Текст книги "Черные минуты"

В переулок выходили три улицы – Калле-Адуана, Калле-Прогрессо и Авенида Героев де Пало Альта. Ясно, что преступник мог прийти и уйти по любой из них, но зачем ему понадобилось подбрасывать тело в бар? Разве не проще и не безопаснее было бы оставить его снаружи? Ну никакой логики! Нет, что-то здесь не то…

Вскочив на холодильник, Ранхель спустил девушку вниз – хотя она упиралась и визжала как резаная – и стал осматривать окно. С другой стороны за ним наблюдали Вонг и доктор Ридуара, стоящие в туалете. Ранхель быстро огляделся – пятен крови вокруг вроде бы нет… Значит, убийство произошло не здесь. Нет, есть одно пятно на ржавом карнизе. Сюда надо Рамиреза. Жаль, что металл сильно проржавел и отпечатки пальцев снять будет невозможно. Виноват проклятый морской воздух, который разъедает все вокруг.

Ранхель, занятый осмотром, услышал, как внизу щелкает затвор фотоаппарата.

– Слушай, подруга, валила бы ты отсюда, не мешай работать, – сказал он.

Пока подыскивал слова, чтобы отшить ее, подъехала полицейская «Джулия». За рулем сидел Гордо – Толстый Волк. Ну наконец-то! Из машины вышел Круз Тревино и подозрительно уставился на девушку. «Зря я не отогнал ее подальше, – мысленно пожалел Ранхель, – теперь он подумает, что это я слил ей информацию».

– А ну-ка проваливай, – грозно зарычал Тревино, – ты не имеешь права находиться на месте преступления.

Чиланья огрызнулась, но предпочла удалиться. Круз проводил ее злобным взглядом и лишь затем поздоровался с Ранхелем.

– Еще одна девочка?

– Да, как на Эль-Пальмар.

– Это дело Табоады, – проворчал Тревино.

– Но его не было, и послали меня.

– Ну как знаешь. – Он пожал плечами. – Какой уговор – все равны перед законом или есть те, что ровнее?

– Решай сам.

Тревино похлопал себя по карманам и спросил:

– Наручники у тебя с собой?

– Да, но они мне понадобятся.

– Мне они понадобятся больше.

Ранхель неохотно вынул наручники и швырнул ему. Тревино прав: судя по данным осмотра, преступник вряд ли сейчас сидит в баре. Придется расширить район поисков. С этой мыслью Ранхель спустился на землю и пошел проследить за транспортировкой тела в морг.

В общей сложности операция продолжалась два часа. За это время Толстый Волк и Круз Тревино успели набить свой автозак подозреваемыми. Оставив машину у площади Плаца де Армас, они принялись прочесывать исторический центр города. Почти сразу, проходя по площади, они заметили на скамейке банду из двух человек. Толстый Волк схватил их за шкирку и поволок в машину. Один было вырвался и хотел сбежать, но Круз Тревино вовремя повалил его на землю своим знаменитым ударом. Удар у Круза был что надо. Потом они пошли на вокзал, где собрали бомжей, спящих на скамейках. Эту процедуру они повторили и на блошином рынке.

Круз Тревино был родом из Парраля, муниципалитет Чиуауа. По словам одного из друзей, ничто так не влияет на Тревино, как жара. Когда жарко, он прямо-таки звереет.

В тот день Круз и Толстый Волк доставили подозреваемых в полицию и заперли всех в одной камере, включая двоих хиппи, направлявшихся в Акапулько. Пока Толстый Волк записывал их фамилии в журнал, Круз Тревино, закатав рукава, растирал руки – готовился. Затем, в сопровождении надзирателя, он подошел к камере и приказал:

– Дверь!

Надзиратель отпер дверь.

Тревино вошел и ткнул пальцем в одного хиппи:

– Ты!

Хиппи вышел в коридор – волосатик в круглых очках и бакенбардах, похожий на Джона Леннона.

– Что ты сделал с девочкой?

Хиппи – студент-политолог Национального университета, проводящий в Паракуане каникулы, – поправил очки и переспросил:

– С какой девочкой?

Напрасно он так ответил, потому что удар Тревино едва не вышиб из него дух. По крайней мере, надсмотрщик по имени Эмилио Ньето, также известный как Чикоте, на мгновение подумал, что волосатику конец. Но нет, пока Чикоте рассматривал потолок, а Тревино готовился повторить лечение в уменьшенных дозах, студент отдышался и прошелестел:

– С какой девочкой?

Последовал новый удар. «Негодяи», – возроптала камера, а второй хиппи смертельно побледнел.

– Дверь! – заорал Круз Тревино, и подозреваемые, толпившиеся у двери, точно стадо овец, рассыпались кто куда.

Идентификация тела заняла час. По словам одного из официантов, на девочке была форма общеобразовательной школы номер пять, находящейся неподалеку. Проф по телефону узнал у директора, что звонила мать одной из учениц, обеспокоенная отсутствием дочери.

– Направьте ее сюда.

Мать приехала в сопровождении двух соседок. В руках у нее были четки и молитвенные карточки. «Как жаль, что они ей не помогут», – подумал Ранхель.

Увидев туфли, женщина разрыдалась, и успокоить ее хоть немного не было никакой возможности. Под конец ей вкололи транквилизатор и увезли в той же «скорой», что и ее дочь. Час спустя в полицию приехал ее муж, рабочий нефтеперегонного завода, узнавший обо всем от соседей. Тяжело было видеть, как рыдает взрослый мужчина.

– Да, – подтвердил он, – да, это моя дочь.

Девочку звали Юлия Консепсьон Гонсалес, она училась во втором классе, и вскоре ей должно было исполниться девять лет. Девять лет… Кто мог напасть на беззащитного маленького ребенка? Только законченная мразь.

– Табоады пока нет?

Уже второй раз в течение часа шеф Гарсиа задавал этот вопрос. В последнее время толстяк настолько полюбился шефу, что тот позволял ему в рабочее время разъезжать на служебной машине по личным надобностям. Впрочем, сейчас не это главное. Главное, что Траволта вернется и устроит ему головомойку за то, что увел у него дело. Хотя зная Траволту, можно было предполагать, что сегодня он не вернется. В пятницу после обеда он ехал в порт, например в бар «Тибериус», снимал проститутку или даже двух и развлекался до ночи.

Когда Ранхель приехал в полицию, ему передали, что звонила доктор Ридуара. Ранхель тут же нашел в записной книжке телефон университетского морга и перезвонил ей. Время было шесть часов вечера.

– Доктор? Это Ранхель. Какие новости?

– Я уже закончила. Но прежде позвольте уточнить: вы посылали сюда фотографа?

– Нет.

– Я так и знала.

– В смысле?

– Мне позвонил какой-то мужчина – судя по произношению, северянин, – и заявил, что он фотограф и вы велели ему приехать.

– И вы его приняли?

– Нет, конечно, хотя он даже пробовал угрожать. Я сказала, что прежде свяжусь с вами для уточнений, и он повесил трубку.

Ага, северянин. Должно быть, Джонни Гурреро, чтоб он сдох.

– Спасибо, доктор. А что вам удалось выяснить?

– Лучше я расскажу вам при личной встрече. Боюсь, что нас могут подслушивать.

Ранхель приехал в морг ровно в девять часов. Оставил машину на университетской парковке, спустился по широким ступеням к студенческому амфитеатру и долго колотил в дверь, чтобы его впустили. Наконец, тощий взмыленный юнец отворил ему и проводил в лабораторию – выложенную кафелем комнату, пропахшую химикатами. Доктор Ридуара все еще работала. Когда вошел Ранхель, она отослала студента и проговорила со вздохом:

– Добро пожаловать.

– Да, работы вам привалило.

– Стоит кому-нибудь поручить, и все насмарку. Вот вы, например, представляете, как Траволта расследовал бы это дело?

Ранхель не ответил. При всей своей нелюбви к Траволте отзываться о коллегах плохо он не привык.

– Есть новости?

– Отчет почти готов. – Она указала на печатную машинку «Оливетти» на столе. – Прежде всего стоит отметить, что орудие убийства аналогично тому, что было использовано на Эль-Пальмар. Понятно? Взгляните на фотографию.

– Какой орган наиболее пострадал? Я имею в виду, может ли преступник по роду занятий быть врачом, мясником, студентом-медиком? То есть можно ли предположить, что ему точно известно, как быстрее прикончить человека?

– Не думаю. Судя по многочисленным порезам на теле, убийца – безумный маньяк, действующий иррационально.

– Он правша?

– Да, несомненно. Взгляните, – доктор металлической указкой приподняла кожу, – какая траектория. Он нанес этот удар, удерживая ее на земле.

– Сексуальное насилие имело место?

– Как и в первом случае.

– До или после?

– После. Нет, у меня просто в голове не укладывается… Две девочки подряд… Как же надо ненавидеть детей, чтобы совершить такое?

Ранхель спросил, нельзя ли сделать анализ крови обеих жертв.

– А что вы хотите найти?

– Снотворное. Я хочу знать, не использовал ли он прежде усыпляющих средств.

– Хорошо. Но результаты будут только завтра.

Перед тем как попрощаться, доктор Ридуара отдала ему готовый отчет, который Ранхель сразу же принялся читать.

– Это все? – спросила она.

– А?

– Ее можно отдавать? Отец уже два раза звонил.

– Да, отдавайте. Только предупредите, чтобы никому не разрешали делать снимки.

– Да, конечно.

Затем доктор Ридуара сделала что-то такое, чего Ранхель не увидит больше никогда. Вынув из кармана белый носовой платок, она накрыла лицо мертвой девочки, уже закрытой до подбородка черной тканью.

– Бедняжка, спи спокойно, все закончилось. Твои мама и папа сейчас за тобой приедут.

Он писал отчет до трех часов ночи, пока, как обычно, не уперся в стену. Ничего другого не оставалось, как ждать, пока способность к написанию отчетов восстановится. Чикоте давно храпел за столом на вахте, Тиролоко уснул в машине. В час ночи вернулся Вонг, который ездил в похоронный дом опрашивать родителей.

– Родители понятия не имеют, кто это мог сделать, – рассказывал он. – Отец сказал, что врагов у него нет. Ничего подозрительного на улице не происходило. Все один в один с тем случаем на Эль-Пальмар.

Вонг был толковый коп. Он обладал особым чутьем, которое помогало ему видеть детали, дающие развитие следствию. Так, с его помощью они установили время, когда убийца вошел в туалет. После того как Ранхель доказал, что преступник проник в помещение через окно, двое постоянных посетителей, которых опрашивал Вонг, вспомнили, что примерно в 14.30 они слышали шум. Конечно, это был бандит, бросающий пакет с телом девочки.

Вонг даже повеселел. Ну вот, хоть что-то. Дело, считай, сдвинулось с мертвой точки. Да, согласился Ранхель, хотя такой уверенности у него не было. Стоило лишь прикрыть глаза и вспомнить, при каких обстоятельствах обнаружили труп. Есть здесь что-то необъяснимое, скрытое, какая-то неявная нить, ведущая в прошлое… Его не оставляло ощущение, что он пытается прочитать зашифрованное письмо, не зная кода. Как же, черт подери, его расшифровать?

Местные газетчики тоже не сидели сложа руки. В свежем выпуске «Меркурио» появилась статья под названием «Шакал возвращается». Не много ли они на себя берут? Даже кличку ему придумали – Шакал. Попутно автор статьи возмущался растущим в городе числом изнасилований, утверждая, что официальная статистика регистрирует три случая в месяц. «Ну это он врет, – думал Ранхель, – мне ничего об этом не известно». «Бессилие силовых структур – вот что поощряет таких шакалов совершать преступления», – заявлял журналист по имени Джонни Гурреро, редакционный новичок.

Ранхелю не нравился его стиль. Мало того что с самого первого дня он строчил статьи, направленные против шефа полиции, будто сидел на зарплате у мэра, он бесстыдно все перевирал и сгущал краски. А его нелепый и напыщенный слог? Он не мог написать «бродяга», бродягу он обязательно называл «отверженным». Проститутки превращались у него в «жриц любви», больница в «нозокомиум», а вскрытие в «легальную некропсию». В том же духе он сочинял подписи под фотографиями – «Бедствующий разнорабочий покончил с собой от безысходности».

Как-то раз Джонни брал у него интервью по телефону, после чего Ранхель его и невзлюбил, и особенно оттого, что у Джонни было извращенное чувство юмора, цветущее на чужих бедах. Они никогда не встречались, но Ранхель был уверен, что Гурреро – это приземистый и кривоногий толстяк с лоснящимся жиром лицом.

Ранхель лишь мельком прочитал текст, потому что заранее знал, что там написано: напрасные усилия, убийца на свободе, беззащитное население, нерешительность властей, постыдное расследование, некомпетентность полиции. Последнее его особенно возмутило. Некомпетентность? Пусть бы побывал на их месте, никчемный писака.

Ранхель вынул несколько страниц из середины и стал читать гороскопы и комиксы. И вдруг – (продолжение, начало на с. 1): …потому что нельзя ожидать перемен к лучшему при существующей системе, когда полицейские игнорируют очевидные улики, руководствуясь личной выгодой. Вот негодяй! Ранхель воспринял это как персональное оскорбление, хотя статья была направлена против шефа. Ну конечно, этот тип отрабатывает мэрские деньги.

Он разозлился и хотел было отбросить газету, но вдруг его взгляд привлек необычный заголовок на соседней странице: «НЛО в Паракуане». Это еще что такое? Ниже курсивом шло примечание: Благодаря соглашению с агентством Ассошиэйтед Пресс, «Меркурио» получила доступ к уникальным материалам из самого ФБР – «Все про НЛО от профессора Кормака Маккормика», – которые будут опубликованы в нескольких номерах. «Что за чертовщина?» – подумал Ранхель, глазам своим не веря. Первая часть публикации описывала случай в городе Юкка штат Вайоминг, где марсиане повадились похищать землян.

По словам свидетелей, все происходит под покровом ночи. Приземлившись, марсиане прячут свой корабль и свободно заходят в любой дом, где овладевают сознанием и телами хозяев. Причем единственное средство против пришельцев – это минералы, в частности мобдолит. Профессор цитировал местную жительницу по фамилии Старк. «Они забрали Боба», – сказала она.

Понятно: теперь поделки из мобдолита будут расхватывать, как горячие пирожки. Ранхель отшвырнул газету и побрел в другой конец коридора, где стояла кофеварка. Вдруг ему показалось, что кто-то следит за ним через окно. Он остановился. Черт, кто же это? Вот до чего доводит усталость – перестаешь узнавать собственное отражение. Ну да, это он: длинные волосы, усы, как у сержанта Пеппера, густые бакенбарды, белая рубашка – всегда белая, – коричневые ботинки с белой строчкой и синие джинсы. Хотя… Просто его неизменные черные очки остались на столе, вот он и обознался.

Очки он носит, потому что у него разноцветные глаза – один голубой, а второй карий. По глазу на каждую сторону реальности, как говорит сеньор Торсван. Надо сказать шефу, чтобы купили новую кофеварку. Эта совсем сломалась – кофе льется мимо чашки.

Вернувшись за стол, Ранхель взял отчет Траволты по делу о теле ребенка с Эль-Пальмара и внимательно его изучил. Затем перечитал собственные записи. Повреждение таза… нижние конечности отделены от туловища предметом с зазубренным лезвием… белые волосы… сигарета. Надо же, какое совпадение – первое убийство тоже произошло семнадцатого числа. Но этот факт не показался ему примечательным и сгинул в глубинах его памяти.

Если он вскоре не найдет убийцу, журналисты с потрохами его сожрут. Но почему он? Это не его дело. Черт, как болит спина. Это все от усталости, как обычно в бессонную ночь. Дневное напряжение сказывалось во всех членах. Даже карандаш выпадал из пальцев. Всякий раз, когда ему случалось переработать, начинали потеть ладони. Это продолжалось часами, а потом возникали трещины и кровь. От пота и зуда в ладонях не спасали ни траквилизаторы, ни оборачивание их носовым платком. Хуже всего, что любое касание причиняло боль – особенно если трогать холодное или горячее. Он не мог держать в руках чашку кофе, иногда даже такая простая вещь, как чтение газеты, давалось с трудом. Затем потоотделение прекращалось, и тут его поджидала самая большая опасность. Если он продолжал нервничать и перенапрягаться, а крема или масла поблизости не было, кожа высыхала, и появлялись кровавые трещины – иногда на кончиках пальцев, иногда в середине ладони. Последний раз это случилось в сентябре, когда Ранхель расследовал ограбление банка, принадлежащего самому губернатору, – очень сложный случай, который обернулся для него многими хлопотами.

«Что я здесь делаю? – продолжал недоумевать Ранхель. – Тут нужен эксперт по сексуальным преступлениям. Я просто не на своем месте». И в который раз решил, что со службой в полиции надо завязывать. Нет, не сказать, что он никчемный коп – его часто хвалят и даже ставят в пример, но ни интуицией, ни хитростью прирожденного детектива он не обладает, да еще не умеет драться. Целый год, наверное, по-настоящему не дрался. Потому что он не коп, а музыкант, то есть раньше считал себя музыкантом. И как его угораздило попасть в полицию? И если Траволте не удалось раскрыть то первое преступление, что, спрашивается, станет делать он?

Во всем виноват его дядя. В трудную минуту, когда все отвернулись от него, даже близкие друзья, единственным, кто протянул руку помощи, оказался его дядька Мигель Ривера, который давно не общался с семьей. Ранхель от отчаяния позвонил ему, и тот предложил встретиться.

– Конечно, Винсенте, приходи завтра, все обсудим, – сказал он.

Встреча произошла за столом в кабинете шефа. Когда явился Ранхель, Ривера, попивая колу, разговаривал с молодым человеком лет двадцати пяти и женщиной за тридцать.

– Знакомьтесь: мой племянник Винсенте Ранхель. Винсенте, это Лолита и Хоакин Табоада, перспективный молодой сыщик.

Женщина оказалась секретаршей шефа. В то время она была стройнее и сексапильнее. Табоада с первого взгляда показался ему безобидным увальнем, но его угрюмость и огромные кулаки не позволяли усомниться, что одним ударом он уложит любого соперника.

Потом дядя повел Винсенте в ресторан на углу – это был легендарный «У Кляйна», о чем Ранхель узнал позже.

– Это лучшее место в округе, – сообщил дядя.

Они заказали кофе, который оказался настолько крепким, что его пришлось разбавлять водой.

– Я читал в газете о твоих успехах, – начал Ривера. – Так ты больше не играешь?

Ранхель вкратце объяснил, что из-за ссоры с солистом его группа была вынуждена временно прекратить выступления.

– Жаль, – сказал дядя, – наверное, ты хороший музыкант, – и предложил ему поработать в их конторе.

– А что надо делать? – спросил Ранхель.

– То же, что и я.

– Конечно, большое спасибо, но я думал о какой-нибудь кабинетной должности…

– Бухгалтер у нас уже есть, и больше нам не надо. Будешь работать со мной и учиться.

– Но мне кажется, что это не мое призвание…

– И я так думал тридцать семь лет назад. Знаешь, Винсенте, среди нас нет ни одного человека, который мечтал о работе в полиции. Мы все тут, можно сказать, случайно. В общем, завтра в шесть часов утра я жду тебя на рабочем месте.

Вот так Ранхель и стал полицейским. И все-таки ему не верилось, что он сыщик. В виде первого задания дядя велел ему запоминать по фотографиям террористов и грабителей банков, чтобы при встрече он мог узнать их в лицо, а также заставил изучить документы, недавно полученные из Мехико, – в отношении террористической организации, именующей себя «Группа 23 сентября». Согласно документам, два члена организации предположительно скрывались в Паракуане. «Ну и дела, – не уставал удивляться Ранхель, – был я артист, а стал криминалист».

Следующие три недели он сопровождал дядю на задания. Принимал участие в арестах, допросах, потом помогал составлять отчеты. Он по-настоящему узнавал город. Раньше он жил, не вылезая из баров и музыкальных магазинов, теперь же ему пришлось изменить стиль жизни. Люди делились с ним своими проблемами, Ранхель слушал, ходил по домам и вникал в такие вопросы, о существовании которых раньше и не догадывался. Дядя учил его избегать насилия.

– Запомни золотое правило, племянник: достал пистолет – стреляй, а не хочешь стрелять – не доставай.

Сначала Винсенте думал, что дядя ездит повсюду безоружным, но потом увидел у него за поясом пистолет 38-го калибра, который иногда перекочевывал в заплечную кобуру. Первое время ему приходилось тяжело. Пару раз он по ошибке едва не убил человека. В понедельник, после совещания у шефа, дядя сообщил ему, что они едут в Коралилло на задержание.

– Я там никогда не был, но говорят, что это опасное место, – ответил Ранхель.

– Опасное было после войны, когда туда набился всякий сброд: турки, китайцы, корейцы – кого только не было. Даже итальянские мафиози попадались.

– А я без оружия.

– Не беспокойся, мы всего лишь едем арестовать бензинового вора.

– То есть?

– Это вор, который промышляет в районе, где живут нефтяники. Только не говори мне, что никогда раньше о таком не слышал.

– А кто он?

– Могу только догадываться. У меня есть подозрение насчет его личности.

– И мы потащимся в Коралилло, потому что у вас есть подозрение?

– Послушай, племянник, в нашей работе необходимо доверять интуиции. Никто не принесет тебе на блюдечке улики, подтверждающие твою версию. Если ты этого не понимаешь, тебе лучше заниматься другим делом. А в работе детектива главное – чутье. – Видя, что Винсенте заинтересованно слушает, дядя продолжал: – Порой нас посещают озарения – ты просто знаешь, что твоя догадка верна и все тут. Ты долго ломаешь голову и вдруг – бум! – словно тебе кто подсказывает: иди туда, сукин сын. И ты все бросаешь и несешься по следу. Это может показаться невероятным, но интуиция редко меня обманывает. Едем, и ты сам убедишься!

По дороге в Коралилло на душе у Ранхеля было неспокойно. Он сказал, чувствуя зуд в ладонях:

– А говорят, что последнего копа, который осмелился там появиться, вынесли оттуда чуть ли не ногами вперед.

– Да ну? А что еще говорят?

– Что на него напала шайка из двадцати человек, и один пырнул его ножом в живот, и он сбежал, унося в руках свои кишки.

– Что ж, правду говорят, – вздохнул Ривера и поднял рубашку. Ранхель увидел на животе длинный шрам. – Ну и ушлый у меня племянничек – знает все наперед.

Они свернули с шоссе на узкую песчаную колею, резко уходящую вниз к морю. Других машин вокруг поблизости не было. Заметив, что дядя хмурит брови, Винсенте догадался, что, несмотря на все шуточки, и ему тревожно от мысли о предстоящей высадке в этом неспокойном районе.

– Держи ухо востро, племянник, – сказал Ривера, точно подтверждая его догадки.

– Будет стрельба?

– Нет, не думаю. Меня тут знает каждая собака. Сейчас подходящий момент, чтобы представить тебя местным воротилам.

Они остановились напротив мясной лавки, и дядя, широко улыбаясь, вышел из машины.

– Хуанито! – Он взмахнул рукой, приветствуя человека лет пятидесяти, в окровавленном фартуке, который стоял за прилавком и резал мясо.

– Как дела, босс? Неужто ты приехал ко мне за стейками?

– Не совсем так. Я приехал за твоим помощником.

Ранхель покосился в сторону помощника, о котором явно шла речь. Это был высокий и плотный тип, и если их с дядей сложить вместе, то как раз получился бы один такой. Он рубил топором мясную тушу. Услышав, что речь идет о нем, он как ни в чем не бывало продолжал работать, лишь кости из-под топора разлетались в разные стороны. Неужели дядя собрался его арестовать? Напрасно он надеется, что они вдвоем одолеют эту гориллу.

Вскоре вышел хозяин. Они с Риверой, похоже, хорошо знали друг друга, потому что тот, внимательно поглядев на них, сказал:

– Ну ты и раздобрел, старина. А напарник твой жидковат телом. Не думаю, что он продержится против моего помощника.

– Но-но, полегче! Знаешь, какое у него прозвище? Джеки Чан! И он не просто мой напарник, он мой племянник.

– Ах вот оно что! – воскликнул мясник. – Приятно познакомиться.

Ранхель кивнул.

– Ну так что же ты медлишь? Вели своему помощнику прыгать ко мне в машину.

– Ты и сам можешь ему приказать. Или пусть Джеки Чан его отведет. Посмотрим, на что он способен.

Мясник замер и уставился на них. «Вот черт, неужели он это всерьез?» – думал Ранхель. Да он сейчас перемахнет прилавок и в два счета забьет их топором.

– Что ты там бормочешь? – прищурился дядя. – Ты вздумал тягаться с моим племянником?

Гигант не отвечал, лишь молча таращил глаза.

– Нет, – ответил за него хозяин. – Но вам придется нести его, лейтенант. Если вы его поднимете, конечно. Кстати, в свободное время он ради забавы любит покидать стиральные машины.

– Оттого я и приехал к тебе, Чимуэльо. – Дядя и мясник в упор глядели друг на друга, как два бешеных быка. – Отдай то, что он украл, и я его не трону. Почему ты грабишь дома моих друзей?

Чимуэльо по кличке Беззубый раскрыл рот и осклабился, подтверждая свое прозвище.

– Да что ты говоришь, босс! Каждый раз, когда ты приезжаешь, оказывается, что я обижаю твоих друзей.

– Я не виноват, что у меня много друзей. Знаю я тебя – тебе просто не нравится моя машина. Хочешь, что бы я подогнал сюда «Джулию»?

– Да ни за что я не полезу в эту душегубку. Прежде установите там кондиционер.

– Ничего, представь себе, что ты в сауне.

– А что скажут мои соседи?

– Они подумают, что ты уехал в отпуск на север.

Тюрьма «Нагуаль» и вправду находилась к северу от города, на одноименном холме. Чимуэльо рассмеялся и не ответил. Тем временем его помощник пятился в глубь лавки – наверное, хотел сбежать. Винсенте и дядя переглянулись. Чимуэльо по-прежнему не опускал ножа. «Один бросок – и дядины кишки снова вывалятся наружу», – думал Ранхель. Но при всей уязвимости их положения Ривере все-таки удавалось сохранять контроль над ситуацией.

– Послушай, Чимуэльо, – сказал он, – ты же знаешь, я всегда говорю с тобой откровенно. Терять мое расположение не в твоих интересах. Люди, что придут после меня, не настолько терпеливы.

Мясник, подумав, кивнул:

– Ну хорошо! Чапарро, скажи лейтенанту, где вещи, которые ты подобрал на свалке.

– В магазине Теобальдо, – басом ответил помощник.

– У испанца?

– Ну да.

– Ах, чтоб он сдох, этот Теобальдо! Когда ты был у него?

– Вчера.

– Он заплатил тебе?

– Пока нет.

– Отлично! Тебе не придется возвращать ему деньги. Идем сейчас же к нему.

Полчаса спустя Ранхель помог дяде погрузить в машину телевизор, аудиоцентр и шкатулку с бижутерией, пока владелец магазина, испано-мавританец, брызжа слюной, посылал на их головы всевозможные проклятия.

– Не вздумай снова торговать награбленным, Теобальдо, а не то я запру тебя в тюрьму, – предупредил Ривера. – И это мое последнее предостережение, тупица. В следующий раз ты так запросто не отделаешься.

Они развернулись и поехали обратно. Их груженая машина, буксуя, с трудом карабкалась вверх по песчаной дороге.

– Тут не все, – злился Ривера, – мы столько сил и времени угрохали на эту поездку, а нас же потом и обвинят, что недостающее мы украли.

Слушая его, Ранхель думал: «Ты бы не украл, а другие копы не столь щепетильны».

Его приняли в штат месяц спустя – конечно, в основном благодаря дяде, который похлопотал за него у шефа. Раз в две недели он получал зарплату – к удивлению прочих новичков, которые месяцами ждали, пока им что-нибудь обломится. И хоть деньги были небольшие, они вызывали у коллег зависть, а у него смущение, потому что они роняли его в его собственных глазах, разрушали его представление о себе. Чавезу, например, не светила постоянная работа, поскольку за ним числилось уголовное преступление – он зарезал двух человек. «В виде самообороны», – уверял он, но шефу Гарсиа было плевать. И Чавез был обречен перебиваться подачками своего напарника Траволты, который присваивал себе его заслуги. Чавез рисковал, честь и награды доставались Траволте.

На свои первые песо Ранхель купил черные туфли и брюки, а гавайскую рубашку и костюм в пастельных тонах, которые надевал на сцену, он выбросил. Музыкант в нем умер, и родился коп.

Его день начинался рано. После подъема он гладил рубашку, качал пресс, отжимался и приседал, чтобы не заиметь пивной живот, как у дяди, и кашель курильщика. Наскоро приняв душ, он одевался и выбегал из дома, ловил «аквилу», или такси (такси в порту называлось «аквила» (орел), потому что на эмблеме их профсоюза был изображен орел) и ехал в кафе. Как Ранхель ни старался, а приехать на завтрак раньше дяди ему никогда не удавалось. Как бы рано он ни вставал, но к его приезду дон Мигель Ривера успевал прикончить огромную тарелку чилакилес с бобами под соусом сальса ройя, выпить апельсиновый сок и черный кофе с корицей и паточным сахаром.

После завтрака Ранхель отчитывался по всем делам, и они вместе анализировали проделанную работу. Если поблизости не было любопытных, которые могли бы их подслушивать, дядя посвящал племянника в планы начальства: кого предстоит арестовать, кого наградить. Еще они обсуждали последние новости – вроде траулер гринго незаконно ловит креветок в территориальных водах Мексики.

Подбив таким образом итоги за день-два, они ехали в полицию. Когда Ранхель втянулся в работу, он почувствовал, что черная гнетущая тоска мало-помалу отступает и если вновь накатывает, то ненадолго. Через год он купил подержанный «шевроле-нова» – коллега пригнал из-за границы.

Свою убогую комнату в центре города он сменил на дом за рекой, не дом, а целый особняк, который приглянулся ему как-то раз, когда он проезжал мимо. Это был типичный особняк а-ля Новый Орлеан постройки начала века. В любом портовом городе можно до сих пор найти множество образчиков этого стиля: большая гостиная, кухня, маленькая столовая и две спальни. Благодаря высоким потолкам в доме было прохладно. Также имелась большая терраса, откуда открывался чудесный вид на реку. Еще одним преимуществом было то, что старушка владелица назначила ему чисто символическую арендную плату.

За домом начинались кукурузные поля. От реки к его дому поднималась неимоверно грязная в любую погоду тропинка, надежно охранявшая Ранхеля от непрошеных гостей. Он не любил, когда его беспокоят. Ближайшие соседи – две рыбацкие семьи – жили довольно далеко, у самой воды, и тишину вокруг нарушали разве что редкие гудки курсирующих по реке паромов. Пожив в шумной комнате в центре города, возле доков, он наконец получил возможность насладиться покоем. Он лежал в гамаке на террасе, потягивая коктейль и слушая тихую музыку, видел небо цвета индиго и отражение огней в воде.

Жизнь шла своим чередом. Вскоре он заметил, что примерно раз в месяц некоторые сотрудники получают от Чикоте чеки с печатью Petróleos Mexicanos, а также что пятнадцатого числа каждого месяца какой-то тип, с виду бухгалтер, приносит им деньги в конверте. Оказалось, что это благодарность за некие услуги от миллионера Джона Уильямса, владельца местного завода «Рефрескос де Кола». Более того, шеф ежемесячно принимал у себя человека в дорогом клетчатом костюме, который, как говорили, является владельцем трех мотелей и бензозаправочной станции.

После таких встреч у шефа всегда поднималось настроение. Он приглашал к себе пару-тройку ребят, которым раздавал конверты с логотипами разных госучреждений. Так Ранхель понял, почему Чавез и Траволта всегда при деньгах и одеты они лучше, чем он, хотя у них с Траволтой одинаковое жалованье, а у Чавеза и того меньше. Когда он спросил у дяди, как он это терпит, Ривера, помявшись, ответил: