Текст книги "Разоблачение"

– А что он изучает?

– Химию. Хочет специализироваться в области прикладной химии. Похоже, это многообещающая отрасль.

– Да, я тоже слышал.

– Я не понимаю больше половины из того, что он говорит. Забавно, когда твой ребенок знает больше, чем ты.

Сандерс кивнул, соображая, о чем еще спросить. Это было нелегко: хотя он многие годы сидел вместе с Каплан на совещаниях, о ее личной жизни он почти ничего не знал. Она была замужем за профессором государственного университета Сан-Хосе, читавшем курс экономики, – круглолицым усатым человеком веселого нрава. Когда они ходили куда-нибудь вместе, профессор говорил за двоих, в то время как Стефани предпочитала молчать. Она была высокой, костлявой и неуклюжей женщиной, которая, казалось, смирилась со своей малой общительностью. О ней говорили как об очень незаурядном игроке в гольф, – во всяком случае, достаточно искусном, чтобы Гарвин никогда не играл против нее. Для хорошо знавших ее сотрудников неудивительно было, что она часто обыгрывает Гарвина; злые языки даже говорили, что она слишком мало проигрывает для того, чтобы получать повышения.

Хотя Гарвин и недолюбливал Стефани, у него и в мыслях не было ее уволить. Преданность компании этой бесцветной, не знающей усталости и не понимающей юмора женщины уже стала легендой: она каждый вечер засиживалась допоздна и проводила на работе многие выходные. Даже когда она несколько лет назад заболела раком, она отказалась взять отпуск хотя бы на один день. С опухолью она, по-видимому, справилась; во всяком случае, Сандерсу больше ничего об этом не слышал. Но этот эпизод, казалось, еще более усилил зацикленность Каплан на ее обезличенном труде, привязал ее к цифрам и таблицам и подчеркнул ее природную склонность трудиться где-нибудь на заднем плане. Не один менеджер, приходя утром на работу, обнаруживал, что выпестованный им проект беспощадно зарезан «бомбардировщиком Стеле» безо всяких объяснений причин. Так что ее склонность держаться в тени была не только следствием ее нелюдимости, но и напоминанием о власти, которую Каплан имела в фирме, и о том, какими методами она этой власти добилась. Она была по-своему таинственной – и потенциально опасной.

Пока Сандерс мучительно подыскивал тему для разговора, Каплан сама наклонилась к нему и, конфиденциально понизив голос, сказала:

– На утреннем совещании, Том, я просто не знала, как вас подбодрить. Но я надеюсь, что с вами все в порядке. Я имею в виду эту новую реорганизацию.

Сандерс с трудом скрыл свое удивление: за двенадцать лет Каплан впервые так доверительно говорила с ним. Ему стало интересно, почему она сделала это сейчас. На всякий случай он насторожился, не зная, как реагировать.

– Да, это было полной неожиданностью, – сказал он. Каплан посмотрела ему в глаза.

– Это было неожиданно для многих из нас, – негромко сказала она. – В Купертино был большой шум. Очень многие оспаривают решение Гарвина.

Сандерс нахмурился – никогда еще Каплан не высказывалась критически в адрес Гарвина. Никогда. А сейчас? Она что, проверяет его? Сандерс промолчал и уткнулся в тарелку.

– Могу себе представить, как вам не по себе из-за такой перестановки кадров.

– Это только оттого, что все произошло как гром с ясного неба.

Каплан посмотрела на него со странным выражением лица, как будто он ее чем-то разочаровал. Затем кивнула.

– Это всегда бывает при слияниях. – Теперь ее голос уже не был таким доверительным. – Я работала в «КомпьюСофт». когда они соединились с «СиманТек», и все было точно так же: объявления в последнюю минуту, изменения в штатном расписании. Работу то обещают, то отнимают. Все несколько недель чувствовали себя подвешенными в воздухе… Нелегко объединить две большие организации – особенно такие, как наши. Да и разница в принципах управления слишком велика. Гарвин хочет как-то к ним приноровиться. – Она махнула рукой в сторону конца стола, где сидел Гарвин. – Вы только посмотрите на них! Все люди из «Конли» носят костюмы. У нас костюмов не носит никто, если не считать юрисконсультов.

– Так они с Восточного побережья, – напомнил Сандерс.

– Не так все просто. «Конли-Уайт» любит представлять себя как многоотраслевую компанию, хотя на самом; деле не такие они значительные. Начинали они с учебников. Дело это выгодное, но приходится продавать книги и в Техасе, и в Огайо, и в Теннесси. Во многих штатах сильны консервативные традиции. Так что, в соответствии с опытом и инстинктом, «Конли» тоже консервативна. Они идут на это слияние только потому, что нуждаются в обладании высокими технологиями, которые помогут им во всеоружии войти в следующее столетие. Но вместе с тем им не импонирует идея работы с молодой компанией, в которой сотрудники ходят в джинсах и футболках и обращаются друг к другу на «ты». Они просто в шоке. Кроме того, – снова понизила голос Каплан, – Гарвину приходится считаться и с течениями внутри самой «Конли-Уайт».

– Какими течениями?

Каплан снова кивнула головой в сторону другого конца стола.

– Как вы могли заметить, здесь нет их президента. «Великий человек» не почтил нас своим присутствием. Он не покажется до конца недели, а пока прислал своих любимчиков. Самый главный из них – Эд Николс, финансовый директор.

Сандерс взглянул на настороженно поглядывающего по сторонам остролицего человека, с которым он уже виделся.

– Николс не хочет покупать нашу компанию, – продолжала Каплан. – Он считает, что нас переоценивают и что у нас маловато силенок. В прошлом году он пробовал создать стратегический альянс с «Майкрософт», но Гейтс ему отказал. Тогда Николс попробовал было купить «ИнтерДиск», но тоже промахнулся: слишком много проблем, да и «ИнтерДиск» оскандалился, когда в прессе появились материалы о несправедливо уволенном сотруднике. И вот они остановились на нас, хотя Эд и не в восторге.

– Да, восторженным он определенно не выглядит, – согласился Сандерс.

– В основном это оттого, что он терпеть не может мальчишку Конли.

Джон Конли, очкастый молодой юрист, сидел рядом с Николсом. Заметно моложе всех окружающих, он энергично что-то говорил, тыча вилкой в воздух так, будто указывал на Николса.

– Эд Николс думает, что Конли полный кретин.

– Но ведь Конли всего-навсего вице-президент, – возразил Сандерс, – и не имеет особой власти.

Каплан покачала головой.

– Не забывайте, что он еще и наследник.

– Ну? И что из этого? Фотография его дедушки висит на стене зала заседаний?

– Конли обладает четырьмя процентами акций «Конли-Уайт» и контролирует еще двадцать шесть процентов, которые держит его семья или которые вложены в трастовые банки, контролируемые компанией. Джон Конли имеет большинство голосов по количеству акций.

– А он хочет слияния?

– Да, – кивнула Каплан. – Это Конли выбрал для покупки нашу компанию. И он быстро идет вперед с помощью своих друзей – таких, как Джим Дейли из «Голдмен и Сахс». Дейли очень умен, да и банкиры, специализирующиеся на инвестициях, всегда имеют на слияниях фирм большие гонорары. Нет, они честно выполняют свою работу, не буду зря злословить. Но, бросив начатое дело, они очень много теряют. – Так что Николс понимает, что теряет контроль над процессом покупки, и что его затянули в дело, которое обходится дороже, чем он рассчитывал. Николс не понимает, чего ради их компании делать нас богаче. Если бы они мог, он бы вышел из этого дела – хотя бы для того, чтобы напакостить Конли.

– Но Конли заправляет всей работой.

– Ну да. К тому же Конли зубаст. Он большой любитель произносить речи о конфликте нового и старого, наступлении эры цифровой записи, о взгляде в будущее. Николса это бесит. Он, понимаете, удвоил чистую стоимость компании за десять лет, а этот маленький хам ему лекции читает!

– А как сюда вписалась Мередит?

Каплан заколебалась:

– Она им подходит.

– В каком смысле?

– Она с Востока. Она выросла в Коннектикуте и училась в Вассаре. В «Конли» таких любят. Им с такими спокойнее.

– И это все? Только оттого, что у нее подходящий акцент?

– Считайте, что я вам ничего не говорила, но я думаю, что причина еще и в том, что они считают ее слабой и надеются, что после слияния смогут вертеть ей, как захотят.

– И Гарвина это устраивает?

Каплан пожала плечами:

– Боб реалист. Ему нужны инвестиции. Он с огромным мастерством создал свою фирму, но на следующем этапе, когда нам придется идти ноздря в ноздрю с «Сони» и «Филипсом» в борьбе за передовые позиции в производстве, нам понадобятся большие денежные вливания. А «Конли-Уайт» с их учебниками – это дойная корова. Боб смотрит на них, а видит «капусту», и он согласен делать все, что им нужно, лишь бы добраться до их денег.

– Ну и, конечно, Бобу Мередит нравится.

– Да, это верно. Она ему нравится.

Некоторое время Каплан молча ела. Сандерс ждал. Потом спросил:

– А вы, Стефани? Что вы о ней думаете?

– Она способная, – пожала плечами Каплан.

– Способная, но слабая?

– Нет, – отрицательно покачала головой Каплан. – У нее хорошие задатки – это бесспорно. Но я озабочена недостатком у нее опыта. Она не так закалена, как должен быть закален руководитель четырех главных технических подразделений, которые к тому же будут быстро разрастаться. Я могу только надеяться, что она потянет.

Внезапно раздался звон ложки по стеклу, и Гарвин вышел на середину зала.

– Хотя вы и не доели десерт, давайте начнем, чтобы к двум часам закончить, – сказал он. – Позвольте мне напомнить о новом расписании на эту неделю. Если все будет идти по плану, мы формально объявим о продаже компании на пресс-конференции в пятницу. А сейчас я хочу представить наших новых партнеров из «Конли-Уайт»…

Пока Гарвин называл имена чиновников из «Конли» и они вставали со своих мест, Каплан наклонилась к Тому и прошептала:

– Все это камуфляж. Настоящая причина ленча – знакомство сами знаете с кем.

– …И, наконец, – провозгласил Гарвин, – позвольте мне представить вам того, с кем многие из вас знакомы, но некоторые еще нет – нового вице-президента, руководителя объединенного отдела новой продукции и планирования Мередит Джонсон.

Кое-где раздались короткие аплодисменты. Джонсон встала со своего места и подошла к подиуму в передней части зала. В темно-синем костюме она выглядела официально и скромно, но все же была потрясающе хороша. Поднявшись на подиум, она надела очки в роговой оправе и притушила освещение конференц-зала.

– Боб попросил меня кратко обрисовать будущую деятельность новой структуры, – начала она, – и сказать что-нибудь о перспективах на ближайшие месяцы.

Она наклонилась над компьютером, установленным здесь специально для презентаций.

– Если я только смогу справиться с этой штукой…

Сейчас посмотрим…

В затемненной комнате Дон Черри поймал взгляд Сандерса и медленно покачал головой.

– О, кажется, все в порядке, – сказала с подиума Джонсон.

Дисплей компьютера ожил, и на экране появились мультипликационные изображения, проецируемые компьютером. Сначала все увидели четыре красных сектора.

– Сердцем «ДиджиКом» всегда была Группа новой продукции, которая, как вы можете здесь видеть, состоит из четырех отделов. Но, поскольку информация во всем мире переводится в цифровые коды, все четыре отдела должны неизбежно соединиться.

Сектора на экране скользнули друг к другу и приняли форму сердца, которое трансформировалось во вращающийся глобус, а из него, в свою очередь, начали вылетать производимые фирмой приборы.

– В ближайшем будущем для пользователя, вооруженного радиотелефоном со встроенным факс-модемом и переносным компьютером или периферийным контроллером, будет абсолютно неважно, в каком конце света он находится, откуда к нему приходит информация. Сейчас мы говорим о полной глобализации информации, что подразумевает разработку принципиально новой продукции для наших рынков в бизнесе и образовании.

Глобус разросся и растворился, превратившись в лекционные залы с сидящими за столами студентами.

– Надо сказать, что наше внимание будет все более сосредоточиваться на образовании по мере того, как технология движется от письма через цифровые дисплеи к погружению в информационную среду. Давайте же посмотрим, что это значит и куда, по моему мнению, это должно нас вести…

И Мередит рассказала обо всем и все показала – здесь были новые средства массовой информации, задействование видео, авторизованные системы, структура рабочих групп, теоретическое обеспечение, реакция потребителей. Затем перешла к распределению затрат: расходы на проектные изыскания и доходы от них, пятилетние планы, офшорные варианты.[15]15
  Расположение подразделений в районах, пользующихся налоговыми льготами.


[Закрыть] Затем – к главным реформациям производства – контроль за качеством, обратная связь с потребителем, сокращение подготовительного цикла.

Мередит Джонсон вела презентацию безукоризненно; картинки на экране сменяли друг друга в нужной последовательности, а в ее доверительно звучащем голосе не было слышно ни сомнений, ни колебаний. По мере того как она продвигалась дальше, в зале становилось тише, и присутствующие слушали, проникаясь к выступавшей все большим уважением.

– Хотя сейчас неподходящее время, чтобы вдаваться в технические детали, – говорила она, – я не могу не сказать о том, что новые лазерные дисководы со временем поиска менее ста миллисекунд в комбинации с новыми алгоритмами сжатия должны изменить промышленные стандарты и для цифровых видеодисков с высокой разрешающей способностью и частотой шестьдесят кадров в секунду. Я имею в виду процессоры RISC[16]16
  RISC (reduced instruction set computer) – подход к организации ЭВМ на базе упрощенного набора машинных команд обработки данных.


[Закрыть], поддерживающие цветные дисплеи на тридцатидвухбитовых активных матрицах, и портативные принтеры с разрешением тысячи двухсот точек на дюйм, и беспроводные локальные и, глобальные компьютерные сети. Соедините все это с независимой виртуальной базой данных – особенно если для определения и классификации объекта использовать средства программного обеспечения с ROM, – и я думаю, что вы согласитесь со мной, если я скажу, что перед нами открываются захватывающие перспективы.

Сандерс заметил, как у Дона Черри отвисла челюсть. Том наклонился к Каплан.

– Похоже, она свое дело знает.

– Да, – согласилась Каплан, кивнув, – она просто королева презентаций. Показуха всегда была ее сильной стороной.

Сандерс посмотрел на Каплан, но та уже отвернулась.

Тут речь подошла к концу. В зале вспыхнул свет, и Мередит Джонсон, сопровождаемая аплодисментами, пошла к своему стулу. Люди начали расходиться по рабочим местам. Джонсон оставила Гарвина и, подойдя к Дону Черри, сказала ему несколько слов. Очарованный Черри улыбнулся. Мередит прошла через весь зал к Мери Энн, коротко с ней переговорила и направилась к Марку Ливайну.

– Хитрая, – наблюдая за ней, сказала Каплан. – Ищет контакты с начальниками отделов – тем более что она не обмолвилась о них в своей речи.

– Вы думаете, – нахмурился Сандерс, – что это имеет большое значение?

– Только в том случае, если она планирует что-либо менять.

– А Фил сказал, что она ничего менять не будет.

– Ну кто же может знать наверняка? – ответила Каплан, вставая и роняя салфетку на стол. – Я, пожалуй, пойду, – похоже, вы следующий в ее списке.

И Каплан благоразумно отошла. Подошедшая Мередит улыбалась.

– Я хочу извиниться, Том, – сказала она, – за то, что не упомянула твоего имени и имен остальных начальников отделов в моем выступлении. Не хотелось бы, чтобы я была ложно понята – просто Боб попросил меня говорить покороче.

– Ну, – сказал Сандерс, – похоже, ты покорила всех. Реакция была очень благожелательная.

– Надеюсь, что так. Послушай, – она положила руку ему на локоть, – завтра у нас уйма разных деловых встреч. Я попросила всех руководителей отделов встретиться со мной сегодня – если у них есть время. Не сможешь ли ты забежать ко мне в кабинет вечером? Выпьем по капельке, поговорим о делах, может быть, вспомним старые времена?

– Конечно, – ответил Сандерс, чувствуя тепло ее ладони на своей руке. Мередит руку не убирала.

– Мне предоставили кабинет на пятом этаже, и, если повезет, обстановку завезут уже сегодня к вечеру. Шесть часов тебя устроит?

– Отлично, – согласился он.

– Ты все еще неравнодушен к сухому «шардонне»? – улыбнулась она.

Против своей воли Сандерс был тронут тем, что она это помнит.

– Да, по-прежнему, – улыбнулся он в ответ.

– Посмотрю, может, раздобуду бутылочку. И сразу обговорим неотложные вопросы – например, насчет этого скоростного дисковода.

– Отлично. А насчет дисковода…

– Я все знаю, – перебила она, понизив голос. – Управимся и с этим.

За ее спиной чиновники из «Конли-Уайт» начали вставать.

– Вечером поговорим.

– Хорошо.

– Ну, пока, Том.

– Пока.

* * *

На выходе Сандерса перехватил Марк Ливайн.

– Ну-ка, говори, о чем вы беседовали?

– С Мередит?

– Нет, с Бомбардировщиком! Каплан дышала тебе в ухо весь ленч. Чего ради?

– Да знаешь, – пожал плечами Сандерс, – просто болтали.

– Брось. Стефани просто так болтать не станет. Она даже не знает, как это делается. И она наговорила тебе больше, чем кому бы то ни было за несколько лет.

Сандерс был удивлен волнением Ливайна.

– В основном, – сказал он, – мы говорили о ее сыне. Он поступил в университет.

Но Ливайн на это не купился. Нахмурившись, он сказал:

– Она что-то нащупала. Без причины она никогда не разговаривает. Это из-за меня? Я знаю, она критиковала разработчиков. Она считает, что мы расточительны. Я ей сто раз пытался доказать, что это не так…

– Марк, – перебил Сандерс, – честное слово, твоего имени даже не упоминали. – И чтобы сменить тему разговора, Сандерс поинтересовался: – А что ты думаешь о Джонсон? По-моему, сильное было выступление.

– Да, впечатляюще. Меня только одна вещь беспокоит, – сказал Ливайн, по-прежнему хмурый и расстроенный, – не является ли ее назначение маневром, навязанным нашему руководству компанией «Конли»?

– Я тоже об этом слышал. А почему ты так считаешь?

– Из-за этой презентации. Чтобы подготовить такой материал, нужно никак не меньше двух недель, – объяснил Ливайн. – У себя в отделе я предупредил бы ребят за месяц – на подготовку уйдет две недели, затем неделя на проверку и переделки и еще неделя, пока все переведут на носители. И это, обрати внимание, в моей собственной группе. А работая на другого заказчика, ребята потратили бы еще больше времени. Как-то раз такую работу взвалили на одного ассистента – и потом пришлось переделывать ее заново. Так что, если это была презентация Джонсон, то она знала о ней давно. По крайней мере, за несколько месяцев.

Сандерс нахмурился.

– Как всегда, – вздохнул Ливайн, – до бедолаг в окопах все доходит в последнюю очередь. Интересно, что еще нам предстоит узнать.

* * *

Сандерс вернулся к себе в кабинет в пятнадцать минут третьего и сразу позвонил жене предупредить, что в шесть у него деловая встреча и дома он будет поздно.

– Что там у вас происходит? – спросила Сюзен. – Мне звонила Адель Ливайн. Сказала, что Гарвин всех вздрючил и всю контору полностью реорганизует.

– Точно еще не знаю, – осторожно ответил Сандерс. В кабинет неожиданно вошла Синди.

– Тебе все еще обещают повышение?

– В основном, – ответил он, – нет.

– Не может быть! – воскликнула Сюзен. – Том, бедненький! Ты очень расстроен?

– Я бы сказал – да.

– Не можешь говорить?

– Точно.

– Ладно. Я оставлю суп теплым. Поговорим, когда приедешь.

Синди положила на его стол стопку папок. Когда Сандерс положил трубку, она спросила:

– Уже знает?

– Она так и подозревала. Синди кивнула.

– Она звонила в перерыв, и я сразу почувствовала. Думаю, чья-то жена ей рассказала.

– Я уверен, что все говорят.

Синди задержалась в дверях и осторожно спросила:

– А как прошла презентация за ленчем?

– Мередит представили как нового начальника инженерных отделов. Она произнесла речь. Сказала, что оставит на местах всех прежних руководителей, и все будут держать ее в курсе дел.

– Значит, для нас никаких перемен не будет? Просто очередная передвижка наверху?

– Вроде того. Так мне, во всяком случае, сказали. А что? Ты что-нибудь слышала?

– То же самое.

– Тогда это должно быть правдой, – улыбнулся он.

– Значит, я могу оформлять дела по покупке недвижимости? – Она уже давно планировала приобрести участок в Куин Энн Хилл для себя и дочери.

– А когда ты должна дать ответ?

– У меня еще пятнадцать дней, до конца месяца.

– Тогда лучше погоди. Знаешь, просто для страховки.

Она кивнула и вышла было, но спохватилась и вернулась:

– Ой, я чуть не забыла: только что звонили из кабинета Марка Ливайна. Прибыли дисководы из Куала-Лумпура. Конструкторы сейчас в них ковыряются. Хотите на них взглянуть?

– Уже иду.

Конструкторская группа занимала весь второй этаж «Вестерн Билдинг». Как всегда, здесь царил полный кавардак: все телефоны звонили одновременно, а в небольшой приемной рядом с лифтами не было и намека на секретаря. Стены холла были увешаны выцветшими плакатами, рекламирующими Берлинскую выставку «Баухаус» двадцать девятого года и старый фантастический фильм под названием «Форбин Проджект». За угловым столиком, рядом с облупленными автоматами для продажи кока-колы и бутербродов, сидели два посетителя-японца и что-то быстро лопотали друг другу. Кивнув им, Сандерс сунул пропуск в щель, отпер дверь и прошел внутрь.

Весь этаж представлял собой обширное пространство, разделенное в самых неожиданных местах косыми перегородками, окрашенными под отделочный камень. Там и сям были в беспорядке расставлены неудобные на вид столы и стулья с металлическим каркасом. Ревела рок-музыка. Конструкторы были одеты как попало – в основном в футболки и шорты. В общем, царила подлинно творческая атмосфера.

Сандерс прошел к Фоумленду[17]17
  Пенопластовая страна.


[Закрыть] – маленькой экспозиции последней продукции отдела. Здесь стояли модели крошечных лазерных дисководов и миниатюрных радиотелефонов. Команда Ливайна сейчас уже занималась разработкой будущих приборов, и многие из них были малы до абсурда: одна модель радиотелефона была не больше карандаша, другая выглядела как постмодерновая версия научного радиоприемника Дика Трейси, выполненная в бледно-зеленых и серых тонах; были здесь и пейджер размером с зажигалку, и микропроигрыватель компакт-дисков с откидным экраном, легко помещающийся на ладони.

Хотя эти устройства и были невероятно миниатюризированы, Сандерс давно уже свыкся с тем, что дизайнеры опережали время от силы на пару лет. Приборы уменьшались в размерах очень быстро: сейчас Сандерс уже не мог поверить себе, что, когда он пришел в «ДиджиКом», компьютеры весили килограммов пятнадцать и были размером с большой чемодан, а переносных радиотелефонов не было и в помине. Первая модель, разработанная «ДиджиКом», весила семь с половиной килограммов, и носить ее надлежало на наплечном ремне. Тем не менее люди смотрели на нее как на чудо. А сейчас потребитель был недоволен, если его телефон весил больше нескольких унций. Сандерс прошел мимо большой машины для резки пенопласта, поблескивающей из-под плексигласовых щитков ножами и месивом разных трубок, и обнаружил Марка Ливайна и его ребят, склонившихся над темно-синими дисководами, присланными из Малайзии. Один из них уже разобранный, лежал на столе. Под ярким светом галогеновых ламп конструкторы ковырялись в его внутренности крошечными отверточками, время от времени поглядывая вверх, на экраны диагностических приборов.

– Ну, и что вы нашли? – спросил Сандерс.

– Ах, черт! – воскликнул Ливайн, картинно подняв руки. – Ничего хорошего, Том, ничего хорошего.

– Давай подробнее. Ливайн показал на стол:

– Здесь, внутри шарнира, находится металлический стержень; вот эти хомутики прижимаются к нему, когда откидывается крышка, и через них идет питание на дисплей.

– Ясно…

– Но питание идет с перебоями. Похоже, что стержень коротковат. Он должен быть сорок четыре миллиметра длиной, а этот сорок два, ну от силы сорок три.

Ливайн выглядел очень расстроенным, весь его вид говорил о том, что он предвидит кошмарные последствия. Стержень оказался короче на миллиметр, и мир катился от этого ко всем чертям. Сандерс понял, что сейчас ему придется Ливайна успокаивать, что он и делал уже неоднократно.

– Мы с этим справимся, Марк, – сказал он. – Конечно, для этого придется вскрыть все готовые изделия и заменить детали, но мы это сделаем.

– Разумеется, – согласился Ливайн, – но это еще не все. По спецификации хомутики должны быть сделаны из нержавейки марки 16/10, которая достаточно гибка, чтобы хомутик пружинил и прижимался к стержню. А в этом аппарате хомутики сделаны из какой-то другой стали – вроде бы 16/14. Они слишком жесткие. Когда раскрываешь корпус, они сгибаются, но в прежнее положение уже не возвращаются.

– Значит, поменяем и хомутики. Тогда же, когда будем менять прутки.

– Не так все просто, к сожалению. Хомутики запрессованы в корпус намертво.

– Вот зараза…

– Вот-вот. Они являются неотъемлемой частью корпуса.

– Ты хочешь сказать, что из-за поганых хомутиков нам придется менять все корпуса?

– Точно.

Сандерс покачал головой.

– Мы их уже кучу настрогали. Что-то около четырех тысяч…

– Значит, еще настрогать придется.

– А что с самим дисководом?

– Работает с запаздыванием, – ответил Ливайн. – Это несомненно. А вот почему, я точно сказать не могу. Может быть, что-то с питанием, а может быть, проблема в управляющем чипе.

– Если это чип…

– …То мы сидим по уши в дерьме. Если дело в дефекте конструкции, придется вернуться к чертежным доскам. Если дефект производственный – будем переделывать сборочную линию и, возможно, менять фотошаблоны. В любом случае на это уйдут месяцы.

– А когда мы будем знать точно?

– Я передам дисковод и источник питания диагностикам, – сказал Ливайн. – К пяти они приготовят отчет. Я тебе его занесу. Мередит уже знает об этом?

– Я встречаюсь с ней в шесть и все расскажу.

– Хорошо. Позвонишь мне после вашей встречи?

– О чем речь!

– Это даже к лучшему, – заявил Ливайн.

– Ты о чем?

– Мы с самого начала подбросим ей серьезную задачку, – объяснил Ливайн, – и посмотрим, как она с ней справится.

Сандерс повернулся к выходу. Ливайн пошел его провожать.

– Между прочим, – спросил Марк, – ты сильно психуешь оттого, что не получил эту должность?

– Я разочарован, – ответил Сандерс, – но не психую. Не от чего здесь психовать.

– Если хочешь знать мое мнение, то Гарвин с тобой поступил по-свински. Ты давно работаешь и доказал, что можешь руководить отделом, а он назначает кого-то другого.

– Это его компания, – пожал плечами Сандерс. Ливайн грубовато обнял Сандерса за плечи.

– Знаешь, Том, временами ты бываешь рассудителен настолько, что это идет тебе во вред.

– Вот уж не думал, что быть рассудительным плохо, – ответил Сандерс.

– Плохо быть слишком рассудительным, – объяснил Ливайн. – Вот и будут тебя шпынять.

– Я просто пытаюсь пережить все это, – сказал Сандерс. – Потому что хочу быть здесь, когда группу выделят, в самостоятельную фирму.

– Да, конечно. Ты здесь останешься. Они вышли к лифту.

– Ты думаешь, она получила эту должность, потому что она женщина? – спросил Ливайн.

– Кто ее знает, – покачал головой Сандерс.

– За что же нам, мужикам, такое? Мне иногда становится тошно, когда меня заставляют брать на работу обязательно женщин, – пожаловался Ливайн. – Вот возьми, к примеру, моих конструкторов: среди них сорок процентов – женщины; это больше, чем в любом другом отделе. Тем не менее они все время жалуются, что их так мало. Еще больше женщин…

– Марк, – утешил его Сандерс, – мир изменился.

– Не в лучшую сторону, – согласился Ливайн. – Это всех задевает. Суди сам: когда я начинал в «ДиджиКом», при оформлении на работу руководствовались одним критерием – подходишь ли ты? Если ты подходил, тебя принимали. Если ты справлялся со своей работой, ты оставался. Вот и все. А сейчас способности играют далеко не первую роль. Надо еще посмотреть, того ли ты пола и подходишь ли ты по цвету кожи, чтобы соответствовать принципам, принятым в компании. Если ты показываешь себя некомпетентным, мы уже не можем выгнать тебя. Очень скоро мы начнем сплошняком гнать халтуру вроде этих бракованных «мерцалок». Ни на кого нельзя рассчитывать. Никто ни за что не отвечает. А ведь из одной только теории прибор не сделаешь. Производство – это штука практическая. И если товар с душком, никто его покупать не станет.

* * *

Возвращаясь в свой кабинет, Сандерс с помощью своего электронного пропуска открыл дверь, ведущую на четвертый этаж. Опустив затем пропуск в карман брюк, он вошел в коридор. Быстро шагая, Том думал о своем разговоре с Ливайном. Особенно его беспокоил намек на то, что его, Сандерса, «шпыняет» Гарвин, пользуясь его пассивностью, его рассудительностью.

Сандерс так не считал. И, когда он говорил, что компания принадлежит Гарвину, он не кривил душой. Боб был боссом и мог поступать, как считает нужным. Сандерс был разочарован тем, что не получил повышения, но ему никто этого и не обещал. Это он и сотрудники сиэтлского отделения сами решили после нескольких недель, что должность получит он, Сандерс. Но Гарвин и словом не обмолвился. Как, кстати, и Фил Блэкберн.

Так что жаловаться Сандерсу было не на кого. Если его постигло разочарование, то только по его же вине! Как в пословице – не дели шкуру неубитого медведя.

Что касается его пассивности – то чего, собственно, Ливайн от него ждал? Скандала? Воплей и плача? А какой смысл? Мередит Джонсон получит эту работу независимо от того, нравится это Сандерсу или нет. Уволиться? Совсем глупо. Если он оставит работу, то потеряет право на все привилегии, связанные с акционированием. Вот это было бы настоящей катастрофой.

Так что все, что он может сделать, – это принять факт назначения Мередит Джонсон и смириться с этим. И Сандерс чувствовал, что, окажись Ливайн со всей его пылкостью на его, Сандерса, месте, он бы вел себя точно так же: улыбался и помалкивал.

Куда более важной, по его мнению, была проблема с «мерцалками». Команда Ливайна раскурочила сегодня уже три аппарата, но по-прежнему не могла определить причину брака. Конечно, они нашли в шарнире детали, не соответствующие спецификации, и очень скоро Сандерс выяснит, кто и почему использовал некондиционные материалы. Но главный вопрос – почему аппараты работают с запаздыванием – оставался нерешенным, и не было никакого ключа для его решения, а это значит, что Сандерс…

– Том! Вы уронили свой пропуск!

– Что? – отрешенно поднял глаза Сандерс. Дежурная по этажу нахмурилась, показывая на что-то, лежавшее на полу внизу за его спиной.

– Вы уронили свой пропуск.

– Ох, – наконец разглядел он белеющий на сером ковре пропуск, – спасибо большое.

Он пошел по коридору назад. Надо полагать, он был расстроен сильнее, чем думал. Без пропуска в «Диджи-Ком» двух шагов нельзя сделать. Сандерс наклонился и, подняв пропуск, опустил его в карман.