Текст книги "Большая книга приключений кота Тихона"

И только сейчас Тихон понял, что такое слёзы. Что-то внутри душило его и разрывало. Что-то тяжёлое и больное не давало продохнуть. И Тихон заплакал. Настоящими слезами. Ему было так больно, как никогда в жизни. Он думал, что лучше бы остался с Котовским там, в страшном подвале, чем испытывать то, что чувствовал сейчас. Страх за друга, собственную вину, бессилие.

На него будто обрушились сразу все горести мира, а как с ними справиться, Тихон не знал.

– Ох, еле удрал, – услышал он голос Котовского и, не сдержав чувств, кинулся к другу и крепко обнял того за шею.

– Не, ну ты её видел?! – Котовский аж урчал от восторга, вылизывая лапу, на которой была кровь. – Вот это круто! Да? Здоровенная! Я сам такую никогда не видел! Наши не поверят! Ты подтвердишь? Да? Чего это с тобой? Ну что ты повис на моей шее?

– Я трус, – признался Тихон. – Я сбежал. Ты меня спас. Если бы не ты…

– Да ты чего? Я сам едва лапами от страха перебирал! Просто было бы глупо крысе поддаться, да ещё в такой день! Не, только не сегодня! Ты же теперь – защитник! С дипломом!

– Да какой я защитник? Это ты меня защитил! Тебе нужно быть защитником! – закричал Тихон.

– Слышь, хорош орать. А то на твои вопли сейчас все мыши и крысы сбегутся, – засмеялся Котовский. – Сегодня я тебя выручил, потом ты меня как-нибудь спасёшь. Какая разница? Главное, мы сбежали от этой крысятины! Видал, какие у неё зубы? Да мы – самые крутые коты в округе! А ты теперь со всеми своими музейными мышами на раз справишься! После этого чудища! Ваши мыши, небось, в тапочках по музею бегают, а котов только на картинах и видели! Может, они тоже на мягких игрушках, как вы, тренируются! Вот умора!

– Ну ты скажешь, в тапочках! – захохотал Тихон.

И они ещё долго смеялись, представляя, в чём ходят музейные мыши и как они нападают на плюшевых котов.

– Главный мышь бегает с картонным котом! – кричал Котовский.

– Нет, они прыгают на подушку! – кричал в ответ Тихон.

– Не, они бегают за заводными котятами! – орал Котовский.

Тихон был благодарен другу за всё – лёгкость, умение смеяться, смелость, готовность пуститься в любую авантюру. Он был готов расцеловать Котовского и снова кинулся к нему обниматься. Котовский отбивался, и они в шутку мутузили друг друга.

– Нормально ты бегаешь, – переводя дыхание, сказал Котовский, – не так, как я, конечно, но всё равно круто. Мало кто из наших так бегает.

– Я испугался, – признался Тихон.

– Да я сам испугался. Такая зверюга. Мне батя о таких только рассказывал. Ох, он мне голову оторвёт, если узнает, что мы с крысой связались. Но ведь круто было! Скажи?

– Да, круто, – признался Тихон.

После окончания курсов Тихон заступил на службу. Он стал младшим помощником младшего защитника. Переехал в общежитие, где жили все младшие защитники. Там оказалось ещё хуже, чем на курсах. Тихон думал, что стал уже взрослым, но, когда на пороге общежития появился всё тот же полковник Гранд, Тихон чуть с лежанки не рухнул. Он понял, что всё только начинается.

Полковник Гранд каждое утро выводил новобранцев на тренировку. Они учились особым приёмам захвата мыши, изучали стратегию, тактику и чтение карт – планов музеев, подвалов, подсобок. Планов местности. Изучали особенности обитания и поведения мышей. Тихон изменился – стал слушать полковника Гранда, задавал вопросы, ночами сидел над картами. После чего часто сбегал к Котовскому и чертил карты на песке.

Котовский слушал внимательно. Ему было интересно. Они учились вместе, разбираясь в вентиляционных и канализационных трубах, приманках и анатомии. Мама Тихона тоже преподавала – обучала оказанию первой помощи пострадавшим, поведению при затоплении или пожаре. Тихон всё, что узнавал, пересказывал Котовскому. И однажды это спасло всех дворовых котов от гибели. В подвале кто-то из людей устроил пожар, и Котовский вывел всех котов через канализационную трубу и открытый люк. Отец Котовского тогда передал управление в лапы сына.

– Ну, я теперь крутой котяра! – радовался Котовский. Они с Тихоном пожирали сосиски в новом подвале, отмечая новоселье. – Спасибо тебе. Всё-таки ты – мозг!

– Это не я, это ты всех спас.

– Да ладно! Слышь, а можно мне на лекции к вам походить? – спросил Котовский.

– Зачем тебе? – удивился Тихон. – Ты ж любишь, чтобы всё как в жизни. А у нас – теория и никакой практики.

– Вот ты дурак. Да вашу науку и нашу практику – вот тогда бы… да все мыши бы смылись!

Тихон не знал, как попросить разрешения, чтобы его дворовый друг посещал занятия. Но чувствовал, что обязан это сделать. И сначала обратился к маме.

– Конечно, приводи, – обрадовалась мама, – желание учиться и узнавать новое всегда очень похвально.

– Мам, он дворовый.

– Ну и что? – удивилась мама. – Он же кот! И твой лучший друг! Давно мечтала с ним познакомиться!

Оставалось заручиться поддержкой полковника Гранда. Тихон долго переминался с лапы на лапу и наконец решился спросить.

– Если пройдёт испытания, – отрезал полковник Гранд.

В день испытаний Тихон переживал так, как за себя никогда не волновался. Но Котовский прошёл все дистанции, прыгал, бегал, блестяще читал карты. Побил все рекорды. Полковник Гранд всё равно фыркал.

– Собеседование, – отчеканил полковник.

Тихон сидел у двери. Прошло много времени. Уже вечер наступил, а Котовский всё ещё не вышел от полковника. Наконец он появился.

– Ну что? – подбежал Тихон. – Что он спрашивал?

– Обсуждали мышеловки, – ответил Котовский, зевая.

– Что? Какие мышеловки? – удивился Тихон.

– Ты что? Ничего не знаешь про мышеловки? – в свою очередь удивился Котовский.

– Нет. Нам этого не преподавали.

– Ну вы даёте!

Полковник Гранд не просто принял Котовского – тот стал его любимчиком. Котовский рисовал схемы мышеловок, рассказывал, чем травят мышей в подвалах, как ведут себя крысы. А когда Котовский познакомил полковника со своим отцом, старым котом по кличке Старик Кусто, все курсанты ушли на вынужденные каникулы – полковник всё время проводил с новым товарищем.

– Что они делают? – спросил Тихон у Котовского.

– Тренируются.

– Что? – Тихон чуть не упал, хотя сидел на всех четырёх лапах.

– Полковник Гранд осваивает новую программу, – Котовский подмигнул Тихону. – Ну, а мой батя передаёт ему опыт. Но это страшный секрет. Полковник хочет ввести спецкурс у вас в музее, для новобранцев. Не завидую я им.

– Какой спецкурс? Рассказывай! – потребовал Тихон.

– Ну, как ты думаешь, почему моего батю называют Старик Кусто?

– Не знаю. Кличка такая.

– Кусто – это в честь мореплавателя. Знаменитого путешественника и исследователя морских глубин. Он под водой умел плавать, как рыба.

– Ну и что? – всё ещё не понимал Тихон.

– Ну, понимаешь, мой батя воды не боится. Вообще. И плавать умеет, – признался Котовский.

– Как это плавать? – Тихон впервые слышал про такой навык.

– Как собака. Гребёт лапами и плывёт, – объяснил Котовский.

– А где он научился? – ахнул от восторга Тихон.

– Батя в молодости на море жил, вот и научился.

– И что? Полковник Гранд хочет научиться плавать? – удивился Тихон.

– Ага, – хмыкнул Котовский. – Кошки обычно боятся воды, сам знаешь. Я не боюсь, но плавать не умею, сколько батя ни старался меня научить.

Тихон захохотал.

– Вот я так и знал, что ты будешь смеяться! – сам Котовский тоже подхихикивал. – А я, между прочим, пообещал, что никому не скажу.

– Но я же не никто! Я твой лучший друг! А где они тренируются?

– В реке, конечно, где же ещё?

– Река? Это как на картинах? – удивился Тихон, поскольку никогда не видел настоящей реки.

– Не, не совсем. Пойдём покажу, – предложил Котовский.

– Ты хочешь сказать, что это рядом и ты ни разу не показал мне настоящую реку?

– Я же не знал, что ты и про это ничего не знаешь!

И они пошли на реку. Тихон даже предположить не мог, что ему настолько понравится река. Было темно, и вода казалась чёрной. Котовский провёл его на мостик, и они долго сидели молча. Тихон чувствовал, что может сидеть так часами, глядя на тёмную воду, слушая плеск лёгких волн.

– Ладно, пойдём, уже совсем поздно. Твоя мама начнёт волноваться, – сказал наконец Котовский.

Тихон не мог оторвать взгляда от воды, которая и манила, и пугала одновременно. Ему было страшно, но в то же время хотелось прыгнуть туда, в чёрную бездну.

Теперь у них появилось ещё одно место для прогулок. Тихон с Котовским часто бегали на реку и подолгу сидели на мостках.

А полковник Гранд расцвёл, похудел и разрабатывал новые учебные программы для будущих котов-кадетов. Он так подружился со Стариком Кусто, что собирался пригласить его проводить особые тренировки, мастер-классы для самых способных котов. Ещё полковник Гранд мечтал о том, чтобы новобранцы сдавали экзамены в подвале Старика Кусто.

Специально для Котовского мама Тихона водила экскурсии, рассказывая про картины, художников, и тот слушал, затаив дыхание. Он впитывал всё как губка. Мама Тихона говорила, что у неё давно не было такого способного и тонко чувствующего искусство ученика.

Потом Тихон часто вспоминал то время. Самое счастливое и беззаботное.

Отец Тихона всё ещё оставался на должности «главного защитника», хотя должен был уйти в отставку. Все ждали, что он передаст пост своему сыну, как только тот наберётся опыта. Но Борис хотел, чтобы Тихон прошёл весь путь – от младшего защитника до самого верха. Сам, своими лапами и силами.

И Тихон старался, продолжал учиться, дежурил по ночам, как и все остальные молодые коты, поступившие на службу. Он по-прежнему жил в общежитии, выходил на тренировки, заступал на дежурства. Никаких поблажек отец ему не делал. Да и видел Тихон отца редко. Молодые коты находились в подчинении у Маркиза Люсьеновича – помощника Бориса, его правой лапы, который отвечал за расписание дежурств, продвижение по службе и прочие текущие дела.

– Тебе не обязательно ночевать в общей комнате, ты можешь приходить домой, – уговаривала Тихона мама.

– Отцу это не понравится, – отвечал Тихон.

– Пусть он живёт дома, – просила Мона Бориса, – будь поснисходительнее. Он твой сын, причём самый способный среди молодых котов. Даже полковник Гранд так считает.

– Нет. Он должен быть как все, – отрезал Борис, – то, что он мой сын, не даёт ему никакого права на привилегии.

– Ну а обо мне ты подумал? Я живу в одном музее с сыном и не могу с ним спокойно поужинать! Он способен на большее. Тихон рвётся в бой, ему нужны сложные задания, иначе он потеряет интерес к службе. А ты его мурыжишь в младших защитниках. Дай ему возможность себя проявить.

– Я не хочу подвергать его опасности, как ты этого не понимаешь? – Борис редко повышал голос, но тут почти закричал. – Пока могу, я буду его защищать. Он мой сын, и я за него боюсь. Ты же знаешь, может произойти всё что угодно. Ещё придёт его время. А пока пусть понюхает пыль, пусть живёт, как остальные.

– О чём ты говоришь? Что может произойти? – Мона спрыгнула с подоконника, на котором сидела и смотрела в окно. Она любила смотреть в окно. В этом Тихон был похож на мать. Оконная рама напоминала Моне раму картины.

– Не знаю. Просто неспокойно на душе как-то, – ответил Борис.

– Твоя разведка что-то узнала? – испуганно спросила Мона.

Да, у котов был свой отряд разведки, в который мечтал попасть Тихон. В разведке служили самые быстрые, самые бесстрашные коты. Через два месяца Тихон собирался сдавать экзамен на поступление в отряд.

– Нет, ничего, не волнуйся, – ответил Борис, – ложись спать, уже поздно.

– Ты плохо выглядишь, – сказала Мона, – очень уставший. Может, ты оставишь пост и выйдешь на пенсию?

– И что я буду делать? Лежать на подстилке и есть сметану? Да я за неделю разъемся! – возмутился Борис.

– Мы будем гулять, – ласково сказала Мона.

– Я не могу гулять просто так, без дела. Не хочу. У меня ещё есть силы, – заявил Борис.

– Хотя бы не выходи на дежурства. Они сами справятся, – попросила Мона.

– Не могу. Ты знаешь, меня это держит в тонусе и форме.

Все знали про эту прихоть «главного защитника» – он выходил на ночные дежурства с молодыми котами. Коты от страха вообще ничего не соображали и ходили на ватных лапах. Тихон мечтал хоть один раз подежурить вместе с отцом, но тот всегда выбирал другие смены. Он рассказывал молодым охранникам, куда смотреть в первую очередь, на какие звуки обращать внимание.

В ту ночь Борис дежурил с новобранцами, только закончившими обучение. Тихон в эту смену не дежурил. Главный защитник услышал странный шум в том зале, где висели не самые ценные и не самые дорогие картины.

– Иди проверь, – велел Борис одному из молодых котов, – ничего не предпринимай, только осмотрись. Придёшь, доложишь обстановку.

Молодой кот вошёл в зал и увидел, как несколько мышей грызут угол рамы. Кот тут же кинулся в атаку. Все мыши успели скрыться, кроме одного маленького мышонка, который и попал в лапы кота.

– Я случайно, я не хотел, – говорил перепуганный новобранец главному защитнику, – даже не знаю, как так получилось.

Борис понял, что случилось непоправимое. Мыши не станут разбираться, кто прав, кто виноват, случайно погиб мышонок от лапы кота или нет. Новобранец нарушил кодекс чести, принятый в музее, – коты не трогают мышат, мыши не нападают на котят. Этот кодекс вбивали котам с раннего детства, но иногда инстинкт оказывался сильнее. Коты нападали, не помня про запрет.

– Собирайтесь. Боевая тревога, – отдал Борис приказ.

…Когда коты-охранники вошли в зал, там уже стояло несколько сотен мышей. Бой был кровавым. Много мышей полегло в той схватке, несколько котов были тяжёло ранены. Сам Борис, главный защитник и командир, погиб как настоящий герой на поле брани.

Его хоронили со всеми воинскими почестями на заднем дворе музея. Тихон поклялся, что станет таким же, как отец, и больше ни одна мышь не проберётся ни в один зал музея. Все думали, что Тихон станет «главным защитником», но Борис оставил завещание – должность он просил передать Маркизу Люсьеновичу. И никто не посмел оспорить его последнюю волю.

Тихон сдержал обещание, данное когда-то отцу, – стать достойным его имени, не подвести честь семьи, продолжить династию защитников музея. За несколько следующих лет он стал начальником кошачьего караула, обладателем трёх почётных грамот и двух кубков – за защиту музея, доблестную службу и любовь к искусству. Только радости эти награды ему не приносили. Он очень страдал, что отец не видит его успехов. Ещё больше он переживал из-за мамы, которая продолжала преподавать историю искусств, но её прекрасные зелёные глаза уже не горели – вместо огня в них поселилась печаль.

После уроков Мона стремилась поскорее уйти с работы и оказаться в своей комнате, устроиться на лежанке и смотреть на фотографию молодого Бориса – тот гордо позирует на ступеньках музея.

Тихон после службы каждый вечер приходил домой и заставал маму свернувшейся клубочком на лежанке.

– Он чувствовал. Он всё чувствовал. Говорил, должно что-то случиться, – повторяла мама, – я могла упросить его не ходить на дежурство, но не стала.

– Он бы всё равно не послушал. Он бы пошёл, – Тихон не знал, как успокоить маму.

– Я не понимаю, чему учить котят, – призналась мама, – я потеряла интерес. Неужели я должна готовить их к…

– Нет, мама, ты учишь их чувствовать картины.

– Зачем нужны эти картины, если они приносят столько горя? – Мона отворачивалась к стене.

– Папа всегда говорил, что это – наш долг. Служить музею. Защищать картины.

– А если что-то случится с тобой? Я этого не вынесу, не переживу. – Мона вскочила с лежанки и обняла сына.

– Не случится. Я тебе обещаю. – У Тихона разрывалось сердце. Он не знал, как и чем помочь маме.

– А я всё думаю о том, что знал твой отец. О чём он подозревал или догадывался? Почему говорил, что у него неспокойно на душе? Поговори с разведкой.

– Я не могу. Это может сделать только Маркиз Люсьенович.

– Тогда узнай сам. Твой отец что-то предчувствовал. А он никогда не ошибался.

– Хорошо, я обещаю узнать и буду смотреть во все глаза.

Тихон так сказал, чтобы успокоить маму, но поневоле стал более внимательным. Однажды совершенно случайно заметил, что одна из картин немного накренилась. Он бы не обратил внимания, если бы не картина – это было его любимое ещё с детства полотно. Пейзаж. Дом на берегу реки. Эту картину особенно любила мама – когда-то под этим пейзажем ей назначал свидания Борис.

Тихон не придал особого значения тому, что картина висит неровно. Он думал, что одна из верёвок, которыми картина крепилась к стене, истлела от старости. Тогда многие картины отправляли в запасники музея или на реставрацию. Тихон поправил картину лапой. Но через несколько дней во время обхода он опять заметил, что картина висит не совсем ровно. Совсем чуть-чуть. Еле заметно. Только накренилась уже в другую сторону. На полу же, чуть дальше, Тихон увидел маленький, буквально микроскопический след мышиной лапки. И цвет следа совпадал с цветом реки на картине.

Тихон смотрел то на след, то на картину. И наконец догадался. Всё выглядело так, будто мышь сидела на раме, перегрызала верёвку и, сорвавшись, полетела вниз, цепляясь когтями за полотно. Если его подозрения верны, то и на полотне должен был остаться след когтя. Но как это проверить?

Тихон не хотел поднимать тревогу раньше времени. Тем более что доказательств у него не было. Он не мог взять лестницу-стремянку, лупу, яркую лампу и рассмотреть полотно, сантиметр за сантиметром, как делали люди-реставраторы.

«Что же делать?» – подумал Тихон и тут же вспомнил наставления полковника Гранда: «Если не знаешь, как поступить, или оказался в сложной ситуации, в незнакомом месте, закрой глаза и доверься интуиции, ощущениям».

Картина висела низко. Совсем рядом со стулом, на котором сидела смотрительница музея.

Тихон вскочил на него, встал на задние лапы, протянул переднюю к картине, спрятал когти и закрыл глаза. Мягкой, очень чувствительной подушечкой он провёл по низу картины. Ещё раз и ещё. И только в последний раз почувствовал то, что искал, – шероховатость на ровном слое краски.

Тихон, довольный, спрыгнул со стула. Всё правильно. Так он и думал. Но зачем мыши решили перегрызть верёвку? Чтобы украсть картину? Опять же зачем? Чтобы никто не мешал съесть раму? Глупость.

Все эти размышления казались настолько абсурдными, что Тихон не решился ими с кем-то поделиться. Нужны веские доказательства, чтобы доказать заговор мышей.

Тихон решил устроить засаду. Он спрятался на окне за тяжёлой тёмной портьерой. Ничего. Никто не покушался на шедевр. Тихон готов был поклясться, что не слышал ни писка, ни шороха. Утром он зашёл на главный наблюдательный пункт. В комнате, где всегда было тихо и царили дисциплина и порядок, будто пронёсся ураган. Коты-охранники бегали взад и вперёд, телефоны звонили, компьютеры, передающие изображение с камер наблюдения, мигали, не выдерживая напряжения.

– Что случилось? – спросил ошарашенно Тихон.

– Картину украли, – крикнул ему на бегу младший помощник.

– Как украли? Не может быть! Кто? – не поверил своим ушам Тихон.

– Думаем, мыши. Портрет. Верёвки были перегрызены. Следы зубов характерные – эксперты сейчас работают.

Тихон побежал на место преступления. Неудивительно, что он ничего не слышал. Картину – небольшую и совсем не ценную, не в самой богатой раме – украли из дальнего зала.

Тихон осматривал верёвки и думал, что дело тут нечисто. Рама не представляла никакой ценности. Должна быть какая-то другая причина. Но какая?

Следующей ночью по всему музею были расставлены усиленные посты. Сам Тихон дежурил в зале, где висел «его» пейзаж. Утром все посты сообщили, что ни одна мышь не пробралась ни в один из залов. Все картины на месте. Картины – да, но из зала, где были выставлены украшения, пропало ожерелье.

В том зале охраны не было. Зачем мышам драгоценности? Маркиз Люсьенович ходил по наблюдательному пункту и не понимал, что происходит и что делать дальше.

Следующая неделя была поистине кошмарной. Несмотря на все усилия котов, каждую ночь пропадал какой-нибудь экспонат. Уносили его буквально из-под носа. Уже не было никаких сомнений в том, что воровали мыши. Никто не мог ответить на вопрос – зачем?

А без понимания мотива нельзя раскрыть ни одно преступление. Пока же коты-охранники устанавливали новые системы сигнализации, обсуждали, где устроить засаду и сколько выставить котов для защиты, Тихон размышлял о мотивах. «Стань мышью, думай, как мышь», – говорил ему отец когда-то. Тихон закрывал глаза, но никак не мог представить себя мышью.

– Мы не можем предоставить вам нашу коллекцию, при всём уважении к музею, прошу прощения.

– Но это будет удар по репутации музея! Мы готовились к этой выставке целый год!

– Да, мне тоже очень жаль, но я не могу рисковать картинами. А последние события показывают, что вы, увы, не можете гарантировать безопасность полотен.

Тихон шёл по коридору, погруженный в свои мысли, мимо кабинета директора музея, когда услышал этот диалог. Директор разговаривал с очень высокой и очень строгой дамой – владелицей частной коллекции картин. Тихон знал, что она решила выставить свою коллекцию в их музее (из-за чего был объявлен дополнительный набор молодых котов-новобранцев для охраны). И вот, видимо, передумала.

Тихон видел, что дама, цокая каблуками, ушла, а директор сел и обхватил руками голову. Тихон не удержался и зашёл в кабинет. И тут директор, тот самый человек, который когда-то оставил его здесь, сделал то, чего никогда не делал.

– Кис-кис-кис, – позвал он Тихона.

Кот подошёл бы и без всяких «кис-кис», на которые только котята отзываются, ведь взрослые коты понимают человеческую речь. Тихон подошёл к ноге директора и замер, подняв голову.

– Ты мой хороший… – сказал директор и взял Тихона под пузо, ну совсем как котёнка, посадил себе на колени и стал чесать за ухом.

– Хороший кот, красивый, – приговаривал директор, – что же мне теперь делать? Чем же я вас всех кормить буду? Эх… придётся распустить или отдать кому-то в добрые руки.

Тихон, когда услышал про «отдать», перестал урчать. Его будто молнией пронзила догадка. А вдруг именно этого мыши и добиваются? Избавиться от своих врагов и главной помехи – котов-охранников? А тут всё получается очень просто. Произведения искусства исчезают или портятся, коты не справляются со своей работой, музей лишается выставок, директор вынужден уволить всех котов! И тогда мыши станут жить спокойно в своё удовольствие!

Тихон так взбудоражился от своей догадки, что невольно выпустил когти.

– Тихо, тихо, больно же, – отдёрнул руку директор, – ну, ладно, беги. – Он отпустил Тихона, и тот спрыгнул на пол. Ему не терпелось хоть с кем-нибудь обсудить свою версию, поделиться догадкой. Но с кем? На работе нельзя – нет доказательств, нет фактов. Отца нет. Тихон помчался домой.

– Мам, послушай меня, что ты думаешь? – выпалил он и рассказал матери всё, что услышал в кабинете директора и до чего додумался сам.

– Ну? – спросил он, дрожа от возбуждения.

– Что ну? – спокойно спросила мама.

– Что ты думаешь? Обо всём об этом? Я прав?

– Я думаю, тебе нужно поговорить с Винсентом.

– Кто это ещё? Я знаю только одного Винсента – Ван Гога.

– Винсент – мышь. Он старый друг твоего отца. И к тому же неплохой художник.

– Что-о-о-о?!

Тихон чуть не упал в буквальном смысле слова. Мама преподнесла сразу две новости. Что есть мыши, которые умеют рисовать, да ещё и носят имена великих художников. И что его отец дружил с мышью.

– Закрой рот. Муха залетит. Неприлично стоять с открытым ртом, – вывела из ступора Тихона мама.

– И где я его найду? – только и смог спросить он.

– Намочи лапу и оставь мокрый след на раме «нашего» пейзажа. Пусть это покажется тебе глупым, но пока наш старый «дедовский» способ ни разу не подвёл. Винсент увидит след твоей лапы и придёт.

– Ты уверена? – недоверчиво спросил Тихон.

– Борис всегда с ним так договаривался о встречах. Я им советовала найти более современный способ общения, но оба отнекивались. Они, как мальчишки, любили играть в шпионов. Передавай Винсенту от меня привет и поцелуй.

Тихон намочил лапу и оставил след без всякой надежды на успех. След очень быстро высох на солнце, и к пейзажу никто не подошёл. Так что вряд ли Винсент успел его даже заметить.

Но Тихон остался ждать за портьерой. Ближе к полуночи он заснул, а когда проснулся, рядом с ним сидела мышь. Точнее, сидел. Седой и уставший.

– Ты очень похож на своего отца, – сказал Винсент.

– Здрасьте. – Тихон от неожиданности мяукнул, как маленький.

– Ты так вырос. Я видел тебя совсем котёнком. – Рассматривал его Винсент, – копия отец.

– Так все говорят, – привычно ответил Тихон.

– Этот след… ты напомнил мне о молодости. – Винсент тяжело кашлянул.

– Мама сказала, что вы были другом… отца… она передавала вам привет и поцелуй.

Тихон засмущался. Он не знал, как нужно разговаривать с мышью. Он вообще впервые разговаривал с мышью! Точнее, мышем.

Винсент улыбнулся.

– Они были очень красивой парой. Твои родители. Твоя мама – очень мудрая кошка. Я их любил. А отец… Он был мне настоящим другом.

Тихону показалось, что глаза Винсента сверкнули, как будто мокрые от слёз.

– Что случилось, сынок? Ты ведь не просто так меня вызвал? – Винсент стал серьёзным.

Тихон всё ещё не мог прийти в себя. Мышь называет его сынком. Более того, ему это нравится. И Винсент ему тоже понравился.

– Я хотел, э-э-э, посоветоваться. Но не с кем, э-э-э-э. Мама сказала, что вы можете помочь…

Тихон всё не решался начать разговор.

– Ты по поводу того, что творится в музее? – спросил Винсент.

– Да, – облегчённо выдохнул Тихон, – я не могу понять зачем? Какой смысл? Ведь в этом есть смысл?

– А сам ты что думаешь? – спросил Винсент.

Тихон рассказал ему о своих догадках. Мышь молчал. Только кивал, давая понять, что внимательно слушает.

– Ты очень умный кот, – сказал наконец Винсент, – молодец. Котелок у тебя варит.

– Что? – не понял Тихон.

– Котелок. Черепушка. Голова. Вы, молодёжь, теперь так не говорите? Не важно. Ты прав в главном – это спланированная акция по выселению котов из музея. Ты ведь знаешь, что многие музеи уже отказались от ваших услуг. И, похоже, наш директор тоже об этом уже задумывается.

– Но зачем? – крикнул Тихон.

Винсент пожал плечами.

– Зачем собаки бегают за кошками? Зачем коты гоняют голубей и ловят мышей? Ты задаёшь вопрос, на который нет ответа. Затем. Затем, что мыши хотят жить в музее спокойно, а заодно насолить котам. Так устроено природой. Не мы завели такой порядок, не нам его и менять.

– Но ведь это ерунда! Неужели нельзя договориться? Ведь есть исключения из правил! Вы с отцом, как сказала мама, дружили.

– Это – исключение, которое подтверждает правила.

– И я ничего не могу поделать? Мне что, остаётся только сидеть сложа лапы?

– Да. Если, конечно, не хочешь войны. Битвы, в которой погибнут и коты, и мыши. Сражения, подобного тому, в котором погиб твой отец. Ты хочешь повторения?

– Хочу, – воскликнул Тихон, – я отомщу за отца! Коты всегда жили в музее и останутся здесь жить!

– Мальчик, мальчик. Ты ещё такой юный… Послушай старика. Что бы ты сейчас ни предпринял, ход событий уже не изменить.

– Я так не могу! Бездействовать? Быть зрителем? Можно же попытаться договориться!

– Именно так говорил твой отец. Когда-то было заключено мирное соглашение. Одним из его основных пунктов было ненападение на котят и мышат. Но вы, коты, нарушили главное условие. Да, я знаю, что произошёл несчастный случай, но по условиям соглашения… Твой отец хотел если не дружбы, то хотя бы мира между котами и мышами. Но… старое руководство умирает. Мы больше не имеем такого веса, как раньше. Не так влиятельны. Меня фактически отстранили от дел. А молодые лидеры, как и ты, жаждут крови и мести. А ведь я был одним из тех, кто подписывал соглашение.

– То, что вы мне всё это рассказали… и то, что встретились со мной… вам… как вы…

– Ты хочешь спросить, что мне за это будет?

– Да.

– Не знаю. Мне всё равно. Я уже старый и ничего не боюсь. Ну, сошлют подальше в подвал, чтобы под ногами не мешался. Убить они меня не посмеют. Вот что будет с тобой… это вопрос. Ты ещё хочешь о чём-то спросить?

– Да… почему… то есть… это правда? Что вы были друзьями с моим отцом? – прошептал Тихон.

– Да, самыми лучшими друзьями, – ответил Винсент.

– Как такое может быть?

– Может. В жизни всё может быть. Мы вместе выросли, а потом он спас мне жизнь.

– Как?

– В том бою он закрыл своим телом меня… Знай, мальчик, какое бы решение ты ни принял, я буду на твоей стороне и всегда тебе помогу. Но мыши настроены решительно. Новый лидер – твой, кстати, ровесник и мой племянник, каюсь, я сам его воспитал и привёл к власти, – не хочет ничего слышать. Он мечтает получить музей в своё полное распоряжение и не думает о том, чего это будет стоить. Знаешь пословицу – худой мир лучше доброй ссоры? Вот, она как раз про мышей и котов. Ладно, мне пора. Если что – ты знаешь, как меня найти.

– Спасибо…

– Не за что, мой дорогой. Передавай от меня поклон своей маме. И вот ещё что. У тебя есть друзья, очень хорошие друзья. Не забывай о них.

Винсент тяжело спрыгнул с подоконника и не очень быстро побежал в угол зала. Тихон заметил, что он немного хромает на заднюю лапку.

«Ничего не прояснилось, – думал Тихон, – стало только хуже. Что же теперь делать?»

Ночью он так и не смог уснуть – ворочался с боку на бок. Уже под утро ему приснилось сражение, будто они с отцом дрались вместе. В тот момент, когда Тихона окружило целое войско мышей, он проснулся от звонка, которым предупреждают посетителей о закрытии музея. Этим же звонком пользовались коты в случае экстренного сбора.

– Тревога, что-то случилось, – вскочил Тихон и помчался в командный пункт.

– Что случилось? Что? – спрашивал он своих коллег.

Коты-охранники пожимали плечами, быстро собирая снаряжение для боя – ловушки, мышеловки, сетки…

– Внимание! Всем внимание! – раздалось из динамиков. Тихон узнал голос главного защитника Маркиза Люсьено-вича.

– Сегодня было совершено нападение на объект номер один, – продолжал Маркиз Люсьенович. Объектом номер один у котов назывался главный шедевр музея – картина Голландца. Голландец был напичкан электроникой вдоль и поперёк, что создавало для котов определённые трудности. Раз в неделю кто-то из молодых котов случайно задевал систему сигнализации, расположенную по всему периметру картины, и весь музей сотрясался от звуков сирены. Несчастный кот тут же оказывался в ловушке – стеклянной колбе, накрывающей картину и всё, что находилось рядом с ней на расстоянии трёх метров. Ему оставалось только жалобно мяукать. Через пять минут у ворот музея стояли как минимум две машины вооружённой до зубов человеческой охраны.

– Опять кот, – вздыхал директор и шёл оправдываться перед стражами порядка.