Текст книги "Добрые феечки Нью-Йорка"

Мартин Миллар
Добрые феечки Нью-Йорка

– Самое важное дело в моей жизни, – говорила Керри, – составление цветочного алфавита. Это непросто: некоторые цветы встречаются очень редко, а некоторые вообще никому неизвестны, особенно в Нью-Йорке. Но когда я составлю этот алфавит целиком, произойдет много-много хорошего… Прежде всего, это будет очень красиво. Кроме того, не исключено, что он поможет от того странного недуга, который меня точит, потому что древний кельтский алфавит цветов должен обладать огромной силой. А еще он станет мощнейшим оружием против Кэла, который, не сдержав своего обещания обучить меня всем гитарным соло «Нью-Йорк Доллз»,[1]1
  «New York Dolls» – американская прото-панк-рок-группа, в своем классическом составе существовавшая с 1971 по 1977 гг. – Здесь и далее прим. редактора.


[Закрыть] показал себя ничтожнейшей формой жизни. Когда мой алфавит получит главный приз Ассоциации искусств жителей Восточной 4-й улицы, Кэл будет просто раздавлен.

Медсестра улыбнулась Керри, ловко вставила ей в рот градусник и занялась подготовкой к операции.

Один

Динни, ожиревший человеконенавистник, был худшим скрипачом Нью-Йорка, но, тем не менее, отважно упражнялся в игре, когда в окно его комнаты на четвертом этаже ввалились две очень милых феечки, которых немедленно стошнило на ковер.

– Простите, – сказала одна.

– Ничего страшного, – сказала другая. – Наверняка для людей фейская рвота пахнет чудесно.

Однако к этому моменту Динни уже вылетел на лестницу и отмахал два этажа вниз, продолжая набирать скорость.

– В мое окно только что влетели две феи, и их стошнило на ковер! – вопил он, выбегая на 4-ю улицу. Он не сразу понял, как звучат его слова со стороны, но тут мусорщики, сгибавшиеся под тяжестью мешков у мусорной машины, встали и засмеялись над ним.

– Как-как ты сказал?

– Там… наверху… – выдохнул Динни. – Две феи… в килтах… со скрипками… у них еще сабельки… килты такие зелененькие…

Мусорщики уставились на него. Динни замолчал на полуслове.

– Эй! – крикнул бригадир. – Оставьте этого малахольного педика и валите работать! Давайте, живо!

– Нет, честно, – возмутился Динни, но слушателей уже не было. Он бросил безнадежный взгляд им вслед.

Не поверили, подумал он. Не мудрено. Я и сам не верю.

На углу четыре пуэрториканца пинали теннисный мяч. Они посмотрели на Динни с жалостью. Поняв, что его унизили при свидетелях, он живо пришел в себя и шмыгнул обратно в подъезд старого театра, который располагался на первом этаже его дома. Комната Динни была на самом верху, до нее четыре пролета, но он застыл перед лестницей в нерешительности.

– Я ценю свой покой, – проворчал он. – И душевное равновесие.

Он решил сходить за пивом в продуктовый напротив.

– Но если, вернувшись, я обнаружу у себя в комнате двух фей, я за себя не ручаюсь.

А тем временем еще пять фей и эльфов, в сильном смятении, вызванном воздействием пива, виски и колдовских грибов, в диком страхе и пьяном чаду бежали от хаоса Парк-авеню в относительный покой Центрального парка.

– Это какой же район Корнуолла? – выл Падриг, чудом уворачиваясь от колес тележки, которую толкал перед собой продавец жаренных в меду орехов.

– Да Богиня его знает, – откликнулся Браннок и поспешил на выручку Тюльпанке, которая запуталась в поводьях лошади, катавшей посетителей.

– Кажется, у меня все еще глюки, – простонал Падриг при виде толпы бегунов, которая неминуемо поглотила бы его, если б Мейв не увлекла вовремя всю компанию в ближайшую рощицу.

Все в изнеможении растянулись на спокойном клочке земли.

– Здесь нам ничего не угрожает?

Вокруг по-прежнему стоял шум, но людей, по счастью, видно не было. Для большинства людей феи невидимы, но такая куча спешащих ног представляет известную опасность.

– Думаю, нет, – сказал Браннок – он был старше всех кем-то вроде вожака. – Но я начинаю подозревать, что мы уже не в Корнуолле.

Тут к ним присоединилась белочка.

– Добрый день, – сказал Браннок вежливо, несмотря на жуткое похмелье.

– Кто вы такие, черт возьми? – спросила белка.

– Мы – феи, – ответил Браннок, и белка так и покатилась со смеху, потому что нью-йоркские белки – существа циничные и в фей не верят.

А тем временем все на той же 4-й улице Динни хорошенько хлебнул мексиканского пива, поскреб пухлый подбородок и уверенной походкой направился домой, полностью убедив себя, что ему все только привиделось.

На его кровати мирно спали две феи. Динни помрачнел. На психиатра у него точно денег не было.

Два

А в доме через дорогу, в мягкой постели из старых подушек, просыпалась Керри. Мало того, что Керри сама была чудо как хороша, она и любой старый лоскут легко превращала в прелестную подушечку, красивую шляпку или нарядную жилетку.

Она была талантливым художником и выдающимся скульптором, прекрасно пела и писала, виртуозно воровала в магазинах, а, кроме того, всерьез занималась коллекционированием цветов. Еще она самозабвенно играла на гитаре, хотя звук при этом был ужасный.

Ее любили практически все, и все же в это утро она была несчастна. Причин тому было несколько. Во-первых, в новостях по телевизору сообщали об ужасном наводнении в Бангладеш, причем показали тела погибших, отчего она страшно расстроилась. Во-вторых, она страдала хроническим недугом. В-третьих, ее удручало то, что она плохо играла на гитаре. День-деньской разучивала она соло из «Пиратской любви» Джонни Тандерса,[2]2
  Johnny Thunders (Джон Энтони Гензале-мл., 1952–1991) – американский рок-гитарист и певец, в составе «Нью-Йорк Доллз» играл с 1971 по 1975 г.


[Закрыть] но у нее ничего не получалось.

В-четвертых – и на нынешний момент это заслоняло все остальное, – она никак не могла решить, что лучше смотрится в ее волосах: гвоздики или розы. Прическа Керри примерно восходила к картине Боттичелли, а в этом случае все решает выбор цветов.

Она мрачно сидела перед зеркалом, примеряя то один, то другой цветок, горько размышляя о том, что незачем было красить волосы в роскошный серебристо-голубой цвет, если все равно приходится так страдать.

Работа над составлением алфавита продвигалась: на данный момент у Керри было пятнадцать цветов из двадцати семи.

В доме через дорогу просыпались феи.

– Где же наши друзья? – пробормотала Хизер, отбрасывая золотистые волосы с прекрасных глаз.

Динни злобно уставился на нее.

– Не знаю, что вы такое, – сказал он, – и знать не хочу. Кто бы вы ни были, убирайтесь ко всем чертям из моей комнаты и оставьте меня в покое.

Динни Макинтош не славился особой вежливостью. Он вообще ничем не славился, кроме хамства, нетерпимости и огромного аппетита.

– Меня зовут Хизер. Я – фея чертополоха. А это Мораг. Нельзя ли попросить у вас стакан воды?

– Нет! – рявкнул Динни. – Нельзя. Проваливайте!

– Как ты с нами разговариваешь? – возмутилась Хизер, опершись на крохотный локоток. – У нас на родине любой счел бы за честь поднести нам стакан воды. Да стоит нам только показаться человеку, он потом еще много лет только об этом и говорит. Мы появились перед тобой лишь потому, что услышали, как ты играешь на скрипке шотландский мотив.

– Из рук вон плохо, – прервала ее Мораг, слегка проснувшись.

– Да, – подтвердила Хизер. – Из рук вон. У этой скрипки интересное звучание, но, честно говоря, это было худшее исполнение «Туллохского рила», которое мне доводилось слышать в жизни, а это о чем-то да говорит. Невероятно – даже сын кузнеца на моей родине в Крукшанке, и тот играл лучше, а я бы ни за что не подумала, будто это возможно.

– Не так уж я плохо играю, – возмутился Динни.

– Очень плохо. Просто ужасно.

– А вас никто и не звал слушать, – проворчал Динни.

– Но ты не расстраивайся, – продолжала Мораг, вертя в руках свою крошечную скрипку. – Мы тебя научим, как нужно. Мы – добрые феи и всегда рады помочь. А теперь, будь так добр, принеси нам, пожалуйста, воды.

– Привет, – промурлыкала обнаженная женщина с экрана телевизора, поглаживая грудь телефонной трубкой. – Это Сладкие Сливки, мы сосем и даем так, что оближешь не только пальчики. Наш телефон: 970-В-Д-У-Й.

– Похоже, у меня все еще глюки, – сказала Мораг. – Клянусь, больше никогда не притронусь к колдовским грибам. Ну разве что в медицинских целях.

Динни решительно подошел к кровати и громовым голосом заявил, что Хизер и Мораг должны немедленно выметаться вон, и что в фей он не верит. Феи весело рассмеялись.

– Какой ты забавный, – проговорила Хизер сквозь смех, но смех подорвал то хрупкое равновесие, что наступило в похмельном организме, и ее снова вырвало – теперь на руку Динни.

– Ну теперь-то он в нас точно поверит! – воскликнула Мораг.

– Ничего страшного. Наверняка для людей фейская рвота пахнет чудесно.

С тем они обе погрузились в сон, и никакая ругань Динни уже не могла их разбудить.

Три

Нью-Йорк кишмя кишел бездомными. На каждом перекрестке стоял нищий с пустым взглядом и без особой надежды на успех клянчил у прохожих милостыню. Каждый парк пестрел самодельными полиэтиленовыми палатками и вонючими одеялами, свернутыми в виде спальных мешков. Жизнь этих бездомных совершенно беспросветна. Никакие государственные дотации никогда не позволят им подняться на ноги. Никаких благотворительных фондов не хватит, чтобы дать им кров. Никакой работодатель не примет их на службу, пока у них нет жилья или, по крайней мере, чистой одежды, а разве может быть чистая одежда у того, кто с утра до ночи истекает потом на жаре в парке? Им оставалось лишь кое-как влачить свое существование и ждать конца, который наступал совсем не так скоро, как того хотелось бы добропорядочным жителям Нью-Йорка.

Один бездомный старик присел отдохнуть на 4-й улице, вздохнул, прикрыл глаза и умер.

– Еще один, – пробормотала Магента, явившись на сцену. Она и сама была нищей, хотя и сравнительно молодой. – Эдак у меня вовсе не останется войска!

Она отдала честь павшему и побрела по Бродвею, зорко поглядывая по сторонам, не мелькнет ли где персидская конница. Армия Артаксеркса пока далеко, и Магента могла особенно не беспокоиться, но слишком уж глубоко проникла она в тыл врага, поэтому следовало быть начеку.

А тем временем в Англии, в Корнуолле, король Тала был крайне озабочен побегом Тюльпанки и Лепестка. Дети были его законными наследниками, и мятежники уже распустили слух, дескать они могут стать подходящей заменой королю.

– Разыскать, – приказал он Магрису, своему главному инженеру. – И доставить сюда.

Конечно, король фей и эльфов Корнуолла не мог предположить, что в это время двое беглецов пытались продрать глаза в пустой комнате на 4-й улице.

Проснувшись, они тут же принялись ругаться.

– Ох, как мне плохо.

– Сама виновата, – сказала Мораг. – Вон как тебя рвало грибами и виски.

– И кто это говорит! А кого стошнило на новый килт?

– Тебя, не меня же. Ты вообще пить не умеешь. Как в известной поговорке: Макинтошам ни скрипки, стакана виски давать нельзя.

– Нет такой поговорки.

– У нас в клане все так говорят.

– Мораг Макферсон, ты меня в могилу сведешь. Учти: если ты еще раз выскажешься в подобном тоне о том, как Макинтоши играют на скрипке, то я сама сведу тебя в могилу!

– А играют они так, что и высказываться-то не о чем.

Они злобно уставились друг на друга.

– А где остальные?

– Не знаю. Они пропали, когда ты отключилась, и мне пришлось с тобой возиться.

– Я не отключалась, это ты отключилась! Макферсоны вообще пить не умеют.

– Да любой Макферсон пьет лучше всех Макинтошей вместе взятых!

Ссора нарастала бы до бесконечности, если бы не суровое похмелье. Хизер пробормотала забытое шотландское ругательство и скатилась с кровати, потирая виски. Подошла к окну. У фей чертополоха крылышки вообще не приспособлены для долгих полетов, а уж теперь, ослабленная грибами, пивом и разницей часовых поясов, Хизер еле смогла вспорхнуть на подоконник.

Наконец ей удалось выглянуть в окно. Внизу простиралась Восточная 4-я улица, и Хизер чуть не поперхнулась. Для шотландской феи чертополоха, привыкшей к холмам, долинам, да деревеньке Крукшанк, вид был просто потрясающий. Повсюду люди и машины, дети, собаки, шум и на двадцати ярдах – по крайней мере, десять магазинов. В Крукшанке магазин был один, а машин почти не было.

– Что это за место? Где мы?

Мораг уже сидела рядом. Одного трезвого взгляда на новую обстановку было достаточно, чтобы забыть о перепалке. Она сжала руку Хизер.

– Наверное, это город.

– Что такое «город»?

– Ну, такой большой поселок. Как если собрать вместе много-много деревень. Я думаю, мы в Глазго.

– Но мы же были в Корнуолле, – возразила Мораг. – Разве Корнуолл близко от Глазго?

Хизер покачала головой. Вообще-то, ей так не казалось, но она, как и Мораг, была не сильна в географии. С тех пор, как они покинули Шотландию, никто из них не знал толком, где они находятся.

Они стали разглядывать улицу, по которой, расталкивая малышей, громко топал какой-то оборванец с полиэтиленовым пакетом.

Оборванцем был Джошуа. Он гнался за Магентой, сбежавшей с его рецептом Фицройского Коктейля, в состав которого входят гуталин, денатурат, фруктовый сок и секретная травяная смесь.

Джошуа только было выследил ее на Первой авеню, но тут она нырнула в метро, и он потерял ее из виду. Магента была искусным противником, но рецепт был самой большой ценностью Джошуа, и он ни за что не хотел отступать.

– Что случилось с нашими друзьями? Где Браннок, Мейв, Падриг, Тюльпанка и Лепесток?

Ответить на это невозможно. Они могли быть в любом уголке этого городе. Обе феи мало что помнили, кроме того, что проснулись в огромной тряской машине, а потом их вышвырнули на улицу в ящике с пивом. Их друзей машина, видимо, увезла куда-то в другое место. Они снова принялись спорить, кто из них виноват.

– Так, ну-ка живо отсюда! – В комнату с топотом ввалился Динни. – И чтобы духу вашего тут не было!

– Да что с тобой такое? – удивленно спросила Хизер, тряхнув золотыми волосами. – Людям полагается радоваться, восторгаться и считать за честь, если они встречаются с феей. Они прыгают, кричат: «Фея! Фея!» – и смеются от счастья. И совершенно не требуют, чтобы фея живо убиралась из их комнаты и духу ее не было.

– Ну так добро пожаловать в Нью-Йорк, – огрызнулся Динни. – А теперь проваливайте.

– Ладно, – сказала Хизер. – Мы уйдем. Но потом и не думай прибегать в слезах, если на весь твой род падет проклятие до седьмого колена.

– Или даже до тринадцатого.

Феи посмотрели друг на друга. Из-за плиты выглянул таракан и пошел своей дорогой.

Мораг из них двоих отличалась большей рассудительностью, поэтому и попыталась смягчить ситуацию.

– Разрешите представиться. Я – Мораг Макферсон, фея чертополоха из Шотландии.

– А я – Хизер Макинтош, фея чертополоха. Лучшая скрипка Шотландии.

– Что? – возмутилась Мораг. – Это я лучшая!

Хизер так и покатилась со смеху.

– Да как ты можешь смеяться над моей игрой! Я – Мораг Макферсон, лучшая из лучших, – продолжала темноволосая фея.

– Так, а я – Динни Макинтош, и вы обе можете проваливать.

Теперь и Мораг затряслась от смеха.

– Что смешного?

– Он тоже Макинтош, – фыркала Мораг. – Не удивительно, что он так плохо играет на скрипке. Всем Макинтошам медведь на ухо наступил.

Хизер помрачнела.

– Он ведь только начинающий, – сказала она, но Мораг уже хохотала в голос. Это ж надо, как все обернулось! Ну вот, теперь ясно, кто прав.

– Не смей потешаться над Макинтошами! – возмутилась Хизер, которая не могла видеть, как оскорбляют ее род. – Макинтош, даже если он человек, стоит больше, чем какой-то лживый Макферсон!

– Не смей называть Макферсонов лживыми! – завопила Мораг.

Зеленые глаза фей так и сверкали.

– Эй, послушайте, – попытался вставить слово Динни, но на него никто не обратил внимания.

– Ты – лживая. Лживая, гнусная, мерзкая, никудышняя…

– Хизер Макинтош, я не желаю тебя больше видеть! – И с этими словами Мораг выпрыгнула в окно.

Наступила тишина.

Хизер мрачно молчала. С перекрестка доносились крики футболистов.

– Набери 970-С-О-С-И и получишь самый жаркий секс по телефону в Нью-Йорке, – шептала обнаженная женщина с экрана телевизора.

– Я заблудилась в чужом городе, меня бросила лучшая подруга, и все это – из-за твоего дурацкого пиликанья, – проговорила Хизер и разрыдалась.

Четыре

– Да, – призналась Керри, засовывая пару перчаток под жилетку. – Меня действительно, бывает, тянет своровать что-нибудь в магазине.

– А почему? – допытывалась Мораг. – Это, клептомания, да? Я про такое в газете у людей читала.

– Нет, просто меня бесит, что вокруг столько чудесных вещей, а я не могу их купить.

– У тебя нет денег?

Это было правдой.

– И настроения часто нет тоже. Но с тех пор, как ты появилась, я стала гораздо больше радоваться жизни. – Выйдя из магазина, Керри с удовольствием примерила новые перчатки.

Поссорившись с Хизер, Мораг перелетела через дорогу, и там ей посчастливилось встретить Керри, одного из немногих в Нью-Йорке представителей человеческого рода, способных видеть фей.

Любой, кто знал Керри, с ее длинными серебристо-голубыми волосами, хипповскими нарядами, цветочным алфавитом и донкихотским желанием играть гитарные соло «Нью-Йорк Доллз», совершенно не удивился бы, узнав, что она может видеть фей. Скорее, поразился бы, что она до сих пор ни одной не видела.

Они с Мораг подружились сразу и теперь частенько вместе ходили по магазинам, чтобы что-нибудь стянуть. Керри кормила Мораг, снабжала ее виски и слушала, как та играет на скрипке или рассказывает истории. Кроме того, излагала все тонкости цветочного алфавита и причины своей любви к «Нью-Йорк Доллз», а также обязанности отомстить Кэлу, вероломному гитаристу, репетировавшему со своей группой в старом театре через дорогу.

– Месть моя будет ужасна и совершенна, – делилась она с Мораг. – Он еще пожалеет, что пообещал обучить меня всем гитарным соло с первого альбома «Нью-Йорк Доллз», а потом так позорно меня кинул. Подумать только, мне пришлось трахаться с отвратным и скучным гастрольным менеджером, чтобы только заполучить гитару.

– Правильно, – поддержала ее Мораг. – Задай ему жару.

У Керри было припасено несколько способов мести, но основной расчет она возлагала на разгром Кэла в борьбе за приз Ассоциации искусств жителей Восточной 4-й улицы.

– Они собираются поставить в этом театре «Сон в летнюю ночь», – пояснила она. – Кэл у них режиссером. Воображают, что в этом году получат первый приз. Не дождутся! Приз получу я. За радикально новую версию древнекельтского алфавита цветов, составленного заново впервые за много веков. Это будет просто здорово, потому что я обожаю цветы. В детстве я их брала с собой в постель.

– Я тоже, – сказала Мораг.

На 4-й улице нищий попросил у них милостыню.

– К сожалению, денег у меня нет, – сказала Керри. – Но возьмите вот это.

– Что ты ему дала? – спросила Мораг.

– Открытку с «Венерой и Марсом» Боттичелли, – ответила Керри. – Это очень красивая картина.

Мораг не вполне поняла, как это поможет голодному нищему, но Керри заверила ее, что картина принесет ему много добра.

– Будь у людей побольше чудесных картин Боттичелли, в мире было бы гораздо меньше бед. Когда я украшаю волосы цветами, я смотрю на «Весну», самую потрясающую картину на свете.

– Так, давайте по порядку, – сказал Спиро, предводитель белок Центрального парка, который явился с визитом к странным существам по наводке своих подчиненных. – Вы называете себя феями. Невидимы для большинства людей. Приехали из какого-то Корнуолла. Счастливо жили там, пока некий эльф с технической жилкой по имени Магрис не изобрел паровой двигатель, вызвав промышленную революцию во всем фейском сообществе. В результате ваш король Тала стал перемещать вполне довольных жизнью фей с полей и огородов на заводы и фабрики, и таким образом очень быстро построил королевство бедных и угнетенных фей, со всеми необходимыми атрибутами, вроде тайной полиции и выездных виз. Пока все верно?

Браннок и остальные согласно закивали.

– Вследствие чего вы, интересуясь исключительно игрой на музыкальных инструментах и поеданием грибов и совершенно не желая работать на заводе по двенадцать часов в день, при споспешествовании двух ирландских фей бежали в Ирландию. По дороге вы встретили двух шотландских фей, которые сначала утверждали, что их изгнали из города за исполнение песен группы «Рэмоунз»[3]3
  The Ramones (1974–1996) – американская панк-рок-группа.


[Закрыть] в переложении для скрипок, а потом – и вообще из страны за какое-то другое правонарушение, в котором наотрез отказались признаваться. Далее вы вместе нашли поляну с колдовскими грибами и все их съели. Вместо того чтобы бежать дальше.

– Мы очень устали.

– Ну ясно. После этого вы выпили несметное количество виски и пива, а потом вы неким образом попали в грузовик и после это вы помните только, как вас везли по Пятой авеню, предварительно поместив, очевидно, в грузовой самолет. Все верно?

Феи печально кивнули. Центральный парк был получше, чем безумные улицы, которые его окружали, но все равно здесь было совсем не так, как дома.

– Ну, не унывайте, – сказал Спиро. – Не все так плохо. По крайней мере, вы приземлились в Америке. Язык вы более-менее знаете. Успокоитесь, придете в себя, и что вам помешает пробраться в аэропорт Кеннеди и сесть на самолет, который доставит вас прямехонько домой?

– Домой нам нельзя. Король Тала приказал нас убить.

– Тогда, похоже, вы тут застряли. Ну и что плохого? Нью-Йорк – отличный город, вам тут понравится.

А где-то неподалеку от мэрии Магента остановилась пообедать. Она развернула недоеденную пиццу, которую нашла на скамейке по дороге, и принялась за еду. Осторожно.

Она не сомневалась, что Тиссаферн где-то близко. Тиссаферн командовал персидской кавалерией. Войска Магенты состояли в основном из гоплитов и пелтастов,[4]4
  Гоплиты – воины древнегреческой тяжеловооруженной пехоты в V–IV вв. до н. э., вооруженные длинными копьями и короткими мечами, щитами, в панцирях, шлемах и т. д. Пелтасты – вид древнегреческой пехоты в V–IV вв. до н. э., сочетавший качества тяжелой и легкой пехоты, вооружены дротиками и короткими мечами, защитное снаряжение – шлем, панцирь, легкий кожаный щит-пелта и т. д.


[Закрыть] поэтому она должна была действовать осмотрительно, чтобы противник ее не перехитрил. Магента поднялась и продолжила путь по Бродвею.

Снаружи светило солнце. А внутри Керри с Мораг пили горькую. Керри это было совсем не на пользу, она и так очень ослабла от своего недуга, но зато настроение поднималось.

– Двое за два дня, – задумчиво пробормотала она. Эти слова относились к очередному нищему, который прилег на тротуаре за окном и умер. Они с Мораг разложили цветы вокруг покойника и вызвали «скорую». Обессилев, Керри прилегла на кровать и спросила Мораг, почему та вечно ругается с Хизер.

– Во-первых, потому, что она из клана Макинтошей, а я – из Макферсонов, – пояснила Мораг. – А между этими кланами с давних пор существует непримиримая вражда. Я тебе потом расскажу. Но Хизер и без того с самого начала была подозрительной личностью… Это было давным-давно, когда мы были детьми, или малыми, как говорят у нас в Шотландии. Матери привели нас на большое состязание фей в игре на волынке и скрипке. Там были оба клана. Состязание происходило рядом с Тисовым холмом, вблизи города Инвернесс… Моя мать рассказывала, что в стародавние времена состязание это проводили на самом холме – тогда внутри жила Королева Фей, но теперь люди устроили на этом холме кладбище. На нем похоронен Томас-Рифмач. Он был знаменитым шотландским пророком и большим другом фей, жил примерно в Х веке. Или в XI-м. А, может, в XII-м. Или еще когда-то, не помню. Короче, там сделали кладбище, и мы не могли на нем больше встречаться. Теперь мы много куда не можем ходить – и все из-за людей. Но местность хорошая, красиво, и добираться всем кланам удобно… Помню, по дороге туда мы миновали Куллоден. Про него много чего рассказывают, но все истории эти чрезвычайно болезненны для шотландцев, поэтому я сейчас не буду пересказывать. Так вот, фестиваль проходил чудесно. Съехались самые лучшие волынщики и скрипачи, певцы и жонглеры, акробаты и сказочники, мастера скачек – в общем, все-все, нарядные, разукрашенные и веселые… – Мораг улыбнулась, вспоминая празднество. – Я просто сгорала от нетерпения, потому что мать записала меня на конкурс юных скрипачей. Я должна была в первый раз играть перед зрителями не из своего клана. Весь год репетировала. Я собиралась играть «Туллохгорум». Тот самый напев, который я играла тогда у тебя под окном. Не хочу показаться нескромной, но своим исполнением «Туллохгорума» я нынче известна всему шотландскому фейскому сообществу. Это знаменитейший стратспей, разновидность шотландского рила,[5]5
  Стратспей – парный шотландский танец с резкими движениями; музыка с четырехчастным тактом (от шотл. Strath Spey – долина р. Спей). Рил – быстрый хороводный танец шотландских горцев (обычно на музыку с четырехдольным тактом).


[Закрыть] но его ужасно трудно играть хорошо. Скрипачке можно прославиться на всю Шотландию лишь тем, как она ее играет. Робби Бернс, величайший поэт всего мира, называл ее Королевой Песен. – Мораг засмеялась. – Мать хотела, чтоб я играла что-нибудь попроще, но я была хоть и тихой малой, но упрямой. И, сказать по правде, хотя там и были все самые знаменитые скрипачи, игравшие на конкурсах весь день, а ради удовольствия еще и всю ночь, и многие исполняли этот напев, я так и не услышала, чтоб у кого-нибудь вышло лучше, чем у меня… К началу конкурса юных скрипачей я была вся как на иголках. Мать моя, которая, несмотря на многие свои недостатки, в скрипке понимала, влила мне в рот пару капель виски и велела проглотить. От виски я совершенно успокоилась, а когда услышала, как играют другие конкурсанты, поняла, что играю лучше всех. Наконец, настала моя очередь, и я уже совсем было исполнилась уверенности, как вдруг вышла какая-то бледная и хворая феечка с непонятными золотыми волосами и заиграла. «Туллохгорум» заиграла, и никто на этом фестивале пока не играл его лучше. Публика неистовствовала. Я, естественно, была в ярости.

– Ну естественно, – согласилась Керри. – Что за подлость.

– Вот именно. И я б непременно пала духом, если бы по килту, в котором была блондинка, не догадалась, что она из Макинтошей, а я не могла допустить и мысли о том, что меня обыграет какая-то Макинтош. На кон поставлена честь моего клана. К тому же, вообразить страшно, в какое бешенство пришла бы моя мать… И я вышла вперед, закрыла глаза и заиграла. И как, ты думаешь, я сыграла?

– Как?

– Потрясающе! Это была сенсация. Лучшее исполнение «Туллохгорума» за последние сто лет, как сообщали потом независимые источники.

– Ну и ты выиграла?

– Нет, первое место поделили между мной и Хизер. Ее пожалели, потому что она была такая бледная и болезненная. К тому же, ходили слухи, что Макинтоши подкупили жюри. Но я уже готова была поделить с ней первое место, как вдруг – хочешь верь, хочешь нет – Хизер и ее мать заявляют, что на самом деле лучшей была Хизер, а это клан Макферсонов подкупил жюри! Можешь себе представить?

– И что было дальше?

– Я кинулась на Хизер, твердо вознамерившись ее прикончить. К несчастью, оказалось, что она только с виду такая хилая, и завязалась страшная драка. Когда нас растащили, у обеих были синяки, царапины и выбитые зубы. Вот после этого мы и подружились.

– Вот так сразу?

– Да. В конце концов, мы же лучшие скрипачки. И пока фея-знахарка перевязывала наши раны, мы успели приглядеться друг к другу и как-то незаметно сошлись. Вот так мы и познакомились с Хизер. И наши замечательные скрипки тоже оттуда. Это были наши призы. Но она так и не признала, что я играла «Туллохгорум» лучше.

– И из-за этого подспудного конфликта вы и ссоритесь все время?

Мораг не вполне понимала, что значит «подспудный конфликт», но согласилась, что в нем, вероятно, все и дело.

– А еще она утверждает, что это ей пришло в голову создать радикальную кельтскую группу, хотя на самом деле это была моя идея. Я первая услышала «Рэмоунз». У сына кузнеца были первые три их альбома. – Мораг задумалась. – И вот теперь я в Нью-Йорке, родном городе «Рэмоунз». Это судьба – ведь мы уехали из Крукшанка отчасти потому, что все феи ополчились на нас за наши гранж-панковские версии шотландских рилов и за наши драные килты. То, что мы волосы красим, им тоже было не по нутру.

Она взяла скрипку и заиграла классический «Туллохгорум», звучавший очень величественно, а потом занялась разбором гитарной партии для «Плохой девчонки» «Нью-Йорк Доллз». Разобравшись, можно было бы научить и Керри, хотя дело это, видно, не из легких, ведь Мораг не играет на гитаре, а у Керри нет никакого музыкального образования.

– И ведь Кэл, жалкий ублюдок, это играть умеет! – проворчала Керри, и глаза ее горели ненавистью.

В доме через дорогу Динни выглянул в окно.

– Забавно, – пробормотал он. – Могу поспорить, там только что кто-то играл на скрипке.

– Не обращай внимания, – сказала Хизер. – Просто кошка в течке орала. Послушай, а ты уверен, что у тебя не найдется даже малюсенькой капельки виски?