Текст книги "Черные минуты"

Книга вторая. Уравнение

Часть первая

На свете есть два вида полицейских – те, кто любит свою работу, и те, кто не любит. Я любил свою работу. Агент Чавез любил свою работу. И конечно, шеф Гарсиа любил расследовать и раскрывать преступления. А вот его лучший детектив – наоборот. По иронии судьбы это дело попало именно к нему. И как он ни старался отвертеться, ничего не вышло – его не отпускало, как гончую не отпускает запах добычи, когда охота уже окончена. Это расследование превратилось для него в очередную навязчивую идею.

Итак, 17 марта 1977 года в полицию поступил звонок о происшествии. Винсенте Ранхель Гонсалес, тридцати лет, уроженец Паракуана, проживающий в доме у реки, бывший музыкант, а теперь полицейский, получил приказ выехать на место. Из шести лет, что он прослужил в полиции, последние четыре он собирался уходить. Но всякий раз, стоило ему заикнуться, что уходит, появлялось какое-нибудь сложное и увлекательное задание, из-за которого снова откладывал свой уход на потом.

В тот день Чикоте – диспетчер, охранник, мойщик машин и мальчик на побегушках у всего отдела – передал ему телефонную трубку:

– Это тебя.

– Кто? Мой дядя?

– Нет, новое происшествие.

Вопрос про дядю был задан не всерьез, эта была старая шутка, если считать, что Винсенте Ранхель любил шутки… Но, по правде, скорее нет.

Он поднес к уху тяжелую телефонную трубку.

– Алло, алло! – отчаянно взывала трубка.

– Полиция.

– Наконец-то! Это Лусио Ривас из бара «Леон», мы нашли еще одну девочку, как на Эль-Пальмар.

– Минутку. – Ранхель прикрыл трубку рукой и спросил Чикоте: – А где Траволта?

– Пока не приехал.

– А почему ты перевел этот звонок мне?

– Мне сказала Лолита.

Лолита, секретарша шефа, сидела через два стола, грызя ногти.

– Эй, Лолита, что происходит? Этим делом должен заниматься Траволта.

– Но его нет. Ты же знаешь, он всегда опаздывает. Почему бы тебе его не заменить?

– Это что – приказ?

– Ну… да. А что?

Ранхель сделал глубокий вдох и выдох, вентилируя легкие горячим тяжелым спертым воздухом, и спросил в трубку:

– Вы менеджер?

– Да.

– Ничего не трогайте и никого не выпускайте, – велел Ранхель. – Они сейчас приедут.

– Вы знаете адрес?

– Разумеется. Они уже в пути.

Каждому известно, что бар «Леон» находится на центральной площади. Это старейший бар в порту, можно сказать, ровесник второго основания города. И пусть свои лучшие времена бар пережил давно – в тридцатых годах, накануне Второй мировой, – его атмосфера, сохранившая дух былого великолепия, по-прежнему привлекает туристов, а также небольшой кружок постоянных посетителей – местных жителей и государственных служащих, которые работают в этом районе.

Ранхель положил трубку и взглянул на часы: четверть третьего. Признаться, он немного нервничал. Может быть, эти два преступления связаны. Да, скорее всего. Знакомый жар в ладонях заставил его вспомнить о мази, прописанной доктором Родригесом. Впрочем, Ранхель не решился бы пользоваться ею у всех на виду, потому что всякие кремы и косметика – это для извращенцев, а он крутой полицейский. В ладонях начался зуд. Ну… если доктор Родригес Кабаллеро считается лучшим специалистом по дерматологии, что дурного, если он и впрямь немного помажется?

Ранхель вынул из кармана коробочку и собрался было достать тюбик с кремом, но заметил, что на него смотрит какой-то тип в клетчатой рубашке и очках с толстыми стеклами, сидящий на стуле в коридоре. Еще один курьер-доброволец или просто любопытный? Как много их развелось! Ранхель раздраженно сунул коробочку обратно в карман, а взамен вынул свой любимый пистолет 22-го калибра, купленный в кредит, снял ремень и надел кобуру. На всю полицию не хватало хорошего оружия, а имеющееся в наличии хранилось в сейфе у шефа. Ни шефа, ни ключей от сейфа сейчас не было. Но, так или иначе, он всегда предпочитал свой личный двадцать второй служебному сорок пятому.

Вообще, Ранхель не любил носить оружие и был уверен, что оно ему не понадобится, но на всякий случай взял – как знать, вдруг этот парень найдет его первым? Застегивая кобуру, он тайком почесался.

– Предупреди криминалистов и пошли ко мне Круза Тревино или Гордо, – велел он Чикоте. – Пусть обыщут площадь и доки.

– Да ты что?

Ранхель хотел бы повторить, но побоялся, что тип в клетчатой рубашке – это шпион-газетчик, и поэтому лишь махнул рукой, словно говоря: ничего не спрашивай, и вышел, а Чикоте молча отправился исполнять приказ, поскольку знал по опыту, каково спорить с нервным полицейским.

Подойдя к машине, Ранхель почувствовал жар, исходящий от раскаленного металла. Вот черт! Если бы только у него был кондиционер! Неужели двигатель перегрелся? Пока он отпирал дверцу и опускал стекла, весь взмок, и пот ручьями бежал по спине и лицу. Включив двигатель, он снова обжег пальцы. Пришлось достать из бардачка носовой платок и красную бандану, обернуть ими руль и ручку передач и так ехать в бар.

У них на службе было только три машины: крытый пикап «Джулия», приспособленный для перевозки задержанных, и две патрульные полицейские машины – на одной ездил шеф Гарсиа, а на второй его заместитель Траволта, также известный под именем Хоакин Табоада. Прочие агенты, как Винсенте Ранхель, должны были пользоваться своими машинами, если таковыми владели.

Термометр показывал 103 градуса[9]9
  Около 40 градусов по Цельсию.


[Закрыть], и жара совсем не убывала. Купив «шевроле-нова», Ранхель старался не выезжать днем, когда город просто кипел, асфальт плавился и над дорогами вставали зыбкие миражи.

Сегодня у него было ощущение, что он движется в сторону другой реальности, в эпицентр страха. Чтобы прогнать эти дурные предчувствия, он включил радио. Шла передача о том, что жару на Земле вызывают марсиане. «Сначала они уничтожат наш озоновый слой, потом высушат все леса на планете, затем расплавят ледники и затопят города, – говорил диктор. – Согласно их плану, все люди должны умереть». «Сукины дети, – подумал Ранхель, – эти марсиане просто гомики».

Проезжая мимо бара «Тибериус», он притормозил, чтобы проверить, нет ли там Траволты, но Траволты не было. Проклятый жирдяй, куда он запропастился? И появится, наверное, злой как черт.

Бульвар дель Пуэрто сменился авеню дель Пальмар, и через десять минут Ранхель был уже на месте. По пути он один раз остановился на красный свет позади тягача с прицепом. Тягач не спешил, и поскольку у Ранхеля в машине не было клаксона, он этим пользовался и ехал не торопясь. Признаться, ему не хотелось браться за это дело, и он надеялся, что Чикоте найдет Траволту и его освободят от расследования. Хотя вряд ли. Он попал. Ух и разозлится толстяк! Да черт с ним, не в первый раз.

Ранхель взглянул на огромный рекламный щит «Рефреско де Кола», где женщина держит в руке бокал с жидкостью, напоминающей бензин, присыпанный льдом. Как убежденный антиимпериалист, он по привычке мысленно обругал «Рефреско де Кола» и даже модель, рекламирующую напиток, – паршивые гринго и долбаная сука в штанах в облипку. Наверное, в борделе такую нашли.

Кола была для него символом войны во Вьетнаме, на Ближнем Востоке, холодной войны, убийства Сальвадора Альенде в Чили. С тех пор как он поступил на работу в полицию, он стал меньше думать об этом, но это не означало, что он изменил своим убеждениям, совесть интернационалиста в нем не умерла.

Шесть минут спустя он приехал в бар «Леон» – в те времена город можно было объехать за полчаса. Еще издали он узнал машину доктора Ридауры. Утром она проводила уроки химии и биологии в иезуитской школе, а днем в случае необходимости ее вызывали в полицию, чтобы помочь с экспертизой. Интересно, что у бара его ждал их штатный криминалист Рамирез. Похоже, его мутило, красные глаза слезились. «Что за коп этот Рамирез, – думал Ранхель, – не коп, а неженка». Видимо, впечатление он получил неслабое.

– Вы там закончили?

– Нет, вышел передохнуть.

– Поторапливайтесь, а то «скорая» уже едет. – Он окинул взглядом группу зевак у двери. – А ну-ка пропустите, – велел Ранхель. – Попрошу больше никого не впускать и не выпускать.

– Сеньор Ранхель, одному менеджер позволил уйти, – признался Рамирез.

Ранхель кивнул:

– Я разберусь с этим мерзавцем, на всю жизнь запомнит, как чинить препятствия полиции.

Он шагнул к двери, но остановился – хорошо зная Рамиреза, он чувствовал, что дело нечисто – Рамирез что-то утаивает.

– Вы знаете, кто это был? – Рамирез замялся, и Ранхель понял, что так оно и есть.

– Джек Уильямс. А с ним секретарь и четыре гринго.

Ну и ну! Большой человек. Ранхель терпеть не мог иметь дело с такими красавцами, а это был сын крупнейшего богача в городе – владельца завода «Рефрескос де Кола». С Рамиреза ручьями стекал пот, и вовсе не жара 103 градуса в тени была тому виной.

– Где тело?

– Там, в туалете. И медэксперт там.

Подошел фотограф.

– Эй!

– Да?

– У меня кончилась пленка.

Ранхель вынул из бумажника банкноту и сказал:

– Принеси мне чек. И поторапливайся.

За дверью Ранхель помедлил, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Из темноты вышли три тени. Он догадался, что тень с огромным пивным животом – это менеджер, но жетон доставать не стал: всякому ясно, что он коп, и никому не хочется быть на его месте.

Менеджера звали Лусио Ривас. Ранхель много раз видел его издалека, когда приходил в бар. Он отличался тем, что носил яркие цветные костюмы в обтяжку – по крайней мере на размер меньше необходимого. Увидев Ранхеля, менеджер кивнул, признавая в нем постоянного посетителя. Он был явно удивлен, потому что не догадывался, что этот парень, получивший у них прозвище Которра, или Трещотка, работает в полиции. Впрочем, сегодня он был необычайно молчалив. «Черт подери, – подумал Ранхель, – этот пивной бочонок уж попьет нашей крови».

– Все здесь?

– Если бы кто-то ушел, не заплатив, я бы заметил.

– Это мы и выясним. Где ваши сегодняшние чеки?

Менеджер изменился в лице. «Ага, начинается, – понял Ранхель, – вон как рожа-то скривилась».

– Но мы только что открылись…

– Не морочьте мне голову. У вас были посетители, не забрали же они чеки с собой?

Менеджер молча открыл ящик и протянул ему чеки. Взяв первый, Ранхель увидел то, что искал. Уильямс-младший расплачивался кредитной картой:

«Рефрескос де Кола Групп» – Паракуан;

Джон Уильямс-мл., ассистент генерального директора».

У Ранхеля не было кредитки. Если живешь от зарплаты до зарплаты, то о чем речь? Банковская карта была для него знаком принадлежности к аристократии, светом далекой звезды, отголоском мечты столь недостижимой, как и последняя модель «форда».

– Что?

Задумавшись на секунду, он не расслышал, что говорит менеджер.

– Говорю, я отпустил его, потому что он очень торопился. С ним были инвесторы – гринго, и он должен был показать им город.

Ранхель покачал головой:

– Мы продолжим наш разговор в другом месте. Ваш поступок может определенно расцениваться как… я это забираю. – Он взял чеки. – Кто ее обнаружил?

Стоящий рядом бармен указал на молодого человека, по виду чиновника, сидящего у бара. Молодой человек был бледен, как привидение.

– О боже, да он сейчас свалится в обморок, – вслух заметил Ранхель.

Рауль Силва Сантакруз, как обычно, зашел пообедать в бар «Леон», где раз в три дня в определенное время кормили бесплатно, если покупаешь пиво. Время было два часа. Помимо пива он обыкновенно заказывал суп из сушеных креветок, крабовые или свиные такос или жаркое с рисом.

В 14.40 17 марта 1977 года он допил пиво, выслушал последний глупый анекдот от коллеги, составлявшего ему компанию, и пошел отлить. В закутке у дальней стены находились три вонючих писсуара, но Силва Сантакруз предпочитал общественный туалет на улице, который был куда просторнее и лучше проветривался. Это было прямоугольное помещение с высоким потолком и стенами из белого кафеля, где стоял один большой общий писсуар и две кабинки.

Войдя, он увидел, что на полу перед кабинками опять что-то валяется. «Долбаные бомжи, вечно они оставляют после себя кучи мусора», – подумал Силва Сантакруз. Они и впрямь часто бросали в туалете пластиковые бутылки, пакеты из-под картошки и шприцы. Он собрался было расстегнуть ширинку, но заметил, что предмет на полу – детская туфелька, а из-под двери кабинки торчит детская нога.

Жуткая находка вызвала у Силвы Сантакруза расстройство нервов. Бармен из жалости налил ему ликера. Когда приехал Ранхель, тот вяло покачивался из стороны в сторону, будто сидя пытался танцевать вальс. И пусть Ранхель предпочитал трезвых свидетелей, он не мог его упрекнуть – он бы и сам глотнул сейчас рому, если бы не работа. Он знал, что ждет его впереди, и это ему совсем не нравилось.

В темноте зажглась фотовспышка – это приехали газетчики. Первым, как всегда, примчался репортер по фамилии Альбино. В последнее время при встрече с ним Ранхелю становилось не по себе, потому что без Альбино не обходилось ни одного убийства. Чтоб он сдох, стервятник, а заодно его контакт, сливающий ему информацию. Наверное, это кто-то из копов, другого объяснения его прыти просто не может быть.

Нет, не то чтобы Альбино был мерзавец, но Ранхель нервничал, глядя, как тот работает. Во-первых, Альбино был на редкость молчалив; во-вторых, у него были совершенно белые волосы и брови, и одевался он во все белое – и это среди моря крови. Прояви он хоть малейшее дружелюбие, Ранхель бы тоже относился к нему иначе. Вскоре появилась Чиланья, выпускница факультета журналистики университета Карлос Септьен, которую уволили из «Эль Либеро» за левизну. Каждый раз, когда ее не допускали на место преступления, она разражалась пламенной речью на изобилующем марксистскими терминами непонятном языке.

– Ах вы, материалисты-недоучки, паршивые собаки, вооруженный отряд буржуазного правительства! – кричала она.

Ранхель не знал, как к ней относиться. Она пользовалась тем, что женщина, красивая образованная феминистка. «Вот сука, – сокрушался про себя Ранхель, – она меня просчитала. Но все равно – пусть ни на что не надеется». Для Ранхеля было очевидно, что журналисты мешают работе полиции, и будь его воля, он бы их близко не подпускал, но шеф любил покрасоваться, ну а про Траволту нечего и говорить – этот был практически кинозвезда. Заметив, что Альбино пытается пересечь пограничную черту у входа в бар, обозначенную двумя стульями, Ранхель крикнул ему:

– Эй! А ну-ка проваливай отсюда!

Альбино замер – притворился мертвым, точно животное, не понимающее человеческого языка.

Ранхель велел опустить жалюзи. В баре стало совсем темно, и полицейских окружила тьма – в прямом и переносном смысле.

С самого начала все смотрели на него, точно он жрец, готовящийся совершить таинственный обряд. «Мерзавцы, – думал он, – уставились, будто я знаю, что делать». В баре было человек семьдесят. Ранхель не представлял, как он один сможет опросить всех, не имея даже ручки и блокнота.

– Где тело?

– Вон там, – махнул рукой менеджер, – за музыкальным автоматом, – и повел его в туалет.

«Что я буду делать, когда сюда приедет Траволта? – мысленно спрашивал себя Ранхель. – Он устроит разборку, это точно. Закричит: как ты посмел, да что ты о себе возомнил. Но у меня не было выбора, пусть спросит Лолиту. Вообще, это его проблема, не моя. Жирный он сукин сын, я не собирался влезать в это дело».

Ранхель, как было сказано, служил в полиции шесть лет. Он видел трупы погибших от выстрелов в упор, от отравления, удушения, от ударов тупым предметом по голове, под колесами машин, видел утопленников и самоубийц, бросившихся с шестого этажа, и даже человека, которого забодал зебу. Но то, что он увидел, не шло ни в какое сравнение с прежним его опытом. Он был просто не готов. Наверное, город не ведал таких ужасов с XIX века. И все только начиналось.

Паракуан – это третий по значимости нефтяной порт в заливе, о котором до обидного мало говорят. Однажды городу представилась реальная возможность прославиться, когда Джон Хьюстон искал натуру для фильма «Сокровища Сьерра-Мадре». Это было в 1946 году. Старики рассказывают, что съемки должны были пройти в Паракуане, но в последний момент оператор Габриэль Фигуэра настоял на переезде к северу, где якобы более живописная природа, и съемочная группа подалась в Тампико. Такова злая удача Паракуана: все хорошее исчезает оттуда, не успев начаться. Нет такой катастрофы, которой не пережил город за свою пятисотлетнюю историю.

До появления испанцев, разрушивших Паракуан, здесь находился крупный центр местной торговли. Столетие спустя восстановленный город захватили французы и снова учинили разгром. Затем тут возникла крупная биржа, которая просуществовала до Великой депрессии 1929 года, а потом началась добыча нефти, значительно сократившаяся с закрытием профсоюза нефтяников. Земли, богатые нефтью и углем, обыкновенно подвержены общей болезни: лишь малая часть больших денег, что там получают, идет на благо местного населения. Зато на его долю в избытке выпадают кровавые баталии, которые затевают если не пираты, так ковбои, не ковбои, так профсоюзы или мафия. В ход идут ножи, якоря, гарпуны, рыболовные крючки, мачете, веревки, канаты, сковороды, домкраты, бамперы и даже целые трейлеры – все, что пригодно для убийств, самоубийств и нанесения увечий.

Что касается политики, то наиболее заметным явлением в ней остается неистребимая оппозиция – как правая, так и левая. Стоит отметить, что левые лишь чудом сохраняют свое присутствие на политической сцене, поскольку постоянно враждуют друг с другом. Правая оппозиция, что в местных реалиях означает «крайне правая», состоит из шайки невежд и расистов, не приспособленных к разумному мышлению.

Первую девочку обнаружили на острове Эль-Пальмар месяцем ранее. Ее звали Карла Севаллос. Влюбленным, которые катались на лодке по лагуне, приглянулся поросший камышами островок, и они решили к нему пристать. Тело нашла женщина – она споткнулась о пакет, в который были упрятаны расчлененные останки девочки. Животные уже успели растащить половину по округе. «Боже, вы не представляете эту вонь», – цитировала слова женщины газета «Меркурио».

За десять дней до этого случая родители сообщили в полицию об исчезновении Карлы. В последний раз ее видели выходящей из школы Бенито Хуарез, где она училась.

Ранхель с порога узнал седую голову доктора Ридуары. Несмотря на свои семьдесят лет, она ползала на коленях, обследуя пол и кабинку. Вот у кого Рамирезу стоило поучиться хладнокровию. Профессор биологии доктор Ридуара была по национальности испанкой. Она покинула родину в конце гражданской войны и перебралась в Мексику. Ее муж много лет служил в полиции криминалистом, а пять лет назад она сменила его. Когда шеф, принимая ее на работу, предупредил, что труд у них грязный и тяжелый, ведь необходимо осматривать трупы, она ответила, что тридцать лет проработала врачом и ее вряд ли может что-либо шокировать. Интересно, что она сказала бы сейчас, по прошествии времени.

– Ах, наконец-то! – Доктор Ридуара обернулась, опуская маску, закрывавшую рот и нос. – Даже не знаю, с чего начать. – И вдруг дважды отчаянно чихнула. – Извините, я, похоже, простудилась. Тут сквозняк.

Ридуара поднялась и подошла к Ранхелю. В одной руке она держала пинцет, а в другой – черный пакет. Хм, а ведь она тоже не железная! Доктор была совсем не так спокойна, как показалось ему вначале, – полиэтилен шелестел в ее дрожащих пальцах. «Черт, она меня нервирует, – подумал Ранхель, – я не должен поддаваться». И произнес самым безмятежным тоном:

– Надеюсь, вы ее не передвигали?

– Боже сохрани.

– Не двигайте ее, пока не сфотографируют. Вы можете сделать какие-либо выводы?

– Пока рано. Но могу сказать, что убили ее не здесь. Сюда привезли тело.

– Вы уверены?

– Было бы невозможно сделать это, не залив все вокруг кровью. – Она посторонилась. – Да вы сами взгляните.

Ранхель медлил – он боялся заглянуть в кабинку. Менеджер и доктор Ридуара молча смотрели на него и ждали, словно говоря: давай сделай что-нибудь, не стой столбом. Да какого черта? Это вообще не его дело… пусть Траволта тут возится…

Ранхель шагнул вперед и распахнул дверь кабинки. Первое, что он увидел, был черный пакет для мусора… Потом что-то, напоминающее волосы… рваная белая блузка, клетчатая юбка… И вдруг он увидел голову. Ужас. Он не знал, что сказать. Почему-то вспомнилось, как его командировали в город Альтаграсиа, чтобы обследовать останки мужчины, которого порвала пума. Черт, кто же это сделал? У него было чувство, что все это происходит в полусне.

Ну конечно, смены по сорок восемь часов дают о себе знать – сон сливается с реальностью. О боже, как кружится голова. Нельзя поддаваться слабости, ведь он ведет расследование. Да что с ним такое? С чего бы такая впечатлительность? «Соберись, – велел себе Ранхель, – не будь тряпкой. Спору нет, зрелище не из приятных, но ты обязан что-то предпринять».

Он снова заглянул в пакет. Должна быть какая-то зацепка, ключ к разгадке преступления, который пока от него ускользает. Ранхель вспомнил своего дядьку – легендарного лейтенанта Риверу, два года как покойного. Интересно, что бы он сделал, будь он сейчас здесь? Наверное, сказал бы: «Да ты пидарас, а не мой племянник. Трус паршивый, вон как ладошки-то взмокли со страху. Пошел вон, не путайся под ногами».

И он почти видел, как лейтенант Ривера входит и проводит подробное обследование места происшествия – оглядывает каждую плитку на полу, приговаривая: «Ага-ага, ясно, я понял». А затем – только убедившись, что он не затопчет никаких улик, – приближается к телу. Он, разумеется, сразу отмечает сходство этого убийства с недавним, когда труп девочки нашли на острове Эль-Пальмар, хотя и при других обстоятельствах. Да, почерк убийцы схожий. «И помни, племянничек, – говорит он, – первое впечатление всегда самое верное. Фиксируй его – включай мозги и чутье».

Между тем послышался громкий стук в дверь.

– Никого не пускайте, – повторил Ранхель менеджеру, – если только это не полиция.

Менеджер скрылся в баре.

Когда они остались вдвоем с доктором Ридуарой, он спросил, указывая на большую рану на голове:

– Какое оружие тут было использовано?

– Там, сверху? Я бы сказала, что охотничий нож. Ширина лезвия – один дюйм с небольшим. Точнее я смогу ответить, когда тело доставят в морг. Да, это определенно ножевая рана. Рядом вторая – смотрите.

Все улики, казалось, указывают на то, что оба убийства – дело рук одного преступника. Похоже, у них в городе завелся серийный маньяк.

– Прежде чем ехать в морг, поищите, пожалуйста, на одежде инициалы, – сказал Ранхель, – может быть, есть эмблема школы, где училась погибшая… Необходимо ее идентифицировать…

– Идите сюда, – послышался голос менеджера.

Ну наконец-то! Приехал Траволта, Вонг или еще кто-то. Но оказалось, что это возвращается Рамирез.

– Подождите, – схватил его за руку Ранхель, – не подходите. Надо прежде сфотографировать пол и вообще все вокруг.

– Извините, но с сеньором Табоадой мы работаем по-другому, – возразил Рамирез.

– Сегодня вы работаете со мной, – напомнил ему Ранхель, а про себя подумал: «Заткнись, я и сам знаю, что за тип этот Траволта».

– А зачем это?

– Для того чтобы не упустить важные улики. Вы как будто вчера родились, Рамирез, и не знаете, в чем состоят ваши обязанности.

– Я объясню ему, – пришла на помощь доктор Ридуара.

И Ранхель отправился в бар опрашивать народ. Что касается сотрудников бара, то ни один из них не вызывал подозрений. Повар не покидал кухню с одиннадцати часов, менеджер все время был на виду, работая за кассой, бармен и официанты не выходили из зала. Притом что Рауль Силва обнаружил тело незадолго до 14.50, предстояло определить, когда его подкинули, то есть восстановить события прошедшего часа, выявить и задержать подозреваемых.

Посетители томились в ожидании допроса, снаружи тем временем скапливались репортеры, и в голову лезли нехорошие мысли о Траволте, которому не понравится, что другая собака обнюхивает его территорию. У них в отделе все роли были распределены: Гордо расследовал преступления, связанные с сексом и наркотиками, Ранхель – убийства и похищения, но похищения гораздо чаще. Еще ему сплавляли ограбления – пользуясь тем, что у него есть нужные контакты, полученные от дяди. Толстая свинья, этот Траволта, он доложен быть благодарен, что коллега прикрывает его задницу.

Снаружи бурлила толпа, желающая знать, что происходит. «Скорая» все не ехала. Ранхель взглянул на часы – 15.30. Ну что ж, пора приступать. Может быть, тут скрывается убийца? Он окинул взглядом помещение. Зная, что сейчас им будут задавать вопросы, притихшие люди таращились в пустоту, на потолок, будто внезапно обнаружили там что-то интересное. «Ничего себе, какие разводы, – наверное, удивлялись они. – Откуда, интересно, такое на потолке?»

Ранхель снова оглядел зал и решил, что начинать надо со столика, где больше всего бутылок. Двенадцать минут назад (он установил это) тело девочки подбросили в туалет где-то в 14.00–14.20, но это сделал не Рауль Силва Сантакруз, потому что многие видели, что в туалет он направился без пакета.

– Слушайте меня внимательно, – сказал ему Ранхель. – Я вас не арестовываю, но вам придется явиться в полицию для дачи показаний.

Один официант вспомнил, что незадолго до Силвы в туалет выходил другой мужчина.

– Вон он – сидит у двери.

Это был водитель по имени Рене Луис де Диос Лопес, который пришел сюда пообедать в компании своего шефа – сеньора Хуана Алвизо, владельца местного мясокомбината. По словам официанта, он сделал заказ и вышел, но вышел с пустыми руками и вернулся через пару минут. Рене Луис де Диос объяснил, что просто ходил помыть руки перед едой, тем более что испачкался, грузя ящики с товаром.

Шеф подтвердил его алиби:

– Да, он грузил ящики в машину, чтобы везти заказ в Матаморос моему дистрибьютору.

Ранхель с первого взгляда понял, что парень ни в чем не виноват, но все-таки предупредил, что забирает его в полицию для дачи показаний.

– Офицер, – сказал ему сеньор Алвизо, – мы пришли сюда вместе. Все утро он провел со мной в офисе. Как по-вашему, можно пройти отсюда через весь зал с девочкой в руках и чтобы никто не заметил?

И пусть Ранхель знал, что Алвизо прав, он не мог отпустить его водителя. Рене Луису де Диосу придется подвергнуться процедуре проверки, как и всякому невиновному гражданину, попавшему под подозрение полиции. За шесть лет службы Ранхель успел убедиться в том, что проверка ни для кого не проходит даром. Презумпция виновности, согласно которой невиновного считают виновным, пока он не докажет, что это не так, меняет людей. Кроме того, попав в полицию в качестве подозреваемого, Рене Луис рисковал столкнуться с вымогательством. Весельчак, Траволта, даже Чикоте не преминут выманить у него деньги.

Ранхель ненавидел эту часть своей работы, но если он нарушит инструкцию, дело будет выглядеть так, будто он выгораживает водителя. Если же вдруг Рене Луиса признают виновным, то они оба загремят в тюрьму. Так что он предпочел действовать по закону.

– Мне очень жаль, – сказал он, – но я должен соблюдать правила, а иначе меня арестуют, – и положил в карман паспорт Рене Луиса.

– Хорошо, но важных персон-то вы отпустили? – возмутился сеньор Алвизо. – А они сидели в этом туалете чуть ли не полчаса. Понятно теперь, кого вы защищаете.

– Что? Что вы говорите? – вытаращил глаза Ранхель. – Кого вы имеете в виду?

– Сеньора Уильямса, кого же еще? А мой водитель только сходил вымыть руки, и вы его задерживаете! Прелестно!

Ранхель сделал себе мысленную пометку задать Уильямсу-младшему несколько вопросов, но так или иначе водителя он должен был забрать с собой.

– Слушайте, клянусь, это чисто формальная процедура, – солгал он полушепотом. – Извини те, пожалуйста. – А про себя, как обычно, подумал: «Черт бы побрал эту работу».

В пять минут пятого приехали Проф и Вонг. Первый занялся пьяницами у стойки, а второй принялся опрашивать завсегдатаев, сидевших в глубине бара. В 16.30 Ранхель вышел узнать, как идут дела у криминалистов.

Они положили тело на желтую скатерть с логотипом «Рефрескос де Кола», которую им выдал владелец бара, и Рамирез делал последние снимки. Ранхель был опытный коп, но и его едва не стошнило, когда он это увидел. Труп был расчленен – конечности и голова отделены от туловища. Они с доктором Ридуарой переглянулись, молчаливо сходясь во мнении, что это работа того же преступника.

– Поторапливайтесь, – сказал Ранхель Рамирезу, – у нас мало времени.

Они осматривали повреждения на теле, когда их внимание привлек странный эффект: каждый раз, когда Рамирез щелкал затвором, вспышка его фотоаппарата гасла не сразу, а продлевалась, словно эхо. Это повторялось, пока они не подняли глаза и не увидели Чиланью с фотоаппаратом, снимающую через окно. «Паршивая сука, – подумал Ранхель, – вот ушлая тварь!»

– Эй, прекрати! – крикнул он.

Чиланья хотела скрыться, но зацепилась рубашкой за окно, и створка приоткрылась. Ранхель сразу все понял. Ну конечно, он идиот. От огорчения Чиланья выдала марксистскую тираду, но он не удостоил ее внимания.

– Куда выходит это окно? – спросил он менеджера.

– В переулок Кастомс-эллей.

Теперь все ясно. Все сходится.

– Вонг, ты за старшего. Я скоро вернусь.

Толпа у входа в бар не расходилась. Ранхеля засыпали вопросами, но он даже не остановился – шмыгнул за угол и побежал в переулок. Была и другая причина, по которой ему не хотелось медлить, – он боялся столкнуться с Альбино, хотя и не хотел себе в этом признаться. Альбино был такой тихий, молча смотрел на него бесцветными глазами и нагонял ужас. Он был словно кошка, которая в состоянии испугать взрослого человека. Альбино издали бросил на него осторожный взгляд и ушел. Ранхель не дышал, пока тот не повернулся спиной. Но успел краем глаза заметить, что фотограф перематывает пленку. Ну и сволочь! Он, конечно, тоже снимал через окно и незаметно смылся. Ранхель не знал, в какой газете работает Альбино, да и знать не хотел, в глубине души опасаясь, что ни в какой. Как-то он спросил о нем дядю. «Кто? Какой Альбино? Я не в курсе», – был ответ. Больше Ранхель не заводил о нем разговор.

Переулок на задворках бара «Леон» служил мусорной свалкой для жителей окрестных домов. Шесть помойных ящиков были забиты под завязку, вокруг валялись бесчисленные картонные коробки и разная рухлядь – например, скелет холодильника, брошенного здесь черт знает когда. На холодильник и взгромоздилась Чиланья с фотоаппаратом, и когда примчался Ранхель, она все торчала наверху, пытаясь высвободить свой рукав, зацепившийся за край окна. «Тупая курица, – подумал Ранхель, – хотя и марксистка. Еще учиться и учиться соплячке».