Текст книги "Коронная башня"

Глава четвертая. «Гадкая голова»

После побоев даже пустые ведра на коромысле казались Гвен неподъемными и причиняли боль спине и плечам. Гру не простил ей вмешательства Итана. Однако следов он не оставил; порченый товар всегда продавался со скидкой.

Дойдя до общественного колодца на Кривой улице, Гвен сняла ведра, присела на край колодца и огляделась по сторонам. Время было еще раннее, солнце едва проглядывало между покатой крышей трактира и покосившейся крышей дома напротив. Эйвон рассказывала, что там когда-то находился постоялый двор, но это было давным-давно. Гвен почти могла себе это представить. Теперь дом пустовал, там никто не жил, кроме крыс и охотившихся на них псов. Состояние постоялого двора отражало состояние всего Нижнего квартала, в особенности Кривой улицы – тупик во всех смыслах слова.

Сколько Гвен себя помнила, мать бесконечно рассказывала ей о Медфорде, который однажды станет для них домом. Гвен представляла себе красивое место, полное каменных зданий и роскошных карет. Она мечтала, что они поселятся в одном из красивых домов с фонтаном, откуда можно будет брать воду, и поющими торговцами, как в Калисе. Даже сейчас, сидя на каменном краю колодца, Гвен не переставала удивляться тому, сколь разительно отличались ее детские мечты от действительности.

«Представляла ли мама на самом деле, куда мы направляемся?» – в который уже раз задавалась она вопросом.

Вся жизнь ее матери была подчинена одной-единственной цели – добраться до Медфорда. Годами она говорила об этом городе. Оглядываясь назад, Гвен видела теперь то, о чем в детстве не задумывалась. Они с матерью путешествовали вдвоем. Женщина с ребенком никогда бы не отправилась в далекое плавание одна, не будь у нее на то веской причины, даже если бы в конце пути ей был обещан рай. Кроме того, тенкинки никогда не путешествовали без сопровождения.

Странным было и имя, которое Иллия выбрала для своей единственной дочери: Гвендолин. Мать родилась в племени ованда и, согласно обычаю, должна была назвать ребенка в честь какого-нибудь предка, но у них в роду точно не могло быть никого по имени Гвендолин. Красивое имя, но не тенкинское. Так могли назвать светлокожую, белокурую девочку с голубыми глазами. До прибытия в Вернес Гвен никогда не видела женщин со светлыми волосами, и даже там они были редкостью. Лишь много лет спустя, когда Гвен наконец поселилась на севере, она повстречала других девушек с похожими именами. Однако имени оказалось недостаточно, чтобы ее сочли своей в чужих землях. Все светлокожие путешественники и лавочники смотрели на нее с презрением.

Жители Калиса тоже относились к белым гостям с некоторым подозрением. Большинство калианцев полагали, что чужеземцы приносят болезни, однако это никогда не мешало им налаживать с приезжими деловые отношения. На севере все было иначе. Даже в Вернесе, где, казалось бы, должны были привыкнуть к многоликой толпе иммигрантов, люди избегали общества Гвен и ее матери.

Они умерли бы с голоду, если бы не дар ее матери. В Вернесе было множество приезжих калианцев. Они поселились на холмах за городом, где разбили большой лагерь с красочными шатрами, совсем как в Дагастане или Ардоре, и его обитатели по достоинству оценили талант провидицы. Иллия предсказывала будущее по ладоням своих соотечественников, а те, в свою очередь, были рады иметь рядом с собой столь умелую гадалку.

У тенкинок этот талант всегда передавался от матери к дочери, и Иллия обучила Гвен всему, что знала.

– Свое будущее ты прочесть не можешь, – говорила ей Иллия, – как не можешь увидеть собственное лицо, но точно так же, как ты иногда видишь свое отражение в темном стекле или спокойном водоеме, ты сумеешь отыскать свой путь среди линий жизни других людей.

Мать учила Гвен своему ремеслу, показывая ей ладони клиентов.

– Что ты видишь? – спрашивала она, подставляя обветренную руку мужчины.

– Корабль, большой корабль с парусами, – отвечала Гвен.

– Какого цвета?

– Синего.

– Это, скорее всего, прошлое.

Гвен посмотрела на мужчину, которого мать держала за руку, и тот подтвердил ее слова:

– Я только вчера прибыл на корабле.

– Недавние события прочесть легче всего, – пояснила Иллия. – Они самые яркие.

Вскоре Гвен и сама занялась гаданием. Поначалу она видела только недавнее прошлое, и, чтобы не сердить клиентов, мать заканчивала гадать за нее. Так проходили все их уроки, и Гвен удивлялась, почему мама никогда не показывает ей собственные руки и не предлагает учиться по ним. Сначала Гвен думала, что слишком близкое родство не позволяет видеть будущее друг друга, но по мере того как росло ее мастерство, Иллия все чаще стала носить перчатки.

Спустя какое-то время они покинули лагерь калианцев и примкнули к каравану, который направлялся на север, но в дороге Иллия заболела, и им пришлось отстать от попутчиков. Гвен привезла мать в какой-то городок, где несколько дней пыталась найти врача, готового их принять, но все ее старания оказались тщетными. Предвидя скорую кончину матери, Гвен наконец решилась задать ей все мучившие ее вопросы. «Почему мы покинули Калис? Почему ты дала мне северное имя? – настойчиво спрашивала она. – И самое главное: почему для тебя так важно, чтобы мы добрались до этого таинственного места под названием Медфорд?»

Мать упорно отказывалась отвечать и говорила лишь, что так ей повелел бог. Когда Гвен спросила, какого бога она имеет в виду, мать ответила:

– Того, что ходит в обличье человека.

На оплату тесной комнатушки Гвен потратила почти все имевшиеся у них деньги. На протяжении многих дней ей так и не удалось добиться помощи врача, оставалось только прикладывать к голове матери влажную тряпку, а Иллия тем временем лежала, неподвижная и безмолвная, с закрытыми глазами. Но как-то утром она пошевелилась.

– Обещай мне… – прошептала она, – обещай, что поедешь в Медфорд, как мы всегда того хотели. Поклянись, что не остановишься на полпути, доберешься до этого города и поселишься там. Ты должна осуществить то, что не получилось у меня. Ты должна быть там ради него.

Гвен ничего не поняла из предсмертного бормотания матери, и она больше ничего не узнала о нем, но обещание дала. В ту минуту она готова была поклясться в чем угодно, даже если бы мать попросила ее выйти замуж за гоблина или поселиться на облаке.

Спустя два дня Иллия скончалась в крошечной комнатке в незнакомом городе, далеко и от Калиса, и от Медфорда. Гвен было всего четырнадцать лет.

Она предоставила матери роскошь умереть в постели, а не в канаве, и это окончательно разорило ее. Денег не осталось даже на еду, не то что на похороны. Мысль о том, что придется отдать тело матери городским стражникам, которые всегда относились к ним с невиданной жестокостью, повергала ее в ужас. Оставшись одна в маленькой комнатке, Гвен сделала единственное, что могла сделать: села и заплакала. Сквозь рыдания она едва расслышала стук в дверь.

На пороге стоял высокий худощавый человек с переброшенным через плечо кожаным мешком.

– Прошу прощения, я пришел к Иллии, – вежливо начал он.

– Моя мать умерла.

Гвен вытерла слезы. Тогда ей не пришло в голову спросить, откуда он узнал, где их искать.

Мужчина кивнул, не выказав ни малейшего удивления, как будто уже знал об этом.

– Мне очень жаль, – сказал он, глядя на кровать, где лежала закутанная в свою любимую шаль мертвая Иллия, и прибавил: – Твоя мать гадала мне по руке, но тогда у меня не было денег, чтобы заплатить ей. Я пришел отдать долг. – Он положил на ладонь Гвен шесть монет. Увидев их цвет, она раскрыла рот от удивления.

– Этого слишком много, – покачала она головой. – За гадание мама брала три медяка. Это… это…

Гвен никак не могла произнести вслух то, что вертелось у нее на языке. Сжимая монеты, она чувствовала себя так, будто держит в руках лето или солнечный свет. Помнится, она тогда подумала: «Такую силу нельзя держать такими грязными руками».

– Она предсказала кое-что очень хорошее, – пояснил мужчина.

Странная это была встреча. Незнакомец явно не был калианцем, а, насколько Гвен знала, Иллия никогда не гадала жителям севера.

Гвен увидела на лице мужчины улыбку. У него было хорошее, доброе лицо.

Все последующие годы она сотни раз переживала этот момент, спрашивая себя, что тогда произошло. Отчасти дело было в его манящих глазах, которые привлекли ее. Отчасти – в ее отчаянии. Гвен осталась одна как перст и не помнила себя от охватившего ее страха. Ее мучили вопросы – не только о том, кто он такой, но и кто она сама. Что ей делать теперь, когда она лишилась главной и единственной опоры в жизни? Вопросов было столько, что когда она посмотрела на незнакомца, все они явственно читались на ее лице.

Иллия научила Гвен всем премудростям гадания по руке, но она никогда не говорила, что бывает, если тенкинская провидица пристально посмотрит человеку в глаза. Мать объясняла так: линии на ладони – это жизненный путь человека, написанный его душой. Прочитать его почти так же просто, как книгу. Но сейчас Гвен обнаружила, что глаза – это окна, заглянув в которые утрачиваешь способность держать себя в руках. Посмотреть в глаза – это как прыгнуть со скалы в реку, не зная, какая там вода, какая глубина… И, как она поняла в тот день… в глазах можно утонуть.

Она бы и утонула, если бы он не отвернулся. Смотреть ему в глаза было все равно что созерцать вечность. Гвен не сошла с ума только потому, что незнакомец быстро отвел глаза, но того немногого, что она увидела, было достаточно. Силы покинули ее, и она в слезах рухнула перед ним на колени.

Ее головы коснулась ласковая рука, и Гвен услышала слова:

– С тобой все будет хорошо. Возьми эти монеты. Одну из них потрать на погребение матери. Будь щедрой – она заслуживает самого лучшего. Второй монетой оплати дорогу до Медфорда и будь бережлива. Оставшиеся четыре монеты сохрани и спрячь. Ты не должна тратить их, как бы плохо тебе ни было. Береги их, пока не поймешь, что иного выхода у тебя нет.

– Почему? – Теперь она не могла с уверенностью сказать, действительно ли задала этот вопрос или прошедшие годы заполнили провалы в памяти. Гвен с трудом верилось в то, что она сохранила дар речи после того, как посмотрела ему в глаза – после того, что там увидела.

– В Медфорде к тебе придет человек, попавший в беду, – сказал незнакомец. – Он придет ночью, слабый, беспомощный, облаченный в собственную кровь, и помолит о помощи. Ты должна быть там. Ты должна его спасти.

Мужчина подошел к кровати, где лежала покойница, и несколько секунд постоял возле тела. Когда он повернулся, Гвен заметила на его щеках слезы.

– Позаботься о ней. Она была хорошим человеком.

Это произошло целую жизнь назад, далеко отсюда. Четыре спрятанные монеты стали для Гвен священной реликвией. Она хранила их под щербатой доской в маленькой комнате в конце коридора, там, где была кровать с расшатанной ножкой. Пять лет Гвен берегла их, никому никогда о них не говорила и часто на них молилась.

– Чтоб ты провалился, дурацкий бесполезный кусок дерьма!

Гвен вздрогнула, услышав голос Диксона. Возчик ударил ногой по колесу телеги со сломанной осью, стоявшей возле склада Беннингтона, всем видом напоминая раненое животное. Сам Диксон выглядел не намного лучше. Он был силен, как бык, но лицо со впалыми щеками выглядело изможденным. Кривая улица для многих становилась концом пути. Диксон остановился, заметив, что девушка смотрит на него, и почтительно приподнял шляпу.

Этот жест вызвал у Гвен улыбку, и она кивнула в ответ.

Солнце поднялось высоко над косыми крышами, окрасив улицу в золотой цвет. По небу проплывали хмурые осенние облака, предвещавшие холодные дожди. Гвен с сочувствием посмотрела на Диксона. У нее хотя бы было пропитание и крыша над головой, а это уже немало. Ведь ее жизнь могла сложиться еще хуже… И как только она об этом подумала, жизнь ее и в самом деле стала хуже. По улице шел Стейн, держа в руке молоток, а под мышкой – кусок дерева.

* * *

– Притащил кусок дерева, – сообщила она Гру после того, как Стейн отнес свою ношу вверх по лестнице в «Гадкой голове». – Откуда он взял древесину?

– Не знаю и знать не хочу. Он должен починить дверной косяк. Давно пора. Небось паршиво сделает. Он ведь рыбак или портовый рабочий, что-то вроде того. Уж во всяком случае, не плотник.

Странно, подумала Гвен, неужели Гру не знает, что Стейн занимается рыболовными сетями на судне «Леди Банши»? Может, и знает, но прикидывается несведущим, чтобы подчеркнуть дистанцию между собой и Стейном. Таков был Гру – не из тех, кто поддерживает человека, когда меняется погода. Конечно, вполне возможно, он и правда не знал. В конце концов, Гру только наливал этому мерзавцу выпивку. Не ему же приходилось спать с ним и выслушивать потом его болтовню.

Гру вытирал опивки с обитой сосновыми досками барной стойки. И зачем он только понапрасну тратил время? Никому не было дела до чистоты прилавка. Те, кто являлся сюда по вечерам, с удовольствием расселись бы и возле сточной канавы на задах, лишь бы Гру продолжал им наливать. Не выпуская из рук грязной тряпки, Гру подошел к лестнице и крикнул:

– Постарайся сделать так, чтобы дверь легко открывалась и плотно закрывалась!

– Он что, получил жалованье? – спросила Гвен.

– Похоже на то. – Гру вернулся к барной стойке и потряс бочки, чтобы определить, насколько они полные. – Все, кто работает в порту, получают жалованье в новолуние, а вчера ночка была темная.

– Сколько? Сколько ему заплатили?

– А мне-то почем знать?

– Больше восьмидесяти пяти?

Гру помедлил, повернулся к ней и помахал полотенцем перед ее лицом.

– Это он уже оплатил.

– Я знаю. А теперь у него есть еще деньги…

– И что с того? Нам-то только лучше. У него есть деньги на починку двери и на выпивку.

– И на женщин?

– Ты о чем, безмозглая потаскушка?

– Ты не можешь отдать меня ему, Гру. Не можешь!

– Парень уплатил долг. – Гру подошел к грифельной доске и постучал по ней. Его мокрые пальцы оставили черные пятна на списке имен, напротив которых значилась сумма долга. На месте стертого имени Стейна зияла пустота. – Он больше ничего не должен.

– Если у него есть деньги, он меня убьет. Теперь он знает, что ему это сойдет с рук. Он даже цену знает – сколько ты берешь за это удовольствие.

– Неправда, – фыркнул Гру. – То, что произошло с Эйвон, просто несчастный случай. И не надо делать из Стейна чудовище, которое убивает девочек ради развлечения.

– Так оно и есть!

Гру нахмурился.

– Вовсе нет. Он платил за тебя несколько раз, и ничего, ты до сих пор жива. Да он со всеми здешними девочками развлекался не единожды. Стейн всегда был хорошим клиентом. Ты просто должна понять, что парням вроде него – тем, кто изо дня в день ковыряется в вонючей рыбе и выполняет приказы лодочников и портовых рабочих, – иногда нужна передышка. Им хочется почувствовать себя мужчинами, поэтому они время от времени любят похулиганить. Схватить девчонку за волосы, слегка встряхнуть – это дает им почувствовать, что они тоже чего-то стоят. Вот за чем он приходит. Вот за чем они все приходят – посмотреть, каково это – никому не подчиняться и делать, что вздумается.

Гвен молчала, скрестив руки на груди и слегка покачиваясь из стороны в сторону.

– Это был несчастный случай, Гвен, – повторил Гру. – Кроме того, неужели ты всерьез полагаешь, что я стал бы терпеть, вздумай он – или кто угодно – убивать моих девочек? Моему заведению от этого один вред. Мало того что теперь придется искать Эйвон хорошую замену, но и народу не понравилась эта выходка. Я начну терять посетителей, да еще пол от крови отмывай! Уж поверь, будь у меня причина подозревать, что смерть Эйвон – не обычный несчастный случай, я бы Стейна и на порог не пустил.

– Но он и раньше это делал. Он сказал мне, что была еще девушка в Роу.

Гру недовольно закатил глаза.

– С чего бы он стал тебе об этом рассказывать? Дальше ты обвинишь его в том, что он распространяет чуму и топит щеночков. Великий Мар, Гвен! Я знаю, ты все еще расстроена, но Стейн не убийца. И я с ним уже провел длительную беседу. Больше такое не повторится, поняла?

Гвен, разумеется, в это не верила, но не видела смысла продолжать бесполезный разговор.

– Я сказал ему, что если бы он взял напрокат лошадь и сломал ей ногу…

– Лошадь? Ты сравнил нас с лошадьми?

Гру усмехнулся:

– Ему так понятнее.

Гвен была уверена, что и самому Гру так понятнее.

– Стейн обещал хорошо себя вести, – успокаивающе сказал он.

– Он убьет меня, Рэйнор. – Назвав хозяина трактира по имени, Гвен надеялась достучаться до него, вдруг он воспримет ее слова как личную просьбу, обращенную к старому другу, а не к человеку, принудившему ее заниматься проституцией. – Он затаил злобу и убьет меня за то, что я пошла к шерифу.

– Ну так раньше надо было думать, ты так не считаешь?

Гвен промолчала. Что она могла на это ответить? Будь она мужчиной, избила бы Стейна до полусмерти, однако будь она мужчиной, в этом не было бы необходимости.

Заметив выражение ее лица, трактирщик немного смягчился.

– Послушай, я просто хочу сказать, что ты сама во всем виновата. К тому же, захоти Стейн тебя убить, он бы сюда не пришел, а расправился с тобой в другом месте. Но все это не имеет значения. Он просил оставить ему Джоллин.

– Он просил? И ты согласился? Ты и правда отдашь ему очередную девушку?

– Эль, азартные игры и женщины – вот чем я зарабатываю на жизнь. Вот и все.

– Не смей этого делать! Черт возьми, Гру, ты не можешь! Ты просто не можешь!

– Да угомонись ты! Я тебе уже сказал, он просил не тебя.

– Мне все равно. Он убьет Джоллин. Разве ты не понимаешь?

– Против Джоллин он ничего не имеет.

– Против Эйвон он тоже ничего не имел. Ему просто нравилось видеть страх на ее лице.

– Гвен, твоя болтовня мне порядком надоела! Хватит уже! – Гру грубо оттолкнул ее с дороги и вернулся к бочкам, тряхнув бочонок с темным элем сильнее, чем следовало.

– Мы не твоя собственность.

– Да неужели?

– Итан не позволит тебе держать нас здесь против нашей воли. Шерифы должны докладывать верховному констеблю, а тот – королю, а король Амрат думает о…

– Что, во имя Новрона, ты можешь знать о короле Амрате и о чем он думает? Или о шерифе, если уж на то пошло? Ты просто тупая шлюха, и я вообще не обязан тебя здесь держать. Я тебе это уже говорил. Можешь убираться отсюда! В любое время! – Он схватил Гвен за волосы и, подтащив к двери, вытолкнул на крыльцо. – Вот… иди. Ну давай, проваливай! – Он уставился на девушку. – Куда ты пойдешь? Что будешь делать? Зима на носу, по ночам уже холодно. Где ты будешь спать? Что будешь есть?

– Я могу делать то, что делала и здесь…

– Как в прошлый раз? Как Хильда? Ну давай, попробуй! Мешать не стану. Но второй раз обратно я тебя не приму. Иди-иди! Может, протянешь дольше, чем Хильда. Она продержалась пару недель. У тебя получится лучше. Ты умнее. Готов поклясться, продержишься целый месяц. Хотя… может, и нет. Она-то была местная.

Хильда и Эйвон работали в «Голове» до того, как туда пришла Гвен. Они никогда не говорили, как давно этим занимаются. Хильде не терпелось вырваться, поэтому она скопила немного денег и как-то ночью, после того как ее в очередной раз избили, сбежала от Гру. По слухам, она пыталась найти приличную работу, но ничего у нее не получилось. Она даже обратилась в другую пивную, но ей везде отказали, поскольку всем было известно, что это девочка Гру. И Хильде не оставалось ничего иного, кроме как торговать собой на улице, в переулке за кожевенной лавкой. Продержалась она всего две недели. Ее тело нашел Итан. Хильду ограбили и задушили. Убийцу искать никто не стал. Им мог оказаться кто угодно.

Гру посторонился, демонстративно освобождая Гвен дорогу.

– Хочешь жить? Значит, останешься здесь и будешь делать все, что я велю. – Он подергал свою жиденькую бороденку, состоявшую из разрозненных пучков волос, которые явно не желали расти вместе более чем на три дюйма. – Послушай, – сказал он уже мягче, – не хочу тебя пугать, но даже я знаю, что отдавать тебя Стейну – дерьмовая затея. Поэтому он возьмет Джоллин.

Гвен широко раскрыла глаза.

– Значит, он все-таки просил меня!

– Ага, но он тебя не получит. Уж сегодня-то точно. Не получит, пока я не буду уверен, что он оставил свои проделки в прошлом.

– Но он не оставит – у него это в крови, Гру! А даже если и не так, он сделает это от злости, чтобы хоть как-то отомстить мне. Он убьет Джоллин, потому что знает, какую боль причинит мне ее смерть. Если пока он не может поквитаться со мной за шерифа иным способом, его и это устроит.

Гру провел рукой по лицу и потряс перед девушкой кулаком.

– Гвен, я устал с тобой препираться. Ты здесь ничего не решаешь. Как только он починит дверь, я пошлю к нему Джоллин. Я уже все решил.

– Я тебя предупреждаю, Гру…

Он ударил ее с такой силой, что девушка пошатнулась, еле удержавшись на ногах.

– Сначала ты грозишься уйти, потом угрожаешь мне? Тебя погубит эта твоя калианская кровь! Не стоило мне вообще тебя привечать. С тобой хлопот не оберешься. Я знаю, мужчин привлекает твой экзотический вид, усматривают в тебе что-то новенькое, необычное. Но если б я знал, сколько от тебя будет неприятностей…

Гру схватил Гвен за плечи, сдавив их длинными грязными, похожими на звериные когти пальцами.

– Сейчас я скажу тебе, что делать, и ты все сделаешь. Поняла? – Он грубо встряхнул ее. – Я хочу, чтобы ты пошла, разбудила Джоллин и подготовила комнату. Приберись в маленькой, Стейна лучше не оставлять в комнате с кровавым пятном, а то неизвестно, что ему в голову взбредет.

Гру затащил девушку обратно в трактир и с силой толкнул к лестнице. По пути Гвен врезалась в стол и чуть не уронила стул.

– И больше я не желаю слышать от тебя ни единого слова! – Он поднял указательный палец. – Ни… единого… слова.

Стук, стук, стук – стучал молоток Стейна.

Гвен вошла в комнату к девушкам, где все они спали на двух матрасах на полу, словно щенята. Работа в «Голове» редко начиналась раньше заката, поэтому днем они обычно дремали. Не считая Гвен, самой старшей среди них была Джоллин, а самой младшей – Роза. Той было, наверное, лет четырнадцать, но Гвен так и не добилась от нее прямого ответа на вопрос о возрасте и потому точно не знала. Самой миниатюрной была Мэй, напоминавшая маленькую хрупкую птичку, и Гвен всегда передергивало, когда она видела, как эта девушка поднимается наверх с верзилами, которым даже в трактирном зале приходилось нагибаться, чтобы не задеть головой потолок. Этта никогда не отличалась красотой, а теперь выглядела и вовсе ужасно из-за переломанного сплющенного носа и двух выбитых передних зубов – следствия побоев, после которых она полтора дня пролежала без сознания. В основном она занималась уборкой и прислуживала в пивной. Кристи и Эбби могли бы сойти за родных сестер, настолько они были похожи, хотя Кристи приехала из Холодной лощины, а Эбби родилась на Кривой улице. Все они были уроженками Медфорда или окрестных ферм и деревень и за всю свою жизнь едва ли проехали больше пары миль – все, кроме Гвен, которая явилась с другого конца света.

Стук, стук, стук.

– Гру, я почти закончил, – крикнул Стейн.

Гвен пересекла океан, проехала через два государства и пять королевств. Она видела горы, джунгли и великие реки. Она побывала на улицах восточной столицы и крупнейшего города на западе, но за время всех ее скитаний не встретила ничего, что могло бы сравниться с увиденным ею в крошечной комнатушке, где скончалась ее мать, – с тем, что она увидела в глазах незнакомца, который вложил ей в ладонь шесть золотых монет.

«Береги их, пока не поймешь, что у тебя нет иного выхода», – вспомнились ей слова незнакомца.

– Вставайте! Просыпайтесь! – Она трясла всех девушек по очереди. – Собирайте вещи, и побыстрее!

Девушки медленно поднялись, потягиваясь, и теперь больше напоминали кошек, нежели щенят.

– Что случилось? – спросила Джоллин, потирая лицо, и, прищурившись, посмотрела на свет за окном.

– Нам нужно уходить.

– Уходить? – удивилась Джоллин. – Что это тебе в голову взбрело?

– Мы больше не можем здесь оставаться.

Джоллин закатила глаза.

– Опять ты за свое, Гвен! Ну, если ты еще раз хочешь попытаться, уходи!

– Я не могу уйти одна. Поодиночке никто из нас не выживет, но вместе может получиться.

– Где выжить? Как?

– У меня есть немного денег, – сказала Гвен.

– У нас у всех есть немного денег, – заметила Кристи. – Но этого не хватит.

– Нет, у меня есть настоящие деньги.

– Сколько? – спросила Эбби.

Гвен вздохнула.

– У меня есть четыре золотые монеты.

– Врешь! – вскричала Эбби.

– Четыре золотых? – пробормотала Мэй. – Быть не может! Ты никогда бы столько не заработала, даже если бы переспала со всеми мужчинами Медфорда.

– Я их не заработала, – пояснила Гвен. – Мне их дали. Я просто не знала, как их лучше потратить… а теперь знаю.

Джоллин усмехнулась:

– Я подозревала, что у тебя где-то припрятаны деньги, но не думала, что так много. Впрочем, этого все равно не хватит.

– Значит, придется еще заработать, – решительно кивнула Гвен.

– Что ты задумала? – спросила Эбби.

В том-то и беда: Гвен пока ничего не задумала. Она понятия не имела, что делать. Знала лишь, что не хочет окончить свои дни, как Эйвон, но одной ей не выжить. Может, вместе им больше повезет. Она подошла к окну, за которым виднелись грязные улицы Нижнего квартала.

– Я все продумала, доверьтесь мне.

– Нас никто не возьмет на работу, – сказала ей Джоллин. – В более-менее приличный дом, чьи хозяева могут себе позволить нанять служанку, никогда не возьмут человека без рекомендательного письма, даже мыть полы и выливать ночной горшок. А гильдии не принимают женщин в ученики.

– Она права, – согласилась Этта. – Меня-то уж точно никто не возьмет! Кому же захочется каждый день видеть мое лицо? Даже мне противно на него смотреть.

– Тебе все это прекрасно известно, Гвен. Однажды ты уже попробовала уйти, помнишь? Ничего у тебя не вышло! А про Хильду ты забыла?

– Хильда пыталась выжить в одиночку. Я тоже, – отозвалась Гвен. – Вот в чем была наша ошибка. Но если мы будем держаться вместе…

– То составим друг другу компанию, пока будем помирать с голоду? – съязвила Джоллин.

– Может, нам уйти куда-нибудь подальше? – предположила Мэй. – Туда, где нас никто не знает?

Джоллин покачала головой.

– Там захотят все про нас узнать. Никто не возьмет на работу тех, чье прошлое неизвестно. Мы там будем чужими, и никто не предпочтет незнакомца человеку, которого знал годами.

– У меня на глазах мать умерла от голода, – тихо проговорила Роза. – Я не хочу повторить ее судьбу.

– Нет, уйти от Гру слишком опасно, – заключила Джоллин. – Даже если у нас было бы достаточно денег на еду, нам негде спать, разве что на улице. Как скоро нас тоже ограбят и задушат? Гвен, неужели ты думаешь, что, будь у нас выбор, мы бы оставались здесь?

Гвен отвернулась от окна.

– Но у меня есть золото…

– Чудесно, Гвен! Купи себе красивое платье или что-нибудь еще. – Джоллин снова улеглась на матрас и потянулась за покрывалом.

– Но ты не понимаешь…

– Все я понимаю! Ты считаешь, что где-то может быть лучше, чем здесь. Да, Гру часто ведет себя как последний мерзавец, но поверь мне, это еще не самое страшное, что есть в жизни. Уж я-то знаю! Надо смотреть правде в глаза: как бы отвратительно здесь ни было, если мы уйдем, то почти наверняка погибнем. Кому, как не тебе, это знать?

– Ты права, – кивнув, Гвен хлопнула себя руками по бокам. – Ты совершенно права!

– Ну надо же! Оказывается, и ее можно в чем-то убедить.

Джоллин натянула покрывало на голову и зарылась в подушку, чтобы не слышать доносившегося из коридора стука.

– Что, Джоллин, грохот мешает тебе спать? – спросила Гвен. – А знаешь, что это за стук? Стейн чинит дверь, которую я сломала.

– И что? – Джоллин скинула с головы покрывало и покосилась на Гвен.

– А то, что у него появились деньги, и Гру собирается отдать ему тебя.

Джоллин смертельно побледнела и медленно села на матрасе.

– Меня?

– Он же ее до смерти изобьет, – ужаснулась Этта, пришепетывая так, что слово «смерть» прозвучало как «шмерть», и слова, произносимые ее покалеченными устами, казались не просто словами и звучали особо угрожающе.

– Да, изобьет, и это будет не последняя его жертва – если только мы не уйдем… прямо сейчас.

– Но ты же чуть не погибла, когда попыталась, и Хильда…

– Повторяю: и я, и Хильда совершили одну и ту же ошибку… Тогда я этого не понимала. Каждая пыталась выжить в одиночку. К тому же у Хильды было всего несколько медяков, поэтому она оказалась на улице, а когда я бежала, то не взяла свои монеты… Они остались здесь, в тайнике. А на них мы можем приобрести собственное жилье – безопасное жилье. И что с того, что нас никто не возьмет на работу? Какая разница? Гру неплохо на нас наживается, и Хильда правильно решила оставлять всю прибыль себе. Мы можем открыть собственный дом. Если мы будем вместе, у нас есть шанс выжить. Это лучше, чем надеяться на то, что Стейн лишится работы и останется без денег или превратится в нормального человека.

На лицах девушек появилось выражение сомнения. Гвен поняла, что они прикидывают свои шансы.

– Всё, я иду за деньгами! Кто уходит со мной, собирайте вещи! Ждать нам нечего, если решили уйти, надо сделать это немедленно.

Гвен выскочила из комнаты, чтобы избежать лишних вопросов и успеть покинуть трактир до того, как Стейн закончит работу. По правде говоря, эта мысль пришла ей в голову буквально минуту назад, и не все фрагменты мозаики пока что сложились в единую картину.

Стук, стук, стук. Стейн стоял на коленях, прибивая новую доску из светлого дерева к дверному косяку. Увидев Гвен, он гнусно улыбнулся.

– Ну вот, здесь я почти закончил. Потом немного повеселюсь…

Гвен зашла в маленькую комнату напротив и захлопнула за собой дверь. Прислонившись к ней спиной, она выждала какое-то время, чтобы убедиться, что Стейн не последует за ней. Из коридора по-прежнему доносились звуки рубанка и молотка. Значит, ей ничто не угрожает… пока. В маленькой комнате не было запора, как в той, другой, где была убита Эйвон. Это всегда немного беспокоило Гвен. Днем ей никогда не удавалось проверить, на месте ли деньги, но сейчас она явилась сюда не для того, чтобы удостовериться в их сохранности.

Она прошла по комнате, отодвинула стол и, вознося молитву, подняла половицу. То, что ей удалось так долго скрывать эти деньги под самым носом у Гру, само по себе было чудом. Клиенты всегда платили за девушек Рэйнору, но некоторые, те, что подобрее, давали девушкам на чай. Не больше пары медяков, и Гру позволял им оставлять чаевые себе. Но он и понятия не имел, что Гвен хранит под полом в маленькой спальне целое состояние. Если бы знал, сам прикончил бы ее ради этих денег.