Текст книги "Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре"

* * *

В первые дни нашей совместной жизни способ, с помощью которого Мамбл спрыгивала с двери гостиной, когда я проходил мимо, всегда производил на меня глубокое впечатление. Не изменив позы, этот пуховый шарик просто наклонялся вперед и уверенно катился в пространство, лишь слегка раскрыв крылья. При этом ей каким-то образом удавалось рухнуть прямо мне на плечо и приземлиться с тонким писком. Вспоминая собственный неудачный опыт заигрывания с парашютным спортом пару лет назад, я преисполнялся глубокой зависти к ее способностям и технике. Неудивительно, что я искал любую возможность, чтобы понаблюдать, как она летает. Процесс обучения занял определенное время. Поскольку ей никто не предлагал инструктора, который в любой момент мог бы взять управление на себя и избавить ее от катастрофических последствий во время неудачного полета, прошли недели, прежде чем она научилась летать правильно.

Взлеты и перелеты из точки в точку давались Мамбл легко. С прочной жердочки она подпрыгивала в воздух, делала взмах расправленными крыльями и сразу же достигала необходимой для полета скорости. Большой размах крыльев в сравнении с малым весом делал полет легким и плавным. (У сов нагрузка на крылья в три раза меньше, чем, скажем, у уток, которым приходится судорожно махать крыльями на «взлетной полосе», прежде чем оказаться в воздухе.) Когда сова набирала скорость, движения ее крыльев оказывались слишком быстрыми, чтобы я мог их рассмотреть. Но замедленная съемка полета неясыти показала мне, что длинные, заостренные основные перья на кончиках крыльев в конце движения вверх и вниз заворачиваются вперед, образуя своеобразные полумесяцы. Широкий, в целый метр, размах крыльев превращает тело совы в маленькую гондолу – голова устремлена вперед, а пышные перья на шее прижаты к телу. При взлете хвост совы сворачивается в узкую полоску, но потом раскрывается в округлый веер. Лапки сова поджимает и держит параллельно животу. Они почти не видны среди перьев, а когти спрятаны.

Несмотря на то, что первой осенью Мамбл вполне элегантно выполняла основные этапы полета, она нескоро научилась правильно приземляться. Первые ее приземления являли собой довольно жалкое зрелище. Она прекрасно взлетала на жердочку с земли, но никак не могла научиться столь же элегантно спускаться вниз. Проблема заключалась в сложности координации при переходе от горизонтальных к вертикальным движениям (точно так же молодые летчики с большим трудом овладевают непростой техникой посадки реактивных истребителей «Хокер-Харриер» с изменяемым направлением вектора тяги). И пока Мамбл не овладела этим искусством, она обычно летела на цель – свою жердочку, спинку кресла, настольную лампу – и со всего размаха билась об нее. Если цель была легкой, то сова порой просто сносила ее своим весом, издавая при этом короткий, тонкий писк.

Ее неопытность при посадке была особенно заметна, когда она забывала (а это случалось частенько) свой прежний опыт «ледяной посадки» на длинный мраморный журнальный столик. Мамбл подлетала к нему слишком быстро и под неправильным углом. Коснувшись поверхности, она просто скользила по ней, поскольку не могла зацепиться когтями. Сова отчаянно била крыльями и неловко распушала хвост, пытаясь затормозить. Заканчивалось все тем, что она падала с дальнего конца столика, как сломанный махолет из новостей начала ХХ века.

Как-то раз она несколько изменила эту ситуацию, попытавшись приземлиться на столик, где лежал рулон бумажных полотенец. По-видимому, сова сочла, что сумеет затормозить с его помощью – ведь он показался ей надежно закрепленным. Она с размаху налетела на него, выставив когти. Естественно, что под ударом быстро движущейся птицы весом примерно в полкило рулон начал разматываться и катиться вперед. Мамбл отчаянно захлопала крыльями и начала перебирать лапками, как плотогон на вращающемся под ним бревне. Кончилось все самым предсказуемым образом: и сова, и заметно уменьшившийся в объеме рулон рухнули со стола. Я не смог сдержать смеха, чем очень обидел свою любимицу (легко демонстрировать раздражение, когда с ног до головы покрыт пушистыми перьями).

* * *

Конечно, со временем Мамбл овладела искусством посадки. Путем проб и ошибок она научилась определять момент для замаха крыльями. Приблизившись к выбранному месту посадки, сова начинала переходить из горизонтального положения в вертикальное, вращаясь вокруг оси, проходящей через плечи. Одновременно она начинала загибать крылья вверх в «локтях и запястьях», придавая им L-образную форму и махая ими – направляя ведущую кромку вверх, чтобы увеличить угол «аэродинамического профиля». Одновременно Мамбл направляла хвост вниз, как своеобразный вертикальный веер. Наклон замедлял ток воздуха над верхней поверхностью крыльев, тем самым ослабляя поддержку снизу, а хвост-веер выполнял роль воздушного тормоза и уменьшал скорость движения вперед. В тот момент, когда ток воздуха над крылом замедляется, самолет может замереть и рухнуть с неба. Но в критический момент Мамбл расправляла перья крылышек (такая часть крыла) вдоль ведущей кромки крыльев, тем самым увеличивая скорость тока воздуха и увеличивая площадь крыла – ту же роль в самолетах выполняют закрылки, действие которых пассажиры прекрасно видят, когда самолет заходит на посадку.

А сова выпрямляла лапки и направляла их вперед перед своим почти вертикально расположенным телом. Пальцы с когтями она растопыривала, чтобы увеличить площадь посадки. В момент касания вертикальная скорость исчезала, но скорость движения вперед все еще сохранялась – обычно сова падала, как вертолет. Но в удачные моменты она стремительно приземлялась, как опытный пилот скоростного истребителя. Как бы то ни было, сначала она касалась своей жердочки жесткими, узловатыми ступнями, и в этот момент в действие вступали когти, обеспечивая надежное сцепление с поверхностью.

Когда сова охотится, а не приземляется, она горизонтально расправляет крылья и выставляет лапки. Скорость уменьшается, но сова не падает с неба. Она держит лапки выставленными вперед до последней секунды, хватает добычу и со следующим взмахом крыльев взмывает в небо. Когда сова охотится в темноте, полагаясь на слух, а не на зрение, она находит добычу так же уверенно. По звукам вычислив, где находится добыча, сова поворачивает голову в том направлении и парит над этим местом с вытянутыми лапами. Достаточно малейшего звука, чтобы она точно определила расстояние до цели. Сова откидывает голову, расправляет крылья, выставляет когти и наносит смертельный удар.

* * *

Как-то я сделал неожиданное открытие: Мамбл, находясь на полу, расправила крылья и использовала их как опору. Впервые я заметил это, когда она играла на застеленном пленкой диване. Но ярче всего это проявилось, когда она как-то вечером приземлилась на натянутые над ванной веревки для белья. Привлеченный яростным чириканьем, я зашел в ванную и увидел, как она пытается справиться с качающимися под ее весом веревками. Она приземлилась сразу на все четыре – за две ухватилась когтями, но они под ее весом стали разъезжаться в стороны. Раскачиваясь и пытаясь сохранить равновесие, сова расправила крылья и опустила их вниз. Ей удалось опереться крыльями на раскачивающиеся веревки и сохранить равновесие. (Этот спектакль напомнил мне телевизионную программу Дэвида Эттенборо, где он показывал примитивную венесуэльскую птицу, у которой на крылышках на ведущей кромке крыльев сохранился рудиментарный коготь – напоминание о происхождении от рептилий – птенцы с его помощью могут перемещаться по гнезду, расположенному на дереве.) Такое уверенное использование крыльев в качестве обычных конечностей меня изумило. Я считал, что сова должна беречь и защищать свои крылья.

* * *

Летом 1978 года я сломал левую щиколотку и полтора месяца провел с загипсованной от колена до пятки ногой. Причина была банальной: я просто поскользнулся на мокрой траве, перебрасываясь теннисным мячиком с маленькой дочерью моего приятеля. Кстати, став взрослой, она проиллюстрировала книгу, которую вы держите в руках! Как это известно любому, кто получал подобную травму, через несколько дней боль проходит, и человек быстро учится довольно энергично перемещаться на костылях. Но вот неудобства в выполнении самых обычных домашних дел в тяжелом гипсе способны вывести из себя. Я отвратительно чувствовал себя на людях. Мне пришлось найти самые старые из своих джинсов и разрезать одну штанину, закрепив ее булавками – только так она налезала на чертов гипс. Поскольку душ я принимать не мог, а залезть в ванну было крайне трудно, я чувствовал себя отвратительно грязным и с течением времени чувство это усиливалось.

С гипсом мне было крайне сложно усаживать Мамбл в ее клетку на балконе и забирать оттуда домой. На это уходило много времени, поэтому я решил оставлять ее в доме подольше. Как-то вечером в сентябре я отправился в соседний кинотеатр и на пару часов оставил Мамбл в квартире в одиночестве, предоставив в ее распоряжение коридор, ванную, кухню и гостиную. Когда в 22.30 я вернулся домой, сова исчезла.

Я облазил всю квартиру. Я звал ее, проверил все шкафы и уголки. К несчастью, оказалось, что я оставил на кухне приоткрытую форточку. Мамбл никогда не проявляла интереса к этому маленькому окошку, и я расслабился. Я понял, что моя сова улетела. Самое ужасное заключалось в том, что у нее почти не было шансов выжить в этом бетонном аду среди машин и людей, держаться поодаль от которых ее никто не учил. От ближайшего леса нас отделяло несколько километров. Кроме того, сову никто не научил выслеживать и ловить добычу. Сезон спаривания прошел, иначе Мамбл бы нашел самец, привлеченный ее криками, и научил бы охотиться. Я проклинал себя за глупость. Мне сразу же стало ясно, как сильно я буду скучать по своей сове одинокими вечерами. (Я всегда именно так реагирую на плохие новости – представляю себе самое худшее, что может случиться, и лишаю себя возможности справиться с ситуацией. Но когда выясняется, что все не так уж и плохо, я испытываю глубокое облегчение.)

Потеряв всякую надежду, я зажег весь свет в квартире и открыл все окна на случай, если сова неподалеку. Тогда она могла бы вернуться, если бы захотела. Но она никогда прежде не видела наш дом снаружи и не умела ориентироваться. Как она узнает одну освещенную клетку среди шестидесяти четырех таких же? Я вышел на улицу и обошел все соседние переулки. Я осмотрел все лестничные клетки, но сову так и не обнаружил. Да если бы и нашел, что я мог бы сделать? Я всегда боялся высоты. Я не смог бы выбраться на карниз, даже если бы на моей ноге не было гипса.

Я выглядывал из всех окон и свистел, пока у меня не онемели губы. Я надеялся, что Мамбл все же захочет поужинать. В конце концов я сдался и лег спать. Возле открытого окна я оставил цыпленка на веревочке и зажженную лампу. Во мне еще теплилась надежда, что Мамбл заметит единственное освещенное окно во всем доме и влетит в комнату.

* * *

Я долго не мог заснуть, но все же задремал. В два часа ночи я проснулся. Я просто не мог смириться с этой потерей, не сделав еще одной попытки. Я натянул многострадальные джинсы, втиснул ноги в мокасины, надел куртку и обошел всю квартиру, посвистывая и всматриваясь во все уголки. Ночь оказалась прохладной и ветреной. В соседних домах не горел свет, и весь квартал был погружен в темноту. По дороге изредка проезжали машины. Единственным шумом были крики пьяных, возвращавшихся из ночных клубов. Эти крики и привлекли мое внимание. Я посмотрел в ту сторону и в тусклом свете аварийного освещения на уровне земли разглядел маленький черный силуэт. Расправив крылья, сова парила между домами.

Наконец-то у меня появился шанс на успех. Я схватил фонарик, корзинку, в которой перевозил Мамбл, мешок с цыплятами и поковылял к лифту. (Костылями я уже не пользовался, но походкой напоминал плохого актера в роли пирата Джона Сильвера.) Как только я вышел на балкон с той стороны здания и свистнул, то сразу же услышал крик Мамбл. Я зажег фонарик, посветил вверх и увидел ее – она сидела на карнизе офисного здания, расположенного по соседству.

Следующие полтора часа были самыми напряженными в моей жизни. Я ходил взад-вперед вокруг здания, свистел и размахивал дохлым цыпленком. Естественно, что все это время я представлял себе худшее. Я боялся, что Мамбл это наскучит, она улетит, и я больше никогда ее не увижу. Я боялся, что кто-то из соседей проснется от моего свиста и света фонарика и сердито поинтересуется, что это за идиот бродит вокруг дома в такое время, размахивая дохлым цыпленком.

Жильцы могли вызвать полицию – я пытался не обращать внимания на ночного дежурного, силуэт которого виднелся в освещенном окне первого этажа офисного здания. Но больше всего я боялся того, что кто-нибудь из подвыпивших гостей соседнего ночного клуба, расположенного метрах в пятидесяти, решит зайти за угол, чтобы облегчиться в темноте. Я так и представлял себе наш разговор: «А че ты тут делаешь, парень? Пытаешься поймать сову? Эй, Стив! Стив! Этот тип на одной ноге пытается поймать сову… Давайте поможем ему, а?»

Мамбл все это время перебиралась с карниза на карниз. Я ее видел, но поймать не мог. Она смотрела на меня и тихо со мной разговаривала. Особенно ей понравилось место рядом с бойлерной – всего в трех метрах от меня. Если бы я не сломал ногу, то сумел бы добраться до нее. Мне пришлось выключить фонарик, чтобы разглядеть мелькание ее белой грудки на фоне темного здания. Она скрылась из вида, а потом уголком глаза я заметил что-то белое. Но оказалось, что тщетную надежду во мне пробудил обычный бумажный пакет. Раз или два Мамбл смотрела прямо на меня, свесив голову между лап. Казалось, она вот-вот спорхнет прямо на мое плечо – но потом ее отвлекал звук катящейся банки или шорох бумаги, и все начиналось снова. Я безумно устал и потерял надежду. Я то ругался на проклятую птицу, то, теряя ее из виду, вспоминал свою жизнь до ее появления и понимал, как одиноко мне будет жить без нее.

Примерно в половине четвертого, окончательно отчаявшись и опустив руки, я присел на край бетонной клумбы, чтобы дать отдых сломанной ноге. Нога, кстати, зверски разболелась. Я уже какое-то время не видел Мамбл. Слава богу, пьяные наконец-то разбрелись, и наступила полная тишина. Я поставил корзинку за спину, засунул в карман скользкого цыпленка, достал сигарету и зажигалку. И когда я наклонился, чтобы закурить, раздался щелчок. Это были когти Мамбл. Она сидела на железном поручне рядом со мной.

Сова находилась всего в метре от меня, наклонив голову, глядя прямо мне в глаза и тихо попискивая. Я бросил сигарету, вытащил из кармана цыпленка и протянул его сове, ласково приговаривая. Мамбл спрыгнула на корзинку и потянулась за ужином. Я затаил дыхание. Когда сова спрыгнула на землю, я позволил ей схватить цыпленка, но не выпустил его из рук. Птица раздраженно зачирикала и потянула цыпленка на себя. Я потянул в свою сторону. И вот наступил тот заветный момент, когда сова вместе с цыпленком оказалась в корзинке! И тут я захлопнул крышку!

Возвращаясь в квартиру на лифте, я бормотал что-то ласковое, а Мамбл расправлялась со своим поздним ужином. Оказавшись в квартире, я закрыл все окна, прежде чем выпустил сову. Она вела себя так, словно ничего не случилось. Я буквально падал с ног от усталости и облегчения. Полчаса я сидел и просто смотрел, как Мамбл приканчивает свой неприглядный ужин. Потом она начала прихорашиваться, потягиваться, переминаться с лапы на лапу, а затем спокойно отправилась в свою ночную клетку спать. Я рухнул на постель, даже не раздеваясь.

* * *

После этого ужасного происшествия я вынужден был признать: Мамбл прочно заняла место в моей жизни. Я понимал, что прошлой ночью вполне мог бы ее потерять, если бы ситуация сложилась иначе.

Мамбл вошла в мой дом в тот самый момент, когда я погрузился в печальные раздумья о собственном характере и о своей будущей жизни. Конечно, это было всего лишь совпадением. Я совершенно не понимал, каким подарком она для меня станет – разве что сумеет отвлечь от неприятных мыслей. Я просто купил себе домашнюю птичку – и все. После фиаско с Веллингтоном я даже не думал, что у меня могут сложиться серьезные отношения с такой птицей.

Появление Мамбл действительно отвлекло меня от мрачных раздумий: мне пришлось собраться и серьезно заняться практическими делами, прежде чем сова уничтожит что-нибудь ценное, или провалится в водопроводную трубу, или поранится, или будет обнаружена консьержем и изгнана из дома. Но она отнеслась ко мне с поразительным доверием – возможно, даже с любовью? Более того, каждый вечер она устраивала мне настоящее ночное кабаре. Интересно, что мне никогда не нравились подобные представления, и по вечерам я чаще занимался налоговыми документами, чем просмотром фильмов Чарли Чаплина. Но оказалось, что совершенно невозможно находиться в состоянии эгоистической депрессии, когда по всей квартире скачет клубок пуха и перьев, издающий забавные звуки. Это давало пищу для размышлений и основания для определенного оптимизма.

Я решил, что нужно больше узнать о своей новой соседке, чтобы быть готовым к ее поведению, когда она станет по-настоящему взрослой птицей. Смешанные браки могут оказаться счастливыми, но дело это непростое. Если мы с Мамбл хотим гармонично жить и дальше, мне нужно получше познакомиться с ее семейством.

Часть IV
Частная жизнь серой неясыти

Серые неясыти селятся по всей огромной Евразии – от Британии (но в Ирландии они не живут) до Сибири, Китая и Кореи, Ирана, Гималаев и Бирмы. С севера на юг ареал их обитания в западном мире простирается от центральных районов Норвегии и Швеции до Атласских гор Марокко. В Британии они появились по меньшей мере восемь тысяч лет назад, еще до того, как Ла-Манш окончательно пролег между Северным морем и Атлантическим океаном, превратив нас в островитян – серые неясыти не обладают выносливостью, необходимой для долгих полетов над открытой водой.

Взрослая неясыть достигает величины в тридцать пять – сорок сантиметров, хотя в характерном положении сидя такая птица кажется гораздо меньше. Вес ее составляет от трехсот восьмидесяти пяти до восьмисот граммов, а размах крыльев – от девяносто четырех до ста четырех сантиметров. Самки неясыти обычно на пять процентов крупнее и до двадцати пяти процентов тяжелее самцов. Благодаря своему окрасу эти совы легко маскируются в лесу. Их пестрое оперение обычно имеет коричневатый или (реже) серый оттенок с кремово-белыми пятнышками. Совы, обитающие в северных регионах, бывают серыми, а в более умеренных широтах чаще встречаются коричневые совы. Коричневые неясыти имеют ржавый каштановый оттенок или (как Мамбл) более глубокий шоколадный. Все они весьма разговорчивы по ночам – особенно с октября по январь. Крики неясытей настолько часто слышатся по ночам, что этих сов считают самыми распространенными совами в Европе. А когда звукооператорам нужно создать атмосферу ночи за городом, они чаще всего используют запись голоса этих птиц.

Поскольку неясыти обитают в густых лесах, подсчитать их численность сложнее, чем сипух. Но с уверенностью можно сказать: это самая распространенная в Британии сова – самая распространенная хищная птица. По некоторым оценкам, численность серых неясытей за последние десятилетия колебалась довольно сильно – от двадцати до ста тысяч. В одном источнике даже приводилась такая удивительная цифра, как триста пятьдесят тысяч. Самым честным ответом на вопрос о численности серых неясытей в Британии был бы следующий: «Никто не знает, сколько их, но много!» Хотя количество сов в Шотландии и на юго-западе Англии несколько уменьшилось из-за изменения климата, совы продвинулись на север. Агентства по охране окружающей среды уже не считают, что этот вид в наше время находится под угрозой. Ученые полагают, что в Европе сегодня обитает от девятисот тысяч до двух миллионов серых неясытей, и численность их возрастает. Это успокаивает – и в то же время удивляет, учитывая, что охотники из стран южной Европы не делают различий между птицами.

* * *

В 50‑е годы в Британии начали широко использовать химические пестициды и протравливание семян. Неудивительно, что в это время численность серых неясытей снизилась. Хотя этот вид находился под защитой закона и существовало общественное движение по устройству мест гнездовий, в Британии насчитывалось всего около четырех тысяч пар. Несмотря на то, что многие понимали: именно использование химикатов и заражение ими пищевой цепочки приводит к сокращению численности сов, этот факт так и остался недоказанным.

Численность серых неясытей резко снизилась еще до 50‑х годов из-за других факторов, связанных с современным сельским хозяйством. Современные металлические амбары гораздо хуже подходят совам, чем старые деревянные. Кроме того, около сорока процентов серых неясытей селится в дуплах деревьев, а недавняя гибель двадцати двух миллионов деревьев из-за грибковой болезни вязов также пагубно сказалась на численности этих птиц.

Для любых плотоядных пища является фактором гораздо более значимым, чем убежище, а охотничьи угодья серых неясытей пострадали очень сильно. Распахивание пастбищ, выкорчевывание живых изгородей, значительное сокращение сенных покосов, связанное с уменьшением количества рабочих лошадей и увеличением количества овец (овцы съедают траву почти под корень, и это сокращает количество грызунов), – все это привело к сокращению численности пашенных полевок, которые составляют важную часть рациона серых неясытей. Поскольку фермеры используют механизированные уборочные комбайны и хранят зерно в современных хранилищах, крысам и мышам нечем поживиться ни на полях, ни на фермах. Пищевая цепочка «зерно – грызуны – совы» – вот что влияет на численность серых неясытей с момента зарождения сельского хозяйства. Некоторые исследования, проведенные после обнаружения значительного количества погибших сов, показали, что химическое отравление очень редко бывает причиной их смерти. Главная причина – это голодание. Хотя на колебание численности сов влияют и другие факторы, серые неясыти оказались более приспособленными к изменению условий окружающей среды, чем сипухи. И с 50‑х годов их численность заметно увеличилась.

Орнитологи считают, что этот успех объясняется тем, что неясыти обитают в лесах, а не на полях, и ведут исключительно ночной образ жизни. Кроме того, они ведут более «сидячий» образ жизни, чем сипухи, и это очень важно. Если живешь в густом, темном лесу и охотишься только по ночам, то сколь бы хороши ни были твои глаза и уши, тебе нужно очень хорошо знать свою охотничью территорию. У сов прекрасно развиты глаза, но их зрение трудно назвать суперчувством. Они превосходят нас лишь в определенной степени. Если ты – серая неясыть, то тебе нужно уметь летать между ветками в полной темноте, когда не видно ничего – лишь разные оттенки черного. Нужно уметь находить путь к излюбленным местам охоты, расположенным там, где живет и перемещается твоя добыча. Нужно находить путь домой с добытой пищей – на любимое дерево или в гнездо, где тебя нетерпеливо поджидают совята. Если хочешь использовать все возможности для сезонных покупок в своем районе, то нужен надежный банк топографических и пространственных воспоминаний в их полном объеме.

Собрав все эти необходимые знания, порой путем опасных проб и ошибок, захочешь ли путешествовать? Так, найдя партнера, серая неясыть может всю взрослую жизнь провести с ним на квадрате со стороной в триста двадцать метров. Сипухи ведут не столь предсказуемую жизнь. Самцы очень часто оказывают знаки внимания сразу нескольким партнершам. У них есть небольшая охраняемая территория возле гнезда, но за добычей сипухи отправляются очень далеко, паря над широкими полями. Конечно, так добывать добычу проще и надежнее, но то же самое делает сипух очень зависимыми от колебаний численности потенциальной добычи. А колебания эти могут быть очень серьезными, и происходят они каждые несколько лет. Имея ограниченную охотничью территорию, зная ее досконально и живя с постоянным партнером, серые неясыти справляются с такими переменами более успешно.

Хотя британские серые неясыти предпочитают жить в старых широколиственных или смешанных лесах, они оказались в состоянии справиться с вырубкой лесов и заменой их коммерческими плантациями хвойных – если, конечно, в таких посадках достаточное количество полян и просек. (В хвойных лесах континентальной Европы обитает значительное количество неясытей.) Многие британские неясыти справились и с урбанизацией. Они благополучно обитают в пригородах и даже в центре городов, где гнездятся на карнизах и чердаках высоких зданий.

* * *

Причудливые пищевые привычки – это главная угроза выживанию любого вида в меняющейся окружающей среде. Если на одном конце такой цепочки находится панда, то серая неясыть явно гораздо ближе к другой крайности.

Неясыти спокойно едят почти все, меньшее их по размеру – все, что ползает, прыгает, бегает, летает или плавает. Чаще всего им попадаются мелкие грызуны, хотя количество подобной пищи в рационе зависит от времени года и степени конкуренции со стороны ласок и хорьков. Исследование популяции неясытей в Оксфордшире показало, что лесные и полевые мыши-полевки и землеройки составляют шестьдесят процентов рациона сов. Мелкие млекопитающие – крысы, кроты и молодые кролики – составляют все девяносто пять процентов. Совы обычно не обращают внимания на землероек – они слишком малы, чтобы тратить на них силы. Кроме того, их защитный механизм заключается в отвратительном вкусе. За городом мелкие птички составляют всего пять-десять процентов рациона неясыти, но городские воробьи, ласточки, дрозды, голуби, а иногда даже скворцы являются основной добычей тех сов-пионеров, которые решились переселиться из лесов в наши города. Я читал даже об одной весьма предприимчивой неясыти, которая ухитрилась поймать на городском пруду довольно крупную крякву. Охотясь на земле, неясыти ловят жуков, слизней и улиток, а также земляных червей. Птицы, живущие у воды, едят моллюсков и крабов. Натуралистам удалось даже заснять, как некоторые совы бродят по отмелям и ловят рыбу – от миног и декоративных золотых рыбок до некрупной речной форели.

Самый характерный способ охоты для неясыти – на закате устроиться на ветке и терпеливо ждать, всматриваясь и прислушиваясь, когда появится добыча. Выявив потенциальную добычу, совы очень точно оценивают направление и расстояние, а затем делают короткий, решительный бросок или взмывают в воздух, чтобы схватить добычу острыми когтями. В отличие от сипух, неясыти не летают над своей охотничьей территорией, высматривая добычу. Но если они заметят что-нибудь вкусненькое, перелетая с одного наблюдательного пункта в другой, то не упустят возможности поразить добычу. Их способность выискивать добычу в темноте – по крайней мере, на хорошо знакомой территории – в равной степени зависит от прекрасно развитых зрения и слуха.

* * *

Животные, выживание которых зависит главным образом от способности видеть, что происходит вокруг, и не быть съеденными, имеют определенную особенность. Их глаза расположены по бокам узкого черепа, чтобы обеспечить максимально широкое поле зрения. Животные, которым нужно высматривать добычу, выглядят по-другому. Их глаза расположены на передней части более широкого черепа – тем самым усиливается способность к бинокулярному (то есть перекрестному и, следовательно, трехмерному) зрению. Благодаря этому они могут точно оценивать расстояние до потенциального обеда и правильно выбирать направление.

Например, у голубя поле зрения составляет триста сорок градусов, а мертвая зона – всего двадцать градусов непосредственно за головой птицы. При этом поле бинокулярного зрения голубя составляет крохотный отрезок – всего двадцать четыре градуса. Когда сова смотрит в определенном направлении, ее поле зрения составляет менее половины поля зрения голубя, но при этом поле бинокулярного зрения – целых семьдесят процентов. У нас с вами тоже широко расставленные глаза. Нормальное поле зрения человека составляет около ста восьмидесяти градусов – грубо говоря, от уха до уха. Естественная же зона бинокулярного зрения составляет около девяноста градусов. Хотя мы можем, не поворачивая головы, водить глазами из стороны в сторону, увеличивая зону стереоскопического зрения до ста сорока градусов, нам не дано повернуть голову так, чтобы увидеть происходящее у нас за спиной. Совы это могут, так что и тут они нас победили.

Несмотря на бытующее мнение, совы не способны видеть в полной темноте. Но их восприятие темноты значительно отличается от нашего – в действительности, под открытым небом никогда не бывает абсолютной темноты. Глаза сов устроены так, что они способны улавливать самый слабый свет. Они достаточно хорошо функционируют даже в довольно темные, безлунные ночи, о которых мы говорим «хоть глаз выколи».

Ученые по-разному оценивают превосходство визуальной чувствительности сов над человеческой, но определить точки отсчета и методы, а также учесть все множество переменных невероятно сложно. Ученые доказали, что у обычной ночной совы «абсолютный визуальный порог», то есть уровень, ниже которого сова не способна определить наличие света, всего в две целых две десятых раза ниже нашего. А у некоторых особых людей порог бывает ниже, чем у некоторых особых сов. Надо сказать, что по этим же данным кошка превосходит и человека, и сову. Конечно, если говорить о совах, то нам важно не то, насколько их абсолютная визуальная чувствительность в лабораторных условиях выше нашей. Важно, насколько эффективно совы могут действовать в условиях освещенности естественной среды.

Эксперименты с сипухами проводились в закрытых помещениях, где искусственным образом воссоздавались условия темноты. Совы летели по маршруту, намеченному случайным образом развешенными полосками светлой бумаги. Математическая обработка результатов показала, что в таких условиях эффективное использование совами слабого освещения примерно в сто раз превышает аналогичную способность человека и дневных птиц. Однако, когда освещение искусственно снижалось практически до полной темноты, совы наталкивались на препятствия и категорически отказывались продолжать эксперимент. Есть масса доказательств того, что неясыти порой наталкиваются на ветки и даже на стволы деревьев – это случается в очень темные ночи, когда они перемещаются ниже крон деревьев, то есть в самых темных естественных условиях. Ученые установили, что совы чаще страдают от травм, связанных с такими столкновениями, чем дневные птицы.