Текст книги "Черное лето"

Глава двадцать первая

День 8

Ночь прошла странно. По вроде бы спал, но при этом отдавал себе отчет, что не спит. Мысль о предстоящей встрече с Китоном стучала в его беспокойном мозгу. Если он просто хочет позлорадствовать, почему с глазу на глаз, в тюремной комнате для допросов? Этот сукин сын был звездой – опозорить По перед мировыми СМИ было бы очень в его стиле.

Это казалось абсолютно нелогичным. И действовало на нервы.

Потому что Джаред Китон никогда ничего не делал без причины.

По встал рано, съел свой завтрак над раковиной и прямо со сковороды, после чего ее дочиста вылизал Эдгар. Поскольку Хьюма уже не было на этом свете, а дочь Хьюма не относилась к числу фанаток По, он вынужден был сделать то, чего поклялся никогда не делать: поместить Эдгара в питомник. Он знал, что потом ему все равно придется придумать план получше, но сейчас у него не было выбора.

Официально это был визит полиции Камбрии, поэтому Ригг вел машину. Он встретил По у главных дверей Карлтон-холла в семь часов. Двигатель он не выключил и двинулся с места до того, как По закрыл дверь.

Путь проходил по прямой через горную трассу A66 и еще немного вверх по A1.

Всю дорогу Ригг молчал и даже не повернул головы в сторону По, пока они не миновали армейские полигоны военных полицейских, то есть добрых тридцать минут пути. Когда же он наконец удостоил По какими-никакими словами, это был лишь грубый ответ на его вопрос.

– А вы как думаете, Ригг, почему Китон хочет меня видеть?

Ригг ничего не сказал, лишь челюсть его напряглась и чуть дернулась, как будто у него был тик.

– Потому что, честно говоря, меня это немного беспокоит, – продолжил По.

На этот раз Ригг что-то пробормотал себе под нос.

– Простите, я не расслышал.

– Я сказал, что вот-вот расплачусь от сочувствия.

По не стал придавать слишком много значения нарушению субординации. Хотя Ригг на него и злился, это был праведный гнев, и По был даже рад, что констебль рядом, хотя и не смог бы объяснить, почему.

Может быть, потому что он чем-то напоминал самого По.

* * *

Даремская тюрьма, одна из немногих сохранившихся с девятнадцатого века, давно устарела. Много лет здесь содержались самые знаменитые заключенные Британии: убийцы Роуз Уэст, Майра Хиндли и Ян Брэйди, гангстеры Ронни Крэй и Джон Маквикар, которым удалось сбежать, Фрэнки Фрейзер – все они провели немало времени за мрачными стенами Дарема. Теперь в этой двухсотлетней тюрьме содержалось больше тысячи заключенных. Переполненную и ужасно финансируемую, невыносимо жаркую летом и опасно холодную зимой, ее следовало бы снести еще пятьдесят лет назад. По всегда считал Даремскую тюрьму символом рухнувшей системы уголовного правосудия Великобритании.

Однако еще недавно тюрьма была частью зоны повышенного риска, и это значило, что в ней установили самые современные ворота. После проверки удостоверений личности, распечатки пропусков и тщательного досмотра По и Ригг прошли в апартаменты для официальных посетителей. То, что обозначалось грандиозным термином «люкс», на деле представляло собой коридор с восемью грязными ящиками по обеим сторонам, похожий в лучшем случае на колл-центр в какой-нибудь стране третьего мира, где заодно продают поддельные лекарства. Стены из прозрачного плексигласа, унылый декор, невыносимый запах отбеливателя.

Им выделили комнату номер три, вторую слева, где пахло уже не только отбеливателем, но и последним обитателем. По и Ригг оба вздрогнули от этой вони. В комнате были четыре стула и стол, прибитые к крашеному бетонному полу, из декора – только дешевая пепельница.

Коридор номера имел входы с обоих концов. По и Ригг прошли через вход для посетителей. Другой вел в недра тюрьмы. По не мог оторвать взгляд от молчаливой металлической двери. Поскольку другие комнаты для допросов были пусты, следующим войти сюда мог только Джаред Китон.

Металлическая дверь с громким стуком открылась, и По увидел человека, прошлой ночью преследовавшего его во сне.

Китон прошел в третью комнату, не дожидаясь приглашения, и уселся на один из двух пустовавших стульев. С минуту По и Китон молча смотрели друг на друга. Ригга с таким же успехом могло там и не быть.

По не видел Китона со дня его осуждения. Хотя он уже не был таким гламурно-лощеным, как во время суда, шесть лет тюрьмы не испортили его великолепной внешности. Зубы уже не были такими ослепительно белыми, светлые волосы стриг тюремный парикмахер, а не знаменитый стилист, и все же он по-прежнему был прекрасен. Идеально симметричное лицо. Четкие скулы и волевой подбородок. Стильная небритость. Ярко-голубые глаза, восхищавшие стольких поклонников. Он стал достаточно брутальным, чтобы не казаться смазливым, но остался достаточно симпатичным, чтобы всем нравиться. Неудивительно, что телекомпании и издательства так за ним увивались.

До ареста Джаред Китон пробегал пять миль в день и час до завтрака проводил в спортзале. Тюремная жизнь не лучшим образом сказалась на его мускулистой фигуре, но роба все еще туго облегала мощную грудь и бицепсы. От него пахло сигаретами, хотя По знал, что он не курит. Неудивительно – в тюрьме от всех пахло сигаретами.

Ригг откашлялся, но Китон выставил вперед ладонь и не дал ему сказать ни слова. Он одарил детектива озорной улыбкой. Той улыбкой, какой сиял на камеру, объясняя сложные кулинарные техники какой-нибудь из льстивых знаменитостей. Обезоруживающей и самодовольной одновременно. Украшавшей обложки и главные развороты многочисленных журналов. «Отмеченной наградами улыбкой», как ее описала одна газета.

– Прежде чем мы начнем, вы хотите мне что-нибудь сказать, мистер По? – Его напускной французский акцент каким-то образом пережил суровую тюремную систему.

По не ответил. Он планировал начать с извинений и принять все, что будет потом. Китон был человеком, которому он сильно испортил жизнь, имевшим полное право злиться. Едва ли не по наитию По украл шесть лет у него и шесть лет у его дочери.

Но атмосфера была не той.

Китон должен был кипеть от ярости. Жестокой ярости, которую невозможно скрыть. Но он был холоден. Он смотрел на По, как гремучая змея, готовая напасть.

Какое-то время они изучали друг друга.

Когда стало ясно, что никто из них не хочет начинать разговор первым, заговорил Ригг. С полчаса он рассказывал, как ищут похитителя Элизабет Китон, где находится полиция, расследующая возможную судебную ошибку, и когда Комиссия по рассмотрению уголовных дел может передать дело Китона в Апелляционный суд.

Китон не сводил глаз с По.

В конце концов словесный понос Ригга иссяк – Китон, вне всякого сомнения, и без него все знал от своей команды юристов. Ригг выжидающе посмотрел на Китона, но не получил в ответ никаких доказательств того, что он вообще слушал.

– У вас есть вопросы, мистер Китон? – спросил он.

Не глядя в сторону Ригга, Китон повторил вопрос, который задал полчаса назад:

– У вас есть что мне сказать, мистер По?

По должен был сказать хоть что-то.

– У вас богатый опыт, мистер Китон.

Что-то подсказывало ему не извиняться.

Китон поднял брови и улыбнулся шире. Ригг поморщился.

– Я уверен, что мой коллега имел в виду…

Китон отмахнулся от Ригга. Продолжая пристально смотреть на По, он сказал:

– Ваш коллега прав, мистер Ригг. У меня действительно богатый опыт.

Ригг сглотнул.

– Можете ли вы представить, что значит быть обвиненным в убийстве? Чтобы все ваши друзья думали о вас мерзости? Чтобы навсегда испортить свою репутацию? Чтобы потерять все, к чему вы всю свою жизнь стремились? Вы можете представить, что это такое, констебль Ригг?

Ригг покачал головой.

По зачарованно наблюдал за ними. То, как Китон управлял людьми, завораживало. Ригг, закаленный в боях ветеран бесчисленных допросов, застыл как вкопанный. Даже рот приоткрыл. Кажется, он был не в силах до конца поверить в происходящее.

Ригг наконец-то обрел голос:

– Однако вы улыбаетесь, мистер Китон.

Китон повернулся к нему.

– Я?

– Да.

– Полагаю, потому что я счастлив, констебль Ригг. Оправдание, даже спустя шесть лет, остается оправданием.

Ригг молчал.

Китон повернулся к По и, даже не пытаясь скрыть радость, подмигнул ему.

– Или, может быть, потому что я знаю, что произойдет дальше.

Глава двадцать вторая

– Вы какой-то нетипично притихший, сержант По.

По мог бы сказать то же самое. Они были на полпути назад, и это была первая фраза, что произнес Ригг. Зато он уже почти полчаса смотрел на По, будто ожидая каких-то утешений, и, с тех пор как они вырулили на А1, нервно постукивал пальцами по рулю. Поведение Китона как альфа-самца явно его расстроило. Прежняя угрюмость ушла, сменившись задумчивостью. По хорошо его понимал – после встречи с Китоном он и сам ощущал то же самое. Этот человек умел доминировать над любой компанией, в которой находился. Все остальное не имело значения. Даже то, что он был осужденным за убийство, а Ригг – опытным и жестким полицейским. Одним движением запястья он выпотрошил Ригга. Выхолостил.

– Не позволяй ему до тебя добраться, Эндрю.

Ригг сжал руль сильнее. Его костяшки побелели.

– Кому, По?

– Китону. Не дай ему проникнуть в твой мозг. Если он туда проникнет, ты никогда от него не избавишься, уж поверь.

Ригг повернулся к По. Его глаза сузились от злости.

– Кем, черт возьми, ты себя возомнил, По?

По не ответил.

Ригг направил на него палец.

– Я не думаю ни о каком сраном Джареде Китоне. Это ясно?

– Как божий день, констебль Ригг.

– И о тебе тоже. – Ригг снова положил руки на руль и посмотрел вперед. Его нижняя челюсть дернулась.

– Ну и на здоровье. – Если Риггу нужно было сохранить лицо, то По был даже не против какое-то время побыть его боксерской грушей. Открыв блокнот, он записал свои мысли, подумал, прочитал написанное. Что-то здесь было не так, но он не мог понять, что именно. Оно вертелось в мозгу, постоянно ускользая. Он перечитал еще раз, пытаясь уловить недостающее, и когда ему наконец удалось, он удивился, как не понял этого сразу. Китон и не пытался скрыть. По взглянул на Ригга. Констебль по-прежнему злился, но По больше не мог ждать.

– Ты помнишь, чтобы Китон спрашивал, как себя чувствует его дочь?

Ригг повернул голову. По ожидал, что он снова его облает, но его полицейское начало все же взяло верх.

– Что-то не припомню, если честно.

По не сомневался, что Китон не задавал вопросов насчет Элизабет. Ни одного. Не спросил, как она себя чувствует. Не интересовался подробностями поисков ее похитителя. Казалось, все это совершенно его не интересует.

– И тебе это не кажется странным?

– Несколько дней назад они общались по телефону, – заметил Ригг, – и, может быть, он выяснил все, что требовалось.

– Может, и так.

По сказал Риггу и Гэмблу, что знаменитый шеф-повар совмещает третью и девятую по популярности карьеры среди психопатов, но это был лишь ненавязчивый способ продемонстрировать особенности психики Китона. Насколько знал По, официального диагноза шеф-повару не ставили. Он отказался проходить какие бы то ни было тесты, прежде чем судья приговорил его к двадцати пяти годам заключения.

Возможно, он понимал, что эти тесты покажут.

Ну и что с того? Как сотрудник отдела анализа тяжких преступлений По знал, что критериям психопатов соответствует почти один процент населения, но большинство людей полагают, что все они – серийные убийцы, за что спасибо Голливуду с его штампами. Правда заключается в другом. Большинство психопатов – обычные законопослушные граждане, живущие в обществе и работающие на его благо, как и все остальные.

В том, что Китон был психопатом, По не сомневался и принимал это как данность. Он подходил по всем критериям. Видимо, он потому и добился такого успеха, что обладал преимуществом, позволившим подняться над любыми конкурентами.

Но… чтобы получить все, чего он хотел, Китон вынужден был скрывать свою особенность. Ему пришлось стать экспертом в имитации эмоций, которые он был неспособен испытывать. Подобно дальтонику, который не понимает, что такое красный цвет, но знает, что если загорается верхний сигнал светофора, нужно ждать, Китон репетировал эмоции, пока привычка не стала его второй натурой. Возможно, он не знал, что значит сочувствие, но знал, когда требовалось его проявить. Он научился смеяться, когда его смешили, и слушать рассказы о чужих детях. Научился обсуждать погоду и планы на отпуск. Слушал скучную болтовню так, чтобы собеседник и не подозревал, что его считают не более чем скотом, который нужен, только если с него можно что-нибудь поиметь. Только если можно использовать его как средство для достижения цели.

В этом плане Китон достиг совершенства. Был лучше всех, с кем По доводилось встречаться. Он понимал, что люди хотят видеть и слышать, и давал им то, в чем они нуждались.

Но по этой причине версия, что он забыл сделать вид, будто сочувствует дочери и переживает за нее, казалась совершенно неправдоподобной. Где была ложная ярость? Клятвы отомстить похитителю? Возмущение катастрофической ошибкой полиции?

Почему он не надел маску?

Ответ был очевиден: он не хотел. Но почему?

Мысли По прервало приглушенное жужжание, доносившееся из бардачка. Он забыл переложить мобильник в карман – даже полицейским запрещалось проносить их в тюрьмы – и теперь кто-то звонил. По взглянул на экран. Эстель Дойл.

– По, – ответил на звонок он.

– Мне пришли результаты теста на наркотики, – выразительно произнесла она.

– Спасибо, босс. – По не хотел, чтобы Ригг был в курсе просьбы Гэмбла еще раз перепроверить информацию. Констебль уже и без того достаточно на него злился.

– Тебе неудобно говорить, да?

– Верно.

– Что у тебя там творится, По?

Он понял по голосу, что она улыбается.

– Какая информация у вас появилась, босс?

– Тест на наркотики оказался отрицательным. Но его следы остаются в организме лишь несколько часов, так что тут ничего удивительного.

– Этого и следовало ожидать. Спасибо всем…

– По, милый, можешь помолчать? Тяжелых наркотиков мы не нашли, зато нашли кое-что другое, тоже очень интересное.

Желудок По сжался.

– Продолжайте.

– Если бы мы не стали делать жидкостную хромато-масс-спектрометрию, мы бы этого и не узнали. Но раз уж вы согласились отстегнуть четыре тысячи фунтов…

По сглотнул. Он уже и забыл, насколько высокую цену она запросила.

– …то мы обнаружили некоторую несостыковку. Сначала мы подумали, что это похоже на тетрагидроканнабинол, и это, по крайней мере, было бы логично.

– Почему?

– Тетрагидроканнабинол указывает на микроэлементы, что называется, «травки», и очевидно, что она остается в организме гораздо дольше, чем иные вещества. Если мы и могли обнаружить какой-никакой наркотик, то только этот.

– Но это оказался не он?

– Нет, не он, По. Хотя посредственный специалист мог бы и не понять разницу, но я, как ты сам понимаешь, не посредственный специалист. Это не ТГК, это кое-что другое. Разделив белки и повторив анализ, мы обнаружили, что на самом деле это химическое вещество, которое содержится только в тубер аэстивум.

– Тубер аэстивум? – Теперь По уже не волновало, что Ригг все слышит, да и в любом случае ему эти слова вряд ли о чем-то говорили.

– Черные летние трюфели, По. Они стоят фунт за фунт, больше, чем золото.

– То есть ты хочешь сказать…

– Ты знаешь, что я хочу сказать, По. До того, как прийти в библиотеку Олстона, Элизабет Китон лакомилась одним из самых дорогих ингредиентов в мире.

Глава двадцать третья

По сумел сдержаться и ничем себя не выдать. Ригг ничего не заподозрил, и хорошо. По не знал, как это преподнести.

Если Элизабет Китон ела трюфели, прежде чем явиться в библиотеку Олстона, объяснений могло быть только два: либо ее держал в плену самый эксцентричный гурман в мире, либо… ее вообще не держали в плену.

В правдоподобности первого варианта По сильно сомневался.

Причина, по которой Китон не спросил о дочери, теперь была очевидна: он знал, где она все это время находилась.

Каков отец, такова и дочь.

Но если ее не похитили, что, черт возьми, они задумали? Ради чего оба согласились отдать шесть лет жизни? Какой у них мог быть мотив?

И что они планировали делать дальше? По какой-то причине Китон назначил По личную встречу и сделал ему загадочное предупреждение. Чего тут не хватало? Какой части головоломки недоставало?

Ему нужно было поговорить с Элизабет Китон. Так он и сказал Риггу.

– Зачем?

По заранее подготовил версию для констебля.

– Чтобы извиниться за то, через что ей пришлось пройти. И выяснить, смогу ли я понять, почему Китон не спросил о ней.

Он ожидал, что Ригг возмутится и скажет, что Элизабет явно не в том состоянии, чтобы разговаривать с человеком, по вине которого ей пришлось пережить шесть лет ада.

Но Ригг возмущаться не стал.

– Она пропала.

– Что значит пропала?

– Нам не удалось связаться с Элизабет Китон. Она не выходит на связь с сотрудником по взаимодействию с семьями, не появляется на встречах со службой поддержки потерпевших. Не появлялась в «Сливе и Терне». Прости, По, но мы понятия не имеем, где она.

Ригг говорил еще что-то, но По уже не слушал. Все это казалось полнейшим абсурдом. Почему Элизабет снова исчезла? Если только это тоже была часть плана, на который намекал Китон… но абсурдом казалось и это. Хотя с другой стороны, этот план разрабатывался как минимум шесть лет – почему он думал, будто сможет понять, что происходит?

По знал одно: что бы они ни задумали, он сомневался, что это кончится хорошо лично для него. Опасность была совсем рядом, но притаилась, как крокодил в мутной воде, и он не мог ее видеть.

Обнаружить, что Элизабет съела трюфели до того, как прийти в Олстонскую библиотеку, в определенном смысле было удачей. По всей видимости, она совершила ошибку. Но эта ошибка была небольшой и мало что значила с юридической точки зрения. Китон был явно не виноват в ее гибели, и она явно была жива. То, что ее на самом деле не похитили, не имело никакого значения. Отец ее не убивал.

Китон выйдет на свободу. И у По будут проблемы. В этом он не сомневался.

Выход оставался только один. Дальше тянуть было некуда. Пришло время бросить козырь. Нажать ядерную кнопку. Он разблокировал смартфон, напечатал четыре слова и отправил.

Четыре слова, появление которых Китон предугадать не мог: «Тилли, у меня проблемы».

Глава двадцать четвертая

По нужно было вернуться к началу. Делом Джареда Китона он уже занимался, но на этот раз ему требовалась проверка посерьезнее. Он намеревался зайти глубже. Составить полный психологический профиль. Выяснить, кто этот человек на самом деле. Что им двигало. Кому он причинил боль на пути к своей кулинарной славе. Разузнать у них то, чего не рассказал бы никто другой.

И то же самое касалось и дочери. В прошлый раз он понимал роль Элизабет как роль жертвы, а не соучастницы. Одним из правил жизни По было следующее: у каждого есть свои секреты. У Элизабет их, очевидно, было несколько.

Интересно, какие он обнаружит?

По пути в Хердвик-Крофт он попытался подсчитать, в какое время может приехать Брэдшоу. Он ни секунды не сомневался, что она приедет. Было уже два часа, а сообщение он отправил полчаса назад. Он рассчитал, что если она прочитает его, как только получит – этого следовало ожидать, потому что ее телефон постоянно был в ее поле зрения, – то приедет завтра вечером. Просто сорваться и примчаться она больше не могла – сперва ей требовалось перераспределить свою работу, – так что ожидать ее следовало не раньше, чем после обеда. Следовательно, у По было достаточно времени, чтобы запастись странным хлебом и подозрительно воняющим чаем.

Забрав Эдгара из питомника, он вернулся на ферму. Прежде чем покинуть Карлтон-холл, он сделал копию оригинального файла – того самого, о котором Ригг говорил во время их первой встречи. Гэмбл дал ему личный код копировального аппарата. По не был уверен, записывал ли он информацию на жесткие диски, да и, честно говоря, ему было наплевать. Если бы худшим из всех событий его жизни был бы арест за нарушение безопасности данных, он считал бы себя счастливым человеком. До прибытия Брэдшоу он намеревался ознакомиться с первоначальным расследованием.

Прибыв в Хердвик-Крофт около четырех, По сделал себе сэндвич с жареным яйцом, а девять яиц оставил Эдгару – все равно начинали портиться.

Ураган «Венди» пока и не думал приближаться. Солнечный полдень сменился великолепным вечером, и летний воздух опьянял. Такие вечера выпадали нечасто, и По решил поработать на улице. Он расставил стол и стулья так, чтобы на них попало как можно больше света. Когда он приобрел эту тяжелую уличную мебель, обработанную под давлением, она была естественного бледно-зеленого цвета, теперь же, после почти двух лет под солнцем, дождем и снегом, приобрела красивый серебристо-серый оттенок плавучего леса.

Разложив содержимое папки на столе, По прижал его камнями, как пресс-папье. Эдгар бродил неподалеку, и овцы, бродившие рядом, настороженно наблюдали за ним.

Протерев рукавом очки, По принялся за чтение. Фотографии с места преступления были интересны, но теперь, зная, что они постановочны, он поборол искушение потратить на них слишком много времени. Лишь окинул беглым взглядом, чтобы освежить в памяти, и отложил в сторону.

Заключение патологоанатома о количестве крови, обнаруженной на месте преступления, он и беглым взглядом не удостоил. Когда они обсуждали версию с похищением, патологоанатом заявил, что потеря крови была недостаточной, чтобы привести к смерти, но как только речь зашла об убийстве, тут же переобулся в воздухе. У По не было времени на патологоанатома, говорившего полицейским то, что те хотели услышать. Будь на месте преступления Эстель Дойл, она бы рассказала все так, как видела сама, и ей было бы наплевать, соответствуют ли текущей версии эти факты.

Просмотрев сводки погоды за неделю до исчезновения Элизабет, По решил, что попросит Брэдшоу их перепроверить. Что бы они ни планировали, он подозревал, что в ту ночь все пошло не совсем так, как им хотелось, и, возможно, свою роль сыграло резкое похолодание.

Он добавил еще два документа к требующим проверки: один подтверждал покупку Китоном обвалочного ножа, тесака и мясной пилы, другой указывал на несоответствие в его графике. Вполне возможно, что Китон допустил эти ошибки намеренно, но надо было, чтобы Брэдшоу их проверила. Новый взгляд на старые доказательства делу никогда не повредит.

Что его действительно интересовало, так это показания свидетелей. Вот где было настоящее золотое дно. С кем они разговаривали? С кем не разговаривали? Кому задали неправильные вопросы? Кто дал неправильные ответы на правильные вопросы?

Он не ожидал, что получит из этого файла какую-нибудь действительно ценную информацию – будь она там, он бы уже ее обнаружил шесть лет назад, – но он рассчитывал составить список людей, с которыми мог бы поговорить.

Отсортировав документы на три стопки – те, что не стоили его внимания, те, которые стоило прочитать еще раз, и те, с которыми он уже был знаком, – он стал читать оставшиеся, те, которых он раньше не видел.

По большей части они были опубликованы уже после вынесения приговора. Протокол Межведомственной комиссии по оценке рисков он прочитал немедленно. Ее собрание прошло в Даремской тюрьме сразу после того, как Китона приговорили, и на нем присутствовали люди, связанные с этим делом. Какие-то имена были знакомы По, какие-то – нет. Он добавил в список людей, с которыми хотел поговорить, офицера, что был приставлен к Китону. Хотя в Дареме Китон пробыл недолго, этот офицер мог бы рассказать, как прошли первые дни шеф-повара в качестве заключенного. По сделал себе пометку получить записи о пребывании Китона в тюрьме и о тех, кто навещал его в эти шесть лет.

По читал до тех пор, пока не устали глаза. Ему требовался перерыв. Отложив разрозненные материалы дела, он зашел в дом, положил Эдгару поесть, себе налил пива. Потом вернулся на свое рабочее место и стал любоваться закатом. По мере того как садилось солнце и угасал дневной свет, небо медленно розовело. По закурил сигару. Вот что ему нравилось в Хердвик-Крофте: покой и ощущение родного места. Такие вечера были лекарством для души. Когда идеальный круг солнца разделил пополам горизонт древней вересковой пустоши, которую он называл домом, По поклялся себе, что перестанет кормить злого волка. Жалость к себе – не то качество, которое хотела бы видеть в нем мать, и нужно было придумать что-то получше, чтобы почтить память о ней и о той жертве, которую она принесла.

Когда его сигара догорела и цвет неба, цвет дровяной печи, сменился тьмой, скрывшей все вокруг, кроме очертаний холмистой пустоши, По собрал документы обратно в папку и вернулся в дом. Наспех поужинав тостами с сыром, растянулся на диване и перечитал еще несколько документов, помеченных как ключевые. Эдгар прыгнул рядом, немного повертелся, плюхнулся на подушку и вскоре захрапел.

– Везет же некоторым, – проворчал По. Впрочем, спаниеля он не винил – у него у самого слипались глаза.

Ближе к полуночи, чувствуя, что тоже начинает засыпать, он выключил лампу. Чистку зубов решил отложить на завтра – беспокоить Эдгара не хотелось, да и подниматься наверх, в общем-то, тоже.

Обстановка идеально подходила для сна: легкий ветерок, дующий сквозь открытые ставни, тихий храп Эдгара и удобный диван. По закрыл глаза и, несмотря на путаницу мыслей, спустя несколько секунд уснул.

Где-то часа через три Эдгар зарычал.

* * *

В сельской местности Камбрии влезть в чужой дом не так-то просто, хотя теоретически проблем возникнуть не должно. Все дома изолированы. Некоторые находятся более чем в часе езды от полицейского участка. В очень немногих установлена современная система безопасности. Некоторые даже не запираются.

Однако есть две проблемы. Первая – собаки.

У большинства фермеров есть по крайней мере одна. И поскольку в сельской местности звук распространяется дальше, чем в городской, к тому времени, когда вор подойдет достаточно близко, хозяин уже может ждать его с заряженным пистолетом наперевес.

А вот и вторая проблема: многие жители сельской местности Камбрии официально владеют дробовиком.

Так что, если вломиться не в тот дом, можно схлопотать полную задницу картечи, а в довесок еще и пару укусов в лодыжку.

Но Эдгар не был хорошим сторожевым псом. Спрингер-спаниели редко ими бывают. Если таких собак, как доберманы и немецкие овчарки, изначально разводили для нападения и отпугивания хищников, то перед спаниелями ставилась другая задача: вспугивать и добывать птицу. Маленькие и проворные, для волка или медведя они не представляют ни малейшей угрозы. Но это не имело значения: недостаток охранных инстинктов у Эдгара с лихвой компенсировал тот факт, что он был любопытной занозой в заднице.

По уже потерял счет, сколько раз он просыпался от звука рычания. Обычно виновницей была овца. Эдгар предупреждал, что с ним лучше не связываться, иначе он даст понять, что это его территория, а не их. Однако диван или кровать при этом не покидал.

Но на этот раз, когда По проснулся, Эдгар стоял на полу, и все его тело было напряжено. Уши торчком, хвост-шомпол высоко поднят, шерсть дыбом, зубы оскалены. По никогда раньше его таким не видел. Он весь дрожал от клокотавшей в нем энергии.

Снаружи кто-то был.

– Кто там, Эдгар?

Спаниель обернулся, но тут же снова уставился на дверь.

По тихо встал. Он не хотел давать вору знать, что проснулся, поэтому на ощупь пробрался на кухню. В раковине лежал нож, которым он до этого нарезал сыр. Тихонько подойдя к двери, он положил свободную руку на голову Эдгару, и спаниель сразу перестал рычать.

По как мог постарался выровнять дыхание. Он понятия не имел, насколько близко находился человек по ту сторону двери – слух Эдгара был почти таким же чувствительным, как и его нос. Вор мог стоять снаружи, а мог быть и в полумиле отсюда.

Так же неожиданно Эдгар опустил голову и тихонько заскулил. Поднял нос и огляделся в поисках запаха. Его хвост завилял. Это был кто-то, кого он знал.

По взглянул на часы. Кто, черт возьми, мог сюда притащиться в три часа ночи? Теперь, когда Томаса Хьюма не стало, у Эдгара в Камбрии остался лишь один знакомый – Гэмбл. Хотя была еще дочь Хьюма Виктория. По сомневался, что это кто-то из них.

Внезапно раздался грохот. Такой, будто его пресс-папье хлопнулось на стул. Кто бы ни был снаружи, он подошел к его столу.

– Уфф.

Да ладно?

По улыбнулся. Эдгар принялся изображать спятившего, как умеют только спрингер-спаниели: закружился волчком, залаял, заверещал как ненормальный.

– По? Ты не спишь, По?

Эдгар залаял громче. По молчал.

– Эдгар, привет! Я привезла тебе кое-что вкусное!

Брэдшоу приехала на пятнадцать часов раньше.