Текст книги "Плывущая женщина, тонущий мужчина"

Любитель морской капусты

Всякий, кто еще не успел пресытиться собой, живет в свое удовольствие. Пусть изо дня в день повторяется одно и то же, он умеет находить мельчайшие различия и не теряет интереса к себе. Но бывает, бес попутает. В один прекрасный день без всякой на то причины внезапно охватывает чувство пресыщения собой. Чтобы не знать этого чувства, плавающий на корабле должен с самого начала стать сам себе массовиком-затейником.

Так капитан Нанасэ наставлял экипаж. Самэсу считал тех, кто пресытился собой, равно как и тех, кто не пресытился, нарциссистами. Первые – нарциссисты в юности, вторые – на закате. После собрания экипажа он высказал свое мнение капитану. Тот похлопал его по плечу:

– Сегодня вечерком поболтаем?

Кроме него приглашения удостоился первый помощник капитана Мисима, и втроем они обсели котелок, в котором варилось «тири»[11]11
  Тири – блюдо из рыбы (и данном случае – фугу) с соевым творогом тофу и овощами, которое варят в котелке на обеденном столе и едят с соусом из сои и лимона.


[Закрыть] с фугу. В ночь перед выходом в море раскошелиться и до отвала наесться всякими вкусностями – обычай моряков. На борту существует джентльменское соглашение – в еде не привередничать. Разговор, отдалившись от наставлений капитана, свелся к различиям во вкусах жителей Канто и Кансая, к восхвалению яств, которые тому или иному довелось отведать, но главным образом – к гастрономическим пристрастиям.

Содержимое котелка опорожнили почти подчистую, разбросав по столу с десяток разваренных плавников. Было решено в оставшемся бульоне соорудить «дзосуй»,[12]12
  Дзосуй – пареный рис с овощами.


[Закрыть] и тотчас Мисима пробормотал, ностальгируя:

– Папаша обычно сливал бульон с вываренными плавниками в рис.

Невзначай заглянули в чашку Мисимы – в ней осталось на три глотка отвара из плавников с расчетом добавить его в «дзосуй». Привычки передаются по наследству. С возрастом замечаешь, что ты вылитый отец. Мисима, растягивая слова, спросил у Самэсу:

– Слушай, если б тебе сказали, что до конца жизни ты можешь есть только одно блюдо, что бы ты выбрал?

Неожиданный вопрос. Самэсу невольно задумался. Всего лишь одно блюдо? Жестоко! Допустим, сейчас слюнки текут, но где гарантия, что эта же самая еда со временем не опротивеет?

– Есть до самой смерти, каждый день одно и то же?

– Вот именно. Какая еда тебе «на роду написана»? Капитан, и вы подумайте. Не семь блюд, а только одно.

– Знаешь что, Мисима, раз уж ты предложил, называй первый.

– Тири с фугу, то, что мы только что съели, – не задумываясь, ответил Мисима.

– Так нечестно! Сюда входят и рыба, и овощи, и пшено. Ты выбери что-нибудь одно.

Капитан неожиданно рассердился. Вестимое дело, единица ему поперек горла. Можно питаться семь раз на дню, но одним и тем же, значит, выбрать надо то, что наверняка не приестся. Вряд ли кто-либо назовет гусиную печенку или черную икру. Мисима почесал голову.

– Ладно, дзосуй с фугу, – сказал он. – Это густой отвар рыбы и овощей, так что с питательностью все в порядке. Хорошо бы приправить его сырым яйцом и луком.

Самэсу не знал, что выбрать – суси или лапшу, но в конце концов остановился на лапше. Белой, тонкой гречневой лапшой «сарасина» пресытиться невозможно. Впрочем, каждый день будут изводить мысли о жирной пище. Замучают сны, в которых он босиком гонится за удаляющимися на машине ломтиками бекона, котлетами из свиной вырезки, отбивной, обильно политой чесночным соусом…

Пришла очередь Нанасэ, и его ответ был поистине достоин сына рыбака. Он решился всю жизнь есть сасими из мяса тунца.

– Если мне когда-нибудь приестся сасими, лучше сразу подохнуть.

Самэсу умрет, если не сможет больше есть лапшу, Мисима – дзосуй с фугу. Все трое выбрали довольно простые кушанья. Почти без жира. Сразу видно, японцы, привыкшие к легкой пище. Кстати, Мисима заметил, что их выбор молено классифицировать по принадлежности морю или суше. Нанасэ – истинно морской человек, Самэсу – с берега, ну а Мисима одной ногой стоит на берегу, а другой в прибрежных водах. Если принять во внимание еще и приправы, то соя и хрен «васаби» относятся к суше, морская капуста и сушеный тунец, которые добавляют в бульон с лапшой, – морская снедь, так что любая «на роду написанная» еда связана и с морем, и с сушей. Такова была теория Мисимы. Даже если выбрать сасими, все равно от берега далеко не уйдешь.

– На корабле всегда есть рис и суп мисо, и этого достаточно. Разумеется, в море трудно выдержать то, что называется полной экономической независимостью. Можно всю жизнь есть сасими, но после соленого конечно же захочется риса. Даже народы, живущие морем, не могут прожить на одной рыбе, обмениваются продуктами с земледельцами и в конце концов, решившись, сами начинают заниматься земледелием. Вообще-то еще лет сто назад люди вряд ли питались так разнообразно, как сейчас. Они обходились, как правило, одним видом пищи: спагетти с томатным соусом, или хлеб с сыром, или печеные лепешки из кукурузной муки. На полуострове Сирэтоко я познакомился с человеком, который сводил концы с концами, продавая собранную им морскую капусту, и он сказал, что на протяжении тридцати лет питался исключительно сваренной в сое морской капустой и вареным ячменем. Сою, ячмень и рис он покупал на те гроши, что выручал от продажи морской капусты. Он сказал, что если бы отправился работать в другие земли, мог бы есть и суси, и скияки,[13]13
  Скияки – мясо, жаренное в сое с сахаром и приправами.


[Закрыть] но он оставался на месте, заявляя с гордостью: «Это мой остров». Пока ему не приестся вареная морская капуста, он никуда не уедет. Нет, если ему надоест морская капуста, он просто умрет. Я предложил угостить его суси. И знаете, что он ответил? Если я съем эти красные и лиловые штуки, я уже не смогу есть черную морскую капусту. Поистине, чтобы вечно есть одно кушанье, необходимо обладать стойкостью этого любителя морской капусты. Как морская капуста липнуть к берегу, отдаваться течению прилива и отлива, да еще быть упорным и цепким… Короче, необходимо стать самой этой морской капустой. Так же как ему не приедалась морская капуста, он наверняка не ведал пресыщения собой.

Пройдя через разговор о «написанной на роду» еде, вернулись к жизненным наставлениям капитана, поэтому Самэсу пробормотал:

– Любитель морской капусты совершенно точно не был нарциссистом.

– Нарциссист – это, что ли, тот, кто пытается возвыситься над собой, взяв на вооружение иронию? Терпеть не могу подобных литературных типов. Из так называемой породы романтиков. Я говорю вовсе не об эстетике жизни. Это проблема выживания. Многие становятся моряками из романтических побуждений, но еще вопрос, способны ли они выжить на море. Один человек пересек Тихий океан на лодке, загребая ногами, и выжил только потому, что не пресытился собой. Чем себя ни занимай, корабль порой скучен до умопомрачения. Рассеивать скуку с помощью работы и выпивки? Свыкнуться с самой скукой? Травить с друзьями анекдоты? С головой уйти в какое-нибудь дурацкое хобби? В любом случае, пока не сойдешь на берег, необходимо изобретать все новые и новые способы, как себя развлечь. Надо льстить себе, что ты – отличный моряк. Если моряк упорно не отстаивает свое «я», его «я» пошатнется в самый неожиданный момент. Да и вообще, море делает психику человека неустойчивой. Судно качает, и так же качает из стороны в сторону наше «я».

Странная обязанность

За два часа до выхода из порта Самэсу заглянул в каюту капитана, чтобы доложить о ходе погрузки, и увидел, что там собрались береговой директор Танума, эконом Икэда и помощник капитана Мисима. Уставились друг на друга недовольно и молчат.

– Что случилось? – удивился Самэсу.

Танума – как будто только и ждал его появления – спросил, правда ли, что он может похвастаться хорошим английским.

– К счастью, с английским у меня никогда не было проблем, – ответил Самэсу, и тотчас на всех лицах, кроме берегового директора, почему-то изобразилось разочарование.

– Оказывается, «Мироку-мару» богата на таланты! Вот пусть и будет переводчиком.

Директор метнул торжествующий взгляд на хмурую физиономию капитана.

Капитан не скрывал раздражения. Видимо, директор накануне отплытия пытался навязать экипажу нечто такое, что шло вразрез с желаниями капитана. Поскольку это «нечто», судя по всему, имело касательство и к нему, Самэсу спросил, поглядывая попеременно на Тануму и Нанасэ:

– Так о чем речь?

– Речь о том, чтоб назначить тебя эдаким мальчиком на побегушках. Вот господин директор и юлит. В морских делах-то не бельмеса! Так просто взять и сократить экипаж! Где это слыхано, чтоб помощник капитана был толмачом!

Капитан неожиданно заговорил грубоватым тоном. Сразу видно – сын рыбака, впрочем, просторечные словечки начинали слетать с его языка только в самых отчаянных ситуациях.

– Капитан, мы в безвыходной ситуации. Если не наладить управление компанией, полетят все – и на берегу, и на море. Наши судьбы связаны одной нитью. Вы представляете судоходную компанию в качестве специалистов в морском деле. Но корабль существует благодаря нам, работающим на берегу. Я прошу вас только обо одном: чтоб мы действовали в общих интересах.

Танума, топыря локти, оправил пиджак, застегнулся на все пуговицы и, подойдя к стоявшему у двери Самэсу, нарочито похлопал его по плечу.

– Подробности вам объяснит эконом. Поскольку у капитана, как видно, накопилось немало упреков к береговой администрации, его тоже стоит послушать.

Танума помахал рукой и с иронической усмешкой покинул капитанскую каюту. Один только эконом встал и, кланяясь, проводил его. Капитан, щелкая языком от досады, полушепотом съязвил:

– Я ж моряк, все сделаю в лучшем виде.

Самэсу вернулся к своим обязанностям в грузовой отсек, так и не узнав о содержании тайных переговоров в капитанской каюте, но реплика капитана его встревожила.

Когда погрузка закончилась и он вновь зашел в каюту капитана, до отплытия оставалось тридцать минут.

Выслушав доклад, капитан поблагодарил его мрачно-минорным тоном.

Он стоял неподвижно и только выдыхал клубы табачного дыма, видимо пытаясь унять раздражение и вернуться в свое обычное состояние.

– Продолжим наш давешний разговор. К нам на борт пожаловал непрошеный гость – американец.

– Вип-пассажир?

– Пассажир-то он пассажир. Но не исключено, что станет новым владельцем судна.

– Он хочет купить «Мироку-мару»?

– Схапать за бесценок. Что из всего этого выйдет, еще не знаю. Хитрый лис Танума ни слова не говорит прямо. Может так сложиться, что береговая дирекция продаст судно вместе со всей компанией.

– Ничего себе покупочка! И откуда только в Америке такие деньжищи!

– Неужто не понимаешь? Судоходная компания, о которой распустили слух, что она банкрот, уйдет за бесценок. Впрочем, «Мироку-мару» кое-чего стоит. Пусть нашу посудину и называют старушенцией, у нее еще не тот возраст, чтобы списывать со службы. Кто б ее ни купил, она еще себя покажет.

Капитан потушил сигарету, размял окурок в пепельнице и плеснул из чашки остаток чая. Во избежание пожара капитан, у которого пошаливали нервы, всякий раз совершал этот ритуал.

– Ну что, в путь?

Отбросив мрачное настроение и мучившие его мысли, капитан надел фуражку и собрался идти на капитанский мостик.

– Капитан, так должен ли я быть переводчиком?

– В общем, это то, что от тебя хотят. О подробностях спроси у эконома. Никто, по сути, не знает, кто он такой, пресловутый американец. Глава компании-владельца лично представил его нашей дирекции как бизнесмена, заслуживающего доверия. Что ж, от нас, как всегда, требуется одно – обеспечивать движение судна. По какому-то капризу этот господин возжелал плыть на корабле, чтобы лично провести инспекцию, поэтому все заботы по его приему взвалили на нас, экипаж. Начальство надеется, что ты сможешь под видом переводчика сблизиться с парнем и прощупать его. Ты же единственный в нашей команде, кто знает английский. Мне и Мисиме, в связи с нашими обязанностями, заниматься им недосуг, у эконома с другими пассажирами забот по горло. Одна к тебе просьба. Свою вахту временно сдай Хаманаке и Киси, я и сам буду время от времени тебя замещать.

Сам капитан будет вместо него выходить на вахту! Ну и работенку ему подкинули – «перевод и сбор информации»… Настоящий шпион! Легко сказать – прощупай. Да и разумно ли поручать третьему помощнику капитана работу, требующую высококлассной техники общения с людьми? Что может сделать шпион-любитель, кроме как наломать дров?

– Тебя же волнует, что с тобой станет в случае, если компания будет продана? Никто из служащих компании не уверен в своем будущем. Поэтому все хотят знать, какие соображения на сей счет у американца. Разумеется, глупо напрямую лезть к нему с этим главным вопросом. Он ведь тоже человек. Но постарайся во время непринужденной беседы разведать, что же все-таки у него на уме. Не торопись. Да, забыл сказать, ему всего тридцать.

– Такой молодой?

– Я сам поразился. То ли невероятно способный, то ли отпрыск миллионера, в любом случае человек он непростой. К счастью, разница у вас не больше семи лет. Найдете о чем поговорить.

Капитан одарил Самэсу улыбкой и открыл дверь каюты. Чего только не бывает в мире! В тридцать лет проворачивать такие дела – покупать роскошный лайнер и судоходную компанию! Самэсу вдруг заробел, на душе становилось все тяжелее. Но тут капитан, взбодрившись, развернулся к судовой божнице, молитвенно хлопнул в ладоши, после чего зычно крикнул, приводя вахтенных в чувство:

– Отдать швартовы! Приготовиться к отплытию!

Самэсу поспешно схватил микрофон и передал приказ капитана первому помощнику, дежурившему в носовой части корабля, и второму помощнику – на ют. Он видел, как прохлаждавшиеся на передней палубе матросы, сделав последнюю затяжку, побросали сигареты за борт и надели рабочие рукавицы. Тотчас закипела работа, надо было отвязать передний швартовой канат и боковые тросы. Самэсу взглянул на часы. До отплытия еще пятнадцать минут. Капитан повернулся лицом к причалу и прошептал, точно обращаясь к порту:

– Возможно, это мой последний рейс…

Самэсу невольно поднял глаза на стоящего к нему боком капитана. С вечера того мучили дурные предчувствия. Смолчав, Самэсу приник к светящемуся экрану радара, чтобы проверить, нет ли препятствий впереди по курсу. На рейде стояло семь кораблей. Счастливое число. Обзор – четыре мили. На капитанском мостике вновь все стихло, в темноте зеленым светом мерцал радар. Самэсу вновь взглянул на капитана.

– Кстати, как его зовут, этого американца? – спросил он.

Капитан, выдержав паузу, ответил:

– Брюс Ли. Самэсу, также выдержав паузу, рассмеялся.

– Китаец?

– Звучит как анекдот, но, кажется, имя настоящее.

По ассоциации с именем «Брюс Ли» Самэсу вообразил затянутого в темно-синий костюм бизнесмена, который кружит над ночным осакским заливом и вопит, как гиббон. Как раз в это время по радио пришло сообщение на китайском. Там и сям вкраплялись английские морские термины, но смысл все равно оставался неясен. Старший радист Камэцу из слов, струящихся точно маслянистая вода, каким-то образом ухитрился выудить название судна и суть сообщения.

– «Мироку-мару», вас понял, – передал он в ответ.

Что именно он понял, можно было только гадать. Вновь определил по радару положение стоящих на якоре кораблей. В компьютер уже был заложен курс, проходящий между двумя большими китайскими сухогрузами.

– Включить двигатель! – крикнул капитан.

Самэсу передал приказ по всем постам. Причальный канат отвязан, кормовой швартов свернут. По ультрамарину неба неслись алые полосы облаков. Не видать, где начинается море. Мерцают бесчисленные бортовые огни, и кажется, что весь порт дышит. Точно перед глазами проплывает сказочный мегаполис. Да и «Мироку-мару» – словно не обозначенный ни на одной карте город-призрак. Город, который поминутно меняет широту и долготу, чтобы при случае вдруг исчезнуть без следа…

– Кормовые тросы убраны. Двигатель в рабочем режиме.

– Что ж, отходим. Двадцать градусов право руля.

– Вас понял. Двадцать градусов право руля! Корабль медленно отошел от причала Кобе. 19.00. Отплытие, курс на остров Танэгасима.

19.17. Движение на полной скорости.

19.18. Сняты посты отплытия. 20.20. Без происшествий.

20.32. Включен стабилизатор киля.

В полночь вахта Самэсу закончилась, он вернулся в каюту. За пять минут сметя свой нехитрый ужин – колобок из вареного риса, он заглянул к эконому. Тот, попивая водку с маринованной сливой, был погружен в чтение детективного романа. При появлении Самэсу он снял стариковские очки и сказал:

– Угощайтесь, пожалуйста.

Эконом Икэда всегда разговаривал вежливо со всеми, даже с младшими по возрасту. Самэсу плеснул в стакан, не разбавляя, водку из неочищенного сахара, произведенную на Амами, отхлебнул и сразу почувствовал жжение в груди.

– Вы видели Брюса Ли? – спросил он.

– Видел. Гигант. Когда стоишь рядом, подавляет. Одно слово – воротила. Капитан пригласил его завтра на ужин, вы тоже, пожалуйста, приходите. Сказал, сегодня ночью хочет хорошо отдохнуть, так что до завтрашнего ужина вы свободны. Я передал ему, чтобы по всем вопросам, касающимся судна и плавания, он обращался к вам.

Икэда достал из кармашка своей белоснежной рубашки листок с записанным на нем номером каюты Брюса Ли, передал его Самэсу и прикрыл рот рукой, пряча зевоту. Он извинился, но Самэсу уже успел от него заразиться и тоже зевнул.

Икэда вновь присел на диван, заглянул в глаза Самэсу и, приглушив голос, сказал:

– Я уже давно хожу на пассажирских лайнерах, но, кажется, с этим рейсом что-то нечисто.

– Нечисто?

– Ну, не более чем интуиция. Хватило одного взгляда на пассажиров.

– Что-нибудь не так?

– Да.

– И что же?

– Прогуляйтесь по палубе, посмотрите. Сразу поймете, что я имею в виду. Обычно наши пассажиры пребывают в предвкушении того, что им сулит плаванье на роскошном лайнере. Лица невольно расплываются в улыбках, глазеют по сторонам беззаботно, как дети. А в этот раз в глаза бросаются странные, неприятные типы: нервничают, точно спасаются бегством, или рассеянно ходят взад-вперед, или о чем-то напряженно размышляют. Мне, корабельному эконому, нехорошо так говорить, но их вид не внушает доверия.

Глаза эконома метались из стороны в сторону. Как будто, насмотревшись на пассажиров, они были не в фокусе. А духовные очи, напротив, ожили.

– Это оттого, что пахнет жареным.

Эконом не оценил шутки.

Запуск ракеты

В три часа дня «Мироку-мару» подплыла к острову Танэгасима и встала на якорь в открытом море, взяв временную передышку. Между тем на корабле не прекращались приготовления к вечернему празднеству. Б четыре часа должен был состояться запуск ракеты из космического центра. Разодетые пассажиры небольшими группами высыпали на открытую палубу, держа в руках стаканы с коктейлями, и, в ожидании огненного, опаляющего небо шоу, щурясь на низкое, слепящее солнце, нашептывали любезности, обменивались шутками и отпускали дешевые остроты.

Эконом, надев маску улыбчивого радушия, вился ужом среди пассажиров, без устали кланяясь и выкликая приветствия. Некоторые из собравшихся, увидев на рукаве его кителя три серебряные нашивки, принимали его за капитана и просили сняться вместе на память. Капитан, стоя на палубе с бассейном, беседовал с высоким, под метр девяносто, человеком. Тщательно расчесанные на прямой пробор прилизанные волосы плотно облегали голову и маслянисто блестели. Лицо человека ничего не выражало, только губы быстро шевелились. Глаза за очками в черной оправе застыли, точно уставившись в одну точку. Обладатель этого лица, чем-то напоминавший куклу в руках чревовещателя, и был Брюс Ли. Самэсу обошел его и стал приближаться так, чтобы первым его увидел капитан. Нанасэ подозвал его и представил Брюсу Ли. Тот протянул руку и скороговоркой изрек:

– На корабле – будущее. Здесь проще созидать будущее, чем на суше. Здесь не Америка, не Япония. На этом корабле – весь мир. Вы так не думаете?

Вот так раз, не успели познакомиться, как он с ходу обрушил на него нечто похожее на манифест! Самэсу ухватился за слово «будущее». В смысле, а есть ли вообще будущее у судоходных компаний, переживающих ныне упадок? Мельком глянул на капитана. Капитан ответил ему ироничной улыбкой и шепнул на ухо по-японски:

– Он с самого начала понес какую-то чушь. Попытайся к нему подладиться.

– What did he say?[14]14
  Что он сказал? (англ.)


[Закрыть] – Брюс Ли потребовал перевести слова капитана.

Самэсу перевел весьма вольно:

– Что вы имеете в виду под будущим на корабле? Для моряков это жизненно важный вопрос. Не могли бы вы выразить свою мысль более конкретно?

– А ты отлично говоришь по-английски, – похвалил его Брюс Ли. – Где учился?

– В Канаде. Ребенком почти два года прожил в Торонто.

– Торонто? Я хорошо знаю этот город. Там тоже есть китайская община.

– У меня было несколько друзей канадцев китайского происхождения.

– Вот как? Китайцы повсюду выходят победителями в классовой борьбе. Там, где китаец, открывается будущее. Тебе не надо объяснять, раз ты жил в таком месте. Двадцатый век создан эмигрантами. Эмигранты заставляют вертеться мировую экономику. Эмигрант может превратиться в кого угодно. Он легко станет нуворишем, или бродягой, или революционером, или предпринимателем. Ему достаточно щелкнуть переключателем в голове. Никто так преданно не служит принципам капитализма, как эмигрант. Я сын эмигранта, но убежден, что будущее непрестанно стучится в мое сердце. Пока я продолжаю колесить по свету, будущее идет за мной по пятам. Капитану Нанасэ, видимо, трудно понять, к чему я клоню, ну а тебе, мистер…

– Самэсу. Фумия Самэсу.

Самэсу мельком взглянул на капитана. Придерживая пальцами козырек фуражки, тот делал вид, что ровным счетом ничего не понимает.

– О'кей, Фумия. Кстати, а почему ты стал моряком?

Сколько раз ему приходилось отвечать на этот вопрос! У него всегда были наготове несколько вариантов ответов простых и ясных и ответов, служивших дымовой завесой, и он выбирал те, что могли бы устроить спрашивающего. Например:

«Море меня позвало».

«Корабль – самое безопасное средство передвижения».

«Не выношу зловонный воздух берега».

Его нынешний визави, судя по его властным замашкам, наверняка ни в грош не ставит пресловутую морскую романтику. Настоящий моряк воспринимает корабль совершенно иначе. И вряд ли его удовлетворит уклончивый ответ.

– Я много лет жил в предместье – ни город, ни деревня. Мать единолично распоряжалась всем хозяйством в доме, и мы с отцом чувствовали себя в нем чужими. Я ни о чем особо не мечтал. Терпеливо сносил свою неприкаянность и ждал. Ждал, когда перееду куда-нибудь, где все будет иначе. Там я наверняка сумею создать свою маленькую утопию. Но постепенно меня больше стал привлекать сам факт переселения, чем уютное жилье. Мне захотелось жить в доме, способном свободно перемещаться куда ему вздумается. Это и есть корабль. Б предместье ничего не начинается и ничего не заканчивается. События проходят стороной. Пока я там жил, время остановилось. Я дошел до того, что готов был без сожаления продать себя и стать чьей-нибудь собственностью…

Брюс Ли несколько раз фыркнул, слушая Самэсу. Капитан, почесывая затылок, делал глазами знаки, что пора как-нибудь поприличней закругляться.

– Плавая на корабле в качестве помощника капитана, я, как мне кажется, обрел уверенность в себе. У меня захватывает дух от мысли, что я живу не чужой жизнью, а своей собственной. На борту корабля обостряется чувство времени и пространства. Если пассажиры не знают, куда девать время, и не понимают, где находятся, то моряку именно пребывание посреди безбрежной морской равнины дает гарантию независимости и индивидуальности. На суше все иначе. Там твоя личность и твоя жизнь всего лишь товар, который можно выгодно продать. Мне кажется, я хорошо понимаю чувства Гулливера. Возвращаясь домой из очередного путешествия, Гулливер всякий раз вскоре впадал в отчаяние и, невзирая на свой горький опыт, вновь уходил в море. Единожды побывав в море, невозможно долго выдержать на суше. Разумеется, бывает, затоскуешь о жизни на берегу. Мечтаешь о свидании с заждавшейся возлюбленной. Но стоит сойти с корабля, и любимая женщина, о которой так страстно мечтал, и вся эта городская суета тотчас теряют свою привлекательность. Теперь для меня суша всего лишь зал ожидания, где я убиваю время до следующего рейса.

– Понимаю. Ты, однако, я вижу, парень начитанный. «Моби Дика» шпаришь чуть не наизусть.

Брюс Ли, поглаживая указательным пальцем переносицу, прислушивался к чему-то в окружающем гомоне. Не обращая на это внимания, капитан Нанасэ сказал на ломаном английском:

– Самэсу в будущем станет капитаном большого лайнера.

Брюс Ли думал о чем-то своем. Самэсу хотел со всей откровенностью рассказать ему о себе, но, как видно, не вызвал особого интереса. Тогда он решил изменить тактику и задал обычный в таких случаях вопрос:

– Мистер Ли, а вы часто совершаете морские путешествия?

– Нет, – коротко ответил тот, поднял глаза к небу, потом посмотрел на часы. Видимо, более всего в данную минуту его занимал предстоящий запуск ракеты, и поэтому лишь только после того, как по корабельному громкоговорителю сообщили, что за минуту до старта начнут отсчет, он повернулся к собеседникам и возобновил разговор.

– До сих пор я только жонглировал цифрами, сидя за столом в своем офисе. Я впервые отправляюсь в длительное плаванье, но хочу узнать до мельчайших подробностей все, что касается моря. Даже если Посейдон ныне пренебрегает своими обязанностями, он остается морским владыкой. Миром правят люди, умеющие считать. До эпохи великих морских путешествий Посейдон был не у дел и воспевал свободу водной стихии, но с тех пор как были открыты новые материки и проложены новые морские маршруты, в море началась бурная деятельность – торговля, морская блокада, войны, разведывание ресурсов, ядерные испытания, и Посейдон уже не мог, как прежде, беспечно предаваться неспешным забавам. День за днем его стали заваливать хлопотливой конторской работой, обеспечивающей безопасность в морских водах. У Посейдона случился такой стресс, что казалось, вот-вот взорвется. Наконец настал удобный случай освободить Посейдона от его обязанностей. Завершив свое последнее дело, Посейдон сможет невозбранно коротать старость в покойном уединении. Что же произойдет на море после того, как Посейдон уйдет в отставку? На это стоит посмотреть!

Трудно было понять, к чему клонит, произнося этот спич, Брюс Ли, но громада его тела создавала ощущение, что где-то глубоко под водой его замыслы планомерно движутся к цели. Он вновь взглянул на часы, застегнул пуговицы пиджака и пожал руки Самэсу и капитану.

– Отложим разговор до ужина. Мне необходимо кое-что проделать синхронно со взлетом ракеты.

Он быстро взбежал по лестнице. Провожая его глазами, капитан пробормотал вполголоса:

– Чуть свет явился на капитанский мостик. Побеседовал с несущим вахту Мисимой, продемонстрировав, что кое-что смыслит в морском деле. Видать, он дока во всем, что касается цифр. Запросто определил положение судна по радиометру и читал карту.

Подозрительность капитана набирала обороты.

– Может быть, на самом деле он морской пират? – сказал он с таким серьезным видом, что Самэсу вскипел.

Пират в цивильном костюме и в очках, умеющий хорошо считать? Но ведь на корабле, между прочим, есть банковские служащие. Они выдают экипажу зарплату, заведуют деньгами, поступающими из казино, баров и торгового центра. Или он, переодевшись банковским клерком, замышляет ограбить банк? Ограбить корабельный банк легче простого, но и схватить грабителя на борту не составит труда.

У капитана Нанасэ начинают пошаливать нервы. Даже такой на вид несгибаемый человек оказывается на поверку чересчур впечатлительным, изводит себя поспешными выводами.

– В наше время даже простые рыбаки летают на самолетах, приодевшись в пиджаки. И никого не удивляет, когда пират или беженец становится респектабельным бизнесменом. Бизнесмены нынче, можно сказать, владеют миром. А мы, наемные служащие, всегда остаемся за бортом.

– Капитан, вы пока что на боевом посту! Если перед вами пират, вы должны дать ему подобающий отпор.

– А ты, Самэсу, кажется, пришелся Брюсу Ли по душе. Продолжай в том же духе, собирай информацию!

Капитан схватил Самэсу за руку, потряс и направился вверх по лестнице. В этот момент по громкоговорителю передали сообщение. Вот-вот стартует гигантский пятидесятиметровый космический фаллос. Из его головки вылупится спутник. На «Мироку-мару» имеется прибор, принимающий сигналы с навигационного спутника. Каждые две минуты поступают данные с орбиты и сигналы точного времени. Добавив в расчеты разницу, возникающую в результате эффекта Доплера, можно узнать, в какой точке земного шара находится наш корабль. Изначально моряки были племенем людей, смотрящих на небо. Они обрели чувство времени и пространства, беседуя с небесными телами. Моряк не может заблудиться. Это дает ему уверенность в себе.

Начался предстартовый отсчет. Возбуждение пассажиров, столпившихся на открытой палубе, усиливалось. Глаза женщин увлажнились, глаза мужчин налились кровью. В чреслах сгущалось беспокойство, усугублявшееся легким опьянением от коктейлей и качкой, напряжение нарастало.

В чреслах ракеты вспыхнул огонь. Впадина острова заполнилась гулом, который с отставанием в несколько секунд отдался в чреве пассажиров. Палубу огласили восторженные вопли.