Текст книги "Училка и медведь"

Маша Малиновская
Училка и медведь

1

Ну как так можно было просмотреть? Вот я клуша! Торопилась после работы и не глянула, что бросила в корзинку в супермаркете капроновые колготки не третьего размера, которые беру обычно, а четвёрку. И теперь они предательски сползают каждые десять минут, уныло собираясь в складки под коленками.

– Подожди, – говорю Лиле, не в силах терпеть это безобразие и тащиться в уборную чёрт знает куда, – там вроде в крайней кабинке никого, я на пять сек.

Я забегаю в крайнюю пустую кабинку клуба, где меня никто не увидит. Скольжу ладонями по ногам, расправляя гармошку капрона, а потом задираю платье и подтягиваю колготы повыше.

– Кхм, – раздаётся сзади, приводя меня в секундный шок.

Я резко одёргиваю платье, разворачиваюсь и вижу, что кабинка-то, оказывается, и не пустует.

– Ой!

За столиком расположились два мужика. В одном я узнаю “мистера Орешка” – владельца сети супермаркетов, что в последние несколько недель напористо приударяет за моей подругой Катериной, а напротив него на диванчике раскинулся здоровенный мужичара. Этот второй, держа в огромной лапище бутылку пива, сидит и пялится на меня, подняв бровь.

Ну и позорище, блин.

Влетела, не посмотрев по сторонам, задрала платье до носа, а потом ещё и раскоряченно потанцевала, подтягивая колготки. Блестяще, Карина.

– Отличный стриптиз, – растягивается в ухмылке Макарский, подняв большой палец вверх, а мне хочется бросить в него что-нибудь. – Это вас там в педвузе всех такому учат или только на отделении логопедии?

– Костя, ну ты чего девчонку смущаешь, – вклинивается здоровяк, а я замечаю, что волосы и брови у него такие же рыжие, как и у меня. – Нормальный стриптиз получился, я бы ещё посмотрел.

– Да ну вас! – махнув рукой, я отворачиваюсь и выхожу.

Честно говоря, самой смешно. Но и стыдно тоже, аж щёки пылают. Они и до этого после двух клубничных “Дайкири” красные были, а теперь я вся как помидор. И ладно бы взять да и забыть об этом, так нет – ещё же придётся увидеться с Макарским не раз, он ведь как клещ в Катюху вцепился.

Катя – моя подруга и коллега. Работаем мы с ней в обычной общеобразовательной районной школе города-героя Волгограда. Но сегодня Катя в клуб с нами – мной, Лилей и нашей коллегой Настей, не пошла, так что Лилин день рождения мы отмечаем втроём. Тем более, что Коля мой уехал в командировку. Но он совершенно не против, что я выбралась с подругами, за вечер дважды прислал сообщение, что любит меня и соскучился.

Пока Настя и Лиля пошли дозаказать нам ещё по коктейлю, я притормаживаю у зеркала. Поправляю локоны, ещё раз одёргиваю платье и прикладываю к горящим щекам прохладные пальцы.

Проходя по коридору туда, где мы с девчонками расположились, замечаю за тяжёлыми шторами другой кабинки, немного сейчас приоткрытыми, свою подругу детства Киру Наумову.

Вот так встреча! Мы же полгода точно не виделись!

– Приветик! – заглядываю к ней и вижу, что Кира сидит за столиком одна, но накрыто на двоих.

Отлично! Пока она ждёт спутника, можно и поболтать.

– Карина! – она поднимает брови и смущённо улыбается. – А ты здесь что делаешь?

– Да с подружками день рождения отмечаем. А ты? С ухажёром? – подмигиваю.

– Да, – она как-то ёрзает на сиденье. – Он уже скоро придёт, так что… это… Может, встретимся на днях и поболтаем?

Мне становится понятно, что Кира меня сейчас не особенно рада видеть и хочет, чтобы я быстрее свалила.

– Обязательно нужно, давно не виделись, – я встаю, наклоняюсь и обнимаю её. Кира тоже обнимает меня, а сама поглядывает на вход в кабинку.

Развернувшись, я собираюсь выходить, но тут внутрь боком входит мужчина.

– Ки-ирюша, детка, я купил ещё бутылочку, но можем взять её с собой…

Ещё до момента, как он разворачивается и застывает с открытым ртом, я узнаю голос. Голос моего мужа Николая, который час назад прислал мне фотку, где они с мужиками ужинают в вагончике. Фотку из командировки.

Нет, не так. Фотку из “командировки”. В кавычках.

– Кисюль, – квакает он, будто ему на яйца наступили, и делает шаг ко мне, но я отступаю.

Смотрю на него в полутьме кабинки, вокруг давят на уши басы клубной музыки, но всё что я слышу – это биение собственного сердца.

Мой Колька и моя подруга детства. Она же дружкой на свадьбе была, мы её крёстной взять собирались, когда у нас детки появятся.

Алкоголь в крови и шок срабатывают так, что меня едва ли не начинает качать. Да ещё и на каблуках таких. А потом в груди обжигает болью и злостью так сильно, что дыхание перехватывает. Я разворачиваюсь, хлопаю в ладоши и торжественно объявляю:

– Совет да любовь!

А потом, до крови закусив щёку изнутри, чтобы не разрыдаться прямо при них, вылетаю из кабинки.

Я слышу, что Коля зовёт меня, пробирается в толпе, пытаясь догнать. Но кукиш ему! Пошёл ко всем чертям!

– Карина! – он догоняет меня в конце пролёта, расталкивая людей, и хватает за локоть, а я дёргаюсь и оступаюсь, но не падаю.

Меня подхватывает кто-то очень большой. Подняв глаза вижу, что это тот самый медведь, с которым сидел Макарский, тот, который наблюдал мой стриптиз всего каких-то двадцать минут назад.

Я хватаю здоровилу под руку и вонзаю ему ногти в кожу предплечья.

– Проблемы? – басит дровосек, когда Колька замирает рядом.

Коля игнорирует вопрос и снова пытается ухватить меня за руку, а я ещё сильнее впиваюсь ногтями в руку мужчины. Не хочу! Не буду разговаривать с предателем!

– Эй, я спросил, у тебя проблемы? – отцепляет подчёркнуто аккуратно, но абсолютно без усилий руку моего мужа от рукава моего платья.

– Это моя жена! Нам надо поговорить!

– Белочка, тебе надо? – переводит взгляд на меня, а я отрицательно мотаю головой, делая вид, что совершенно не знаю мужчину, что пристаёт ко мне.

Рыжий здоровяк всё понимает, он на идиота, конечно же, не похож. Но подыгрывает.

– Ей не надо. Вали, – коротко отрезает опешившему Коле, а потом, приобняв меня за плечи, уводит в свою кабинку.

2

Просыпаюсь я на Катюхином диване с мутными воспоминаниями прошедшего вечера и огромной дырой в груди. Сама Катя спит рядом, свернувшись в клубочек.

Мне даже шевелиться не хочется. Болит всё: голова, ноги, спина, но больше всего болит душа. Поверить в то, что я увидела, сложно. Коля, мой любимый муж, мой Коляша… изменил мне. И, судя по всему, не в первый раз.

Да ещё и с кем! С Наумовой – моей одноклассницей и подругой детства, с которой за одной партой столько лет просидели, с которой на первую дискотеку ходили, первый алкоголь попробовали.

Глаза начинает щипать, но я и не собираюсь сдерживать слёзы. В такой ситуации мне положено плакать.

Катя громко вздыхает во сне, ерзает, а потом открывает глаза. Сморгнув сон, переворачивается на бок и молча смотрит на меня. А я на неё. Говорить ничего сейчас не хочется – сил нет. Я лучше буду выпускать боль маленькими порциями, по чуть-чуть. А если сейчас развоюсь Катьке, так плотину всю разом прорвёт – потом себя по кусочкам будет сложно собрать.

– Пить хочешь? – предлагает Катя.

– Нет, – шепчу севшим голосом в ответ.

– А чего хочешь?

– Сдохнуть.

План с по чуть-чуть начинает давать трещину, и я непроизвольно всхлипываю, не могу удержать слёзы, и они начинают скатываться, образовывая на подушке мокрое пятно.

– Карина…

Моя Катька, а точнее Екатерина Валерьевна Зайченко – моя коллега и подруга. Милая, заботливая и просто замечательная подруга. Она и сама сейчас в непростой ситуации с этим Макарским, который решил, что может протянуть свои когтистые лапы к простой учительнице, которой и деться от такого напора некуда. Но несмотря на её собственные проблемы, я вижу, что Кате не плевать на меня.

– Кать, – сглатываю новую порцию слёз и размазываю влагу по щеке, окрашенную в не смытую вчера тушь, – какой он козёл. Коля.

И рассказываю ей всё, что вчера увидела. О двойном предательстве, которое вчера для меня открылось. Катерина слушает, не перебивая, я вижу, что она тоже в шоке, не ожидала такого от моего Кольки.

Не моего уже.

– Никуда он не уехал, Кать, ни в какую командировку. Вместо этого трахал мою подружку детства. Вот так.

Это “вот так”, произнесённое вслух, становится точкой и для меня самой в осознании произошедшего.

Не буду я, Коленька, сопли по тебе всю жизнь размазывать. Хрен тебе моржовый, понял?

Но эмоции просто так внутри не запереть, и я сдерживать их больше не могу. Меня прорывает бурным потоком слёз и рыданий. Я просто закрываю ладонями лицо и плачу громко и протяжно.

Просто обидно мне. Ну прошла любовь – скажи, разбежимся. Но предавать-то зачем? А я, дура, противозачаточные пить бросила, ребёночка мы хотели. Как хорошо, что не зацепилось, иначе бы что сейчас делала?

Катя обнимает меня за плечи и так и лежит рядом, пока меня не начинает отпускать. Жаль, что со слезами не всегда удаётся от тяжести на сердце освободиться.

– Ладно, тебе поесть надо, – подруга встаёт сама и тащит за руку меня.

Честно говоря, есть совсем не хочется, но вставать, так или иначе, надо.

Катя усаживает меня за стол на кухне, а сама варит кофе. Запах настолько чудесный, что даже у меня начинает пробуждаться какой-никакой, но всё же интерес к жизни. А вместе с ним и воспоминания того, что было после открытия века.

И… о Боже. Сказать мне больше нечего. И это учитывая, что я почти ничего не помню. Но и того что помню – с головой.

Кажется, я напилась в дрызг и совершенно беззастенчиво приставала к тому здоровенному рыжему парню – другу Макарского.

Помню, как выпила свой очередной коктейль, когда мы с девочками обосновались в кабинке Орешка и этого рыжего, а потом выпила его пиво. Он был, кажется, слегка шокирован такой наглостью, но сильно не возражал.

Потом помню свою ладонь на его бедре под столом. Помню, как попросила его вывести меня не воздух, а там, на улице у клуба, просила его сделать со мной…

Ой, лучше не вспоминать! Позорище-то какое!

А потом Катя мне ещё и добавляет:

– Он принёс тебя на плече, а твои туфли бережно в руках, – хихикает Катя. – И сказал, что не против сделать с тобой всё о чём ты его просила, но только когда ты будешь трезвая.

О-о!

– Мамочки, – мне кажется, мои щёки от стыда вот-вот воспламенятся. – Надеюсь, я его больше никогда не увижу.

Сты-ыдно!

Мы с Катей по очереди принимаем душ, завтракаем плотнее. Она спрашивает, что я собираюсь делать.

– На развод подавать, конечно.

– Ну и правильно, – поддерживает она. – Ты обязательно найдешь себе нормального парня. Верного и любящего.

Я шучу, что вот возьму и позвоню этому рыжему верзиле, и что будем потом на двойные свидания ходить. Смеёмся с Катей, и мне становится чуточку легче.

Конечно же, звонить рыжему я не собираюсь. Хватит с меня позора.

Так я думаю до того момента, пока не иду обуваться, чтобы пойти домой. Но обуваться мне, оказывается, и не во что. Мы с Катей обыскиваем и гостиную, и коридор, она даже в ванную заглядывает, но нигде мои любимые ярко-розовые лодочки не обнаруживаются.

Это очень странно, потому что Катя говорит, что точно помнит, как здоровяк на плече принёс меня, а в руке мои туфли.

Чёрт, это мои любимые туфли. Самые красивые, самые модные. Розовые!

И кое-кто, кажется, прихватил их. Я совсем не собиралась звонить ему, но мне очень-очень хочется вернуть свои любимые туфли.

3

Богдан

В дверь стучат.

Кого это ещё могло принести? Доставку заказал, но прошло минут десять, они даже если бы готовили еду в подвале этого дома, всё равно так быстро бы всё не упаковали.

– Незаперто, – говорю громко, но вставать с кресла не собираюсь. После сегодняшней тренировки всё тело в мясо, а после вискаря лень даже шевелиться.

Входная дверь как раз напротив кресла в гостиной съёмной студии. Хорошая квартирка, я бы тут остался пожить. Да и город в целом ничего так. Раньше я не был в Волгограде, но вообще мне тут понравилось.

Дверь аккуратно приоткрывают, и на пороге я вдруг вижу Ирину.

Как всегда с иголочки, как всегда идеальна. Высокая, статная, в идеально сидящем брючном светло-сером костюме. Волосок к волоску, пухлые губы густо накрашены красной помадой. Ирина всегда красит их только красным. И ей безумно идёт.

– Привет, Богдан, – говорит спокойно и входит в квартиру, прикрывает за собой дверь и делает несколько шагов вглубь.

– Здравствуй, Ирина, – делаю глоток со стакана, продолжая сидеть в кресле. – Каким ветром?

– Нам нужно поговорить.

Смотрю на неё внимательно, прохожусь неспешно взглядом с головы до ног и обратно к глазам. Таким знакомым и таким лживым.

– Говори.

Даже интересно, что же эта шлюха может мне сейчас сказать?

– Богдан, – её тон меняется. – Мне так жаль… я… Пожалуйста, Богдаша…

Ира делает ещё несколько шагов, подходя практически вплотную. Замечаю едва уловимое движение бровями и как сильно оно меняет её выражение лица. Она всегда умела мастерски играть мимикой.

– Чего тебе жаль, Ирина? – даже не собираюсь вставать. Жаль только виски в стакане осталось мало. – Член того молокососа тебе не понравился? Мой лучше?

– Ты во всём лучше.

Начинаю ржать. Ну какова же сука.

– Это ты долго опытным путём определяла. Я ведь в курсе теперь. Разузнал. И таким диким лохом себя почувствовал.

– Это всё ложь.

– Да что ты? То есть сынок соседей не первый твой студентик?

Вижу, что соврать хочет, но в итоге сглатывает и не решается. Знает, что бесполезно, что теперь я всё знаю. А инфа, к сожалению, сотка.

– Интересно, это они на тебя западали или ты сама их соблазняла?

– Богдан… – опускает глаза.

– Это они тебя за зачёты пялили или потому что красивая?

Вскидывает глаза, прекрасно понимая, что я сейчас не комплимент ей сказал.

С Ириной мы встретились, когда я вернулся после пяти лет службы в армии. Тогда только устроился в полицию, надо было вышку получить, поступил заочно. Документы принёс в универ, а там она. Только устроилась после окончания учёбы, в приёмной сидела. Сразу как по башке кувалдой, встал на неё прямо там, хорошо я в куртке был.

Вечером нашёл её и через неделю моя была. Через год поженились. Никогда зверски не ревновал её – верил. Видел, что мужики заглядываются, студентики взглядами провожают молоденькую преподавательницу. Но я ей верил. Дебил.

А когда мы с Макарским недавно вернулись в Москву из командировки в Краснодар, а получилось на два дня раньше, дома меня ждала замечательная картина. По звукам я подумал, что моя жена соскучилась и решила развлечься под порнушку, но это оказалась ни хрена не порнушка. Точнее, не по телеку, а с ней в главной роли. Картина как она извивается, сидя на сыне наших соседей, выжглась в мозгу.

Не знаю, как я сдержался, ствол-то с собой был. Пожелал им “совет да любовь” и свалил. Пока ехал к Костяну, всё представлял, как хрустят в ладонях кости её тонкой шеи.

Месяц ломало так, что жить не хотелось.

– Богдан, мы пять лет женаты с тобой. Нельзя так взять и всё спустить в унитаз.

Пиздец, она серьёзно вообще сейчас?

– Ира, ты в адеквате? – делаю последний глоток виски из стакана.

– Ты уже слила. Иди себе, документы на развод скоро придут.

Она судорожно выдыхает и театрально закусывает губы, отводя в сторону взгляд, полный слёз. И тут натыкается на розовые Белкины туфли, которые я стратегически прихватил с собой. Выражение лица тут же меняется.

– А ты, я смотрю, времени даром не теряешь, – и голос сразу изменился с кроткого на змеиный. – Кто она?

– Кто-то. Тебя это ебать не должно уже. Иди себе, Ира, пока я злиться не начал.

Вообще-то, я думал, что моя бывшая жена гордая и с чувством собственного достоинства. По крайней мере, такой она была все эти пять лет, такой себя показывала. Но она ещё больше меня сейчас удивляет.

– Ну что мне сделать, скажи, Богдан?! – заламывает руки. – Мне никто кроме тебя не нужен! Никто! Что я должна сделать?

– Можешь отсосать, – пожимаю плечами, отмечая, что внутри-то и не особенно болит. Выгорело, похоже.

А дальше я испытываю шок. Потому что Ира всхлипывает, замирает, а потом, на мгновение закусив губы, вдруг опускается передо мной на колени.

Да ну на хер.

Наблюдаю. Не верю, что пойдёт на эту. Просто королева драмы хочет показать, что пойдёт до конца. Ну окей.

Ира дрожащими пальцами берётся за ремень моих штанов, распаковывает его и оттягивает резинку трусов. Берёт член в руку, наклоняется, приоткрыв рот, и обхватывает головку.

А мне вдруг становится так противно, будто я свой член сейчас помои ткнул.

– Убери руки, – разжимаю её пальцы и подтягиваю трусы. – Ты мне противна, Ира. Иди лучше подобру-поздорову.

Она отшатывается, утирая рот тыльной стороной ладони. Смотри поражённо и обиженно. Вижу, как её трясёт.

– Не знаю, зачем реально ты пришла, но мне это неинтересно. Уходи и не позорься. Ты была моей женой пять лет, я любил тебя, оставь хоть какие-то воспоминания хорошие о себе.

Ирина резко поднимается, оступившись. Её лицо перекашивается от злости. Она хватает с пола свою сумочку и стремительно, почти бегом, идёт к двери.

– Ну ты и мудак, Ремнёв! – выкрикивает, обернувшись.

А потом хватает с тумбочки розовую туфлю и швыряет в меня. Ловлю прямо у лба. Такой шпилькой и убить можно. Ирка вылетает за дверь, а я кручу в ладонях розовую туфлю. Взгляд непроизвольно падает на расстегнутую ширинку.

Ну где ты, Белочка? Неужто туфельки совсем не дороги?

И тут у меня звонит телефон.

Ну надо же.

4

– Карина Витальевна, до свидания, – говорит Владик, поправив указательным пальцем очки.

– До четверга, Влад, – киваю ему. – Не забывай проговаривать звуки перед зеркалом, как мы делали с тобой сегодня.

– Хорошо, – кивает мальчик, берёт маму за руку, и они уходят.

Смешные они такие, эти первоклашки. Сами маленькие, вчерашние детсадовцы ещё, а портфели за спиной огромные. И главное, вид какой важный, когда они в форме и с ранцами.

Владику ещё в саду поставили умственную отсталость, и ему дважды в неделю положены занятия с логопедом-дефектологом. А сам он прекрасный мальчишка, воспитанный. Работать с ним в удовольствие.

Возвращаюсь к себе в кабинет, открываю шире окно и включаю чайник. У Катерины по расписанию сейчас должно быть “окно”, если не было экстренных изменений, поэтому я достаю из тумбочки две чашки и два пакетика. Заливать не спешу, вдруг она задержится, и чай уже остынет.

И действительно, Катя приходит уже минут через пятнадцать после начала шестого урока. И вид у неё не шибко радостный.

– Что-то случилось? – спрашиваю, когда она плюхается на стул.

– Да.

Катя пытается вскрыть пакетик с чаем, но только срывает уголок у саше таким образом, что сам пакетик не достать. А потом то же происходит и с другим уголком.

Кажется, у кого-то плохой день.

– Мы выиграли в конкурсе исторической реконструкции и приглашены в Москву.

– Это же здорово! – присаживаюсь напротив Кати и подсовываю ей открытую коробку конфет, которую снова с благодарностью принесла мама Владика. – Или… или нет?

Странно, что Катя не радуется, учитывая как тщательно она готовилась со своим классом.

– Здорово. Только у региона нет денег спонсировать поездку. И знаешь что? – Катя эмоционально швыряет обёртку от конфеты на стол. – Наталья Валентиновна предложила обратиться к спонсорам с личной инициативой. Да ещё и намекнула, к кому конкретно!

Я сначала даже зависла. Как сейчас модно говорить среди подростков: сначала не понял, а потом как понял!

– Оу. И что? Пойдёшь к Макарскому? Если хочешь, я с тобой схожу.

– Не знаю, – пожимает плечами. Не решила ещё. После всего… Но так не хочется расстраивать ребят. Они так старались выиграть. Выиграли. А дальше что? Они же больше ни в одном конкурсе участия не примут.

– Н-да.

Мы с Катей допиваем чай, обсуждая новости по работе. Облоно выпустило новую бумажку с требованиями, свидетельствующую о том, что с реальными детьми они не имели контакта уже много лет. Иначе как ещё подобную дурость объяснить?

В общем, как и обычно бывает, когда вместе собирается больше одного учителя, будь то чаепитие или пьянка, то непроизвольно всё это перерастает в малый педсовет. Мы уже столько раз зарекались и обещали себе, что будем говорить о “трусах и булавках”, но всё равно перескакиваем на обсуждение работы.

– Ну а ты что? Решилась отвоевать свои туфли?

– Почти, – усмехаюсь. – Вот сегодня точно позвоню.

Это я себе уже повторяю несколько дней, но решиться так и не могу. Мне стыдно. Я помню далеко не всё, но уже и того, что помню, достаточно, чтобы сгореть со стыда перед этим мужчиной.

Но туфли-то тоже вернуть надо. Это мои любимые. Я их нечасто надеваю, но каждый раз это такой кайф для меня. Они безумно дорогие для моей зарплаты учителя, и для меня это не просто туфли, а скорее напоминание, что я девочка и люблю себя, и должна заботиться о себе и баловать.

В общем, это мои сакральные туфли. Счастливые, можно сказать. У кого-то это трусы, у кого-то ремень, а у меня мои розовенькие лодочки.

И сейчас они в плену у рыжего фетишиста, что делает меня очень несчастной.

– Звони сейчас, – улыбается Катерина.

– Чего? Ну нет!

– Звони давай! А то потом их точно не вернёшь, – Катя подвигает ко мне мой смартфон и многозначительно смотрит.

– Эх, ну тебя, – смеюсь и беру телефон. Извлекаю из сумочки бумажку с номером мистера Медведя и быстро набираю, чтобы не передумать.

На первом гудке я ещё чувствую себя смелой и бойкой, настроенной отобрать своё, удерживаемое незаконным путём.

На втором гудке моя решимость тает, а щёки начинают припекать.

На третьем я уже решаю отключиться и объявить Катерине, что абонент сейчас не абонент, когда на том конце отвечают.

– Слушаю, – отрывисто басит густой мужской голос.

– Здравствуйте! – выпаливаю. На вы? На ты? С чего это я вообще растерялась? – Это Карина. Мы с вами… с тобой недавно в клубе пересекались.

Катя хихикает, прикрыв рот, а я шикаю на неё.

– И… я бы хотела получить назад свои туфли.

– Привет, Белочка, – отзывается мужчина после моей тирады. – Я тебе туфли, а ты мне что?

После такого ответа зависаю. Ну а Катя уже лежит лбом на столе, сотрясаясь от смеха.

Блин… Белочка?!

– Большое спасибо, – отвечаю сдержанно.

Вообще-то мне хочется сказать: “Эй, чувак, в смысле? Это МОИ туфли, ты их спёр, почему я тебе вообще за них что-то должна? Это рэкет называется, вообще-то”.

Но мне их всё же хочется вернуть, так что я себя сдерживаю.

– Спасибо – это хорошо. Но невкусно.

– Хочешь, чтобы я тебя покормила?

В ответ слышится заминка и лёгкое покашливание, как будто он только что тоже решил не говорить то, что на ум пришло.

– А ты умеешь готовить?

Ого вопросики!

– Возможно. Но это неважно, мне нужны мои туфли.

– Хорошо. Заеду через десять минут.

И отключается.

А я ошарашенно смотрю на экран телефона, а потом на Катю.

– Куда это он заедет?

– В школу, видимо, – пожимает плечами она.

– А откуда он…

– Не удивляйся, – машет рукой. – Я уже перестала.

Н-да уж. Ну что ж, посмотрим.