет ли он безнадежно серьезным? Продолжит ли он свою дружбу с вами?»

Новый король Эдуард VII продолжил дружеские отношения с матерью Черчилля и сохранил дружбу с родившимся в Багдаде евреем Реувеном Сассуном. Племянник Реувена Сассуна Филипп также стал другом Черчилля и вместе со своей сестрой Сибил часто принимал его в своем поместье Порт Лимн на побережье Ла-Манша. Впоследствии Филипп Сассун станет министром авиации Великобритании.

Г.Г. Асквит, вскоре ставший премьер-министром и непосредственным начальником Черчилля, в письме к своей знакомой – по иронии судьбы, впоследствии принявшей иудаизм – описывал евреев как «рассеянное и непривлекательное племя». Черчилль никогда не позволял себе подобных замечаний ни публично, ни в частной переписке. В 1907 году в письме к матери он предостерегал ее против включения в свои мемуары явно антисемитского пассажа об одном из ведущих британских политиков лорде Гошене. «Я не думаю, что история про Гошена заслуживает опубликования, – писал он. – Она оскорбит не только семью Гошена, но и евреев вообще». «Это, быть может, и интересная история, – сказал он своей матери, – но многие хорошие истории находятся вне внимания порядочных людей, и вы должны исключить ее из ваших записок».

До 1904 года Черчилль общался с евреями исключительно в рамках светских мероприятий жизни. Но в течение четырех лет после его избрания в парламент это общение постепенно приняло политический характер и со временем стало одним из решающих факторов его карьеры.

Глава вторая
Поддерживая евреев

В политическом плане Черчилль впервые занялся проблемами евреев в 1904 году, когда ему было 27 лет. В тот год, продолжая оставаться членом парламента от партии консерваторов, избранным по избирательному округу Олдхема, он фактически перешел на позиции либеральной партии. Тогда его консервативные избиратели из Олдхема объявили, что больше не будут его поддерживать. Нуждаясь в приобретении нового, либерально настроенного электората, он принял предложение баллотироваться от северо-западного округа Манчестера, где треть избирателей составляли евреи.

Вскоре Черчилля пригласили в Манчестер для выступления по поводу вопроса общенационального значения: проекта закона об иностранцах, внесенного в парламент правительством консерваторов. Этот закон имел целью сократить приток еврейских иммигрантов из царской России, бежавших от преследований и нищеты. Одним из главных сторонников Черчилля в манчестерском отделении либеральной партии был Натан Ласки, президент Старой еврейской конгрегации Манчестера и руководитель еврейской больницы Манчестера. Он всячески поддерживал кандидатуру Черчилля в качестве нового парламентария от Манчестера, считая это абсолютно необходимым и неотложным для того, чтобы предотвратить прохождение в парламенте закона об иностранцах, ущемлявшего интересы прежде всего иммигрантов-евреев.

В мае 1904 года Натан Ласки представил Черчиллю материалы и документы по поводу закона об иностранцах. Эти материалы включали и официальную иммиграционную статистику. На основе этих материалов Черчилль подготовил детальный критический обзор предлагавшегося правительством законопроекта. Он отправил ее и самому Ласки и опубликовал в виде открытого письма в газетах. «Больше всего при изучении этих документов, – писал Черчилль в своем письме, – меня удивил тот факт, что, согласно данным статистики, в Великобритании в настоящее время находится ничтожно малое число иностранцев. Судя по разговорам, которые доносятся до нас, можно было подумать, что нас буквально задавили толпы иммигрантов, вытесняющих нас с нашего острова из-за отсутствия противодействия, которое должна была бы оказать им любая другая держава. Но статистика, приведенная Торговой палатой, недвусмысленно показывает, что общее число иммигрантов не доходит до одной ста сороковой части всего населения и что в среднем их число увеличивается лишь на 7000 человек в год. При этом, согласно отчету Комиссии по иностранцам, число иностранцев в Германии превышает наш уровень в два раза, а во Франции – в четыре раза. Поэтому невозможно представить, что в действительности существуют какие-то веские причины, расовые или социальные, для отступления от той терпимой и открытой политики свободного въезда в страну, которой до сих пор придерживалась Великобритания и от которой она так много получала».

Критика законопроекта об иностранцах Черчиллем касалась также тех полномочий, которые, согласно проекту закона, предоставлялись лицам, ответственным за его исполнение. Он опасался появления «нетерпимого или антисемитски настроенного министра внутренних дел», замечая, что английская практика до сих пор позволяла полицейским и таможенным офицерам действовать лишь на основе конкретных фактов нарушений иммиграционного законодательства, но не выполнять роль судей при проверке людей и документов, удостоверяющих их личность, и принимать жесткие меры лишь потому, что какие-то документы или сами люди покажутся им «подозрительными».

У Черчилля было и другое возражение против предлагавшегося в законопроекте положения о том, что иностранец может быть депортирован на основе негативного свидетельства о нем «любого заявителя – возможно, являющегося при этом его личным врагом или конкурентом в бизнесе». Весь законопроект, заключал Черчилль, выглядел как попытка со стороны правительства «удовлетворить небольшую, но шумную группу своих сторонников, и заработать толику популярности, грубо обращаясь с небольшим числом несчастных иностранцев, не имеющих права голоса… Этот закон будет лишь потакать островным предрассудкам в отношении иностранцев, расовым предрассудкам по поводу евреев и развивать подозрительность по отношению к возможным конкурентам на рынке труда». Однако «английские рабочие, – писал Черчилль, – не такие эгоисты, чтобы подавить в себе естественное чувство симпатии к жертвам обстоятельств и угнетения. Они не поддаются сколько-нибудь заметно на пропаганду антисемитизма, омрачившую недавнюю историю Европейского континента. Я убежден, что они не предпримут попытки выбросить из нашей страны чужака из-за того, что он беден и несчастен, и отвергнут меры, из-за которых, без всякой по-настоящему доказанной необходимости, будут дискредитированы и очернены традиции свободы и гостеприимства, которыми так долго славилась Великобритания».

Натан Ласки писал Черчиллю из Манчестера: «Благодарю вас за блестящее письмо, полученное сегодня утром. Вы заслужили благодарность еврейской общины не только Манчестера, но и всей страны». 31 мая 1904 года, в день, когда письмо Черчилля с критикой антисемитизма было опубликовано, он формально вышел из рядов консервативной партии и присоединился к либеральной оппозиции. Евреи Манчестера приобрели храброго защитника своих интересов.

8 июня 1904 года Черчилль произнес свою первую речь в качестве представителя либеральной оппозиции в британском парламенте, выступив против попытки правительства провести закон об иностранцах без его всестороннего и полного обсуждения всеми депутатами. Однако вопреки его аргументам законопроект был все-таки отправлен без рассмотрения и обсуждения всей палатой общин в намного более узкий по составу участников Большой комитет палаты. Черчилль являлся одним из четырех членов этого комитета от либеральной партии и с этого момента активно участвовал в обсуждениях предлагавшегося законопроекта.

Ради получения широкой общественной поддержки своих требований те, кто выступал за ограничение еврейской иммиграции в страну, попытались воззвать к антисемитским чувствам населения. Газета «Сан» в своих статьях намекала, что Черчилль противодействовал законопроекту по прямому указанию лорда Ротшильда. Это был первый, но не последний раз, когда политические оппоненты и антисемиты обвиняли Черчилля в том, что он служит богатым евреям и даже прямо финансируется ими. Эти обвинения почти определенно выросли из краткой заметки в газете «Джуиш кроникл», где рассказывалось о митинге в Манчестере, на котором «мистер Натан Ласки сказал, что он беседовал с мистером Уинстоном Черчиллем, встречавшимся с лордом Ротшильдом по поводу законопроекта об иностранцах. В результате этой встречи мистер Черчилль возглавил противодействие законопроекту в Большом комитете парламента».

Закон об иностранцах содержал одиннадцать статей, составлявших суммарно 240 строк текста. Противники законопроекта последовательно возражали против каждой статьи, даже небольшой, причем Черчилль либо предлагал, либо поддерживал каждую из множества предлагавшихся поправок. Майор Вильямс Эванс-Гордон, один из тех членов Большого комитета, которые противились еврейской иммиграции, заявил, что Черчилль «верно следовал инструкциям, полученным от той группы людей, по поручению которых он действовал». При этом он поспешил добавить, «что не имел в виду кого-то конкретно». Этот плохо закамуфлированный намек на то, что он действовал по поручению евреев, заставил Черчилля в гневе вскочить на ноги. Дав отповедь Эванс-Гордону, Черчилль процитировал затем недостойное предположение газеты «Сан» о том, будто бы он действовал по инструкциям лорда Ротшильда, получая за это финансовую мзду, и заявил комитету, что «глубоко сожалеет, что такого рода грязная клевета повторяется здесь».

Черчилль и трое его коллег из состава либеральной оппозиции, противившиеся законопроекту, так усердно сражались буквально с каждым его словом, что к исходу седьмого дня дебатов оказались обсуждены лишь три первые строчки первой статьи. Оставалось обсудить еще десять статей и 235 строк. В результате, чтобы не попасть в неловкую ситуацию, правительство было вынуждено вообще снять законопроект с обсуждения.

Поддержав евреев, Черчилль победил. Он предотвратил введение закона, который мог воспрепятствовать въезду в страну множества евреев, за последующие десятилетия внесших заметный вклад в развитие Великобритании и в ее защиту от внешнего врага в ходе обеих мировых войн. Во второй из мировых войн эти люди сражались уже под руководством самого Черчилля.

У русских евреев, въезд которых в Великобританию так энергично поддерживал Черчилль в палате общин, были веские основания бежать из царской России. В течение более чем тридцати лет подряд они подвергались спорадическим вспышкам насилия, жестоким, часто смертельным погромам, продолжавшимся и в двадцатом столетии. Длившийся три дня погром в Кишиневе в апреле 1903 года привел к гибели сорока семи евреев – мужчин, женщин и детей – и к разграблению более семисот домов. Другой погром произошел в том же городе в октябре 1905 года. Тогда были убиты девятнадцать евреев.

Евреи во всем мире были возмущены этим. 10 декабря 1905 года в Манчестере был проведен митинг протеста. Это произошло на следующий день после того, как Черчилль согласился занять пост заместителя министра по делам колоний в новом правительстве либералов, образованном после отставки предыдущего правительства консерваторов во главе с Артуром Бальфуром.

Черчилль стал главным оратором в ходе митинга в Манчестере. В своей речи он объявил нескольким тысячам участникам митинга, что они собрались здесь для того, чтобы выразить протест «против ужасных побоищ, произошедших недавно в Российской империи».

Далее Черчилль сказал: «Число жертв было огромным. Страшно пострадало множество слабых и беззащитных людей – стариков, детей и женщин, которые были неспособны оказать сопротивление и которые не могли надеяться на помощь сил закона и правопорядка. Эти жестокости не были спонтанными, а составляли часть преднамеренного плана. В результате претворения этого жуткого плана в жизнь произошло то, что трудно себе вообразить даже во тьме мрачной российской действительности. Мы собрались здесь, чтобы недвусмысленно заявить, как глубоко возмущена вся британская нация такими ужасными злодеяниями».

Среди присутствовавших на этом митинге был химик и активный сионист доктор Хаим Вейцман, родившийся на территории царской России и лишь за год до этого переехавший в Великобританию из Женевы, где он раньше преподавал химию. Черчилль и Вейцман – два человека, даты рождения которых разделял промежуток всего в три дня, оказались впоследствии тесно связанными в сфере политики.

Перед увлеченными идеями сионизма британскими евреями в 1905 году стоял следующий вопрос: либо настаивать на создании национального еврейского очага в Палестине, находившейся тогда под турецким владычеством, либо искать другие территории для еврейского заселения где-то на необъятных просторах Британской империи, чтобы преследуемые российские евреи могли найти там убежище. В результате сионистское движение оказалось расколото. Часть сионистов хотели сосредоточить все усилия на открытии для еврейской иммиграции принадлежащей туркам Палестины. Другие, члены возглавляемой англо-еврейским писателем Израэлем Зангвиллом Еврейской территориальной организации, известные как «территориалисты», оказывали давление на британское правительство с целью сделать доступной для еврейской эмиграции одну из британских колоний. Самым предпочтительным местом представлялись горы Кении и часть британского протектората Восточной Африки – территория современной Уганды.

Другим вариантом, публично поддерживаемым лордом Ротшильдом и уже финансировавшимся бароном де Гиршем, было развитие еврейских сельскохозяйственных колоний в Канаде и Аргентине.

Для Черчилля вопрос о содействии еврейским национальным чаяниям встал в полный рост уже буквально через несколько дней после его вхождения в правительство – и за три недели до всеобщих выборов, проведенных в результате отставки правительства А. Бальфура. Это случилось, когда на второй день Рождества 1905 года, в «день подарков»[2]2
  День, когда слуги и посыльные получают по традиции подарки. – Прим. перев.


[Закрыть], к нему обратился видный деятель еврейской общины доктор Джозеф Дальберг, секретарь группы манчестерских «территориалистов», с просьбой поддержать идею о предоставлении для целей эмиграции одну из британских колоний. Черчилль ответил Дальбергу письмом, в котором отмечал «многочисленные и серьезные трудности, возникающие при реализации плана создания самоуправляющейся еврейской колонии в британской Восточной Африке – трудности, связанные с различием во мнениях среди самих евреев, с сомнительной пригодностью обсуждаемой территории для устройства подобных поселений, и трудности, связанные с общими проблемами государственной политики, с которыми неизбежно столкнется реализация подобного плана».

При этом Черчилль показал себя твердым сторонником национальных чаяний евреев, подчеркнув в письме «территориалистам»: «Я признаю высокую привлекательность идеи создания безопасного постоянного дома под флагом терпимости и свободы для рассеянного и угнетаемого народа. Этот план гораздо привлекательнее любого проекта индивидуальной колонизации территории, что должно обеспечить ему поддержку со стороны тысяч людей, которые будут готовы с энергией и энтузиазмом включиться в его реализацию и стать его движущей силой». Однако при этом Черчилль подчеркивал, что ради успеха этого предприятия необходим «конкретный детальный план действий, который был бы поддержан видными личностями и достаточными финансовыми средствами».

Но в сионистском движении к тому времени одержали верх те силы, которые хотели образовать еврейский национальный очаг в Палестине и нигде больше, в результате чего фокус национальных надежд евреев снова сместился в сторону находящегося под властью Турции региона между Средиземным морем и рекой Иордан, где к 1905 году было создано, в основном усилиями русских евреев, уже полсотни еврейских поселений.

В начале 1906 года Черчилль опубликовал двухтомную биографию своего отца. Этот труд Уинстона Черчилля был удостоен исключительно враждебной рецензии в газете «Дейли телеграф». Анонимный рецензент описывал отношение лорда Рэндольфа Черчилля к своим друзьям как «часто отталкивающее, а порой даже бесчестное; он вообще с большой небрежностью относился к правде». Самого У. Черчилля автор рецензии остро критиковал за «многочисленные ляпсусы, продиктованные дурным вкусом, которых набралось уже слишком много на протяжении его карьеры».

Прочитавший эту анонимную рецензию кузен Уинстона Черчилля, девятый герцог Мальборо, был возмущен поступком издателя газеты – еврея по имени Гарри Леви-Лоусон, который допустил подобную публикацию. Он написал Уинстону, что намерен «призвать этого грязного еврейчика к суровому ответу».

В своем письме в «Дейли телеграф» девятый герцог Мальборо писал, что автор рецензии использует в нападках на покойного «совершенно не английские приемы». Посылая копию письма Уинстону Черчиллю, герцог Мальборо пояснял: «Я надеюсь, что слова «не английские» будут поняты внимательными читателями моего письма». Он добавлял, что сознательно воспользовался этой возможностью подвергнуть Леви-Лоусона «публичному оскорблению. Я не позволю евреям утверждать, что члены моей семьи бесчестны, не ответив им крепче, чем они ожидают».

«Дейли телеграф» принесла свои извинения. Герцог Мальборо продолжал изливать гнев, написав Черчиллю: «С евреями нельзя обращаться столь же доброжелательно, как это принято между христианами». Черчилль не откликнулся; он был плотно занят предстоящими выборами. 12 января его избрали членом парламента от либеральной партии по северо-западному округу Манчестера.