Текст книги "Бессонница"

Глава 5

Руслан.

Устроившись под одеялом, я тупо пялился в потолок. Постепенно глаза привыкли к темноте, и теперь надо мной была уже не полная чернота. Чуть правее дивана, над столом висела старая двухрожковая люстра. Справа от нее – пожарный извещатель, ума не приложу, рабочий или нет, но, судя по габаритам, один из первых. На стене, ближе к углу – ночник.

За час без сна я рассмотрел каждую деталь компактной гостиной. Умение переключать сознание – старый, выработанный годами тренировок на льду навык. Никогда еще мое спортивное прошлое не пригождалось в подобной ситуации. Наверное, потому что ситуаций таких и не было, ни в далекой юности, ни во времена бурной, насыщенной молодости.

А отвлечься было нужно… Врут, когда говорят, что сытый мужчина не смотрит по сторонам. Не смотрит только слепой. Зрячий может шею свернуть от любопытства, пропустить поворот или заложить лишний крюк вокруг квартала. Он будет смотреть в оба, но больше не сделает ничего. Любопытство сытого похоже на интерес искусствоведа к новому шедевру. Ширинка от него не расстегивается. Голова остается ясной.

Я был сыт. Удовлетворять мои сексуальные аппетиты хватало кому, но сейчас правило сытого не сработало. Вспыхнувшее за одно мгновение возбуждение никуда не делось. Член стоял колом, а в голове… достаточно было лишь ненадолго отпустить самоконтроль, вспыхивали картинки: женщина с закушенной губой, нежная упругая грудь и длинные ноги.

Нормальная мужская фантазия. Желание идеала. Только в моих мыслях эту женщину играла Жанна. Жанна-мать-ее-Орлова! А это был стопроцентный сдвиг по фазе. Хотеть трахнуть ту, которая вытянула из ада, которая была почти сестрой покойной жене… Видимо, бессонница и напряженный график все же повредили мой мозг.

«Чокнутый!» – поставил я диагноз.

Постепенно разглядывание созвездий сквозь тонкий тюль и контроль дыхания стали помогать. В паху ныло уже не так сильно. Эрекция начала спадать. Еще несколько минут, и я из озабоченного психа превратился бы в нормального человека. Шанс был. Но этих нескольких минут мне не дали.

Когда Жанна вошла в гостиную, во рту у меня мгновенно пересохло. Оставив тусклые блики лишь на кончике носа и на пухлых губах, ночь спрятала глаза, но остальное… На Жанне не было ни халата, ни хотя бы намека на белье.

Ничто не скрывало обнаженного тела. Мягкий свет луны окутал изгибы туманной вуалью и очертил угольной тенью роскошную высокую грудь. Моя запретная фантазия из плоти и крови была рядом.

– Жанна? Что ты тут… – голос предательски охрип, и я тут же пожалел, что вообще раскрыл рот.

Не произнеся в ответ ни слова, Орлова подошла к моему дивану и медленно, словно гипнотизируя, потянула в сторону одеяло.

В этот момент нужно было вцепиться в него, не стоило Жанне видеть, насколько я готов. Но пальцы сжали простыню.

– Жанн… Нет… – попытка заговорить номер «два» оказалась еще более провальной, чем предыдущая.

Взгляд заскользил по линиям женского тела, и желание, с которым я боролся битый час, нахлынуло с удвоенной силой.

Это было настоящее проклятие. Я сам расставил себе капкан. Я сам решил остаться на ночь. И рядом с кем? Обрывки мыслей о том, кто я и где, пропадали, не сформировавшись. Совесть затихала. Единственное, что оставалось – инстинкты.

Острое желание брать.

Обхватывать губами упругие горошины сосков.

Прижимать к паху округлые бедра.

Насаживать ее на себя по самые яйца.

Неправильные. Запретные желания. Но они были, черт бы их побрал! Они проникли так глубоко в мою голову, что я больше не способен был думать ни о чем.

Лишь о ней… Рядом. Близко.

Взобравшись на кровать с ногами, Жанна перекинула одно колено через мое бедро. Член коснулся горячей бархатной плоти, и я свозы зубы со свистом втянул воздух.

– Жанна, нам не стоит… – четыре слова дались с трудом. – Ты ведь…

Глазами я уже трахал ее, закинув эти потрясающие ноги себе на плечи, но мозг все еще цеплялся за обрывки принципов.

– Не смотри, – ее ладонь легла мне на глаза. – Просто не смотри, и все.

– Я не…

– Это лишь секс, – Жанна приподнялась и затем стала медленно опускаться на мой твердый, готовый для нее член. – Просто… аа-ах… секс.

* * *

Жанна.

Спустя несколько лет контроля, я сломалась. Руслан был со мной. Рядом. Он целовал. Он готов был взять меня прямо на кухне. Голова шла кругом. Ни о каком сне даже думать не получалось. Я час сверлила взглядом дверь, все надеялась, что он войдет. А потом сдалась.

Пусть завтра он проклянет и меня и себя, пусть окончательно исчезнет из моей жизни. На хеппи-энд в нашей истории я не надеялась никогда. Но хотя бы одну ночь, хотя бы несколько часов… я хотела почувствовать его.

Сердце чуть из груди не вырвалось, когда я подошла к двери. Не представляю, как преодолела пару метров до дивана. Лишь когда оказалась сверху, оседлав бедра Руслана, наконец смогла сделать первый вдох.

Лгут, когда говорят, что секс зависит только от опыта или техники. Можно выучить сотни поз, сменить кучу любовников и опробовать все возможные приемы, но все равно не почувствуешь и доли ощущений, доступных от всего одного прикосновения любимого.

Оно убивает своей нежностью и воскрешает страстью. Оно выворачивает душу наизнанку и оголяет каждый нерв. Оно подчиняет, жестко, надежно, полностью… и ты уже не можешь ни лгать, ни прятаться от самой себя.

Наваждение, сродни проклятию и дару одновременно. Мое наваждение. Здесь. Сейчас.

Закрыв глаза Руслану, я не стала закрывать свои. С другими можно, а с ним я хотела видеть все. Как дрогнули крылья его носа. Как губы сжались в нитку. Как поднялась и опустилась широкая сильная грудь. Я впитывала каждое мгновение нашей близости, каждое движение и шалела от того, что мне позволено это видеть.

– Это лишь секс… – загибаясь от желания назвать его «любимым», соврала я. – Просто… – клитором потерлась о гладкую, набухшую головку его члена, – …секс.

Мое безумное желание взяло надо мной верх. Не нужна была подготовка и поцелуи. Не нужны слова. Выдавая себя влажностью, я начала медленно, миллиметр за миллиметром насаживаться сверху.

Мозг плавился от яркого, граничащего с помешательством наслаждения. Большой горячий член Руслана растягивал меня, заставляя задыхаться от эйфории. Он заполнял меня полностью. Ласкал своим бархатом, и предательские соленые слезы уже щипали глаза, грозя политься потоком.

– Проклятие! – стойко державшийся до этого, Руслан не выдержал. – Зря мы все это…

Он резко крутанулся, подмяв меня под себя, и сделал первый, стремительный и жесткий толчок.

Чтобы не заорать от восторга, мне пришлось до боли закусить губу. Спина выгнулась дугой, а ноги, словно только ради этого и созданы были, обхватили мужские бедра.

– Крышу сносит. – Не позволяя прикоснуться к себе, Руслан перехватил мои руки над головой и снова толкнулся внутрь. На этот раз яростнее и глубже, будто наказывая меня и себя за наше предательство. – Аа…

Дальше все переменилось окончательно. Черта выпустили из табакерки. Больше не нужно было сдерживаться и бороться с собой. Мы окончательно сошли с ума.

Толчки посыпались один за другим. Дышать удавалось с трудом. Выбивая воздух из легких, на каждом вдохе Руслан жестко входил в меня. А на выдохе ловил губами мои губы и заставлял молчать голодными, злыми поцелуями.

Его бедра двигались все быстрее, и старый диван скрипел все жалостней. Это было похоже на забег. На безжалостное испытание на выносливость. Руслан не любил меня, он трахал. Спешил, словно я сейчас исчезну, а мне больше всего на свете хотелось вырваться из его захвата и обнять за плечи.

Мне было нужно хоть на мгновение ощутить его тяжесть, силу перекатывающихся под кожей мышц. Я хотела стать еще ближе, слиться с ним. Наивная влюбленная дура, дорвавшаяся до объекта своего поклонения. Счастливая дура.

– Руслан, пожалуйста… – я готова была молить, чтобы он отпустил меня. Но тщетно.

Такой близости не бывает у любящих. Такой не бывает и у равнодушных. Это была лавина, о которой никто не знал, но она сошла и погребла под собой двоих.

Мой оргазм зрел внутри, как готовая взорваться звезда. Каждый новый толчок, каждое проклятие, срывавшееся с губ Руслана, толкали в пропасть. Я бы умерла, если бы он остановился. Лишилась бы рассудка в один миг и навсегда. Но ни один из нас уже не мог повернуть назад.

Как устоял диван – не представляю. Я не устояла. Когда Руслан толкнулся в меня последний раз и резко вышел, изливая семя на мой живот, я была далеко-далеко отсюда. Капли слез уже не дрожали на ресницах. Они серебристой цепочкой катились по щекам, и я благословляла ночь за то, что та прятала мое лицо. Лицо самой счастливой в мире женщины.

Стоило ли ради этого прощаться с гордостью?

Стоило ли лишаться теплой дружеской связи?

Стоило ли терять Руслана навсегда?

Да. Да! Тысячу раз «да»!

Радость переполняла меня. Каждая частица тела вибрировала от удовольствия, и зажатое в тисках сильных рук тело таяло. Руслан был со мной. Он был моим. Я смотрела на красивое мужское лицо, на пульсирующую у виска жилку, на закрытые глаза, и готова была вслух молить о прощении: «Прости, любимый. Прости меня за слабость быть собой. Прости за желание и потребность в тебе. Прости».

* * *

В девятнадцать лет, когда жизнь значила для меня еще меньше, чем сейчас, один хороший друг предложил испробовать себя и прыгнуть с моста. Друг особо не уговаривал, не уверял в безопасности. Даже получасового инструктажа, и того не было. На меня просто напялили альпинистское снаряжение и попросили не орать слишком громко.

Уже внизу я поняла, какой дурой была и как сильно рисковала. Головой вниз думается быстро. Однако, несмотря на это, разочарования я не испытала. Просто осознала, что больше не совершу такой глупости, поблагодарила Бога за то, что родителям не придется из-за меня плакать, и принялась терпеливо ждать, когда же меня наконец спустят на землю и освободят.

Никаких лишних мыслей и эмоций. Нормальная работа мозга в стрессовой ситуации. Сейчас, в первых солнечных лучах, я ощущала что-то подобное. Раскинувшись звездой, рядом на животе спал Руслан. Он сладко посапывал, смешно морщил лоб, а я, вместо того, чтобы нежиться под его боком, уже думала о путях отступления.

Наверное, правы были те, кто считал меня «циничной су…» и «алчной тва…». Мои поступки и мысли говорили сами за себя. Вначале я влезла в кровать к чужому мужчине, а теперь хотела сбежать, даже не взглянув ему в глаза. Мелко и глупо.

Надежды, что мой побег спасет хотя бы крохи доверия, не было. Я не обманывалась – ни благородством, ни гордостью здесь и не пахло. Все было гораздо прозаичнее – я дико, до дрожи в коленях боялась почувствовать его презрение.

Въевшаяся в подкорку привычка защищаться и прятаться даже после ночи сумасшедшего секса оказалась сильнее. После пробуждения я не дала себе и пяти минут насладиться близостью с Русланом. Стараясь не смотреть на обручальное кольцо, я убрала его руку с моего бедра и осторожно встала с дивана.

Эта часть побега была самой сложной. Из-за отсутствия воды вещи я собрала еще вчера. На то, чтобы натянуть на себя шорты и майку, ушло несколько секунд. На то, чтобы подхватить дорожную сумку и мышью выскользнуть во двор – еще меньше.

Уже в машине на выезде из поселка, когда дачный домик скрылся из вида, удалось впервые за утро вдохнуть полной грудью. Легкие раскрывались медленно, натужно, словно никогда не заполнялись полностью. Прохладный от кондиционера воздух холодил изнутри, вымораживая.

– Все хорошо. Все будет хорошо, – чувствуя, как подрагивают пальцы, я крепко ухватилась за руль. – Справлюсь. Пара дней, и я со всем справлюсь.

Изнутри рвало на куски от желания вернуться, еще раз прижаться к груди Руслана или почувствовать его губы на своем теле. Какая-то часть меня, наверное, навсегда осталась с ним и теперь арканом тянула меня обратно. Но нога упорно давила на газ.

– Я смогу. Все в прошлом.

Отчаянно хотелось верить в эти слова. Даже когда из глаз потоком хлынули слезы, я все еще верила, что смогу пережить все на свете. Наивная, влюбленная, глупая Жанна. Воровка, утратившая право быть другом. Если бы я тогда только знала, что предстоит мне в будущем.

Глава 6

Жанна.

После сильных душевных переживаний, как после тяжелой болезни, восстанавливаешься медленно. Я, конечно, могла с головой погрузиться в работу и сделать вид, что ночь с Русланом была в прошлой жизни, но, как назло, стартовал очередной марафон. Без всякого согласования Мисюров сдвинул график моих эфиров на три дня и лишил срочных дел.

Скорее всего, он хотел, чтобы я явилась к нему лично. В кружевах и с презервативом в зубах. Костя по телефону подтвердил эту мысль и строго-настрого запретил появляться на работе. То ли он еще помнил прошлый промах и мою на него реакцию, то ли Мисюров и правда достал всех, хуже горькой редьки – не представляю.

Впрочем, о мотивах друга я и не задумывалась. Важен был итог – у меня появилось три дня. С чистой совестью их можно было полностью посвятить себе. Без планов и обязательств. Так я и сделала.

Одним из способов лечения некоторых психологических травм является многократный повтор. Пациент рассказывает психологу все, что с ним произошло, описывая детали и ощущения. Жертвы изнасилований подробно расписывают действия насильников, пострадавшие в аварии – каждый миг опасной ситуации.

Это довольно болезненная терапия, жестокая, но порой помочь может только она. Я спасалась именно ею с одним маленьким послаблением – моим психологом был большой сильный умный пес.

Отец привез моего питомца сразу после возвращения с дачи, и никогда еще я так не радовалась, что решилась завести собаку. Огромные добрые глаза, холодный мокрый нос и бесконечная вера в меня – кто мог быть лучше этого парня? Кто еще мог днями напролет слушать о том, что я дура и лишь сурово порыкивать, когда в порыве самобичевания, я начинала себя ругать?

Пес был спасением. Я засыпала в обнимку с ним и просыпалась от слюнявого поцелуя в щеку. Наверное, если бы не его кличка, уже на второй день моя тоска по Руслану стала бы слабее. Но пути Господни…

Нужно быть мною, чтобы отправиться на выставку за добродушным лабрадором и вернуться с немецкой овчаркой. Нужно сойти с ума, чтобы придумать ему кличку, но постоянно, забываясь, называть именем любимого мужчины.

Тяжелый период в жизни, необходимость по вечерам кататься к Руслану, боль из-за потери Светы – тогда у меня было оправдание. У Джека не было шанса стать Джеком – только тем, кто постоянно крутился в моих мыслях! Но потом, когда я уже отрезала себя от Серебрякова, когда окунулась в свою работу… Почему я не перезвала пса? Почему продолжила называть Русланом?

Уверена, психолог или психиатр могли бы ответить на этот вопрос. Скорее всего мне бы даже прописали какое-нибудь успокоительное и курс сеансов. Но я просто закрыла глаза. Продолжила жить, как жила, и обнимать того единственного Руслана, на любовь которого имела право. Мой пес. Моя жизнь. Так было проще.

За три дня наедине с Моим Русланом я постепенно возвращалась к жизни. Долгие прогулки-пробежки утром и вечером, походы в зоомагазин с обязательной дегустацией лакомств, мытье, вычесывание, разговоры – каждая наша минута была насыщена чем-то новым и важным.

Если бы мы с настоящим Русланом были парой, все это время я посвятила бы ему. Обычный после близости период окукливания. В заботе и нежности родилась бы уверенность, постепенно угас страх одиночества, и обломались шипы независимости. Нормальным женщинам это нужнее секса!

К счастью, моя умная замена мужчине не жаловалась, что его используют, и с радостью сносила неожиданно увеличившееся внимание.

– Обещай любить меня всегда, – я зарывалась пальцами в густую шерсть и ловила счастливый собачий взгляд.

– У меня теперь только ты, – плакать хотелось, но Руслан так внимательно следил за моим лицом, что вместо слез получалась грустная улыбка.

– Ты ведь всегда будешь сильным и здоровым. Будешь жить со мной долго и защищать от всех.

Думаю, заблуждаются те, кто считает, что собаки не понимают человеческого языка. Мой пес совершенно точно понимал все, и иногда за свои слова было стыдно. За неизвестно откуда взявшееся уныние, за неверие в лучшее, за желание всю жизнь прожить с псом… За свою затянувшуюся болезнь.

* * *

За три выходных я так втянулась в свободный режим, что в день выхода на работу стала подумывать об увольнении. Извечная женская тяга к переменам: то новый цвет волос, то новые обои – так и толкала на полное обновление. Словно почувствовав, что сейчас идеальный момент переманить меня, московские коллеги с «Европы Плюс» снова стали забрасывать предложениями о работе.

«Квартира в Москве», «собственный проект», «уютный кабинет с зеркалом» – что только не предлагали, чтобы я бросила «Лайф» и перешла к ним. Раньше такие письма направлялись в спам одним движением пальца, а теперь… Минус мужчина, минус работа – одно к одному. В довершение, моя машина отказалась заводиться, и в первый же рабочий день пришлось брать такси.

Идея поездки в Москву как вирус захватила мои мысли, и когда в коридоре радио я встретила Мисюрова, с языка чуть не сорвалось: «Увольняюсь».

– Какие люди в Голливуде! – мой шеф расставил свои загребущие руки. – Жанночка, самая прекрасная роза нашего сада! Ты ли это?

Чтобы не вляпаться в царские объятия пришлось резко затормозить.

– Генрих Павлович, и Вам хорошего дня, – я остановилась в паре метров от Мисюрова и гордо вскинула подбородок: «Никаких улыбочек и виляния хвостиком ты от меня не получишь».

– И что это мы без настроения? – этот гад продолжил лыбиться. Два метра непрошибаемого позитива с голливудской улыбкой, голубыми глазами и белобрысым модным чубом.

– А откуда ему взяться?

– Красавица наша, на работу без настроения нельзя, – не обращая внимания на мое «радушие», Мисюров покровительственно подхватил меня под руку. – На работу нужно ходить как на праздник. С радостью, улыбкой и желанием сделать мир счастливее.

Он словно напрашивался. После дурацкого марафона и переноса моих эфиров на обеденное время так и хотелось «осчастливить» его честным и искренним мнением о нем же, бесценном.

Не уволоки меня шеф в свой кабинет, я бы точно высказалась. В лексиконе хватало словечек «не для эфира», но в кабинете… С Мисюрова в мгновение ока слетела улыбка, и появившееся похабное выражение лица родило новые, гораздо более сильные эмоции.

– Почему ты не отвечала на мои звонки? – будто законный муж, спросил Генрих.

– А почему мой проект сдвинули на обед?

– Вот стоило взять трубку в выходные дни и узнать, – его руки уткнулись в стену по обеим сторонам от меня. – А заодно и договорились бы… Об удобном для тебя времени.

Самодовольное лицо шефа так и напрашивалось на звонкую пощечину. Где там борцы за права женщин? Ау! Кому материал для свежей истории о домогательствах?

– Генрих Павлович, Вы меня в чем-то обвиняете? – я включила полную дуру. Даже интересно стало, хватит ли ему наглости сказать, чего хочет, прямым текстом?

– Жанн, что ты как глупенькая? – правый уголок губы Мисюрова приподнялся в насмешливой гримасе.

– А может, я и правда глупенькая? Намеков не понимаю совсем.

– Вот только не надо строить из себя невинную ромашку.

Я усмехнулась. О да, ромашка! Невинная. Знал бы этот напыщенный баран, как совсем недавно я залезла в кровать к мужу лучшей подруги. Невинность во всей красе.

От воспоминания о Серебрякове во рту появился привкус горечи. Если бы можно было поменять сейчас Мисюрова на Руслана! Хотя бы на минуту…

– Ну как, будем ломаться или придумаем что-нибудь? – нахально вторгся в мои мысли шеф.

– Сильно свербит? – я откинула притворство.

– Черт, Орлова, ты диджей или сапожник? Что за жаргон?

– Так свербит или нет? – быстро прикинув, как лучше поступить, я положила ладони на плечи Генриху.

Тот покосился на одну мою руку, на другую.

– Орлова, от тебя у любого мужика свербит, – сознался со вздохом и уже без улыбки.

Ответ был правильный. Именно тот, который я ждала. К утреннему желанию уволиться добавился способ, как это можно было быстро провернуть.

– Так нужно было сразу сказать, – я прильнула к телу Мисюрова и медленно из стороны в сторону потерлась бедрами о пах. – Некоторым женщинам лучше все говорить прямо: когда, в какую позу встать, как прогнуться.

Кадык на горле Генриха дернулся, и правая рука потянулась к ключам, торчащим в дверном замке.

– Сказать прямо?.. – голубые глаза шефа заблестели. – Я хочу тебя трахнуть. Прямо здесь.

Дотянуться до ключа Мисюров так и не успел. Потянув Генриха на себя, я быстро справилась с пряжкой и, расстегнув ширинку, резко опустила вниз брюки вместе с трусами.

Получилось быстро и ловко. Наверно, и пяти секунд не прошло. Ошарашенный Мисюров, казалось, даже про дверь забыл. Его будто закоротило, и единственным доказательством, что клиент жив, был подрагивающий налитый член.

Не желая даже случайно коснуться, я пальцем указала на его агрегат и громко расхохоталась.

– Ты поверил? Да? И этим ты собрался меня трахать?! – от нелепости ситуации и разинутого рта собственного начальника меня затрясло. – Этой штукой? – снова указала на вполне нормальный по размерам член и еще громче рассмеялась. – Меня?! – ткнула пальцем себе в грудь.

Если бы и хотела, я не могла бы сейчас успокоиться. Месть была такой сладкой и такой долгожданной, что щеки начали болеть от смеха. Наверное, нельзя сильнее ударить по эго мужчины, чем я сейчас ударила, но оно того стоило.

Мисюрову понадобилось несколько секунд, чтобы осознать случившееся. Привыкший, что любая женщина по одному щелчку раздвинет ноги, он, вероятно, и представить не мог, что такое возможно. Даже когда я от смеха по стеночке сползла вниз, он все еще стоял голый и готовый, махая своими длиннющими, будто нарощенными, ресницами.

– Жанна?! Что слу… – неожиданно распахнув дверь, в кабинет ворвался мой офисный рыцарь без страха и упрека.

Не в силах сдвинуться с места, я закрыла рот рукой, и уже по Костиному бледнеющему лицу окончательно поняла, что наделала. Шеф со спущенными штанами и опавшей эрекцией, я на полу – картина маслом.

Мисюров дошел до понимания на мгновение позже.

– Пошли вон отсюда, – судорожно натягивая штаны, заорал он. – Оба! Вон из моего кабинета! Вон с радио! Что б духу вашего больше здесь не было. Быстро!

* * *

– Ты с ума сошла? – уже у себя в кабинете набросился на меня Костя.

Отмахнувшись от него, я упала на маленький гостевой диванчик и продолжила смеяться. Все же это было нервное.

– Жанна, я тебя обыскался, – продолжил редактор, – машины внизу нет, на звонки не отвечаешь.

– Я на такси приехала, а ответить не могла… Ну, ты видел, почему, – из-за долгого смеха голос скрипел, как старый пружинный матрас.

– Видел, – Костя зарылся пальцами в волосы. – Орлова, ты точно сумасшедшая.

– Нет, – второй раз за утро прорезалась гордость. Идея об увольнении словно крылья за спиной раскрыла.

– Да. Крэйзи в последней стадии.

– Он сам напросился!

– Он согласовал эфир на вечер. Я уже внес изменения в сетку и с гостьей твоей сегодняшней договорился.

На меня будто ушат с холодной водой вылили.

– Что?!

– Что слышала!

– Почему меня не предупредил? – от шока голос окончательно сел.

– Сюрприз хотел сделать, – как провинившийся, Костя поджал губы. – Идиот…

В том, что он был идиотом, не было никаких сомнений. Я и разубеждать бы не взялась. Но после случившегося в кабинете Генриха нас с ним можно было счесть идеальным дуэтом. Идиот и его напарница идиотка – мечта любого радио. Хоть в резюме указывай.

Не зная, что сказать в этой ситуации, я похлопала по сиденью дивана.

– Жопа… – Костя тряхнул головой и уселся рядом.

С минуту мы молчали. Смотрели на стену перед собой с расписаниями и фотографиями, приклеенными прямо на обои.

– А как вообще у тебя дела? – ни с того ни с сего отрешенно спросил Костя.

Словно сейчас только и оставалось, что вести светские беседы, я ответила:

– Нормально. Только что я сделала все, чтобы меня уволили. Перед этим провела три дня наедине с собакой, а до этого… – я обхватила голову, – …переспала с Серебряковым.

Знавший меня как облупленную, со всеми моими тайнами и страхами, Костя дернулся всем телом.

– С Русланом?

– Ага.

– Звездец…

Оставалось лишь поражаться, как интеллигентно мой лучший друг заменил другое, так и напрашивающееся, слово.

Меньше недели назад я была главной звездой радиостанции «Лайф», сверкала на вручении хоккейных премий, строила планы на новую передачу, а сейчас – истеричка с подтекшей тушью и, скорее всего, безработная. Все перевернулось с ног на голову. И ведь на землю не прилетал метеорит, да и аварий никаких не было.

Правду говорят, что самые большие перемены происходят в тишине. Ты не замечаешь ничего, плывешь по течению, а жизнь незаметно, исподволь меняет привычное русло. Вначале плавный поворот. Потом каменистый уступ, и, не успев ухватиться за острую прибрежную траву, ты уже падаешь в холодный водопад.

– Но прямо сегодня Мисюров ведь меня не выгонит? – вдруг спохватилась я.

Костя, видимо, сразу не понял. Посмотрел на меня, как на призрак, и лишь потом ответил:

– Эденберг восемь часов не высидит. Он во время марафона всех достал своими «переработками» и нытьем про сидячий образ жизни. А менять тебя сегодня некем.

Я сощурилась. Может, мой водопад уже и маячил на горизонте, но до чертиков не хотелось падать еще ниже.

– И Алла, – продолжила допрос, – ради которой Генрих на прошлой неделе двигал мой эфир, не прилетит на голубом вертолете?

– Алла в Москве, Мисюров там второй офис открывает. Я ж тебе об этом уже рассказывал.

Тайну о том, каким местом всегда слушаю фоновый треп, я не стала раскрывать.

– Значит, вечер мой, – не рассиживаясь дольше, я спрыгнула с дивана и полетела к зеркалу поправлять макияж.

– Пока – да. Вернее, я так думаю.

– Ну раз мой… тогда мы еще повоюем.

Обычно, когда меня прихватывал острый приступ активности, Костя старался мягко, но настойчиво гасить его. С моим взрывным характером не представляю, как справлялась бы сама. Но сейчас Костя почему-то молчал. Он только смотрел на меня, внимательно, будто сканируя. Но вслух не проронил ни слова.

Это я сочла высшим благословением делать все, что посчитаю нужным.

– Держись «Лайф»! – скопившаяся за три дня ничегонеделания энергия рвалась наружу. – Костя, после эфира едем в ресторан. Платье у меня здесь в шкафу есть, так что закончим, и вперед.

– А может, по старинке? После боя баиньки, и проснуться знаменитой? – судя по складке между бровей, моему редактору идея отправиться кутить не очень понравилась.

– Не хочу просыпаться знаменитой. Хочу знаменитой засыпать, – поставила точку в беседе я, и решительно двинулась готовить новые вопросы сегодняшней гостье.