Текст книги "Кое-что об одиноких девушках, легких деньгах и вуалехвостых сумчатых хомяках"

МАША

Новорожденные хомячата были похожи на препарированные куриные желудочки – розовые, скользкие, лысые. Мне пришлось битый час воевать с собственным чувством брезгливости, чтобы рискнуть прикоснуться кончиком пальца к одному из них. Перевернув кончиком мизинца скользкий катышек, я убедилась, что это не просто сгусток биологической материи, а существо с зачатками всех положенных данному виду органов. Крошечные лапки, две черточки зажмуренных глаз, розовый микроскопический нос.

– Посмотри, а он даже хорошенький, – я обернулась на Анюту, которая, брезгливо сморщившись, маячила за моей спиной.

И вдруг внезапная боль острой иглой впилась мне в палец – отважная самка вуалехвостого сумчатого хомяка решила атаковать инородное существо, по-свойски тыкающее пальцем в одного из ее младенцев.

– Ай! – вскрикнула я, отдергивая руку. – Больно же!

– А ты что хотела? – усмехнулась Анюта, заглядывая мне через плечо. – Ничего себе хорошенькие… Что-то я сомневаюсь, что кто-то захочет их у нас купить.

– Вот погоди, вырастут, сама побежишь за следующей партией.

– Ну-ну.

Не обращая внимания на Анино скептическое настроение (за долгие месяцы нашей дружбы я успела к нему привыкнуть), я понеслась в магазин за жирными сливками и швейцарской брынзой, к которой хомячиха-мать (губа не дура!) питала болезненное пристрастие.

– Она нас разорит, – буркнула Анюта мне вслед.

– Напротив, – философски улыбнулась я, – она нас обогатит. Ну а пока она просто кормящая мамочка, которая должна хорошо питаться.

* * *

Пожалуй, не стоит утомлять подробностями, рассказывая о том, как долог и утомителен был процесс взросления юного поколения вуалехвостых сумчатых хомяков. У меня руки чесались разместить в Интеренте объявление о том, что малыши готовы перейти во владение ласковых (и главное щедрых) хозяев. Но практичная Анюта сдерживала мой пыл – ей все казалось, что хомячата недостаточно повзрослели, чтобы резко сменить место обитания. Каждый день она брала подрастающее поколение на руки (причем ее пальцы отчего-то оставались в целости и сохранности, хомяки и не пытались их атаковать) и щупала их брюшки – появилась ли заветная складочка, отличающая вуалехвостую сумчатую породу от обычного пятикопеечного грызуна.

– Знаешь, мне кажется, что и у взрослых особей складка недостаточно видна, – хмурилась она, – так что не знаю, не знаю… Когда мы их брали, она явно была толще.

– Может быть, мы как-то неправильно за ними ухаживаем?

– Может быть, никакой складки не было и в помине? – как всегда, Анюта предположила самое худшее. – Просто они были перекормленными, а теперь похудели.

Дни бежали, отрывной календарь худел, как фотомодель из каталога купальных костюмов, деликатесы исправно покупались хитроглазым хомякам, похожим на пушистые плюшевые игрушки, и вот наконец нами было принято обоюдное решение: пора.

Проснувшись засветло, я понеслась в пункт приема объявлений газеты «Из рук в руки», Анюта же уселась в пижаме на кухне, лихо закурила и принялась окучивать Интернет.

Сотрудница газеты, женщина лет сорока с усталым разочарованным лицом и душераздирающими кудрями, слегка оживилась, пробежав глазами заполненный мною бланк.

– Вуалехвостые сумчатые хомяки? – приподняла тонко выщипанные бровки она.

Я гордо подтвердила:

– Вот именно.

– Надо же, что только не пытаются продать… – вздохнула она, – но такого еще ни разу не слышала.

– Это очень редкая порода. В Москве всего несколько питомников. Знаете ли, есть животные, которые не нуждаются в дополнительной рекламе.

– И сколько же они стоят? – заинтересовалась она. – Может, внучке купить? Здесь у вас написано, что недорого…

– Двести пятьдесят долларов всего, – бодро отчиталась я, – в данном случае просто копейки.

Дама ничего не ответила, только поджала морковные губки и несколько раз мелко перекрестилась.

Но мне было не до ее обид и амбиций: надо было взапуски нестись домой и устаканивать график телефонных дежурств. Газета выходит сегодня вечером, значит, ночь нам предстоит бессонная.

* * *

В половину пятого утра телефон все еще безмолвствовал.

Анюта спала, свернувшись калачиком, на угловом кухонном диване, а я сонно таращилась в окно. Над Москвой занимался неаппетитно серый промозглый рассвет, в такие же мрачные тона было окрашено и мое настроение. «Может быть, газеты еще не успели поступить в продажу?» – с надеждой думала я, а перед глазами оптимистичным маячком всплывал образ прехорошенькой заводчицы хомяков. Ведь она, по ее собственным словам, обогатилась на редких зверушках, почему же нашими хомами никто не интересуется?

На следующий день мы обе чувствовали себя невыспавшимися и разбитыми. Единственный обнадеживающий факт: разбудила нас нахальная трель телефона. Я хрипло пробормотала в трубку: «Какого черта?», а в ответ срывающийся детский голос пролепетал, что это, мол, по объявлению. Сон как рукой сняло.

– Да-да, это питомник! – обрадовалась я.

– Сколько стоит хомяк? – застенчиво поинтересовалось дитя.

– Сегодня у нас скидки, – затараторила я, – всего сто долларов!

– Ни фига себе, – присвистнул невидимый собеседник, – да на такие деньги я лучше куплю скейтборд!

В течение дня было еще несколько звонков. Нет смысла пересказывать каждый разговор, потому что заканчивались они все одинаково: потенциальные покупатели возмущались нашими ценами, а одна особо зловредная пенсионерка даже пообещала натравить на нас налоговиков.

– Что делать будем? – Анюта мрачнела с каждым часом.

– Еще не вечер, – я старалась говорить весело, однако былая уверенность из моего голоса исчезла.

Но и вечером, и на следующий день, и даже через неделю ситуация не изменилась. А потом начался вообще сущий кошмар…

…Знаете ли вы, что хомяки размножаются быстрее, чем у любительниц эпиляторов отрастают волосы на ногах?

Мы не успели осознать всю масштабность надвигающейся катастрофы, как она… произошла.

Нет, мы старались изо всех сил. Как только выяснилось, что вуалехвостые сумчатые хомяки – товар, мягко говоря, неходовой, мы тотчас же рассадили их по отдельным емкостям, дабы остановить процесс неминуемого размножения.

Но хомяки, в отличие от нас, не ходят, взявшись за руки, по улицам, не обжимаются в кино и не дарят друг другу золотых побрякушек, прежде чем отправиться в постель. Для них физическая близость – процесс естественный, спонтанный и стремительный. Короче, к тому моменту как мы рассадили хомок по отдельным банкам, пятеро из них оказались в интересном положении.

Ну а дальше… Не могли же мы отлучить лысых розовых малышей от родителей? Они выглядели такими беспомощными и зависимыми. И снова мы не учли естественной закономерности: если некто растет на твоих глазах, то взросление становится незаметным. Очередной момент тоже оказался бездарно упущенным: уже новое поколение вуалехвостых хомяков грешило направо и налево со всеми вытекающими последствиями.

Мы уже давно отказались от идеи сделать на этих вуалехвостых сумчатых придурках деньги и даже пробовали безвозмездно предложить их ближайшему зоомагазину. Но администратор, стареющая девушка с презрительно поджатыми губами, процедила, что на каждое животное, поступающее в продажу, должен быть выписан официальный паспорт.

И вот в один прекрасный день мы оказались перед фактом: у нас больше нет свободных банок, клеток, кастрюль и старых аквариумов для того, чтобы обеспечить каждому сексуально озабоченному грызуну личную жилплощадь, тем самым воплотив в жизнь самый надежный способ контрацепции – аскетическое воздержание. Тогда мы попробовали расселить их по половому признаку. Сказать наверняка, кто из них является кавалером, а кто – дамой, не представлялось возможным, хотя Анюта поочередно брала хомок в руки и долго рассматривала их пухлые задики в поисках первичных половых признаков. Я предположила, что хомяки-мужчины более напористы и агрессивны, зато у самок – умные глаза.

Надо ли говорить о том, что и эта версия оказалась ошибочной? С нашей легкой руки формировались все новые хомячьи семьи.

И вот однажды…

– Я так больше не могу, – обреченно сказала Анюта, – они же вытеснили нас из квартиры. Вся кухня занята клетками, а запах такой, что я не могу выпить кофе, не зажав двумя пальцами нос.

– Может быть, все еще разрешится? – устало вздохнула я.

– Чудес не бывает. Эта заводчица нас здорово надула. Никакие они не модные животные. Никто не хочет их покупать, ни за пятьдесят, ни за пять долларов. Ты знаешь, сколько у нас на данный момент хомяков?

– Ну сколько?

– Сто сорок два!

– Ско-олько?! – присвистнула я.

– Вот именно. Остается только спустить их в унитаз.

– Ты шутишь?

– Или снять для них отдельную квартиру. Или сама предлагай выход, потому что ты это все и затеяла!

Не успела я возмущенно заметить, что Анюта и сама была непротив обогатиться, не прилагая никаких усилий, как зазвонил телефон.

– Да! – гаркнула Аня в трубку. – Что? Вы шутите?!

– Кто это? – прошептала я.

– Одна особь стоит сто долларов, для вас же все равно это слишком дорого, – продолжила она, не обращая на меня внимания, – как и для всех остальных… Что?… Хотите приехать? – она растерянно посмотрела на меня. – Что ж… Запишите адрес… Кстати, если возьмете нескольких, дадим огромную скидку.

И еще – несовершеннолетние детеныши у нас идут вообще бесплатно.

Повесив трубку, она взглянула на меня потрясенно.

– Он сказал, что живет совсем рядом и будет через пять минут…

– Может быть, это маньяк или грабитель, прикидывающийся покупателем хомяков? – заволновалась я.

– Тебе было бы легче, если бы он сказал, что придет через полтора часа?… Странная ты, Маша, сначала сама заварила эту кашу, а теперь не хочешь пальцем пошевелить, чтобы хоть что-то изменилось.

Поссориться мы не успели – раздался звонок в дверь. Таинственный покупатель прибыл даже раньше, чем через пять минут. Я схватила Анюту за руку, но она решительно вывернулась и направилась в прихожую.

АНЮТА

Высокий блондин, улыбавшийся с порога, вовсе не был похож на представителя криминального мира. На нем был уютный старенький свитер, на ногах – растоптанные тапочки.

Блондин смотрел на меня с таким любопытством, что я вдруг ощутила некоторую неловкость за невымытую голову и растянутый спортивный костюм, который от многочисленных стирок принял свойский пижамный вид. Нет, не замерло мое сердце, и дыхание было спокойным и равнодушным, просто… Просто давно мужчины не смотрели на меня вот так. Я уже отвыкла от голодных заинтересованных взглядов, с тех пор как… впрочем, моя печальная история уже была рассказана раз сто пятьдесят. Я забыла – каково это, обмениваться с кем-то многозначительными кокетливыми взглядами, вступить в старую как мир «игру невербальных коммуникаций» (как выражается моя подруга, психолог Алена).

– Я… это… – промямлила я.

– А я – Ростислав, – белозубо улыбнулся блондин. – Не знал, что у меня такие симпатичные соседки.

– Так вы… Тоже в этом доме живете? – выдавила я. – А мы думали, что вы за хомяками.

– Даже в этом самом подъезде, – подмигнул он, – просто мы, горожане, так редко обращаем друг на друга внимание… А пришел я действительно по объявлению. Когда увидел адрес, подумал – надо же, вот совпадение.

– Значит, решили себе животное завести. Что ж, вуалехвостый сумчатый хомяк – отличный выбор.

– Дело в том, что у меня профессиональный интерес… Я хозяин небольшого зоомагазинчика, но никогда о такой породе не слышал. Если они действительно такие… милые, как написано в объявлении, то я мог бы взять несколько штук… На реализацию, так сказать.

С каждым его словом уголки моих губ все больше растягивались в стороны. Черт его знает, может быть, и правда была Машка. Может быть, у нее – бизнес-предвидение, а я – рабыня общественного мнения и собственных замшелых убеждений. Может быть, благодаря ее свежей идее мы и правда сможем хотя бы немножко подправить материальное положение и выбраться из засасывающей, как зловонное болото, долговой ямы.

Я усадила Ростислава на диван и, несмотря на его бурный протест, достала из шкафа единственную бутылку с алкогольным содержимым – приторный кофейный ликер «Бейлиз».

– Итак, вас зовут… – улыбнулся он.

– Анюта… То есть Анна, – в любимом плюшевом кресле, в тускловатом пятнышке света, милостиво скрывавшем большинство недостатков, я чувствовала себя куда увереннее.

– И вы – профессиональная заводчица хомяков?

– Можно сказать и так. Хотя кем мне только не доводилось быть, – немного смущенно объяснила я; похвастаться мне было нечем. К сожалению, я не из тех, кто несет свою профессию, как парадную медаль, и для повышения статуса хвастается ею всем окружающим.

– Да уж, в наше время никто не работает по специальности. Я вообще экономический окончил и даже учился за границей по гранту, – приосанился блондин, – а сейчас вот торгую черепашками и морскими свинками. Жизнь такая.

В этот момент из кухни торжественно выплыла Маша, неся на вытянутых руках пятилитровую банку, в которой маялся неутомимый узник – толстенький вуалехвостый хомяк. Стоя на задних лапках, он отчаянно пытался вскарабкаться на скользкую стену.

Ох, мне бы его оптимизм…

– Это он и есть? – немного удивленно уточнил Ростислав.

– Да, – гордо подтвердила Маша. – Вы пока у нас первый покупатель, поэтому забирайте самого жирненького.

– А ну-ка, иди сюда, – Ростислав ловко выудил грызуна из банки, не обращая внимания на Настино визгливое предупреждение: «Осторожно! Может тяпнуть, он же нервничает».

На широкой ладони нашего гостя хомяк чувствовал себя как дома. Он и не пытался вырваться или, изогнувшись, вцепиться в один из удерживающих его пальцев.

– Надо же, он вас сразу полюбил, – восхитилась я.

– Наверное, от меня пахнет его сородичами, – обезоруживающе улыбнулся блондин, и я подумала о том, что мужчина, который так трепетно относится к животным, – это еще более трогательно, чем мужчина, который обожает возиться с маленькими детьми. – Девушки, а вы уверены, что это и в самом деле вуалехвостый сумчатый хомяк?

– Абсолютно, – улыбнулась Маша. – Можете не сомневаться, мы в питомнике брали, а эти родились уже у нас.

– Но откуда вы узнали об этом питомнике? – не отставал Ростислав.

Заподозрив, что здесь попахивает конкуренцией и профессиональным любопытством, я решила сохранить конфиденциальность и туманно объяснила:

– Мы нашли его по Интернету. Но не переживайте, у нас цены даже ниже, чем у них.

– Да не в этом дело, – нахмурился он, – просто… Как бы вам помягче сказать… – он с некоторой жалостью посмотрел на хомяка, – просто такой породы, как вуалехвостый сумчатый хомяк, не существует.

– Что? – хором воскликнули мы.

– Так не хочется вас разочаровывать… Но это правда, – кивнул он.

– Вы шутите! – занервничала Маша. – Что это значит? Если не хотите покупать хомку, так и скажите. Если у вас нет денег, то зачем обвинять наш питомник в некомпетентности?

Я взглянула на нее укоризненно и за спиной у Ростислава показала кулак.

Ростислав вернул хомяка в банку и насмешливо посмотрел на Машу.

– А вы считаете себя компетентной? Может быть, закончили биофак или что-то вроде того?

– Да как вы…

– Девушки, я вовсе не хотел с вами ссориться, – вздохнул он, поднимаясь с дивана, – я правду говорю. Откройте любую энциклопедию, проконсультируйтесь с любым специалистом. Вас обманули.

Машка бессильно опустилась на диван. Банка чуть не выскользнула у нее из рук – я едва успела подхватить хрупкое хомкино жилище и водрузить его на журнальный столик.

– Не расстраивайтесь так… Подумаешь. Не удастся его продать, вы же можете оставить его себе. Он такой милый! Вы же купили не сто штук, чтобы так убиваться, – говорил Ростислав, глядя на наши вытянувшиеся лица.

Маша безвольно махнула рукой в строну кухни.

– Посмотрите, что там. А потом уже утешайте.

Он неуверенно двинулся в кухню, я последовала за ним – не то чтобы не хотелось оставлять незнакомца наедине с нашим кухонным интимом, нет, скорее это было мазохистское желание увидеть, как вытянется его лицо.

Все поверхности – широкий подоконник, стол, стиральная машинка, пол, подвесные шкафы – были заняты клетками, клетушками, аквариумами, трехлитровыми банками, в которых находились хомячьи семьи. Молодожены с хитрыми глазками-бусинками, молодые родители с выводком розового безволосого потомства, целые кланы с родителями, детьми и намечающимися внуками…

– Вы правы, – развела руками я, – мы купили не сто штук. Сейчас у нас… подождите… сто пятьдесят восемь взрослых особей плюс подрастающее потомство. Или я что-то перепутала, и сто пятьдесят восемь было на прошлой неделе.

Он посмотрел на меня так, словно я сообщила, что на завтрак обычно употребляю свежую кровь мадагаскарской жабы.

– Наверное, придется собрать их всех в большой ящик и вынести на помойку, – вздохнула Маша.

Ростислав посмотрел на нее с еще большим ужасом:

– Разве они виноваты в том, что вы их тут расплодили? – резонно возразил он. – Нет уж, девушки, такого я вам совершить не позволю!

– А что вы предлагаете? – насмешливо спросила Маша.

– Для начала надо рассадить их всех по отдельности. У каждого хомяка должна быть своя клетка, чтобы они перестали размножаться. А потом… Будете привозить их ко мне в магазин, небольшими партиями. Я объявлю специальную скидку на хомяков, а вы расклеите по ближайшим школам рекламные объявления. Уверен, потихонечку хомки уйдут. Все же это самые популярные домашние животные для малышей.

Вот так закончилась наша бесславная авантюра с быстрым обогащением. Я могла бы поставить точку прямо здесь, но, пожалуй, не удержусь от подведения итогов. Итак, во-первых, спустя полтора месяца в зоомагазине Ростислава и правда не осталось ни одного хомяка. Торговля шла бойко – ведь за каждую особь мы просили всего рубль пятьдесят. Во-вторых, где-то на пятьдесят третьем хомяке Ростислав не выдержал и назначил мне свидание. Ну а в-третьих, мы обе обрели постоянную работу – глядя на то, как бойко мы торгуем грызунами, нам предложили места продавщиц. Конечно, ничего гламурного, престижного и вызывающего всеобщую зависть в работе этой не было, зато…