Текст книги "Десять писем к подругам. Рассказы"

– Ты и обо мне… сообщал? – поинтересовалась Наташа.

– Н-е-е-т, – смутился Федор. – Чего о тебе сообщать-то?

– А если бы было? – криво усмехнулась девушка. – Может, я голоса вражеские слушаю.

– Да, ладно… – попытался замять разговор Федор.

– А анкету мою не надо было проверить? С кем это собирается жить сотрудник органов? Вдруг я еврейка?

– Иди ты в жопу! – огрызнулся Кантемир.

– Слушай, а на своих друзей ты информацию даёшь? Сигнализируешь? На Зубова, например?

– Иди к черту! – повторил он зло. На том разговор тогда и закончился…

Это был больной для Федора вопрос. Среди его студенческих приятелей было немало досужих говорунов, любивших потрепать языком. И среди них первейший фрондер был Володька Зубов. Федя иногда просто поражался его беспечности, на Вовку при желании в два счёта можно было слепить дело по статье о распространении сведений, порочащих советский государственный и общественный строй. «Ох, ребята, по краю ходите», – думал иногда Федька, слушая в курилке очередной политический анекдот о «дорогом Леониде Ильиче». Вопрос о том, стучать или не стучать на своих однокурсников, Кантемир решил для себя быстро. Он рассудил, что, кроме него, в институте, наверняка, есть и другие комитетские уши. И если он не будет писать, то об этом скоро станет известно там.

…Кантемир увидел человека, которого ждал. Тот вошёл в зал и стоял теперь, озираясь, весь какой-то нескладный и растрёпанный. Это был худой сутулый мужчина средних лет, в мешковатом мятом костюме. Фамилия его была Коробчинский, и служил он в одной шарашкиной конторе, громко именовавшей себя «институтом». Этот самый «институт» занимался тем, что писал программы спасения России всем, кто готов был за это заплатить. Среди клиентов этот «мозгового треста» было немало оппозиционных политиков, за которыми надо было присматривать…

…Мужчина тоже заметил Федора и помахал ему рукой, Кантемир в ответ слегка кивнул головой. Коробчинский пробрался к столику, за которым сидел Кантемир, и уселся напротив.

– Здравствуйте, Сергей Иванович! – почтительно произнёс Коробчинский.

Кантемир никогда не называл осведомителям своего настоящего имени и представлялся так, как когда-то представился ему человек в Фуркасовском переулке, – Сергеем Ивановичем.

– Ну, рассказывайте, что у вас случилось? – спросил Федор, глядя в пустой стакан.

– Вы знаете, назрела, мне кажется, необходимость поговорить… концептуально.

«Идиот!» – подумал Кантемир. У Федора не было ни малейшего желания разговаривать «концептуально», и он быстро сплавил Коробчинского, строго наказав ему не являться больше без конкретной информации. После того, как тот ушёл, Кантемир принял ещё джину и стал думать, что делать дальше. Время утекало тихо и бессмысленно. «Может, позвонить Булочке?» – подумал Федор. Булочкой он называл свою нынешнюю подружку Машу – невысокую голубоглазую блондинку с большой мягкой попой. Булочка была без ума от Кантемира и принимала его в любое время дня и ночи…

…Но память упрямо вела захмелевшего Кантемира в другом направлении – не на Юго-Запад, где жила Булочка, а на восток – в Перово, где они с Натальей сняли после свадьбы крошечную однокомнатную квартирку. Там однажды Федор обнаружил в почтовом ящике письмо, адресованное жене. Почерк, которым был написан адрес, показался ему знакомым, но он не сразу вспомнил, где он видел эти красиво выписанные буквы и завитки?… А потом его вдруг осенило – Зубов! Это же его почерк! Кому как не Федору, списавшему у Володьки километры лекций, конспектов и контрольных, было этого не знать. Федя задумчиво повертел конверт в руках. Письмо было адресовано не Феде и Наташе, а только Наташе. Обратный адрес и имя отправителя не указаны. Все это говорило о том, что послание личное и секретное. Сам Федор никогда ни с кем в переписке не состоял. Зачем, если можно просто по телефону позвонить? Но вот, поди ж ты! Охота ему бумагу марать! Писатель! Федор злился. Ему страшно хотелось узнать, что там внутри. Но хотя Федор Кантемир был человеком простым, все же несколько правил ему в детстве вдолбили. Одно из них гласило: нельзя читать чужие письма. Можно было, конечно, порвать послание, не читая. Но тогда Федор признал бы, что боится того, что в письме, а это не по-мужски. Оставалось одно: вручить письмо жене и потребовать объяснений. Федька решил так и сделать. Он твёрдым шагом двинулся вверх по лестнице на второй этаж, но перед дверью квартиры решимость вдруг оставила его.

Наталья открыла дверь. На ней был фартук. Федька затрепетал. «Фартук» была его любимая игра. Часто по утрам Наталья надевала фартук прямо на голое тело и шла на кухню готовить завтрак, а Федор в халате являлся следом, садился за стол и любовался своей полунагой женой. Заканчивалось все это обычно тем, что он пристраивался сзади, и они с Наташкой любили друг друга возле мойки, на кухонном столе или прямо на полу. Но в тот раз фартук был просто фартуком, на кухне что-то шкварчало, и оттуда доносился запах жареного лука.

– Привет, – сказала Наталья буднично.

– Привет, – ответил Федор. – Тебе тут вот пришло…

И он протянул жене письмо. «Если в письме нет ничего особенного, она вскроет его прямо сейчас и скажет, от кого оно, – подумал Федор, – а если не вскроет и ничего не скажет, значит, у них роман». Наталья вытерла руки о фартук и взяла конверт. Прочитала адрес. «Ну, давай! – хотел крикнуть Федя. – Открывай!» Но Наташа не стала вскрывать конверт, а положила его карман.

– Есть будешь? – спросила она.

– Буду, – только и смог выговорить он.

…Кантемир чувствовал, что хмелеет. Мысли его тяжелели. Он летел в тёмном тоннеле воспоминаний, как поезд на аттракционе в луна-парке, и не мог остановиться…

…Последним актом драмы стал Новый год. «Какой это был год? – напрягал память Кантемир. – Восемьдесят шестой или восемьдесят седьмой? Ну, конечно, восемьдесят седьмой! Как я мог перепутать? Ведь сразу после праздников мне надо было ехать в Минск, в школу КГБ. На три месяца. А это было в восемьдесят седьмом». Обычно Федор и Наталья встречали Новый год тихо. Вечером тридцать первого ехали в гости к Наташиным родителям или к Федькиной маме, там ели салат оливье и жареную курицу, выпивали шампанского и шли гулять по ночной новогодней Москве. Но в тот год все было по-иному. Наталья Сергеевна вдруг пожелали дать новогодний приём. Федору все это сразу не понравилось, но убедительных причин отказать жене у него не было. Собралась довольно пёстрая компания из Натальиных друзей и сослуживцев, лица которых Федор теперь и вспомнить-то не мог. «От жениха» было несколько старых приятелей, среди которых и Владимир Зубов. С приглашением Зубова вышла целая история.

– А ты кого пригласишь? – спросила его Наташа где-то в начале декабря.

Федор никого не хотел звать, но, подумав, назвал пару фамилий.

– А Зубов? – спросила Наташа.

– Что Зубов?

– Пригласи его!

– Зачем?

– Что, значит, зачем? Он – твой товарищ.

– Да мы с ним уже целый год не виделись. Я даже не знаю, где он, что он.

– Вот и узнаешь! – улыбнулась Наталья. – К тому же он интересный, умный человек. Будет с кем поговорить.

«Кому поговорить? Тебе? – зло подумал Федя. – Мне с ним не о чем говорить!» Но вслух ничего не сказал. Он вдруг ясно понял, что вся эта новогодняя вечеринка – не более, чем декорация, большая операция прикрытия для того, чтобы Наташа смогла увидеть своего дорогого Зубова. Через пару дней Федор позвонил Володе и пригласил его вместе встретить Новый год. Зубов согласился…

…Федор Петрович скрипнул зубами от злости. И поразился тому, как хорошо он помнил свои тогдашние чувства. Как будто не прошло шести лет…

…Вечеринка, как и следовало ожидать, обернулась для Федора сущим кошмаром. Наталья выглядела сногсшибательно. Полдня она мылась, красилась и завивалась. Ближе к вечеру надела маленькое чёрное платье, чёрные чулки и туфли на высоченном каблуке. Её шею украшало фамильное ожерелье из жемчуга, которое она выпросила на вечер у матери. «Это она для него старается!» – с отчаянием думал Федор. Так оно и было. Весь вечер и всю ночь Наталья не отходила от Зубова. Они танцевали все медленные танцы, без конца о чем-то разговаривали и над чем-то смеялись. Даже тогда, когда Наташе приходилось отвлекаться на других гостей, переменять блюда или отвечать на телефонные звонки, она глазами искала и находила Володю. Федор изо всех сил делал вид, что ничего особенного не происходит, много пил, рассказывал анекдоты, лихо отплясывал с какими-то малознакомыми девицами, но на душе у него было скверно. Диспозиция была ему предельно ясна: сейчас он уедет на три месяца в Минск, и путь для Зубова будет открыт. Он не мог предвидеть только одного: что Наташа не просто ему изменит, но что она от него уйдёт…

– Здорово, боярин! – вдруг раздался голос над ухом у Кантемира.

Федор Петрович вздрогнул и поднял голову. Задумавшись, он не заметил, как к его столику подошёл мужчина. Был гость высок ростом, как и Кантемир, коротко стрижен, носил костюм тёмно-серого цвета с металлическим отливом, и от него слегка пахло хорошей туалетной водой. Это был Владимир Николаевич Зубов собственной персоной.

– Здорово! – с мрачным видом произнёс Федор и протянул приятелю руку, не вставая.

– Я тут с друзьями сидел, – кивнул куда-то в сторону Зубов, – а потом вдруг вижу – батюшки светы! – да это же Кантемир! Позволишь?

И, не дожидаясь ответа, Владимир уселся на тот самый стул, на котором недавно сидел Коробчинский. Это рассердило Федора. Вернее, его рассердило не то, что Зубов сел без приглашения, а то, что бывший друг застал его врасплох и захватил инициативу. А он, Кантемир, всегда так гордившийся тем, что все контролирует, не знал теперь, что делать и как себя вести. Федор не видел Зубова с того самого памятного Нового года. Он не то, чтобы мечтал встретиться лицом к лицу со своим соперником, но иногда мысленно представлял, как бы это могло быть. И в этих фантазиях Зубов всегда представал постаревшим и пополневшим мужчиной в очках с мягким влажным рукопожатием. Вместо этого перед ним был моложавый подтянутый мужик, который явно не обходил стороной тренажерный зал, правильно питался и вообще следил за собой. И ладонь у этого мужика была сухой и крепкой. В общем, Зубов оказался ничем не хуже самого Кантемира. И последнему это не понравилось.

– Хорошо выглядишь, Федор! – сказал Зубов.

– Да и ты ничего, – буркнул в ответ Кантемир.

– Я вижу, ты тут уже накатил.

– Надо же было чем-то заняться.

– А ты что такой мрачный? «Вам не дались чины, по службе неуспех?»

«Он все такой же, цитатами сыплет, – подумал Кантемир, – Наташке это нравилось».

– Кстати, ты чем сейчас занимаешься, Федор? Все так же, по ведомству плаща и кинжала? Сотрудник спецслужб?

– Бывший, – соврал Кантемир, – как Союз развалился…

– А вы разве бываете бывшими? – спросил Зубов и знаком подозвал официанта.

– Вот что, друг мой, – обратился Владимир Николаевич к подошедшему молодому человеку, – вы нам принесите, пожалуйста, водочки, грамм пятьсот, и закусочки какой-нибудь сообразите – грибочки там, селедочку…

«Водочка», «селедочка», «сообразите»… Какой-то он развязный стал», – неприязненно подумал Федор.

– И пельменей порцию! – заключил Зубов, многозначительно подняв палец. – А ты пельмени будешь?

«Нет», – хотел сказать Кантемир, но вдруг почувствовал, что проголодался, и, молча, кивнул головой.

– Две порции! Пока все. Спасибо.

Официант удалился. И Федор Петрович, чтобы предупредить дальнейшие расспросы о службе, спросил:

– Ну, а ты, Володь, чем занимаешься?

– Писательствую потихоньку.

– Ах, ну, да! Наталья мне как-то рассказывала, что ты писал прозу, – сказал Федор Петрович с лёгкой иронией. – Говорила, хорошую…

– Она была очень добра ко мне.

– Это я знаю. Так что же ты пишешь?

– Да всяко. Для кино пишу, для телевидения…

– А для вечности? – съязвил Кантемир.

– Для вечности пишу под псевдонимом Михаил Барнет.

К удивлению Федора имя это было ему знакомо. Он как-то раз видел книжки Барнета в магазине и даже полистал одну. Это было вроде как исторический детектив, основанный на событиях Гражданской войны в Испании. Но он и подумать не мог, что держит в руках книгу, написанную Зубовым.

– А почему Барнет?

– Издатель считает, что фамилия моя очень уж обычная…

Официант принёс водку и закуски, и пока он расставлял тарелки и рюмки на столе, приятели молчали. Когда он ушёл, Зубов налил водку в рюмки

– Ну, со свиданьицем! – сказал он.

– Твоё здоровье!

Приятели выпили. «Теперь самое время перейти к делу? – подумал Федор. – А в чем оно – дело-то? Какое у нас с ним может быть дело?»

А Зубов, казалось, вовсе не спешил прояснить ситуацию. Он задумчиво жевал пельмени, тыкал вилкой в миску с грибами. Кантемира снова стала разбирать злость: «Какого черта ему от меня надо?»

– Как Наталья? – спросил Зубов, не глядя на Федора.

«Он что издевается? – в смятении подумал Кантемир. – Или не знает? Неужели не знает? Как такое может быть?»

– Понятия не имею! – зло произнёс Федор. – Надеюсь, что здорова.

– Как это понимать? – Зубов поднял глаза и пристально посмотрел на Федора. – Ведь вы же снова вместе… Она вернулась к тебе, я знаю…

…Да, она вернулась. Так же внезапно, как и ушла. В один прекрасный вечер позвонила в дверь перовской квартиры. И он её пустил, хотя клялся себе, что никогда – никогда! – не пустит эту суку на порог… Когда в апреле 87-го Федор вернулся из Минска и обнаружил пустые шкафы, то подумал, что случилось что-то страшное, что Наташа погибла, умерла… В панике он бросился к её родителям. Там его просветили. Тогда он подумал, что лучше бы она действительно умерла. Он узнал, что Наталья переехала к Зубову и жила теперь вместе с ним и его родителями. Несколько дней Кантемир вполне серьёзно готовился ехать убивать их обоих… Нет, только Зубова!.. Нет, только Наташку!.. Нет, всё-таки обоих!.. Потом охолонул и на много недель погрузился в какую-то странную апатию… Потом попробовал пить. Не помогло. Стал водить к себе каких-то баб. Тоже не помогло. Как только кончал, сразу появлялось желание вытолкать случайную подругу из постели пинками… Потом однажды не выдержал и позвонил Наталье на работу… Боялся, что она будет холодна, потребует, чтобы больше не звонил. Но вышло иначе, голос её звучал мягко, даже нежно. Они поговорили ни о чем, имя Зубова не упоминалось… Федор понял, что беглянка испытывает чувство вины. Это была зацепка. Федя стал звонить Наташе регулярно, сначала раз в неделю, потом чаще. Не выяснял отношений, ни в чем не упрекал, старался казаться весёлым.

– Как жизнь? – спрашивала Наташа.

– Личная? – уточнял Кантемир.

– Ну, и личная тоже…

– Нормально, – бодрым голосом говорил Кантемир.

– Ты с кем-то встречаешься?

– Ну, как тебе сказать? – темнил Федор. – Есть одна кандидатка на горизонте…

– Кто она? – оживлялась Наташа.

– Это – закрытая информация, – уклонялся он объяснений.

Наталья в ответ фыркала, но Федор чувствовал, что любопытство её было раздражено.

Однажды она заговорила о разводе.

– Наверное, нам надо как-то урегулировать наши отношения… – сказала Наташа.

«Этого Зубов от тебя требует?» – хотел закричать Кантемир, но вовремя спохватился. В Наташином голосе явственно слышалась неуверенность. «Спокойно! – сказал себе Федор. – Она не хочет сжигать мосты…»

– Хорошо, как скажешь, давай разведёмся, – Федор постарался, чтобы голос не звучал напряжённо. – Когда ты хочешь?

Наташа не ответила и больше к разговору о разводе не возвращалась, Федор тоже молчал.

Она вернулась осенью 88-го. Примерно через полтора года после бегства. И они прожили вместе ещё больше трёх лет. Первый год был хорошим, очень нежным, они даже пытались сделать ребёнка, но почему-то никак не получалось… Наташа расстраивалась, но сам Федор не очень переживал. К чему торопиться? Впереди у них целая жизнь! А потом все вдруг как-то изменилось…

…Зубов, не мигая, смотрел на Кантемира. Он ждал ответа.

– Мы разошлись, – процедил сквозь зубы Федор.

– Как разошлись? Когда?

– Уже больше года. А ты что, не знал?

– Нет, не знал.

– Она от меня ушла.

– Куда?

– Какая разница!?

– Что случилось?

«Действительно, что случилось?» – подумал Кантемир. В последнее время он много размышлял над этим, но не мог чётко сформулировать ответ. Что-то все время ускользало от него, что-то, что нужно было додумать… Он налил себе полную рюмку водки и выпил залпом.

– Ничто не проходит бесследно, Зубов, вот что я тебе скажу, – вдруг чётко и внятно произнёс Кантемир.

– Это ты, прости, к чему?

– Она вернулась от тебя другая. Я этого сначала не заметил. Я был так упоен победой, тем, что я выиграл в этом нашем… споре… И не заметил… Когда… Ну, в общем, когда она была у тебя, я часто представлял, как вы трахаетесь, как она отдаётся тебе, как стонет, как кончает… Я умирал от ревности, и мне казалось, что нет ничего тяжелее и зримее физической измены…

Кантемир перевёл дух, казалось, он сам был несколько удивлён тем, что смог выговорить такое. Зубов внимательно слушал.

– Но потом она вернулась и снова стала принадлежать мне… И я… И я увидел, что нет никаких физических следов твоего пребывания в ней… Как это ты говорил?

– Что говорил?

– «Никто никогда не видел следа птицы в небе, следа змеи на камне и следа мужчины в женщине…»

– Это не я говорил, это древние евреи говорили.

– Не важно! Так вот на теле её твоих следов не было. Твои следы были у неё в мозгах!

– Что ты несёшь?

– Это я несу?!

Внутри у Кантемира все вскипело от ярости. Он резким движением выхватил из кармана пистолет и направил его на Зубова, держа руку низко над столом. Со стороны могло показаться, что приятели продолжают мирно беседовать.

– Я тебя сейчас застрелю, Зубов! – прошипел Кантемир.

Зубов не шелохнулся, и выражение лица у него было скорее удивлённое, чем испуганное.

– Застрелишь? – спросил он. – За что?

– За что!? За все! Ты любимую женщину у меня отнял, сука!

– Но ведь она к тебе вернулась! Ты же победил! А я отошёл в сторону. Думал, пусть она будет… пусть вы будете счастливы! Что ж ты её не удержал, дубина? Кто тебе мешал?

– Ты, ты мне мешал! – Кантемир опустил руку с пистолетом на стол. Он вдруг почувствовал, что сейчас заплачет. Нет, этого нельзя допустить! Перед ним.

– Да, она вернулась, – произнёс он с трудом, – но она продолжала любить тебя, любить твой ум, твои мысли, твои шутки… Ей многое нравилось в тебе, и она хотела это сохранить.

– Я тебя не понимаю, – пробормотал Зубов.

Кантемир вдруг почувствовал, что совершенно успокоился. Желание стрелять в Зубова исчезло. Он тихо убрал пистолет со стола и сунул его обратно в карман.

– Клодель…. «Полуденный раздел». Спектакль такой помнишь?

– Помню.

– Вот и я помню. А ещё Стринберг… Атайяд. «Мадам Маргарита», кажется. Ты Наталью на все эти спектакли высокоинтеллектуальные водил?

– Ну, я много куда её водил…

– Знаю. Ей нравилось?

– Говорила, что нравилось.

– Угу… И вот, когда она вернулась, она меня протащила, как сквозь строй, по всем этим театрам-подвалам, студиям полуподпольным, показам полузакрытым… Заставила посмотреть все эти постановки, все эти фильмы непонятные, что вы с ней смотрели. И все говорила: «Нет, ты погляди, как это круто!» И спрашивала, что я думаю по поводу увиденного? А что я мог сказать об этих… как их?.. Беккете с Ионеско? Что мне скучно смертельно?

Зубов внимательно слушал Федора.

– Ты понимаешь? – спросил Кантемир. – Нет, ты понимаешь? «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…» Только здесь не губы, Зубов… Здесь надо, чтобы в голове Федора Петровича поселились мысли и чувства Владимира Николаевича. Я, Володька, всегда тобою в душе восхищался. Эрудированностью твоей восхищался, тому, сколько ты всего знаешь. Но я не мог стать тобой! И вот представь, ты живёшь с женщиной, она на тебя смотрит, с тобой разговаривает, спит с тобой. А ты думаешь, а кого она сейчас видит. Тебя? Или не только тебя?

Кантемир налил себе ещё водки.

– Тебе налить? – спохватился он.

Зубов утвердительно кивнул.

– Я почувствовал, что с ума схожу, стал цепляться к ней все время, изводил каким-то подозрениями дурацкими, – продолжал Федор. – Вот так все и разрушилось. Так что, кто тут победил – это большой вопрос.

Зубов выпил свою рюмку.

– Я не знал, – повторил он.

– Ну, вот теперь знай.

Мужчины помолчали. Потом Кантемир налил ещё раз по полной.

– Слушай, Зубов, раз пошла такая пьянка – режь последний огурец, – произнёс Федор. – Ответь мне, а почему она от тебя-то сбежала? Если ты такой умный, и ей с тобой было так интересно разговаривать?

– Я не знаю! Я чуть мозги себе не вывихнул, все думал: почему… Ведь любила! А потом вдруг раз – и кончилось все.

– А спросить?

– Не говорила. Только повторяла: прости, прости, что так получилось…

– Ну, и надумал что-нибудь?

– Может быть, я не удовлетворял её…

– В каком смысле?

– В прямом. Сексуально.

– Ты меня пугаешь, Владимир Николаич, – хохотнул Кантемир, на самом деле пытаясь скрыть смущение. – Ты же не импотент?

– Да нет! – отмахнулся Зубов. – Но… как тебе это объяснить? Я ведь довольно неопытным был в этом деле. У меня до Натальи женщин-то было – раз-два и обчелся. Ты был опытнее…

– Ну, да! – приосанился Кантемир. – Есть, что вспомнить!

– Ну, вот, а я, считай, почти из девства прямо в брак. Мне кажется, в постели ей было со мной… скучновато.

– С чего ты взял? Вы об этом говорили?

– Нет. А надо было?

– Не знаю. У меня как-то необходимости такой не возникало…

– Да, Федя, ты всегда был в себе уверен. Весь из себя такой атлет накаченный…

– Интересно получается, Володь, я, значит, завидовал твоей начитанности, а ты – моей накаченности?

– Ну, да… Я после того, как Наташа меня бросила, в зал пошёл, качаться. Тягал железо до потери сознания, все хотел стать таким, как ты.

– И кое-чего ты добился, – уважительно произнёс Кантемир, окидывая приятеля оценивающим взглядом, – выглядишь неплохо…

– Ну, спасибо тебе, дорогой, на добром слове!

Они снова выпили.

– Допустим, что твоя версия верна, – сказал Кантемир, закусывая водку пельменями. – Что же тогда получается, Зубов, а? Если нас с тобой можно было бы каким-то образом соединить, если к моему члену приложить твои мозги, то получился бы мужчина её мечты?

– Выходит, что так.

– Хотя на счёт мозгов, конечно, немного обидно…

– А мне, думаешь, на счёт члена не обидно?

– Я не хотел, – Кантемир помахал пальцем перед носом у Зубова. – Это я в общем смысле… Резюмируя, так сказать…

– Я понял… Слушай, а где она сейчас?

– Кто она?

– Ну, Наташка.

– А ты что, совсем с ней отношений не поддерживаешь?

– Нет. Поверишь, первое время не мог… А потом полегчало вроде, так информационный повод ушёл. Чтоб я ей предложил, друзьями быть? Так я не хочу… Она все в этой своей «Глававтоматике»?

– Ты что? Какое там! Прощай, СССР! Эта контора почти сразу умерла. Рыночная экономика на дворе. Она теперь в каком-то рекламном агентстве подвизается.

– А живёт все там же – на Водном?

– Н-е-е-т, переехала на Войковскую.

– А почему?

– Так они с матерью квартиру разменяли после того, как Владимир Палыч умер.

– Владимир Палыч умер?!

– Да. А ты не знал? Уже больше года.

– А от чего?

– Инфаркт.

– Царствие ему небесное! Хороший был человек наш общий тесть.

– Хороший…

Зубов и Кантемир снова выпили.

– Слушай, Федор, – Зубов вдруг весь подался вперёд и помахал рукой, приглашая приятеля придвинуться поближе.

– Чего тебе? – спросил Кантемир.

– Слушай! Я ведь мы могли бы жить втроём!

– Чего? – не понял Федя.

– Я вот что думаю, Федор: а ведь мы могли бы жить втроём… Я про нас троих, про нас с Натальей. Мы могли бы жить все вместе. И плевать, кто что про это подумал бы. Кому какое дело?

«А ведь правда! – поразился Кантемир. – Почему нам не пришло это в голову раньше?»

– Как думаешь, она согласилась бы? – продолжал Зубов допрашивать Кантемира. – Как думаешь?

И тут вдруг в Федоре произошла внезапная перемена. Он выпрямился, расправил плечи, и в глазах у него сверкнул недобрый разбойничий огонь. Так, наверное, крестоносцы смотрели на стены Иерусалима.

– А мы сейчас у неё узнаем, – тихо произнёс он. – Мы это сейчас выясним.

– В каком смысле? – не понял Зубов.

– В прямом. Счёт! – заорал на весь зал Кантемир, так что к нему повернулось несколько испуганных лиц.

– Ты чего задумал? – с тревогой спросил Зубов.

– Задумал нанести визит нашей дорогой жене, – объявил Федор и застегнул пиджак.

– Сейчас? Ты рехнулся?

– Нисколько! Вы со мной, Владимир Николаевич?

– С тобой, – отбросил в сторону салфетку Зубов.

– Я знал, что найду в вашем лице…

Расплатившись, приятели вышли в темноту. Кантемир решительным жестом остановил какой-то помятый «жигуль».

– Ты знаешь, куда ехать? – спросил Зубов.

– Знаю, – ответил Кантемир. – 1-й Лабораторный проезд.

– Ты и дом знаешь?

– Знаю.

– И квартиру?

– И квартиру.

– Ты что, следишь за ней?

– Ну, ты скажешь! Так, знаю просто…

Мимо них быстро промелькнула площадь Белорусского вокзала, понеслись огни фонарей на Ленинградском проспекте. И уже через пятнадцать минут Кантемир и Зубов стояли возле серого пятиэтажного дома. Вокруг не было ни души.

– Ты и пароль знаешь? – спросил Зубов.

– Какой пароль? – удивился Кантемир.

– Я хотел сказать, код от замка.

– А-а-а.. Нет, не знаю, разберёмся, – сказал Кантемир и решительно двинулся к подъезду. Зубов последовал за ним. И как только мужчины приблизились к двери, она распахнулась, и на улицу вышла пожилая женщина с собакой – стареньким облезлым колли.

– Пардон, мадам! – дыхнул на женщину алкогольными парами Кантемир. – Прекрасный вечер, не правда ли?

Женщина в испуге отшатнулась, а приятели беспрепятственно вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице.

– Вот здесь, – сказал Кантемир, останавливаясь у квартиры под номером тридцать семь.

– Слушай, а может, всё-таки не надо? – Зубов сделал последнюю пытку остановить Федора.

– Не дрейфь! – ответил Кантемир. – Мы сейчас сделаем ей сюрприз.

Но на самом деле сюрприз поджидал их самих. Федор решительно нажал на кнопку звонка, и спустя несколько секунд из квартиры послышались шаги, звякнула цепочка, щёлкнул замок, и дверь отворилась. На пороге стоял молодой полноватый мужчина в домашних шлёпанцах, чёрных тренировочных штанах и красной майке с надписью Rodeo. Роста он был среднего и внешность имел самую обычную. Большие карие, чуть навыкате глаза, крупный мясистый нос, мягкий подбородок с ямочкой. Самой приметной деталью были пушистые, висячие усы, за которые Зубов тут же про себя прозвал его «песняром». Несколько секунд мужчина и его гости молча смотрели друг на друга. Наконец, парень в трениках спросил:

– А вы к кому?

– Мы к Наталье Сергеевне, – ровным голосом ответил Федор.

– А её нет, – сообщил мужчина, переводя взгляд с Кантемира на Зубова и обратно.

– Где же это она? – поинтересовался Кантемир.

– На дачу уехала, – ответил мужчина. – А что случилось?

В следующую секунду Кантемир быстрым движением выхватил из кармана пистолет и приставил его ко лбу мужчины. «Господи! Он обойму-то вынул? – испуганно подумал Зубов. – А если он его сейчас нечаянно застрелит? Психопат!»

– А ну, пошёл! – прохрипел Федор и втолкнул мужчину внутрь квартиры.

– Дверь закрой! – крикнул он через плечо Зубову. Тот повиновался.

Вся троица ввалилась в комнату, имевшую вид совершенно мирный. В углу тихо работал телевизор, показывали какой-то футбол. Перед телевизором стояло слегка потёртое плюшевое кресло, а рядом маленький журнальный столик, на котором с трудом помещались тарелки с остатками еды, початая бутылка пива и пепельница. Судя по всему, когда раздался звонок, мужчина ужинал и смотрел игру.

Федор рывком развернул кресло на сто восемьдесят градусов и несильно ткнул мужчину стволом пистолета в грудь. Тот плюхнулся в кресло, вид у него был совершенно ошеломлённый.

– Вы кто? – пролепетал он.

– Мы кто? – заорал Кантемир. – Мы – государственная безопасность!

И ткнул мужчине под нос красную книжечку. «Вот, сука! Обманул меня, – успел подумать Зубов. – Сказал, что бывший. Врун!»

– А вот ты кто, падло? – продолжал вопить Кантемир, размахивая пистолетом у парня перед носом. – Ты кто такой!?

– Я – В-в-а-алера, – дрожащим голосом ответил мужчина. Было видно, что он до смерти напуган.

– В-в-алера, – передразнил Кантемир. – Ты что здесь делаешь, мудило?

– Я? Ничего… Футбол смотрю…

– Я спрашиваю, как ты в этой квартире оказался?

– Я тут живу.

– Ах, ты здесь живёшь? – переспросил Кантемир таким ледяным тоном, что даже у Зубова мурашки побежали по спине. – И в каком же качестве?

Валера непонимающе посмотрел на Федора.

– Я тебя спрашиваю! – снова сорвался на крик Кантемир.

– Мы с Наташей тут живём.

– Ах, вот оно что… – прошипел Кантемир. Зубов увидел, как Федор весь напрягся. «Сейчас этот ненормальный его застрелит, – подумал Зубов. – Он сегодня точно кого-нибудь застрелит!»

– Ты откуда её знаешь? – продолжал допрос Кантемир.

– Мы работаем вместе, в агентстве… Она на продажах, а я за компьютерную часть отвечаю…

– Так, и давно ты тут ошиваешься, гений компьютерный?

– Около года уже, – Валера с трудом оторвал взгляд от пистолета и посмотрел на Зубова, словно ища у него поддержки.

– Служебный роман, значит? – проскрипел Кантемир. – А скажи-ка мне, Валера, кто предложил встречаться – ты или она?

– Она, – ответил он, наконец.

– Ну, конечно, она! – воскликнул Кантемир. – Разве ты, тюфяк, решился бы к ней сам подойти? Да никогда! Что она в тебе нашла, чучело?

И он легонько постучал Валерия рукояткой пистолета по голове.

– Ну, хватит! – вдруг объявил Федор, глядя на Валеру. – Ты уезжаешь! Понял?

– Куда?

– Не ебёт меня куда! Собираешь манатки свои и уматываешь отсюда к чертовой матери! И чтобы мы тебя здесь больше не видели! Никогда! И если ты на Наташку ещё хоть одним глазом посмотришь, я тебя пристрелю! Так, Зубов, следи за ним, чтоб не рыпался!

С этими словами Кантемир вышел из комнаты в прихожую и через секунду вернулся оттуда с потёртым фибровым чемоданом. Он рывком раскрыл чемодан и с грохотом бросил его на пол, после чего выскочил через другую дверь в соседнюю комнату. Зубов услышал, как там с треском открывались и закрывались ящики и падали на пол какие-то тяжёлые предметы. Чувства Владимир испытывал самые противоречивые. Ему не нравилось то, что затеял Кантемир, но он тоже был неприятно удивлён, обнаружив в Наташиной квартире сожителя. Никакой симпатии к Валере он не испытывал. Чтобы чем-то занять себя, Зубов подошёл к стоявшему у стены старому буфету и открыл дверцы. Изнутри на него дохнуло застоялым запахом каких-то специй. Володя осмотрел содержимое буфета – ничего интересного: разномастная посуда, пластмассовые коробки и прочая ерунда. На нижней полке в углу стояла небольшая прямоугольная корзина с крышкой. От нечего делать Зубов достал её и открыл. Внутри корзина была наполнена лекарствами – яркими пластиковыми баночками с иностранными надписями, стеклянными ампулами и одноразовыми шприцами.