Текст книги "Дзержинский. Кошмарный сон буржуазии"

Получив эти сведения, чекисты усилили поиски белогвардейцев.

Не прошло и нескольких дней, как нами был арестован полковник чеченского полка Гейман. У него нашли письмо и записную книжку с вытравленными адресами. Большую часть адресов удалось восстановить. Это помогло выявить офицерскую организацию «Военная лига». Она занималась подготовкой контрреволюционного мятежа. Многие участники «Военной лиги» были арестованы.

Из-за острого недостатка оперативных сотрудников на боевые операции по аресту контрреволюционеров часто приходилось выезжать самим членам коллегии и даже председателю ВЧК.

Вскоре Дзержинский дал мне новое ответственное задание.

– Вы, Иван Ильич, хорошо справились с задачей раскрытия организации калединцев, – сказал Феликс Эдмундович на очередном заседании коллегии. Теперь мы поручаем вам новое задание. Надо арестовать генерала Скугар-Скварского – одного из главарей опаснейшей контрреволюционной организации «Возрождение России».

– Учтите, – продолжал Дзержинский, – это хитрый и опасный враг. Он может оказать вооруженное сопротивление. Будьте внимательны и осторожны.

На операцию я отправился с двумя бойцами из отряда ВЧК. Скугар-Скварский проживал на Морской улице и занимал квартиру из десяти комнат. В целях гласности операции мы пригласили с собой дворника дома.

Дверь открыла нам горничная. На мой вопрос, дома ли хозяин, она ответила неопределенно:

– Не знаю. Я только что пришла с улицы.

Оставив одного бойца у парадных дверей, а другого у черного выхода, я с дворником отправился искать генерала. Мы прошли несколько комнат и оказались в кабинете. Ни генерала, ни членов его семьи в квартире не обнаружили. Тогда я решил взять документы из стола и оставить в квартире засаду. Только я приступил к изъятию документов из стола, как из-за ширмы выскочил Скугар-Скварский с браунингом в руке. Я отвел левой рукой браунинг в сторону, а правой наставил наган на противника.

Но раздался выстрел, и моя рука была прострелена. На выстрел прибежали бойцы. Генерал был обезоружен.

По показаниям генерала Скугар-Скварского были установлены и арестованы все другие члены главного штаба контрреволюционной организации «Возрождение России».

Заслугой Чрезвычайной комиссии было раскрытие преступной деятельности официально существовавшей организации «Союз георгиевских кавалеров». Под прикрытием «культурно-просветительной» работы союз проводил подготовку к открытому вооруженному выступлению. Руководители союза были убеждены в том, что их истинная деятельность неизвестна советским органам. В январе 1918 года на заседании президиума исполкома союза они даже приняли решение просить Совет Народных Комиссаров поручить союзу сбор на фронте оружия и военного снаряжения. Таким путем главари этой контрреволюционной организации рассчитывали вооружить свои банды.

Зная о вражеских намерениях союза, чекисты произвели внезапный обыск в занимаемом им помещении, и нашли материалы о его подрывной работе.

В разоблачении «Союза георгиевских кавалеров» помогли люди, случайно оказавшиеся вовлеченными в преступные дела. Один из них – Спиридов, явился в Смольный и сообщил, что ему предложено 20 тысяч рублей за убийство В. И. Ленина. Следствием было установлено, что «Союз георгиевских кавалеров» готовил покушение на В. И. Ленина и обсуждал план увоза его из Петрограда с целью расправы. ВЧК выявила всех заядлых контрреволюционеров, прикрывавшихся вывеской союза, арестовала их и предала суду революционного трибунала.

Уже во время работы над этими воспоминаниями мне показали найденный в архиве ордер на арест полковника Колпашникова. Ордер датирован 5 декабря (по старому стилю) 1917 года и подписан Дзержинским и мною. Меня просили рассказать о существе дела Колпашникова. Вот что осталось в моей памяти.

На след белогвардейца Колпашникова мы вышли благодаря раскрытию ряда организаций по вербовке офицеров и отправке их на Дон. Оказалось, что в Петрограде велась активная работа контрреволюционеров не только по набору офицерских кадров для Каледина и Корнилова, но и по снабжению их автомобилями и снаряжением, необходимыми для формирования белогвардейских частей.

Выяснилось, что подрывная деятельность против Республики Советов направлялась и финансировалась русскими капиталистами в союзе с иностранными посольствами и миссиями.

Полковник Колпашников, работавший некоторое время в американском Красном Кресте в Румынии, пользуясь документами, выданными американским послом Френсисом, пытался перевезти из Петрограда в Ростов для Каледина десятки грузовых и санитарных автомобилей, медицинское оборудование и много других материалов военного назначения. Для осуществления этой операции американское посольство выдало Колпашникову 100 тысяч рублей. Колпашников оказался на редкость изворотливым и ловким дельцом. Он успел сформировать специальный эшелон и частично погрузить машины и другие материалы.

Чекисты вовремя схватили за руку продавшегося американским империалистам коммивояжера и посадили его за решетку. При аресте у него изъяли ценные документы, которые были опубликованы в советской печати. Была сорвана маска с агентов империализма, доказано их вмешательство во внутренние дела Советской России.

Я. Я. Буйкис
«Трудности надо преодолевать, а не бояться их!»

Буйкис Ян Янович – в 1918–1938 гг. работал в органах ВЧК, ОГПУ.

Весной 1918 года вместе с товарищами по полку я приехал в Москву. Прямо с вокзала мы поехали в латышскую секцию московской городской организации большевиков. Там нам предложили работать в ВЧК. Я тогда не имел ни малейшего представления, что это такое – ВЧК. Но раз нужно для революции, то будем работать!

С запиской из латышской секции направились на Большую Лубянку, в дом № 11 к Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Там с каждым вновь поступающим беседовали председатель ВЧК или его заместитель. Со мной беседовал Феликс Эдмундович. С первого взгляда он показался мне суровым и строгим, но стоило ему заговорить, как мои впечатления изменились.

Его приветливость и спокойный голос как-то располагали к откровенной беседе. Он попросил меня рассказать о себе, расспросил о службе в царской армии. Затем, объяснив цели и задачи ВЧК, заявил, что зачисляет меня на должность комиссара оперативного отдела. При этом он напомнил, что работа будет опасная, требующая самоотверженности. Но беседа с ним вселила в меня не страх, а убеждение, что работа в ВЧК – очень нужное дело для революции. Феликс Эдмундович умел, как никто, вливать в души людей мужество и смелость при выполнении самых опасных поручений. Так было и со мной.

Я стал работать в ВЧК с горячим желанием оправдать оказанное мне доверие. Феликс Эдмундович часто заходил в оперативный отдел, расспрашивал нас, учил, давал советы.

– Чекист должен быть правдивым, честным и дисциплинированным, – говорил он. – Вот, например, кто-то из вас выполнил задание. Возможно, ему захочется похвастаться, приукрасить свое сообщение, сказать, что он сделал больше, чем на самом деле. Или, наоборот, сочтет какие-то детали незначительными и умолчит о них. А ведь мы будем считать его сообщение совершенно объективным, чего-то не сможем учесть, и это повредит делу. Будьте дисциплинированными. Раз уж вам дано задание, нужно его выполнить.

Феликс Эдмундович не любил лишних разговоров.

– Если вам что-то поручили, значит, раскрыли какой-то секрет, – говорил он нам. – Если же вы об этом расскажете «по секрету» другому, третьему, то секрет перестанет быть секретом, а враг может воспользоваться болтовней.

Мне по нескольку раз в день приходилось бывать в кабинете у Ф. Э. Дзержинского. Как сейчас, вижу перед собой этот скромный, строгий, небольшой кабинет с двумя телефонами, простым письменным столом, покрытым красным сукном, а за ним высокого, слегка сутулого Феликса Эдмундовича. Когда бы я ни заходил к нему – утром, днем, поздно ночью, я всегда заставал его за работой. Невольно возникала мысль: когда же он спит? И спит ли вообще? Часа в три-четыре ночи Дзержинский ложился отдыхать тут же в кабинете за ширмой на простую железную кровать. Но стоило только открыть дверь, как он тут же вставал и снова был на своем рабочем месте.

Давая оперативные поручения, Феликс Эдмундович четко и ясно инструктировал, предупреждал о необходимой предосторожности. Но всегда напоминал при этом, что мы, чекисты, – представители Советской власти и в любых условиях должны вести себя так, чтобы не ронять своим поведением ее авторитета и достоинства, никогда не кричать на арестованного, не допускать никаких грубостей.

Сам Феликс Эдмундович говорил, не повышая голоса, спокойно. Мы никогда не слышали от него окрика или грубого обращения. Он не приказывал, но говорил с нами так убедительно, так четко определял свое требование, что мы сами понимали, как следует поступать в том или ином случае. Он умел в нескольких словах сказать многое. Объясняя задание, он всегда давал понять, почему данную работу хочет возложить на такого-то товарища и что эта работа именно ему по плечу. При этом Дзержинский предоставлял полную возможность проявить собственную инициативу.

Он часто говорил:

– Действуйте, смотря по обстоятельствам. На месте будет виднее.

Слушая сообщение о результатах проведенной операции, всегда бывал доволен, если сотрудник сумел проявить находчивость, не растерялся в сложной обстановке и нашел удачный выход.

Самые трудные и опасные операции Феликс Эдмундович проводил сам и своим бесстрашием, решительностью, смелостью всегда служил для нас примером.

Он не признавал никаких заявлений о трудностях при выполнении оперативных заданий.

– Разве трудное задание не должно выполняться? – спрашивал он и добавлял: – Если бы трудные дела мы откладывали и не стали бы их выполнять, то не было бы революции, и буржуазия продолжала бы властвовать над рабочим классом. А если трудное поручение передать другому, то от этого трудность не уменьшится. Трудности надо преодолевать, а не бояться их!

Со мной в начале 1919 года был такой случай. Феликс Эдмундович направил меня со сложным и ответственным заданием в Самарскую, Оренбургскую и Уфимскую губернии. Когда я ему сказал, что хорошо бы еще кого-нибудь послать вместе со мной, что одному мне будет трудно, он спросил:

– Вы рабочий?

– Да.

– Для рабочего ничего трудного не бывает. Он умеет преодолевать трудности и не боится их.

Для выполнения задания мне вручили мандат с особыми полномочиями. Мне были предоставлены такие права, что я смутился и обратился к Дзержинскому:

– Феликс Эдмундович, ведь я могу ошибиться. Вдруг превышу свои полномочия. Что тогда будет?

– Если вы ошибетесь в пользу государства, – ответил он спокойно, – то будет хорошо, спасибо скажут. Но если превысите свои права в личных целях, то вы сами знаете, что будет. Так что же вы спрашиваете?

В своей работе я не раз встречался с огромными трудностями. Еще в первые месяцы моей работы в ВЧК в 1918 году Феликс Эдмундович поручил мне и моему товарищу Спроги-су проникнуть в логово контрреволюции, обнаружить источник, питающий заговоры, раскрыть главных руководителей. Не было сомнений, что в них участвуют иностранные государства. Но кто именно?

– Отправляйтесь в Петроград, – сказал нам Дзержинский. – Надо влиться в контрреволюционные организации и найти нити, которые ими управляют. Ясно? Через две недели доложите обстановку.

Две недели в Петрограде мы отыскивали пути, как связаться с контрреволюционными организациями. Знакомились с бывшими офицерами и чиновниками, водили многих в рестораны, вызывая на откровенный разговор, но организации не нащупали. Через две недели вернулись в Москву с пустыми руками и со страхом ждали беседы с Дзержинским. Скажу прямо, чувствовали мы себя очень неважно и совсем, как говорится, носы повесили.

Феликс Эдмундович встретил нас, как обычно, приветливо. Рассказав о своих неудачных поисках, мы стали просить освободить нас от этого задания.

– Пошлите кого-нибудь поопытнее, – говорили мы, – у нас не получается.

– Кого же поопытнее? – ответил он. – Мы все пришли в ЧК одновременно – один месяцем раньше, другой позже. Нет уж, вы эту работу продолжайте – получится. Кто вам ставил условие: закончить все дело за две недели? Такого условия не было.

Он ободрил нас, заставил поверить в свои силы, и мы снова отправились в Петроград.

Прошли недели новых поисков, и нам удалось раскрыть не одну, а несколько контрреволюционных организаций и заговоров. Мы выдали себя за представителей московского контрреволюционного подполья, приехавших в Петроград для установления контакта с петроградским подпольем.

Под видом офицеров латышского полка, недовольных Советской властью, проникли в организацию, которой руководил английский военно-морской атташе Кроми. Нам стало ясно, что напали на верный след и столкнулись с иностранной разведкой. Вскоре на сцене появился и опытный английский шпион Сидней Рейли. Войдя в доверие к ним, мы получили от Кроми рекомендательное письмо к руководителю всех этих заговорщиков – английскому посланнику в Москве Роберту Брюсу Локкарту.

Особенно запомнилась мне ночь накануне отъезда с письмом Кроми в Москву. Мы ее провели в гостинице, размышляя над тем, как передать письмо, прежде, всего в руки Феликса Эдмундовича.

Вдруг рано утром в дверь раздался стук. Вошел Сидней Рейли. Он спросил нас:

– Не возникло ли каких-либо затруднений с передачей письма Локкарту? Не нужна ли моя помощь?

Нам стало ясно, что этот ранний визит был проверкой: не попало ли письмо в чужие руки. Увидев, что все в порядке, он спокойно покинул гостиницу.

Приехав в Москву и опасаясь слежки, мы направились с вокзала пешком. При этом мы шли только нам известным путем, который гарантировал нам уход от слежки, если бы мы ее обнаружили. Убедившись, что за нами никто не наблюдает, мы в тот же день доставили письмо Дзержинскому. Он внимательно нас выслушал и дал указание, как действовать дальше.

Придя к Локкарту, я вручил ему письмо Кроми. Представился я подпоручиком царской армии Шмидхеном, поддерживающим связь с влиятельными командирами латышских стрелков. Я рассказал, что среди латышских командиров растет недовольство и разочарование Советской властью и многие из них готовы выступить в контакте с союзниками.

Прочитав письмо, Локкарт убедился в его подлинности и назначил мне новое свидание. Конечно, он поверил мне не сразу, у такого опытного разведчика, как Локкарт, могли оставаться в душе какие-то сомнения. Недаром же он позже в своей книге «Буря над Россией» писал: «С тех пор я со Шмидхеном не встречался. То ли его расстреляли за участие в заговоре, то ли наградили за раскрытие заговора». Но все же через некоторое время Локкарт изложил свой план. Он предложил путем подкупа и провокаций поднять на восстание латышские части, охранявшие Кремль, и при их помощи свергнуть Советскую власть, арестовать правительство и убить В. И. Ленина. При этом сказал:

– Денег на это будет сколько угодно.

При первой же возможности мы обо всем сообщили Дзержинскому. Услышав от нас о намерении заговорщиков убить В. И. Ленина, Феликс Эдмундович изменился в лице. Я никогда не видел его в такой тревоге и волнении.

– Немедленно, немедленно к Ленину!..

Он сел в машину и уехал в Кремль к Владимиру Ильичу.

У Феликса Эдмундовича созрел новый план, и он предложил нам познакомить Локкарта с Э. П. Берзиным, командиром латышского особого дивизиона, которому в то время была поручена охрана Кремля. Я представил Берзина Локкарту и в дальнейшем присутствовал при всех их встречах. Мы понимали, что Локкарт установит за нами наблюдение, и делали все возможное, чтобы убедить его в нашей заинтересованности в осуществлении заговора. Я встречался с Берзиным только в условленных местах. Обычно это происходило в Сокольниках, у Оленьих прудов. Локкарт знал о предстоящих встречах и, конечно, за нами следил. Но все его предосторожности были напрасны. Заговор чекистами был раскрыт.

Локкарт и его сподручные были арестованы, иностранные шпионы и заговорщики разоблачены, пойманы с поличным. Они предстали перед советским судом, и об их гнусных делах и намерениях с возмущением узнали трудящиеся Советской России и всего мира. Планы врагов были вовремя сорваны.

Радостным событием для чекистов был приезд Владимира Ильича Ленина 7 ноября 1918 года, в первую годовщину Октябрьской революции, к нам в клуб на митинг-концерт. В своем выступлении он говорил о задачах и работе чекистов. Когда речь зашла о саботаже чиновников и специалистов, Владимир Ильич сказал, что нужно уметь отличать и отбрасывать мелочи, не всегда действовать одними только репрессиями, надо уметь воспитывать людей, влиять на них убеждением.

Вскоре мне пришлось по заданию Дзержинского заняться такой работой. В ВСНХ саботаж служащих принял широкие размеры, и Феликс Эдмундович выделил специальную комиссию «по борьбе с саботажем и преступлениями по должности в органах ВСНХ», как значилось в мандатах членов комиссии (Фридмана, Матулевича и в моем).

Изучая обстановку в ВСНХ, мы установили, что часть старых специалистов работает добросовестно. Однако их было меньшинство. Многие служащие работали кое-как, некоторые из них приходили только в дни выдачи заработной платы, чтобы получить деньги. Пришлось заняться воспитанием: беседовать с ними, убеждать их. Когда же наши уговоры не помогали, мы предупреждали, что если они не станут честно работать, а будут продолжать злостный саботаж, то придется вызвать их для беседы на Лубянку.

Вскоре саботаж прекратился. Но дисциплина осталась очень низкой. Служащие приходили на работу, когда им заблагорассудится, даже через несколько часов после начала рабочего дня. Тогда мы взяли чистый лист бумаги и терпеливо стали поджидать «опаздывающих». Когда они приходили, их заставили самих на этом листе проставить время явки на работу и расписаться. После этого дисциплина, конечно, подтянулась.

Феликс Эдмундович был доволен результатами работы нашей комиссии.

Деятельность ВЧК проходила под непосредственным контролем и руководством партии. Дзержинский сам был очень самокритичен и заставлял нас критически оценивать свою работу. Он постоянно напоминал, что ВЧК – это вооруженный отряд рабочего класса, осуществляющий диктатуру пролетариата, и учил нас всегда опираться на партию и трудящиеся массы…

Феликс Эдмундович был человеком очень скромным. Он ни в чем не выделял себя, не пользовался никакими привилегиями по сравнению с другими работниками ВЧК. Если только работа ему позволяла, он приходил обедать в общую столовую. Сам брал на раздаче пищу, такую же, как получали все, садился с нами за стол, сколоченный из длинных досок и установленный на козлы. С обеих сторон стола стояли длинные скамейки. Однажды, обедая, я оглянулся и увидел Дзержинского, который с тарелкой в руках перешагивал через скамейку, чтобы сесть за стол.

Обеды тогда готовились без мяса и жиров. На первое – жидкие постные щи, на второе – каша из чечевицы или ячменя, изредка давали конину.

Когда Феликс Эдмундович был занят, и обедать ему приходилось в своем кабинете, он справлялся у сотрудников, что они ели в столовой, не допуская, чтобы ему приносили что-либо лучшее. Настоящего чая тогда не было, часто пили просто кипяток или какой-нибудь суррогат. Дзержинский тоже пил морковный чай или кипяток, как и все.

Мы глубоко и преданно любили своего Дзержинского и готовы были идти за ним на самые трудные дела и подвиги. В нем было что-то светлое, особенное. Он как бы излучал тепло, проникающее в душу. Само присутствие Феликса Эдмундовича среди нас вселяло спокойную уверенность, бодрость и желание работать самоотверженно и смело. Закаленные Дзержинским, чекисты оказались умнее и сильнее любой вражеской и иностранной разведки. Чекисты были неподкупны, честны. Преодолевая огромные трудности, не зная часто ни сна, ни отдыха, бесстрашно работая под руководством партии, они верно и беззаветно защищали завоевания Октября. Роль в этом Ф. Э. Дзержинского была великой и незабываемой. Он поистине был пролетарским якобинцем и рыцарем революции.

В. Н. Манцев
Меч революции

Манцев Василий Николаевич – с 1918 г. заместитель председателя Московской ЧК, затем председатель ЧК Украины. С 1920 г. член коллегии ВЧК (ОГПУ). Член ЦКК, член ЦИК СССР.

С совершенной определенностью можно сказать, что та громадная работа в борьбе с контрреволюцией, которую так успешно непосредственно после Октября и позднее проводила Всероссийская чрезвычайная комиссия и ее организации на местах, обязана своими достижениями в громадной степени тому, что во главе этой борьбы… стоял Феликс Эдмундович Дзержинский…

Он как председатель ВЧК полнее, чем кто бы то ни было… обладал характером, в котором твердость, энергия, энтузиазм революционера сочетались с глубочайшей верой в революционные силы рабочих и крестьян, с глубочайшей верой в конечную победу социальной революции, с глубочайшей верой в правоту того дела, за которое поднял восстание рабочий класс…

Основным методом работы ЧК являлась организация массовой борьбы против контрреволюции. Скажем, на Украине в 1920 году в тот момент, когда мы имели крымский и польский фронты и когда вся Украина была сплошь покрыта бандами, когда мы почти не могли иметь совершенно правильно функционирующих советских органов власти, когда для борьбы с бандитизмом мы могли выдвинуть только незначительные кадры наших воинских сил, Дзержинский твердо проводил основную идею привлечения масс к работе в ЧК. Он, как и всегда в этих случаях, приехал сам на Украину, став там начальником тыла. И если в то время бандитизму был нанесен основной удар, то это в громадной степени явилось результатом энергии, настойчивости, с которой Дзержинский руководил этой борьбой…

Помню, в беседах с нами… в своих приказах он неустанно повторял, что достигнуть максимального успеха в нашей борьбе мы можем, только неразрывно связывая нашу деятельность с партией, следуя ее директивам и проводя свою борьбу при посредстве рабочего класса и крестьянства. Он всегда говорил, что мы не должны самонадеянно объяснять успехи в нашей борьбе только мощью нашей организации, что в конечном итоге они зависят от того, что мы правильно использовали революционную энергию рабочего класса и крестьянства. Но в то же время Феликс Эдмундович был твердо уверен в необходимости создания организации охраны завоеваний революции такой мощи и силы, которые соответствовали бы силам и мощи основного движущего класса – революционного пролетариата. Поэтому максимум своего времени и энергии он отдавал внутренним… делам ВЧК. Он стремился к тому, чтобы ЧК в максимальной степени были классовыми по своему составу, чтобы большинство работников в них были из рабочего класса. Он стремился к тому, чтобы ЧК не превратились в бюрократическое учреждение… И мы видим, что за короткий срок он привлек к этой работе людей, которые выполнили партийные директивы и оправдали доверие рабочего класса.

К личным чертам Дзержинского как руководителя ЧК нужно отнести ту величайшую обаятельность его характера, благодаря которой основные кадры работников ЧК совершенно безгранично были преданы ему и беспрекословно выполняли его приказы, зная, что они являются в то же время революционной необходимостью и приказами партии.

К тому же Дзержинский был всегда товарищески прост и товарищески верен. Этим объясняется то, что чекисты при его водительстве составляли тесную, дружную, спаянную семью, объединенную пламенной верой в правоту революционной пролетарской идеи и в конечную победу Рабочего класса.