Электронная библиотека » Майкл Гелприн » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 30 мая 2022, 20:13


Автор книги: Майкл Гелприн


Жанр: Социальная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Неужто мне все приснилось? – пробормотал я.

Глянул на стол, приметил остатки вчерашнего ужина и понял, что Бог позаботился о тайне и наблюдать грехи мог один я. Для всех других труба была обычным оптическим прибором. Выходит, прибор мой вроде шкатулки с двойным дном. Я чуть не засмеялся, но лишь улыбнулся. С довольным выражением лица глянул на портье.

– Я забыл вчера запереть дверь, – сообщил безмятежно.

Эльвира тут же списала мое странное поведение на послесонное состояние и тоже повеселела.

– Вы кушайте, – пригласила она и сдвинулась к столу, сдернула белую салфетку. Под тканью оказалась тарелочка, испускающая ароматный пар. – А я пошла отсыпаться после суточного дежурства. До вечера! Думаю, что дорогу найдете…

Девушка пошла к выходу.

– Какую дорогу?.. – машинально удивился я.

Портье вернулась к столу, взяла листок бумаги, что лежал рядом с тарелкой, развернула и поднесла под мой нос.

– Видите? Это адрес моей квартиры, очень подробный, с подъездом и этажом. Улица Марксистская, здесь 20 минут ходу.

Моим глазам предстали три печатные строки и схема, нарисованная от руки.

– Вижу, – согласился я. – Но зачем…

– Хочу расспросить вас о вашей курсовой! – объяснила девушка. – Часиков в шесть буду ждать. Приготовлю знатную курицу.

Она пошла к выходу, не забыв аккуратно положить бумажку с адресом на стол.

– Постойте, Эля! – вскинулся я нетерпеливо.

– Да! – Девушка остановилась. Медленно повернулась. Спросила удивленно: – Позвольте узнать причины вашего отказа. Может, я вам не нравлюсь?..

Вероятно, последняя фраза мне лишь послышалась. В глазах портье лишь недоумение и нет ни тени «женской обиды».

Сестра моего однокурсника не похожа на гулящую женщину, и поэтому моему целомудрию вряд ли что угрожает. А поесть домашних пирожков не грешно.

– Я не отказываюсь, – сказал я, подавив смущенный кашель. – Я только… хочу попросить постную пищу. Кхм… Я в добровольном посту и скоромного не ем.

– Да-а. – Теперь недоумевала девушка. – Ну… хорошо… То есть… Конечно, я придумаю аналог курицы!.. Есть еще пожелания?..

Я немного подумал и решительно кивнул:

– Да, есть один вопрос. Но он… интимный.

– Я не замужем, – кокетливо сморщила личико Эльвира.

«Это видно», – улыбнулся я про себя, а вслух вымолвил:

– Я всего лишь хочу узнать адрес общественной бани. Желательно поблизости от гостиницы. Хочу омыть тело перед визитом к патриарху.

– Ну уж нет! – категорически заявила Эльвира и погрозила мне пальчиком. – Даже не думайте! Хотите подцепить грибок или что похуже?.. Помоетесь у меня!

– Нет! – вскрикнул я в испуге, прежде чем успел подвергнуть ситуацию анализу.

– Да! – торжественно изрекла портье. Она уперла руки в бока и молвила задушевно: – Вы будете мыться один! В ванной есть крепкий шпингалет, на который вы закроетесь! Полотенце дам сразу.

7. Благочестие

Я сидел за столом и пытался кушать теплый супчик с лапшой. Как только портье ушла, меня атаковала целая армия мыслей из категории «добро и зло»! Или «любовь и ненависть» – так точней, наверняка. Я болтал ложкой в простывающем бульоне и думал, думал, думал… Прибор греха лежал рядом, не давая мыслям соскальзывать с благочестивой колеи, рядом с ним покоилась Библия, так, на всякий случай.

Случай на Ваганьковском кладбище вытолкнул на поверхность моей памяти высказывание одного русского святителя: «Превыше земного закона есть справедливость, а выше справедливости может быть только милосердие». Надругательство над мертвыми заставило меня продолжить фразу. От себя я добавлял: «Да, милосердие – это высшая ценность в мире, но есть люди, которые его недостойны. Они заслуживают именно справедливого суда, к тому же без судей. Око за око, как говорили древние!»

Я в сердцах чуть не плюнул в супчик и поскорее отодвинул его от себя, от греха подальше. Во мне проснулся командир взвода военной разведки, лет двадцати от роду, умеющий восстанавливать подлинную справедливость. Огнем и мечом, и только так!.. Однако мне уже не двадцать лет, и я давно не машу кулаками, а верю в слова Христа «Любите ближних». А чем более человек тебе неприятен – тем и твоя любовь ценнее. Никакой пользы нам от того, что любим любящих нас. Любовь к нелюбимым есть любовь к Христу. Сын Божий всепрощающий. Мне до него пока далеко…

Я вскочил и сделал по номеру круг, не переставая думать. Беспрерывно теребя бороду.

Кажется, я начал понимать, зачем Господь оставил мне прибор греха. Он желает испытать мою веру. Выдержу ли я, не сломлюсь ли духовно, просматривая картины страшных пороков? Не заполонят ли душу мою ненависть и отвращение?.. Невозможно приказать сердцу любить, когда его переполняют ужас и отвращение! Христос смог. Распятый, он просил Отца простить своих мучителей. И мне предстоит повторить сей подвиг с поправкой на то, что физических жертв от меня не требуется.

Я сел и взял в руки Библию. Помедлил, приводя дух в нейтральное состояние, – Святую книгу нужно открывать как минимум очистившись от грязных помыслов.

– Так, запомним, – произнес я вслух. – Бог дал мне крест, и я пронесу его, как в свое время Он нес свой.

Ближайшие полчаса мой скромный гостиничный номер наполняли библейские стихи, звучащие в идеальной тишине особенно торжественно:

– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими[3]3
  Мф. 5: 3–9.


[Закрыть]
.

8. Баня для священника

Через некоторое время я спустился в холл. У стойки портье меня встретила пухленькая бабца лет тридцати, объективно безобразная. И речь не о чертах лица или фигуре, а об эмоциональной составляющей ее человеческой сущности.

Глаза излучали лютую неприязнь. У меня возникло чувство, что она в силу неведомых причин ненавидела весь мир.

– Слушаю вас, господин поп, – немедленно выказала свою суть портье.

Я смолчал, и она продолжила ехидно:

– Итак, чего желает ваше преосвященство?.. – Бабца встала и прямо-таки рявкнула: – Короче, чего надо?

Было бессмысленно с ней спорить. Ярая богохульница… Зло – это лишь низшая ступень добра. Что-то вроде персонального плинтуса, и эта девушка сейчас как раз под ним. И не вылезет, пока сама не захочет… Но обиду мне удалось прогнать:

– Я хочу спросить, где находится ближайшая баня.

– Попы моются? – удивилась портье. – Даже не знала…

А чего я ожидал?.. Странно, что такую работницу держит на такой должности начальство отеля. Все ж «совок» канул в Лету, и твой клиент – это твои деньги…

– Несчастное дитя, – произнес я тихонечко, отходя.

– Сукин сын! – практически крикнула портье. И выставила мне вслед средний палец руки, иначе говоря, «fuck». Я не видел сей жест, но был уверен, что он имеет место быть.

* * *

Да, я решил прийти вечерком к Эле, но помыться намеревался все же в общественной бане. За полчаса я обошел всю Таганку. Ни один из двух десятков человек, к которым я обратился, не подсказал адрес бани. Более того, меня разнообразно игнорировали. Кто-то не отвечал, кто-то буркал нечто невнятное, а одна женщина просто шарахнулась. В отчаянии я заприметил милицейскую машину, наклонился к открытой фортке и спросил на предмет бани. Жирный страж порядка показал мне красноречивый кулак.

Быть может, и это Господь подстроил? Выступает в роли сводника?.. Богу, конечно, видней… Совсем рядом я заприметил большой парк и ступил под своды деревьев. Парк оказался шикарным, со множеством растений и скамеек, укрытых гутой тенью. Я намеревался разыскать укромное местечко и продолжить наблюдение.

Один в свободное время веселится, другой строгает доски, третий пишет или рисует, пятый посещает танцпол, а восьмой учит английский язык… Я до вчерашнего дня насыщался духовно – читал и анализировал святые книги. Но отныне придется уделять время созерцанию сцен насилия и убийств.

Сидя на скамейке в углу парка, я достал из полиэтиленового пакета прибор, взялся поудобней.

Я сейчас нахожусь в Москве, и прибор показывает московские грехи. Когда приеду домой, вероятно, прибор покажет и грехи Ораниенбаума. Да! Теперь я понимаю замысел Господа до конца! Ведь видя жителей моего городка в Стене греховности, я могу не просто наблюдать за ними, но и воздействовать на их поступки. Кроме того, я теперь могу содействовать полиции в раскрытии преступлений.

– Спасибо, Господи, что дал возможность спасать заблуждающихся! – сказал я твердо и поднес прибор к правому глазу.

Движение пальцами по кольцу. Щелчок. И я увидел людоеда.

Людоед

С потрета на стене улыбался президент.

Людоед являлся невзрачным мужичонкой, наголо бритым. Лет тридцати. Он имел оттопыренные уши и толстые губы. Сидел людоед напротив следователя Бузеева, на руках его поблескивали наручники, застегнутые спереди, на лице царила ухмылка.

– Ну-с, Залихватский, как же ты дошел до такой жизни? – вдумчиво спрашивал Бузеев.

Следователь был обычным следователем, мужиком сорока пяти лет с интеллигентным лицом и побритыми кистями рук.

– Какая разница? – равнодушно усмехнулся людоед вместо ответа. В целом он сидел очень даже свободно, будто не в кабинете прокуратуры, а на лавочке возле дома. В идиллию мешали поверить только наручники.

– Оставим философию, – легко согласился Бузеев. – Ответь по существу: зачем ел мясо?

– Вам не понять, – ощерился людоед.

– Слушай сюда, Залихватский, – задушевно шепнул следователь. – Если ты будешь заявлять отговорки типа «вам не понять» или «какая разница», то ты получишь пожизненную крытку. «Черный лебедь», видел по телику?..

Людоед убрал ухмылку и с неким удивлением глянул на Бузеева.

– Я расстараюсь, ну очень расстараюсь и найду для суда железные доказательства. Понимаешь?.. – Следователь вгляделся в задержанного.

Тот слегка кивнул, в глазах заметалось беспокойство волка, увидевшего флажки.

– Но если ты честно ответишь на мои вопросы, то это отразится в материалах дела, и ты, возможно… Возможно! Получишь двадцать лет строгого режима, – сказал Бузеев, потянулся через стол к людоеду и закончил почти весело: – Знаешь, Залихватский… В данном кабинете за двадцать один год работы я видел разных. Были наркоманы, алкоголики, маньяки были. И хотя я не являюсь ни тем, ни другим, ни третьим, я всех понимал. Работа такая.

Он вытащил сигарету из пачки, лежащей на столе, прикурил, а пачку протянул.

– Угощайся.

– Не курю, – швыркнул носом людоед. – Дайте лучше водки.

– Могу предложить крепкого чаю, но после допроса, – флегматично ответил Бузеев. – Идет?

Залихватский немного подумал и заговорил эмоционально:

– Пообещайте вытянуть меня на срок! Я не хочу сидеть пожизненно! А может… – осекся он, во взоре мелькнуло подозрение. – Вы про срок завели, чтоб расколоть меня? И ваши слова ничего не значат? Ничего я не скажу.

– Сделаю все, что в моих силах, – пообещал советник юстиции. – Спроси у любого в камере – слово я держу.

– Ну… хорошо, – решился людоед. – Что вас интересует?

– Зачем ты ел мясо?

– Вкусное очень. Вообще, первый раз я убил безо всякой мысли о еде, – интимно шепнул Залихватский, оглянувшись на дверь. – Бухали с приятелем, возникла ссора. Не помню, из-за чего, я был в дрова… Приятель меня ударил. Я схватил топор и дал ему по башке. Потом лег спать. Просыпаюсь утром – гляжу, труп на полу. Очень испугался тюрьмы… Оттащил трупик в ванную и разрубил на части.

– Когда это было? – следователь затушил окурок, придвинул протокол.

– Ровно три года назад, – без раздумий ответил людоед. – Как раз на Рождество.

– То есть в ночь с шестого на седьмое января?

– Ага.

– Фамилия приятеля?

– Забубенный. Игорь. Отчества не знаю.

– А дальше?

– Разделать-то я труп разделал, – с небольшими паузами рассказывал Залихватский, вспоминая. – А выносить из дома боялся. Светло, утро, мало ли… А меня мутило с похмелья. От свежерубленного мяса шел такой аромат… И… решил попробовать. Чем достанутся бродячим животным, так лучше я их сам оприходую. Забубенному уж все равно, кто будет им питаться.

Людоед замолчал, по лицу плавала блаженная улыбка человека, вспоминающего нечто приятное. Бузеев цепко отслеживал реакции «подопечного» и слегка морщился.

– Потом я взял кухонный нож, наточил на плитке. – В тоне зазвучало бахвальство. – Срезал с ляжки большой кусман и съел сырым, с солью и без хлеба!

– И как? – с интересом спросил следователь.

Залихватский показал большой палец в жесте «супер»:

– Шикарно! Сырое мясо вкуснее, чем жареное или вареное. Позже я готовил мясо по-разному, но бросил. Все не то. Попробуйте сырое, не пожалеете…

Следователь не смог сдержать гримасу отвращения.

– Куда девал кости? – спросил он, склоняясь над протоколом.

– Выкинул в мусорный бак в двух километрах от дома. – Людоед ностальгическая улыбнулся. – Четырем сотням людишек могилкой стал мусорный бак.

Залихватский увидел, что его слова записывают, и вдохновенно заговорил. Его «понесло»:

– Я кушал Забубенного, пил спирт, и тут… ко мне постучалась… бомжиха-побирушка. Я впустил ее в квартиру, мы выпили… А после перерезал ей горло. Освежевал, разрубил, мясо в холодильник.

– Съел?

– Частично. Тут как раз кончился спирт. А без водярки я не могу… я ж алкоголик. Тогда я перекрутил мясо бомжихи, взял фарш и продал его рыночным торговцам-мясникам за полцены. – Людоед мило улыбался. – После догнал, что продажа человечинки – выгодное занятие. Устроил бизнес. Заманивал бомжей в квартиру, поил и убивал. Быть может, и вы ели мое мясо, – осклабился Залихватский. – Вы ведь ходите на рынок за мясом? Я на разных продавал…

Бузеев перестал писать, а людоед ухмыльнулся ему в лицо:

– Знаете, гражданин следователь, я многих перепробовал. Среди бомжей попадались бывшие учителя, инженеры, врачи и даже один бывший начальник… Вот только следователей не было. – Меж толстых губ убийцы высунулся язык – большой, с белым налетом.

Бузеев непроизвольно откинулся на спинку кресла – подальше от задержанного, вставил в рот новую сигарету. Прикурить он не успел. Открылась без стука дверь, и на пороге нарисовались двое крепких парней: короткие стрижки, грубые лица, кожаные куртки.

Залихватский остро глянул через плечо, лицо искривила усмешка.

– Какого хрена уголовный розыск врывается ко мне? – удивился Бузеев. – Рамсы попутали, да?..

Оперативники замялись на пороге.

– Да, тут… – Один достал бумагу.

– Короче! – Второй вырвал бумагу и уверенно подошел к следователю: – Это не терпит отлагательства. – Положил бумагу на стол.

Напарник встрепенулся и тоже подошел. Теперь оперативники стояли по бокам следователя, словно взяв его в клещи. Тот взял бумагу, повертел в руках. Лист был совсем чистым.

– Что за?..

Игла шприца воткнулась Бузееву в плечо. Тот дернулся.

– Тихо! – прошипел разыскник и зажал советнику юстиции рот.

В Бузеевское плечо истек кубик прозрачной жидкости, и затем шприц снова отправился в оперский карман. Следователь обмяк. Оперативники быстренько прибрали бумагу и сделали по реверансику:

– Кушать подано, Залихватский!

Во взгляде людоеда брезжила надежда, он даже привстал со своего стула:

– Кто вы?

– Благотворители, – усмехнулись оперативники. – Мы знаем, какой бурдой кормят в СИЗО. Вот, решили попотчевать тебя свежачком.

– Хорошо, – согласился людоед. – Вы благотворители. Только я-то при чем?..

Полицейские переглянулись.

– Видишь ли, Залихватский, твой следователь отпускает на свободу вполне себе богатых гадов, – объяснил один. – После того, как их долго и упорно ловят опера. А шантрапу вроде тебя загоняет в камеры. Нам данный расклад совсем не по душе.

– От тебя никакой опасности порядочным гражданам, – развил мысль другой. – Хавал бы и дальше грязных бомжей. Они все равно не люди. А тут… тюрьма и кандалы, ай-ай-ай…

– Короче! Жри этого ублюдка. – Один показал на тело следователя. – Чтоб ему, суке, и после смерти не было покоя!

– Изуродуй его хорошенько, – поддержал второй. – А за нами не заржавеет. Выведем из прокуратуры, и гуляй.

Залихватский немножко подумал и заявил без затей:

– Складно трепете. Но… возможно, что вы сводите счеты со следователем. Ща я его съем, а вы меня застрелите. И повесите убийство на меня.

Оперативники вновь переглянулись – людоед четко переглядку отследил и нахмурился.

– У нас нет пистолетов. – Полицейские распахнули курточки, погладили себя по бокам. – Видишь?..

Людоед наклонил голову в знак согласия:

– Вижу.

– Ты умный сукин сын! – подмигнули разыскники. – Не зря тебя вычисляли целых три года.

– Ладно. – Людоед вытянул руки. – Снимите наручники.

– Не, не снимем, – извинительным тоном вымолвил один. – Вдруг ты, почуяв запах крови, на нас кинешься? Мы ж не знаем, как там у маньяков… в их голове.

– Снимем наручники за оградой прокуратуры, – дополнил второй. – Зуб даем!

Казалось, людоед ничуть не расстроился. Он сделал шаг к трупу и ухмыльнулся:

– Правильно! Маньяков нужно бояться…

– Скажи, ты правда съел четыреста человек? – с некоторым подобием уважения спросил розыскник постарше.

– Съел и продал четыреста людишек, – поправил Залихватский. Он широко облизнулся. Осклабился: – Оставить вам по кусочку?

Людоед взял труп за волосы… приподнял голову и, рыча, вцепился в левый глаз. Послышался звук рвущейся плоти и чавкающие звуки.

Оперативники стыдливо опустили глаза, страдальчески морщась. Чудовищный обед происходил всего-то в паре метров от них.

Залихватский обернулся к свидетелям трапезы. Словно заострившаяся морда его была испачкана кровью. Сказал, жуя:

– Вкуснотища!

Когда он снова наклонился над трупом, щелкнули два затвора, и грохнули четыре выстрела. Людоед покачнулся, хотел укоризненно посмотреть на оперативников, но не смог – жизненные силы покинули его тщедушное тело, и маньяк упал на пол. Пули засели глубоко в спине.

Опера деловито убрали пистолеты туда, откуда достали, за пояса сзади. Сплюнули с облегчением. В кабинете стало тихо.

– Точно яд не обнаружат? – спросил один, чтобы прервать гнетущую паузу.

– Лепила дал 102 процента. Яд растворяется в крови, и его невозможно отличить от кровяных телец. Решат, что Бузеев умер от болевого шока, что неизбежно, когда… тебя кушают живьем.

Из коридора донесся звук хлопающих дверей, неясные возгласы, крик… Дверь кабинета вновь отворилась, пропустив полноватую даму в форме с погонами, на которых желтели шесть звезд. За ней шли двое в камуфляже и с автоматами, это ОМОН, и замыкал шествие человек в белом халате и с чемоданчиком в руке.

– Что? Здесь? Произошло? – спросила женщина, с прищуром глядя на оперативников.

Те рассказали:

– Мы зашли к следователю за поручением. Видим, кто-то рычит и его терзает.

– На звук двери убийца обернулся, и мы узнали людоеда Залихватского. Вы бы видели его рожу, товарищ прокурор!

Оперативники расступились, открыв глазам пришедших вид на два трупа. Прокурор шагнула было к месту преступления, но тут же вернулась. Неожиданно покачнулась. Человек в белом халате трепетно взял женщину за руку.

– Светлана Петровна!..

– У Бузеева нет верхней губы и века… – ответила женщина без эмоций. Потом повернулась к полицейским: – Вы правильно сделали, что открыли огонь на поражение!

Она прошлась по кабинету, пытаясь совладать с испугом и отвращением. Сказала властно:

– Сейчас мы проводим вскрытие и оперативно-разыскные действия. Эксперт на месте, надо вызвать анатома… – осекшись на полуслове, она заинтересовалась:

– Где, интересно, носит конвойного, что доставил Залихватского из СИЗО? Он должен был присутствовать при допросе. Опасный преступник…

– Хорошо, что уже поздний вечер и в прокуратуре никого нет, – заметил человек с чемоданчиком.

Омоновцы недвижно возвышались у двери, поглаживая автоматы. Лица их были бесстрастны.

– Одно радует, – грустно усмехнулась прокурор, – что висяка не будет. Все ясно. Убийца мертв благодаря оперативникам уголовного розыска. Они сработали четко и слаженно. Правда, бумаг придется понаписать, но это уже другой момент.

Разыскники приосанились, самодовольство проступило на лицах. По всей видимости, на нечто подобное они и рассчитывали.

– Демонтаж камеры! – вдруг сказал человек в белом халате.

– Что? – удивились присутствующие.

– Надо демонтировать видеокамеру, – объяснил эксперт. – Вон, видите, у портрета президента – черный кругляш? Это объектив скрытой камеры. Я лично монтировал.

Оперативники насторожились.

– Запись допроса скрытой камерой незаконна, – машинально сказала прокурор.

– Бузеев попросил не для суда, а для себя. Покойный писал книгу о маньяках, собирал материал. Вот и решил заснять допрос, чтобы потом ничего не упустить.

– Ой-ой, здорово! – оживилась женщина и впервые слабо улыбнулась. – Запись является вещественным доказательством преступления и, следовательно, из свидетельства противозаконного деяния превращается в улику!

– Несомненно, – поддержал эксперт.

– С помощью записи мы установим, что явилось причиной агрессии Залихватского! – все больше воодушевляясь, излагала прокурор. – Да и операм писать меньше на предмет применения оружия. Камера зафиксировала, что оружие оправданно. Так-так-так!

Разыскники окончательно приуныли.

Омоновцы с бесстрастными лицами поглаживали автоматы.

9. Против лома нет приема

…Темные шторки на окне сами собой сомкнулись, и я с облегчением отнял прибор от глаза. Поморгал, привыкая к дневному свету. Впрочем, солнце явственно катилось на запад, наступал вечер. Я уж привык к тому, что наблюдаемые мною грехи занимали в реальном времени десять-пятнадцать минут, а по факту проходило несколько часов.

Ни неприятия, ни сожаления я ныне не испытал. Мной владело равнодушие. Если несчастная семья вызывала жалость, а грабители-подонки – ненависть в чистом виде, то… данные сволочи не всколыхнули во мне эмоций. Никаких! Может, я жалел покойников, однако не настолько, чтобы осуждать их убийц. И наоборот…

– Этот крест оказался тяжелее, чем я предполагал, – выдавил я резюме. Зашуршал пакетом, убирая трубу. Пора было идти в гости.

– Что, святой отец, Бог поднимает голову в нашей стране? – услышал я мужской голос.

Я огляделся. Рядом, на лавочке, сидел мужичонка неопределенного возраста, невзрачной телесной конституции, в драном пиджаке и рваной кепке. Заросший густой щетиной (не путать с бородой), несвежий, немытый… Типичный бомж.

– Или это временно? – усмехнулся «попутчик».

– Думаю, что власти одумались, – ответил я, чуть помедлив.

– Семьдесят советских лет думали, – подхватил мужик. – Приличный срок, а? Три поколения.

Мужичонка выглядел вполне трезвым, и поэтому цели затеянного разговора для меня были неясны. Пьяному-то охота поболтать, а пьяному бомжу – тем паче. Но бомж, глаголящий о Боге просто так, – это нонсенс!.. А может, это и не бомж вовсе?.. Тогда кто?..

– Для Господа времени не существует. Для него тысяча лет – как один день, – осторожно сказал я. – Семьдесят лет для Бога – цветы во поле…

– Любое дитя – как тесто. Из него можно вылепить и пасхальный кулич, и фигурку вождя, – гнул мужик. – Мне на иконах рисовали Ленина, а моим детям рисуют Иисуса Христа. А детям детей, может, будут рисовать Горбачева.

– Люди во все времена жили по Божьему промыслу, – ответил я с небольшой паузой. – И будут жить. Иногда сложно прийти к Богу, иногда – нет, согласен… Только истинные врата одни. Вы… кто вы?

– Нельзя одной рукой пить святую воду, а другой поднимать стакан с водкой – изобретением Сатаны, – выдал с усмешкой мужик. – Человек же, как редкая сволочь, именно так и делает. Днем носит по улицам портреты Сталина или Ельцина, а вечером тайно, чтоб никто не видел, бежит в церковь поклониться настоящим иконам.

Мужик достал из кармана пачку папирос и закурил. Потом придвинулся ко мне, поманил меня пальцем:

– Иди-ка сюда.

В безропотно подставленное мною ухо мужик сказал:

– Ибо благодатию мы спасены через веру. Ты, я, они… Так вот, священник! – он встал, сказал умиротворенно: – Меня зовут Даня. Но мое имя известно лишь паре приятелей с Марксистской улицы, с коими мы вместе живем в подвальчике. Моя прошлая жизнь, до бомжатника, не интересна ни хрена, а будущего у меня нет. Купи мне пивка, а, священник?..

* * *

Даня показал короткий путь к нужному мне дому на Марксистской. Как оказалось, это было по соседству с его подвальчиком. Интересная картина: идут рядком рослый здоровяк в рясе, с пакетиком в руке, и маленький человек с испитым лицом, с бутылкой пива и котлетой (из столовой комплексных обедов).

В пустынных дворах нам встретился полицейский патруль из трех человек.

– Привет, бродяги! – сказал их жирный командир. Как две капли похожий на того стража, что четыре часа назад показал мне красноречивый кулак. – Какого хрена вы тут шляетесь?

– Бес попутал… – процедил Даня, поводя испуганными глазами.

Жирдяй вырвал у него бутылку пива, отбросил брезгливо. Даня сожалеюще крякнул, суетливо запихал в рот остатки мяса и убежал. Рысцой! Никто за ним не погнался.

– Так! – сказал командир, и двое его подручных схватили меня под руки.

– Ну-ка! – жирняй потянул к себе пакет, но я держал крепко.

– Нельзя трогать то, что здесь лежит! – страстно произнес я.

– Дай бомжаре, Витя, – попросили подручные.

Тогда милицейский боров стукнул меня по носу. Головой! Боров был высоким и сильным, наверняка тоже из бывших десантников. Я дернулся в крепких руках и почувствовал, как пакет у меня вырвали. Из носа закапала кровь, крася бороду и впитываясь в рясу. Во мне всколыхнулось мирское зло. Я напряг было руки, дабы вырваться из ублюдочных лап и дать скоротечной рукопашный бой в условиях незнакомой местности. Но меня оставили моральные силы. Физика бушевала, а дух затвердил о предначертанности происходящих событий. В ключе появления и исчезновения бомжа это было логичным. Да и только что я наблюдал смертоубийственный грех из жизни полиции, что тоже укладывалось в логическую цепочку пока непонятной ситуации.

Жирный страж достал прибор из пакета. Командир и его помощники в восхищении присвистнули. Наверняка они оценили раритет, а я в их глазах был лишь грязным бомжом, который спер сей благородный предмет.

– Неплохо! – не выдержал один из сержантиков, что меня держал.

Командир поразмышлял и кивнул патрульным. Те с готовностью меня отпустили, развернули и дали пинка.

– Чеши отсюда! – кратко произнес жирдяй.

Он был уверен – бомж без лишних слов убежит от стопроцентного тюремного срока за кражу антиквариата. Радуясь полицейской алчности в лице отдельно взятых представителей! Только я развернулся и попросил:

– Отдайте прибор.

– Ч-что?! – изумился жирдяй.

Я понял, что ситуацию исчерпал, и молча пошел прочь, рукой зажимая нос. Ряса была основательно измазана кровью. Правда, на темном фоне ее было почти не видно. Чрезвычайно любопытны пути у Господа! То дарит прибор, то отнимает. А может, это вовсе не Его промысел, а череда случайностей?.. Опять же, драться с полицией, какая бы она ни была, – себе дороже! За ними Система, которую через 10 лет назовут Вертикалью. Против лома нет приема.

Я уже почти вышел со двора и вдруг встал посреди дороги, не сводя глаз с лежащего на асфальте предмета. Я смотрел на лом. Новенький, игриво блестящий и подмигивающий мне – в самом центре столицы. Лом больше походил на Знак, нежели бомж и стражи порядка вместе взятые.

– Придется, пожалуй, вернуться… – пробормотал я.

* * *

Дальнейшее было делом несложной и привычной техники. Взмахнув ломом, я вспомнил навыки борьбы, кои не применял уже несколько лет.

С хрустом ломаемой кости жирдяй рухнул на колени, схватился за поврежденный локоть:

– Ну ты, мля… – заревел он, морщась от боли. – Руку сломал!

Подручные не стали испытывать судьбу, свои автоматики не применили и к рациям не кинулись. Они покорно легли мордами в асфальт. Я забрал прибор греха, сковал бандитов в форме наручниками и ушел. Правда, поначалу перепутал направления, и ноги меня понесли в сторону от дома Эли. Понял я ошибку, выйдя из дворов на проезжую улицу поблизости. Хотел поймать машинку, дабы умотать до того, как объявят план «Перехват бомжа в рясе и с окровавленным носом», но передо мной сама остановилась белая потрепанная иномарка.

– Садись! – пригласил полнолицый румяный шофер в красной рубахе и с небольшой ухоженной бородой.

10. Ангел

Через восемь минут мы въехали во двор серой многоэтажки. Улица Марксистская, д. 1. Машина остановилась у второго подъезда. Едва это случилось, я произнес нетерпеливо:

– Я весь внимание!

– Довез бы вас до квартиры, но, к сожалению, а может, к счастью, автомобили в подъездах не могут передвигаться, – ответил водитель и залихватски подмигнул.

– Да я не о том! – взбрыкнул я. – Вы ведь наверняка хотели мне что-то сообщить.

– Гм. Нет как будто. – Бородач озадаченно почесал темя.

– Ну как же, – не согласился я. – Когда Господь вас послал ко мне, Он наверняка просил передать что-то на словах.

– Я похож на посланника Господа? – искренне засмеялся водитель.

– Стопроцентно! – В моем тоне сквозила убежденность. – Я уже разбираюсь в таких вещах. Сначала вы приняли облик бомжа! А потом дали лом!

Румяный бородач лишь недоуменно крякнул.

– Потом вы остановили автомобиль. Позвали меня в салон, развернулись в противоположную сторону от той, куда ехали. Провезли и помогли отыскать нужный дом. При том, что все сделали бескорыстно и не задали ни одного вопроса. Кто же вы после этого, если не ангел во плоти?

– М-да, – усмехнулся шофер. – В некотором роде, может, я и Божий посланник…

– Я был прав! – обрадовался я. – Итак…

– Отец Борис, я не знаю ни о каком бомже и прочем… А объяснение моего личного поступка тривиально, – объяснил румяный бородач. – Просто я тоже священник. Иеромонах[4]4
  Иеромонах – это монах, носящий сан священника.


[Закрыть]
. Мы, служители Господа, должны помогать друг другу в это непростое для Церкви вре…

– А откуда вы знаете мое имя? – взалкал я, не дослушав.

– Вы ж мне сказали свое имя, как только сели! – поразился водитель.

Осознанная ошибка перестает быть ошибкой. Это не стопроцентно, это абсолютно.

– Хм… действительно… Простите, обознался, – повинился я.

– Ничего, – успокоил иеромонах. – Это хорошо, что вам видятся ангелы. Значит, есть тому причины.

– Да-да!.. Позвольте узнать ваше имя, коли вы уж знаете мое.

– Андрей.

– И где вы служите? – спросил я, чтобы просто поддержать знакомство.

Однако иеромонах помялся и ответил очень уж неохотно:

– У меня нет своего прихода… Служу я в Москве и… не хотел бы раскрывать место службы.

– Нет, все-таки вы ангел, – заявил я недоверчиво. – А под иеромонаха работаете. Не пойму только, зачем?

Иеромонах поколебался, пристально глянул на меня и протянул кусочек картона:

– Я вижу, что вы из настоящих служителей, отец Борис. Не знаю, что с вами случилось, только вы – настоящий, что бы ни случилось. – Он покивал и глянул на часы. – Мне пора.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации