Текст книги "Это подиум, детка! Сага о московских куколках"

И вот в ближайший выходной Алена приступила к экспрессивному самоистязанию. Цель – изможденный вид. Средства – любые. Раз им требуется героиновый шик – что ж, они его получат. Хотя в глубине души она догадывалась, что дело вовсе не в весе. Ей всегда отказывали под разными предлогами – то говорили, что с ее ростом она не поместится в объектив, то сетовали на ее болезненно острые колени, то советовали подстричься, то, наоборот, нарастить волосы. Она понимала, что на самом деле причина в чем-то другом. То ли у нее нет харизмы – но как же трудно признать это в максималистские шестнадцать лет! То ли она просто из породы хронических невезучих. Буддист сказал бы – плохая карма.

Лицо ее покраснело, отчаянно бьющееся сердце подступило к самому горлу.

Спасительный звонок в дверь прервал добровольную экзекуцию – Алена остановилась и с ненавистью отшвырнула в сторону скакалку, как будто та была истинной виновницей всех ее московских бед. Кое-как угомонив дыхание, по стеночке она приползла в коридор. Наверняка какая-нибудь соседка пришла якобы за солью, которой у Алены с Яной отродясь не водилось – всем известно, что от соли толстеют. Все подъездные сплетницы живо интересовались жизнью двух молоденьких моделей, обсуждали их обтягивающие наряды, ну а самые бойкие норовили прорваться в квартиру, чтобы сканирующим взглядом зафиксировать хоть толику чужой жизни и минут на пятнадцать стать главными дворовыми ораторами, выступающими с лекцией «Их быт и нравы».

Она усмехнулась, представив, что подумает о ней Нина Сергеевна из двенадцатой квартиры или Софья Михайловна из двадцать шестой. Плотно обернутая полиэтиленовой пленкой, с всклокоченными волосами, она была похожа на инопланетянина.

Но за дверью оказалась не носительница потрепанного халата и рогатых бигудей, а… ее лучшая подруга Галочка. Которая осталась в N-ске как часть Алениной прошлой жизни.

Алена удивленно заморгала ресницами и промокнула тыльной стороной ладони потный лоб. Может быть, непосильные физические нагрузки спровоцировали галлюцинации и вслед за Галиной явится Винни-Пух с Леонардо Ди Каприо?

Но Галина казалась реальной. На ней были светлые джинсы в бисеринах московской слякоти, новая зеленоватая дубленка, розовый шарф… Глаза смотрели на Алену испуганно.

– Ты? – недоверчиво выдохнула она. – Боже… Что с тобой такое?

– Галинка!

Осознав, что перед ней не привидение и не глюк, Алена бросилась подруге на шею. Ей было наплевать, что Галя не сообщила о визите заранее, что ее внезапное появление в московской жизни было нелогичным и бестактным… на все плевать! Главное – она обнимала родного человека, она вдыхала знакомый запах детской жвачки «Орбит» и почти выветрившихся духов Mandarina Duck.

– Галочка, да как же так? Откуда? Надолго ли? – захлебывалась Алена. – Ох, ну что же мы тут стоим?! Раздевайся, пошли на кухню, я тебя чаем угощу. Правда, ничего из еды у меня нет, мы с Янкой на диете. Янка – это моя квартирная соседка.

– Подожди, не тараторь, – убедившись, что Алена мало напоминает ту холеную стервочку с черно-белых фотографий, Галочка успокоилась и решила взять привычный покровительственный тон, – значит, вот куда ты забралась? Далековато… Еле нашла.

– Но откуда же ты вообще адрес узнала? Неужели в агентстве была?

– Зачем же, мне твои дали. Ты бабушке открытку на день рождения присылала, забыла, что ли? – Галина скинула дубленку.

На ней был купленный на последние деньги топ из черного кружева со стразами. Копила на обновку, стиснув зубы и отказывая себе в милых психотерапевтических шалостях вроде нового лака для ногтей или похода в кино на что-нибудь с Кейт Уинслет. Вопрос гордости – произвести впечатление на модель новоявленную. Кто же знал, что Алена московского образца носит не брильянты «Граф» и боа из страусиного пуха, а полиэтиленовую пленку и нездоровый румянец. Галине показалось, что подруга выглядит даже хуже, чем раньше.

Пока они шли на кухню, ее жадный взгляд впитывал детали обстановки: убогая мебель, засаленные обои, потолок в желтых разводах, вздыбленный местами линолеум в каких-то отвратительных ржавых пятнах. Стул казался таким шатким, что было страшно на него садиться. У чашки, которую гостеприимно поставила перед ней Алена, была отколота ручка.

Но Алена не замечала ни презрительно вопросительного взгляда, ни облегченных вздохов.

– Расскажи, зачем приехала? С родителями? На экскурсию? А может быть… – она зажала ладошкой рот, как маленькая, – может быть, у тебя здесь любовь?!

Галина осторожно отпила слабенький чай.

– Ты, наверное, удивишься, – загадочно улыбнулась она, – но я буду здесь работать.

– Да ты что? – обрадовалась Алена. – В Москве?! Вот это да! Наконец-то у меня появится хоть одна родственная душа.

– Ты что, еще не завела здесь подруг?

– Как-то не пришлось, – поморщилась она, – моя соседка неплохая девушка, но какая-то странная. Охраняет от меня свой шкаф, как будто бы меня интересуют ее вульгарные шмотки. А остальные… Они другие. Они улыбаются и готовы общаться, пить кофе, есть суши, но… Это все не то, Галка! С ними невозможно расслабиться. Разговаривают они только о кастингах, съемках и о том, с кем надо переспать, чтобы попасть на лучшие кастинги и съемки.

У Галины зажглись глаза:

– И с кем?

– Ой, да ну тебя, – махнула рукой Алена, – и потом, у меня совсем нет времени. Я то, как савраска, по кастингам бегаю, то худею, то с маской на лице лежу. Никогда бы не подумала, что быть моделью так трудно.

– Ну а деньги? Ты писала своим, что отлично зарабатываешь.

Алена вздохнула и зябко поежилась – вспотевшее тело покрылось мурашками в струе кухонного сквозняка.

– Только это между нами… Галочка, какое там зарабатываю. Конечно, иногда у меня есть работа, но это слезы… То пятьдесят долларов дадут, то сто. А на мне уже нехилый долг висит – за квартиру и портфолио. На себя ничего не остается.

Галина задумчиво кусала нижнюю губу. С одной стороны, она была разочарована – легкое столичное счастье оказалось слепленным из фальшивого золота. С другой – так ведь то было Аленкино счастье. Кто Алена и кто она, Галина! Закомплексованная девочка-переросток, чудом затесавшаяся в чуждый подиумный мир, и признанная принцесса, первая красавица N-ска, искренне и истово в себя влюбленная. Если Аленке не повезло, это еще не значит, что не повезет и ей, Галине.

– Постой, Галочка, что мы все обо мне, – опомнилась Алена, – ты вроде бы сказала, что будешь здесь работать… А как же институт, планы?

– Ты же плюнула на свои планы, почему я не могу плюнуть на свои! – с деланой веселостью подмигнула Галина. – Я ведь тоже, Аленка, собираюсь моделью стать.

Алена в первый момент даже отшатнулась.

– Как это?

– А вот так! – Галочка залпом допила несладкий чай, вскочила со стула и закружилась по кухне. – Когда ты уехала, я столько всего о модельном бизнесе прочитала! Весь Интернет перелопатила. И выяснила, что мой рост – не такое уж и препятствие. Отличный рост – метр семьдесят два. Для подиума, может, и маловато, но я могла бы сниматься для журналов…

Алена посмотрела на нее с некоторой жалостью. Сколько раз ей приходилось видеть, как стальные амбиции очередной местечковой принцессы вдребезги разбиваются о московскую реальность.

– Галочка, ты, наверное, маму мою наслушалась?.. Так я ей врала. Не будь дурочкой, возвращайся. Здесь так сложно, и есть все время хочется, и получить работу почти невозможно. Моделей тысячи, а съемок – кот наплакал.

– Но ты же что-то не торопишься вернуться? – прищурилась Галина. – Почему? Значит, продолжаешь надеяться? А если ты надеешься, то почему я не могу?

Алена закусила губу.

Галочка уселась рядом с ней и взяла ее анемично холодную ладонь в свою руку.

– Ален, у тебя ничего не получается, потому что это просто не твое, – проникновенно сказала подруга, – ты же случайно сюда попала. Ты же не мечтала, как я, стать моделью. Тебе это и не снилось! Я вот что думаю – ты здесь оказалась вместо меня.

– Как это? – опешила Алена.

– Я верю в судьбу, – сказала Галина, и темные глаза ее зажглись каким-то странным ведьминским огнем; в тот момент она была похожа на умалишенную, – кто-то свыше хотел, чтобы я стала звездой подиума. Но ты все время была рядом, вот все и перепуталось. Тебе досталось то, что принадлежит мне.

– Галь, ты, по-моему, устала с дороги, вот и несешь всякую чушь, – неуверенно хохотнула Алена, – может, тебе постелить? Отдохнешь немного…

Но Галочка на улыбку не ответила.

– И вот теперь я хочу забрать свое, – невозмутимо продолжила она. – Отдай мне обратно мою судьбу, Алена.

– Ты с-сошла с ума? – на нервной почве она всегда начинала заикаться. – Как можно отдать обратно судьбу, это же не пачка печенья.

– А ты мне просто помоги, вот и будем считать, что мы квиты… Приведи в свое модельное агентство, порекомендуй, разрекламируй, вместе соврем, что в N-ске я звезда… Да ладно тебе, что ты разнервничалась так? – рассмеялась Галочка. – Конечно, я шучу, но в каждой шутке есть доля правды… Вот ты, Алена, неужели считаешь, что все это справедливо?

– Что – все?

– Что ты живешь в Москве, демонстрируешь красивую одежду, фотографируешься, принимаешь комплименты мужиков, а я сижу в N-ске, прозябаю, трачу все деньги на витамины, но все равно на днях нашла на виске седой волосок? Ты думаешь, что это по-честному? – прищурилась Галочка.

– Но я же не виновата, что меня выбрали, – почти прошептала Алена, – они сами…

– Да, а то я не видела, какими глазами смотрел на тебя этот московский фотограф?! А то я не видела, как вы прогуливались по парку!

– Ты видела? – Алена была потрясена. Нет, ей было нечего скрывать, и в тет-а-тете с Валерой Рамкиным ей не виделось ничего крамольного, просто она никак не ожидала столь повышенного внимания от подруги, которая никогда в грош ее не ставила и воспринимала лишь как бесплатное приложение к собственной яркой жизни.

– А ты думала, что унесешь эту тайну в могилу? – Галочкин смех был каким-то неприятным, неискренним, сухим. – Небось отсосала ему под кустом, вот он и замолвил за тебя словечко! Признавайся, так все и было, да?!

– Да что ты говоришь такое… Галя, что с тобой случилось, ты же никогда такой не была… Я и не думала, что это для тебя такая трагедия…

– Если бы ты хоть раз позвонила мне из Москвы, то, может быть, узнала бы обо мне больше! – теперь Галина почти кричала. – Но я же тебе теперь не нужна! Ты ведь у нас светская дама, москвичка, футы-нуты, модель!!

– Сейчас же замолчи! – Алена с грохотом поставила чашку на стол.

Хлипкое стекло не выдержало, чашка раскололась надвое, а ее горячее содержимое выплеснулось на Аленины голые колени.

– Черт! – она вскочила. – Ну вот, а у меня на следующей неделе показ купальников! Куда мне теперь с такими ногами?

– Никуда, – с улыбкой согласилась Галина, – а знаешь, я ведь могла бы поучаствовать в показе вместо тебя.

– Опять за свое? Ладно, если тебе так уж приспичило, отведу тебя завтра в агентство. Только вот вряд ли тебя возьмут, предупреждаю сразу. Марина Аркадьевна обычно даже не разговаривает с девушками ниже метра семидесяти восьми. И мне попадет за то, что я тебя привела.

– Может быть… Но мы можем сделать по-другому. Говоришь, ты должна участвовать в показе? Так вот, я могла бы пойти туда вместо тебя.

– Как это?

– Вот так. Ты не явишься, зато приду я. Им будет некуда деваться, вот они меня в виде исключения и выпустят. А что, тело у меня не хуже твоего, а ходить как манекенщица я умею.

– Галь, ну ты это серьезно? – Алена посмотрела на нее с жалостью.

– А что? – ощетинилась Галочка. – Меня заметят, увидят, что даже при небольшом росте я смотрюсь на подиуме лучше всех… И дальше все пойдет само собою. А ты вернешься в N-ск и поступишь в институт, как и планировала.

– Какой ужас… – Алене вдруг показалось, что от этого странного разговора у нее поднялась температура. – Галь, ну а с чего ты решила, что я вообще хочу возвращаться в N-ск? Я в ближайшее время этого не планировала…

– Потому что модельный бизнес – это не твое, – упрямо повторила Галочка.

– Да, может быть, я о подиуме и не мечтала, – спокойно ответила Алена, – но ты знаешь, начала работать и как-то втянулась. И теперь мне это даже нравится. И я хочу идти дальше. Хочу работать манекенщицей. Хочу стать известной, участвовать в европейских показах, сниматься для журналов. Здесь я впервые человеком себя почувствовала. Поняла, что у меня есть шанс, что я тоже могу пробиться, если буду стараться. У меня появились амбиции и мечты.

Галочка молчала долго. На Алену не смотрела – ее взгляд был сфокусирован на грязноватом оконном стекле, за которым басовито хохотали наглые московские вороны.

– Значит, помогать ты мне не собираешься? – наконец мрачно спросила она. – Я правильно понимаю?

– Галочка, я могу взять тебя с собой, – Алена чуть не плакала, – но ведь из этого ничего не получится! Я вижу такое каждый день! Даже у девушек, которые на сто процентов соответствуют, ничего не выходит. А тебе в лучшем случае предложат эскорт. А ты не представляешь, что это такое, ты не представляешь, как девчонки опускаются…

– Ладно, – за фасадом Галочкиного ледяного спокойствия штормовала внутренняя истерика, это было видно невооруженным глазом, – тогда я пошла. Обойдусь и без тебя.

– Но…

– Не надо, – она предупреждающе подняла ладонь, – думаешь, я ничего не понимаю? Ты всегда завидовала мне, Алена. Черной завистью. Ты просто неблагодарная тварь. С тобой никто не хотел общаться, только я дружила. И чем ты мне отплатила – не хочешь помочь, когда я приехала сюда, совсем одна…

– Но…

– Ну и ладно! – воскликнула Галина почти весело, поднимаясь с табурета и взваливая сумку на плечо, – обойдусь и без тебя. Еще встретимся, может быть! То же мне, королева красоты!

– Бабушка! – Алена рыдала в трубку. – Что же это получается? За что же мне такое?! У меня была Галинка, и она больше не хочет даже со мной разговаривать!

– Знаю, – вздохнула бабушка.

– Скажи ей! Ты же знаешь ее адрес! Пойди и скажи, что я вовсе ей не завидую и никогда не завидовала, что я не желаю ей зла. Что я ее предостеречь пыталась.

– Как же я к ней пойду, Аленушка? – мрачно усмехнулась бабушка. – Твоя подруга так и не вернулась домой.

– Что? – потрясенно прошептала Алена. – Так, значит, она и правда…

– Решила остаться в Москве, – подтвердила бабушка.

С того дня как нарядная Галина заявилась к ней, прошло уже больше месяца.

– Но как же она… Где она живет?

– Никому не известно. Матери своей она не звонит, та совсем с ума сошла. Но в мертвых ее фамилия не значится, и то хорошо.

– В Москве, совсем одна… Черт знает что! Я должна ее найти. Найти и помочь, хоть как-нибудь.

– Не стоит, Аленушка, – после паузы сказала бабушка, – ничего хорошего из этого не выйдет.

– Почему?

– Ненастоящая она тебе подружка, липовая. Никогда она тебя не любила. И нужна ты ей была, чтобы на твоем фоне красоваться. А когда ты уехала в Москву, Галинка аж усохла от зависти. Поверь моему совету, Аленушка. Не стоит ее искать. Забудь.

К концу весны Алена сориентировалась – к черту съемки, к черту бессмысленные кастинги! Основные деньги приносят показы мод. Не престижные показы с жестким отбором вроде Russian Fashion Week, а локальные, почти каждый вечер проходящие в казино и ночных клубах. Попасть на такой показ не составляло труда – достаточно было завести «правильные» знакомства. Иногда кастинги и вовсе не устраивались – брали тех, о ком попросила визажистка или кого присоветовала ведущая модель.

И здесь Алена, что называется, попала в масть. Со своим нестандартным ростом, со строгим лицом северной принцессы она притягивала взгляд. Ее узнали, полюбили и стали приглашать почти каждый вечер с четверга по воскресенье. Платили за такой показ немного – максимум сто долларов. С другой стороны, ничего и не требовали. Важно было лишь прийти к определенному времени на грим, получить свое платье или пальто или и вовсе комплект нижнего белья и, когда режиссер легонько толкнет в спину, выйти на сцену, плавно покачивая бедрами. Никаких репетиций, никакой актерской игры. Зрителям было все равно, что происходит на сцене, какой модельер представляет на их суд свое искусство. Куда больше их интересовали манекенщицы – громко обсудить длину их ног, промытость волос, размер груди.

В июле она впервые попробовала кокаин.

Ее угостила Марианна, смешливая манекенщица с непропорционально большими губами (она считала, что эта утрированная черта делает ее похожей на pornostar, но на самом деле напоминала всего лишь лягушонка Кермита из Маппет-шоу). У Марианны этой был массивный серебряный перстень с секретом – при легком нажатии инкрустированная крышка отъезжала в сторону, являя на свет крошечную нишу. Видимо, ювелир задумывал, что сентиментальная владелица колечка будет прятать в нем локон возлюбленного. Но Марианна распорядилась мини-тайничком иначе.

Однажды она с хитрым видом поманила Алену за собою, на балкон. Дело было в каком-то окраинном казино. Уже загримированные и одетые, они убивали время перед началом показа, до которого оставалось целых полтора часа. Обычная какофония модельной гримерной на этот раз была возведена в квадрат – слишком много манекенщиц на тесное помещение. Кто-то орал в телефон на своего любовника, кто-то рассказывал о вчерашней попойке, кто-то вслух читал журнал, кто-то беззастенчиво брил подмышки, кто-то красил ногти на ногах, кто-то репетировал поворот. Алена стояла у стены, пытаясь отрешиться от этого кошмара, когда вдруг ей на помощь пришла Марианна со своим загадочным перстнем.

– Будешь? – подмигнула она, когда они оказались на тесном балкончике вдвоем.

Алена пожала плечами. Она неоднократно видела, как некоторые манекенщицы прикладывают свои точеные носики к дорожкам белого порошка, наспех рассыпанным по столику для грима. Кокаин был в моде.

– Да ладно, ты что, никогда не пробовала? – Марианна все поняла по ее лицу. – Ну ты даешь! Получается, я лишаю тебя девственности. Ну смотри, как надо!

Она извлекла откуда-то свежий номер Glamour, отточенным быстрым движением высыпала горку порошка, прячущегося в перстне. Краешком кредитной карточки разлиновала ее на четыре аккуратные тонкие полоски и наклонилась, зажав пальцем одну ноздрю. Вдохнула шумно, как африканский слон. Белая дорожка исчезла в ее аккуратно прорезанной ноздре.

– Видела? Теперь давай ты!

Алена неуверенно пожала плечами. Не так давно, пару недель назад, она видела, как семнадцатилетняя манекенщица по имени Зоя рухнула на пол гримерной, и ее длинные конечности судорожно задергались. Все столпились вокруг, кто-то завизжал, кто-то вызвал «Скорую», кто-то плеснул ей в лицо воды. Зоя эта рядовой моделью не была. Зеленоглазая мулатка, она пользовалась бешеным успехом у модельеров – ее кофейной кожей, мелко курчавящимися волосами и пухлыми негритянскими губами любили разбавлять славянскую тривиальность модных показов. К тому же она была лицом известной косметической марки и подумывала вообще перебраться в Париж. Приехавший врач констатировал интоксикацию, на Зоино заострившееся лицо надели кислородную маску. Говорят, она не выходила из комы восемь дней. А когда наконец очнулась, ничего не помнила, не была способна произнести и двух слов и упорно ходила под себя. В модельном мире она больше не всплывала. Всем было известно, что Зоя с пятнадцати лет баловалась кокаином, а в последнее время и вовсе не знала меры…

– Ну что же ты? Не бойся, с первого раза не привыкнешь! – Марианнины миндалевидные глаза увлажнились, блеснули потусторонним светом. Словно черный космос распахнулся в ее расширившихся зрачках.

Алене с утра нездоровилось. Кажется, снова давал о себе знать обнаружившийся еще в младшем школьном возрасте гастрит. Позавтракать она не успела, пообедать – тоже, и вот теперь в ее желудке противно пульсировала сосущая черная дыра. На улице было душно, ноги отекали в тесных туфлях. Марианна казалась инопланетянкой в этом мире, состоящем из сплошных проблем. Ее красивое лицо светилось такой ненаигранной беззаботностью, губы кривились в готовности смеяться, задорно блестели глаза…

И Алена решилась.

Наклонившись над журналом, она аккуратно втянула сначала одну дорожку, затем другую. Нос сразу онемел, горло почему-то заледенело. Но, учитывая жаркий день, это было приятно. И вообще, ей стало как-то приятно и легко. Марианна рассказала какой-то анекдот, Алена не поняла смысл, но все равно расхохоталась – от всей души, аккуратно смахивая слезы с накрашенных ресниц. Казалось, за пятнадцать балконных минут они умудрились переговорить обо всем на свете. Марианна рассказала о своей жизни, Алена – о своей, обе в ту же секунду забыли услышанное. Голод отступил на второй план, головная боль и усталость – тоже. Это казалось невероятным, но Алене захотелось танцевать.

На подиум она вышла, пританцовывая, и на лице ее сияла широкая искренняя улыбка. Забывшись, она кружилась лишние две с половиной минуты, за что получила нагоняй от режиссера показа.

На первый взгляд тот вечер ничем не отличался от других, ему подобных. Каким-то чудом Алену отобрали на показ нижнего белья. В агентстве существовал небольшой каталог «бельевых» моделей – девушек с формами, на ком стринги, бикини и кружевные пеньюары сидели соблазнительно. Алена со своим почти полным отсутствием половых признаков в эти стандарты никак не вписывалась.

– Мамочки, что это за чудо? – заверещала представительница бельевой фирмы, едва Алену увидев. – Доска два соска! Откуда ты такая взялась, деточка?

Другие манекенщицы, гордые носительницы природных и силиконовых бюстов, переглянулись и презрительно хмыкнули.

– Из Podium Addict, – бесхитростно ответила Алена.

– Я убью Хитрюк! Но что поделаешь, другой-то девушки нет… Ладно, зато у тебя ноги длинные. Я тебе подберу стринги, чтобы это подчеркнуть… Слушай, а ты никогда не думала вставить силикон? Могу дать телефон замечательного хирурга.

Алена ничего не ответила. Грохнула рюкзак с туфлями и вечной спутницей – дешевой минералкой – на свободный стул. Тотчас же выяснилось, что стул этот уже был безмолвно занят брюнеткой лет тридцати, похожей скорее на стриптизершу, чем на модель. С тщательно замазанными возрастными отметинами, с затянутым в плотные колготки легким целлюлитом, с макияжем женщины-вамп и говорком гулящей девицы из отдаленных районов Подмосковья, она с явным удовольствием сообщила об этом растерявшейся Алене. Все замерли, предвкушая ободряющий скандалец. Все понимали, что на самом деле пресловутый стул был свободен, просто у новенькой длинноногой выскочки надо было отнять хоть толику пространства. И на минутку Алена почувствовала себя так, словно она снова вернулась в школу, и за ней, одиноко бредущей по коридору с учебником английского, по-шакальи бегут одноклассники, скандируя «Дыл-да!». Включился какой-то внутренний биохимический механизм, привычно реагирующий на дразнилки тщательно сдерживаемыми слезами.

Но потом Алена вспомнила, что она давно не та сутулая девчонка в мужских сандалиях, которую никто не приглашает на дни рождения и медленные танцы под баллады Scorpions. Она – манекенщица, возможно, даже будущая звезда, штучный товар, эксклюзив. И что ей до косых взглядов большегрудых временных коллег? Им-то ничего в подиумном мире не светит, с их не поддающимися диетам женственными бедрами. И она обернулась, посмотрела хамке в лицо – прямо и насмешливо. И та как-то сразу подобралась, притихла, словно прочитала в светлых Алениных глазах всю правду о своей незадавшейся жизни.

Хамку звали Эвелиной, хотя, скорее всего, то был просто броский псевдоним, который она придумала еще в те наивные мечтательные годы, когда видела себя чуть ли не в одной смысловой линейке с Мэрилин Монро. Она и в самом деле была стриптизеркой, уже пятнадцать лет мыкающейся в Москве. Начинала с окраинных ресторанов и бандитских мальчишников, терпеливо выживала в полубордельных клубах и фонтанирующих спермой оргиях. К двадцати пяти доросла до «Распутина», потом удачно попала в любовницы к ресторанному магнату, который подарил ей квартиру на проспекте Мира, у самого Садового кольца. Тихое полусемейное (у магната уже была законная супруга) счастье длилось четыре года – за это время Эвелина поправилась на четыре килограмма, перестала делать глубокую эпиляцию бикини, научилась лепить пельмени и даже начала волноваться – не помешают ли ее будущей беременности двенадцать перенесенных абортов? А потом ресторанного магната расстреляли по заказу его партнера. Эвелина была потрясена и даже купила кружевной вдовий платок, но горе иссякло в тот момент, когда выяснилось, что квартира на проспекте Мира записана на законную супругу покойника.

Эвелине было тридцать лет, когда пришлось начинать все сначала – эпилировать линию бикини, худеть, ярко краситься, выпячивать грудь навстречу новым распахнутым кошелькам. Она старалась не кукситься, принимала дешевые витамины вперемешку с дорогими антидепрессантами, самозабвенно качала пресс и с периодичностью раз в неделю рыдала в подушку.

Но Алена всего этого знать, разумеется, не могла. Для нее брюнетка с намечающимися морщинками и уже узнавшей природу закона тяготения грудью была всего лишь закулисной конкуренткой мелкого масштаба.

– Девочки, выход через двадцать минут! – костюмерша выкатила на середину гримерной огромный чемодан на колесиках, щелкнула замком.

Чемодан был забит скомканными кружевами. Нижнее белье – невесомые трусики, соблазнительные бра, полупрозрачные пеньюары, кокетливые пижамки, старомодные корсеты.

– Налетай, разбирай! – тоном ярмарочной торговки воскликнула костюмерша.

Алена удивилась – обычно на таких показах к одежде приклеивали стикер с фамилией манекенщицы. Но другие девушки вели себя так, словно все это в порядке вещей – оживленно переговариваясь, они на корточках расселись вокруг чемодана, запустили в него инкрустированные акриловые ногти. Небрежно отшвыривали неприглянувшиеся модели, вырывали друг у друга из рук понравившиеся. Алена тоже наклонилась над чемоданом и двумя пальцами подцепила первый попавшийся лоскутик, оказавшийся вульгарной ночной сорочкой леопардовой расцветки. Рукава были оторочены искусственным мехом. От сорочки ощутимо попахивало застарелым потом и приторными духами «Пуазон».

– Ужас какой, – пробормотала она, – кажется, они забыли отнести это в химчистку.

– Привыкай, принцесса, – рядом с ней, как мухомор из-под теплой пропитанной дождем земли, выросла брюнетка Эвелина, – здесь тебе не Неделя высокой моды. Однажды через такие трусики я подцепила хламидий.

Алена брезгливо разжала руки, сорочка упала на пол, и кто-то тут же наступил на нее грязным каблуком. Костюмерша, обращаясь к Алене, выдала непереводимую фразу, в которой доминировало на разные лады склоняемое слово «Бл…дь». Довольная произведенным эффектом Эвелина, хихикнув, отошла.

Девчонки уже вовсю перебирали белье. Две блондинки с кукольными лицами и глуповатыми глазами умудрились сцепиться из-за кусочка красных кружев. Алена недоумевала – да какая разница, что кому достанется? Там ведь даже журналистов нет, а публике вообще наплевать, идут ли девушкам лифчики и купальники, – главное, обсудить их бедра, попки, грудь.

– А ты можешь там не рыться, – костюмерша постучала суховатым желтым от никотина пальцем по Алениной сгорбленной спине, – у меня кое-что для тебя есть. Я все думала, кому это может пойти. И вдруг, как на заказ, являешься ты, чудо безгрудое.

Алена приняла из ее рук нечто, напоминающее закрытый купальник. Облегченно вздохнула – пожалуй, то была самая целомудренная вещь в коллекции. Спереди боди закрывало шею, сзади имелся небольшой треугольный вырез; космически-серебряная ткань обтянула ее тело как вторая кожа. Когда последняя пуговичка была застегнута, костюмерша восхищенно ахнула. И другие девушки, обернувшись, замерли – никто и не подумал толкнуть соседку локотком в бок на предмет злобного заспинного перешептывания, никто и не подумал глумливо хохотнуть или выдать какую-нибудь остроту. Алена выглядела так эффектно и необычно, что не было даже смысла ей завидовать. То была не стандартная 90-60-90 красота. Она была похожа на инопланетную принцессу – длинные бледные ноги, серьезное лицо, идеально прямые волосы, запавшие от вечного недоедания щеки, огромные глаза. Даже Эвелина смягчилась.

– Ну ты даешь, – покачала головой она, – сразу видно, что не нашего полета птица.

– Да ладно тебе, – улыбнулась Алена, почуяв в ее вздохе тонну удушающей тоски, – каждому свое.

– Это точно! Кому-то блистать на подиуме, кому-то искать, кого бы трахнуть, чтобы купить сосисок! – почти весело воскликнула Эвелина.

Начался показ. Хотя действо, разворачивающееся на небольшом круглом подиуме, меньше всего было похоже на классический, дизайнерский показ мод. Шоу напоминало ком снега, который сам по себе катится с горы, набирая мощь. Казалось, всем было наплевать, что происходит вокруг. Режиссер перебрал с халявным ромом, свой профессиональный долг он почему-то считал выполненным и теперь, скромно притулившись в углу, почитывал прошлогодний Playboy. Звукооператор поставил совсем не тот диск, который планировал, – вместо бодрого техно в зале гремело плавное латино. Манекенщицам было все равно – Алена единственная чувствовала хоть какое-то беспокойство. Остальные же вели себя как go-go girls – выйдя на сцену, они принимались старательно извиваться под музыку, задорно отклячивать попы в сторону зала.

– Почему… почему все так? – обратилась она к Эвелине, которая пританцовывала, дожидаясь своей очереди. – Дикость какая-то.

– Расслабься, – улыбнулась она, – выйди под музыку, пару раз вильни жопой, встряхни сиськами… пардон, тебе нечем встряхнуть. И дуй обратно. Распишешься в ведомости, получишь свой стольник, и гуляй Вася. Очень даже легкие деньги, – с этими словами она, даже не обернувшись на Алену, выпорхнула на подиум.

Зал принимал Эвелину «на ура». Издалека не было заметно всех ее потертостей-шероховатостей, и злого разочарованного взгляда, и унылых морщинок возле рта. Двигалась она феерически, фигура у нее была сногсшибательная, и вообще она смотрелась самой красивой девушкой показа. Она и сама это чувствовала, поэтому и пробыла на сцене гораздо дольше положенных полутора минут.

Алена выходила последней. Так решил режиссер, который при виде ее обнаженных ног даже на пару минут отвлекся от Playboy. Звукооператор тоже постарался – она уже настроилась на латино и даже отрепетировала парочку па, как вдруг музыка затихла. Но ведь Алена-то уже успела появиться на подиуме, и у нее не было пути назад!

Под какое-то монотонное бульканье (видимо, у звуковика ее образ тоже вызывал инопланетные ассоциации) она медленно пошла вперед. Грохочущий аплодисментами, взрывающийся улюлюканьем и свистом, отпускающий скабрезные комментарии зал затих. Все молча смотрели на двухметрового гуманоида с бесполой фигурой и строгим правильным лицом, и всем было немножко не по себе – образ Алены и ее энергетика противоречили разухабистой атмосфере клуба. Потоптавшись на краю, несколько раз прокрутившись вокруг своей оси, она точно так же медленно проплыла обратно. И только когда она скрылась за ведущей в гримерную шторку, в зале возобновилось веселье.