Текст книги "Ящик с проклятием"

Часть 2

-5. Утро: 1941

– Ты опоздала, – заметил Том, глядя, как Эйлин прячет велосипед в кустах.

– Прости, – ответила она, не поднимая глаз. – Мама опять за своё.

Эйлин сунула куклу под мышку и стянула с ног носки. Лиззи приподнялась на локтях и нахмурила круглое лицо.

– Вот же скукотища!

– Ты о чём? – со вздохом уточнил Том.

– Да деревня эта.

– А мне нравится, – признался он и посмотрел мимо Лиззи, туда, где за мерцающим от зноя воздухом прятались тени разрушителей.

– Зато когда живёшь на ферме, можно пить настоящее молоко.

– Разве? – переспросил Морган, морща прыщавый лоб.

– Теперь, когда корабли не плавают, больше нет[1]1
  Имеется в виду морская блокада Великобритании Германией в начале Второй мировой войны и связанный с этим голод.


[Закрыть], – возразила Лиззи, вставая на ноги. – Осталось только сухое, порошковое. Вам дают дополнительный бекон?

– Только обычный паёк, – ответил Том, перекладывая рюкзак на другое плечо. – Но мы ловим кроликов, когда удаётся. Мама показала мне, как их свежевать: даже ножа не нужно, просто сдираешь…

Лиззи скривилась.

– Ну вот, о чём я и говорю. Тут столько всяких гадких занятий – а делать совершенно нечего. И все такие скучные и заскорузлые. Ума не приложу, чего только нас эвакуировали. Вот в городе можно было бы пойти на танцы, или в синематограф, или в кафе, а здесь…

– Останься ты в городе, тебя бы разорвало на кусочки одной из гитлеровских бомб, – отрезала Эйлин. Лиззи показала ей язык.

– Лиззи права, – подхватила Шелли, которая уже начала красить губы. – Уж в городе-то мы бы повеселились. Там вечеринки, деньги и… парни.

– Парни, вообще-то, и здесь есть, – напомнил Морган, расплываясь в щербатой улыбке.

Шелли хмуро глянула на него.

– Я про настоящих парней. Про мужчин. По радио сказали, туда американцы приехали.

– Ну ты и вертихвостка, Шелли Вебстер, – упрекнул Том.

– А ещё тебе лет слишком мало, – напомнила Эйлин.

Шелли взбила туго завитые локоны.

– Но я кажусь старше, чем есть. Вот выйду замуж за первого же солдата, что подвернётся, и буду жить в Чикаго или Майами… или Нью-Йорке.

– Очень сомневаюсь, – заметил Том, сдирая мох с одного из камней, и поправил фуражку. – Как по мне, в итоге ты спутаешься с каким-нибудь докером и застрянешь здесь, как и все мы.

Морган присвистнул и ущипнул друга за руку.

– Боже, Том! Ничего смешнее в жизни не слышал!

Лиззи тоже закусила костяшку, чтобы не рассмеяться. Шелли нахмурилась.

– Ничего подобного! Мама говорит, ноги моей в доках не будет, так что отвалите!

Мальчики расхохотались, и Морган скатал в трубочку свой кисет с табаком.

– Нет, постойте, – заявил он, вытирая глаза перепачканными машинным маслом пальцами. – Вот это самая забавная шутка!

Шелли покраснела и пробормотала:

– Я всё равно от вас уеду. В Америку. Вот увидите.

Эйлин вытерла с носа капельку пота. Остальные были минимум на голову выше, и ей приходилось шагать быстрее, чтобы за ними поспевать.

Лес вокруг них гудел голосами; ребята осторожно ступали по тропе, стараясь не затаптывать следы животных, и отводили в сторону ярко-зелёные ветви деревьев.

– Какая гадость, – скривилась Лиззи. – Всё такое липкое и пахучее. Вот в городе никогда так не воняет, даже когда мусор выкидывают.

– Как же ты достала со своим городом, – не выдержал Том, раздвигая терновый занавес, чтобы остальные могли пройти. – Готов поспорить, наши баки чище, чем тамошние.

– Так понимаю, из баков ты свою одежду и вытащил? – поддела Шелли.

Том чуть развернулся, чтобы пятна на штанах не так бросались в глаза.

– По крайней мере, именно оттуда ты и достала свои моральные принципы, – парировал он.

Морган снова рассмеялся и чуть просыпал табак, проводя языком по сигаретной бумажке.

– Ну и где этот ящик? – не выдержала Лиззи. – Мне пора назад. Тётя хочет, чтобы я почистила курятник и собрала капусту.

– «Копай для победы»[2]2
  Dig for Victory – кампания, развёрнутая в Британии во время Второй мировой войны Министерством сельского хозяйства. Мужчин и женщин призывали самостоятельно выращивать овощи, т. к. рацион был сильно ограничен.


[Закрыть], – кивнул Том. – А где капуста – там и кролики.

– Копать во имя победы я не против, но мне ещё потом лестницу драить. Уличную. Тётя такая чёрствая корова.

– Драй для победы, – переиначил лозунг Морган.

– Хватит ныть, Лиззи, – упрекнула Эйлин. – Ящик на поляне, в верхней части загона.

– И как ты его там отыскала, в такой глуши?

– Я иногда хожу туда порисовать оленей, а на прошлой неделе прошёл сильный дождь, и ящик просто… оказался там.

– Я как раз попал под ливень, когда шёл домой, – пожаловался Морган, протягивая Тому сигарету.

– И как, все мозги вымыло? – поинтересовалась Шелли.

– Не-а. Только шляпу намочило. Напомните, и зачем мы туда идём?

– Сделать подношение, – ответила Эйлин. – Вроде секретного ритуала, чтобы только мы о нём и знали.

– Вроде жертвоприношения?

Эйлин подумала о своём отце; как подводная лодка скрылась из виду, бросив его корчиться в воде, как он рвал на себе форму, пока его утягивало во тьму.

– Глупо как-то, – отрезала Шелли. – Мы уже слишком большие для подобной чуши.

Эйлин покраснела.

– Я старше тебя, но чушью это не считаю. Война всем аукнулась, и важно держаться вместе. Мы теперь реже видимся.

– Чушь, – повторила Шелли.

– Не… – начала Эйлин, но Лиззи её перебила:

– Не чушь. А вроде как волшебство. Я тут читала про ведьм – знаете, они и правда есть. Насылают на людей проклятья. Я собираюсь проклясть свою тётю.

– Тебе ли жаловаться, – заметил Том, ещё раз затянулся напоследок и вернул сигарету Моргану.

Они вышли на поляну. Вдалеке, над зелёным морем леса, тонкий синий дым поднимался от хижины егеря и тянулся в сторону города.

– Смысл не в том, чтобы кого-то проклинать, – сказала Эйлин, снова натягивая носки. – А чтобы сделать что-то хорошее. Мы провели такое чудесное лето, а недавно… нам просто нужно вспомнить, почему мы друзья. В школе ладили только мы. И всегда держались вместе.

– Я в твоей школе не училась, – возразила Лиззи.

– Ой, не говори, сейчас сам угадаю, – подхватил Том, – твоя школа была в… городе?

– С центральным отоплением, – похвасталась Лиззи.

– Ты бы тоже с нами дружила, если бы ходила вместе в школу, а теперь мы принесём подношение, – продолжила Эйлин. – Как-то правильно сделать что-то всем вместе, когда жизнь стала сложной, наши близкие далеко и…

Том остро на неё глянул.

– В общем, это хорошее занятие, – договорила она.

– Слышала, Лиззи? – переспросил Морган. – Хорошее занятие. А значит, и вести себя надо хорошо.

– Ты б никогда не выжил в моей школе, – хмуро ответила та. – Городские мальчишки до смерти задразнили бы тебя за странную форму черепа и…

– Кто что принёс? В подношение? – перебила Эйлин.

– А надо было что-то принести? – удивился Морган.

– Да! – всплеснула руками Эйлин, развернувшись на краю поляны. – Затем-то мы сюда и шли. Чем, по-твоему, мы собирались заняться?

– Чем-то хорошим. Вроде пикника.

В небе раздался далёкий рокот. Ребята посмотрели вверх и увидели крошечные мошки самолётов на фоне белого облака.

– Это наши, – успокоил Том.

Эйлин вновь обрушилась на Моргана:

– Ты видишь, чтобы кто-то захватил вещи для пикника? Не задумался, с чего вдруг я принесла старую куклу?

– Конечно, задумался. Но ты последнее время и так вела себя немножко странно…

Том пихнул друга под рёбра.

Эйлин посмотрела на ящик и выдохнула. Тот никуда не делся, хотя, кажется, немного закопался обратно под землю, точно краб на побережье.

Она опустилась рядом на колени. Изнутри несло сухостью и древностью – наверное, так пахла пустыня.

– Просто отдайте ему что-то из своих вещей, – предложила Эйлин. – Он сохранит их, и так мы будем знать, что останемся друзьями навсегда, как бы ни развела нас жизнь.

– Это всё такая чепуха, Лин, – заявила Шелли, повышая голос, чтобы перекричать рёв моторов. Самолёты подлетели ближе, солнце отражалось от их башен.

Эйлин отвернулась, чтобы остальные не заметили слёз в её глазах.

– Тоже думаешь, это глупо, да, Том? – спросила она, помолчав.

Он покачал головой и встал рядом.

– Как по мне, этот ящик до нас сто лет никто не находил. Да и чего плохого – сделать что-то вместе с друзьями? – Том зыркнул на остальных.

Шелли кивнула.

– Ну наверное. Только не надо с ума сходить.

Эйлин сжала руку Тома.

– Тогда кладите свои подношения! – крикнула она (бомбардировщики подлетели ещё ближе). – Каждый по очереди.

Шелли наклонилась над ларцом и бросила в него что-то маленькое и тёмное.

– Прядь моих волос, – пояснила она с саркастическим реверансом. – Самая красивая вещь на моей хорошенькой голове.

– Я не… – начала Эйлин.

– Думаю, я отдам табак, – заявил Морган, бросая кожаный мешочек в тёмное чрево ящика. – Единственное, что у меня есть, и это не часть моего тела.

– Нет! Вы не должны…

– Пайковая книжка тёти Луизы, – сказала Лиззи, с ужасной улыбкой швыряя в ящик жёлтую книжку. – Проклинаю тебя, старая ведьма, проклинаю тебя!

– Да не в том была суть! – воскликнула Эйлин. – Мы должны отдать что-то хорошее, чтобы оно нас объединяло, – взять на себя обязательства друг перед другом!

Том сжал её плечо и не убирал руку, пока клал в каменный ларец маленькую белую фигурку.

– Ну воть. Человечек, которого я смастерил вместе с дедом, в залог нашей дружбы.

– «Ну воть»? – передразнила Шелли, а Лиззи закатила глаза.

Эйлин накрыла ладонь Тома своей, всхлипнула и положила куклу в ящик.

– Моя старая кукла, Сэди, – пояснила она. – Её подарил мне… папа, когда я была маленькой. – Она огляделась. – Теперь надо сказать слова. Вот – я их записала.

Шелли посмотрела на клочок бумаги.

– У тебя ужасный почерк.

– Это действительно похоже на заклинание, – признала Лиззи.

– Да просто скажите их! – дрожащим голосом велела Эйлин. – Чего страшного-то?

Девочки переглянулись, Морган надул щёки, но ребята встали кругом и взялись за руки.

– Сейчас? – крикнула Лиззи, когда самолёты с рёвом пролетели над головой, отбрасывая тени на поляну.

– Сейчас! – крикнул Том.

– Никогда не приходить сюда в одиночку.

Шелли тихо фыркнула, а Лиззи озорно улыбнулась.

– Никогда не открывать ларец после заката солнца.

Морган неловко переступил с ноги на ногу, сосредоточенно нахмурился; его голос слегка обгонял остальных.

– Никогда не забирать назад своё пожертвование.

Самолёты улетели, и ребят вновь омыли голоса леса.

– Всё? – уточнила Лиззи, по локоть сунула руку в ящик, выудила пайковую книжку и спрятала в карман юбки. – А то мне надо вернуть это, пока тётя не заметила, она меня прибьёт, если узнает!

– А, так можно забирать? – просиял Морган. – Хорошо, а то у меня там пол-унции сокровища.

– Нет! – воскликнула Эйлин. – Правила! Вы же сами дали слово!

– Как дала, так и обратно возьму, – заявила Шелли, аккуратно заправила своё подношение за пояс на юбке и отвернулась. – Никогда не помешает иметь под рукой прядь для поклонника. Увидимся сегодня вечером – может быть!

– Но ты не можешь… – начала Эйлин, упав на колени в облаке пыли.

Она смотрела им вслед сквозь горячие злые слёзы.

Том опустился рядом на колени.

– Что-то случилось с твоим отцом? – тихо спросил он.

Эйлин посмотрела на шкатулку, настолько глубокую и тёмную, что та казалась пустой.

– Нам ничего не сказали, – призналась она, – только, что подлодка пропала. Папа всё ещё может быть… я просто хотела сегодня… я хотела, чтобы всё стало, как раньше.

Том подставил подруге плечо и держал её, пока она плакала. Лес вокруг дышал жарким цветочным ароматом, а в воздухе роились насекомые.

– Мама сказала, что, когда мир рушится, только любовь может всё исправить, – сказала Эйлин, когда немного успокоилась. – Что, если бы мы просто любили друг друга чуть больше, вся тьма исчезла бы. Я подумала, если положить что-то в ящик и оставить это там, оно напомнит нам, почему мы дружим, и сохранит нашу связь.

– Ну, наши подношения всё ещё там, – утешил Том. Поднял Эйлин на ноги, и они вместе спустились с холма.

18. Следы

Сеп распахнул заднюю дверь. Холодные капли дождя оросили босые ноги. Сеп пригнулся, будто так меньше вымокнет, и пошёл в сад.

– Вы что здесь забыли? – шёпотом спросил он.

– Ты со страху чуть не обделался, – разулыбался Аркл. Мокрая прядь прилипла к его лбу.

– Ничего подобного.

– Ага-ага.

Сеп огляделся. Никаких ворон, никакого Барнаби, лишь тени дрогнули, когда вдоль деревьев пробежала лиса.

– Ну а что – стоите тут в темноте посреди ночи, лиц не видно…

– Эй, да кто я такой, чтобы тебя судить, – ответил Аркл. – Но давай начистоту, если б ты не перепугался до чёртиков, то не выскочил бы на улицу в пижаме со Скуби-Ду отмораживать фамильные драгоценности.

Сеп глянул на пижамные штаны и мысленно выругался.

– Они старые, – пояснил он, невольно глянув на Хэдли.

– Никто и не спорит, – отозвался Аркл. – Ты едва задницей не посветил, когда обернулся закрыть дверь.

Лэмб оттолкнула остряка в сторону:

– Что там было у тебя на окне?

Её влажные волосы потяжелели, и Сепу снова пришло на ум, насколько старше остальных выглядит Лэмб. Вся компания стояла под дождём, мрачные и серьёзные, и лунный свет делал их лица похожими на черепа.

– Мне снова приснился тот сон, Сеп, – призналась Хэдли. – Всего на несколько секунд глаза прикрыла, а голос опять начал шептать мои тайны. Расскажи нам, пожалуйста. Сегодня твой черёд – поэтому мы и пришли.

Глаза Лэмб вспыхнули.

– Это был Барнаби, – сказал Сеп, и слова, слетев с губ, превратились в монолит из железа и камня, стали тяжёлыми, неизменными и настоящими; страх вновь просочился в грудь. – Это был Барнаби! Он пришёл ко мне!

– Говорили мы тебе – это всё шкатулка! – прошипела Лэмб, выплёвывая обвинения ему в лицо. – Так и будешь утверждать, что всему виной чёртова комета?

– Нет! – сказал Сеп. Его сердце всё ещё колотилось в груди. – Боже, что происходит?

– Это жертвенник, – тихо произнесла Хэдли.

– Те правила, – продолжила Лэмб, – и кто-то их нарушил. Это единственное объяснение.

– А кто такой Барнаби? – спросил Аркл.

– Чёрт возьми! – воскликнул Мак. – Не помнишь?! Это тот плюшевый мишка, которого Сеп положил в ящик!

– Я должен был это запомнить – так почему не помню? – обеспокоился Аркл.

– И, видимо, он ожил, – сказал Сеп.

– Что он делал? – спросила Лэмб.

Сеп глубоко вздохнул. Впервые в своей жизни он сознавал, что его кровь горячая и течёт вокруг хрупкого скелета, обёрнутого тонкой мягкой кожей. Сеп вспомнил явившегося по его душу хищника и то, как сам среагировал на повисшее в воздухе напряжение. Как животное.

Как добыча.

– Думаю, он пытался меня убить.

– Серьёзно? – не поверила Лэмб.

– Определённо. Я услышал какой-то… шум, когда Барнаби подобрался близко. От этого у меня усилилась зубная боль. И шум был необычный. Я слышал его…

– Кто-нибудь хочет «Монстр Манч»[3]3
  Снеки из запечённой кукурузы, очень популярны в Британии.


[Закрыть]? – перебил Мак.

– В смысле? Ты дал имя своему солитёру? – спросил Аркл.

– Ты следующий, Мак, – напомнила Хэдли. – Ты был последним.

– Чем ты пожертвовал? – спросил Аркл.

Мак скривился, затем нахмурился.

– Своими старыми часами.

– Точно, – кивнула Лэмб. – Ты остановил стрелки, а потом кинул часы в ящик.

Все они на мгновение задумались, каждый вспоминая свою жертву.

– Кто-нибудь хочет признаться, что нарушил правила? – поинтересовалась Лэмб.

Никто не проронил ни слова. Она покачала головой:

– Трусы.

– Откуда мы знаем, что это не ты сама? – спросила Хэдли.

Лэмб обожгла её гневным взглядом.

– Потому что я вам так сказала!

– А мы говорим, что тоже правил не нарушали! Может, это вообще кто-то со стороны?

– Сама подумай, – настаивала Лэмб, – ты знаешь, что я права. Это всё равно что… чувствовать – сейчас пойдёт дождь. Поэтому хватит увиливать, и просто скажите правду!

Дождь лился тонкими прозрачными прутьями, и Сеп оглянулся через плечо, гадая, не увидит ли глаза Барнаби, светящиеся в тени.

Ребята молча слушали дождь.

– Ну и ладно, – сказала Лэмб, глядя на них. – Но нам нужно разобраться с этим дерьмом.

– Как? – спросила Хэдли.

Мак доел чипсы и сунул пакет в карман.

– Когда ты поранился? – хмуро спросила Хэдли.

Мак махнул крепко стянутой рукой и предплечьем.

– На футболе.

Лэмб наклонилась вперёд и прижала палец к груди Сепа. Влажный платок свисал с её запястья.

– Что думаешь, мальчик-гений?

Сеп встретил её взгляд.

– Это же очевидно.

– Правда? – переспросил Аркл, переводя взгляд с одного на другого. – А, ты про космос? Или про Советы?

– Нет, – отрезал Сеп. – Я уже сказал – я ошибался. Ты была права. Каждому являются именно те вещи, которые мы положили в ящик, и это не имеет ничего общего с кометой или ядерными осадками. – Он глубоко вздохнул. – Мы говорим про ящик для жертвоприношений. Если отбросить невозможное, останется только, какой бы невероятной она ни была…

– Правда, – закончила за него Хэдли.

– Боже, ребята, вы бы наделали таких умных детишек, – протянул Аркл.

– Итак? – прошипела Лэмб. – Что делать-то будем? Не цитируй заумную ерунду – скажи, как нам быть?

Мысли Сепа забегали. Правила пришли к нему внезапно, без приглашения. Не было инструкции, что делать в случае беды.

– Исправим всё, что пошло не так, – сказал он. – То есть, если правила были нарушены, мы постараемся им следовать. Раз нельзя идти туда поодиночке и после наступления темноты – пойдём вместе, при дневном свете.

– А потом? – спросил Мак.

– Убедимся, что жертвы там, где мы их оставили, – в ларце.

– А что, если нет? – спросила Хэдли. – В смысле, твой плюшевый мишка явно уже не там.

Сеп задумался.

– Тогда принесём новые жертвы. Отменить нарушенные правила – моя единственная версия, – признался Сеп. – Есть ли смысл?

– Думаю, да, – сказал Мак.

– Ладно, хорошо, – отозвалась Лэмб. – Тогда встречаемся у деревьев позади хоккейной площадки. Затем идём к ящику. Приносите новые жертвы, на случай если старые пропали.

– Стой, мы что, школу прогуляем? – спохватился Сеп. Вода просочилась в последние тёплые уголки его обуви, и ноги стали нещадно мёрзнуть.

Лэмб фыркнула.

– А ты взвесь приоритеты, придурок, – будешь сидеть и убивать время на английском или попытаешься не дать своему медведю тебя убить?

Сеп выдержал её взгляд.

– Пожалуй, разберусь с медведем.

– Увидимся завтра, – подытожила Лэмб, натянула на голову капюшон и зашагала в темноту.

– И я с тобой завтра увижусь, – подхватил Аркл. – Ой, ну разве не здорово? Мы снова банда! Сможем ходить в походы, устраивать пикники и…

– Заткнись! – крикнула Лэмб из-за изгороди.

– Спокойной ночи, Сеп, – прошептала Хэдли и ускользнула. Мак следовал за ней по пятам.

Сеп стоял под дождём и смотрел, как они уходят; их фигуры таяли в бледном пятне кухонного света, шум шагов быстро покинул пределы досягаемости его ушей.

– Спокойной ночи, – сказал Сеп.

Он снова остался один, в тишине синего сада. Ночь лизнула кожу холодным языком.

А может, друзья и вовсе не приходили? Может, всё это – их слова, озарённые луной лица – ему только привиделось? Сеп посмотрел вниз.

Четыре пары следов отпечатались в грязи, носками в его сторону, – а пространство между ними размером и формой напоминало ящик для жертвоприношений.

Сеп вернулся домой, прошёл мимо комнаты мамы, слушая её похрапывание, и, прежде чем залезть в свою кровать, взял с собой плеер. Долгое время просто лежал в темноте, стискивал ноющий зуб и наблюдал, как на шторах пляшут тени.

-1. Выбор: 1982

– Это ты, Сеп?

Из гостиной выглянула мама. Её волосы ещё не совсем отросли, но с каждым днём становились всё пушистее. Сепу нравилось их гладить. Они окружали мамину голову золотым ореолом, и она улыбнулась ему, туже затягивая халат на талии.

– Ага. Я тебя разбудил?

Она сначала отмахнулась, мол, глупости какие, а потом всё-таки зевнула.

– Прости, мам.

– Всё в порядке. Химиотерапия так выматывает. Всё время засыпаю. Где ты сегодня был? Опять в лесу?

– Сначала пошли на пляж, а теперь идём в лес.

– Уже почти время обеда, – напомнила она, приподняв тонкую бровь.

– Знаю, мы ненадолго. Я просто сказал остальным, что…

– «Остальным», – повторила мама. – Тебе нравятся эти ребята, да? Даррен кажется хорошим мальчиком, пусть он и немного… – она поискала подходящее слово, – пожароопасный.

– Ему нравится сжигать вещи, – объяснил Сеп. – А мне – нет, – быстро добавил он.

– Что ж, однажды я вернусь на работу, и если когда-нибудь увижу, что он опять играется с аэрозолем, то надену на него наручники – так ему и передай.

Сеп остановился на полпути вверх по лестнице. Снаружи пошёл «слепой» дождь, и хлыст воды ударил в окно.

– Ты собираешься вернуться на работу? – переспросил он.

– Только когда закончу лечение. Сеп, мы уже это обсуждали – нужно выплачивать ипотеку. И я сама хочу назад; так давно не арестовывала пьяных драчунов, что успела соскучиться.

– Но я же работаю.

Она засмеялась и прислонилась к перилам.

– И я это ценю. Но упаковывать чипсы по субботам мало, мой отважный мальчик.

Мама вдруг схватилась за бок и медленно моргнула.

– Пойду снова прилягу, – осторожно сказала она. – Если буду спать, когда вернёшься, то можешь…

– Я себе что-нибудь сделаю.

– Хорошо, – улыбнулась она ему. – Зачем ты вернулся, если опять идёшь в лес?

– Мне нужно кое-что найти. Что-то… важное для меня. Своего рода залог дружбы.

Мама снова улыбнулась, ушла обратно в гостиную, и её шаги постепенно заглушил шум идущего по телевизору фильма.

И если Сеп полез под свою кровать за вещью, которую сразу определил как жертву – вещью, которую принёс маме перед тем, как она вернулась домой из больницы, вещью, что сидела рядом с мамой, когда дыхание с хрипом вырывалось из её груди, – другие беспорядочно перекапывали сокровища своего детства, распахивали шкафы и вытаскивали ящики.

Время медленно кружилось вокруг ребят.

Хэдли пролистала страницы дневника, который больше не хотела видеть, – книжицы, наполненной печальными секретами. Она повернула маленький ключик, которым скреплялись твёрдые кожаные чехлы, проследила, как он кружится в сливе унитаза, закрыла глаза и пожелала, чтобы его съели крабы.

Аркл с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы, держа в руках обугленных стрекоз. Как раз перед тем, как их найти, он сжёг табель успеваемости. Арклу до сих пор было ужасно стыдно: пламя развернуло табель, выставив напоказ доказательства глупости хозяина, – и другие ребята отвели глаза, чтобы избавить друга от смущения.

Лэмб расчесала волосы, вспоминая, как мать смотрелась в зеркало на комоде. В спальне всё ещё пахло ею: её духами, её одеждой, кожей её туфель и сумок, набитых в слишком маленький шкаф. Лэмб посмотрела на себя, провела рукой по линии подбородка, затем подошла к нижнему ящику комода, схватила платок, повязала его вокруг гипса и достала небольшое черепаховое зеркальце, которое мама обещала ей отдать. Оно так нравилось Лэмб в детстве.

Мак сидел на краю своей кровати, наблюдая, как секундная стрелка часов медленно ползёт по кругу, и желая, чтобы та остановилась: чтобы конец лета никогда не наступил, чтобы они всегда оставались такими, как сейчас.

Рука Сепа нащупала что-то мягкое и пушистое со шнурком посередине.

Он вытащил Барнаби из клочьев пыли за комиксами и настольными играми, посмотрел на неизменно улыбающуюся мордочку и сжал медвежонка, пока не заболели пальцы.