Текст книги "Самая страшная книга 2021"

О родственниках Альфонсо ничего известно не было, потому его просто дотащили до койки и оставили в надежде на лучшее. Беспокойства у Вероники прибавилось. Комната Альфонсо находилась прямо за стенкой, и было прекрасно слышано, как больной стонет, выкрикивает что-то. Однако Вероника старалась не обращать на это внимания, что, в общем-то, почти получалось, пока Альфонсо не начал вдруг орать в полный голос среди ночи.

Все, даже Арсений Архипович, сбежались на крики. При этом Ангелина Петровна почему-то держала в руках зажженную керосиновую лампу.

В пыльной кособокой комнате пахло потом и мочой. Больной бредил, метался на короткой кровати. Вероника не знала, зачем сюда пришла и чем может помочь. Похоже, и остальные не знали. Электричество почему-то никто не включал, и единственным источником света оставалась керосиновая лампа в руках Ангелины Петровны.

– Давайте врача вызовем, – робко предложила Вероника.

– Вызывали уже. Толку-то, – ответила Ангелина Петровна.

Альфонсо опять начал кричать.

– Экзорцизамус те! – вопил он. – Омнис иммундус спиритус! Омнис сатаника потестас! Омнис инкурсио инферналис адверсари!

– Это по-испански? – спросил Арсений Архипович, но Ангелина Петровна вдруг издала такое грозное рычание, что он тут же умолк.

Скромных познаний в латыни хватило Веронике, чтобы понять, что Альфонсо пытается изгнать дьявола.

– Омнис легио, омнис конгрегацио эт секта диаболика! – продолжал вопить больной. – Ин номине эт вертуте Домини Ностри Йесу Кристи…

Тут голос его прервался. Альфонсо дернулся несколько раз и замер. Выждав минуту, Ангелина Петровна подошла к изголовью больного и трижды провела лампой перед его лицом. Альфонсо был сер и не шевелился.

– Преставился, – сообщила физичка, и все разошлись по своим комнатам.

В эту ночь, как ни странно, Вероника спала спокойно.

Поминок по Альфонсо не было, а все расходы на похороны взяла на себя Ангелина Петровна.

На работе продавщицы дружно объявили Веронике бойкот, а директор не унимался с ухаживаниями. Всего через неделю он подраскис, разнюнился и завел разговоры о вечной любви и предназначении свыше. Вот этого уж Веронике никак не хотелось, учитывая наличие у директора жены и троих детей. Скорее из жалости она пару раз посетила с ним гостиничные номера, но удовлетворения от этого не испытала. Каким-то блеклым стал директор, вялым.

При очередном подкате Вероника отшила директора, и тот в отместку при полной поддержке коллектива принялся писать служебные записки, чтобы лишить ее премии, а в перерывах говорить, что готов все понять и простить. Глядя на его осунувшееся посеревшее лицо, Веронике почему-то хотелось смеяться.

Виталик снова исчез, и по выходным Вероника была предоставлена самой себе, что ее устраивало. Поскорее покончив с домашними делами, она отправлялась на улицу и слонялась по городу безо всякой цели до самого вечера. Вернее, кое-какая цель у нее все же была. Она собирала мужские взгляды: смущенные, вожделеющие, наглые, робкие, потаенные, призывающие, яростные, плохо скрываемые и не скрываемые никак. Всякий взгляд, и полвзгляда, и четверть взгляда шли в ее копилку и добавляли легкости. Вероника думала, что может запросто подойти к любому из этих мужиков, будь он хоть космонавт, хоть чемпион мира по шахматам, хоть голубой, и увести, заманить куда угодно. И, наверное, тут она была права. Но ей не хотелось никого уводить и заманивать. Ей достаточно было взглядов, чтобы чувствовать себя прелестно. Веронике хотелось бы всю жизнь только и делать, что вот так гулять по городу. Но в ее распоряжении имелись лишь выходные.

К вечеру Вероника шла домой, расчесывалась и спешила отдать собранные с гребня волосы Арсению Архиповичу, а потом они вместе на кухне пили чай и болтали о всяких пустяках. Вернее, болтала только Вероника, а Арсений Архипович лишь кивал и потирал себе бока. Многие считали Веронику молчуньей, но в последнее время в присутствии Арсения Архиповича ей хотелось говорить и говорить не умолкая. Временами от скачков напряжения мигала лампочка, из комнаты Ангелины Петровны раздавался странный треск и пахло паленой пластмассой. Вероника рассказывала Арсению Архиповичу все, что на ум придет, а как-то раз завела речь и о постылой работе.

– Раз там так плохо, для чего вы туда ходите? – осведомился Арсений Архипович.

– Надо на что-то жить, – беспомощно улыбнулась Вероника.

Арсений Архипович поднялся и косолапо, враскачку, заковылял к своей комнате. Вернулся он с пачкой купюр.

– Вот, возьмите. И можете не ходить на работу.

Вероника опешила, запротестовала.

– Я не просто так. Тут все честно, – уверил ее Арсений Архипович. – Вышивка волосами – древнее искусство. Много богатых людей готовы хорошо платить за мои работы. А ведь я делаю их из ваших волос. Такие волосы очень трудно найти. Так что это ваша законная доля. Берите и не сомневайтесь.

Вероника приняла деньги.

– Скоро я закончу следующую вышивку, и вы получите свою часть платы за нее, – продолжал Арсений Архипович. – На картину уже есть покупатель. Они в очереди ждут на полгода вперед. Так что дело надежное – можете не сомневаться. Я лишь попрошу вас не стричь волосы и по мере выпадения отдавать их мне. Это и будет ваша работа. Согласны?

Вероника кивнула и почему-то пошла к себе в комнату не попрощавшись. Там она пересчитала деньги. В пачке оказались три ее месячные зарплаты. Вероника сказала в никуда: «Я согласна», – а потом села к трельяжу и взялась за гребень.

На следующий день она не вышла на работу. Даже за трудовой книжкой не пожелала зайти.

Не прошло и недели, как Арсений Архипович снова принес ей деньги – на этот раз чуть ли не вдвое больше. Вероника пыталась отказаться от вознаграждения, но сосед настоял на своем. Он сказал, что всякий талант должен достойно оплачиваться. А волосы – это, безусловно, талант, который ничуть не хуже всех прочих. Вероника сдалась.

Она решила, что раз уж ее новые обязанности оплачиваются так щедро, то и относиться к ним надо со всей ответственностью. Теперь Вероника бралась за гребень по десять раз на дню, складывала выпавшие волосы ровно, старалась их не путать. Иногда она чувствовала себя овцой, которую держат ради шерсти. Впрочем, овцой счастливой и беззаботной.

Как-то раз Вероника уговорила Арсения Архиповича показать неоконченную картину, предназначенную для продажи. Тот вынес из комнаты полотно, на котором с фотографической точностью был изображен морщинистый старик. У портрета не хватало только глаз. Вероника поверить не могла, что такое можно вышить. Да, за это искусство, конечно, будут хорошо платить.

Вероника усомнилась: разве с нее падает столько волос, чтобы их хватило на целую картину? Да и нитки для портрета нужны разных цветов – не только рыжие. Арсений Архипович пояснил, что волосы он, конечно, красит, и это не запрещено древними традициями. А локоны Вероники столь высокого качества, что используются только для самых важных деталей. Сейчас их, например, немного не хватает на глаза. Для не столь ответственных участков годятся волосы похуже, которые Арсений Архипович без труда добывает в окрестных парикмахерских.

Вероника была удовлетворена. Теперь она без лишних сомнений брала деньги у Арсения Архиповича. Так началась ее легкая жизнь.

Приближалась зима, темнело, но дни Вероники проходили светло. Она только и делала, что расчесывала волосы да гуляла по городу, сбивая с толку встречных мужчин. Вероника могла ни в чем себе не отказывать, могла открыть счет в банке и копить на квартиру. Но теперь ее это почему-то не интересовало. Ей и без того было хорошо. Вот только рыжий кот куда-то пропал.

Ничто не тревожило Веронику вплоть до декабря. В тот вечер выпал первый снег. Вероника, как обычно, сидела перед трельяжем, расчесывала волосы и готовилась ко сну. Вдруг из коридора послышался шум, потом кто-то завопил истошно. Вероника оставила гребень и поспешила к двери. Сначала со страху она хотела запереться, но потом решила все же посмотреть, что там стряслось.

На полу возле комнаты Арсения Архиповича корчилась Ангелина Петровна и орала диким голосом. Рядом с ней валялся нелепый прибор, похожий на оружие охотников за привидениями из старого фильма. Прибор издавал треск, а Ангелина Петровна вопила:

– Он укусил меня! Укусил! Бери скорее топор и руби мне руку, пока яд не разошелся!

– Кто укусил? Что случилось? – спрашивала растерявшаяся Вероника.

– Он! – Физичка судорожным кивком указала на дверь Арсения Архиповича. – Ужалил! Скорее руби!

Ангелина Петровна выставила запястье, которое и правда посинело, распухло, однако следов от зубов на нем не было.

«Наверное, вывих», – решила Вероника.

Опухоль быстро расползалась. Вероника не знала, что делать. Она решила просить помощи и постучала в дверь Арсения Архиповича. Ей не ответили.

– Отойди оттуда! Отойди! – закричала Ангелина Петровна.

Вероника подумала, что сосед спит или ушел куда-то. Она поспешила к себе в комнату за телефоном и позвонила в скорую.

Когда Вероника вернулась, рука у Ангелины Петровны была синей до локтя и опухоль поднималась выше. Физичка от боли била ногами об пол и скрежетала зубами. Под ней растеклась лужа, и запах пошел странный, будто бы из холодильника пролился фреон.

– Я вызвала скорую. Потерпите немного! – сказала Вероника. – Я принесу вам воды.

– К черту! К черту! – провизжала физичка. – Я не жилец. Оставь меня и беги! Сейчас же беги!

– Ах да! Конечно! – спохватилась Вероника.

Она побежала. В подъезд. Спустилась вниз, открыла дверь и приперла ее валявшейся рядом половинкой кирпича, чтобы врачи сразу могли войти, не тратя время на звонки по домофону. После этого Вероника вернулась в квартиру.

Ангелина Петровна уже не кричала и не билась. Она дышала тяжело, с хрипом. Опухоль поднялась до рукава футболки и пошла дальше – как далеко, Вероника не могла видеть.

– Слышишь, трещит? – просипела физичка, указывая взглядом на странный прибор.

Тот действительно трещал.

– Это эманация, – пояснила физичка. – Я собрала, замерила. Оттуда течет. Здесь опасно. Уходи.

Вероника поняла, что старуха выжила из ума. Бабушка говорила, что так всегда бывает под конец с теми, кто в Бога не верит. Вероника, руководствуясь чувством долга, осталась рядом с больной до самого приезда врачей и наблюдала, как та постепенно синеет и раздувается. При этом Вероника испытывала к Ангелине Петровне брезгливость.

Врачи констатировали смерть физички, следователь написал какую-то бумагу, а мужики в спецовках забрали тело. Вероника осталась в коридоре одна и некоторое время пребывала в оцепенении. Странный прибор на полу продолжал издавать монотонный частый треск. Эманация.

Вероника зачем-то подобрала аппарат с пола. Потом подумала, что в нем могут быть какие-то химикаты, которыми и отравилась Ангелина Петровна. Она поспешила бросить прибор, тщательно вымыла руки, надела резиновые перчатки и пошла вытирать лужу, набежавшую из-под старухи. Потом отнесла трескучую машинку в мусорный бак.

Вернувшись, Вероника застала Арсения Архиповича в коридоре.

– Где вы были? – спросила она. – Тут такое произошло! Ангелина Петровна умерла.

– Я был у себя, – ответил Арсений Архипович.

– Что же тогда не открыли? Я стучала вам.

– Испугался, – смущенно признался Арсений Архипович. – Я работал в тишине, а тут вдруг Ангелина Петровна начала ко мне ломиться, шуметь. Я открыл дверь, чтобы узнать, в чем дело, а она будто с цепи сорвалась: тыкала в меня какой-то штукой. Я просто выпроводил ее и закрыл дверь. Тогда Ангелина Петровна начала громко кричать. И я испугался. Я не люблю, когда кричат.

– Она говорила, что вы ее укусили.

– Это неправда. Зачем бы я стал ее кусать?

– Я так и подумала, – кивнула Вероника, развернулась и пошла к себе в комнату.

Она очень устала и заснула, как только добралась до кровати. Сон ее был тяжек.

Вероника проснулась со скверными мыслями. Конечно, это не вывих. От вывиха так быстро не синеют. Но и всякие там укусы – тоже чушь. Разве можно так укусить? Ясно, что старуха просто рехнулась. Но от этого не умирают. Эманация? Кто бы объяснил, что это значит.

Вероника поднялась, по привычке направилась к трельяжу и взялась за гребень. Она провела по спутавшимся за ночь прядям, посмотрела на расческу – нет ли там волос, которые надо собрать, – и тут ей пришло в голову, что овец растят не только для шерсти, но и для мяса.

Так и сяк размышляла Вероника, но ни до чего не могла додуматься. Одно было ясно: в квартире с Арсением Архиповичем она осталась одна, и неизвестно – бояться такого соседства или нет. Может быть, пойти к мусорке да поискать вчерашний трескучий прибор? Тоже глупость. Вероника понятия не имела, для чего он нужен и как работает.

Она собралась поскорее и отправилась из дому. На людях ей во всяком случае никто не причинит вреда. Можно взять паузу и обдумать все хорошенько.

Однако, выйдя на улицу и ощутив щекочущие мужские взгляды, Вероника и думать забыла про эманации и вывихи. Мир снова стал прост и приветлив. Она прошаталась по городу весь день, позволила себе за обедом два десерта и накупила кучу средств для ухода за волосами.

Но дома сомнения вернулись. Слишком много вещей не увязывались друг с другом, чтобы можно было их просто не замечать. Предположим, Арсений Архипович действительно обыкновенный кустарь-вышивальщик. В таком случае он должен где-то доставать краски, иглы, тряпки, или что там еще нужно для его рукоделия. Волосы, наконец, должен в парикмахерских собирать. Но Вероника никогда не видела, чтобы Арсений Архипович выходил из квартиры. Он из комнаты-то редко выходил, а к себе никого не пускал. Что он прячет в своем логове?

Веронике вспомнились слова Ангелины Петровны. Физичка как-то говорила, что Арсений Архипович никогда не готовит еду. Это верно. Более того, Вероника ни разу не видела, чтобы он ел, пил или посещал санузел. Живые люди так себя не ведут. Веронике представились его кривые зубы. Точно ли Арсений Архипович не кусал Ангелину Петровну?

Веронике стало страшно. Захотелось бежать из квартиры. Она даже начала одеваться. Но только не через дверь! Вдруг в коридоре ее поджидает Арсений Архипович?! Тогда через окно. Но четвертый этаж – отсюда никак не спуститься. Если только веревку привязать к батарее. Но у нее нет веревки. А если разорвать простыни и связать их вместе? Несмотря на захлестывающие волны страха, Вероника поняла всю глупость такого плана.

Она забралась на кровать и затаилась, начала слушать. Было тихо. Взгляд Вероники остановился на картинке, подаренной некогда Арсением Архиповичем. Из-под листа репейника на нее смотрел паучок. «Пауки – это к деньгам», – говорила бабушка. Веронике представился Арсений Архипович: его плешивая голова, чахлые ручки, очки с толстыми стеклами и смущенная улыбка. Разве можно такого бояться?

Вероника рассмеялась над собой. Что это вдруг на нее нашло? С чего она так испугалась? Аж из окна хотела выпрыгнуть! Страх прошел мгновенно.

Тут тренькнул дверной звонок. Кого еще там на ночь глядя несет? Вероника пошла открывать.

Она посмотрела в глазок – на лестничной клетке стоял полицейский с кожаной папкой. «Это, наверное, по поводу Ангелины Петровны», – решила Вероника, отперла дверь и сказала:

– Проходите, пожалуйста.

Полицейский замер на пороге и глупо заулыбался. Вероника уже привыкла к такой реакции мужчин. Вдруг откуда-то из-под мышки полицейского вынырнула мелкая цыганка в полосатой куртке, пролезла в квартиру и начала тыкать в Веронику пальцем.

– Вот она! Вот она, дорогой! Через нее все идет! – заверещала цыганка, обращаясь явно не к служителю закона, а к кому-то третьему.

Кто-то подтолкнул полицейского в спину, и тот вошел в квартиру. Следом появился директор.

– Ну, здравствуй, Вероника, – сказал он.

Выглядел директор неважно. Казалось, он постарел лет на десять.

– Вы зачем пришли? – пробормотала Вероника, не понимая, к кому обращаться из этой пестрой компании.

– Товарищ Бабайцев, поясните гражданке цель нашего визита, – распорядился директор.

– Да. Конечно, – очнулся полицейский. – Тут заявление поступило. В магазине за вами недостача, а вы скрылись. Надо проверить.

– Какая недостача?! – не поняла Вероника.

– Не волнуйтесь. Мы во всем разберемся.

– Конечно, разберемся, – подтвердил директор. – Где тут можно присесть и спокойно во всем разобраться?

Вероника указала на свою комнату.

Полицейский с не сходящей с лица улыбкой начал вытирать подошвы о половик, потом снял обувь и пошел за Вероникой. Директор и цыганка протопали в комнату не разуваясь.

Увидав в углу пакет с тюбиками и флакончиками, которые Вероника приобрела днем, директор зацокал языком.

– Вот, товарищ Бабайцев, – сказал он, – эти вещи вполне могут быть из нашего магазина. Обязательно отразите в протоколе.

– Что вы несете! – возмутилась Вероника. – Я это только сегодня купила!

– Не волнуйтесь. Мы во всем разберемся, – кивнул полицейский. – Вот здесь можно присесть? Мне надо документы заполнить.

Не дожидаясь разрешения, он уселся за трельяж, смахнул на пол собранные для Арсения Архиповича волосы и начал доставать из папки бумаги.

Цыганка в это время покрутилась немного по комнате, похлопала себя по щекам и заявила:

– Через нее идет, дорогой, но не от нее. Надо найти место, откуда идет. Это здесь, близко.

Директор подошел к Веронике и приобнял ее за плечи. Руки его мелко тряслись, и пахло от него едко, по-стариковски.

– Ты же не хочешь в тюрьму, – прошептал директор. – Тогда скажи, как на меня порчу навела. Мы ее снимем и разойдемся цивилизованно.

– Какая еще тюрьма? – так же шепотом спросила Вероника. – Какая порча?

Полицейский скрипел авторучкой и не обращал на них внимания. Цыганка шмыгнула в коридор.

– Тюрьма – обычная, – ответил директор. – А какая порча – тебе лучше знать.

– Разве за порчу в тюрьму сажают? – удивилась Вероника.

– За порчу не сажают, а вот за недостачу – запросто, – улыбнулся директор. – У меня акт инвентаризации есть, всеми подписанный, и свидетелей много. Так что решай.

Вероника не понимала, что она должна решать. В комнате возникла цыганка и затараторила что-то директору на ухо.

– Хорошо, – кивнул тот и обратился к Веронике: – Что у вас в дальней комнате возле туалета?

– Там Арсений Архипович живет. Сосед.

– Сосед, – повторил директор. – Давай так: пока полиция протокол пишет, позови этого соседа. Если все хорошо выйдет, я заберу заявление и акт инвентаризации выброшу. Договорились?

Вероника никак не могла понять, что такое творится. Акты, заявления, сосед с порчей. Что этим сумасшедшим от нее надо? Однако она была готова позвать Арсения Архиповича, если после этого ее оставят в покое.

Полицейский продолжал заполнять бланк, а Вероника вслед за директором и цыганкой вышла в коридор. Она встала у двери Арсения Архиповича. Директор и цыганка расположились за ее спиной.

– Зови! – чуть слышно прошептал директор.

Вероника постучала.

– Арсений Архипович, это я.

Послышалось шебуршание, шаги, дверь приоткрылась, и Арсений Архипович выскользнул в коридор.

– Ткач! – заорала вдруг цыганка и набросила ему на голову неизвестно откуда появившийся мешок, затянула на шее тесьму.

Арсений Архипович затрепыхался, неуклюже замахал руками, но цыганка крепко прихватила мешок у его затылка, и он никак не мог освободиться.

– Эй, ментяра! – закричала она. – Ну-ка сюда иди!

Странно, но полицейский откликнулся на столь не любезный зов и поспешил в коридор.

– Здесь держи, у загривка! – показала ему цыганка. – Да смотри, чтоб не вывернулся! – Потом она обратилась к директору: – Большой ткач. Для него игла большая нужна. Принеси мой рюкзак из машины! А я пока логово посмотрю.

Директор отправился исполнять поручение. Полицейский послушно ухватил тесьму, стягивающую мешок на голове Арсения Архиповича. Цыганка, убедившись, что пленника держат крепко, открыла дверь и шмыгнула в его комнату.

– Что вы делаете? На каком основании? – неуверенно спросила Вероника.

– Не волнуйтесь, мы во всем разберемся, – сказал полицейский.

Арсений Архипович трепыхался, но понятно было, что ему никак не освободиться.

«Его же задушат!» – испугалась Вероника. Она не могла понять, что делать. Вроде бы нужно прекратить это безобразие, вступиться за Арсения Архиповича. Но раз тут полиция, значит, наверное, есть какие-то причины применять к нему силу. Может быть, сосед натворил что-то.

Вероника решила, что лучше всего будет вернуться в комнату и ни во что не вмешиваться. Так она и поступила.

Лишь закрыв за собой дверь, Вероника подумала, что какие бы основания там ни имелись, а законом не дозволено надевать человеку на голову мешок. Кроме того, эта странная компания и ее саму несколько минут назад пыталась обвинить в какой-то вымышленной растрате. Может быть, и с Арсением Архиповичем они поступают несправедливо.

Вероника подошла к трельяжу и взглянула на оставленные полицейским бумаги. На линованном листе ровным детским почерком с десяток раз было выведено: «Мама мыла раму». И больше ничего. Вот и весь протокол.

Веронике все стало ясно. Конечно, это не настоящий полицейский. Настоящие полицейские не слушаются цыганок и не надевают людям мешки на голову. Разумеется, это переодетый бандит. Они решили ограбить Арсения Архиповича. И директор с ними заодно.

Надо что-то делать. Но что? Позвонить в полицию? Пока та приедет, будет уже поздно. Вероника вспомнила про лежавший под кроватью молоток, достала его.

Хлопнула входная дверь. Наверное, это вернулся директор. В коридоре заговорили. Вероника прижалась ухом к замочной скважине.

– Вот эта подойдет! – сказала цыганка. – Вот сюда втыкай, куда я пальцем показываю.

– Ты с ума сошла! – воскликнул директор. – Я ж его убью! Мы так не договаривались.

– Э, дорогой! Ты порчу снять хочешь? Силу свою вернуть хочешь? По-другому не получится. Да и не человек это. Это ткач. Ты нору его видел? Поди сюда – я покажу.

Ненадолго голоса умолкли. Потом заговорил директор.

– Куда бить?! Покажи еще раз!

Вероника понимала: нужно сделать что-то прямо сейчас, иначе будет поздно. Она осторожно приоткрыла дверь и шагнула в коридор.

Возле санузла на четвереньках стоял несчастный Арсений Архипович, полицейский пригибал его голову к полу, а директор заносил для удара блестящий штырь в метр длиной.

– Вот сюда! – указывала пальцем цыганка на хребет Арсения Архиповича.

Вероника сама не поняла, как это случилось. Она вдруг яростно завизжала, бросилась к директору и саданула его молотком по темени. Хрустнула кость. Директор выронил штырь и повалился ничком. Вероника замахнулась на полицейского. Тот поднял руку, чтобы защититься. Арсений Архипович почувствовал, что тесьма ослабла, рванулся и выскользнул из мешка. Не теряя времени, он метнулся к цыганке и вцепился зубами ей в ногу. Или не зубами, а чем-то еще – Вероника не успела разглядеть. Цыганка с глухим хрипом сползла на пол. На ее посиневших губах выступила пена.

На ногах из бандитов остался только полицейский. Вероника стояла перед ним с окровавленным молотком в руке и понимала, что не сможет второй раз ударить человека. Силы покинули ее. Полицейский улыбался как дурачок и повторял:

– Вы, главное, не волнуйтесь. Мы во всем разберемся.

Вероника почувствовала, как что-то коснулось ее руки. Это Арсений Архипович забрал молоток. Он подошел к полицейскому и выдернул у того из-за уха небольшую иголку. Полицейский охнул, перестал улыбаться, и его стошнило.

– О! Да ты, товарищ, набрался! – ласково сказал Арсений Архипович. – А еще в форме. Ну-ка, марш домой, пока кто-нибудь начальству не пожаловался!

– Прошу прощения, – пролепетал полицейский, утираясь. – Я уже иду. Вы не знаете, где я оставил документы?

Вероника сходила в комнату и принесла полицейскому папку.

– Спасибо! Огромное спасибо! – сказал тот, с трудом надел ботинки и нетвердой походкой направился к выходу.

Вероника заперла за полицейским дверь на два оборота и почувствовала, что не может дышать от стоявшего в коридоре запаха крови и рвоты. Некоторое время она не шевелилась, пытаясь убедить свои легкие принимать грязный воздух. Арсений Архипович сосредоточенно копался в рюкзаке цыганки, доставал и рассматривал разнокалиберные иглы, шильца, штыри, бормотал что-то под нос. Потом он поднял глаза на Веронику и участливо спросил:

– С тобой все в порядке?

Глупее вопроса, пожалуй, придумать было нельзя. Лицо Вероники перекосилось в кривой ухмылке. Она посмотрела на бездыханное тело директора, на распухшую посиневшую цыганку, перевела взгляд на Арсения Архиповича и произнесла:

– Ты дурак? Какой может быть порядок? Я убила человека. Надо полицию вызвать.

– Не надо, – спокойно сказал Арсений Архипович. – Я все улажу. Твоего хахаля положу в сеть. К утру он полностью рассосется. А эта, – сосед кивнул в сторону цыганки, – скоро станет жидкой. Тогда я ее в унитаз смою. Вот и все. Ничего не останется. Если, конечно, ты как следует вымоешь полы.

– А полицейский? – спросила Вероника. – Тут же был полицейский. Он все расскажет.

– Он назавтра и фамилию свою с трудом вспомнит. Швея в него глубоко иглу воткнула.

Вероника помотала головой. Бред. Как полицейский может забыть свою фамилию? И что за сеть, в которой рассасываются люди?

– Ты кто такой? – спросила она.

– Ткач, – ответил Арсений Архипович.

– Понятно. Эти двое тогда кто?

– Своего хахаля ты, наверное, лучше, чем я, знаешь. А вот эта дамочка – швея.

– Ткач. Швея, – повторила Вероника. – Что-то вроде трикотажной фабрики.

– Ну что тут непонятного? – мило улыбнулся Арсений Архипович. – Я ткач и тку сеть. Твой хахаль угодил в эту сеть, решил, что на нем порча, и обратился к швее. Она выследила меня и хотела убить, чтобы отложить мне в брюхо яйца. Но ты меня выручила, за что я тебе благодарен.

Вероника решила, что Арсений Архипович ее дурачит. Она почувствовала злость и пожалела, что молоток у нее забрали.

– Вот что, сказочник! – твердо сказала Вероника. – Ты меня за дурочку не держи! Показывай, что там прячешь в своей комнате!

– Пожалуйста, – согласился Арсений Архипович и распахнул дверь.

Вероника шагнула в темную комнату и ощутила сырой солоноватый запах. Слышались частые шлепки капель. Она нащупала выключатель, но освещение не работало.

– Ни черта не видно, – сказала Вероника. – Стой здесь и не закрывай дверь! Я свет принесу.

Она сходила в свою комнату, отыскала пару оставшихся церковных свечей, потом отправилась на кухню, запалила их и вернулась в логово Арсения Архиповича.

Если бы Веронику попросили рассказать, что она там увидела, у нее это вряд ли получилось бы внятно. Вроде бы вся дальняя часть комнаты была затянута тенетами. Перепутанные паутинки сочились бурой влагой, которая каплями стекала в расставленные на полу тазики. Вот, собственно, и все.

Вероника вышла в общий коридор и задула свечи.

– Эта сеть из моих волос? – спросила она.

Арсений Архипович утвердительно кивнул.

– Зачем?

Кажется, такие расспросы ничуть не смущали Арсения Архиповича. Он отвечал прямо и просто:

– Чтобы питаться. Я тку сеть из волос, мужчины смотрят на тебя, а их сила уходит в сеть. Я ею питаюсь. Так питаются ткачи.

– И мужчины от этого умирают?

– Нет. Не умирают. Просто худеют немного. Из них уходит лишнее.

Вероника призадумалась, а потом сказала:

– Но Альфонсо умер.

– Он жил слишком близко к сети. И был слишком слабый.

– Ангелина Петровна тоже умерла.

– Я не хотел ей зла. Она сама на меня напала, стала ломиться в комнату. Я защищался, – сказал Арсений Архипович, и в голосе его слышалось искреннее сожаление.

Услышав это, Вероника могла только плечами пожать. Выходило, что Арсений Архипович ни в чем не виноват, но легче от этого не становилось. Она вздохнула разочарованно.

– Я думала, ты делаешь картины, а ты делаешь какую-то гадость. Да еще из моих волос. Разве нельзя было это из чего-нибудь другого делать? Разве мало волос в парикмахерских?

– Много, – согласился Арсений Архипович. – Но далеко не все подходят. Кроме того, годятся только те волосы, которые выпали сами. И лучше, чтобы их отдавали добровольно. А твои волосы – они бесподобны! Я других таких никогда не видел!

Вероника невольно улыбнулась, услышав комплимент.

– А картины я тоже делаю, – продолжал Арсений Архипович. – Только не из волос. Для них я сам выпускаю нити.

– Откуда выпускаешь? – не поняла Вероника.

– Не имеет значения, – смутившись, ответил Арсений Архипович и продолжил: – Ты помогаешь мне питаться – значит, я должен заботиться о тебе. Я выпускаю нити и делаю картины. Необычные картины. Такие, что возвращают мужскую силу. Богатые старики дорого платят за них. Эти деньги я собираю для тебя. Чтобы ты ни в чем не нуждалась.

– Вот как? И много у тебя денег?

– Я точно не знаю, но вроде бы много.

Вероника усмехнулась:

– Хватит, чтобы поехать в Ниццу?

– В Ниццу? – переспросил Арсений Архипович. – А где это?

Вероника подошла к карте мира, висевшей возле двери физички, и ткнула пальцем в Лазурное побережье:

– Вот здесь.

Арсений Архипович внимательно пригляделся к карте, померил расстояние пальцами.

– За один раз, конечно, не доберемся. Если ветра будут хорошие, следующей осенью перелетим сюда, – он указал на Сочи, – а там уже и до Ниццы недалеко. Так ты останешься со мной?

– Останусь ли я с тобой? – переспросила Вероника. – Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– О, ничего особенного! – замахал руками Арсений Архипович. – Просто живи в свое удовольствие, гуляй, радуйся и отдавай мне волосы. Больше я ничего не прошу.

Вероника внимательно посмотрела на этого урода. Сутулые плечи, тощие ручки-ножки, изрядная плешь, брюшко. Арсений Архипович где-то потерял очки, и без толстых линз его глазки выглядели совсем уж мелко, точно бусинки.

– Мне надо подумать, – сказала Вероника.

Сказала, развернулась и пошла к своей комнате. На пятом шаге она остановилась.

– Да, – сказала Вероника. – Да, я останусь с тобой. Я буду жить в свое удовольствие, гулять, радоваться и отдавать волосы. Даже если ветра будут плохие и мы не доберемся до Ниццы, – все равно буду.

Арсений Архипович вдруг закашлял и задрыгался в радостном танце.

– Погоди! У меня для такого случая есть подарок! – воскликнул он и скрылся в своей комнате.

Вероника послушно стояла в ожидании дара и цвела в улыбке. Пускай Арсений урод с кривыми зубами. Пускай он вообще чудовище. Но никто, черт возьми, не собирался до этого о ней заботиться.

Арсений Архипович вышел в коридор с каким-то коконом в руках и протянул его Веронике. Она приняла подношение. Нить кокона была гладкой и приятной на ощупь, а с одного его конца свисал знакомый рыжий хвост.

– Вот! – улыбнулся Арсений Архипович. – Это мой подарок. Можешь его гладить, когда захочешь.