Текст книги "Все продается"

Чем больше я раздумывал, тем больше убеждался, что холодность Кэти была намеренной. Она решила меня избегать, она дала мне понять, что ей неприятно мое общество. Как ни горько было в этом признаться, другого объяснения просто не существовало.

Но почему?

Я бросился на кровать и, уставившись в потолок, стал размышлять. Я понятия не имел, отчего могло измениться отношение Кэти. Мне не приходило в голову, чем я мог оттолкнуть ее. Я был озадачен и огорчен. Если я потеряю Кэти, это будет нелегко пережить. Очень нелегко.

Будь я проклят, если стану просто смотреть, как Кэти уходит, отделавшись банальными извинениями вроде того, что она очень занята. Если она действительно решила избегать меня, то по крайней мере я имею право знать почему.

Я набрал ее номер. После пятого звонка я положил трубку. Очевидно, Кэти не было у себя, но я звонил снова и снова – просто на всякий случай.

В конце концов я сдался, спрыгнул с кровати и принялся шагать по спальне. Мне нужно было выяснить, в чем тут дело. Обязательно.

Я решил побродить по отелю – вдруг мне посчастливится и я случайно столкнусь с Кэти. Даже если мои надежды не оправдаются, это все же лучше, чем в одиночестве хандрить в номере.

В холле Кэти не было. Я заглянул во все бары и кафе, осмотрел все островки и игральные автоматы, обошел все пальмы. Я намеренно замедлял шаг, чтобы хоть немного повысить вероятность натолкнуться на Кэти.

Нет, это просто смешно, сказал я себе. Я понятия не имел, где она сейчас. Возможно, уехала в город или отправилась в другое казино на Стрипе. Я устал от бесцельного блуждания по фойе и вышел в сад. Там, где лишь два месяца назад была строительная площадка, теперь зеленела трава, рос кустарник, шелестели пальмы. Все растения беспрерывно орошали дождевальные установки. В зоне пустынь темно-зеленая листва и пурпурные цветы выглядели противоестественно.

Побродив полчаса по саду, я решил вернуться в отель. В фойе я оглянулся по сторонам в надежде увидеть Кэти. К своему удивлению, на этот раз я в самом деле увидел ее. Она шла по фойе, направляясь к выходу из отеля. Я ускорил шаг и догнал ее на одном из мостиков, соединявшем два острова.

– Добрый вечер, – сказал я.

– Добрый вечер, – не останавливаясь, ответила Кэти.

– Я хотел бы с вами поговорить.

– К сожалению, сейчас у меня нет времени. Я очень тороплюсь. Может быть, позднее.

Я обогнал Кэти и встал на ее пути.

– Послушайте, – сказал я, – мне нужно с вами поговорить, и рано или поздно я это сделаю. Можно покончить с этим сейчас. Иначе вы от меня не отделаетесь. Хорошо?

Кэти бросила на меня хмурый взгляд и кивнула.

– Хорошо.

Мы стояли на островке, на котором не было ничего, кроме нескольких кресел и столика. Мы сели.

– Мне нужно одно – понять, – начал я. – За последние дни я узнал вас. Узнал довольно хорошо. И чем больше я вас узнаю, тем больше вы мне нравитесь. Мы понимаем друг друга. Я это вижу и думаю, вы тоже. Поэтому мне необходимо понять...

Кэти смотрела в одну точку прямо перед собой.

– Понять что?

– Понять, что я сделал не так. Понять, почему сегодня утром вы решили избегать меня. Почему вы не хотите говорить со мной сейчас.

Кэти немного раскраснелась.

– Я не пытаюсь вас избегать. Просто у меня есть другие дела, вот и все. – Кэти видела, что ее слова не убедили меня. Я ждал. Она вздохнула. – Ладно, вы правы. Вы заслужили хотя бы объяснений.

Она по-прежнему смотрела не на меня, а скорее на пальму перед собой.

– Я успела привыкнуть к вам. Мне хорошо с вами. Когда вас нет рядом, я с нетерпением жду следующей встречи.

Я улыбнулся Кэти, но она все еще избегала смотреть мне в глаза.

– Я испытываю такие же чувства, – сказал я. – Так в чем же дело?

– Когда мы летели сюда из Нью-Йорка, я сидела рядом с Вайгелем. Мы болтали о том, о сем. И о вас. – Кэти сжимала и разжимала руки, решительно отказываясь хотя бы взглянуть в мою сторону. – Он сказал, что ему кажется, будто между вами и мной что-то есть. Он сказал, что ему это не нравится. И еще он сказал, что это непрофессионально, это плохо отразится на моей карьере.

Я разозлился.

– Вайгель меня ненавидит, и вам это хорошо известно. Какая разница, что он думает?

Понизив голос, Кэти добавила:

– Он сказал, что если это будет продолжаться, то меня выгонят с работы.

Я взорвался.

– Он совсем спятил. Он не может вас выгнать.

– Может, еще как может. Они с Кэшем старые друзья, вы забыли? Он сказал, что заставит Кэша следить за тем, чтобы мы с вами не встречались. Он сказал, что в фирме давно сомневаются в моем будущем и что небольшого намека от него и Кэша будет вполне достаточно, чтобы меня тут же выгнали.

– Он блефует.

Кэти повернулась ко мне, и в ее глазах сверкнул гнев.

– Нет, не блефует. Вы правы, вы ему не нравитесь. Больше того, он ненавидит вас. И он пойдет на все, чтобы добиться своего.

– Но если вспомнить все, что он говорил вам, его наглые домогательства, то вы могли бы выгнать его, а не он вас.

Кэти невесело усмехнулась.

– Нужно быть сумасшедшим, чтобы возбудить дело против «Блумфилд Вайс» за сексуальные оскорбления. Даже если я выиграю, мне придется уйти.

– Что ж, в таком случае пошлите «Блумфилд Вайс» к черту. Вы же терпеть не можете эту фирму. Вы это сами говорили. Так плюньте на нее.

По реакции Кэти я сразу понял, что мне не следовало так говорить.

– Вам легко давать советы, – сказала она, – но ведь речь идет о моей карьере. Вы знаете, как трудно приходится женщине в нашем бизнесе. Нас никто не принимает всерьез, а подонки вроде Вайгеля уверены, что мы – обыкновенные шлюхи, которые только и могут, что соблазнять клиентов ради успехов фирмы. Так вот, я докажу, что Вайгель неправ. Я уже многое отдала этой работе. То, чего я достигла, далось мне нелегко, и я не намерена так просто сдаваться.

– Хорошо, хорошо, прошу прощения, – сказал я. – Но ведь разумнее подбирать работу по характеру, а не наоборот.

– О, понимаю. Значит, как только я полюблю какого-то мужчину, мне нужно уходить с работы и срочно учиться кулинарному искусству и ведению домашнего хозяйства, – саркастически протянула Кэти.

– Я не это имел в виду, – запротестовал я.

– Конечно, конечно. Тогда что же?

Разговор принимал какой-то странный оборот. Вайгель шантажировал Кэти, заставляя ее отказаться от меня, а мы почему-то стали обсуждать право женщины на деловую карьеру. Я раздумывал, как лучше ответить Кэти, но опоздал.

– Послушайте, я думала, что вы мне нравитесь, но ведь в сущности я вас совсем не знаю, – продолжала Кэти. – И в любом случае ради вас я не намерена рисковать годами работы. Вот и все.

Она встала, повернулась и быстро зашагала назад к лифтам.

Я был вне себя от ярости, руки сами собой сжимались в кулаки так, что костяшки пальцев побелели, все мои мышцы напряглись. Каков же мерзавец этот Вайгель! С тех пор, как мне стало известно о его роли в афере с «Тремонт-капиталом», я стал презирать его еще больше. Скорее всего, именно он убил Шофмана. Возможно, он имел какое-то отношение и к убийству Дебби. Он преследовал Кэти самым отвратительным образом. А теперь к тому же заставил ее отвернуться от меня. Мое презрение переросло в ненависть. Я доберусь до этого ублюдка. Я прижму его к стенке.

Я был зол и на Кэти. Девушка, которая нравилась мне все больше и больше, вдруг снова превратилась в самоуверенную женщину-бизнесмена из «Блумфилд Вайс». Но, возможно, тут я был не прав. Быть может, и в самом деле было неразумно надеяться, что ради меня Кэти станет рисковать работой. К несчастью, я не мог заставить себя рассуждать беспристрастно. Впервые в жизни я приоткрыл свою душу, не стал скрывать свои чувства, и теперь Кэти с Вайгелем могли дергать меня за обнаженные нервы.

Я подошел к одному из бесчисленных баров и заказал пиво. На вторую половину дня было запланировано посещение двух других казино, также выпустивших бросовые облигации. Я решил, что без этой экскурсии обойдусь.

Первый бокал я осушил за две минуты и заказал второй. Постепенно я начал успокаиваться. Я осмотрелся. В огромном атриуме сновали сотни людей. Одни из них куда-то торопились, но большинство просто слонялись без дела. Я заметил несколько знакомых лиц. Потом я чуть не поперхнулся пивом: от стола администратора ко мне направлялся Роб! Что он здесь делает, черт побери? Он же должен быть в нашем лондонском офисе или на своем симпозиуме в Хаунзлоу.

Потом я увидел, что Роб несет большой букет желтых цветов. О Боже! Я понял, зачем он здесь. Он собрался совершить тот самый романтический поступок, о котором говорил как-то вечером в «Глостер армз».

Роб шагал уверенно, а проходя мимо меня, не остановился, а лишь осклабился.

– Закрой рот, Пол, в таком месте ты можешь проглотить неизвестное науке насекомое, – сказал он и направился к лифтам.

Только теперь я понял, что и в самом деле смотрел на Роба с открытым ртом. Я проводил его взглядом до самого лифта.

Потом мне ничего не оставалось, как ждать его возвращения. Что скажет ему Кэти? После нашего разговора она едва ли примет его ухаживания. Или все же примет? От одной этой мысли я похолодел. Я вынужден был признать, что Роб додумался-таки до действительно романтического жеста. Но Кэти – разумная девушка. Она не попадется на эту удочку, правда же?

Десять минут я не сводил взгляда с лифтов. Наконец показался Роб. Он увидел, что я еще не ушел из бара, и по островкам стал пробираться ко мне. Его лицо было бесстрастным, по нему я не мог догадаться, был он отвергнут или нет. Очевидно, он намеренно подавлял свои эмоции. Зачем?

Роб подошел и молча встал возле меня. «Скажи хоть что-нибудь!» – хотелось крикнуть мне. Мне нужно было знать, как приняла его Кэти.

Вместо этого я сказал:

– Здравствуй, Роб.

– Ты – дерьмо, – медленно выговорил он, глядя мне прямо в глаза.

– Почему? Что такого я сделал? – на удивление беспомощно, охрипшим голосом попытался возразить я.

– Ты – самое настоящее дерьмо, – повторил Роб. – Я встретил девушку, с которой хотел прожить всю оставшуюся жизнь. Я пролетел шесть тысяч миль только для того, чтобы сказать ей об этом. И что же я увидел? Мой друг уже занял мое место.

Она рассказала мне про тебя все, – горько продолжал Роб. – Хуже всего то, что ты не мог не знать, каково придется мне. Ты притворялся, что она тебе не нравится, старался уговорить меня отказаться от нее, а сам тем временем строил свои планы.

На глазах у Роба выступили слезы.

– Роб, все вовсе не так... – начал я.

– Пошел ты к ... матери! – выкрикнул Роб. – Этого я тебе не забуду. Вы так просто не отделаетесь. Ни ты, ни она. Я ее убью. И тебя тоже.

Роб умчался, сбив на ходу гору кокосовых орехов и заставив завертеться волчком резиновую колибри.

Я залпом осушил бокал и заказал третий. По какому праву Роб так говорил со мной? Он с ума сошел, если всерьез рассчитывал на то, что Кэти может принять его ухаживания. Она ему уже говорила, что о нем думает. К тому же я не сделал ничего плохого. Я не собирался назло Робу ухаживать за Кэти. Я нисколько не кривил душой, когда сказал Робу, что она мне не нравится. Что произошло, то произошло, вот и все. Я ничего не мог поделать.

Таким разозленным видеть Роба мне еще не приходилось. Судя по всему, его угроза убить меня и Кэти была вполне серьезной. Я пожал плечами. Роб остынет не скоро, подумал я. Нужно было вести себя осторожней. Я чувствовал себя прескверно, следовало бы раньше понять, что Роб не придет в восторг от любых известий о каких-либо отношениях между мной и Кэти.

Потом мне стало жаль его. Бедняга! Для него билет до Лас-Вегаса – это целое состояние. Быть отвергнутым, пролетев столько тысяч миль, – это само по себе достаточно неприятно. Но Роб был не просто отвергнут, к этому он привык. Отказ усугубляло то обстоятельство, что между ним и целью его ухаживаний оказался друг.

Я подумал, не попытаться ли мне найти Роба и извиниться перед ним. Нет, из этого ничего не получится, по крайней мере сейчас не получится. Он не поверит ни одному моему слову. Cкорее всего он лишь еще больше меня возненавидит. Наверно, лучше пока избегать его в надежде, что время все излечит.

Но, слава Богу, Кэти не сказала Робу «да». Больше того, если верить Робу, то Кэти рассказала ему обо мне. Что она ему говорила? Должно быть, она призналась, что между нами установились какие-то особые отношения, какая-то связь. Иначе Роб не был бы так зол на меня. Может быть, она решила отбросить страхи, что ее обвинят в «непрофессионализме»? Может быть, она сожалела, что поверила Вайгелю? Мне нужно было это узнать.

Я поднялся в номер и позвонил Кэти.

– Алло? – откликнулась она.

– Это я, – сказал я. – Мне пришла в голову мысль, что, возможно, вы передумали. Приглашение на ужин еще сохраняет силу.

– Что вы там в «Де Джонге», все с ума посходили? – рассерженно ответила Кэти. – Все такие назойливые. Нет, сегодня вечером я никуда не пойду. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. И меня и мою работу, понятно?

– Хорошо, хорошо, – сказал я и положил трубку.

Вечер был окончательно испорчен. Мысли о Кэти не давали мне покоя, они мучили меня все больше и больше. Я потерял способность здраво рассуждать, в моем воображении все приобретало нелепые пропорции.

Я заказал в номер бифштекс и бутылку калифорнийского зинфанделя, съел мясо, запил его вином и лег. Мне казалось, что я не мог заснуть целую вечность, хотя, возможно, я ворочался в постели всего час. В конце концов алкоголь, тяжкие раздумья и неопределенные опасения сделали свое дело, мой мозг устал, и я заснул.

Семнадцатая глава

Солнце уже осветило серые громады из стекла и бетона, выстроившиеся вдоль Грейсчерч-стрит, когда я привычно влился в толпу служащих, спешивших в свои офисы. Было уже без пяти девять, значительно позже моего обычного времени, и улицу заполонили потоки людей. Устав от долгого перелета, от смены часовых поясов, я позволил себе утром отдохнуть.

Из Финикса я вылетел в Лос-Анджелес, а оттуда – прямым рейсом в Лондон. Двенадцать часов в самолетах плюс четыре часа в международном аэропорту Лос-Анджелеса – это большая нагрузка. Для меня же эта нагрузка оказалась не только физической. Тем же рейсом летели Кэш, Кэти и Роб. Правда, Роб, который платил за билет сам, сидел в хвостовом салоне. Я постоянно ощущал какую-то неловкость. Самыми неприятными минутами была посадка в самолет. В очереди на посадку Роб оказался всего лишь футах в десяти от меня. Плотно сжав губы, он сверлил меня гневным взглядом. Я отвернулся, но даже затылком чувствовал его. Ощущение не из самых приятных.

Кэти держалась со мной почти официально. Мне ничего не оставалось, как отвечать такой же холодной вежливостью. Роб избегал и меня и Кэти, он был погружен в собственные мысли. Пожалуй, больше всех чувствовал себя не в своей тарелке Кэш. Он долго пытался развеселить нас, но даже его обычное добродушие оказалось бессильным. В конце концов Кэш сдался, пробормотав под нос что-то насчет «этих твердолобых британцев». Впрочем, он скоро утешился, найдя подходящую аудиторию в лице своего старого конкурента из «Харрисон бразерс», который сидел рядом с ним. Мой сон не раз прерывали бородатые анекдоты о каких-то давнишних финансовых операциях – Кэш и его собеседник старались превзойти друг друга.

Но теперь, шагая по Бишопсгейт к офису «Де Джонг энд компани», я не мог сдержать довольной улыбки. Я был очень рад, что сумел добраться до самого дна аферы с облигациями «Тремонт-капитала». Дело было за малым – Хамилтон должен был вернуть наши деньги.

С той же довольной улыбкой я вошел в операционную комнату нашей фирмы и поздоровался с каждым. Все висели на телефонах – рынки были очень активны. Я подошел к своему столу и недовольно покосился на гору бумаг, накопившихся за время моего отсутствия, потом включил компьютер и пробежал глазами свежие данные – как изменились курсы известных мне ценных бумаг и что нового к ним добавилось. Понятно, что без Хамилтона, меня и Роба изменений произошло немного, но все же Гордон и Джефф зря времени не теряли.

Не успел я опуститься в свое кресло, как ко мне подошел Хамилтон.

– Здравствуйте, – сказал я. – Как здесь дела? Нам нужно о многом поговорить.

Меня озадачило необычно хмурое выражение его лица.

– Разумеется, – сказал он. – Пойдемте в комнату для совещаний.

Предчувствуя недоброе, я последовал за Хамилтоном в соседнюю комнату.

– Что случилось? – спросил я.

Хамилтон не ответил.

– Прежде всего расскажите мне о поездке, – сказал он.

Я рассказал обо всем, что мне удалось выяснить в Америке. Хамилтон слушал внимательно, время от времени делая пометки. Когда я закончил, он откинулся на спинку кресла.

– Отлично, Пол. Вы хорошо поработали. Ваши данные согласуются с тем, что удалось обнаружить мне.

Потом воцарилось молчание. Хамилтон нахмурился. Я хотел спросить, что именно он обнаружил, но почему-то слова не шли с языка. Я чувствовал, что дело не в «Тремонт-капитале», что Хамилтона тревожит что-то другое, и ждал недобрых вестей.

– Пол, – начал Хамилтон, – расскажите мне о «Джипсам».

Я не понял. Мне казалось, что мы уже давно обсудили эту операцию и причины, по которым я решил купить облигации «Джипсам оф Америка». К тому же за время моего отсутствия они только выросли в цене.

– Облигации казались многообещающими... – начал я, но Хамилтон поднял руку.

– Я имею в виду не облигации, а акции, – сказал он. – Вы купили акции компании «Джипсам оф Америка» за несколько дней до того, как компания перешла к другому владельцу.

Его слова прозвучали сигналом тревоги. Почему Хамилтона заинтересовали акции? Очевидно, он полагает, что при покупке мы с Дебби воспользовались конфиденциальной информацией, подумал я. Но это было не так, Я не сделал ничего противозаконного, в этом я был уверен. Ну, почти уверен.

– Да, купил. Но в те время у меня не было никакой информации о предстоящем поглощении компании. Мне просто повезло, вот и все. Как и Дебби, – сказал я и осекся. Говорить о том, что Дебби повезло, было, конечно, нелепо.

– Так вот, кое-кто считает, что вы располагали конфиденциальной информацией.

– Но это не так, – возразил я.

Несколько секунд Хамилтон молча рассматривал меня. Я выдержал проницательный взгляд его голубых глаз. Я говорил правду и хотел, чтобы Хамилтон знал это. Наконец он кивнул.

– Хорошо, я верю, что вы говорите правду. Но убеждать вам придется не меня. Нас ждут два сотрудника Ассоциации рынка ценных бумаг, они хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы хотите, чтобы я при этом присутствовал?

Это уже не вмещалось ни в какие разумные рамки. Чушь какая-то. Сумасшествие. Я не был напуган. Шокирован – да. И ошарашен. Но меня даже радовало, что кто-то станет задавать мне вопросы. При удаче я смогу отстоять свою правоту.

– Да, пожалуйста, – сказал я.

Хамилтон вышел в приемную. Я осмотрелся. Комната для совещаний не радовала интерьером. Окон нет, только стены. Внешне дорогая, но безликая канцелярская мебель. Идиотские клиперы, бегущие по стенам неизвестно куда. На столе белые блокноты и острозаточенные желтые карандаши. Да, такая комната вполне годилась для допросов.

Хамилтон вернулся, а вместе с ним вошли два чиновника. Наверно, они давно дожидались меня в приемной, просто я их не заметил. Было лишь начало сентября, и в Лондоне за несколько дней не упало ни капля дождя, но у обоих чиновников через руку были перекинуты бежевые плащи. Они бросили плащи, положили портфели, взяли по блокноту и сели напротив меня. Хамилтон занял место между нами, во главе стола. Я предпочел бы, чтобы он сел рядом со мной. Разделявшие нас три фута казались мне слишком большим расстоянием.

Один из чиновников, почти лысый, с прилипшими к черепу несколькими темными волосками, начал говорить. Крупный нос и задранный вверх мощный подбородок почти сходились перед его лицом, что придавало ему неприятное выражение. На нем были очень сильные очки в толстой черной оправе. Должно быть, он почти слеп, подумал я. Подняв уголки тонких губ, он представился:

– Доброе утро, мистер Марри. Я – Дейвид Берриман из Ассоциации рынка ценных бумаг. Это мой коллега Родни Шорт.

Седой Шорт пугливо кивнул. На этом мое общение с ним закончилось. Шорт пришел для того, чтобы молча слушать и все записывать.

Я не в первый раз сталкивался с Ассоциацией рынка ценных бумаг, больше того, сравнительно недавно я, сдав экзамен, стал ее членом. Ассоциация представляла собой одну из нескольких самостоятельных организаций, которые управляли политикой Сити. Она выпускала десятки правил и имела достаточный штат, чтобы следить за их соблюдением. Ассоциация имела право штрафовать своих членов и даже исключать их. В тех случаях, когда против члена Ассоциации могло быть выдвинуто обвинение в уголовном преступлении, расследование передавали в полицию – в отдел по борьбе с мошенничеством или в отдел по борьбе с экономическими преступлениями.

– Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? – начал Берриман.

– Нет, – почему-то чуть слышно ответил я.

Берриман подставил руку к уху. Соберись, сказал я себе. Я должен казаться совершенно спокойным, в конце концов я не сделал ничего плохого.

– Нет, – громко повторил я. Слишком громко для того, чтобы это прозвучало естественно.

Последовала короткая пауза. Берриман посмотрел на меня через толстые стекла очков. Я дружески улыбнулся и сказал:

– Я охотно отвечу на любые вопросы.

Берриман не ответил на мою улыбку, а зашелестел бумагами. Его помощник уже яростно царапал пером. Что он мог писать, я не имел понятия. Начались вопросы.

– Ваше имя, фамилия?

– Пол Марри.

– Вы работаете в «Де Джонг энд компани»?

– Да.

– Как долго вы работаете в этой компании?

– Почти год.

– В какой должности?

– Менеджер портфеля ценных бумаг.

Вопросы следовали один за другим. Я отвечал на них быстро и четко.

– Покупали ли вы семнадцатого июля этого года облигации «Джипсам оф Америка» на сумму два миллиона долларов от имени «Де Джонг энд компани»?

– Да, покупал.

– Купили ли вы в тот же день тысячу акций «Джипсам оф Америка» за свой счет для себя лично?

– Да.

– Как вам известно, вечером того же дня цена акций «Джипсам оф Америка» выросла от семи долларов до одиннадцати с четвертью. Через несколько дней было объявлено о покупке компании «Джипсам оф Америка». Располагали ли вы какими-либо сведениями о предстоящей покупке компании?

– Нет, не располагал.

– Тогда почему вы купили акции и облигации?

Я понимал всю важность ответа на этот вопрос. Я почти лег грудью на стол и попытался заглянуть Берриману в глаза. Через его проклятые толстые линзы сделать это было очень трудно.

– «Блумфилд Вайс» предложил выкупить небольшой пакет облигаций «Джипсам», который некоторое время находился в нашей компании. Я изучил финансовое состояние «Джипсам» и пришел к выводу, что поглощение этой корпорации представляется весьма вероятным. Она очень плохо управлялась, а ее последний исполнительный директор недавно умер. Он был противником продажи корпорации.

– Понимаю, – сказал Берриман, постучал шариковой ручкой по подбородку и на минуту задумался. – Не было ли еще чего-то, что заставило бы вас поверить в неизбежность поглощения корпорации «Джипсам»? То, о чем вы рассказали, мне представляется не очень веским основанием для того, чтобы рисковать капиталом «Де Джонг энд компани», не говоря уже о собственных деньгах.

– Видите ли... – начал я и осекся.

– Да? – Берриман поднял брови так, что они показались над очками.

Мне пришлось заканчивать мысль.

– Я подумал, возможно, что-то знают в «Блумфилд Вайс». Мне показалось странным, что этот банк захотел вдруг, ни с того ни с сего, заплатить такую высокую цену за облигации.

– Кто именно в «Блумфилд Вайс» заинтересовался этими облигациями?

– Кэш Каллахан, один из наших торговых агентов.

– Понимаю. И мистер Каллахан даже не намекнул, что корпорация вот-вот будет поглощена.

– Нет. Но ведь он не сделал бы этого в любом случае, не правда ли? Если он хотел дешево купить облигации?

– Вы хотите сказать, что мистер Каллахан знал о предстоящем поглощении корпорации?

Я заколебался. На какое-то мгновение я подумал, что мне представляется долгожданная возможность прижать Кэша к стене. Но только на мгновение. Это была опасная позиция, лучше играть в открытую. Однако Берриман заметил мои колебания и, конечно, интерпретировал их по-своему.

– Нет. Я понятия не имею, что знал Кэш в тот момент. Я лишь хотел сказать, что тогда у меня были такие подозрения.

Берриман мне не поверил. Я видел, что он остался при своем мнении. Мне даже захотелось, чтобы он сам признался в этом, тогда я мог бы убедить его в своей невиновности. Я уже готов был произнести страстную речь в свою защиту, но сдержался. Скорее всего это только ухудшило бы мое положение.

– Это очень важный вопрос, мистер Марри. – Берриман подался вперед. – Обсуждали ли вы с мистером Каллаханом возможность покупки акций «Джипсам оф Америка» для собственной выгоды?

– Нет, не обсуждал, – твердо ответил я.

– Вы в этом уверены?

– Совершенно уверен.

Я даже удивился, откуда у Берримана родилась такая мысль. Может быть, Кэш сам торговал конфиденциальной информацией? Возможно, он заявил, что дал мне понять о предстоящей продаже «Джипсам»? Я просто не знал.

Уголки рта Берримана снова поползли вверх. Казалось, он был очень доволен моим ответом. Я чувствовал, что попал в какую-то ловушку, но никак не мог догадаться, в какую именно. Берриман продолжал:

– Вы звонили юрисконсульту «Блумфилд Вайс» вскоре после того, как было официально объявлено о продаже корпорации «Джипсам»?

У меня упало сердце. Берриман это заметил.

– Да, – ответил я.

– Зачем вы звонили?

– У нас обязанности юрисконсульта выполняла Дебби Чейтер. Она недавно умерла. Когда я разбирался в ее бумагах, я обнаружил адресованное ей письмо из «Блумфилд Вайс» о расследовании изменения курса акций «Джипсам оф Америка». В письме ее просили позвонить. Вместо Дебби в «Блумфилд Вайс» пришлось звонить мне, кажется, мистеру Боуэну. Я спросил, не могу ли я чем-то помочь в расследовании.

– Понимаю. – Берриман порылся в своих бумагах. – Вы сказали мистеру Боуэну, что мисс Чейтер сообщила вам о расследовании дела «Джипсам».

– Нет, вовсе нет. Понимаете, я... – Боже, что же я тогда говорил? – Кажется, я сказал, что мы вместе с ней покупали облигации «Джипсам». В известном смысле так оно и было.

– Гм-м. Мистер Боуэн придерживается другого мнения. Он говорит, что мисс Чейтер рассказала ему о своих подозрениях относительно причин изменения курса акций «Джипсам», а вы позвонили ему, чтобы узнать, как продвигается расследование дела, в котором были замешаны вы, Каллахан и другие.

– Но это не так.

– Оказалось очень кстати, что мисс Чейтер умерла именно в это время, не правда ли? – вкрадчиво продолжал Берриман.

Я взорвался. Последние десять минут я занимал оборонительную позицию, чувствовал себя неуверенно, потому что не знал, в чем именно меня обвиняют, и даже не был уверен, прав ли я был в своих поступках. Я защищался, шарахаясь от одного завуалированного обвинения к другому. Но последняя инсинуация – это было уже слишком. Я не знал, кто убил Дебби, но уж во всяком случае был уверен, что не я.

– Я не намерен выслушивать всю эту чепуху. Вы не имеете никакого права бросаться подобными обвинениями только потому, что сами не имеете ни малейшего представления о том, что случилось на самом деле, и надеетесь на слепой случай. Дебби была моим другом. Я ее не убивал, и у вас нет никаких оснований предполагать иное. Если вы думаете, что ее убил я, то идите в полицию. Если же нет, то тогда заткнитесь.

Берриман был ошарашен моей отповедью. Он открыл было рот, словно собираясь что-то сказать, но потом передумал. Он повернулся к Хамилтону, который бесстрастно наблюдал за допросом.

– Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

– Я отвечу только на вопросы по существу, но не на голословные обвинения, – спокойно, но твердо сказал Хамилтон.

Берриман заметно сник.

– Имел ли мистер Марри право покупать облигации «Джипсам»?

– Конечно, имел, – ответил Хамилтон. – Он уполномочен покупать и продавать ценные бумаги для фирмы.

– Получил ли он специальное разрешение на покупку этих облигаций?

– Нет. В тот момент я был в Японии. Но мистеру Марри не нужно никакого специального разрешения.

– Когда вы возвратились, вы одобрили действия мистера Марри?

Хамилтон задумался. Берриман терпеливо ждал. Наконец Хамилтон ответил:

– Нет, не одобрил.

– Почему?

– Пол интуитивно догадывался, что корпорация «Джипсам оф Америка» будет перекуплена. Я считаю, что он не располагал информацией, достаточной, чтобы эта догадка переросла в нечто большее.

– Но если бы мистер Марри точно знал, что «Джипсам» будет перекуплена, то тогда сделка была бы выгодной?

– Конечно. Надежный способ сделать деньги.

– Рассматривая события ретроспективно, не кажется ли вам вероятным, что Марри на самом деле точно знал, что корпорация «Джипсам» скоро будет перекуплена, и именно поэтому решил купить облигации?

Хамилтон встал.

– Послушайте, мистер Берриман, я вам сказал, что не намерен отвечать на голословные обвинения. Полагаю, вам лучше уйти.

Берриман аккуратно сложил свои бумаги и убрал их в портфель. Его коллега Шорт что-то царапал еще с минуту, потом тоже собрал свои записи.

– Благодарю вас за содействие, – сказал Берриман. – Я был бы очень признателен, если бы вы выслали мне копии ваших записей переговоров, связанных с покупкой мистером Марри интересующих нас облигаций и акций, а также всех телефонных разговоров мистера Марри за семнадцатое июля.

В операционных залах все деловые телефонные разговоры записываются. Это делается во избежание недоразумений, чтобы всегда можно было выяснить, кто и что именно сказал в любой момент, а изредка также для того, чтобы помочь властям в ходе расследования.

Хамилтон проводил гостей до лифта. Потрясенный и сбитый с толку, я снова упал в кресло. Мне было совершенно ясно: Берриман уверен, что он напал на какой-то след. Что это за след и куда он приведет, я не имел понятия, но что бы это ни было, мне оно не сулило ничего хорошего.

В комнату для совещаний вернулся Хамилтон.

– Ну как? – спросил он.

Я вздохнул.

– Я купил облигации и акции, потому что по моим предположениям корпорация «Джипсам» должна была перейти к новому владельцу. У меня не было никакой конфиденциальной информации.

Хамилтон улыбнулся.

– Хорошо, молодой человек, я верю вам.

Я почувствовал облегчение. Приятно, когда тебе кто-то верит.

– Я отвечал не лучшим образом, да? – поинтересовался я. Мне нужно было знать мнение Хамилтона, потому что я сам уже ни в чем не был уверен.

Хамилтон погладил бороду.

– Пока у них нет никаких доказательств, но, судя по их поведению, они уверены, что располагают какими-то материалами на вас. Послушайте, не лучше ли вам сегодня быстро прибрать свой стол и отправиться домой? В таком состоянии вы все равно не сможете работать.