Текст книги "Скептик: Рациональный взгляд на мир"

3. Я был неправ

Три слова, которые часто отделяют профессионалов науки от позеров

Мой друг Джеймс Ранди говорит, в какой-то мере в шутку, что после защиты диссертации из диплома доктора наук выделяется особое химическое вещество, которое, попадая в мозг, лишает жертву возможности сказать: «Я не знаю» или «Я был неправ». Не знаю, со всеми ли это случается, но я, например, признаюсь, что в своей статье о китайской науке в июльском выпуске Scientific American 2001 г. неправильно указал курс валют – 80 юаней за доллар (на самом деле восемь за доллар, как написано во второй главе этой книги). Я только что вернулся из Пекина, а статью вычитывал мой китайский коллега, но ошибка все равно проскочила. К счастью, на нее указали многие читатели.

В июньском номере 2001 г. я сделал заявление посерьезнее о передаче на канале Fox, где утверждалось, что высадка людей на Луну – фальсификация. Я говорил, что продуктов сгорания ракетного топлива в спускаемом аппарате не было видно потому, что на Луне нет атмосферы. Я был отчасти неправ. Отсутствие атмосферы не так уж и важно – основная причина в том, что двигатель лунного модуля работает на самовоспламеняющемся топливе (тетраоксид азота и аэрозин 50), которое вспыхивает при соприкосновении компонентов и сгорает без остатка (сравните почти невидимый выхлоп космических челноков с ярким пламенем, вырывающимся из двигателей твердотопливных ускорителей ракет-носителей). И вновь читатели пришли на помощь с конструктивной критикой.

Эта конструктивная обратная связь – живительная кровь науки, как и готовность, пусть и неохотно, сказать перед лицом неопровержимых доказательств: «Я был неправ». Неважно, кто вы или насколько значимой считаете свою мысль – если факты свидетельствуют против нее, она неверна. (Конечно, если ваша фамилия Эйнштейн, Фейнман или Полинг, вначале вас примут благосклонно, но, как говорят голливудские гуру о широкомасштабных рекламных кампаниях фильмов, – вы отвоюете себе неделю. Потом фильм все равно провалится или взлетит в зависимости от его достоинств.) Лжеученые избегают рецензирования, чтобы не нарваться на неизбежные критические комментарии, являющиеся неотъемлемой частью здоровой науки. Вспомните, например, спорную теорию столкновений планет Иммануила Великовского, впервые представленную в 1950 г. Великовский не был истинным ученым, и он отказался от взаимодействия с рецензентом своей статьи, поданной в солидный журнал Science. «Мою статью вернули для доработки, когда пара рецензентов не согласились с утверждением, что нижние слои атмосферы Венеры окисляются. У меня был простой ответ… но мне совершенно не хотелось спорить и переписывать текст».

Почти четверть века спустя когда Карл Саган организовал специальное заседание, посвященное его теории, на встрече Американской ассоциации содействия развитию науки, Великовский хвастался: «Мои "Миры в столкновении" и "Земля в смятении" не требуют никаких доработок, а все остальные книги о земной и небесной науке 1950 г. нужно полностью переписать… В моих книгах никто не может поменять ни слова». Нежелание представить свою работу на рецензирование и неспособность признать ошибки – противоположность научному подходу.

Блестящий пример достойного исследования можно найти в выпуске Science от 11 мая 2001 г., в докладе «Африканское происхождение современного человека в Восточной Азии». Группа китайских и американских генетиков изучила 12 127 мужчин из 163 азиатских и океанийских народностей, отслеживая три генетических маркера в Y-хромосоме. Они обнаружили, что у каждого испытуемого была мутация в одном из трех участков, истоки которой можно проследить до одной-единственной африканской народности, жившей примерно 35 000–89 000 лет назад. Их скромно сформулированный вывод о том, что «данные не подтверждают даже минимального вклада локальных гоминидов в происхождение анатомически современного человека в Восточной Азии», на самом деле великая победа гипотезы «из Африки», предполагающей, что все современные народы могут проследить свое африканское происхождение. Он также наносит значительный удар по «мультирегионалистской» гипотезе, согласно которой у современных людей несколько разных предков, живших сотни тысяч лет назад. Это открытие подкрепляет предшествующие исследования митохондриальной ДНК, палеонтологическую летопись и важное открытие, что ДНК неандертальцев не имеет следов скрещивания с человеком, жившим в то же время.

Один из главных защитников мультирегионализма – антрополог Винс Сарич из Калифорнийского университета в Беркли всегда отстаивал свою точку зрения с огромным пылом. (Я знаком с Винсом и могу лично подтвердить, что он отчаянный борец за свои взгляды.) Но когда этот «убежденный мультирегионалист» увидел новые данные, он признался: «Во мне произошел переворот, нечто вроде откровения. Никаких более древних линий Y-хромосом [у современных людей] нет. Никаких древних линий митохондриальных ДНК тоже нет. Точка. Это было полное вытеснение. Другими словами, Сарич сделал заявление, которое требует огромного интеллектуального мужества, – он сказал: «Я был неправ».

Прав ли был Сарич, отказавшись от своих взглядов, еще предстоит выяснить: новые исследования могут подтверждать или опровергать предшествующие находки (один стойкий защитник поверженной гипотезы сказал мне, что Винс никогда и не был мультирегионалистом, а это исследование ничего не опровергает). Суть в том, что креационисты и социальные критики, обвиняющие науку в догматическом преклонении перед авторитетом и братством старых товарищей, ограниченных консерваторов, попросту неправы. Наука – это постоянное движение, теории шлифуются непрерывно меняющимися потоками фактов, а ученые действительно меняют свои взгляды.

4. Шаманы сциентизма

В честь 60-го оборота Стивена Хокинга вокруг Солнца рассмотрим общественное явление, которое раскрывает глубокий секрет человеческой природы

В 1998 г. Бог явился в Калифорнийском технологическом институте.

Точнее, ученый эквивалент божества в виде Стивена Хокинга прочел публичную лекцию с помощью синтезатора речи, который теперь широко известен. («Простите мой американский акцент», – любит острить Хокинг.) Аудитория на 1100 мест была заполнена, 400 человек смотрели видеотрансляцию в соседнем зале, а еще сотни сидели на газоне и слушали апостольское послание святого от науки через мощную аудиосистему.

Лекция была назначена на 20:00. К 15:00 очередь обогнула лужайку перед зданием. К 17:00 сотни рядовых ученых из НАСА развлекались игрой во фрисби и пили газировку со студентами Калтеха и близлежащих университетов. Если кто-то из прохожих подумал, что там выступает Боно или Бритни, их можно было бы понять.

Когда он въехал в аудиторию на своем кресле-коляске с электроприводом, все встали, аплодируя. Проповедь касалась его обычных научных тем – о Большом взрыве, черных дырах, времени и Вселенной. Черед богословия наступил, когда подошли к ответам на вопросы. Кто-то интересовался тонкостями квантовой механики, теорией струн и инфляционной космологией, но больше всего слушателей волновали Глубокие ответы на Главные вопросы: «Как началось время?», «Что было до Большого взрыва?», «Почему существует Вселенная?» Хотя Хокинг и попытался ответить на них, некоторым этого было мало. Ну разве можно упустить случай задать совершенному уму самый главный вопрос: «Есть ли Бог?»

После этого вопроса, на который нет ответа, Хокинг замер в своем кресле, и только его глаза бегали взад-вперед по экрану компьютера. Прошла минута-другая – специалист по космологии Кип Торн использовал их, чтобы объяснить, как работают мозг и компьютер Стивена. Наконец, после паузы, которая, казалось, длилась вечно, на лице Хокинга появилась сухая усмешка, и дельфийский оракул изрек: «Я не отвечаю на вопросы о Боге».

Что именно в Хокинге делает его святым от науки? Мне кажется, он – воплощение более широкого общественного явления, известного как сциентизм. Это научный взгляд на мир, предполагающий естественные объяснения всех явлений, не признающий сверхъестественного и паранормального, принимающий критику и эмпиризм как два столпа жизненной философии Научной эры.

Голос сциентизма лучше всего слышен в новом жанре научной литературы, подходящей и для профессионалов, и для неискушенных читателей. Примеры – это работы Карла Сагана, Стивена Джея Гулда, Ричарда Докинза, Эдварда Уилсона, Джареда Даймонда и многих других, пишущих или писавших для широкой аудитории на все времена. Сциентизм – мост через пропасть между, как выразился физик Ч. Сноу, «двумя культурами» – научной и художественно-гуманитарной (двумя лагерями, не способными взаимодействовать друг с другом). Сциентизм породил новую интеллигенцию, искренне интересующуюся глубокими философскими, идеологическими и богословскими следствиями научных открытий.

Хотя истоки сциентизма уходят вглубь веков – их можно отыскать в работах Галилея и Томаса Гексли, его современному воплощению дал начало в 1960-е гг. математик Джейкоб Броновски, автор и ведущий документального сериала «Восхождение человека». Оно набрало обороты в 1980-е гг. с выходом книги «Космос» (Cosmos) Карла Сагана и расцвело в 1990-е гг. с появлением «Краткой истории времени» (A Brief History of Time) Хокинга, которая установила рекорд: 200 недель в списке бестселлеров лондонской Sunday Times, объем продаж более 10 млн экземпляров по всему миру, переведена более чем на 30 языков. Последняя работа Хокинга «Мир в ореховой скорлупке» (The Universe in a Nutshell) уже заняла прочную позицию в списке бестселлеров New York Times.

Cлава Хокинга растет по многим причинам: его работы несут колоссальный заряд культуры сциентизма, его идеи о природе космоса дают ответы на квазибогословские вопросы, а главное, он – герой, побеждающий практически непреодолимые физические препятствия, которые сломили бы любого другого.

Но личный успех Хокинга в частности и взлет сциентизма в целом – признак еще более глубокого явления. Во-первых, не все науки одинаково весомы в структуре сциентизма: космология и теория эволюции ставят главные вопросы, которые традиционно были прерогативой религии и богословия. Сциентизм смело предлагает естественно-научные ответы, которые занимают место сверхъестественного и, таким образом, обеспечивает духовную поддержку тем, чьи потребности не удовлетворяются древними культурными традициями. Во-вторых, мы, в основе своей, социальные иерархические приматы. Мы почтительно относимся к вожакам, уважаем старших и следуем заветам шаманов. Поскольку сейчас Век науки, мы поклоняемся шаманам сциентизма. В-третьих, имея дар речи, являемся еще и приматами-рассказчиками и мифотворцами, со сциентизмом в основе наших историй и учеными в роли сказителей нашего века.

Так что по случаю 60-го дня рождения Стивена Хокинга мы чествуем и этого научного шамана, и великую культуру сциентизма, в которой мы живем.

Дополнение: в 2015 г. Стивену Хокингу исполнилось 73, он еще полон сил – фонтанирует статьями и книгами, читает лекции и доклады для коллег и широкой публики и все так же собирает толпы в Калтехе.

5. Физик и ловец жемчуга

Различие между авторами двух новых теорий раскрывает социальную природу научного процесса

Рассмотрим цитаты из двух недавно изданных за счет авторов книг, претендующих на революционный переворот в науке:

Эта книга – итог почти 20 лет, ушедших на создание нового вида науки. Я не ожидал, что это займет столько времени, но мне удалось открыть намного больше, чем казалось возможным, и, в сущности, моя работа затрагивает практически все существующие разделы науки, и довольно существенно. На мой взгляд, [это открытие] – одно из важнейших в истории теоретической науки в целом.

Я работал над этой книгой без посторонней помощи на протяжении последних 30 лет. Прочитав ее, вы поймете, что такие идеи мог выдвинуть только человек, не принадлежащий системе. Они настолько переворачивают современное мышление, что даже частично эту целостную теоретическую систему невозможно представить в рамках жесткой структуры традиционной науки.

Оба автора десятилетиями работали в одиночестве. Оба сделали одинаково сумасбродные заявления о перевороте основ физики в частности и науки в целом. Оба чурались традиционного пути публикации научных статей в рецензируемых журналах и решили представить свои идеи публике напрямую, в научно-популярных книгах. В обеих работах сотни диаграмм и иллюстраций, призванных объяснить фундаментальное строение природы.

Но между этими авторами есть принципиальное различие: об одном писали Time, Newsweek и Wired, а рецензия на его книгу появилась в The New York Times. На другого не обратили никакого внимания, кроме упоминания в экспозиции крошечного музея искусства в Южной Калифорнии. Чтобы понять причины такого разного приема, обратимся к их биографиям.

Один из них в 20 лет защитил диссертацию по физике в Калтехе, и Ричард Фейнман отзывался о нем как о «потрясающем» ученом, он стал самым молодым лауреатом престижной премии Макартура «Гений». Он основал институт по исследованию сложных структур в одном из крупных университетов, а затем ушел оттуда, чтобы основать собственную компанию по разработке программного обеспечения, где написал чрезвычайно успешную программу, которой пользуются миллионы ученых и инженеров. Другой автор – бывший ловец жемчуга, золотоискатель, режиссер, землекоп, слесарь, изобретатель, владелец компании, проектирующей и производящей надувные понтоны для подводных работ, а также хозяин и оператор парковки трейлеров. Угадаете, кто есть кто и где чья цитата?

Первой идет цитата из книги Стивена Вольфрама, виртуоза из Калтеха и автора «Нового вида науки» (A New Kind of Science), в которой фундаментальная структура Вселенной и всего в ней сводится к вычислительным правилам и алгоритмам, воспроизводящим сложные структуры в форме клеточных автоматов. Вторая цитата принадлежит Джеймсу Картеру, ловцу жемчуга и автору «Иной теории физики» (The Other Theory of Physics), предлагающей цирклоновую теорию Вселенной, где вся материя строится из кольцевидных трубок, которые связывают все, от атомов до галактик.

Прав ли Вольфрам – еще предстоит узнать, но это выяснится, потому что его идеи тестируются на конкурентном рынке науки. Истинность идей Картера так и останется скрытой от нас, поскольку ученые не принимают их всерьез. Почему? Потому, что, нравится вам это или нет, в науке, как и практически в любых человеческих интеллектуальных начинаниях, шанс быть услышанным зависит от личности говорящего не меньше, чем от смысла сказанного. (Если Вольфрам ошибается – его теория отправится к флогистону, эфиру и цирклонам.)

Наука в этом плане консервативна и склонна к элитизму. Это неизбежно, если хочешь выжить в океане кандидатов в революционеры. Время и ресурсы ограниченны, а на каждого Стивена Вольфрама приходится сотня Джеймсов Картеров, так что приходится выбирать. Нужен фильтр, чтобы отделять истинно революционные идеи от бесплодных подделок. Здесь за дело берутся скептики. Джеймсы Картеры интересны нам потому, что они в какой-то мере дают возможность понять, как рождаются заблуждения, и таким образом приблизиться к правильному пути. Но мы изучаем и белые пятна между наукой и лженаукой, потому что именно там может произойти новый великий научный переворот. Хотя большинство лжеидей присоединяются к флогистону на свалке науки… распознать их не так-то легко, пока не присмотришься повнимательнее.

Дополнение: работа Джеймса Картера по теории цирклонов доступна на сайте http://circlon.com. Популяризатор науки Маргарет Вертхейм написала книгу о Картере и других «научных отщепенцах» под названием «Окраины физики» (Physics on the Fringe): http://physicsonthefringe.com.

6. Свеча во тьме

Вместо того чтобы проклинать тьму лженауки на телевидении, зажжем свечу Научной кабельной телесети

С тех пор как Галилей положил начало традиции рассказывать о науке простым языком, чтобы все могли пользоваться ее плодами, существует напряжение между теми (назовем их исключателями), кто считает науку уделом избранных, а ее распространение недостойным делом, и теми (назовем их вовлекателями), кто уверен, что на любом уровне для науки необходимы ясность изложения и понимание широкой публикой процесса и результата.

На протяжении большей части ХХ в. бал правили исключатели, и тот, кто осмеливался писать для не вхожих в избранный круг, становился изгоем. Сериал «Космос» на телеканале PBS посмотрели более полумиллиарда человек, но его автору Карлу Сагану (астроному из Корнелльского университета) отказали в членстве в Национальной академии наук по той простой причине (биографы Сагана в подтверждение этого приводят интервью со знающими ситуацию людьми), что он уделял слишком много времени популяризации науки.

Однако в последние два десятилетия возник новый литературный жанр – профессиональные ученые стали представлять новые исследования и теории в книгах, адресованных и коллегам, и широкой публике. Большинство работ Стивена Джея Гулда написано в этом жанре, как и книги Эдварда Уилсона, Эрнста Майра, Джареда Даймонда, Ричарда Докинза, Стивена Пинкера и многих других. Чтобы считаться культурным человеком в современном обществе, недостаточно разбираться в литературе, живописи и музыке. Нужно знать что-то и о науке.

Увы, большинство людей получают научную информацию не из книг и документальных сериалов PBS. Фанаты науки, конечно, утоляют свою жажду знаний блестящими сериалами вроде Nova и Scientific American Frontiers, но абсолютное большинство получает крохи информации из коротких заметок в газетах или сообщений в новостях, где чередуются пугающие медицинские открытия и поразительные фотографии с космического телескопа Hubble, а нюансы того, как на самом деле делается наука и почему противоречивые результаты не означают ее провала, остаются за кадром. Еще хуже то, что большинство медиа гонится за рейтингами и транслирует лженаучную мешанину об НЛО, экстрасенсах и фальсификации высадки на Луну.

Как и большинство ученых, я часто жалуюсь на бедственное положение дел. Мы пишем письма директорам телеканалов, но, увы, безрезультатно. Может быть, решение – создать наш собственный телеканал. Появление Научной кабельной телесети, или НКС, не за горами. Роджер Бингэм из Центра исследования мозга и сознания Калифорнийского университета в Сан-Диего возглавляет движение (участником которого являюсь я, а также вдова Сагана Энн Друян и Терри Сейновски, нейробиолог из Института Солка) по созданию некоммерческой организации по образцу Общественно-политической кабельной телесети, доступной более чем в 8 млн домов. НКС будет вещать о науке круглосуточно семь дней в неделю, освобождая нас, по словам Бингэма, от «тирании новостных заголовков».

Разве не прекрасно иметь доступ к трансляции слушаний в Конгрессе о клонировании, биотерроризме, глобальном потеплении и старении? Разве не чудесно слушать через кабельную сеть лекции ведущих ученых на ежегодных научных конференциях? Каждый год десятки тысяч, например, нейробиологов собираются, чтобы обменяться информацией о том, как работает мозг. Разве вам не хотелось бы послушать их доклады вместо 30-секундной выжимки в теленовостях? Я организую ежемесячные лекции по проблемам науки в Калтехе, на которых присутствуют более трех сотен человек, там выступали такие светила, как вышеупомянутые Пинкер, Докинз и Гулд. Разве не сказочно было бы сделать эти лекции доступными трем сотням тысяч человек?

НКС будет нести науку людям – ученым, законодателям, учителям, студентам – как никогда раньше. Саган назвал науку «свечой во тьме». НКС еще в стадии организации, но, если мы сможем запустить ее, это будет свеча, освещающая дорогу к глобализации науки.

Дополнение: НКС теперь превратилась в TSN (http://thesciencenetwork.org), Научную сеть, и она ведет огромную работу по выкладыванию в Интернет материалов конференций, лекций и интервью по самым разным темам. Наиболее известные из них – доклады из серии «Невероятное» с участием Ричарда Докинза, Сэма Харриса, Нила Деграсса Тайсона, Лоренса Краусса, Дэниела Деннетта, Шона Кэрролла и вашего покорного слуги: http://thesciencenetwork.org/programgroup/beyond-belief.

7. Принцип Фейнмана – Тафти

Визуальное представление данных должно быть достаточно простым, чтобы уместиться на борту фургона

Мне давно хотелось встретиться с Эдвардом Тафти – человеком, которого The New York Times назвала «Леонардо да Винчи в сфере визуализации данных» за его кратко написанные, искусно иллюстрированные и изящно изданные книги о графическом представлении данных. Я мечтал пригласить его выступить в цикле научных лекций Общества скептиков, который я организую в Калтехе. Но разве мы могли позволить себе кого-то такого уровня? Он ответил на мое предложение так: «В качестве гонорара я хочу посмотреть на фургон Фейнмана».

Покойный физик из Калтеха Ричард Фейнман известен многими талантами: он участвовал в создании атомной бомбы в Лос-Аламосе, получил Нобелевскую премию по физике, вскрывал сейфы, играл на ударных, рисовал обнаженную натуру и рассказывал невероятные истории о своей полной приключений жизни (собранные в книге «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман»[2]2
  Ричард Фейнман. Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман. Пер. с англ. – М.: АСТ, 2015.


[Закрыть]). Здесь, в Пасадене, слава Фейнмана распространялась на фургон Dodge Tradesman Maxivan 1975 г., бока которого были украшены странными диаграммами. Большинство видевших фургон озадаченно пялились на извилистые линии, но когда кто-нибудь спрашивал водителя, почему его фургон расписан диаграммами Фейнмана, то получал ответ: «Да потому что я – Ричард Фейнман!»

Фейнман впервые обнародовал свои диаграммы в 1949 г. в статье под названием «Пространственно-временной подход к квантовой электродинамике», после чего они стали штатным инструментом физиков для вычисления вероятностей квантовых событий. Диаграммы Фейнмана – упрощенное графическое представление крайне сложного мира квантовой электродинамики, где фотоны изображаются волнистыми линиями, электроны – прямыми или изогнутыми неволнистыми линиями, а на пересечениях линий электрон испускает или поглощает фотон. Фейнман мыслил зрительными метафорами, примером может служить это описание закона физики: «Природа ткет свой узор только из самых длинных нитей, так что каждый крошечный участок ткани отражает устройство всего гобелена». Коллега Фейнмана – физик Фримен Дайсон вспоминал: «Когда фейнмановские приемы впервые стали доступны, они невероятно расширили возможности. С ними можно было проделывать массу такого, что раньше никак не удавалось». Физик Ханс Бете соглашался: «Великая сила диаграмм Фейнмана в том, что они сводят воедино множество шагов прежних вычислений».

В диаграмме на задней двери фургона, изображенной на снимке, время течет снизу вверх. Если прикрыть диаграмму листом бумаги и потянуть его вверх, мы увидим пару электронов (прямые линии), движущихся навстречу друг другу. Когда левый электрон испускает фотон (пересечение с волнистой линией), он отклоняется влево, наружу; правый электрон поглощает фотон и отклоняется вправо. (Наклейка на бампере «Тува или смерть» напоминает о попытке Фейнмана съездить в крошечную республику Тува в составе России, потому что «место, столица которого называется К-Ы-З-Ы-Л, просто обязано быть интересным!» Он умер, не успев добраться туда.) На втором снимке Тафти фотографирует другие диаграммы Фейнмана на фургоне, большинство из них изображает несколько испущенных или поглощенных фотонов.

Диаграммы Фейнмана – воплощение того, чему учит и что проповедует Эдвард Тафти на своих семинарах (http://edwardtufte.com) и в своих книгах («Визуальное представление количественной информации» (The Visual Display of Quantitative Information), «Визуальные объяснения» (Visual Explanations) и «Воображая информацию» (Envisioning Information)) по информационному дизайну: «Хорошее представление данных помогает раскрыть информацию, связанную с пониманием механизма, процесса и динамики, причины и следствия». Люди – весьма визуальные приматы, они видят непредставимое и представляют невидимое. Глаз и мозг неразделимы. «Визуальное представление фактов должно подчиняться принципам объяснения количественных фактов. Ясное и точное видение становится ясным и точным мышлением».

Мастер ясного и точного мышления встречается с мастером ясного и точного видения в том, что я называю принципом Фейнмана – Тафти: визуальное представление данных должно быть достаточно простым, чтобы уместиться на борту фургона.

Как убедительно показал Тафти в своем анализе катастрофы космического челнока Challenger, «ее явной непосредственной причиной была неспособность заметить связь низких температур и повреждений уплотнительного кольца в предшествующих полетах» по 13 графикам, подготовленным для НАСА компанией Thiokol (изготовителем взорвавшегося твердотопливного ускорителя). Потеря шаттла Columbia, считает Тафти, напрямую связана с «фестивалем бюрократического гиперрационализма в презентациях PowerPoint», когда на одном слайде было шесть иерархических уровней текста, за которыми сложно заметить, что повреждение левого крыла может иметь критические последствия. Как замечает Тафти в своем классическом учебнике 1963 г. «Фейнмановские лекции по физике», Фейнман освещает всю физику – от небесной механики до квантовой электродинамики, – довольствуясь лишь двумя уровнями: заголовками и подзаголовками.

Тафти устанавливает для процесса представления данных шесть принципов: «(1) документирование источников и характеристик данных, (2) постоянное проведение уместных сравнений, (3) демонстрация причинно-следственных связей, (4) количественное выражение этих связей, (5) признание внутренней многомерности аналитических проблем, (6) рассмотрение и оценка альтернативных объяснений». Короче говоря, «представление информации должно быть документальным, сравнительным, причинно-следственным и разъясняющим, количественным, многомерным, исследовательским, скептическим».

Скептическим – ну прямо-таки специально для этой колонки. Когда я попросил Тафти сформулировать общую цель его работы, он ответил: «Простая структура, глубокое содержание». Нам всем нужен ориентир, а простая структура, глубокое содержание – логичная цель для будущих статей этой серии.

Дополнение: у Тафти открылась выставка в Лаборатории Ферми – ускорителе частиц в Чикаго, там можно увидеть и диаграммы Фейнмана, и даже его фургон, восстановленный Шимусом Блэкли и Ральфом Лейтоном (http://bit.ly/1nuSlEn).