Текст книги "Птичка для сталкера"

Глава 5

«Найт», как уже понятно из названия, небольшой ночной клуб недалеко от центра. С «Ампером» и его громадным залом, конечно, не сравнить. Но сюда войти может не каждый, уровень достаточно высокий, поэтому у него слава надёжного и достаточно безопасного места. По минимуму стычек и сливов в сеть неподобающего контента об отдыхающих там посетителях. В общем и целом место достаточно приличное в рамках своего сегмента. По крайней мере, отзывы о нём именно такие.

Девчонки ждут меня возле чёрного хода, это и хорошо, через парадный бы не хотелось.

– Надя, молодец, что пришла!

– Будет круто!

Мы проходим внутрь, через узкий коридор, освещённый тусклыми лампами дневного света, проходим к комнатам для персонала. Мы в застенках основного зала, как я понимаю, музыка тут слышится приглушённо, давит басами, отдаваясь этом где-то в груди.

Нас встречает менеджер, сам ставит печати на запястья и провожает в комнату, где мы будем переодеваться и ждать выступления.

Девчонки шумят, смеются, веселятся, трещат без умолку. Распаковывают костюмы, что принесли с собой.

– Смотри, что мы тебе нашли! Отлично пойдет!

Мила протягивает мне кучку гладкой золотистой ткани. Расправляю и развешиваю на стуле, разглядывая. Не знаю, как называется ткань, но она сядет на мне как вторая кожа. Штаны с низкой талией и крупным ремнём и короткий топ такого же цвета с отложным воротником. И маска – тоже золотая.

– И вот ещё, если хочешь, Надюш, держи, – Эля бросает парик.

Я ловлю его и примеряю. Длинная, пышная белокурая копна. Мне идёт, кстати.

Поколебавшись ещё несколько секунд, я переодеваюсь в костюм, натягиваю и фиксирую парик, делаю яркий макияж. Губы алым, ресницы гуще. Сценический макияж для меня не в новинку. Маска скрывает половину лица.

Смотрю на себя в зеркало в полный рост. Никто точно меня не узнает. Это не Надина Ансупова. Пусть и всего на пару часов.

– Надя, образ великолепный получился! – трещат девчонки. – Очень сексуально!

Менеджер приходит за нами минут через двадцать и говорит готовиться. Танцуем трижды по две песни, чередуясь с ещё одной группой. Своеобразный разогрев дискотеки. А уже позже, когда публика будет горячей, будет стрип-выступление.

Мне тоже хочется посмотреть, я никогда не видела в реальности. Даже чисто с технической стороны, потому что танец у пилона – один из сложнейших. Нужна недюжая сила мышц, отточенные движения, уверенность в себе. И я сейчас не о смелости раздеться во время танца. Это вообще отдельная тема.

Мы толпимся в коридорчике возле железной двери, из-под которой яркими разноцветными вспышками простреливает свет. Я, как и остальные девчонки, разминаю ступни, вытягиваю руки, тяну спину. Чувствую, как сердце начинает стучать быстрее, кровь наполняется адреналином. Маленькая шалость для хорошей папиной дочки. Никто не узнает, а девчонки не расскажут.

Из зала звучит начало знакомого трека, девочки подтягиваются, расправляют плечи. Как ни крути, мне до их профессионализма далеко.

– Пошли! – командует Лика и открывает дверь.

Музыка врывается в серость коридора ярко и громко. Момент, когда идёшь к публике и больше не принадлежишь себе. Теперь ты – их.

Я сглатываю и вздёргиваю нос. Улыбаюсь и иду вперёд.

На сцене я с самого детства, умею чувствовать зрителя, умею подать себя. Но тут немного иначе. Нужно раскрыться не голосом, а движением. А ещё зритель ближе. Нет барьера сцена-партер. Они рядом, в паре метров, на одном с тобой уровне. И они смотрят.

Так мне кажется, по крайней мере, когда мы занимаем свои места. На самом же деле, что тоже оказывается непривычным, мы лишь фон. Как музыка, световое оформление, как диджей. Хотя последний воспринимается посетителями клуба более субъективно, всё же. А вот танцовщицы гоу-гоу – нет. Нам принадлежат лишь отдельные взгляды. Но такова наша роль – подтолкнуть, завести.

Я двигаюсь, сплетаясь с музыкой, и понимаю, что я делаю сейчас это не для толпы. Для себя. И так становится хорошо от этого понимания! Я расслабляюсь, раскрываюсь, отдаюсь. Чувствую свободу. Чувствую! Не ощущаю себя заведённой куклой, как обычно, а чувствую себя: свои эмоции, свои ощущения. Я кайфую.

Да, на нас начинают смотреть. Народ просыпается и тоже подтягивается на танцпол. Заводится, загорается. Но я за маской, как за стеной. Это не я, это блондинка в золотой маске.

Когда мы заканчиваем, вернувшись после последнего выхода, у меня внутри эмоции бурлят как лава в жерле вулкана. Хочется улыбаться, смеяться, веселиться. Становится легко, несмотря на быстро отбивающий в венах пульс.

Мы возвращаемся в комнату персонала, переодеваемся.

– Надь, ты останешься потусить? – спрашивает Мила. – Нас там парни приглашали, Петрушевский и Кот из «Wer rain».

Без парика и в обычной одежде никто во мне не узнает ту, что только что танцевала под сценой. Так что ненадолго вполне можно.

Но тут я слышу звук сообщения, телефон в рюкзаке тихо вибрирует. Открываю переписку и с ужасом вижу, что отец пишет, что сегодня вернётся домой раньше. Минут через тридцать-сорок уже дожен быть.

– Нет, мне нужно домой, – с сожалением поджимаю губы. – В другой раз, девчонки. Ребятам привет передавайте.

Они уходят в зал, а я тороплюсь по коридору к чёрному ходу. Пытаюсь вызвать такси, но сеть тут не ловит.

Ладно, не проблема. Тут совсем рядом я видела стоянку такси. Дойти – пять минут. Дольше пытаться вызвать и ждать.

Охранник выпускает меня и прикрывает дверь, щёлкнув задвижкой изнутри и отрезав меня от шума и музыки.

На улице тихо. Музыка доносится лишь отголосками. Уже почти одиннадцать, но луна большая, она стоит высоко и светит ярко, заливая всё серебряным светом. Фонарей с тыльной стороны здания немного.

Свежо, так что я застёгиваю лёгкую кожаную куртку полностью и забрасывю рюкзак на спину, чтобы спрятать руки в карманы.

До стоянки такси идти в обход, вдоль парадной стороны здания, долго, а если напрямик отсюда – пять минут. Мне некогда терять время. Вон ярко освещённую стоянку даже видно, нужно только быстренько пройти через «зады» клуба и соседних зданий.

Сжав телефон в кармане куртки, я быстро иду в нужном мне направлении. Вон там за узкой аллеей и выход к стоянке.

Я в туфлях на плоской подошве, но кажется, будто эхо моих шагов разносится на километры, отдаваясь эхом. Я останавливаюсь перед аллеей, чтобы достать достать телефон и включить фонарик, вот только эхо от моих шагов длится несколько дольше, чем должно. Или мне кажется?

Оглядываюсь по сторонам, но я тут по-прежнему одна. Тихий стук покатившегося камешка заставляет вздрогнуть, и я роняю телефон.

– Блин! – наклоняюсь, чтобы поднять.

И тут сбоку, заледенев внутри от страха, улавливаю что-то тёмное. Ботинки. Мужские.

– Очень нехорошей идеей было идти одной в таком месте в такое время, моя Канарейка.

Глава 6

Горло тут же пересыхает, а сердце замирает, а потом начинает тарахтеть с оглушительным звуком, слышимым далеко за пределами моего тела. Так мне, по крайней мере, кажется.

Я, едва дыша, медленно поднимаюсь, боясь моргнуть или отвести от мужчины взгляд. Высокий, широкоплечий, с мощной грудью и длинными сильными ногами. Стоит, расставив извини широко, уверен в себе и своей силе. Весь в тёмном, на голове капюшон, он опущен и скрывает глаза. Нижняя часть лица тоже не видна – в тени капюшона, ещё и, кажется, прикрыта чёрной косынкой.

Мне кажется, я сплю, а это просто мой кошмар.

– Ты… – выдыхаю, тщетно пытаясь, чтобы мой голос звучал твёрдо.

– Рад столь долгожданной встрече, – голос глубокий и приглушённый.

– Что тебе нужно?

С маньяками лучше не встречаться, но если уж так вышло, психологи говорят, что нужно попытаться с ними настроить диалог. Выиграть время. Только вот что даст это время мне, если его выиграть и получится? Не похоже, что по этой аллее в такое время кто-то спешит пройтись. Это только у меня ума хватило. Дура.

– Ты уже задавала этот вопрос, Надина, – он стоит неподвижно, я тоже – боюсь пошевелиться. – И уже получила на него ответ.

«Что тебе нужно от меня? Чего ты хочешь?»

Sleep’s shadow

«Тебя»

Память вспышкой подкидывает кусок переписки, и от этих строк по позвоночнику снова бежит мороз. Только тогда преследователь был за экраном, а сейчас он здесь, из плоти и крови, и он стоит в метре от меня. Я могу видеть, как вздымается от дыхания его широкая грудь, как вздрогнули секунду назад пальцы на правой руке. Его ладони перебинтованы полосками красной ткани, как у борцов, обнажая пальцы ниже костяшек.

Ледяной липкой жижей расплывается понимание, что из этого переулка я могу уже не выйти. Он может сделать всё, что угодно, даже убить меня. А если совсем сумасшедший фанат, то и над телом потом долго издеваться. Я видела такое в одном жутком фильме.

– Я буду кричать, – шепчу, глядя ему в лицо. Прямо туда, где должны быть его спрятанные под тьмой капюшона глаза.

Я обнажила свой страх. Читала у тех же психологов, что так делать нельзя, для маньяков это доказательство, что они попали в цель. Но я оказалась слабее, меня на это психологическое противостояние не хватило.

– Надина, – кажется, он усмехается, – ты правда думаешь, что тебе это поможет? – он делает неспешный шаг вперёд, а я будто врастаю ногами в землю. – Здесь? В этом мёртвом, пустынном переулке?

Он делает ещё шаг, становясь почти вплотную. Я вздрагиваю и отступаю. Развернуться и пуститься бегом сил нет, меня парализовал страх. Да и догонит же, уверена. С меня такой себе бегун, а вот он сильный и, уверена, быстрый.

Делаю ещё несколько шагов под его молчаливым натиском, пока не упираюсь спиной в стену здания. Дальше отступать некуда. Между нами сантиметров двадцать. Я даже чувствую его запах. Почему-то очень остро. Вдыхаю до передозировки, отмечая, что мозг его анализирует. Не сигналит красным, чтобы кричала и звала на помощь, а распознаёт нотки лайма, чабреца и даже чёрной смородины. Наверное, это какая-то защитная реакция на стресс и всепоглощающий страх.

– Никто тебя здесь не услышит, Канарейка, – ещё раз тычет меня носом в очевидное. – Так что побереги свой голосок.

Я сглатываю и прикрываю глаза, когда он поднимает руку и скользит костяшками пальцев по моей щеке, а потом большой палец очерчивает контур нижней губы. Столь нежные прикосновения совершенно не вяжутся с ситуацией, но я ведь прекрасно понимаю, что он играет. В любой момент может всё измениться.

– Тебе повезло, что я оказался рядом, мало ли кто тут ходит по ночам.

– Так ты меня защищаешь? – нервный смешок срывается с губ. Мне не стоит шутить с ним, особенно в таком тоне, но я сдержаться не могу. Это нервное. – От кого же?

Широкая ладонь ложится мне на шею, и я всхлипываю. Мне конец. Сталкер наклоняется и упирается своим лбом в мой.

– От себя, Надина, – говорит тихо. – Потому что ещё рано.

А потом вдруг отпускает и делает шаг назад.

– Поторопись, твой отец скоро уже будет дома.

Я выдыхаю резко и рвано. Он знает даже об этом. Он действительно знает всё обо мне!

– Да кто ты, чёрт тебя дери, такой?

Меня начинает сотрясать дрожь, будто я выбежала на сильный мороз в одной тонкой футболке. Пульс диким пунктиром ощущается во всём теле сразу.

– Иди, Надина, пока я не передумал.

И вот тут тумблер и срабатывает. Я срываюсь с места, и что хватает сил бегу по аллее, едва ли не затерянной среди разросшихся не стриженных кустов. На полных парах пролетаю узкую арку между зданиями и, наконец, оказываюсь на стоянке такси. Не оборачиваюсь, оставляя жуткого призрака там в темноте.

– Девушка, с вами всё в порядке? – из одной из машин выходит водитель.

– Да, – сама не знаю зачем, но лгу. – Мне нужно на Краснознаменскую.

– Садитесь – поедем.

Я плюхаюсь на заднее сидение такси и только тогда выдыхаю. В лёгких горит, голова кружится, адреналин шарашит по венам с сумасшедшей скоростью.

Он меня отпустил.

Но я понимаю, что не из благих намерений или жалости. Он играет, развлекается, и игру свою заканчивать не собирается.

«Потому что ещё рано»

Прикрываю глаза и откидываю голову на подголовник. С этим нужно что-то делать. Надо рассказать папе, он придумает, что делать. Этого урода найдут и посадят в тюрьму, пусть оттуда попробует пописать свои дурацкие стихи.

Телефон вибрирует в кармане, и я пугаюсь, что это отец вернулся раньше и не обнаружил меня дома. Хотя, этот страх уже кажется совсем призрачным и слабым по сравнению с только что пережитым.

Разблокирую экран, но вижу, что сообщение не от отца.

«Ты обронила»

Абонент неизвестен, номер скрыт.

А потом фото золотой маски, в которой я танцевала. И я совершенно точно знаю, что не могла её потерять. Маску я забрала себе и положила после концерта в рюкзак.

Я рывком дёргаю молнию на рюкзаке и снова прихожу в шок. Маски там действительно нет, но есть кое-что другое. Роза и открытка.

«Верну при следующей встрече. Наденешь её для меня»

Глава 7

 
«Страх доверия. Непонятная злая нужность.
Ты как будто сражаешься голая, безоружная,
но пальцы тянутся скорей коснуться, лаская нежно, и
тогда капитуляция неизбежна.
 

С любовью и похотью.

Твой поклонник»

Прикрываю глаза, вдавливая затылок в подушку и сминаю в пальцах сегодняшнюю открытку от него. Она жёсткая, и уголки больно врезаются в ладонь.

Где же ты взялся на мою голову? Как от тебя избавиться?

Хорошо, что я знаю лазейку, где меня не засечёт камера во дворе. Я заскочила в дом за двадцать минут до приезда отца. Успела принять душ, вымыть волосы от клубного запаха и натянуть пижаму. Спустилась, когда отец снял пиджак и, закатав рукава, вошёл в кухню.

– Привет, пап, ты сегодня раньше освободился?

– Добрый вечер, Надина, да. Дни были тяжёлые. Работал над выгодным контрактом, но много сложностей.

Врёт, скорее всего. Который раз возвращаться за полночь. Думаю, у него любовница. Но это нормально, я против ничего не имею. Только бы к нам домой её не приводил. А то ещё новоиспечённая мачеха начнёт меня жизни учить

– Тебе разогреть еду?

– Да, если не сложно.

А может и правда именно сегодня долго так работал. Обычно отец не ест вечером, пассия, видимо, потчует.

– Сегодня Артур заезжал в офис, – папа открывает кран и моет руки, на меня не смотрит. Обычно это говорит о том, что ему что-то не нравится или, как минимум, он не одобряет. – Говорит, в последнее время у тебя особо нет энтузиазма.

Пожимаю плечами и присаживаюсь на высокий стул у стойки. После всего, что я сегодня пережила, осталось ещё с отцом поссориться.

– Он давит на меня, папа. Мне это не нравится.

– Артур талантливый менеджер, он знает толк в продвижение, – отец разворачивается и смотрит на меня своим сверлящим взглядом. – Ты слишком капризна. Я для того его и нанял, чтобы он работал и находил для тебя лучшие варианты.

– О да! – спрыгиваю со стула, начиная вскипать, хотя прекрасно знаю, что ничем хорошим наше противостояние с отцом не закончится. Для меня точно. – Артур знает толк, как подгрести под себя бабло, папа! Если он такой умный и талантливый, пусть сам и развлекает народ на сцене!

– Надина! – повышает голос мне в спину, когда я быстро ухожу в свою комнату.

Забегаю к себе, хлопнув дверью, и падаю на кровать лицом в подушки. Пытаюсь сдержать слёзы, но для чего? Даю им волю.

Слишком много всего для меня сегодня. Наплыв адреналина опустошил меня, а я и до этого не чувствовала себя наполненной. Внутри темнота и могильность – жуткое, тошнотворное ощущение. Оно со мной не всегда, но иногда накатывает моментами и жутко пугает. Неожиданно и непредсказуемо. Когда пью чай утром или когда на сцене улыбаюсь скандирующей моё имя толпе. Они кричат: «Надина! Надина!», а меня вдруг резко промораживает, будто я проваливаюсь в какое-то зазеркалье. Потом выныриваю, но неприятная прохлада сохраняется ещё долго.

Так и сейчас – внутренности скручивает холодом, я сжимаюсь и натягиваю на себя одеяло. Дрожь пробирает до костей. Может, это болезнь какая-то?

А ведь я хотела поговорить с папой о маньяке, рассказать ему, пожаловаться, попросить помощи. Ведь просить помощи у близких нормально. Ну так же?

Но что в итоге? Очередная ссора и Артур-артур-артур…

Я продолжаю лежать, стараюсь концентрироваться на дыхании, слёз уже нет.

Вроде бы получается. Нормальный сон не приходит, но меня всё же начинает понемногу затягивать в дрёму, когда вдруг под подушкой пиликает телефон.

«Рад, что ты благополучно добралась, Надина»

Номер неизвестный.

«С чего ты решил? Может, меня прибили за следующим углом»

Отсылаю и упираюсь лбом в подушку. Не стоит вести с ним диалог. Нельзя. Тогда зачем я это делаю?

«Я убедился»

Горячая вспышка страха внутри обжигает. Он следил? Сейчас следит? И вдруг я ловлю себя на мысли, что эти ощущения диаметральны тем, что я только что испытывала. Вместо морози – жар, вместо пустоты – заполненность страхом. Адреналиновый скачок в пропасть, в котором смысла больше, чем в тишине.

Лихорадочно соображаю, что ему ответить. Вот до чего я дошла, если одиночество и пустота внутри пугают больше сумасшедшего маньяка.

«Почему ты сегодня скрыл лицо? Я тебя знаю?»

А что если действительно это кто-то из моих знакомых? Кто-то из тех, с кем я общаюсь едва ли не каждый день? Его голос там в переулке я не узнала. Но, во-первых, я была сильно напугана, а вот-вторых, он и говорил как-то приглушённо, будто боялся, что я пойму по голосу, кто он.

«Достаточно того, что я знаю тебя»

Можно утверждать, что он знает многое о моей жизни, допустим. Но говорить, что знает меня – это слишком самоуверенно.

«Не думаю, что это так. Оставь меня в покое»

Отправляю, а потом, подумав, добавляю:

«Пожалуйста»

Ответ приходит тут же:

«Нет. Потому что тебе это нужно не меньше, чем мне»

«С чего ты это взял? Ты пугаешь меня»

«Твои глаза больше не горят, Канарейка. Тебе плохо. Скучно. Пусто. А я могу тебя наполнить»

Сколько самоуверенности!

Но… Сглатываю тугой ком в горле. Он ведь прав, я действительно будто блуждаю в глухой темноте. Поход в клуб втайне от отца, записки преследователя, которые я не только храню, но и перечитываю… Каждый раз это как лезвие по коже. Адреналиновая игла.

И он методично все эти недели подсаживал меня на неё. Как он понял? Как узнал?

«Чем же ты меня наполнишь?»

«Собой»

Какая пошлость! Угроза. Предупреждение?

Отбрасываю телефон и накрываю подушкой, будто сам гаджет несёт опасность.

Я слишком увлеклась. Пошла на поводу у маньяка. Нужно сейчас же прекратить, потому что… потому что меня действительно начинает затягивать.

Глава 8

Утром встречаемся с папой в кухне. Он пьёт кофе с бутербродом, я жарю себе омлет. Оба молчим, но я чувствую на себе его тяжёлый взгляд. Мы вообще оба по утрам не особо разговорчивые, нужно немного времени в тишине, чтобы настроиться на день грядущий, а после вчерашней ссоры общаться тем более не тянет.

– У тебя сегодня репетиция? – в конце концов он первым ломает молчание.

– Нет. Через неделю сессия, надо сконцентрироваться на учёбе.

– Курсовым проектом разрешили взять новый альбом.

– Да.

На этом мы прекращаем диалог. Я сажусь за стол и начинаю есть, листая ленту соцсети в телефоне.

– Надина, можно есть без телефона в руках?

– Угу, – жую и продолжаю делать что делала.

– Ты меня слышишь?

– Угу.

– Надя! – рядом на стол опускается ладонь, и моя тарелка подпрыгивает. – Я с тобой разговариваю.

– Что? – максимально спокойно поднимаю глаза, хотя внутри всю начинает трясти от злости. – Я тебя услышала, папочка. Есть без телефона и слушаться Артурчика. Будет исполнено!

Толкаю с силой телефон по столу, он проезжает через всю поверхность и падает с глухим стуком на пол. Надо же, и правда качественный – не разбился.

Лицо отца становится нечитаемым, в тёмных глазах плещется гнев, но он его сдерживает. Выпустит потом на ком-нибудь из подчинённых, но это их проблемы, знают на кого работают.

Отец ставит в раковину кружку с недопитым кофе и стремительным шагом выходит из кухни, а через секунду хлопает входная дверь. Ушёл.

Я же обмякаю и кладу голову на локти. Слёзы собираются в глазах и жгут, но я прикусываю губы, не позволяя им пролиться.

Я хочу свободы. В решениях, в действиях, в выборе. Мне надоело отчитываться за каждый свой шаг, надоело быть благодарной за всё, что для меня сделали и делают. Я устала.

Делаю глубокий вдох и плавный выдох. Надо собираться в институт, сегодня предзачёт по менеджменту музыкального искусства. Если не отвечу сегодня на заданные преподавателем вопросы, допуск к экзамену на сессии могу не получить.

К институту добираюсь на такси, проигнорировав присланного папой водителя. Пусть расскажет, какая балованная у него дочь.

Девчонки из группы уже ждут на ступеньках крыльца и фоткаются. Сто тысячная фотка на фоне красно-жёлто-коричневой мозаики.

– Привет, Надя! – хохочет Алинка. Её даже Березин на грядущем предзачёте не пугает, ей вообще ничто не может испортить настроение.

– Приветик всем.

Заходим с девочками в фойе, у колонны парни с параллельного потока машут приветственно. Машем им в ответ, пока приводим себя в порядок перед зеркалом после ветра на улице.

– Надюш, держи! – рядом материализуется Никита и бросает мне флешку. – Перебил вступление, зацени.

Никита Вельнев – мой приятель с курса звукорежиссуры. Талантливый парень, но немного скромный, хотя внешне очень даже интересный многим девчонкам. Артур не сильно одобряет его работы, но вынужден соглашаться, что иногда идеи Никиты выстреливают. У него большое будущее в профессии.

Мы идём на пару. Я пытаюсь максимально сконцентрироваться и выбросить из головы утреннюю ссору с отцом, «поклонника» и доставшего сообщениями Артура. Это сложно. Мне надо поучиться сосредотачиваться, потому что чувствую, что начинают тонуть в круговороте мыслей.

Занятие проходит терпимо. Преподаватель несколько раз задаёт мне вопросы. Трижды я отвечаю верно, два раза мимо, он качает головой, но допуск к экзамену на сессии даёт. Уже легче.

Выхожу из аудитории и открываю сообщения Артура. Их уже шесть! Неужели непонятно, что я занята? Да и важного ничего. «Перезвони. Почему не перезваниваешь? Во сколько освободишься» и так далее.

Я пишу ему, что у меня ещё две пары, а потом я готова ехать на студию. У нас сегодня пробная запись, на которую я совершенно не настроена.

После занятий Артур уже ждёт меня в машине возле института. Забираюсь на сиденье и морщусь от изобилия запаха его парфюма в салоне.

– Открой окно, тут дышать нечем, – прошу и достаю наушники, уже по лицу его вижу, что начнёт грузить, а я слушать не хочу.

На удивление, Артур не настаивает и даже открывает окно.

В студии сегодня оживлённо. Даже приходится какое-то время ждать, пока закончат запись фольклорный хор из дома культуры. Я времени не теряю, распеваюсь и настраиваюсь на песню. «Сладкий лёд твоих губ» – одна из тех, которые мне нравятся из идей Артура. Я бы сделала её чуть драматичнее, а музыку тяжелее, можно проигрыш гитарный, меньше попсы в бите, но не все решения принимаю я. Более того, мало какие вообще.

Работаем минут сорок, ввиду, что за нами тоже очередь. Куча детей носится по коридору в ожидании своей записи. Мне не мешают, а вот звукарь недоволен. Но это его проблемы.

Когда заканчиваем, они с Артуром ещё минут десять что-то обсуждают, несколько раз проматывают и переслушивают припев. На моё предложение убрать голосовую волну и взять ниже, отмахиваются.

– Жду в коридоре, – бросаю Артуру и выхожу.

Вскоре и он выходит, а дети вместе с их руководителем набиваются в студийную комнату, и в коридоре наступает тишина.

– Алик сказал подождать минут пять, сейчас «грязная» версия скопируется и заберём флешку, будет над чем тебе поработать с преподавателем.

– Угу, – киваю и снова утыкаюсь в телефон.

– Надя, – Артур кладёт мне ладонь на запястье и опускает мою руку с телефоном снова вниз, а я в изумлении поднимаю на него глаза. – Поговорим?

– Говори, – смотрю в глаза, но руки аккуратно выворачиваю.

Мне совершенно не нравится его взгляд сейчас. Он и так слишком въедливый и морозный, а сейчас ещё и странно поблёскивает.

– Иди сюда, – снова берёт меня за руку и тянет. – Ко мне.

– Чего?! – высвобождаюсь и отступаю чуть назад. – Артур, ты бухой, что ли?

– Да какого хрена, Надина? – в его голосе появляется резкость. – Скажи ещё, что ты не замечаешь ничего.

– Чего я не замечаю?

– Моего интереса.

– К деньгам моего папочки?

– Слушай, – он резко шагает ко мне, почти прижимая к стене, упирается одной рукой в стену и наклоняется к самому лицу, окатив запахом своего слишком резкого парфюма. – Ну чего ты ломаешься? А? Я бате твоему нравлюсь, а он у тебя тот ещё гондон.

– Да пошёл ты!

Толкаю его обеими ладонями в грудь, но освободиться не получается. Артур хватает меня пальцами за скулы и сжимает.

– Ты без меня никто, коза, понимаешь? Это я тебя поднял, – шипит, отвратно корча рот. – Я сделал тебя звездой. Сосать у меня должна из благодарности. И будешь, ясно?

Тошнотворный ком подкатывает к горлу. В руках появляется дрожь, становится страшно. А ещё у меня вспыхивает злость. Долбанный голодранец охмурил отца, а теперь ещё сосать ему в благодарность. Пошёл в жопу.

Выстреливаю коленом, попадая именно туда, куда целилась. Мудак резко выдыхает и отшатывается, чуть согнувшись.

– Конец тебе, Надя, – говорит хрипло.

Кажется, ударила я недостаточно сильно, потому что Артур снова дёргается ко мне, но тут сзади в коридоре появляется Никита, стряхивая капли с мокрого зонта. Он подрабатывает помощником у главного звукаря.

Артур понимает, что мы не одни и отступает, а я проскакиваю мимо и быстро подхожу к Никите.

– Проведёшь до такси? Я зонт не взяла – причёска намокнет.

– Конечно, – отвечает Вельнев, внимательно взглянув на меня, а потом на Артура. – Пошли?

Предлагает взять его под руку, что я и делаю.

Мы выходим на улицу, дождь едва накрапывает, но Никита всё равно раскрывает зонт. Мы доходим до стоянки такси чуть дальше. Он спрашивает у водителя, свободен ли тот, и, получив утвердительный ответ, открывает для меня заднюю дверь.

– Надя, ты в норме?

– Да, всё хорошо, Никит, не волнуйся.

Вряд ли я его убедила, но вопросов он не задаёт. Молчаливо ждёт, пока я сяду в такси и захлопывает дверь.

Дома первым делом принимаю душ. Мне кажется, что от меня несёт этим жутким ядрёным парфюмом Артура. Всё провонялось: и одежда, и волосы, кажется, будто даже сама кожа.

Мудак, по-другому не скажешь. Отвратительный, мерзкий придурок. Он меня давно уже напрягал, а сегодня сорвал маску с себя. Признаться, мне стало страшно. Мало ли что у него на уме. Но Артур дал мне отличный повод избавиться от него. Чего-чего, но подобного отец терпеть в отношении меня точно не станет.

Как раз спускаюсь на первый этаж по лестнице, когда звонит телефон.

– Да, папа, – отвечаю отцу.

– Надина, где ты? – его голос выдаёт напряжение.

– Дома. А что?

– Хорошо, – слышно, что он с облегчением выдыхает. – Сейчас мне сообщили, что Артур в больнице. Кто-то сильно избил его возле студии. Я испугался за тебя, дочь, подумал, вдруг ты тоже там была.