Текст книги "Мой дедушка – частный детектив"

«Минутку. Давай уже, выскажи, что хотела».

В самом деле, с тем, что в старых зарубежных детективах устарели и место действия, и персонажи, не поспоришь. Каэдэ помнила, как тот же Сэтогава Такэси особо упоминал старомодность литературного стиля, присущего Карру. Но все же она по-прежнему питала пристрастие к книгам Карра, как и сам критик.

Хорошая книга оставляет ощущение приятной ласки, какое возникает, когда проводишь ладонью по качественной деревянной мебели. К тому же переводные произведения со временем приобретают изысканность и насыщенность, становясь отражением своего времени. Как бы ни хотелось ей возразить напрямую, она сдержалась, не желая конфликтов… и вместо этого попробовала выбрать обходной путь.

– Тогда какие же детективы читаете вы… Сики-кун?

– Исключительно детективы японских авторов, – твердо заявил Сики. – Ни в одной другой стране нет такого множества литературных премий, предназначенных для начинающих авторов детективов. Без удачного места действия и персонажей этот этап отбора не пройти. Естественно, общий уровень становится выше. Такая трагедия, как падение качества по вине переводчика, произойти не может. Что же касается подлинного многообразия, то как раз оно и демонстрирует буйное цветение. Пожалуй, можно сказать, что современная Япония лидирует в сфере детектива среди великих держав, верно?

– Интересно, что это, Сики-кун: ваши личные вкусы или твердая уверенность?

– Ну уж нет. Если приводишь доводы, почему бы не перестать ссылаться на личные вкусы?

«Ого… это что-то. Любитель поспорить ради самого спора».

Каэдэ непроизвольно пожала плечами.

– Вот видите.

– А?.. А что, что такое?

– Вы ведь только что пожали плечами, да? У обычных японок не увидишь жестов наподобие этого, когда они в замешательстве. Вы что, прикатившая на курортный юг Франции праздная мадам? Когда читаешь только что-нибудь вроде Кристи, такая жестикуляция усваивается сама собой. Вот я и называю это явление «синдром детектива-матрешки».

«Наверняка только что придумал!»

Каэдэ уже была готова выпалить это вслух, но тут вмешался наконец появившийся Ивата:

– А вот и я! Слушайте, Каэдэ-сэнсэй, этот малый – чудак из чудаков.

«Успокойся. Улыбнись».

– Ничего, я ведь тоже не без странностей. Вы извините, Ивата-сэнсэй, но можно попросить вашего младшего товарища сказать мне кое-что?

Наверное, несколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз напрямую возражала человеку, с которым только что познакомилась, а тем более мужчине. Собравшись с духом, она повернулась к Сики.

– Семья Фортескью – из «Кармана, полного ржи». Ренисенб, дочь Имхотепа, – персонаж книги «Смерть приходит в конце». То есть и вы читаете Агату Кристи, так?

– И что, Каэдэ-тян?

После заказанного графина с вином Ивата начал называть ее запросто, но Каэдэ решила не обращать на это внимания.

– Занятный он, этот малый. Когда с нами в бейсбол играл, почему-то хотел стать не то спортивным судьей, не то менеджером команды, а иной раз – состоять в группе поддержки. Ну, а в итоге входит в труппу прогорающего театра… что-то я тут не совсем понимаю.

Значит, он из театральной труппы. Но Каэдэ казалось, что это-то как раз понятно.

– И вдобавок у него странное мировоззрение. Эй, что не так?

Сики по-детски расплылся в улыбке.

– Все так и есть, Каэдэ-сэнсэй. Я убежден, что все события, которые происходят в мире, – это сюжеты.

Каэдэ была потрясена. Испытала чувство дежавю – нет, пожалуй, его следовало бы назвать «чувством Сики»[3]3
  При перестановке слогов в слове «дежавю» (, kishikan) получается «чувство Сики» (, shikikan).


[Закрыть]. Хоть он и раздражал ее, в нем ощущалось что-то знакомое и близкое.

– Один знаменитый японский актер перед смертью сказал: «Все, что происходит, правильно». Эти слова я понимаю как «все происходящее – это сюжеты, вдобавок со счастливым концом». Если так, тогда, думаю, в своей жизни я должен попасть во столько этих сюжетов со счастливым концом, во сколько возможно, какими бы несущественными они ни были.

И Сики снова откинул со лба длинную челку. Но, как ни странно, на этот раз его жест не вызвал у Каэдэ неприязни.

В этот момент принесли болоньезе, и Ивата с довольным видом потер руки.

– Лучшее блюдо заведения, настоятельно рекомендую! От такого зрелища поговорить про «Папу-кулинара» не захотелось? Вот у меня есть все выпуски[4]4
  «(«Папа-кулинар») – манга из более чем 165 томов про офисного работника, увлекающегося приготовлением еды, считается одной из самых длинных в истории.


[Закрыть].

Каэдэ со смехом переспросила: «Все?», Сики в тот же момент слегка хохотнул.

После съеденной с большим удовольствием отбивной по-милански, послеобеденный капучино принесли как раз вовремя, чтобы вернуть Каэдэ хорошее настроение. Даже Ивата, которого обычно развозило быстро, все еще держался.

– Может, пора обсудить тот случай? – спросил Сики.

Убийство, совершенное в столичной идзакае с японской кухней. Неудивительно в принципе, если бы в таком случае поднялся грандиозный шум в новостях, но, видимо, из-за матча футбольной сборной Японии, к случившемуся как к второстепенному известию отнеслись и обычная пресса, и новостные сайты в Интернете, почти не упоминавшие о нем.

– А большой переполох не поднялся, скорее всего, потому, что все случилось только вчера. – Сики привстал со стула и придвинулся к Каэдэ и Ивате. – Видимо, у полиции почему-то еще нет подробного заявления.

Пара, сидевшая по соседству, уже ушла, во всем заведении из посетителей оставались они трое. И все же Сики пусть и слегка, но понизил голос, словно из опасения, что сказанное дойдет до ушей кухонных работников.

– Но это несомненное убийство. И я хочу, чтобы вы поняли, почему я рассказываю вам о нем. Потому что… в это убийство втянут мой друг.

– Я же говорил, Каэдэ-сэнсэй! – подхватил Ивата.

Стоило ей только глотнуть капучино, как к ней снова стали обращаться, как раньше. Таких, как она, обхаживают лишь под действием спиртного. Неприятной неловкости это не вызывало, но…

– Когда Сики попросил совета, вы как раз оказались рядом, помните, Каэдэ-сэнсэй? Тут я подумал, что вы же без ума от детективов, вот и пригласил вас.

Сики переслал им на смартфоны схему помещения идзакаи, нарисованную в графическом приложении.

– Прежде всего посмотрите вот что: это упрощенный план зала «Харуно». Как и в заведении, где мы сейчас находимся, там два столика и еще несколько мест у стойки, где обычно устраиваются завсегдатаи, то есть идзакая небольшая и уютная.

Каэдэ подтвердила, глядя на план:

– Да. Я бывала там всего несколько раз, но помню, что именно такое ощущение она и вызывала.

Идзакая находилась в отдельно стоящем, возведенном в старинном японском стиле здании, в нескольких минутах ходьбы по улице Мэгуро-дори, пересекающей север Химонъя. Хоть она и называлась «идзакаей с японской кухней», это было не заведение высокого класса, куда не решится заглянуть случайный посетитель без рекомендации, а вполне демократичное по атмосфере и ценам, умело управляемое жизнерадостной хозяйкой, выходящей к гостям в свободных джинсах.

У Каэдэ в голове мелькнули воспоминания о неожиданно изысканных для своей цены закусках-отооси, коронном блюде заведения – никоми и сорокалетней хозяйке с чистой кожей на улыбчивом лице, в опрятном белоснежном переднике.

– Да, по размеру она как раз такая. Раньше там был неплохой выбор местного сакэ, – подтвердил Ивата.

«Так я и знала! Не успела распробовать японское спиртное, как производство свернули», – подумала Каэдэ, но промолчала об этом и спросила Сики:

– Буквами от «А» до «М» обозначены посетители?

– Верно. Слева, то есть с западной стороны, за Столиком 1 обозначены буквами от «А» до «D» четверо: двое мужчин и две женщины, видимо, заглянувшие туда по пути с работы. А за Столиком 2 с восточной стороны сидела обозначенная буквами от «E» до «H» компания из четырех членов театральной труппы, в том числе и я. Помнится, все места у стойки тоже были заняты мужчинами. По сути дела, выходит, зал был полон и в нем бурлило оживление. Поскольку хозяйка управлялась в одиночку, можно представить себе, в какой она была запарке. Пока все ясно?

Каэдэ и Ивата одновременно кивнули.

– Так, сидящий за Столиком 2 посетитель, обозначенный буквой «F», – не кто иной, как я. По телевизору за моей спиной шел матч японской футбольной сборной, так что большинство посетителей под это дело увлеклись выпивкой. Из-за этого мы были не в состоянии заваливать хозяйку заказами, так что, наверное, она смогла слегка перевести дух.

«Ясно», – подумала Каэдэ.

– Заведение напоминало, так сказать, спортивный бар, хоть и называлось идзакаей.

– Вот именно. Если честно, футболом я совсем не интересуюсь, и вспыхивающая временами кричалка «Ниппон!» меня раздражала. Ведь игрокам же все равно ничего не слышно. Во мне пробудился дух противоречия, и в общем шуме я несколько раз выкрикнул: «Саудовская Аравия!»

– Да быть того не может, – отозвался Ивата голосом, в котором слегка сквозило недовольство. – Всегда чувствуется, когда болельщики кричат, подбадривая команду, даже если не на стадионе. В итоге у команды прибавляется сил.

– Ха! Чтобы кричалки посетителей, жующих в идзакае жирное брюшко лосося, долетали до Национального стадиона? Если так, тогда японская сборная давным-давно бы уже выиграла десять мировых чемпионатов подряд!

– Ну ты!.. – Ивата переменился в лице. – И это говорит бывший игрок бейсбольной команды? Если играешь в театре, надо же уметь сопереживать самым разным человеческим чувствам, так? Неужели не случалось, чтобы тебе требовалось сыграть роль болельщика, который хочет пойти на стадион, не может, но все равно стремится поддержать сборную? А ведь это полностью противоречит тому, что ты недавно сказал.

Логично.

После мгновенной неловкой паузы Сики вдруг вскочил, объявил, что ему нет оправданий, и низко поклонился.

– Речь идет о моих товарищах по труппе, может, поэтому я немного не в себе. Сэмпай, простите меня, я угощаю.

– Нет-нет, что ты. Нельзя же заставлять младшего товарища платить за меня, – и Ивата, с растерянным видом почесывая курчавую от природы шевелюру, сказал, что сам наговорил лишнего, на этот раз прощает Сики, так что пусть он сядет.

Каэдэ, не имевшей опыта общения в клубах, от увиденных краем глаза взаимоотношений этих двоих стало немного завидно.

– Я отклонился от темы. Так… позднее я сверился со спортивными новостями, чтобы уточнить время, – продолжал Сики. – Без десяти десять, вскоре после начала второго тайма, счет все еще был равным: три – три. После чего японская сборная провела три яростных атаки подряд. Великолепный удар со средней дистанции, разметавший толпу защитников. Прямой из угла. Прямой свободный удар, назначенный после фола в идеальной позиции. Увы, все эти мячи, либо отраженные плотной защитой вратаря, либо отскочившие от перекладины, очков не принесли, но при виде непрерывной серии головокружительных атак все как один посетители взбудораженно вскочили.

– Да, в эти десять минут было вложено немало усилий. Вскочил, конечно, и ты.

– Нет, я так и остался сидеть и грызть орешки.

– Тогда не говорил бы, что вскочили «все как один».

– «Япония провела три яростных удара подряд! Только что пробило десять часов, но никто не покинул своих мест!» Когда я услышал эти слова комментатора, было как раз ровно десять, атаки закончились, и противник наконец завладел мячом. Помнится, посетители устали оказывать команде поддержку, поэтому напряжение в зале слегка рассеялось. Итак… вот этот момент. Сидевший напротив меня ровесник из нашей театральной труппы – в этом заведении он постоянный посетитель, но его имя я скрою и буду называть его «Н», – отлучился в туалет и вернулся на свое место минуты через три. Это важно, поэтому я прибегну к инсценировке. Прошу, послушайте внимательно. – Сики вдруг сосредоточенно посерьезнел.

– Ой, минутку, Сики-кун! Можно, я включу запись?

Дождавшись согласия, Каэдэ запустила на смартфоне голосовые заметки. Это наверняка поможет, когда придется обращаться за помощью к деду, а то, что обращаться придется, ей подсказывала интуиция.

– Можно? Так вот… – всецело преобразившись в актера, Сики приступил к инсценировке событий. – Посетитель «Н» возвращается из туалета на свое место и закуривает. Тут к нему обращаюсь я, то есть посетитель «F»: «Туалет не занят?» «Н» отвечает: «Да, прошу… не занят». «F» встает и направляется в туалет. Бросив взгляд в сторону женского туалета, он проходит в глубину помещения, к мужскому, но дверь кабинки почему-то не открывается. Оказывается, замок с вращающейся ручкой заперт изнутри. На стук никто не отвечает. Случайно посмотрев под ноги, «F» испуганно вскрикивает: «Ай!». Почему «F», то есть я, не удержался от крика? Потому что из-под двери кабинки вытекает жидкость, имеющая явный вид крови. «Что-то случилось? Как вы там?» – спрашивает «F», но ему не отвечают. Тогда «F» влезает на стол, в который вделана раковина, и заглядывает в кабинку сверху. И видит, что на унитазе сидит, ссутулясь и сильно наклонившись вперед, мужчина средних лет – стройного телосложения, с татуировками на бритой голове и пирсингом в обоих ушах. Похожий на нож предмет торчит у него из спины, рана продолжает выплескивать прерывистые струйки крови. Пол уже залит ею. Неизвестный средних лет, украшенная вышивкой спина спортивной куртки-сукадзян которого окрасилась в ярко-красный цвет, сидит не шелохнувшись. Так что я, то есть «F», твердо убежден: «Этот человек уже мертв. И его убили вот только что, прямо здесь». Стоп.

Каэдэ молчала, зажав рот ладонью. Она никак не ожидала, что тело обнаружил Сики. И тогда… если нож торчал в спине, значит, точно произошло не самоубийство, а убийство.

Ивата, который тоже услышал все это в первый раз, сидел молча, скрестив руки на груди. Немного погодя он спросил:

– Так что же случилось? Полицию, конечно, вызвали.

– Да. Далее первым делом я, стараясь шуметь как можно меньше, огибаю стойку и прохожу позади нее в кухню. Хозяйка заведения, устроившись у кухонного стола в непринужденной позе и подпирая голову рукой, составляет, кажется, новое меню блюд из острой курятины, но, едва заметив, в каком я состоянии, останавливает зажатый в руке маркер и рвет лист, на котором писала. Возможно, она допустила ошибку, напуганная моим поспешным и взволнованным появлением. В полицию по моему настоянию она сообщает, но ее обычно уверенный голос дрожит, возможно, от полной растерянности. Закончив телефонный разговор, она безвольно никнет на месте.

– Как я ей сочувствую… – произнесла Каэдэ.

Эта картина отчетливо встала у нее перед глазами, тем более что она хорошо знала много натерпевшуюся в жизни трудолюбивую хозяйку заведения.

– Прибывают три патрульных машины. Место преступления временно оцепляют, сразу же приступают к опросам свидетелей. Вот еще важный, по-моему, момент, – пожалуйста, не упустите его.

Каэдэ и Ивата вновь подались к нему.

– Полицейский в штатском: «Не заметил ли кто-нибудь – перед тем, как был обнаружен убитый и поднялась суматоха, – в туалет никто не выходил?»

Столик 1. Показания посетителей, в поле зрения которых находился путь к туалетам.

Посетитель «С», мужчина: «Ну, примерно до половины десятого все мы сходили туда по несколько раз, а чтобы потом – не припоминаю, чтобы видел. Еще помню, что сразу после десяти, когда наши завелись и пробили три раза подряд, отходил мужчина из-за соседнего столика». Под «мужчиной из-за соседнего столика» он подразумевал, конечно, посетителя «Н».

Посетительница «D»: «И я не видела. Но я смотрела футбол по телевизору, так что если бы кто-нибудь прошел туда, я бы, наверное, заметила».

Все посетители, сидевшие за стойкой, подтвердили эти показания:

«С половины десятого и примерно до десяти часов в туалет никто не ходил».

«Ага, честно, не было ничего такого. Все в зале оставались на своих местах».

«Так ведь счет был три – три. Схватка жаркая, глаз не оторвешь».

Посетители, сидевшие за Столиком 2, дали такие же показания. Иначе говоря, последним – не считая «F», то есть меня, – кто заходил в мужской туалет непосредственно перед тем, как в одиннадцатом часу там обнаружили труп, оказался посетитель «Н». И этим проблема не исчерпывалась.

На миг в глазах Сики мелькнул оттенок чувства, подобного боли, словно он забыл о своем актерском долге.

– Посетитель «Н» отказался давать показания: «Я буду молчать». Вот потому-то его и препроводили в полицию… Стоп.

«Неужели товарища Сики-куна еще и в полицию забрали…»

Каэдэ решительно нарушила очередное минутное молчание:

– Личность убитого выяснили? Насколько я слышала, это не кто-то из посетителей.

– Да, вряд ли, но думаю, пока о нем ничего не известно. Хозяйка говорит, что прежде его не видела, а от полицейского в штатском я слышал, что у него не нашли «ни водительских прав, ни других документов».

– Знать бы, кому принадлежит орудие убийства, тот самый «предмет, похожий на нож».

– А это выяснилось сразу же, – сказал Сики. – Я услышал от криминалистов, что у найденного мужчины к ремню были подвешены кожаные ножны для ножа-балисонга.

Ивата почесал в курчавых волосах.

– Выходит, преступник схватил с пояса убитого нож и заколол его.

– Вот именно.

– Если так, разве не ясно, как день, что отсюда следует? Ты уж извини, Сики, но не было ли у «Н» какой-нибудь причины для импульсивного убийства? Для того чтобы его совершить, достаточно и трех минут. Во всяком случае, этот отказ давать показания выглядит нелепо и подозрительно, разве нет? Если вдуматься, этого «Н» по любым меркам не назовешь честным малым.

– Вообще-то, сэмпай, малый «Н» на удивление честный. И для него, как для актера, это фатально.

– Фатально?

– Да, – твердо заявил Сики, глядя Ивате прямо в глаза. – Человеку театра быть слишком хорошим никуда не годится. А «Н» совершенно лишен тщеславия и не станет расталкивать других локтями, чтобы заполучить роль. И если я за что-то поручусь, так это за достоинства его характера. Он ни в коем случае не относится к тем, кто способен на убийство. Серьезный, добрый, с обостренным чувством справедливости – он лучший. В этом смысле он, пожалуй, немного похож на вас, сэмпай.

– Да брось, – перебил Ивата, но по всему его лицу разбежались морщинки от широкой, явно довольной улыбки. – Я что, правда такой?

– Нет, я о прежних временах. За что могу поручиться, так только за ваш хороший характер.

– Э-э!

– Простите.

– На этот раз прощаю.

– И потом, если принять, что «Н» преступник, разве не остановил бы он меня со всей решимостью, узнав, что я направляюсь в туалет?

– Наверняка. Тогда почему «Н» продолжает запираться? Нет, это все перевешивает. – Ивата снова запустил пальцы в свои кудри.

– Полагаю, суть дела в следующем: выяснить, кто, где и как убил татуированного мужчину.

– Здесь сплошные загадки, в том числе и место.

– Разберем еще раз спорные моменты в хронологическом порядке событий, – предложил Сики. – Начнем с того, что после половины десятого в туалет никто не ходил. Ровно в десять «Н» направляется в мужской туалет. Проходит каких-нибудь три минуты. «Н» возвращается на место, слышит от меня вопрос, свободен ли мужской туалет, и недвусмысленно отвечает, что свободен. Я сразу же иду туда, а дверь там почему-то заперта изнутри. На мой стук и зов ответа нет. Я поспешно влезаю на столик с раковиной, заглядываю поверх двери и вижу, в чем дело: там мертвый человек, явно убитый ударом в спину.

– И окна в туалете нет. А то кто-нибудь мог бы влезть в него.

– Окна нет. Как видно на схеме.

– Тогда как насчет вот такой версии? Раненный возле заведения человек мог забрести в туалет и умереть.

– Этого не могло быть, понимаете? Когда я увидел неизвестного, кровь все еще так бурно вытекала из раны, что он наверняка умер на месте почти только что. И потом, если бы в идзакаю ввалился умирающий, кто-нибудь из посетителей заметил бы его, несмотря на весь шум футбольного матча.

– В таком случае, спорными моментами остаются…

– Да, вы верно сказали, сэмпай. Суть дела в следующем: выяснить, кто, где и как убил татуированного мужчину.

– И вдобавок еще одно: куда девался убийца?

Тишину, установившуюся на некоторое время, нарушила сова на стене, снова подав голос.

Каэдэ, до тех пор молча слушавшая разговор двоих друзей, высказалась:

– По-моему, в этом деле полным-полно довольно-таки запутанных загадок.

Именно это подсказывала ей интуиция.

– Вот потому Сики-кун и обратился к нам за советом.

Сики пожал плечами. Ага!

«Так плечами, значит, и ты пожимаешь».

– Послушайте, Сики-кун, а нельзя повременить до завтра? Может, вдруг случайно выяснится в разговорах что-нибудь полезное.

Завтра у нее выходной, она могла бы сходить к деду.

Незаметным движением Каэдэ отключила запись в голосовых заметках.

3

Дождь хлынул в тот самый момент, когда Каэдэ подошла к дому деда.

Неизвестно почему, но ей казалось, что дед сегодня в добром здравии. Проходя по садику, где там и сям поблескивали мокрые от дождя опавшие листья, она услышала голос из окна кабинета:

– А-а… э-э… и-и… у-у… э-э… о-о… а-а… о-о… А-а… э-э… и-и… у-у… э-э… о-о… а-а… о-о…

Сегодня, видимо, выполнялись восстанавливающие упражнения для голоса. В нынешних условиях ухода за престарелыми редко случалось, чтобы за все реабилитационные мероприятия отвечал один и тот же человек, более распространенным явлением были команды, которые в зависимости от назначений составляли специалисты самого разного профиля. Специализация на нарушениях речи, когда помощь оказывалась в таких сферах поведения, как речевая, слуховая и глотательная, была сравнительно новой в реабилитационном комплексе.

Каэдэ постучалась в дверь кабинета, сообщила, что это она, и в ответ ей разрешил войти приветливый и жизнерадостный голос.

– А вот и ваша внучка пришла. И вы держитесь молодцом, Химонъя-сан.

Как искусных рассказчиков ракуго в древности называли по месту их жительства, прибавляя «наставник», так и дед, большой любитель ракуго, давно удостоился ласкового прозвища «Химонъя».

С медленным поклоном войдя в кабинет, Каэдэ увидела, что худой и гибкий пожилой мужчина с чисто выбритой головой, в медицинских резиновых перчатках, приступает к массажу дедовой шеи. Ростом он был такой же, как Каэдэ с ее ста шестьюдесятью сантиметрами, – нет, даже чуть ниже.

– У некоторых людей в возрасте мышцы шеи обвислые, как у верблюда. Мускулатура горла у них ослаблена. Естественно, снижается и способность глотать. При регулярном массаже шеи картина существенно меняется.

– А-ах, до чего приятно. Спасибо вам, как всегда.

– Но какие же у вас, Химонъя-сан, великолепные волосы! Как я вам завидую! – массажист со смехом завертел головой, показывая деду и Каэдэ гладкую голую макушку. – Хотя какими бы великолепными ни были ваши волосы, а у моей дочери они хороши по-своему. Во всяком случае, и длина другая, и гладкость, и, что ни говори, впечатление совсем иное.

– Само собой. Как же можно сравнивать вашу дочь со стариком вроде меня? – дед громко рассмеялся. – И раз вы то и дело упоминаете о ней, прямо хоть зови вас «Глупапашей»!

Дед любил давать прозвища общительным окружающим. И в годы работы директором наверняка неплохо ладил с «глупапашами и мамашами». Эти двое вели разговор азартно, даже слушать его со стороны доставляло удовольствие – пожалуй, было в нем что-то от атмосферы старых парикмахерских и тамошних традиционных бесед с примесью политики. И некоторое сходство с известным эссе Эдогавы Рампо «Карр в вопросах и ответах».

– Дедушка не надоедает вам с его бесконечными разговорами?

Услышав это, Глупапаша отрицательно замахал перед Каэдэ руками – так усердно, словно никак не ожидал подобного вопроса.

– Эрудиция Химонъя-сан неизменно внушает мне восхищение, – желобок под носом у него выпятился, придавая лицу потешный, какой-то обезьяний вид. – Если прибегнуть к спортивным сравнениям, я назвал бы его чемпионом в десятиборье. Поскольку он известен обширными познаниями во всех областях, даже просто слушать его поистине поучительно. Поэтому возникает желание воздать должное за лекцию.

Каэдэ поняла, что это сказано отнюдь не из вежливости. Казалось, большие круглые глаза ее собеседника, окруженные морщинками, переполняет любознательность.

– О, какое удачное сравнение с десятиборьем, – дед проказливо приподнял угол рта. – Не задать ли вам вопрос по такому случаю? Сможете перечислить все дисциплины десятиборья?

– Я пас. Прошу меня простить, – выразительно, с кривой усмешкой посмотрев на Каэдэ, Глупапаша погладил себя по голой макушке. – Знаете, Каэдэ-сэнсэй, вот так всегда все и происходит, и меня всякий раз загоняют в угол.

– Ну, тогда вместо вас отвечу я. Во-первых, бег на сто метров. Потом прыжки в длину, толкание ядра…

– Ясно, ясно! И сегодня победил опять Химонъя-сан.

Завуалированное чувство такта, как у хорошего комика-цуккоми, подействовало на Каэдэ, вызвав у нее невольную улыбку.

Словно подстроившись к концу процедур, в саду застрекотали сверчки-судзумуси. В последнее время в садах частных домов они водились редко, потому служили деду предметом гордости.

– Что ж, мне пора, с вашего позволения.

Дед поблагодарил его, протянув руку, но, явно не желая расставаться, в последнюю минуту спохватился, будто решил наговориться впрок:

– Так вы тогда сумели сделать удачную запись пения сверчков?

– Бесподобную. Когда я дал дочери послушать, она была в восторге.

– Вот и хорошо. Ведь нечасто случается, чтобы на одном листочке стрекотали сразу три сверчка.

– Так что не зря я купил дорогое цифровое устройство для записи. Представить себе не мог такой исцеляющий эффект.

– Вот видите! Для Сэй-Сёнагон «насекомые – сверчок-колокольчик». В такой мере, что его пение упоминается первым.

– Нет, извините, я о другом. – Глупапаша нарочито забавно склонил голову набок. – Меня исцеляло то, как улыбалась моя дочь, слушая сверчков.

– Ах-ха-ха! Все-таки я попался.

– Ну, Каэдэ-сэнсэй, хорошего вам дня.

Глупапаша, глаза которого находились почти на одном уровне с глазами Каэдэ, несколько раз поклонился, выходя из кабинета.

«Везет дедушке».

Как же она была благодарна за то, что его поддерживали не только в хорошей физической форме, но и смешили так, как сейчас!

Когда она только составляла программу по уходу за дедом, от консультанта услышала, что «в этом деле важны улыбки всех окружающих, в том числе специалистов и членов семьи», и эти слова глубоко тронули ее.

Начиная краткий рассказ о том, что случилось в идзакае, Каэдэ мысленно взяла за руки специалистов, помогающих ей ухаживать за дедом. Своим слухом, совершенно не ухудшившимся с возрастом, он очень гордился. Выслушав суть дела в изложении Каэдэ и запись с ее смартфона, дед, устремив взгляд вдаль, забормотал словно самому себе:

– Хм-м, «Харуно»? Давно там не бывал, с тех пор, как ноги слушаться перестали. Знаешь, лучшее тамошнее блюдо – никоми из потрохов. Изумительно приправлено, тарэ и даси положено как раз в меру, за одно это заведение уже достойно похвалы, такого чудесного вкуса там добиваются.

Дед отпил глоток кофе из любимой коричневато-зеленой чашки. Каэдэ казалось, что с прошлого вечера она тоже только и делает, что пьет кофе. Есть мнение, что и пациентам с ДТЛ он полезен. И все же дед им явно злоупотреблял.

– Когда я приходил, тамошняя хозяйка всякий раз спрашивала: «Химонъя-сан, до какого часа вы здесь пробудете?» А когда я отвечал, во сколько собираюсь уйти, она, по обыкновению обсуждая такие вещи заранее, добавляла: «Всего две задачки, и я вас оставлю. Как насчет бутылочки сакэ?» В моменты затишья, когда посетителей становилось мало, она раскладывала по стойке пособия по математике, английскому, шелестела страницами. В юности, по некоторым причинам, учебу ей пришлось бросить. И она постоянно занималась самостоятельно, чтобы выдержать экзамен на аттестат об окончании старшей школы. Нет ведь никакой разницы между улыбкой младшего школьника и взрослого человека, когда им наконец удается понять задачу. Если так, почему бы тогда не порадоваться и мне? Так и повелось, что я начал объяснять ей по пять-шесть задач, хоть каждый раз и задерживался до закрытия.

– Хозяйка идзакаи выдержала экзамен?

– А как же. Забыла, кто был у нее домашним репетитором? – дед поднял брови, будто желая дать понять, что шутит, но в голосе проскользнула пронзительная тоска. – И впрямь уютное заведение… и я хорошо помню молодого человека с угловатым лицом – по-видимому, постоянного посетителя «Н». Помню, как он мягким тоном повторяет: «Обо мне не беспокойтесь», когда в идзакае наплыв гостей. Знаю также, что в облике хозяйки ему видится его покойная мать. Еще знаю, что он видит в ней женщину, но, возможно, от застенчивости сам того не сознает.

– Наверное.

– Итак… – дед вернулся к делу, словно, чтобы воспрянуть духом. – Прежде всего будем рассуждать, исходя из того, что Сики-кун к преступлению непричастен.

– Верно. А то сложить сюжет никак не выйдет.

– Тогда идем далее. Начнем с того, что помимо загадки самого инцидента всплывает еще одна особо важная, которую никак нельзя упустить. Так что… мы могли бы назвать ее «загадкой меню».

– «Загадкой меню»? – Каэдэ слегка склонила голову набок. – А что, там есть такая?

– Обнаружив в туалете труп, Сики-кун сразу же направился на кухню сообщить о случившемся хозяйке идзакаи. В тот момент хозяйка, «устроившись у кухонного стола в непринужденной позе и подпирая голову рукой, составляет, кажется, новое меню блюд из острой курятины», но, заметив, в каком состоянии Сики-кун, «останавливает зажатый в руке маркер и рвет лист, на котором писала». С чего вдруг?

– Сики-кун тоже обратил внимание, но он ведь решил, что она в спешке допустила ошибку, да? И это тебя так насторожило?

– Чрезвычайно.

Дед отставил чашку на стол у кровати.

– Даже если она описа́лась, разве обязательно было рвать бумагу? Так или иначе, сперва следовало узнать, с чем пришел Сики-кун. Хозяйке заведения несвойственно действовать внезапно и резко – взять и порвать листок с записанным меню. Так все-таки зачем она намеренно порвала его? Или нет: должна ли она была его порвать? Вот это и есть «загадка меню». И увидеть этот сюжет в его истинном свете мы сможем лишь в том случае, если дадим этой загадке логичное объяснение.

Если вдуматься, пожалуй, так и есть. Каэдэ видела хозяйку идзакаи всего несколько раз, но та не показалась ей человеком, способным в присутствии кого-либо порвать бумагу из-за описки в меню. Но что, если?..

Дед между тем принял позу идущих в строю младших школьников «потихоньку повторяй за идущим впереди», вытянул перед собой обе руки и отрицательно помахал ими, давая понять, что «загадку меню» предстоит на время отложить.

– В любом другом случае я попросил бы тебя изложить свой сюжет, но сейчас было бы лучше, если бы ты выслушала о моем опыте бывшего завсегдатая этой идзакаи, – на лице деда лежали тени сложного рисунка. – Ведь я как-никак имею некоторое представление об истинном характере татуированного мужчины.