Текст книги "Зеркальный вор"

– Нет, сэр. Я знаю, как это делается, но сам никогда не пробовал.

Кагами медленно пережевывает мясо, затем споласкивает рот водой и запивает вином.

– Представь такую ситуацию за столом блэкджека: у тебя все на мази, – здесь я говорю не об удаче, а о надежном подсчете, когда ты отследил перетасовку, имеешь перед собой слабого крупье, а большая часть колоды уже сдана, – и вот тут наступает момент твоего полного контроля над игрой. Ты знаешь свои карты, знаешь карты крупье и даже, исходя из базовой стратегии, можешь предугадать действия другого игрока, вплоть до выхода подрезной карты. Мне очень трудно описать это чувство. Оно сродни…

Тут Кагами поднимает глаза к потолку, как будто высматривает нужное слово, витающее в воздухе над ними. Лицо его оживляется и в то же время выглядит очень старым; солнечные искры вспыхивают на его золотых перстнях, в стеклах очков и в тонких черных волосах, а в густо-синем небе позади него уже проглядывают первые звезды.

– …всемогуществу, – продолжает он. – И знаешь, малыш, это чувство может сотворить с твоими мозгами презабавные вещи. Очень легко обмануться и поверить, что весь мир – просто большая игра в блэкджек, и тебе достаточно лишь это осознать, уловить соответствия и научиться считать карты. Даже лучшие игроки – надеюсь, ты не сочтешь меня бахвалом за причисление к таковым и себя, – даже лучшие крайне редко достигают этого самого момента всемогущества. А Стэнли в нем живет. Он живет в этом моменте безвылазно. И я думаю, что как раз это постепенно свело его с ума.

Кёртис не знает, что сказать. Он только кивает и смотрит вдаль.

– Я не очень-то убедителен, – говорит Кагами. – Ну и пусть, не суть важно. Главная моя мысль, Кёртис, заключается вот в чем: нельзя недооценивать способность человека верить в невероятное. Для примера взгляни хотя бы туда.

Кагами тычет большим пальцем в сторону мормонского храма.

– Люди в этом здании верят, что Америка была впервые заселена потомками пропавших колен Израиля. А твой отец считает, что белая раса была создана каким-то зловещим ученым-экспериментатором. Никогда не предугадаешь, за какую соломинку ухватится тонущий разум. Так что, малыш, не особо рассчитывай на встречу с прежним Стэнли, каким ты его помнишь.

Кёртис несколько секунд раздумывает над его словами.

– Я считаю так, – говорит он. – Возможно, Стэнли свихнулся. А может быть, и нет. Возможно, это он собрал команду, обчистившую «Точку», а может быть, и нет. Все это не имеет для меня большого значения. А имеет значение другое: скрывается он от меня или нет. Если скрывается, у меня нет никаких шансов его найти. А если нет, он будет не прочь со мной встретиться.

Внезапный порыв ветра, слетев с вершины горы, треплет скатерти и сбрасывает с края стола пустой поднос; где-то неподалеку удивленно каркает ворон. Впервые со времени приезда сюда Кёртис радуется тому, что надел теплую куртку.

Кагами улыбается. Это дружелюбная улыбка, без тени ехидства, но она может быть лишь прикрытием.

– Что ж, удачи тебе, малыш, – говорит он. – Если Стэнли объявится, я передам, чтобы он тебе позвонил.

– Буду очень признателен.

Ворон взлетает на каменный парапет непосредственно за спиной Кагами и с самодовольным видом чистит клювом перья. Затем каркает, и его хриплый голос эхом разносится по темнеющей долине. После этого он взмывает в воздух, делает пару кругов и поднимается к вершине, откуда ранее прилетел.

Кёртис кивком указывает на ворона.

– Удачное экзотическое дополнение, – говорит он. – Как вы приучили этих птиц залетать в ресторан?

– Приучили? – Кагами смеется. – Боже, да мы никак не можем от них отделаться! Они жили здесь до того, как мы начали закладывать фундамент. Отсюда и взялась эмблема казино. Наш босс называет их Биллом и Мелиндой. Но лично я не могу разобрать, кто из них кто.

Кагами вновь принимается за еду; его нож и вилка тихонько постукивают по тарелке.

– Был еще и третий, – говорит он, готовясь отправить в рот очередной кусок. – Но он был слишком наглым и агрессивным. Любил всякие блестящие вещицы и запросто мог сесть на стол перед самым твоим носом. А некоторые из наших почтенных клиенток питают страсть к ярким ювелирным украшениям… Словом, та еще была птичка. Босс назвал его Ларри Эллисоном.

– И что с ним случилось?

– Однажды рано утром я пришел сюда с зеркалом заднего вида от моей машины и «ремингтоном» двенадцатого калибра, который позаимствовал у своего приятеля. Хлоп-хлоп-хлоп крыльев, а потом: бабах! Шеф-повар приготовил для меня из старины Ларри энчиладас под соусом моле.

Кагами вытирает губы салфеткой и грустно улыбается, качая головой.

– Чертова куча мяса оказалась в этой птице. Вкус говенный. Но я всегда съедаю дичь, которую убил.

12

Один из челночных маршрутов «Живого серебра» ежечасно отправляется до Стрипа. В ожидании очередного автобуса Кёртис со стаканом содовой устраивается в тихом закутке напротив комнаты для бинго.

Жирная острая еда неважно улеглась в желудке: надо бы посетить туалет до прибытия автобуса. А пока что он пытается осмыслить информацию, полученную от Кагами, – сопоставить ее с тем, что узнал от Вероники и Деймона, выявить совпадения и нестыковки, – однако беспрестанные трели игровых автоматов мешают сосредоточиться. В конце концов он незаметно для себя переключается на наблюдение через приоткрытую дверь за тем, что происходит в комнате для бинго, привлеченный царящим там невозмутимым спокойствием.

В комнате расположились десятка два пожилых дам. Многие заполняют сразу по пять-шесть карточек, а иные умудряются по пятнадцать и даже больше, скрепляя их клеем-карандашом или липучкой. Розыгрыш ведет белая девчонка с брекетами на зубах; она объявляет выпавшие номера четким бесстрастным голосом, который упругими волнами разносится по комнате. Сам воздух кажется здесь уплотненным, лучше передающим звуки. Дамы похожи на жриц в процессе священнодействия. Голубые и розовые кудряшки подрагивают от внимательного напряжения; узловатые пальцы ловко орудуют маркерами, сжимая их на тот или иной атавистический манер. Ведущая прячет номера сразу же после того, как они были названы и продемонстрированы. Кёртис наблюдает за этим действом как зачарованный и в результате чуть не опаздывает на автобус.

Во время долгой поездки под уклон в направлении Стрипа он размышляет о Стэнли. Еще он думает о словах Кагами насчет блэкджека – об иллюзии полного контроля над игрой, – а также о бинго-старушках в тихой комнате, их поразительной сноровке в обращении с карточками и маркерами.

Все эти мысли начинают действовать на него угнетающе, а когда автобус уже подкатывает к его отелю, он отчего-то вспоминает футбольный матч в конце своего первого школьного сезона, когда он умудрился распознать готовящийся блиц еще задолго до снэпа – просто увидел его в глазах и лицах ребят из Баннекера, в манере их движения. Вспоминает внезапно снизошедшие на него спокойствие и ясность. Он вдруг ощутил себя пустым и невесомым. Дальнейший розыгрыш происходил как будто по его сценарию. Первым делом он резко отскакивает от защитного энда, стоящего против него на линии схватки, и тот падает, теряя равновесие. Теперь он свободен. Сдает еще назад, отступая в слепую зону. Активно размахивает руками. Выглядит нелепо. Но это срабатывает. И вот уже корнербек шпарит что есть сил, нагнув голову, – как ракета, нацеленная прямо в Кёртиса. Он падает на колено, упираясь рукой в газон. Слышен глухой треск, и это правильный, почти идеальный звук. Он по-своему прекрасен. Напоминает удар молотком по коробке с мелками. Боль скрючивает его, жжет изнутри. Но, даже не глядя на поле, он знает, что пас был отдан и удачно принят кем-то из своих. Рука оставалась в гипсе до февраля.

А через месяц после снятия гипса Рейгана подстрелили на выходе из вашингтонского «Хилтона», и Кёртис тогда же определился с тем, какой он хотел бы видеть свою будущую жизнь.

Ему кажется, что этот лифт никогда не остановится, с неторопливостью монгольфьера всплывая на высоту двадцати восьми этажей. Наконец лифт выпускает из своих недр Кёртиса, который уже на ходу расстегивает ремень, отпирает карточкой дверь номера, спускает штаны и срывает бумагу с рулона в хорошо продезинфицированном туалете – и все это как бы единым движением. Он еще долго сидит в ароматной темноте (мурашки по коже, едкий привкус во рту, холодный пот на затылке), прежде чем снять куртку и переложить кобуру с револьвером на мраморную раковину. Шторы на окнах в другом конце номера раздвинуты, и уличный свет, пульсирующий разными оттенками, просачивается в туалет через щель под дверью. Это напоминает Кёртису рождественские огни на елке, и он уже в который раз за день собирается позвонить жене. Пытается придумать, что ей скажет, потом воображает ее ответы и свои объяснения. Она видится ему на кухне с телефоном в руке. Возможно, греет молоко для горячего шоколада. Короткий белый халатик распахнут, на ногах пушистые красные тапочки. Форменная одежда для завтрашнего рабочего дня выглажена и теперь лежит на столике. Свободной рукой она упирается в дверцу холодильника, как будто из опасения, что та сама собой распахнется. Браслет из ракушек каури побрякивает о телефонную трубку. Брови нахмурены. Озабоченная морщинка на лбу. Эта морщинка, да еще пара колечек – вот и все, что она получила от Кёртиса за все время их брака.

«Мне очень жаль, Дани. Черт, я ужасно по тебе соскучился. Извини, сейчас не могу говорить». Ничего больше он придумать не может. Не может сообщить о своих планах, поскольку планов у него нет. Их, собственно, нет уже давно – с тех самых пор, как он после ранения вернулся из Косово, еще до их с Даниэллой знакомства. Последние пару лет он просто плывет по течению, лишь реагируя на внешние раздражители. Так что для начала надо бы разобраться с самим собой. Он спускает воду, раздевается, принимает душ, а потом ложится на кровать и начинает размышлять об этом.

Он по-прежнему думает об этом, когда оживает мобильник и на дисплее высвечивается его домашний номер в Филли. Он продолжает думать, пока телефон звонит, и после того, как он умолкает; а когда спустя минуту брякает сигнал о полученном сообщении, он все еще думает об этом.

Он включает телевизор, глушит звук и, пытаясь уследить за бегущей строкой внизу экрана, прыгает туда-сюда между Си-эн-эн, Си-эн-би-си и «Фокс-ньюс». Время от времени он погружается в дремоту. Так проходит несколько часов, и Кёртис вновь начинает испытывать голод. Он встает, одевается, запирает револьвер в сейфе и отправляется вниз, чтобы перехватить где-нибудь сэндвич.

Лифт доставляет его на второй этаж, в зону шопинга, и он шагает по темной брусчатке в ту сторону, где маячит холодный свет нарисованного неба. В пруду, завершающем крытый канал, гондольер подгоняет лодку к причалу, распевая свои песни над головами пассажиров, которые снимают его вихляющими цифровыми камерами. Голубизна воды бескомпромиссна и бесстрастна, как пустой киноэкран.

Справа по ходу возникает сводчатая галерея, ведущая к закусочным и ресторанам. Он направляется туда, но потом делает неверный поворот, вскоре осознает свою ошибку и тем не менее позволяет толпе делегатов какого-то съезда вынести его под высокую крышу площади Сан-Марко. Туристы мусолят безделушки в сувенирных ларьках под зонтиками; струнный квартет состязается с невидимым оперным певцом на балконе; за столиками на тротуаре гурманы вкушают ньокки и нисуаз с тунцом. А впереди, в самом центре площади, зеваки столпились вокруг живой статуи.

Кёртис подходит ближе. Статуя одета во все белое – белая хламида, белый шарф, круглая белая шапочка. Лицо и руки покрыты белилами. Кёртис затрудняется определить пол позирующего человека. Несколько минут он разглядывает статую в просвете между головами стоящих впереди и за это время не замечает ни единого моргания. Ничего не выражающий взгляд направлен в пустоту. Внезапно Кёртис осознает, что многие из созерцателей, включая его самого, почти так же неподвижны, как статуя. Эпидемия паралича. Встряхнувшись, он отделяется от этой группы.

Надо бы купить что-нибудь для Даниэллы – подарок в качестве извинения, – но все изделия здесь ручной работы, привезены из-за границы и слишком дорого стоят, да и Дани вряд ли понравятся вещицы такого рода. Маски со стразами, фолианты в кожаных переплетах, стеклянные пеликаны. Серебристое зеркало в хрустальной оправе. Деревянная марионетка с длиннющим носом-клювом.

Просматривая меню в «Таурс деликатессен», он начинает нервничать – ему кажется, что он находится не там, где следует. Стэнли сейчас может быть где-то неподалеку, но в это место он не забредет уж точно. Еще одна ресторанная зона расположена этажом ниже, по соседству с игорным залом. И Кёртис идет назад тем же маршрутом.

В процессе спуска лифта классическая музыка из динамиков сменяется балладой Фила Коллинза, а при открытии дверей белый шум казино обволакивает его, как пар в турецкой бане. Все предметы кажутся расплывчатыми и равноудаленными. Поскольку все военные сейчас находятся либо в Кувейте, либо на своих базах в состоянии готовности, Кёртис имеет основания полагать, что эта ночь в казино будет относительно спокойной; однако она таковой не кажется. Хоть в толпе и не мелькают армейские стрижки, но очереди у банкоматов не стали короче, шум и суета в зале на прежнем уровне, как и встречные потоки прибывающих и убывающих клиентов. Впрочем, это заведение никогда не было особо популярным среди служивых, так что они здесь погоды не делают. Перед дверьми туалетов группа мужчин в ожидании жен и подруг лениво бренчит монетами или штудирует пособия по базовой стратегии блэкджека. Большинство из них в возрасте Кёртиса или моложе.

Практически на автопилоте он совершает уже традиционный обход зала по часовой стрелке, подмечая отдельные, ранее упущенные детали: массивные канделябры, цветные узоры ковра, расположение видеокамер под потолком. Осматривает столы блэкджека, игровые автоматы, видеопокер, букмекерскую контору и отдельную зону для слот-машин с повышенным процентом выплат. Стэнли нигде нет, как и Вероники, – по крайней мере, в настоящий момент.

Он покупает филадельфийский сырный стейк в гриль-баре «Сан-Дженнаро» и усаживается за столик поближе к выходу. Только прикончив половину стейка и запив ее ледяным чаем, он наконец-то решается прослушать голосовое сообщение в своем мобильнике.

– Сэмми Ди, – говорит Даниэлла, меж тем как он, слегка клацая зубами, приступает к оставшейся части стейка, – это снова звонит твоя жена. Ты ведь помнишь, что у тебя есть жена? Помнишь, мы были в церкви с музыкой и цветами? Тебе тогда пришлось надеть смокинг – ты это помнишь? Не получая никаких известий, я начинаю подозревать, что тебе крепко досталось по башке или еще что похуже. Сегодня суббота, девять вечера по филадельфийскому времени, и мне жуть как хочется услышать от тебя хотя бы слово. Я знаю, у нас война на носу, и понимаю твое нежелание разговаривать прямо сейчас. Надеюсь, что понимаю. Но хотя бы позвони и скажи, что ты в порядке. А если не можешь…

Фраза прерывается, слышен вздох или всхлип, затем она продолжает:

– Послушай, Кёртис, я в последний раз наговорила тебе лишнего. Но я надеюсь, ты поймешь, почему я это сказала. Мне кажется, ты себя недо…

Кёртис удаляет сообщение, не дослушав. Часы на дисплее показывают 10:42. Почти два часа ночи в Филли. И все же ему кажется, что еще слишком рано. Он смотрит на телефон, пока часы не показывают 10:43, затем 10:44. И тогда он набирает текст: «Все нормально». Разглядывает буквы, мигающий курсор. Пожалуй, маловато. «Скоро позвоню, – приписывает он. – Люблю».

Он доедает последний кусочек, допивает чай и возвращается в казино. Снова обходит столы блэкджека, на сей раз медленнее, присматриваясь к лицам. Порядка полусотни партий с раздачей из восьми колод, несколько с шестью и парочка – с двумя колодами. Кёртис уделяет особое внимание последним – счетчики карт, скорее всего, будут за этими столами, – но ни одно лицо не кажется ему знакомым. Нынешняя смена в казино проработала уже три часа. Интересно, где сейчас Вероника?

Переместившись поближе к бару в центре зала, он выбирает покерный автомат в удобном для обзора месте, останавливает проходящую официантку и заказывает стакан клюквенного сока. Кажется, эта же самая девица обслуживала его прошлой ночью, хотя он в этом не уверен. Все они здесь как под копирку: высокие, миловидные, остроглазые. В нелепых бордово-золотых корсетах с оборочками на бедрах – типа воздушных гимнасток в цирке. Эта, небось, зашибает штук восемьдесят в год на одних только чаевых. Широкая улыбка застыла на ее лице, как скрывающий сцену занавес.

На протяжении следующих двадцати минут Кёртис периодически оглядывает зал. Думает о Даниэлле. О ее особом природном запахе, сдобренном запахами пота, больничных антисептиков и изопропилового спирта. Вспоминает свою руку, крепко обнимающую ее ниже талии. Тугую тяжесть ее бедер. Издаваемые ею звуки.

Звонит телефон, Кёртис вздрагивает и смотрит на дисплей. Незнакомый номер, код зоны 609. Может быть, это Деймон? Он перекладывает телефон в правую руку и затыкает пальцем левое ухо.

– Алло?

На другом конце молчание. Фоном идет множество голосов, музыка, какие-то электронные звуки. Там тоже казино. В Атлантик-Сити? Он задерживает дыхание, прислушивается.

Наконец раздается голос.

– Вряд ли она сегодня появится, – говорит этот голос. – Думаю, в прошлый раз ты ее напугал.

В первый момент Кёртис принимает говорящего за Альбедо. Однако это не Альбедо. Тембр ниже, и акцент не тот: Огайо или Западная Пенсильвания, никак не Аппалачи.

– Кто это? – спрашивает он.

– Человек, который тебе нужен. Как по-твоему, кто я?

– Стэнли?

Вопрос вырывается у Кёртиса непроизвольно, хотя он уже понял, что это не Стэнли. Судя по голосу, тот значительно моложе, белый и, возможно, невелик ростом. Присвистывает на звуке «с». Кёртис пытается разобрать другие шумы в трубке, которые могут подсказать его местонахождение.

– Только избавь меня от этой хрени со Стэнли, о’кей? – говорит голос. – Я тот человек, который тебе нужен по-настоящему.

– Откуда ты знаешь мой номер?

– Ты что, придуриваешься, Кёртис? Сам же раздал свой номер всем барменам и дилерам на Стрипе.

Стало быть, этот субъект находится в Вегасе. Кёртис начинает прокручивать в голове все казино, в которых был вчера, пытаясь найти сходство с посторонними шумами в трубке. С ходу не получается. Ему нужно выгадать больше времени.

– Чего ты хочешь? – спрашивает Кёртис.

Голос на том конце напряжен, как сжатая пружина или готовая к броску змея; чувствуется, что ему непросто выдерживать спокойный тон.

– Чего я действительно хочу, так это встретиться с Вероникой, – говорит он. – Но похоже, сегодня не получится. И все из-за тебя.

В нескольких футах от Кёртиса худая латиноамериканка средних лет срывает джекпот в автомате и, выпучив глаза, начинает скакать с воплями: «Есть! Есть! Ура!» Кёртис морщится и плотнее вгоняет палец в левое ухо, но тут вдруг осознает, что слышит ее крик также и в трубке. Он резко поворачивается на стуле и обводит взглядом огромный зал.

На том конце раздается легкий, едва слышный вздох.

– Что ж, хоть кому-то этой ночью свезло, – говорит субъект ровным голосом.

Канареечный присвист на слове «свезло» звучит очень отчетливо. Кёртис поднимается со стула, стараясь двигаться спокойно и осторожно. Оставляет в автомате пять так и не разыгранных долларов. Вроде бы никто не смотрит в его сторону. Надо подтолкнуть оппонента к продолжению разговора.

– Кончай дурью маяться, – говорит Кёртис. – Где ты сейчас находишься?

Сухой смешок в трубке.

– А где твоя куртка, Кёртис? – спрашивает он. – Что, решил выйти на прогулку без ствола? Возможно, это неплохая идея. Веронике не очень-то глянулся твой прикид прошлой ночью, так ведь?

В начале разговора Кёртис сидел спиной к «зоне высоких процентов». Сейчас на входе туда никто не стоит, но этот тип может прятаться в глубине. Кёртис направляется туда, попутно вглядываясь во все лица и забирая правее круглого бара.

– Все верно, приятель, – говорит он. – Я оставил куртку в номере. Так что выходи без опаски. Давай спокойно потолкуем.

Кёртис достигает зоны, пару секунд ее осматривает – людей там немного – и возвращается в главный зал, пытаясь поймать встречный взгляд или заметить какое-то необычное движение. Слой за слоем проверяет и отсеивает детали происходящего на все большем удалении от него.

– Такие вот дела, Кёртис, – говорит голос в трубке. – Ты никак не можешь меня вычислить. Пока что не можешь. Но ведь мы сейчас общаемся, разве тебе этого недостаточно?

Сквозь присвист в слове «сейчас» слышится запись вопящей в унисон толпы: «КОЛЕСО! ФОРТУНЫ!» При этом звук слабеет ближе к концу. Субъект где-то рядом с игровыми автоматами, и он находится в движении.

Кёртис резко сворачивает влево и оказывается на пути официантки с коктейлями, как раз попавшей в его слепую зону. Она тормозит, а его выставленный локоть пролетает лишь в паре дюймов от ее лица и сбивает с подноса три бокала: два клубничных «дайкири» и одну «отвертку». Все это падает ему на ботинки. Официантка проглатывает ругательство, вновь рисует на лице улыбку и цедит извинения сквозь стиснутые зубы. Еще одна официантка и два уборщика уже спешат к ней на помощь.

– Моя вина, моя вина, – бормочет Кёртис и делает шаг в сторону.

Телефон над ним издевается:

– Ты там полегче на поворотах!

Кёртис надеялся, что его неожиданный маневр спугнет оппонента, заставит его сменить позицию, но никакого движения возле автоматов не заметно. К ним приближается сотрудник казино в строгом костюме, озабоченный и рассерженный, но, прежде чем он успевает открыть рот, Кёртис поспешно говорит:

– Все в порядке, это моя вина. Извините, но сейчас я должен ответить на звонок.

– Послушай, – говорит голос в трубке, – я вижу, что застал тебя в неудачное время. Сейчас я отключусь, но перед тем хочу попросить тебя об услуге. Ты не передашь от меня весточку Деймону? Эй, Кёртис? Алло?

Кёртис извиняющимся жестом поднимает ладонь перед лицом сотрудника и поворачивается к автоматам.

– Да, я слушаю, – говорит он.

– Будь добр, передай Деймону – ты внимательно слушаешь? – передай ему, что я знаю о случившемся в Атлантик-Сити. Я знаю, что случилось и почему это случилось, и я до сих пор держал рот на замке. Скажи своему боссу, что я профессионал, что я готов заключить сделку, но только на моих условиях и только с надежными гарантиями моей безопасности. Ты сможешь все это запомнить?

– Из какого боевика ты поднабрался этой фигни? – спрашивает Кёртис. – Сдается мне, я тоже его смотрел.

Теперь он продвигается между рядами слот-машин. Троица японок играет в «Беверли хиллбиллиз». Толстяк орет на свою жену – непонятно что, поскольку его рот набит буррито. Беременная молодая женщина в майке с эмблемой «Эйзенхауэр лайонз» в одиночестве терзает «24 карата». Ни у кого из присутствующих движения губ не синхронизируются с голосом в телефоне.

Между тем в этом голосе все явственнее слышится раздражение.

– Я скоро с тобой свяжусь, – говорит он, – и сообщу мои условия. А до того времени завянь и не рыпайся. Держись от меня подальше. Ты можешь втирать очки Стэнли, Веронике и Уолтеру Кагами, но я-то знаю твою игру, и со мной это не пройдет. Передай Деймону…

В самом конце ряда автоматов, шагах в тридцати, спиной к Кёртису стоит низенький пухлый блондин в бейсболке и майке «Миража». Он вроде как читает путеводитель, но короткий отблеск от люстры выдает наличие вложенного в брошюру зеркальца размером примерно четыре на шесть дюймов. Кёртис на мгновение замирает, а потом опускает руку с телефоном и делает пару быстрых шагов в том направлении – но парень уже исчез.

В зале полно народу, а Кёртис не в лучшей физической форме. Продвижение через толпу кажется бесконечным. Он успевает на миг заметить парня уже в самом углу, но из того угла есть несколько выходов. Кёртис не видел его входящим в лифт или в китайский ресторан; так что, скорее всего, он заскочил в букмекерскую контору. Быстро взглянув налево и направо, Кёртис направляется туда же.

Здесь гораздо темнее, чем в главном зале: основными источниками света являются десятки мерцающих мониторов, и Кёртису требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку. Группа австралийцев смотрит футбольный матч, а большинство остальных экранов занято студенческим баскетболом. В самом дальнем углу Кёртис замечает на одном экране карту Ирака.

Он озирается в поисках бейсболки, а затем, не увидев ее, начинает высматривать светлые волосы и майку «Миража». Замечает козырек, торчащий из мусорной корзины. Он достает его и обнаруживает искомое кепи с пришпиленным к нему блондинистым париком. В следующий миг происходит движение слева от него: кто-то направляется к выходу.

Парень оказывается шустрым. Кёртис успевает лишь мельком его увидеть до поворота – теперь он уже темноволос, а майка скрыта под толстовкой с капюшоном. Когда Кёртису кажется, что он его вот-вот настигнет, тот вновь куда-то исчезает. Запыхавшийся Кёртис огибает следующий угол почти сразу за ним и ныряет в первую же дверь слева.

Это небольшое кафе, но людей в нем полно. Оркестр играет сальсу, мигают и кружатся разноцветные огни, белая по преимуществу публика пританцовывает с бездумными ухмылками на лицах. И Кёртис понимает, что проиграл. Неизвестно, сколько еще запасной одежды есть у этого парня. Надо было хотя бы присмотреться к его обуви. Какое-то время Кёртис стоит у дверей, переводя дыхание и ощущая холодную липкую сырость в левом ботинке, на который вылились напитки из бокалов. Затем возвращается в зал казино и набирает номер, с которого ему звонил парень.

Никакого ответа, и голосовая почта не срабатывает. После пяти безуспешных попыток Кёртис сдается, но все же сохраняет номер в памяти телефона, на всякий случай. Кончик пальца давит маленькие кнопки, набирая имя контакта, и на дисплее появляется слово «Свистун».

На обратном пути к лифтам он звонит Деймону. Как и прежде, тот не отвечает, и Кёртис начинает говорить после сигнала.

– Деймон, это я. Ты должен мне кое-что объяснить. Только что у меня вышел гнилой треп по телефону с каким-то мелким паразитом, который здесь, в Вегасе, набрал меня с кода шестьсот девять. Он просил передать тебе, что он знает правду о случившемся в Атлантик-Сити и хочет от тебя гарантии безопасности при встрече. А лично меня это все уже достало, потому что я ни хера не врубаюсь, кто такой этот паразит и что вообще творится с этим заданием. Ты понял, о чем я? Хватит уже пудрить мне мозги, мудила чертов! Ты должен со мной связаться – по телефону, а не через этот сраный факс! – и выложить все как есть. До той поры я и пальцем не шевельну по твоим делам начиная с этой самой минуты. Буду валяться в шезлонге у бассейна и транжирить твои дурные баксы. Ты меня слышишь? Ты должен быть со мной откровенным, старик. Потому что я сыт по горло. Пока.

Отперев дверь, Кёртис входит в свой номер. Под ногой бумажный шорох – что-то прилипло к влажной подошве его ботинка. Он поднимает с пола сложенный бланк отеля, попутно уловив запахи рома и апельсинового сока, и разворачивает его.

Нужно поговорить

Я наверху в номере 3113

приходи сегодня после 11:30

ВЕРОНИКА

Сейчас уже почти двенадцать. Кёртис делает шаг обратно к двери, но затем останавливается. И неожиданно чувствует себя почти счастливым. Чувствует себя в норме. Дело начало сдвигаться с мертвой точки.

Не включая свет в номере, он идет к сейфу, достает револьвер, проверяет барабан – пять латунных шляпок гильз аккуратно расположились по кругу – и закрепляет кобуру на поясе. Его кожаная куртка висит на стуле у окна. Надев ее, Кёртис оправляет нижний край и полы, чтобы надежнее скрыть оружие, и для проверки осматривает себя в настенном зеркале.

А из зеркала на него смотрит вторая пара глаз. Черных глаз на восково-бледном лице.

Рефлекторным движением он выхватывает револьвер, но в силу того же рефлекса целится в зеркальное отражение. Затем, чертыхнувшись, разворачивается. Одновременно фантом в зеркале искажается, перекашивается – как изображение на телеэкране, когда к нему подносят магнит, – и исчезает из виду. Кёртису становится нехорошо, возникает уже знакомое ощущение потери контроля над собственным телом: он стоит в полуприседе с дико выпученными глазами, попеременно направляя ствол в темные углы комнаты, хотя ясно понимает, что там никого нет. Просто его глаза – или его мозги – сыграли с ним дурную шутку.

Он распрямляется и прячет оружие в кобуру. Руки и нижняя челюсть чуть подрагивают из-за выброса адреналина; он прочищает горло и встряхивает головой, хмуро глядя на свое одинокое отражение в зеркале. Подобное случалось с ним и раньше, хотя эти приступы не были затяжными. Когда Кёртис в первый раз вернулся с Аравийского полуострова, призраки виделись ему часто: мертвые лица, мертвые тела или части тел – то, что оставалось от вражеских солдат после обработки их позиций «косилками маргариток» и бомбами объемного взрыва. В Кувейте мертвецы были просто раздражающим фактором – смотри внимательно под ноги, чтобы на них не наступить! – но по приезде домой они начали его прямо-таки преследовать: обугленные черепа, торчащие из окон машин, неестественно изогнутые руки и тому подобные видения терзали его на протяжении многих ночей, пока однажды это не прекратилось. А теперь, похоже, видения возвращаются, и по большому счету это его не удивляет. В последние дни многое стало возвращаться из прошлого.

Однако вот что странно: увиденное им в зеркале лицо не походило на воспоминание из пустыни. Да, это было несомненно мертвое лицо, и оно тоже показалось ему знакомым, но это лицо не ассоциировалось ни с одним из полей сражений, на которых ему довелось побывать. Более всего оно напоминало лицо Стэнли.

Кёртис не знает, что с этим делать; он даже думать об этом не хочет. Он снова прочищает горло, трет ладонями лицо. Он сам себе противен. А наверху его ждет Вероника.

Перед выходом он задерживается, чтобы включить свет и убедиться, что комната действительно пуста. Так оно и есть, разумеется. Бессмысленная попытка. Взгляд Кёртиса скользит по мозаичному полу, гардеробу из красного дерева, ажурной перегородке, столам и диванам, затем добирается до окон, отражение в которых позволяет ему разглядеть те части комнаты, которые не видны с его нынешней позиции: кровать, дверь в туалет, его собственную короткую тень в прихожей. Все в лучшем виде. Этот показной лоск напоминает ему об официантке, принимавшей его заказ в казино, а также о некоторых медсестрах в госпитале, которые настолько поднаторели в своем деле, что их обходительность становится ширмой, успешно скрывающей безразличие. Комната прекрасно обставлена, но не уютна. Она не может быть чьим-то домом.