Текст книги "Остров Смертушкин"

– Ну да, в нем только причащаются, – с издевательской улыбкой парировала она. – Ладно, сейчас всё разузнаем.

Юля щелкнула выключателем. И даже не поняла, почему Юра отскочил назад, выдохнув:

– Ну, ничего себе! Это просто невозможно! Как?

Она ничего особенного в кабинете не увидела. Разве что удивилась общей атмосфере необжитого пространства – ничего в интерьере не намекало на то, что здесь много лет днями и ночами трудился человек.

Пустой рабочий стол, старомодная зеленая лампа – такие любили советские партийные шишки. Единственный цветок на подоконнике – красивый, алый. Юля никогда таких не видела. Цветок рос в простом глиняном горшке. На книжных полках русская классика рядами. Дешевенький старый ковер, толстый слой пыли, серой вуалью осевшей на мебели. Ничего особенного и уж тем более страшного.

Но Юра явно так не думал.

– А где же… Где же все дедовы вещи? Сюда ведь никто не заходил после его смерти.

– Какие вещи? Сокровища?

– Нет, я серьезно… Его книги, бумаги! Весь стол всегда был завален бумагами. Дед едва находил уголочек, чтобы притулиться с очередным листком. Он очень много работал. Где это всё?

– Ну, уборку генеральную сделал человек, – пожала плечами Юля. – Может быть, смерть почувствовал. Захотелось ему чистоты напоследок. Ты лучше смотри, какой цветок! Это просто бомба.

Она подошла к окну. И вдруг с удивлением поняла, что мерзкий гнилостный запах исходит именно от цветка. Это был самый прекрасный цветок из всех, что ей приходилось когда-либо видеть, но почему-то он источал густой аромат разложения и гниения.

– Мясным бульоном тебя поливали, что ли? – почти ласково обратилась она к растению, которое в тот момент казалось ей более достойным собеседником, чем на глазах слетевший с ума жених. – Какие у тебя лепесточки! Откуда же ты здесь? Надо тебя забрать. А то кто будет тебя поить, кто любоваться будет?

– Такое впечатление, что дед нарочно уничтожил всё. Он же не пускал сюда никого в последние дни. Каждый день рвал бумаги… – тем временем бубнил Юра. – Но зачем… Это же была его жизнь. Он все время твердил, что занимается чем-то важным, что хочет оставить след в науке, что его работа станет основой новейших открытий… И вот куда-то деть. Зачем?..

Юля слушала его вяло. Затаив дыхание, она любовалась прекрасным цветком. Ее обоняние уже привыкло к гнилостному запаху, исходящему от его нежных мясистых лепестков. Она протянула руку, чтобы погладить цветочек, и вдруг ей показалось, что растение шевельнулось, будто от порыва ветра, потянулось к ней. Словно это был истосковавшийся по ласке кот, а не комнатный цветок. Но все окна в квартире были плотно закрыты. Как завороженная, Юля погладила лепесток и даже не услышала, как Юра за ее спиной, чуть повысив голос, сказал, чтобы она ничего не трогала, ведь в кабинете деда все предметы были неприкасаемыми, нельзя было даже к дубовой поверхности массивного стола прикоснуться, не спросив разрешения. Юра это с детства усвоил.

Юля не слушала. И вдруг на ее глазах произошло нечто действительно необычное. Алый цветок как будто ожил, зашевелились толстые лепестки с прожилками бордового сока. Цветок вдруг стал похож на похотливо приоткрытый рот, приготовившийся ответить на откровенный поцелуй. Лепестки мягко и уверенно обхватили ее палец, который Юля от изумления даже не отдернула, и она ощутила болезненный укол и почувствовала, как по руке побежала горячая струйка крови.

– Он… Он меня укусил! – вскрикнула она.

В самой сердцевине распахнувшегося бутона блеснуло жало – как будто металлическое, толстое, острое, алчущее крови.

Они ушли, оставив мерзкий цветок на окне, и закрыли дверь в кабинет на четыре замка.

* * *

Катерина никогда в жизни не позволяла себе смелых поступков. Главным качеством ее характера была осторожность. С самого детства. Родители не могли на нее нарадоваться – чудесный, спокойный, послушный ребенок, который, даже прежде чем наступить в обычную лужу, сначала долго и задумчиво трогает ее мыском сапога. Педантичная аккуратистка, отличница – без особенных талантов, но с упорством, которое берет города намного чаще, чем божественная искра. Даже в возрасте подростковых гормональных бурь с ней не было никаких проблем. Она никогда не разговаривала с незнакомыми людьми, возвращалась домой не позже девяти вечера, избегала сомнительных приключений даже самого невинного характера – вроде байдарочных походов или прыжков на веревке с моста, которые тогда, в конце девяностых, вошли в моду. Никакой безбашенности, никакого ветра в голове – только холодный расчет.

И сейчас, быстро приближаясь к берегу, оставив за спиной ненавистную яхту и высоко держа над головой полиэтиленовую пляжную сумку с деньгами и документами, Катерина чувствовала такую опьяняющую свободу, что это было похоже даже на счастье. Она совершила очень, очень глупый поступок. Ее летний гардероб стоимостью в несколько десятков тысяч долларов, роскошный итальянский чемодан, даже миниатюрный ноутбук остались на яхте. Зато впервые в жизни Катерина послушала зов сердца. Всегда жила «от головы» и вдруг, разменяв третий десяток, вот так по-идиотски и безрассудно послушала сердце. Разумеется, она понимала, что Роман сообщит обо всем в агентство, по Москве поползет слушок, и хорошей работы в эскорте ей больше не видать. Слишком велика конкуренция – из агентств выгоняют и за меньшие проступки. Речь идет о больших деньгах, и никому не хочется связываться с ненадежными девицами.

«Ну и что! Ну и пускай! Больше никогда не буду этим заниматься, – весело думала Катерина, загребая податливую теплую воду единственной свободной рукой. – Куплю билет на ближайший рейс, вернусь в Москву и напишу книгу. Или сценарий. Мне есть что рассказать людям!»

Она отлично плавала и чувствовала себя в полной безопасности. Берег был уже так близко, что она могла разглядеть и старую рыбацкую лодку с пробоиной на дне, которая кверху брюхом валялась на пустом пляже, навсегда покинутая хозяевами, и стайку тощих бродячих собак, медленно бредущих вдоль линии прибоя в поисках рыбы, выброшенной на песок.

Вдруг девушка почувствовала, как кто-то мягко погладил ее ногу под водой. Осторожное осознанное прикосновение живого существа. Но даже это ее не напугало – океан кишмя кишел живностью, и почти все создания, которые могли проявить к ней любопытство, были для человека безопасны. Во всяком случае, так сказал ей Роман в их первый день на яхте. «Можешь смело прыгать с бортика, когда захочешь, хоть ночью. Здесь нет ни акул, ни скатов, ни даже морских змей».

Катерина себя успокаивала. Однако ее невидимый подводный спутник не отставал. Теперь его прикосновения стали более настойчивыми, как домогательства уличного приставалы. Она раздраженно дернула ногой и остановилась, пытаясь разглядеть назойливую рыбину в мутноватой волнующейся воде. И ей даже удалось заметить сероватую тень, проскользнувшую прямо под ней. Эта тень была довольно велика, а Катерина относилась к поколению, с замиранием сердца смотревшему фильм «Челюсти», поэтому инстинкт самосохранения заставил ее сердце заколотиться, а пальцы, сжимавшие пакет, разжаться. В конце концов, плевать на деньги и документы. Главное – добраться до берега. Она что-нибудь придумает. Заявит в полицию, те найдут Романа. Он вернет чемодан и оплатит билет до Москвы.

По всей видимости, какая-то часть ее существа уже в тот момент знала о надвигающейся неизбежности. Знала, что из воды ей не выбраться, обратный отсчет времени уже запущен и никто не услышит ее сдавленных криков. Но человеку ее характера было трудно просто ожидать кончину, поэтому Катерина отчаянно боролась. Она яростно гребла к берегу, однако чьи-то сильные руки, сжимая ее щиколотку, тянули вниз. Уйдя под воду с головой, она открыла глаза и успела разглядеть существо, которое ее настигло. Это была не акула, как она предположила в начале, и не осьминог, несмотря на то, что из рыхлого, как обточенный ветрами камень, тела существа произрастали кривоватые цепкие щупальца. У существа был единственный глаз, огромный, лунного желтоватого цвета. Они смотрели друг на друга под водой – всего одно мгновение, которое показалось ей вечностью. После чего существо резко вскинуло щупальцу, увенчанную темным длинным шипом. Четкий прицеленный удар был направлен в лицо женщины, и в следующую секунду она с беззвучным криком схватилась за правый глаз, проткнутый шипом. Катерине повезло – она почти сразу потеряла сознание от болевого шока, не успев ни осознать собственный страх, ни провести последние минуты жизни ослепленной, пытающейся вдохнуть, но вбирающей в напряженно раздувающиеся легкие только зеленую воду равнодушного океана.

* * *

На веранде ресторана, который Лариса и Настя выбрали для ужина, было многолюдно. Праздные туристы излучали счастье дозволенной лени. На женщинах яркие легкие шелка и бусы из ракушек. Растрепанные соленым ветром кудри. У мужчин докрасна сгоревшие носы и разноцветные попугаи на гавайских рубахах. Все пьют коктейли из огромных запотевших бокалов, смеются, оживленно болтают и верят в то, что это хрупкое состояние всерастворяющей легкости теперь с ними навсегда.

– Мне здесь не нравится. – Настенька поежилась так, словно к ее коже не прилипал влажным одеялом раскаленный воздух.

– Тебе нигде не нравится, – терпеливо вздохнула Лариса. – В Париже тебя пугали толпы. Бангкок был для тебя слишком вонючим и шумным. Ты везде найдешь к чему придраться.

– Здесь мне не нравится по-другому. Здесь пахнет смертью. Очень много смерти. Слишком. – Настя смотрела не на сестру, а на океан, на стертую вечерней темнотой линию горизонта и мигающие огоньки рыбацких лодок.

– Смерти везде много, – вздохнула Лариса, которая за годы существования с сестрой приучила себя не раздражаться на нее даже в такие моменты, когда та пыталась украсть кусочек законной беззаботной радости. – Это нормально. Одни люди рождаются, а другие – умирают.

– Здесь умирают не от старости, – упрямо бубнила Настенька. – К старости душа устает и улетает легко. Здесь молодые умирают. Их души сопротивляются, не хотят верить. И остаются привязанными к этой земле. Здесь всё кишмя кишит такими душами. Недобрыми, неупокоенными.

Лариса привычно сканировала окружающих мужчин взглядом опытной куртизанки. Вон тот седой господин с волнами аккуратно уложенных волос, в дорогом льняном пиджаке и с золотым «ролексом» на загорелом запястье – очевидный жиголо. Профессионал – по его маслянистому присахаренному взгляду понятно, что занимается он этим не от нужды, а из-за искренней любви к искусству. Перехватив ее взгляд, он еле заметно отсалютовал бокалом, но не сделал попытки к сближению – тоже наметанным взглядом сразу приметил «коллегу».

А вот тот упитанный немец в смешных круглых очках, прячущий сгоревшие плечи под выцветшей байкерской футболкой, – женат. Ищущий приключений взгляд, внимание приковано к попам молодых девиц, обтянутых яркими шортами, подвижным и упругим. Он ищет готовность пойти на любой зов и радостно отозваться на любое приветствие, а сам оставил в гостиничном номере уставшую от солнца опостылевшую фрау, которая искренне уверена в том, что ее муж пошел пропустить кружечку темного пива в пивной с видом на пустой вечерний пляж.

Двадцатилетний Аполлон с выпуклыми мускулами и беловатыми волчьими глазами, так красиво подчеркнувший загар светлой майкой – гей. Его призывная улыбка и кокетливое поигрывание бровью не означают ничего, кроме страсти к игре. Он еще слишком молод и воспринимает человеческие отношения сложносочиненной схемой, в которой непременно есть победители и проигравшие. Ему льстит женское внимание, он готов бесконечно подыгрывать, коллекционируя чужие сердца.

А печальный европеец средних лет с залегшей под глазами синевой, который заказывает уже пятый бокал сухого вина без закуски, приехал сюда в надежде справиться с разочарованием. Но, к сожалению, от себя не убежишь. Тяжелый груз так и остался при нем.

Единственный, кто привлек внимание Ларисы в этой карнавальной суете, был статный рыжеволосый мужчина в простой белой рубашке. У него была такая обезоруживающая улыбка, что за ним хотелось пойти на край света, даже не выясняя подробности его социального статуса и состояния банковского счета (а подобные экземпляры в жизни Ларисы встречались один раз на миллион). Однако сразу было понятно, что в деньгах этот человек не нуждается, хотя богатство он никак не выпячивал. Но деньги – это тоже энергия, это особенный запах, и Лариса хорошо умела его ощущать. Провести ее было практически невозможно.

Британец, а это наверняка был британец, заметил, что она издалека его рассматривает, и не отвел взгляд. Теперь его улыбка принадлежала только ей. На одно мгновение Ларисе даже показалось, что нет вокруг ни этой разношерстной толпы, ни унылой сестры, вещающей о смерти, – только они вдвоем.

– У тебя за спиной мертвые стоят, – глухой голос Насти вернул ее в реальность. – Почему они выбрали именно тебя?

– Прекрати говорить гадости! – Лариса немного повысила голос, как будто напротив нее сидела не молодая женщина, а капризный подросток.

Однако Настенька не отличалась ни повышенной эмпатией, ни сочувствием к чужим границам дозволенности. Никогда не могла вовремя остановиться.

– Я говорю правду. Если бы ты тоже умела их видеть, ты бы поняла.

– Хватит!

– Здесь полно людей. Но выбрали они почему-то именно тебя. Но почему? Почему ты? Почему? – Настя нахмурилась и принялась едва заметно покачиваться из стороны в сторону – она всегда так делала, если глубоко задумывалась.

– Давай вернемся в отель. Тебе надо принять таблетки.

– Я не сумасшедшая, – сжала бескровные губы сестра. – Просто вижу больше вас. Их двое. Двое мертвецов. Женщина и мужчина. Женщина говорит: ее живьем на куски изрубили. А у мужчины глаза вырваны. Черные дыры вместо глаз и кровь на щеках.

– Ну всё, мне это надоело.

Ларисе было жаль уходить. Вечер только начинался. Привлекший внимание рыжеволосый мужчина в белом теперь откровенно рассматривал ее. Он мог бы стать прекрасным курортным приключением.

Но перед глазами стояло измученное лицо матери. «С Настей точно всё будет в порядке? Ты не оставишь ее там одну»?

И Лариса обещала: нет, она ни на шаг не отойдет от сестры.

– Ты столько раз пыталась взять ее с собой, но ей нигде не нравилось. Боюсь, это будет бесполезная трата денег.

– Там ей понравится. Это небольшой остров, вокруг только океан. Там нет ничего, что ее раздражает. Ни людских толп, ни городов. Психиатр Валерий Климентьевич говорил, что ей полезно иногда менять обстановку.

– Если Настю оставить, может что угодно случиться. – Мать состарилась гораздо раньше времени, которое природа отводит женщине на самоощущение взрослеющей богини, даже ее голос был каким-то выцветшим, лишенным жизненных сил. Так часто происходит с теми, у кого за спиной мрачным ангелом-губителем стоит неисчерпаемая беда. – Она может повеситься. Она уже пыталась, ты же знаешь.

– Знаю, – глухо вторила Лариса.

– Ее могут обмануть. Она может потеряться. Обещай, что даже если она будет раздражать тебя, ты ее не оставишь. Будешь помнить об ее… особенностях.

В номере Лариса заставила сестру принять успокоительное. Привычно истолкла таблетки в крошево и замешала в заранее заказанном молочном коктейле. Настя капризничала, хмурилась и даже упрямо отодвигала руки сестры. Это тоже было частью ритуала. Настя не считала, что нуждается в медицинской помощи. И даже десять лет назад, когда ее, подростка, нашли тщательно рассматривающей промасленную веревочную петлю, которую она привязала к люстре, даже тогда Настя удивленно таращилась на бьющуюся в истерике мать, которой тот вечер добавил щедрую порцию седых волос. И на пожилого психиатра, приехавшего по вызову. И на любопытную соседку-сплетницу, которая под предлогом: «Не нужна ли вам помощь?» зашла погреться у огонька чужой беды.

Настя искренне не понимала, почему ее поступок стал причиной этого нервного переполоха, почему все так расстроились, почему ее собираются лечить таблетками, от которых голова становится тяжелой, а мысли медленными и вязкими. Она уверенно отвечала психиатру:

– Да, я решила пойти дальше.

– В смысле, покончить с собою?

– Вы это так называете. Но я точно знаю, что смерть – это не конец. И уж тем более не конец себя. Может быть, я как раз хотела не покончить с собой, а наоборот – начать себя.

– Любопытно. Откуда же тебе всё это известно?

– Я с детства вижу больше, чем другие.

– И куда ты собираешься отправиться? В другие миры?

Доктору было под семьдесят, подобные разговоры не вызывали у него никаких эмоций, были привычным игровым полем, на котором рваный бред чужих фантазий вмешивался в законы мироздания; он отлично умел ориентироваться в логике любых извращенных ментальных схем.

– Не существует никакого «другого мира». – В интонациях четырнадцатилетней Насти была усталая снисходительность, словно она всю жизнь проработала завучем в коррекционном интернате. – Мир един. Просто вы видите его часть. А я несколько частей.

– А есть и те, кто видит мир целиком? – Доктор сделал пометку в своем истрепанном блокноте.

– Только тот, кто написал эту программу, – серьезно ответила Настенька. – Создатель.

– Понятно… Любопытно. И тебе было не жаль маму? Посмотри, как она расстроена. Ты осознаешь, что с твоим исчезновением ее жизнь потеряла бы смысл?

– А я бы не исчезла, – улыбнулась Настенька. – Нашла способ доказать ей, что продолжаю существовать. Я много об этом думала. Есть такие случаи. Те, кому надо, смогли достучаться до своих и передать весточку…

Лариса сидела на краешке кровати сестры и украдкой наблюдала, как подступающий сон разглаживает Настино лицо, делает его почти красивым. Раздражение постепенно уступало место привычной щемящей жалости. У нее болезнь Насти украла всего лишь восхитительный вечер и несостоявшийся любовный сюжет с мужчиной, который, возможно, вообще был не из тех, кто немедленно материализует незримый контекст. У мамы же были украдены молодость, счастье, вся жизнь. Всё постепенно ушло от нее с появлением младшей дочери. Всё отобрали. А вечер… Мало ли у Ларисы было таких вот томных вечеров. Да и сейчас она в любой момент может вернуться. Фармакологический туман до утра окутал сознание сестры, ей не выкарабкаться из навязанного зыбучего болотистого сна.

Подождав, пока Настино дыхание стало ровным, Лариса наскоро поправила макияж и на цыпочках, босиком, прижимая к груди босоножки, прокралась к выходу. Постаревшая Золушка, опаздывающая на бал.

Ночная жизнь на острове была скудной, и представляли ее те немногочисленные туристы, которым привязанность к привычным иллюзиям мешала отвлечься от образа «городского вампира» ради единения с природой.

Еще три четверти часа назад ресторан был переполнен, к Ларисиному же возвращению на веранде осталось лишь несколько подвыпивших гуляк. Рыжего мужчины, который привлек ее внимание, среди них не было.

Разочарованно вздохнув, она всё же решила остаться на последний коктейль. «Пина колада» – алкогольный коктейль на основе светлого рома, с кокосовым молоком и ананасовым соком, в исполнении местного бармена больше напоминал десерт. Густое кокосовое молоко венчала пышная шапка нежнейших взбитых сливок. Лариса уже много лет не позволяла себе подобных излишеств – ее некогда подаренная природой красота с годами превратилась в трофей, ненадолго отвоеванный ее внутренним шаолиньским воином у самого беспощадного триумфатора – времени. Аскеза была обязательным условием этого боя.

И все непривычные обстоятельства – теплый, как воздух из фена, ночной ветер, разлитый в густом воздухе запах чампаки – «дерева аромата радости» и красной акации, зелье в запотевшем бокале, оставленная в номере «спящая красавица» и ее мрачные сказки, за которые Настю хочется то пожалеть, то убить, вязкая кокосовая сладость на губах – всё это будило в ней странное чувство ирреальности происходящего. Как будто незаметно для Ларисы открылась невидимая дверь, ведущая в мир, лишь базовыми декорациями похожий на тот, в котором она родилась и дожила до своих сорока с небольшим.

«За тобою мертвые стоят. Почему они выбрали именно тебя? Почему? Почему?» Голос Настеньки так отчетливо прозвучал в голове, словно сестра находилась рядом.

Лариса зябко поежилась. На мгновение ей показалось, что за ее спиной действительно кто-то есть, и она даже как будто почувствовала на своем затылке чужое дыхание – ледяное, как зимний сквозняк, пахнущее прохладным илом и отцветающими лотосами.

Надо завязывать с «Пина коладой» – излишняя чувственность плавит неподготовленное сознание аскета.

– Прекрасная ночь для того, чтобы время остановилось, вы не находите? – раздался за спиной, совсем рядом, мужской голос.

Лариса даже вздрогнула от неожиданности.

Это был он. Рыжий улыбчивый незнакомец в простой белой рубашке, расстегнутой у ворота. Говорил мужчина на английском, который Лариса неплохо освоила еще в ранней юности. Давным-давно она мечтала уехать, как минимум, в Голливуд, и даже когда стало очевидно, что из ее мечты ничего не выйдет, Лариса не бросила изучать язык, и теперь ее уровень позволял свободно общаться.

– Никому не под силу остановить время. К сожалению.

– Это очень просто. Хотите научу вас? Прямо сейчас?

– Ну, если это не дешевый флирт с целью заманить в пошлый и тысячу раз отыгранный сюжет женщину, давно вышедшую из возраста этих игр… Тогда давайте! – обезоруживающе улыбнулась Лариса, отодвигая недопитый коктейль.

– У вас получится. Я это вижу. Надо всего лишь смотреть в пространство, не выделяя вниманием ни одной детали. Как будто перед вами не объемный мир, а плоская картинка.

Лариса, прищурившись, уставилась в темноту.

– Когда вы добьетесь этого ощущения, останется только проанализировать свое тело и запомнить каждое мельчайшее ощущение. Словно сканером пройтись. Ощупать вниманием всё-всё – от макушки до пальцев на ногах.

Она закрыла глаза и почувствовала, как его горячие ладони коснулись ее плеч. В этом жесте не было ни капли эротики, так мог бы коснуться ее учитель йоги, но она всё-таки вздрогнула, подалась ему навстречу. Черт его знает, что это было – местный густой опьяняющий воздух, коктейли, которые она выпила один за другим, любовный голод, горячие ладони незнакомца…

Лариса обернулась и посмотрела ему в глаза – прямо и без улыбки. Этот взгляд – лишенный кокетства, невежливо пристальный, провоцирующий, она с юности считала своим секретным оружием.

И дальше всё сложилось словно в написанной ею пьесе – горячие ладони на ее плечах, пахнущее кокосовым ромом дыхание на ее шее, знакомая растворяющая истома, которая всегда предвосхищает первый поцелуй, а дальше шаг с воображаемого моста для суицидников и полет в неизвестность. Мужчина расплатился за коктейли, и Лариса даже не спросила, куда он ее ведет – просто послушно шла рядом. Только когда они оказались на лишенном фонарей участке пляжа, он наконец сообщил свое имя – Джон и узнал, как зовут ее.

Потом Лариса сотню раз вспоминала этот момент, проклиная свою легкомысленность. Она была достаточно взрослой, чтобы сразу сообразить – с этим Джоном что-то нечисто. С самого начала были странности. Он вроде бы решительно целовал ее, но она совсем не чувствовала той волшебной энергии, густой золотой волны, которая и бросает одних «неподходящих людей» в объятия других «неподходящих людей» – в нашу эру секс-девайсов и виртуальной реальности. Он совсем не интересовался ею, почти ни о чем не спрашивал. Нет, всем было ясно, что это курортные отношения, с помощью которых можно уместить целую вечность в обезжиренный уик-энд формат, но все же существовали правила игры! Скоротечная курортная страсть – это не цинизм и биология без шелухи, это ролевая игра в счастье. Так, во всяком случае, всегда считала Лариса.

В какой-то момент ей даже показалось, что Джон заскучал, и Лариса удивилась, когда он вдруг сказал, что завтра утром может отвезти ее на самый красивый в окрестностях пляж – такого она точно никогда не видела.

– Но я здесь не одна, – напомнила Лариса. – Моя сестра спит в номере. У нее есть… ммм… проблемы. Я не смогу оставить ее.

– И незачем, – легко согласился Джон. – Отправимся все вместе. У меня катер, места хватит всем.

– Катер? А остров что, посреди океана?

– Да, небольшой остров. Не волнуйся, он недалеко. После обеда верну вас в отель. Хоть попробуешь настоящее манго, а не ту лабуду, которую выдают за него на местном рынке. Может быть, это самый лучший остров на всем белом свете. Так о нем говорят.

– Остров Смертушкин, – вдруг вырвалось у нее.

– Что? – удивился рыжий.

– Да так, не обращай внимания. Это на моем языке. Сказочка родом из детства.

А потом случилось то, что случилось.

Всё происходящее воспринималось словно со стороны. Лариса не чувствовала ни страха, ни боли, ни усталости. Она просто осознавала, как мужчина с сильными веснушчатыми руками, улыбка которого еще несколько часов назад будила в ней смутные и сладкие фантазии, волочет ее по сухой горячей земле.

«Где же Настя? – промелькнуло в голове. – Где-то поблизости должна быть и Настя. Что с ней теперь будет, без ее таблеток? Я должна сохранять спокойствие, чтобы ей помочь».

Мысли были какими-то отрывистыми, лишенными текучести и объема. Как будто ее организм переключился в режим самосохранения и предпочитал не тратить лишнюю энергию на пустые размышления.

Ноги, наверное, теперь в синяках и ссадинах, но боли Лариса не ощущала. Она старалась запомнить как можно больше деталей окружающего пространства, запомнить дорогу, по которой, как она тогда надеялась, ей предстоит убежать. И увести с собой сестру. Причем сделать это надо как можно быстрее – в таких обстоятельствах у Насти скоро случится приступ. Она начнет монотонно орать, биться головой о землю, бросаться на людей с собачьим оскалом и в итоге так возбудит похитителей, что те сочтут правильным ее убить.

Лариса же чувствовала себя в относительной безопасности. Если бы этот Джон хотел смерти сестер, он бы давно это сделал – у него была масса возможностей осуществить самые темные и страшные фантазии. Но он и пальцем их не тронул. Зато зачем-то привез их сюда, а это значит – шанс на спасение есть.

Лариса почти сразу поняла – что-то не так. Еще когда скоростной катер Джона едва отчалил от берега и знакомый пляж с разноцветными зонтиками, опутанными иллюминацией пальмами и громогласными продавцами кукурузы, жареных креветок и дурацких плетеных браслетиков остался позади.

Глупо, странно, но впервые в жизни Лариса подумала: а ведь надо было послушать сестру, пойти на поводу ее темного предчувствия.

С самого утра Настя бубнила:

– Смерть за нами пришла, и ты впустила ее в дом. Смерть за нами пришла, и ты открыла ей дверь. Смерть за нами пришла, и ты усадила ее за стол, как дорогого гостя.

– Прекрати, немедленно прекрати! – раздражалась Лариса, пребывавшая в томном состоянии предвкушения легкомысленного приключения.

Она вспоминала светлые смеющиеся глаза Джона, его властный спокойный голос, мускулы – такое атлетически развитое тело не могла скрыть даже свободная льняная рубаха, – вспоминала и улыбалась.

Для морской прогулки она выбрала белое невесомое шелковое платье, красиво подчеркивающее загар. Пластмассовая орхидея в волосах, золотой браслет вокруг щиколотки, капелька жасминового масла в декольте – и вот она уже была не то чтобы обычной земной женщиной, разменявшей четвертый десяток, а прекрасной пеннорожденной богиней.

Если бы еще не сестра, которая мрачной тенью следовала за ней со своим зловещим бубнежом…

«Ничего, избавлюсь от нее ближе к вечеру! Морская прогулка ее утомит. Настя уснет, и мы с Джоном останемся вдвоем».

На дальнем причале, где они условились встретиться, произошел неприятный инцидент. Сестры прибыли немного раньше, и Лариса решила отойти в сторону, чтобы выкурить сигарету, как вдруг ей наперерез бросилась молодая девушка, из местных, в замызганном цветастом сарафане. Лариса брезгливо поморщилась – девушка выглядела неопрятно, от нее густо пахло крепким потом.

– У меня нет денег. Нет мелочи, – быстро сказала Лариса на английском и отвернулась.

Но у девчонки хватило наглости уцепиться чумазыми пальцами за подол Ларисиного платья.

– Мисс, послушать, – неожиданно низким голосом заговорила она, чудовищно коверкая каждое слово. – Плохой английский, сорри. Не надо деньги. Опасность. Не плыть. Плохой человек. Вы не плыть.

– Что? – Лариса обернулась к нахалке с искаженным от ярости лицом и выдернула шелковый подол из ее рук. – Я сейчас в полицию позвоню. Андестенд? Полиция!

– Вы вернуться в отель. Не плыть. Пожалуйста. Плохой человек. Он несет смерть, – твердила девушка.

Теперь Лариса рассмотрела ее внимательнее. Она была красива – только красота эта была дикой, неотшлифованной, без огранки. Грязноватый пятнистый загар портил впечатление от сердцевидного личика с нежными правильными чертами. Ее широко расставленные глаза имели необычный оттенок майской зелени. Зрачки были немного расширенными, и Лариса решила, что девушка наркоманка. Ходили слухи, что в местных джунглях растут особенные лианы, отвар из которых ненадолго изменяет сознание. Выпьешь – и можно увидеть лесных духов, мертвецов, полубогов и демонов. Несколько раз на пляже к ним подходили местные парни в дредах и предлагали всего за триста евро отвезти к шаману на церемонию.

– Что здесь у вас происходит? – услышала Лариса голос Джона, который подошел так неслышно, что она вздрогнула.

Заметив чумазую девчонку, он как-то помрачнел – Лариса успела заметить пробежавшую по лицу тень, но Джон так быстро взял себя в руки и засиял привычной белозубой улыбкой, что она не насторожилась. Обняв Ларису за плечи, он повел ее к качающемуся на волнах катерку. Девчонка что-то кричала им вслед, но Джон даже послушать не дал – как будто нарочно начал что-то нашептывать Ларисе на ухо.

Она, конечно, потом спросила, кто была эта девушка, на что получила как будто заранее заготовленный ответ, что да, он не такой уж хороший человек, несколько лет назад совратил сестру этой ненормальной.

– Но она сама хотела! Собственно, кто кого еще совратил. И ей было уже двадцать лет, взрослая баба. У местных такие старыми девами считаются.

– Та девушка хочет, чтобы ты женился на ее сестре?

– Да, типа того.

– Она что-то говорила про смерть.

– Плохая репутация для местных – это даже не смерть, – улыбнулся Джон. – Это хуже. Но заметь, я репутацию той чокнутой не портил, она сама всем обо мне разболтала… Ладно, забудь… Почему твоя сестра так странно на меня смотрит?