Текст книги "Забег на невидимые дистанции. Том 2"

Но еще больше, чем неуважение, я ненавижу нечестную игру. На искусственно неравных условиях. Когда подыгрывают или, наоборот, жульничают. Суть любого состязания в том, чтобы соперники находились на относительно равных условиях. Насколько это возможно. Победа или проигрыш не имеют никакого значения, если кто-то играл не по правилам. Как ты сегодня.

Ты хоть представляешь, как тяжело в этом [yebanutom] мире доказать кому-то, что ты чего-то стоишь, если у тебя нет члена между ног? Да откуда тебе это знать. Десятикратные усилия девушки ничего не стоят по сравнению с мужской единицей, помноженной на себя. Снисхождение стирает их. Аннигилирует. Вызывает презрение и насмешки. Сколько ни надрывайся, к тебе не будут относиться как к полноценному человеку. Зато самый дефолтный, самый отбитый, самый недостойный мужчина – человек априори. Я постоянно с этим сталкиваюсь, и я это ненавижу.

Я ненавижу, когда мне кто-то поддается, будто я ребенок и нуждаюсь в этом, чтобы порадоваться фальшивой победе и потешить самолюбие. Будто намекают – у всех на глазах – что я не способна на большее, и все начинают автоматически в это верить. Хотя это совершенно не так.

Я никогда не буду сильна, как ты, это очевидно и не требует подтверждений с твоей стороны. Но я сильнее всех девочек и некоторых парней, потому что выкладываюсь на максимум своих возможностей. Для меня это важно, понимаешь? Мне не нужно, чтобы кто-то жалел меня, заостряя внимание на разнице наших потенциалов. Это остановит мой рост и создаст обо мне ложное впечатление. В конце концов, это просто меня оскорбит.

Меня и так всю жизнь пытаются заткнуть за пояс. Сюда не лезь, это не для тебя, мы тебя отсюда вышвырнем, даже не мечтай, ты не сможешь, это не для девочек, не берись за это, займись чем-то более подходящим… Я устала от этого [govna] и не позволю еще хоть кому-нибудь указывать, чем мне можно заниматься, а чем нельзя.

Она жестикулировала так же быстро, как говорила, местами непроизвольно переходя на иноязычные, странно звучащие слова, видимо, потому что злилась и нервничала. И на итальянский это мало смахивало.

Сет слушал ее, смотрел на нее, а думал только об одном – как возьмет ее за плечи, мягко прислонит лопатками к стене и нависнет сверху всей громадой натренированного тела, как раздавит ее психологически, пользуясь тем, что дала ему природа. Упрется руками в стену на уровне ее головы и будет молча смотреть в глаза, прямо как сейчас, только значительно ближе. Вот тогда он внимательно выслушает все ее претензии.

Грезы пробрали до позвоночника, хребет приятно защекотало.

– Ты вообще меня слушаешь? – неприязненно уточнила Нина и щелкнула пальцами прямо перед лицом, так что Сету захотелось перехватить эту наглую руку и очень сильно сжать. Возможно, даже сломать. Он удержался.

Если бы кто-то другой позволил себе так грубо с ним разговаривать, Сет не стал бы терпеть. Но Нина… Он даже не представлял, как ей ответить. Только смотрел и слушал. С упоением и восхищением, замурованными глубоко внутри. Никогда он не встречал такой смелой, азартной и вспыльчивой девчонки, еще никогда в своей жизни. Он даже не знал, что такие существуют. Дженовезе изничтожала стереотипы.

– Напомни, как тебя зовут, – небрежно обронил Сет, чем, к сожалению, не вызвал удивления. Девчонка оставалась рассерженной, но вполне допускала, что он может не помнить ее по имени, и это ее не задевало. В отличие от ситуации в спортзале.

– Нина. Дженовезе.

– Так вот, Нина. Рад, что ты высказалась. Только мне на это плевать. Я ничего не делал специально. Поэтому проваливай, пока не случилось беды.

– С кем? – уточнила она, выставляя лоб вперед. Словно молодой бычок, собравшийся пободаться.

– Что?

– Пока не случилось беды с кем – с тобой или со мной?

Они стояли рядом, угрожающе скрестив руки, от обоих разило потом и тестостероном. Сету это безумно нравилось. Обмениваться с нею агрессией оказалось… вкусно. Он ухмыльнулся и, сильно наклонившись к ней, чтобы подчеркнуть разницу в росте, с ноткой угрозы произнес:

– Мне больше нечего тебе сказать. Повторять не буду.

Нина даже не отшатнулась. Не вздрогнула, не поморщилась. Как будто самосохранение в ней выключено подчистую, все микросхемы перегорели когда-то и были удалены. Она совершенно ни хрена не боится. От этого натурально впадаешь в ступор и сам хочешь отпрянуть.

– Я тоже надеюсь, что сказанное мною дошло до тебя с первого раза. Не хотелось бы контактировать снова.

Раньше, чем он успел придумать, как на это отреагировать, девушка вышла, оставив его в ватной тишине. Было слышно, как гулко стучит сердце и, кажется, пузырится кожа.

Еще в раздевалке Нина Дженовезе почувствовала, что ее тело, находясь рядом с телом Сета Ридли и отзываясь на его движения и голос, принялось активно выделять слизь, но осознала это только на выходе из спортзала, когда в промежности стало липко до неудобства. Все это ей чертовски не понравилось, как не нравился и сам этот парень, и его поведение, и отношение к ней.

Сет, разумеется, бессовестно врал. Он поддался ей во время игры в баскетбол. Но был уверен, что провернул это слишком неочевидно, чтобы кто-нибудь заметил.

Они оказались в разных командах, смешанных из мальчиков и девочек. Скорость реакции, с которой Нина атаковала противников и принимала мяч, была поразительной для ее роста и комплекции, но этого оказалось недостаточно. Видя, как она выбивается из сил, но раз за разом оттесняется на периферию громилами из параллели, Сет задумал совершить мелкую ошибку и тем самым дать девчонке шанс проявить себя, пока она совсем не впала в отчаяние.

Он даже не успел задуматься, стоит ли ему так рисковать – тело все сделало за него, как только мысль оформилась. План сработал. Нина посмотрела на него, как на гнилую еду в раковине, а парни из его команды расстроились настолько, что рискнули задеть Сета толчками в плечо.

Кто-то посоветовал ему быть внимательнее, потому что в соседней команде не на кого засматриваться. Не успев дослушать едкий комментарий, парни заржали, тут же забыв о том, что их расстроило несколько секунд назад. В качестве компенсации они использовали завуалированное оскорбление девушек из команды соперника, отчего Сету стало противно.

Кто же мог подумать, что джентльменский жест, замаскированный под оплошность, обидит Нину настолько, что она явится к нему разбираться? Внезапная мягкость его характера еще ни на кого не действовала так… непредсказуемо.

Нина заметила. Нина все поняла. И ей не понравилось, что кто-то взял на себя ответственность за ее слабость. Ей это было отвратительно. И она не собиралась молчать. Возможно, потому что его поступок сегодня стал последней каплей, переполнившей чашу терпения.

Сет не мог в полной мере понять ее возмущение, хотя и старался. Просто потому что никогда не находился на месте девочки, которая, исходя из собственных вкусов, стремится к мужским занятиям, а ее оттуда выталкивают, выпихивают и вышвыривают. Снова и снова, пока не отступит. Неверно трактуя ее мотивы, они полагают, будто она делает это, чтобы привлечь к себе внимание, а не по той же причине, что они сами, – для удовольствия.

Поэтому ей приходится стараться на пределе своих возможностей, чтобы оказаться на равных с теми, кто не воспринимает ее всерьез. Прилагать так много усилий, сколько не прилагают парни, чтобы обрести статус, по праву пола принадлежащий им.

Прежде чем занять желанное место, она обязана доказывать, что заслуживает оказаться на этом месте, по чьей-то прихоти недосягаемом для нее. А ведь она просто хочет наслаждаться игрой, как все, и не платить за это непомерно высокую, несправедливую цену.

Мужчины, отчаявшиеся задвинуть ее на место, с тяжелым скрипом наделяют ее неким подобием признания, но в глубине души всегда остаются уверены, что они лучше в любом человеческом занятии, что они – немного иной вид, и это так очевидно, что не нуждается в озвучивании.

Уходит много времени и сил, чтобы добиться толики уважения в свой адрес. Возможно, это несчастные пять процентов от цели, но и они даются с титаническим трудом. А потом появляется какой-нибудь добряк с мыслью «сделаю так, чтобы мяч оказался у нее, пусть порадуется, все равно она не сможет его отнять своими силами, так хоть я ей подыграю».

И все, чего она добилась, разрушено. Из самых лучших побуждений. Возможно, месяцы ушли на созидание того, что рассыпалось быстрее, чем она успела моргнуть. И вернулось в исходное состояние из-за чьей-то мимолетной жалости.

Сет Ридли вздохнул. Наверное, он действительно перегнул палку. Что сделано, то сделано.

С другой стороны, поступил бы он иначе, зная наперед, что это заставит Нину прийти к нему в раздевалку? Сложный вопрос. С простым ответом. Ее визит – огромный плюс во всей этой неприятной истории.

Во-первых, она увидела его без футболки, увидела довольно близко и равнодушной точно не осталась, тут можно быть уверенным. Во-вторых, они снова поговорили, и это был их самый длинный диалог за все время. Плевать, что поцапались. Это не имеет значения. В-третьих, он дал Нине понять, что даже не помнит ее имени, а это обязано задеть за живое.

Наглый лжец. Сет ухмыльнулся, как будто у него был какой-то план.

Пока он ходил в школьный душ и переодевался, из головы не шла мысль, что во время ее экспрессивного монолога он мог бы поднять Нину одной рукой. Вот это она удивилась бы. Перед глазами как наяву стояло рассерженное выражение ее лица.

Из-за необычной линии роста волос, от которых шел слабый аромат жасмина, веснушчатое личико Нины принимало форму сердца с заостренным кончиком подбородка и клинышком наверху, по бокам которого крепились маленькие уши, круглые и аккуратные, как печенье в розовой глазури.

Несмотря на асимметрию, это было по-настоящему гармоничное лицо, живое, наделенное чистой энергией, располагающее к себе с первых секунд. Такое, после которого не хочется смотреть больше ни на чьи лица. Включая первых красавиц школы, безусловно, привлекательных и многими желанных.

Сексапильная брюнетка по имени Меган Торн, она же капитан команды чирлидинга баскетбольной сборной, судя по распространившемуся ролику, обладала не только шикарным телом, но и будоражащими навыками в сексе. Не признать ее визуальное превосходство перед прочими ученицами старшей школы Мидлбери означало быть слепым идиотом. Наверное, все местные парни успели множество раз приложить руки, пересматривая по вечерам то самое видео, которое Сет посмотрел единожды.

На Меган можно было ежедневно мастурбировать, но влюбиться в нее было невозможно. Это даже звучало как неправдоподобный бред. Только удовлетворяться. Потому что в иной функции она и ее красота никому не нужны и даже в теории не рассматриваются. Должно быть, это проклятие всех слишком красивых женщин. Восприниматься как кусок мяса для вожделеющих насытиться, не более того. По крайней мере, пока внешняя привлекательность не увянет.

Однако при всей генетической одаренности (и умении ею пользоваться) у местного секс-символа не было и толики того, чем обладала Дженовезе. Сет не смотрел в сторону Меган, пока другие выворачивали шею, чтобы она дольше находилась в поле зрения.

Услышать, как Нина головой разбила стекло в школьном окне, увидеть, как ее за новую провинность отчитывает Йорскиллсон, или подслушать странный слух о ней было для Сета интереснее, чем смотреть слитые видео и фотографии Меган Торн.

Нине не нужно было делать ровным счетом ничего особенного, чтобы кровь отливала от верхней части туловища к нижней. И видит бог: если бы она не вышла из раздевалки так же скоропостижно, как появилась на пороге, если бы продолжила стоять вызывающе близко к нему, агрессивно размахивая руками перед его лицом и выплескивая на него свое раздражение, если бы посмела ткнуть его пальцем в грудь, толкнуть или залепить пощечину, Сету Ридли пришлось бы применить силу и грубо выставить ее наружу, чтобы скрыть подступающее возбуждение.

Не было в Нине чего-то классически привлекательного, как это бывает в других девушках. Сет видел, что никто во всей школе не считал ее внешность сколько-нибудь выдающейся. Он и сам, впервые увидев ее на фото, сначала подумал, что перед ним парень. В крайнем случае – не очень ухоженная девушка.

Но чем дольше он за нею наблюдал, тем сильнее менялось его мнение.

Она брала другим. Убийственной дозой естественности в поведении, которым управляли непредвзятые химические реакции. Непредсказуемой искренностью и прямотой. Силой и выносливостью, отсутствием страха перед болью. Заразительным смехом и вспыльчивостью. Феромоновой харизмой, безжалостно бьющей в голову.

Нина так широко и часто улыбалась без особой на то причины, а просто от внутренней добродушной хитрости, что всякий мог выучить ее плотно стоящие зубы, в особенности клыки, один из которых был острым, другой тупым. Сет выучил, пока бросал на нее незаметные взгляды в столовой.

Дженовезе оказалась самым натуральным, самым нефальшивым существом из всех, что Сету довелось встретить. Насквозь физиологичная, нестерпимо иррациональная, вся сшитая из телесного электричества, свободы и первичных рефлексов, Нина была творением природы, решившей продемонстрировать высшие умения. Эволюционным шедевром.

Ее хотелось оберегать и защищать от всего мира. Чтобы не испортили, не сломали, не обидели такое неординарное создание. Но сколько бы раз он ни замечал на ней следы побоев, сколько бы раз ни стискивал челюсть, размышляя, кто мог оставить их, он понимал, что Нина не придает им значения, а значит, никто не обижает ее и не бьет намеренно.

Девчонка меньше всего нуждалась в его защите. Если простая попытка поддаться вывела ее из себя, что говорить о том, как она отреагирует, если кто-то примется ее опекать. Будто она сама за себя постоять не может.

Что-то она сказала сегодня о неравенстве, которое стремится преодолеть, о том, как противно быть слабой девчонкой, которую никто не принимает всерьез. Очевидно, родиться и жить в мужском теле ей было бы гораздо удобнее. Не желая, чтобы ей указывали, как себя вести и чем ей заниматься, будучи девушкой, Нина стремилась казаться чем-то бесполым, вне гендерных стереотипов, и потому многим напоминала парня.

Но только не Сету Ридли.

Присматриваясь к ней поначалу против своей воли, а как будто на магните, Сет вскоре осознал, что девушка может быть женственной, абсолютно этого не добиваясь. При всей схожести с юношей по многим аспектам феромоны безошибочно сигнализировали о том, что перед тобою девушка, и любой мужчина был в состоянии их считать.

Оказывается, женщина остается женщиной при любом раскладе, внешнем виде и темпераменте, и эта простая мысль поразила Сета в самый позвоночник. А после состоявшегося диалога она еще больше раскрылась, получив благодатную почву в виде подробного рассказа Нины о том, в какое положение он ее поставил.

Девушка может делать сколько угодно «неженских» вещей, одеваться в то, во что ей комфортно одеваться, стремиться к тому, чего хочется именно ей, а не к тому, что ей положено желать, выглядеть так, как ей нравится выглядеть, и отклонение от социальной роли никогда не сделает ее кем-то еще.

Решающее слово остается за гормонами и детородными органами. И пока перед тобой носитель XX-хромосом, с яичниками, маткой, преобладанием эстрогена и прогестерона, будь уверен, что это самка, и ничто в мире не отнимет женственности, которой она обладает от рождения.

Вот так просто.

Никакая одежда, голос, поведение, вкусы и поступки, и особенно навязанные социумом роли не являются чем-то предопределяющим.

Необязательно даже подчеркивать свою принадлежность к женскому полу, чтобы считаться женщиной. Можно ведь просто жить. И делать то, что нравится. Твоей природы это не меняет.

Женского у женщины ничто не отнимет, даже если оно находится в подавленном состоянии, мужчина всегда будет искать и желать того, чего нет в нем самом. Женщина – не придаток общественных представлений о женственности. Она ее создатель. И все, абсолютно все, что в ней есть и что она делает, – женственно.

Это ведь такая простая в постижении истина, что неясно, почему весь мир ее не усваивает, и почему он сам раньше не задумывался об этом.

Сейчас Сет Ридли впервые осознавал превосходство женского тела в любом обличье и состоянии. Его анатомия, химия и биология как будто созданы властвовать умами и фантазиями мужчин, вызывая наплывы щенячьего преклонения, от которого плоть расходилась по швам, расплывалась в бессилии, рассудок отключался за ненадобностью, желая быть подчиненным той самой, на которую смотрел, и совершать ради нее любые безумства.

Сет шел домой пешком, с курткой нараспашку, и глубоко дышал холодным свежим воздухом, приятно отрезвляющим голову.

После случившегося между ними мысль написать Нине в Сети выглядела еще большим бредом, чем раньше. Не говоря уже о том, чтобы заговорить вживую. Вряд ли теперь она будет с ним здороваться и вообще смотреть в его сторону. Как там сказала эта наглая мордашка? Не хотелось бы снова контактировать? Прекрасно. А придется.

Вопреки мыслям и ощущениям Сет Ридли упрямо отрицал заинтересованность в этой девушке. Он игнорировал какое-то чувство (или зародыш чувства), опасаясь дать ему название, а значит, и свободу. Никогда это не кончалось добром.

Он убеждал себя, что Нина не нравится ему по-настоящему, как женщина может нравиться мужчине. Что это просто какой-то бзик. Игра.

И в то же время…

Ему нравился запах ее пота. Ему нравилось, как еда выпадала у нее изо рта в столовой, когда она смеялась или торопилась. Ему нравился цвет синяков на ее теле, хотя эти медленно зеленеющие пятна его беспокоили. И ее смех, который можно было услышать и сразу же узнать с другого этажа. Многое, что она делала, раздражало остальных, но только не его.

Нина никогда не притворялась кем-то еще. Ей бы такое и в голову не пришло. Незачем. Она оставалась собой при любых обстоятельствах и в любых компаниях, точно так же камень всегда остается камнем, и ты знаешь это наперед. Постоянство темперамента и непредсказуемость поведения – в этом крылось ее парадоксальное очарование.

Сет знал, что ее приятель, этот бомжеватый блондин вечно в синей панаме, думает о ней то же самое. Видел это по его наивным щенячьим глазам.

Подумав об Отто, Сет вспомнил и о недавно заключенной сделке с Ханной, согласно которой обязан сидеть с ней вместе в столовой, на уроках и в автобусе, а также два раза в неделю провожать домой.

Теперь жестокие условия юной шантажистки виделись ему совсем в ином свете. В них таился потенциал, который можно использовать в своих целях. Если по-хорошему с Ниной не выходит, может быть, получится привлечь ее внимание, заставив ревновать? Пусть Сет ей безразличен, но проигнорировать фиктивные отношения заклятого врага в лице Ханны она вряд ли сможет.

По крайней мере, он на это надеялся.

Episode 6

ИГРА В ОТНОШЕНИЯ с Ханной решительно не дала результатов. Нина не обратила внимания на эту рискованную авантюру, в отличие от всей остальной школы. Ее не беспокоили такие мелочи, как интрижки одноклассников, пусть и самые невероятные. И это говорило о многом.

Как минимум о том, что она полноценна сама по себе, без участия посторонних. К тому же ее окружали такие индивидуумы как Отто и Йорскиллсон, а помимо них оставалась физика, целая вселенная нерешенных вопросов и тем для обсуждения, а также какие-то свои неведомые темные делишки, о которых осторожно шепталась школа.

Обыденные вещи не приковывали ее внимания. Она витала в собственных грандиозных планах и высоких материях, недоступных стандартному уму, и сколько бы Сет ни старался разобрать ее диалоги с Отто, уже по привычке подслушиваемые им всюду, он понимал только то, что эти двое находятся на принципиально ином уровне знаний и постижения действительности, нежели он сам.

Чем дальше, тем больше между ним и Ниной образовывалась пропасть, пугающая своей глубиной. Ридли понятия не имел, как ее преодолеть. Но знал, что обязан это сделать, иначе потеряет что-то очень важное.

Он корил себя за глупое ожидание вызвать у этой девушки ревность настолько ограниченным способом. Обучаясь в одном с ней классе, он даже не существовал для нее, как для него самого не существовали кварки [4]4
    Кварк – элементарная частица и фундаментальная составляющая материи, входящая в состав адронов (сильно взаимодействующих частиц, таких как протоны и нейтроны).


[Закрыть], о которых он понятия не имел. О какой ревности может идти речь?

В частности, поэтому Сет и не мог допустить, чтобы кто-нибудь узнал то, что знала Ханна. Если до Нины дойдет хотя бы слушок, будто ее фотографию видели в телефоне Сета Ридли, придется снова переезжать. И лучше сразу в другой штат.

Ханна это понимала. Ханна этим пользовалась.

Умненькая Ханна. А вот он идиот. Зачем он вообще скачал эту фотку? Из-за нее все и началось. Не мог потерпеть и сделать это дома? В более безопасном месте, где не мониторят каждое движение твоего пальца.

Теперь Сет исполнял требования Ханны Биллингсли, опасаясь быть раскрытым и прилюдно опозоренным. Это бы уничтожило его авторитет до конца обучения.

Он подчинялся, но не позволял Ханне ничего сверх меры, осаживая ее, если та перегибала палку. Условия сделки должны соблюдаться обоюдно. Но девушка то и дело норовила сблизиться с ним – как ментально, так и физически.

Если не получалось разговорить его или выпросить один наушник, чтобы послушать музыку вместе, она льнула к нему, обнимала бицепс, клала голову на плечо, аргументируя телесный контакт тем, что для всех они встречаются, а парам свойственно касаться друг друга, иначе в их чувства никто не поверит, заподозрят в обмане.

Угроза сохранению конкретно этой тайны отнюдь не тревожила Сета. Наоборот, уж лучше бы все раскрылось поскорее, и он освободился от нее. Никакими угрозами Ханна не смогла уговорить его трогать ее в ответ, изображая любящего парня. Достаточно того, что он терпит ее присутствие рядом в течение учебного дня и еще немного сверх.

Несмотря на неприязнь к стервозной и подлой Ханне, Сет ловил себя на мягкостях, которые позволял в ее отношении вследствие того, что вынужден был смириться с ее присутствием, чтобы каждый день не злиться заново.

В автобусе он поднимал подлокотник и пропускал ее на место у окна, в столовой переставлял ее тарелки на свой поднос, если ему казалось, что она его не донесет, в классе выдвигал ее стул вместе со своим, брал ее куртку вместе со своей в гардеробе. Это было что-то необдуманное, машинальное, как привычка помогать кому-то, кем бы он ни был, просто потому, что он рядом слишком долго. Когда Сет вспоминал, что Ханна ему никто, хоть и находится в его компании постоянно, было уже поздно.

Поначалу девушка удивлялась мелким жестам внимания (для нее весьма значительным) и благодарила Сета, потом ей надоело, что он никогда не отвечает на ее благодарность, и она редуцировала ее до самодовольной улыбки знающей себе цену стервы.

Ханна упивалась тем, как все смотрят на них в такие моменты. Кажется, все складывалось, как надо, и школа верила, что теперь они вместе, включая ее драгоценных подруг. Мечта становилась явью, подчиняясь ее воле благодаря вовремя совершенным действиям. Шанс был предоставлен провидением, и Ханна воспользовалась.

Крошечные проявления заботы со стороны фиктивного бойфренда были столь же неожиданны, сколь и приятны. Она ожидала от Ридли сплошной агрессии, учитывая ее обещания слить компромат, но парень оказался гораздо спокойнее, если проводить с ним больше времени и не наглеть. Человек устает все время злиться. Даже на того, кто шантажирует его и заставляет делать неприятные вещи.

В глубине души Ханна Биллингсли надеялась, что у Сета зародится что-нибудь вроде стокгольмского синдрома. Пусть он хотя бы просто привыкнет к ней для начала. Увидит, что не такая уж она зловредная, какой кажется, а образ суки у нее скорее вынужденный, приобретенный, а не врожденный.

Но игра зашла слишком далеко. За полторы недели Ридли преодолел допустимые пределы терпения. Бесцеремонность Ханны, напротив, росла в обратной пропорциональности. Она была прирожденной манипуляторшей.

Множество раз, стоило ему распсиховаться или послать ее, девушка с ледяным спокойствием разглядывая маникюр, перечисляла последствия, которые не заставят себя ждать, если она обнародует информацию, с удовольствием приукрасив ее новыми подробностями.

Да, доказательств у нее нет, но кому какое дело? В школе это не имеет значения. Здесь не судебный процесс, и достаточно мелкого слуха. Причем чем более безумен он будет, тем проще в него поверит публика. Ее слово против его слова. И кого послушают? Учитывая, что Ханна обещала пойти сразу к школьному информатору, разбираться в правдивости никто не станет.

Алан Кейн являл собой центральную магистраль, через которую проходили все школьные новости и сплетни. Он знал все и обо всех, охотно поддерживая этот статус, и, к сожалению, сидел с Ниной за одним столом на фудкорте. Так что сразу после Кейна информация о загрузочных файлах на мобильнике Сета Ридли достигнет ушей Дженовезе. Она-то болтать никому не станет, а вот Алан… если верить Ханне, сначала выторгует сенсацию подороже, потом сам везде о ней раструбит, если не поместит в стенгазету.

Заголовок: «Новенький оказался сталкером». Полный пиздец.

Сет пытался вообразить реакцию Нины. Не получалось. Любая девушка, узнав, что кто-то скачал себе ее фото, скорее всего, смутится и начнет строить наивные теории, льстящие ее самооценке. Но что сделает Нина? Засмеется? Разозлится? Пропустит мимо ушей как нечто совершенно для нее незначительное? Невозможно дать четкого ответа. Зато отношение всех остальных учеников спрогнозировать несложно.

В глубине души Ридли все еще надеялся, что заставит Нину обратить на себя внимание, вызвать намек на чувство собственности, но все было тщетно. Тщетно в превосходной степени. Поэтому так важно предотвратить, чтобы кто-то узнал о фотографии. Которую он, конечно, давно удалил. Но идти на поводке у Ханны он больше не мог.

Сета посещала безумная мысль использовать невыгодное положение как повод заговорить с Ниной. Написать ей в Сети, рассказать обо всей ситуации в надежде, что она отдаст ему должное за честность. И как-нибудь во всем разобраться. Вместе. Это могло разоружить Ханну и помочь ему выйти сухим из воды. Но Ридли так и не решился. Не сумел подобрать слов.

После конфликта в раздевалке Дженовезе ожидаемо не контактировала с ним. Возможно, он задел ее сильнее, чем следовало. Но почему-то в злопамятность Нины верилось слабо. Она не таила обиды. Дело было в другом.

Изображая, будто встречается с Ханной, Ридли по-прежнему старался выведать о Нине что-нибудь еще. Смешно, что при этом появлялось ощущение, словно он изменяет, интересуясь другой, хотя со стороны, пожалуй, примерно так и выглядело.

Никто не мог рассказать ему сверх того, что проистекало из личных наблюдений или уже изведанных слухов. Никто не знал Нину так хорошо, как Отто. И наверное, еще Йорскиллсон. Но общаться с ними, тем более о девчонке, не входило в его планы и в целом казалось сюрреалистичной веткой развития событий.

Информация, которой Сет располагал на данный момент, с одной стороны, вызывала тихое, будоражащее восхищение, с другой – вынуждала засунуть свои эмоции, какими бы они ни были, поглубже.

Стоило поберечь девчонку от своего влияния. Сет слишком хорошо себя знал. Она заслуживает лучшего.

И в то же время…

Он не сразу себе признался, но, кажется, в нем наклевывалось желание начать следить за Ниной вне школы. Пугающая мысль, даже для него дикая. Наверняка во внеучебное время она еще более раскованная и интересная. К тому же, любопытно разведать об их с Отто деятельности, которая не составляет секрета для всей старшей школы, но говорят об этом неохотно, особенно с новичками.

Завидуют, – понял Сет. Он и сам немного завидовал тем, кто умел найти развлечения в таком скучном городе, как Мидлбери.

Перед сном он думал, как можно привлечь внимание девушки, которая в упор тебя не видит. И всегда натыкался на что-то такое, что с Ниной бы точно не сработало.

Например, тайно дарить цветы. Допустим, раз в неделю заказывать анонимную доставку на ее имя. Домой, а можно и в школу. Чтобы лично видеть ее лицо при вручении. Но этот вариант был полной хренью по многим причинам.

Во-первых, Сет бы сам разрушил интригу, не сумев совладать с эмоциями. Во-вторых, от подобных жестов несло каким-то мафиозно-джентльменским вайбом, абсолютно ему не свойственным. В-третьих, он даже не знал ее любимые цветы. А если честно, то не был уверен, что Нина вообще их любит. Вполне возможно, с бо́льшим успехом ее обрадуют мотки медной проволоки, хот-доги или книги по физике.

Представить Нину с букетом в руках было так же до нелепого уморительно, как и примерять на нее классический образ жертвы, подвергшейся нападению в темной подворотне и нуждающейся в защитнике. Максимально не ее жанр, ведь эта девчонка – антоним любого клише.

Обычно, чтобы обратить на себя внимание девушки, нужно принять участие в парочке потасовок и по возможности победить. Демонстрация силы действует безотказно. Но образ плохого парня больше вдохновлял таких, как Ханна, плюс ко всему Сету нельзя было лезть на рожон.

Что еще?

Раз Нина играет в хоккей, можно присоединиться к сборной школы. Но Сет уже столько раз отказывал Уиттроку, что согласиться означало признать себя не только идиотом, но и проигравшим в этой маленькой войне на силу воли. К тому же он больше не мог играть в хоккей. Даже ради Нины.

А еще можно последовать самому банальному методу и просто подойти к ней и заговорить, как делают все уверенные в себе парни, не боящиеся отказа. Однако множество вещей останавливало Сета от этого шага. В первую очередь – уверенность в том, что Нина в нем не заинтересована, которую он чуял всем своим мужским естеством. Пока он не мог представить развитие такого сценария, не следовало совершать резких движений.

Его не покидала детская мечта купить мотоцикл. Если бы он приехал на нем в школу, Нине пришлось бы посмотреть в его сторону. И только ее взгляда он бы искал среди толпы. Сет представлял, как предлагает прокатить ее после школы, и она соглашается, потому что любит острые ощущения. А может, он стал бы подвозить ее на занятия и домой, если она, конечно, согласится променять мусоровоз на мотоцикл и его компанию. Словами не описать, как это было бы славно.

Однако грезы оставались грезами. Финансовая подушка разлетелась на пух и перья при переезде. Неплохие накопления, отложенные в период активной работы на организацию, Сет потратил на то, чтобы от нее откупиться. И уехать сюда. А теперь они с мамой жили не слишком хорошо. И Ридли потихоньку подумывал вернуться в этот бизнес, хотя однажды клялся и себе, и тренеру, что больше никогда и ни за что не сунется в гнездо шершней.